"Газета Завтра 213 (52 1997)" - читать интересную книгу автора (Завтра Газета)Леонард Лавлинский
* * * Долго клюет поминальную снедь Быстрая птица. Крест на могиле успел потускнеть, Лак — облупиться. В небе молитву творит за родню Истовый прадед. Миг расставания — дочь хороню - Сны лихорадит. Даже не плачу — душа изнутри Вымерзла в теле. Экая разница — год или три? Вскачь пролетели. Сам костенею в ледовом гробу, В стуже кристалла. Толстую крышку ногтями скребу - Легче не стала. Сны разгоню — потемнело вверху. С небом не спорю. Хлынет гроза, помогая стиху - Если бы горю! * * * Страна есенинских берез, Ты горестная свалка. Чертополох везде нарос, И прах Союза под откос Летит без катафалка. Реформы аховы у нас, Чиновники бесстыжи, Гребут, как будто напоказ, И проживает Фантомас На Клязьме — не в Париже. А борзописцы и врали, Чья стая кружится вдали Над сытым зарубежьем, Сегодня моды короли В родном углу медвежьем. * * * Свет не видел такого мерзавца: При любой непогоде в чести. Но душой бесполезно терзаться И колючие рифмы плести. Беспрерывно везет негодяю Или кожа породы толста? Сколько зла сотворит, не гадаю - Верю в тайную милость Христа. Пусть мерзавец на редкость вынослив, И пасует закон перед ним. Суд Господень - теперь или после - Безотказен и неустраним. * * * Шевельнулись лозы краснотала. “Ты русалка?” - Глубина донская Этаких красавиц воспитала, Посуху бродить не отпуская. Приплыла, стройна и ясноглаза, Ускользнула от хмельного предка, От лихого парня-водолаза, Что девиц обманывал нередко. Рулевая или повариха? На каком рыболовецком судне? Повествует горестно и тихо Про свои неласковые будни. Никакой в рассказе подоплеки, Кроме тайной силы притяженья: День-деньской на пляжном солнцепеке Загораю до самосожжения. * * * Вл. Муштаеву Где хоровод кабацких привидений Расплескивал угарную тоску С размахом от Парижа до Баку, Бил зеркала национальный гений, Наверно, мстил пьянчуге-двойнику. Другая муза вспомнит (ох, нескоро!) Удержит нас от пошлого суда, Избавит моралистов от позора: “Когда бы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда…” * * * В последний день о чем скорбел Есенин? Мне в стонах ветра чудится упрек: Могил не чтим, бессмертия не ценим, Оберегая утлый свой мирок. Над городами нет привольной сини. Деревья гнутся в пасмурном плену. Давным-давно ушел поэт России, Глазами выпил неба глубину. А на кусту рябиновом багряно Скопленье ран открылось ножевых. Таков поэт. Он сам живая рана Родной земли. Всегда среди живых. * * * Когда свободу кровью замесили Стоящие у власти торгаши, И дно крушило ценности России - Что делалось внутри твоей души? Зачем скрывать? Немалая разруха Происходила и внутри меня. Сиял однако Храм Святого Духа, Незыблемое таинство храня. * * * Убийца без нажима выбрал путь. Обычный парень. Даже не из пьяниц. Расстрел толпы не повредил ничуть Его здоровью. Шуточки. Румянец. Ответы в точку на любой вопрос. Расхожих истин полная обойма. Не барахлит и мышечный насос, А гонит кровь, стуча бесперебойно. * * * Царствуй, Господи, в силе и славе! И сограждан моих замири: Там, на юге, обстрел до зари - Может, я и молиться не вправе? Там война. Боже мой, посмотри: Дверь оторвана — кровь на двери. Труп мальца в придорожной канаве. Остов храма чадит изнутри. Вместо улиц, давно пустыри. Помоги исцелиться державе! * * * Никому не плавать в этом озере. Здесь о прошлом годе, в холода, Мученицу-совесть заморозили И умчались вихрем господа. Захворало дно по вашей милости. Беглецов растаяли следы. Но из мертвой заводи не вылезти: Вместе дышим ядами среды. * * * Хмуро московское небушко. Осень. Распад. Неуют. Встретились парень и девушка, Жвачку в обнимку жуют. Чахнет природа и куксится. Меркнут лоскутья зари. Тленье, хандра и безвкусица. Двое молчат. Пузыри. * * * Еду в метро. На стекле от руки Скверный рисунок. Сгорблены женщины и старики Тяжестью сумок. Бодрая молодость любит уют. Парни и девки, Сидя воркуют, смеются, жуют - Выросли детки. Не удержалась и стала ворчать Тетка без места. Хмырь, изучавший дневную печать, Брякнул с насеста: “Ты богомолка? Ну-ну, повтори. Что? Комсомолка? И ухмыльнулись другие хмыри: “Сыпь, кофемолка!” Чин милицейский вздохнул у двери. Совесть умолкла. * * * Зимы разведчица В лесу метет, По кругу мечется Среди пустот. Светлы распятия Нагих берез, А с хвойной братии - Какой же спрос? С набега резкого Удар жесток, Да вроде не с кого Сорвать листок. Взлетает крошево, Сдается в плен Когда-то сброшенный Ветвями тлен. * * * Сегодня пишут ярко. Блещет лихо, Играя смыслом, строчка-щеголиха. Любуемся красотами пера. И, распуская пышный хвост павлина, Метет художник царственно и длинно Глобальный мусор птичьего двора. Кудахтают восторженные куры, Что наступил расцвет литературы, И чиркают ножами повара. * * * Опять на ветвях тополей Сережки звенят малиново. От воздуха не ошалей, От винного, тополиного. А праздник соцветий высок, И тем наши мысли блаженнее, Чем слаще живительный сок Земного тепла и брожения. * * * Природы выстуженный храм. Трепещет голь осенняя. В охотку буйствовать ветрам. Ломать и гнуть растения. Деревья выживут не все (Терпи, земля-страдалица!) В раздетой лесополосе Березы с хрустом валятся Какая сумрачная муть, Какая жуть неправая Людей старается пригнуть, По кругу жизни плавая. Но семя дьявола мертво, А прорастет в Отечестве Святого Духа Торжество Над происками нечисти. |
|
|