Акт I

Эльсинор. Площадка перед замком.

Франсиско на страже. Входит Бернардо.

Кто здесь?

Нет, сам ответь мне; стой и объявись.

Король да здравствует!

Бернардо?

Он.

Вы в самое пожаловали время.

Двенадцать бьет; иди ложись, Франсиско.

Спасибо, что сменили; холод резкий,

И мне не по себе.

Все было тихо?

Мышь не шевельнулась.

Ну, доброй ночи.

И если встретишь остальных — Марцелла

Или Горацио, — поторопи их.

Я их как будто слышу. — Стой! Кто тут?

Входят Горацио и Марцелл.

Друзья стране.

И люди датской службы.

Покойной ночи.

С богом, честный воин;

А кто сменил тебя?

Пришел Бернардо.

Покойной ночи.

(Уходит.)

Эй! Бернардо!

Что,

Горацио с тобой?

Кусок его.3

Привет, Горацио; Марцелл, привет.

Ну что, опять сегодня появлялось?

Я ничего не видел.

Горацио считает это нашей

Фантазией, и в жуткое виденье,

Представшее нам дважды, он не верит;

Поэтому его я пригласил

Посторожить мгновенья этой ночи,

И, если призрак явится опять,

Пусть взглянет сам и пусть его окликнет.

Чушь, чушь, не явится.

Давайте сядем

И двинем вновь на штурм твоих ушей,

Для вашего рассказа неприступных,4

Все, что мы видели.

Ну хорошо,

Присядем и послушаем Бернардо.

Минувшей ночью,

Когда вон та звезда, левей Полярной,

Пришла светить той области небес,

Где блещет и теперь, Марцелл и я,

Едва пробило час…

Входит Призрак.

Тсс, замолчи; смотри, вот он опять!

Совсем такой, как был король покойный.

Ты книжник; обратись к нему, Горацио.5

Похож на короля? Взгляни, Горацио.

Да; я пронизан страхом и смущеньем.

Он ждет вопроса.6

Спрашивай, Горацио.

Кто ты, что посягнул на этот час

И этот бранный и прекрасный облик,

В котором мертвый повелитель датчан

Ступал когда-то? Заклинаю, молви!

Он оскорблен.

Смотри, шагает прочь!

Стой! Молви, молви! Заклинаю, молви!

Призрак уходит.

Ушел — и не ответил.

Ну что, Горацио? Дрожишь и бледен?

Пожалуй, это не одна фантазия?

Что скажешь ты?

Клянусь вам богом, я бы не поверил,

Когда бы не бесспорная порука

Моих же глаз.

Похож на короля?

Как ты сам на себя.

Такой же самый был на нем доспех,

Когда с кичливым бился он Норвежцем7;

Вот так он хмурился, когда на льду

В свирепой схватке разгромил поляков.8

Как странно!

И так он дважды в этот мертвый час

Прошел при нашей страже грозным шагом.

Что в точности подумать, я не знаю;

Но вообще я в этом вижу знак

Каких-то странных смут для государства.

Не сесть ли нам? И пусть, кто знает, скажет,

К чему вот эти строгие дозоры

Всеночно трудят подданных страны?

К чему литье всех этих медных пушек

И эта скупка боевых припасов,

Вербовка плотников, чей тяжкий труд

Не различает праздников от будней?

В чем тайный смысл такой горячей спешки,

Что стала ночь сотрудницею дня?

Кто объяснит мне?

Я; по крайней мере

Есть слух такой. Покойный наш король,

Чей образ нам сейчас являлся, был,

Вы знаете, норвежским Фортинбрасом,

Подвигнутым ревнивою гордыней,

На поле вызван; и наш храбрый Гамлет —

Таким он слыл во всем известном мире —

Убил его; а тот по договору,

Скрепленному по чести и законам,

Лишался вместе с жизнью всех земель,

Ему подвластных, в пользу короля;

Взамен чего покойный наш король

Ручался равной долей, каковая

Переходила в руки Фортинбраса,

Будь победитель он; как и его

По силе заключенного условья

Досталась Гамлету. И вот, незрелой

Кипя отвагой, младший Фортинбрас

Набрал себе с норвежских побережий

Ватагу беззаконных удальцов9

За корм и харч10 для некоего дела,

Где нужен зуб; и то не что иное —

Так понято и нашею державой, —

Как отобрать с оружием в руках,

Путем насилья сказанные земли,

Отцом его утраченные; вот

Чем вызваны приготовленья наши

И эта наша стража, вот причина

И торопи и шума в государстве.

Я думаю, что так оно и есть.

Вот почему и этот вещий призрак

В доспехах бродит, схожий с королем,

Который подал повод к этим войнам.

Соринка, чтоб затмился глаз рассудка.

В высоком Риме, городе побед,

В дни перед тем, как пал могучий Юлий11,

Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц

Визжали и гнусили мертвецы;

Кровавый дождь, косматые светила,

Смущенья в солнце; влажная звезда,12

В чьей области Нептунова держава,

Болела тьмой, почти как в судный день;

Такие же предвестья злых событий,

Спешащие гонцами пред судьбой

И возвещающие о грядущем,

Явили вместе небо и земля

И нашим соплеменникам и странам.

Призрак возвращается.

Но тише, видите? Вот он опять!

Иду, я порчи не боюсь.13 — Стой, призрак!

Когда владеешь звуком ты иль речью,

Молви мне!

Когда могу я что-нибудь свершить

Тебе в угоду и себе на славу,

Молви мне!

Когда тебе открыт удел отчизны,

Предвиденьем, быть может, отвратимый,

О, молви!

Или когда при жизни ты зарыл

Награбленные клады, по которым

Вы, духи, в смерти, говорят, томитесь,

Поет петух.

То молви; стой и молви! — Задержи

Его, Марцелл.

Ударить протазаном14?

Да, если двинется.

Он здесь!

Он здесь!

Призрак уходит.

Ушел!

Напрасно мы, раз он так величав,

Ему являем видимость насилья;

Ведь он для нас неуязвим, как воздух,

И этот жалкий натиск — лишь обида.

Он бы ответил, да запел петух.

И вздрогнул он, как некто виноватый

При грозном оклике. Я слышал, будто

Петух, трубач зари, своей высокой

И звонкой глоткой будит ото сна

Дневного бога, и при этом зове,

Будь то в воде, в огне, в земле иль в ветре,

Блуждающий на воле дух спешит

В свои пределы; то, что это правда,

Нам настоящий случай доказал.

Он стал незрим при петушином крике.

Есть слух, что каждый год близ той поры,

Когда родился на земле спаситель,

Певец зари не молкнет до утра;

Тогда не смеют шелохнуться духи,

Целебны ночи, не разят планеты,

Безвредны феи, ведьмы не чаруют, —

Так благостно и свято это время.

Я это слышал и отчасти верю.

Но вот и утро, рыжий плащ накинув,

Ступает по росе восточных гор.

Прервемте стражу; и, я так бы думал,

То, что мы ночью видели, не скроем

От молодого Гамлета; клянусь,

Что дух, немой для нас, ему ответит.

Согласны вы, чтоб мы ему сказали,

Как это нам велят любовь и долг?

Да, я прошу; и я сегодня знаю,

Где нам его найти всего верней.

Уходят.