"Дни барабанного боя" - читать интересную книгу автора (Шелби Филип)

12

Посторонним старая библиотека сената казалась лабиринтом узких длинных коридоров с множеством зигзагов, тупиков и поворотов, где легко было запутаться. Фрэнк Шуресс осуществлял связь между секретной службой и сенатским Комитетом по разведке, поэтому прекрасно знал здесь все ходы.

В конце как будто никуда не ведущего коридора была дверь, десятки раз перекрашенная, за которой, казалось, находился чулан уборщицы. Но она была обита листовой сталью и снабжена электронным замком. Шуресс вставил кодовую карточку, набрал нужный номер, и замок с жужжанием открылся.

По винтовой лестнице Шуресс поднялся этажом выше, в круглую комнату с куполообразным потолком, которую можно было принять за библиотеку какого-то чудака или миниатюрную обсерваторию.

Она не была ни тем, ни другим. В эту комнату, изыск архитектора, получившую название «Тауэр», являлись в течение последних пятидесяти лет наиболее значительные шпионы и перебежчики, здесь они сообщали добытую информацию избранным представителям, работающим рука об руку с разведслужбами страны.

Шуресс окинул взглядом старые, но удобные диваны, столы с подпалинами от сигарет и единственный большой стол, на котором стояли компьютер и несколько телефонных аппаратов. Здесь он всегда нервничал. Каким бы чистым ни был воздух, Фрэнку всякий раз чудился запах боязни, подозрительности, предательства.

— Добрый день, Фрэнк.

Это произнес Джеймс Крофт, влиятельный член сенатского Комитета по разведке. Как и Шуресс, он был подтянутым, жилистым, словно боксер-легковес. Фрэнк полагал, что в юности Крофт умел работать кулаками. Лицо сенатора было на редкость неприятным, и Шуресс невольно задумывался, какие жестокости выпали в прошлом на его долю.

— Спасибо, что сразу согласились принять меня, сенатор, — сказал молодой агент, снимая куртку.

Крофт махнул тщательно наманикюренной рукой:

— Как долго мы уже сотрудничаем, Фрэнк?

Три года? Больше? Я считаю, из нас получились хорошие напарники.

Шурессу приятно было это слышать. Крофт всегда относился к нему дружелюбно. Внимательно слушал, задавал дельные вопросы, вступался за секретную службу, когда находил, что это справедливо, а не политически выгодно.

— Ну так что у тебя? — спросил Крофт. Голос его звучал беззаботно, но в глазах светился жгучий интерес.

Шуресс сделал глубокий вдох:

— Сенатор, вы знакомы с ирландцем по фамилии Кокран?

— С Робертом Кокраном? Разумеется. У британцев он бельмо на глазу, но мы с ним ладим.

Изуродованные губы Крофта скривились в единственной разновидности улыбки, на какую он был способен.

— Фрэнк, теперь я слушаю тебя с полным вниманием.

Шуресс заговорил:

— Насколько я понял, Кокран шесть дней назад звонил вам из Ирландии.

Глаза Крофта сузились.

— У тебя очень точные сведения, Фрэнк. Да, звонил.

— Тогда он сказал вам, что, по его мнению, эти двое террористов, Макналти, не представляли угрозы никому в Соединенных Штатах, включая Чарльза Уэстборна?

Крофт слегка подался вперед:

— Мы вступаем в запретную зону, Фрэнк. Подробности того разговора огласке не подлежат. Однако могу сказать вот что: разведка сообщила, что некоторые террористические группы весьма интересовались местонахождением и планами передвижений нескольких высокопоставленных лиц, в том числе и двух сенаторов.

— Одним из которых был Уэстборн?

— Да. Из сообщений, которые мы получали, следовало, что определенные силы в ИРА были недовольны попытками Уэстборна ужесточить наши банковские законы, что прижало бы американских жертвователей их делу. Меня это обеспокоило, и я связался с Кокраном. Он утверждал, что подобные акции даже не обсуждались, тем более не планировались.

— Вы ему поверили?

— Не имел причин не верить. Кокран не так глуп, чтобы пытаться обмануть меня.

— Вы до сих пор верите этому, сенатор, хотя на месте убийства обнаружен отпечаток ладони одного из Макналти?

Крофт достал пачку сигарет и протянул Шурессу, но тот отказался. Закурил сам.

— У тебя все? Я не могу представить, что Кокран стал бы обманывать меня или вводить в заблуждение. И все же, боюсь, зря поверил ему...

— Нет, сенатор, не зря.

Крофт задумчиво посмотрел на собеседника:

— Почему, Фрэнк?

— Потому что я видел свидетельство, о котором Кокран, возможно, упоминал.

— Не может быть! — прошептал Крофт.

Шуресс понимал, что у него осталась последняя возможность хоть отчасти оправдать доверие Джонсона. Можно было сказать Крофту только самое главное — о фотографиях и некоторых деталях, касающихся Макналти. Однако начав, Фрэнк не смог остановиться. Он нуждался в помощи Крофта, и каждая подробность являлась платой за нее.

Крофт слушал, не перебивая. Пока Шуресс говорил, он выкурил еще одну сигарету.

— Просто не верится, — пробормотал сенатор. — Кокран прилетает с фотографиями, делится информацией... Говоришь, Джонсон поверил ему?

— Не поверить было трудно, сенатор.

Крофт поднялся и стал мерно расхаживать по окружности небольшого зала.

— Ты сознаешь, что говоришь, Фрэнк? — спросил он, не поворачиваясь лицом к собеседнику.

Шуресс кивнул и поднял взгляд:

— Да, сенатор. Кто-то имел наглость — не говоря уж о времени и средствах — сфабриковать улики против двух террористов. На след настоящих убийц мы еще не вышли. — Он помолчал. — Вот почему я приехал к вам, сенатор. Кокран сказал, вы знали, что Макналти не представляли собой опасности. И в довершение всего снабдил нас доказательством. Сенатор, мы охотились не за теми людьми.

— Фрэнк, кто еще знает о Кокране?

— Только Арлисс Джонсон.

Крофт взялся за углы стола:

— Хорошо. Постараюсь выяснить — предельно осторожно, — кто вводит нас в заблуждение и почему.

— Сенатор, возможно, тут я смогу быть вам полезен.

— Слушаю тебя, Фрэнк.

Шуресс заколебался. Он так спешил, когда позвонила Холленд, что едва слушал, стараясь успокоить ее и ободрить.

— Подробности обрывочны, сенатор, — сказал Фрэнк и затем передал содержание разговора с Холленд. — Агент Тайло сказала, что на дискете документация о медицинских экспериментах на людях, которые вел Пентагон, со ссылками на сенатора Болдуина, — завершил Шуресс. — Похоже, Уэстборн собрал улики, способные погубить немало карьер и репутаций.

Крофт потряс головой:

— Ты понимаешь, как дико это звучит?

— Тайло не стала бы поднимать ложную тревогу, сенатор, — твердо ответил Шуресс. — Нет оснований полагать, будто она что-то выдумала. Я ей верю.

— И что собираешься предпринять, Фрэнк?

— Если материалы на дискете столь компрометирующие, как утверждает Тайло, то, возможно, мы обнаружим мотив убийства. А там выйдем и на убийц.

Крофт задумался:

— Дискета у нее?

— Да. Тайло отстранили от работы до окончания расследования. Она сейчас дома, ждет моего приезда.

Крофт немного помолчал.

— Встретимся у меня в кабинете, — произнес он наконец. — Потом совершим небольшую поездку.

— То есть?

— Посмотрим, что покажет нам агент Тайло. Судя по тому, что содержание дискеты привело ее в ужас, она заслуживает нашего внимания. Согласен?

Шуресс покинул «Тауэр». Крофт немного подождал, потом вышел в коридор и, миновав две двери, вошел в третью.

Трое находившихся там Кардиналов сидели на возвышении за столом в форме подковы. Внизу стояли два стола и несколько стульев, будто в зале суда. Дальше три ряда скамеек. В этой комнате более двадцати лет назад высокопоставленные уотергейтские заговорщики давали показания, пытаясь спасти свою шкуру. На тех секретных заседаниях председательствовали двое из присутствующих здесь Кардиналов.

Крофт убедился, что дверь за ним заперта. По застывшим выражениям лиц он убедился, что с помощью чувствительных микрофонов, спрятанных в «Тауэрс», Кардиналы слышали каждое слово Шуресса. Тем лучше. Это сбережет время.

— Джимми, похоже, эта девчонка из секретной службы устроила нам кучу неприятностей, — сказал Хьюберт Болдуин с сильным теннессийским акцентом.

Рослый, грузный человек с будто высеченным из камня лицом, Болдуин представлял собой живую сенатскую легенду. Ему исполнилось семьдесят два, он ходил, опираясь на трость с серебряным набалдашником, любил хорошее виски и сигары, жил с третьей женой, на сорок лет моложе его. Безжалостный, когда дело доходило до политических стычек, и с виду несокрушимый, он погубил немало политиков и мог погубить еще многих.

— Похоже, что так, — уважительно ответил Крофт. Из осторожности он не хотел подчеркивать, что Шуресс упоминал его фамилию, притом в убийственном контексте.

— Кажется, дело принимает дурной оборот, — заметил Пол Робертсон. — Интересно, Хьюберт, почему всплыла твоя фамилия. Может, просветишь нас относительно тех «медицинских экспериментов»?

Самый младший из троих, еще не достигший пятидесяти, смазливый, как герой мыльной оперы, Робертсон унаследовал отцовское место сенатора от Флориды. Закулисные политиканы завершили его образование. Никто не умел лучше его организовать кампанию по сбору средств на все, что угодно, или привлечь на свою сторону избирателей-пенсионеров. Но Робертсон обладал не только привлекательной внешностью. Те, кто обманывал его или сердил, быстро узнавали, до какой степени он злопамятен и опасен.

— Старая история! — резко ответил Болдуин. — Было и быльем поросло.

— Не будем позволять себе лишнего, Пол, — предложила Барбара Зентнер, увидев скептическое выражение его лица.

На ней был костюм из зеленого шелка, подчеркивающий желто-рыжий цвет ее кудрей. Крофта поражало, как можно при таком блестящем уме обладать столь вульгарным вкусом. Однако Зентнер постоянно выслушивала комплименты своей внешности и умению одеваться. Старший сенатор от Калифорнии, чьей политической изворотливости воздавали должное, терпеть не могла конструктивной критики.

— Согласна, мы столкнулись с неожиданностью, — продолжала она. — Но меры предосторожности принять можно.

Она устремила взгляд своих блестящих глаз хищницы на Крофта.

— Джеймс, я права?

Крофт был одарен быстрым, ясным умом, действующим не хуже компьютера. Еще выслушивая Фрэнка, он строил планы, взвешивал всевозможные «за» и «против».

— Права, Барбара.

— Тогда поделись, пожалуйста, соображениями.

— Судя по тому, что говорил нам Шуресс, Уэстборн создал эту ситуацию неумышленно, — сказал Крофт. — Однако мы знаем самое главное — у кого дискета.

— Одна из дискет, — перебил его Робертсон. — Где-то спрятана еще одна. И, судя по тому, что ты сообщил нам, в кабинете Уэстборна ее не нашли.

— Верно, но с нею придется подождать, — сдержанно ответил Крофт. — Сейчас наша главная забота — агент Тайло.

— Новенькая, — громыхнул Болдуин.

— Да. Но тем проще будет забрать у нее дискету.

Подагрические пальцы Болдуина сплелись на серебряном набалдашнике трости.

— Шуресс говорил, ее отстранили от работы. Это правда?

— Да. И очень кстати. Молодая женщина совершила ужасную ошибку, стоившую жизни человеку, которого она должна была охранять. И просто раздавлена этим. Секретная служба вместо того, чтобы заступиться, избавляется от нее. Карьере конец. С такой репутацией она может считать за счастье, если ее возьмут патрулировать аллею в парке. Отсюда отчаяние, безнадежность. Прямой путь к самоубийству...

— А семья? — небрежно спросил Роберт-сон. — Родные, которых волнует, что с ней станется?

— Нет никого, — ответил Крофт.

— Любовник?

Крофт улыбнулся:

— Легкая ирония жизни. Шуресс.

Он умолк, думая, сколько времени им потребуется, чтобы осмыслить этот факт и сделать вывод.

— Шуресса тоже надо убрать, — сказала наконец Зентнер. — Раз он знает кое-что о содержании дискеты, то так этого не оставит — после того, что произойдет с его любовницей.

— Шуресс не новичок, — напомнил Болдуин. — Сработать надо аккуратно. И концы в воду.

— В обоих случаях, — непререкаемым тоном произнесла Зентнер.

Крофт не вмешивался в разговор. Он уже принял решение.

— Тебя что-то беспокоит, а, Джимми? — негромко спросил Болдуин.

— Осмелюсь сказать — то же, что и тебя, Хьюберт.

— Не позволяй себе лишнего, Джимми, — вспылил старый сенатор. — Ты меня знаешь.

Крофт почувствовал себя отшлепанным мальчишкой.

— Хьюберт, я просто имел в виду, что выбор возможностей у нас ограничен, а действовать надо быстро.

Пол Робертсон понял, что Болдуин ищет ссоры. В последнее время теннессиец все чаще становился старчески капризным, брюзгливым, упрямым. Времени успокаивать его сейчас не было.

— Джеймс прав, Хьюберт, — сказал Робертсон. И обратился к Крофту: — Продолжай.

— Похоже, Тайло просмотрела только часть дискеты. Но с тех пор прошло несколько часов. Наверное, теперь уже добралась до конца. Поскольку мы не знаем, что там за материалы, можно предположить, что упоминается не только Хьюберт.

Крофт умолк, чтобы все смогли лучше осмыслить сказанное. Он был доволен тем, как ссутулился Болдуин, утратив свою патрицианскую чопорность. Робертсон и Зентнер были обеспокоены не меньше, но им удавалось скрывать страх. Крофт понял, что ощущение меча, занесенного над их головами, для всех Кардиналов внове.

— Где сейчас Шуресс? — спросил Робертсон.

— Дожидается в моем кабинете, — ответил Крофт. — Я сказал ему, что мы вместе поедем к Тайло, посмотрим, чем она располагает. Перед этим я свяжусь...

— Подробности нам сейчас не нужны, — спокойно произнес Робертсон.

Он взглянул на остальных, те слегка кивнули.

— Незачем объяснять тебе, как осложнилось положение, — продолжал Робертсон. — У нас есть уверенность, что ты его исправишь. Позаботься только, чтобы твой стрелок не оплошал.

Крофт чуть не рассмеялся над этой грубой попыткой бравады. Но ответил сдержанно:

— Об этом можете не беспокоиться.

— Ненавижу этого уродца! — Болдуин злобно посмотрел на дверь, за которой скрылся Крофт.

«Он тебя, несомненно, тоже», — подумал Робертсон. Вслух же сказал:

— Джимми позаботится, Хьюберт, чтобы дело было сделано. Этот человек хочет угодить нам таким образом. Вот и все, что должно иметь для тебя значение. И для нас с Барбарой.

— Без Крофта ничего бы с места не сдвинулось, — добавила Зентнер, потом пояснила: — И Уэстборн с его стремлением попасть в Белый дом до сих пор держал бы нас за горло.

Она помолчала.

— Мы все были в руках Уэстборна, Хьюберт. Спасения от его шантажа не было. Однако поддержи мы его выдвижение — без чего ему было не обойтись, — потом он уничтожил бы нас политическими методами.

Болдуин подался вперед и сплюнул в медную плевательницу — это было неохотным признанием того, что Зентнер права.

За долгую блестящую карьеру места в сенате принесли Кардиналам немалые доходы — миллионы долларов. Уэстборн представлял собой угрозу их выгодным отношениям с теми, чьи интересы они защищали в парламенте. Налоги на табак, которые он предлагал ввести, вызвали бы потрясение в родном штате Болдуина и на всем Юге. Зентнер вместе со всей экономикой Калифорнии понесла бы урон, осуществись его намерение ликвидировать военные базы. Робертсон лишился бы поддержки сахарозаводчиков Флориды, если в Уэстборн отменил квоту на импорт.

Кардиналы руководствовались самым сильным инстинктом — самосохранения. И политические боги пошли им навстречу, послали Джеймса Крофта быть орудием их воли. Болдуин знал, что дареному коню в зубы не смотрят, однако не мог сдержать отвращения.

— Похоже, Крофт зазнается, — упрямо пробурчал он. — Начинает считать себя одним из нас...

— И не надо развеивать его иллюзий, — сурово произнес Робертсон. — Что нам до них? Ты, кажется, забываешь, Хьюберт, что Тайло и Шуресс живы, так что мы в его руках. Пока ситуация не изменится, будем обращаться с ним, как со старым другом.

Болдуин свирепо глянул на него. Барбара Зентнер встала между ними. Ее толстые красные губы вызывали у Болдуина отвращение.

— Помнишь, Хьюберт, ты говорил — концы в воду? — сказала она, безуспешно пытаясь смягчить свой резкий голос. — Так вот, поскольку частностями занимается Джимми, мы остаемся полностью в стороне от того, что должно произойти. Этот человек — наша живая гарантия. Вот и все, что он для нас представляет.