Шеннон Дрейк Королевское наслаждение

ПРОЛОГ

Любовники и прочие враги…

Двери постоялого двора открылись, и Адриан Мак-Лахлан застыл на пороге; его высокая фигура заполнила собой весь дверной проем.

Адриан был самым известным рыцарем из всех воинов короля Эдуарда III, однако сегодня Мак-Лахлан был без доспехов.

Его предупредили о назначенной на сегодня встрече, и он пришел, одетый подобно многим головорезам, которые частенько наведывались в это пользующееся дурной славой заведение. На рыцаре была простая коричневая туника, надетая поверх мягкой льняной рубахи, плотно облегающие ноги штаны, сапоги и широкий темный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Мак-Лахлан прихватил с собой оружие: великолепный толедский меч и острый, как рапира, нож, запрятанный в ножны у икры. Умение владеть им Адриан приобрел у своих шотландских родственников, которым жизнь преподала горький урок и научила быть готовыми к сражению в любую минуту, действовать быстро, смело и точно, беспощадно нанося ответные удары по врагам.

Осмотрев кабачок и удостоверившись, что женщина еще не пришла, Адриан вошел и прямиком направился к стоявшему у самой стены грубо сколоченному столу, чтобы сесть лицом к двери и видеть всех входящих. Расположившись, рыцарь заказал большую кружку эля у пышногрудой служанки, молниеносно обслуживавшей клиентов, среди которых преобладали весьма сомнительные личности. Это место посещали убийцы, мошенники, воры, и всем было хорошо известно, что здесь обтяпываются темные делишки и плетутся дьявольские козни. За столиком слева сидел матрос с черными гнилыми зубами. Он поглядывал на Мак-Лахлана, шепча что-то на ухо своему приятелю, такому же, как и он, мерзкому типу, и Адриан хорошо знал, что они размышляют над тем, как бы поживиться за его счет. Ну что ж, ничего теперь не поделаешь. Он мог бы прийти сюда с подмогой. Немало умелых храбрых воинов согласились бы сопровождать доблестного рыцаря, но дело было сугубо личным и о нем не должен знать даже король. От этого зависит жизнь этой женщины.

Адриан молил Бога, чтобы сведения о намеченной встрече подтвердились, и графиня действительно пришла сюда. А если не придет…

Страх и ярость охватили его, будоража в жилах кровь. Возможно, дама возомнила себя слишком сильной, слишком могущественной и благородной и решила, что может использовать в своих целях бесчестных людей, поскольку грязь к ней не прилипнет? У него просто руки чешутся проучить ее…

Для этого есть много способов.

Однако долг требует, чтобы Адриан был здесь. Хотя эта маленькая злодейка заслуживает хорошей порки, рыцарь несет за нее ответственность. К тому же Мак-Лахлан и умом и сердцем отлично понимал то, что была не в состоянии постичь интриганка: она сама может стать лакомым кусочком для того, с кем затеяла опасную игру. Адриан боялся за графиню и твердо знал, что умрет, но не даст ей попасть в беду.

Ну вот наконец и она сама. Сердце Адриана учащенно забилось.

Дверь открылась, и на пороге кабачка, пропитанного запахом жарившегося на вертеле огромного кабана, появилась женская фигура, трудноразличимая сквозь дым и копоть.

Как и Мак-Лахлан, графиня была закутана в широкий темный плащ. Адриан невольно отметил, что все присутствующие в этом зале одеты в такие же плащи. Но он бы узнал ее несмотря ни на что, узнал бы по жестам, по походке. Он был рядом с этой женщиной большую часть своей жизни, видел, как она росла, превращаясь из девочки в грациозную особу с легкой, изящной поступью.

Дама слегка сдвинула капюшон, чтобы получше рассмотреть помещение. Адриан быстро нагнул голову, затем снова поднял на нее глаза. Он не ошибся, это действительно была она. Злость с новой силой охватила Мак-Лахлана, но он быстро справился с нею и постарался наблюдать за посетительницей как можно более беспристрастно. Но это удавалось ему с большим трудом. Он изучал ее глазами постороннего. Будь она наибеднейшей крестьянкой, все равно бы вызывала страсть у самых благородных, самых богатых представителей мужского пола. Глаза цвета изумруда обрамлены ресницами, темными, как чернила. Лицо узкое и тонкое, словно вырезанное из слоновой кости. Женщина была высокой и стройной, хотя сейчас плащ скрывал чувственные изгибы ее прекрасно сложенного тела. Она была само совершенство. Бесконечно соблазнительная…

И она пришла сюда, чтобы встретиться с мужчиной. С французом. Врагом. Ах, если бы только…

Из темного угла выступил мужчина и порывисто двинулся ей навстречу, снедаемый нетерпением. Он, как и все прочие, кутался в темный плащ, но капюшон был откинут, и можно было хорошо разглядеть черты его лица. Граф Ланглуа, состоящий на службе у французского короля. Адриану доводилось видеть его издали на полях сражений.

Ланглуа подошел к женщине, все еще стоявшей на пороге. Склонив головы, они стали о чем-то шептаться. Мужчина кивком указал на лестницу, ведущую наверх, где располагались отдельные номера.

Адриан зажмурился и крепко стиснул зубы, пытаясь побороть переполнявшие его бурное волнение и ярость. Эту чертовку стоило бы хорошенько проучить. Ему давно следовало бы преподать ей урок!

Незаметно под столом он сжимал и разжимал кулаки, с трудом переводя дыхание. Спокойствие и ясная голова — вот что ему сейчас нужно.

Те двое быстро поднялись по лестнице. Выждав несколько секунд, Адриан последовал за ними.

Даниэлла д'Авий еще никогда в жизни не была так испугана, как сейчас, но жизнь давно научила ее, что уметь владеть собой и не показывать страха — это то же самое, что и в действительности быть бесстрашной. Даниэлла также хорошо усвоила, что ее способность держаться по-королевски действует на всех неотразимо, и никогда не упускала случая продемонстрировать эту способность. Но сегодня даже это не помогало — страх переполнял ее, сердце ныло от щемящей тоски. Однако она дала обещание, поклялась у смертного одра и поэтому просто обязана предупредить короля Иоанна. Вот и все, что она намеревается сделать и делает это в последний раз. Она больше никогда не станет помогать Иоанну. Она прекрасно знает, что своим поступком предает короля Эдуарда. И даже хуже…

О Господи, она поступила гораздо хуже…

Человек, поднимавшийся вслед за ней по лестнице, заставлял Даниэллу нервничать. Граф Ланглуа — человек исключительный, его обожает французский двор. Граф всегда был таким вежливым, таким учтивым, а сегодня… сегодня он похож на хищника. Женщина в страхе закусила нижнюю губу, прекрасно сознавая, что всеми правдами и неправдами заманила Ланглуа сюда, чтобы, используя его, помочь Иоанну.

Ланглуа провел ее по темному коридору в самый дальний уголок этого старого дома. Здесь граф толкнул одну из дверей, и Даниэлла увидела комнату, освещенную свечой. На столе стоял графин с вином, рядом лежали кусок сыра и буханка хлеба. В камине горел огонь; покрывало с кровати было сброшено на пол, и кровать эта казалась огромной в комнате, почти лишенной мебели. Все было подготовлено так, как будто здесь собрались встретиться любовники.

Даниэлла оглядела комнату и, приняв королевскую осанку, стала ждать, что будет дальше. Ланглуа вошел в комнату вслед за ней и прислонился к двери. Он был красивым мужчиной с блестящими темными глазами, худым лицом с аккуратной бородкой и гладкими черными волосами. Но почему-то Даниэлле снова пришла в голову мысль, что он похож на стервятника… или волка.

— Вы напрасно так тщательно готовились к нашей встрече, — заметила она как можно более холодно. — Я назначила эту встречу, чтобы через вас передать важные сведения королю Франции. Вас ожидает щедрая награда.

— Ах, леди! Как вы можете быть столь холодны, когда ради вас я рисковал своей жизнью!

— Каким образом, сэр? — полюбопытствовала Даниэлла.

Ланглуа все еще стоял у входа. Даниэлла чуть не подпрыгнула на месте, когда услышала, как он, заведя руку за спину, закрыл дверь на задвижку. Ее сердце забилось сильнее. Господи, что ей теперь делать? Граф направился к ней. Она постаралась взять себя в руки, чтобы попробовать перехитрить Ланглуа, какими бы ни были его намерения.

Ланглуа с поклоном взял ее за руки, как подобает галантному рыцарю.

— Увы, миледи, ходят слухи, что король Эдуард изменил свое отношение к вам, что он больше не потакает вашим капризам и что между вами и этим шотландским дикарем, которого король выбрал для вас, теперь идет открытая война.

Холодок пробежал по спине Даниэллы. Она попыталась освободить руки.

Совсем рядом, в темноте коридора, прижавшись ухом к двери, стоял Адриан. Он почувствовал, как в нем с новой силой вскипает гнев.

— Я написала вам потому, что… — заговорила Даниэлла, но Ланглуа оборвал ее:

— Ах, леди, если бы вы выполнили свое обещание, то сейчас были бы свободны и добрый французский король сам повел бы вас под венец.

Руки Адриана сжались в кулаки. С каким удовольствием он задушил бы ее собственными руками! Он осторожно толкнул дверь. Закрыта на засов. Но, похоже, что она сделана из тонкого дерева, и достаточно одного удара плечом, чтобы вышибить ее. Внимательно осмотрев дверь, Адриан решил повременить, чтобы узнать, что еще скажет Даниэлла.

Даниэлла же в этот момент мысленно проклинала себя и свою глупость: как она могла поверить, что этот мужчина заботится о благоденствии своего короля! Его интересует только он сам, возможность завладеть ею и замком Авий… Однако ей надо быть предельно осторожной.

— Некоторые тонкости мы можем обсудить позже, но мое дело не терпит отлагательств. Возможно, будет лучше, если вы доставите меня к королю Иоанну и я лично передам ему все, что хотела сообщить, — сказала она, чувствуя, как по спине снова пробегает холодок. Темные глаза графа сузились и гневно засверкали. — Я не хотела обидеть вас, — продолжала Даниэлла. — Вы благородный человек, достойный полного доверия, но на карту поставлено все. Это гораздо важнее, чем я и замок Авий.

Адриан стиснул зубы и сжал кулаки.

— Но вы только подумайте, леди, — прервал собеседницу Ланглуа, повышая голос, — как обрадуется король Иоанн, когда мы придем к нему и расскажем о нашей любви. Потом мы быстро сыграем свадьбу… и вы освободитесь от этого дикаря, от этого неотесанного варвара. Кстати, леди, вы уверяли, что меня щедро вознаградят за оказанную вам помощь, и я хочу получить эту награду. Прямо сейчас, моя нежная красавица.

— У меня важное дело к королю Иоанну! Подумайте, как он разгневается…

— Лучше уж вы подумайте о том, в какой восторг он придет, узнав, что вы принадлежите французу, а не этому самонадеянному шотландскому ублюдку!

Даниэлла смотрела на него, чувствуя себя оскорбленной и одновременно злясь на себя. Она вложила в записку столько чувства, чтобы заманить графа сюда, и Ланглуа истолковал ее приглашение как желание вступить с ним в брак, как приглашение уложить ее в постель.

Даниэлле стало казаться, что если граф дотронется до нее, то все, что ей останется, — это молить о смерти, потому что нечто бесконечно важное для нее будет безвозвратно утеряно. Возможно, она навсегда утратит способность любить. Возможно, душа ее окончательно погибнет.

Но тут к ней вдруг вернулось самообладание. Даниэлла д'Авий посмотрела на Ланглуа с той надменностью, которую усвоила с самого детства, проведенного при дворе среди английских монархов и их отпрысков.

— Нет!

Этот надменный взгляд возымел действие, хватка графа ослабла, и женщина, оттолкнув его, направилась к двери. Ланглуа на какое-то мгновение растерялся, но, когда собеседница была уже у самого выхода, решительно схватил Даниэллу за плечи и развернул к себе лицом. Граф был разгневан, глаза его так и сверкали яростью.

— Я хотел быть с вами учтивым, — сказал он. — Я пытался быть нежным и надеялся, что мы скрепим наш пакт по взаимному согласию. Несмотря на то что я служу французскому королю верой и правдой, я один из наименее родовитых при его дворе и чрезвычайно нуждаюсь в землях и тех доходах, которые приносят ваши французские владения. Я уж не говорю о том, что меня пленила ваша красота. Клянусь, миледи, что мы приедем к королю как влюбленные, которым нужно только его благословение, чтобы скрепить наш союз.

— Ни за что на свете! — воскликнула Даниэлла и сильно ударила Ланглуа в самое чувствительное место.

Он взвыл от боли, согнувшись пополам. Даниэлла отпрянула от него, но граф успел ухватить ее за плащ, и она упала на пол, запутавшись в грубой шерстяной ткани. У нее перехватило дыхание. Ошеломленная, она лежала на полу, стараясь отдышаться. А тем временем Ланглуа взгромоздился на нее.

— Дорогая леди, я думал, что этим мы займемся с вами на кровати, но если вы предпочитаете пол…

Она отчаянно сопротивлялась, стараясь освободить руки, и, когда ей это удалось, изо всех сил ударила насильника ладонью по щеке. Даниэлле почудилось, что она слышит какой-то грохот, но она не успела понять, что бы это могло значить, поскольку в это время Ланглуа нанес ей ответный удар, да такой сильный, что в голове у нее зазвенело. Женщина стала отчаянно отбиваться: ударила графа локтем в горло, впилась ногтями в его лицо… Она знала, как защищаться, но что толку? Ланглуа был закаленным в боях рыцарем, он привык носить тяжелые доспехи и, хотя Даниэлла была гораздо умнее графа, в данном случае такое оружие, как ум, не подходило — здесь нужна была сила, в которой соперник явно превосходил ее.

— Ради Бога, миледи, угомонитесь! Я бы не ударил вас, если бы вы позволили мне приласкать вас… — начал было Ланглуа, но внезапно осекся — в поле его зрения неожиданно попала какая-то фигура, закутанная в темный плащ. Она возвышалась словно башня.

Теперь Даниэлла догадалась, что за грохот она слышала: это вышибали дверь. И человек, который сделал это, стоял сейчас рядом и смотрел на них.

Он был высоким, широкоплечим, его фигура словно заполнила собой всю комнату. Капюшон нежданный гость откинул на спину, и она смогла разглядеть грубые черты его лица, словно высеченного из камня и в то же время удивительно привлекательного. Его густые волосы были огненно-рыжими, а изогнутые брови и длинные ресницы походили цветом на темный мед, прекрасно оттеняя его золотистые глаза, которые с холодным яростным блеском сейчас смотрели, на Ланглуа и Даниэллу.

В его правой руке был меч, и острие этого меча уткнулось в горло француза.

Адриан! Даниэлла содрогнулась. И хотя она была благодарна ему за то, что он спас ее, страх и тревога наполнили ее сердце. Адриан! Господи, только этого не хватало! Он застал ее на месте преступления. А ведь она только хотела предупредить короля Иоанна — и ничего более.

Адриан! О Боже!

Он мог бы задушить ее собственными руками. А она-то думала, что Мак-Лахлан далеко, где-нибудь на полях сражений. Разве могла она вообразить, что предстанет перед ним в таком виде! Господи! Ведь он всегда был так далеко, участвуя в своих бесконечных битвах. Как давно все это было! Как часто она лежала без сна, думая об Адриане, стремясь к нему всем сердцем…

Все что угодно, но только не это! О Господи, только не такая ужасная сцена!

Каким бешенством сверкают его глаза!

Но когда Мак-Лахлан заговорил, голос его был совершенно спокойным.

— Попробуйте еще раз дотронуться до нее, любезный, — произнес он, — и я, прежде чем снести вашу голову, отрежу вам тот орган, из-за которого вы ведете себя как последний дурак.

Голос Адриана звучал учтиво, но был таким холодным, что Даниэлле на мгновение показалось, будто на нее обрушилась гора льда. Ланглуа с большой осторожностью поднялся с пола, так как острие меча Адриана все еще находилось у его горла, там, где бешено пульсировала вздувшаяся жилка.

— Вставайте, Даниэлла! — приказал Адриан, не спуская глаз с Ланглуа.

Даниэлла поднялась, красная от стыда и унижения.

— Как… как долго вы стояли за дверью? — спросила она.

— Достаточно долго, — ответил он, не глядя на нее.

— И вы позволили ему так грубо со мной обращаться?

— Мне показалось, что все происходящее доставляет вам удовольствие, — резко оборвал ее Адриан. — Я не был уверен, что вы нуждаетесь в моей помощи, ведь вы так настойчиво добивались этого свидания.

— Вот именно! — закричал Ланглуа. — Ведь я пришел сюда, чтобы помочь даме, и вам, миледи, сейчас абсолютно нечего бояться. Кто такой этот грубиян? Уверяю вас, в этом доме полно людей, которые преданы французскому королю, и они быстро собьют спесь с этого английского выскочки.

— Зовите их, — спокойно, не повышая голоса, предложил Адриан, хотя в его глазах светился дьявольский огонь.

Даниэлла невольно вздрогнула, затем в испуге резко повернулась к двери, так как в это время в коридоре раздался топот. В комнату ворвался толстяк в фартуке, по всей вероятности, хозяин заведения, в сопровождении двух рослых парней с ножами на изготовку.

— Вам нужна наша помощь, милорд? — спросил толстяк, обращаясь к Ланглуа.

— Как видите! — воскликнул последний, хотя и так было очевидно, что он чувствует себя весьма неуютно, поскольку к его горлу приставлено острие меча.

— Мне не нужны неприятности. На моей совести и так много смертей, и я не хочу добавлять к ним еще чью-либо гибель, — сообщил собравшимся Адриан. Ни один мускул на его лице не дрогнул. — Я не собирался убивать графа, просто я хочу увести отсюда леди…

— Она убежала ко мне от англичанина! — закричал Ланглуа. — Вы не уведете ее. Я хочу жениться на ней…

— К сожалению, это невозможно, сэр, так как у нее уже есть муж, — сухо заметил Адриан.

— Этот брак незаконный…

— Законный во всех отношениях, — сказал Адриан, сверкнув глазами в сторону Даниэллы, словно обжигая ее огнем. У нее перехватило дыхание. Он посмотрел на мужчин, стоявших за ее спиной и продолжил с улыбкой, холодной как лед: — И я с удовольствием докажу вам это, если леди вздумает возражать. Правда, нам придется позвать повивальную бабку.

— Но… — начал Ланглуа.

— Увы! Мне хорошо известно, что леди заманила вас сюда обманом. В этом она большая мастерица. Вы попались ей на крючок, поскольку не знаете ее так же хорошо, как я. Вас одурачили, сэр, и поэтому я сохраню вам жизнь. — Слегка выгнув бровь, Адриан посмотрел на Даниэллу, и его губы скривились в презрительной усмешке. — Она очаровательна, не так ли? Однако, как уже сказал, я слишком хорошо знаю ее уловки и советую вам, сэр, впредь остерегаться таких соблазнительных коварных красавиц. Сегодня я отпущу вас живым… — продолжал он, переведя жесткий взгляд с Даниэллы на Ланглуа. — Но, если мы встретимся снова, сэр, вы умрете!

Поняв наконец, кто перед ним, Ланглуа тяжело задышал.

— Мак-Лахлан! — закричал он.

— Он самый, — ответил Адриан, слегка склонив голову. — Я тот самый дикарь, шотландский варвар. Comte, c’est moi[1].

На какой-то момент Ланглуа стало плохо. Имя Мак-Лахлана, победителя турниров и бесстрашного воина, было хорошо известно во всем христианском мире. Одно резкое движение — и…

Но на их стороне численное превосходство, решил Ланглуа:

— Хватайте его! — закричал он, и двое головорезов тотчас же бросились выполнять его приказание. Тот, что стоял справа от хозяина заведения, бросился на Адриана, вскинув руку с остро заточенным ножом.

Однако этот молодой задиристый человек не мог быть достойным соперником Адриану — тот учился военному ремеслу всю свою сознательную жизнь. Адриан, подвижный как ртуть, первым сделал выпад. Сверкнули клинки, и парень упал на пол. Даниэлла испустила истошный крик.

— Хватай его, дурак! — закричал Ланглуа второму парню. Тот тоже бросился вперед, но, завидя клинок, стал медленно отступать назад. Едва Ланглуа выкрикнул непонятное ругательство, как острие меча Адриана снова уперлось в его горло.

— Adieu[2], граф! Мне следовало бы прикончить вас, но я не хочу без особой необходимости проливать еще и вашу кровь из-за вероломства этой женщины. Ведь она обманом заманила вас сюда.

Даниэлла едва не закричала, когда пальцы Адриана вцепились ей в плечо, сжав его словно тисками: Мак-Лахлана явно не волновало, что он причиняет ей боль. Несмотря на сопротивление, рыцарь потащил ее к двери. Отпустив у входа ее плечо, он крепко сжал ладонь Даниэллы и буквально поволок женщину по коридору к лестнице, откуда навстречу им бежала толпа вооруженных людей.

— Дайте мне оружие! — закричала Даниэлла.

— Ни за что на свете, миледи! Вы вонзите его мне в спину!

— Я никогда не направлю оружие против вас!

— У меня есть основания в этом сомневаться!

— Вы не выстоите один против стольких врагов! Из-за вас мы оба погибнем, если, конечно, внизу вас не ждут ваши люди.

— Я пришел один.

— Один! — в отчаянии закричала Даниэлла.

Казалось, против них ополчился весь постоялый двор и каждый человек был вооружен.

— Я предпочитаю не приглашать свидетелей, когда намереваюсь выручить из беды тупоголовую упрямицу, которая пыталась предать короля Англии, — заявил Адриан, — и не смейте возражать мне. — Кровь прилила к щекам Даниэллы, но не успела графиня опомниться, как он закричал снова: — Спрячьтесь у меня за спиной и не высовывайтесь! Но если вы снова предадите меня, то будете раскаиваться в этом всю оставшуюся жизнь!

Ей ничего не оставалось, кроме как повиноваться своему спасителю, тем более что он все еще сжимал ее руку. У Даниэллы не было ни малейшего намерения спорить с ним сейчас, но ее поразила та злость, с которой он с ней разговаривал и которую она не могла даже вообразить в нем, зная его достаточно хорошо. Холод и страх сковали ей сердце, когда она осознала, что даже теперь, когда их жизни в опасности, Адриан ничуть бы не удивился, если бы она предала его.

Им навстречу бежала толпа разъяренных людей, готовых сразиться с ним, людей, чей род занятий обязывал их хорошо владеть оружием, но никто из них специально не обучался военному делу, особенно приемам рукопашного боя. Первый удар Адриана достался человеку на верхней ступеньке лестницы, и нападавший покатился вниз, увлекая за собой других, словно поваленные штабеля дров. Перешагивая через лежащие тела, Адриан осторожно спускался по лестнице, волоча за собой Даниэллу. В нем чувствовалась огромная сила. У подножия лестницы путь им преградил здоровенный детина. Адриан оттолкнул свою спутницу и отскочил сам, прежде чем разбойник успел атаковать.

— Пригнитесь — закричал он, делая то же самое, и меч головореза просвистел над их головами. Адриан быстрым ударом сбил атакующего с ног. Резкий поворот кругом — и еще один нападавший сзади упал к его ногам. Все произошло так стремительно, что Даниэлла даже не успела крикнуть, чтобы предупредить рыцаря. Адриан снова потащил ее за собой, переступая через трупы. Еще один из атакующих сделал попытку напасть на них, но тотчас же был сражен наповал. Остальные в страхе отступили и лишь издали наблюдали за рыцарем и дамой.

Они быстро вышли из постоялого двора, и их окутала ночь.

Рыцарь, конечно, мог прийти без доспехов и сопровождения, но отказаться от Матфея — самого быстрого из своих четырех боевых коней — он был не в состоянии. Адриан заметил мерина, которого Даниэлла позаимствовала из конюшен короля Эдуарда, и, похлопав коня по крупу, пустил вперед. Потом Адриан подхватил свою спутницу и рывком усадил ее на своего коня, а затем и сам вскочил на Матфея. Даниэлла боялась оглянуться, но слышала крики разбойников, которые, подбадривая друг друга, готовились броситься за ними в погоню. Адриан пустил коня в галоп, Даниэлла почувствовала, как к ее спине прижалась мускулистая грудь мужчины, крепкая и горячая. Закрыв глаза, она обхватила Матфея за шею, и они на бешеной скорости помчались вперед. Ветви деревьев хлестали ей лицо, цеплялись за плащ.

Матфей оставил преследователей далеко позади, и скоро Даниэлла поняла, что она со своим спутником уже вне опасности. Однако Адриан, подхлестываемый злостью, продолжал гнать коня. Он замедлил темп только тогда, когда они доскакали до реки. Они стали медленно продвигаться вдоль берега. Оба моста через реку были далеко на востоке, в низовьях.

Адриан загнал коня в воду.

— Она же ледяная! — запротестовала Даниэлла.

— Из-за вас мы только что чуть не погибли, так неужели вы боитесь немного замочиться?

— Я ничего не боюсь.

— Позвольте вам не поверить. Сегодня, увидев меня, вы задрожали от страха.

— Если уж я чего и боюсь, так это того, что из-за вас мы утонем.

— На вашем месте я был бы рад воде. Возможно, она остудит мой гнев.

Они глубже вошли в нестерпимо холодную воду.

— От всей души желаю вам провалиться в преисподнюю! — огрызнулась Даниэлла, молясь в душе, чтобы Адриан подумал, что она дрожит от холодной воды, и не догадался, какая буря чувств сотрясает ее тело.

Они достигли противоположного берега и остановились, чтобы выжать воду из своей одежды.

Потом снова поскакали во весь опор. Холодный ветер дул в лицо, леденил мокрую одежду. Даниэлла стала замерзать. Они скакали и скакали, и, казалось, этому не будет конца. Но внезапно она увидела перед собой стены, сложенные из камня, и узнала свою крепость Авий.

Как только они приблизились к воротам, те бесшумно открылись и, впустив их, снова закрылись, словно их открывал и закрывал какой-то невидимка. Адриан сразу повел коня к конюшне. Из темноты появился грум и взял у него коня, чтобы задать ему корма.

Даниэлла с трудом волочила ноги, но решила не жаловаться и, стараясь поскорее отделаться от Адриана, поспешила в дом. Однако Мак-Лахлан тотчас же схватил ее за руку, не позволяя ускользнуть.

Она молила Бога, чтобы кто-нибудь из близких оказался рядом: Рем, Дейлин, Монтейн… ну хоть кто-нибудь. Но в зале никого не было.

— Поднимайтесь наверх, миледи! — приказал ей Адриан, и Даниэлле осталось только подчиниться его приказу и пройти в покои хозяина.

Он буквально втолкнул ее в комнату, и Даниэлла оказалась в одном футе от застеленной кровати с пологом на четырех столбиках, в то время как сам Адриан подошел к огромному камину, в котором горел огонь.

Даниэлла с надеждой посмотрела на дверь. Женщина вся дрожала, так как прекрасно понимала, что успела натворить. Она снова изменила королю Англии. Она предала его.

— Сегодня никто не будет вам прислуживать, миледи. Когда я узнал о вашем вероломстве, то позаботился о том, чтобы вы вернулись в дом незамеченной. Я больше не позволю вам играть со мной! Не смейте заверять меня в вашей невиновности и не пытайтесь казаться наивной. Это качество вам не присуще. Это самая настоящая измена, Даниэлла. Я отослал из дома всех слуг, так что не ждите помощи.

— Я и не жду никакой помощи, — солгала она.

— В самом деле, леди?

Даниэлла молчала и лишь дрожала от холода, так как мокрая одежда, словно лед, сковала ее тело.

Адриан перестал мерить шагами комнату и пристально посмотрел на Даниэллу, наконец, заметив, в каком она состоянии.

— Снимите с себя эту одежду! — рявкнул он, но в ответ она только гордо вздернула подбородок, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Ваш озноб от мокрой одежды, — с ухмылкой добавил Мак-Лахлан.

— Хочу и дрожу.

— В самом деле, почему бы вам не дрожать? Но я предпочел бы, чтобы вы дрожали не от холода, а от страха, — прорычал Адриан.

Он сделал к ней шаг, и она, тихо вскрикнув, отпрянула назад. Какая же она идиотка, как она могла совершить такое?!

— Что вы… командуете? — сказала Даниэлла, с трудом дыша.

Мак-Лахлан остановился; в его глазах все еще пылал огонь, и было видно, что он продолжает злиться. Но когда ее плащ упал на пол, Адриан повернулся к кровати, сдернул с нее покрывало из мягкой фламандской шерсти и посмотрел на Даниэллу, выжидая. Стиснув зубы, она сняла с себя ботинки и чулки, тунику и сорочку. Взгляд его отливающих золотом глаз блуждал по ее телу, когда он протягивал ей покрывало. Даниэлла быстро закуталась в него. Адриан сбросил с себя промокший плащ, и стоял теперь перед ней в простой, но очень дорогой одежде, которая плотно облегала его мускулистое тело. Адриан был мужчиной в истинном смысле этого слова: высокий, как король из династии Плантагенетов, закаленный в боях, крепкий и сильный, с мускулами, словно выкованными из железа. Даниэлла хорошо помнила силу его тела и почувствовала, как в ней вскипает страсть, которую она сразу же попыталась подавить.

Вскинув подбородок, она тихо стояла, готовая к защите и с трудом сдерживая слезы.

— Черт возьми! — громко воскликнул Мак-Лахлан. — Эдуард не заслуживает такой ненависти!

Усилием воли она заставила себя оставаться спокойной.

— Я не желаю ничего плохого Эдуарду. Напрасно вы считаете, что я ненавижу его. Просто я хотела предупредить короля Иоанна…

— Король Иоанн прекрасно осведомлен, где состоится сражение и какое войско ему надо выставить против англичан. Помогая Иоанну, леди, вы наносите непоправимый вред Эдуарду.

У Даниэллы защемило сердце, так как она питала к Эдуарду примерно те же чувства, что и к Адриану.

Как часто она ненавидела его! Он приводил ее в бешенство, игнорировал, разрушал ее планы.

И все же…

Она любила его, несмотря ни на что.

— Боже мой! — внезапно воскликнул Адриан. — Неужели вы не знаете, сколько голов слетело с плеч из-за того, что люди совершали незначительные проступки?! А вы пытались сегодня вечером предать короля! Господи, с каким удовольствием я ударил бы вас, маленькая дура!

Чувство вины снова охватило ее, но нельзя, чтобы Адриан это понял.

— Вы — лакей Эдуарда. Благодаря ему получили все, что имеете.

— Включая вас?

— Включая мои земли и титулы, — прошептала она в ответ.

— А вам бы хотелось, чтобы я всего этого лишился? Послушайте, леди, я — воин короля, служу ему и предупреждаю вас: не забывайтесь и помните, что вы — моя жена!

— Ваши нападки напрасны, сэр, так же как и все мои усилия оправдаться. Я знаю, что вы осуждаете меня и накажете, как сочтете нужным… Вы осуждали меня даже тогда, когда я была совершенно невиновна. Сейчас я действительно виновата, но вся моя вина состоит в том, что я хотела сохранить жизнь королю Иоанну! И раз вы сегодня в таком ужасном настроении, то мне лучше не оправдываться перед вами. Да и в чем мне оправдываться? Я никогда не лгала вам относительно своих чувств.

Но на самом деле ей время от времени приходилось лгать.

Она никогда не говорила Мак-Лахлану, что ей с каждым днем становилось все труднее и труднее хранить верность старым клятвам, что она давно полюбила его и любит так же сильно, как и ненавидит.

О таких вещах сейчас лучше не упоминать. Ей нужно тщательно следить за своими словами. Она и раньше вставала ему поперек дороги и расплачивалась за это, но даже не предполагала, что он способен на такую ярость.

«Не надо сейчас об этом думать!» — мысленно приказала она себе.

Высоко подняв голову, она заметалась по комнате. Если бы только ей удалось убежать! Адриан повернулся к ней спиной. Он все еще был в гневе. Как бы ей хотелось успокоить его!

Адриан обернулся. Теперь он молча стоял и, выгнув бровь, с удивлением наблюдал за Даниэллой.

Она направилась к двери.

— О нет, миледи! Вы никуда не уйдете! — заверил он ее и, быстро подойдя к двери, заслонил ее своим телом.

Даниэлла отступила назад, скромно опустив ресницы, стараясь сохранять достоинство, гордость и независимость. Ну и, конечно, отвагу.

— С вас следовало бы шкуру спустить! — внезапно выпалил он с такой злостью, что Даниэлла невольно отступила, закусив губу.

— Я только…

— Вам наплевать на английскую кровь, которая течет в ваших жилах, — лишь бы выполнить клятву, данную французу! Хотя это объясняет, почему вы так беспокоитесь о французском короле, несмотря на то что выросли при другом дворе.

— Давайте оставим короля в покое! — закричала она с несвойственным ей отчаянием. — Давайте покончим с этим…

Он медленно покачал головой.

— Покончим? Мы еще не начинали.

— Неужели? — с усмешкой спросила Даниэлла. — Разве вас сегодня нигде не ждут? Вы лучший королевский воин. Наверняка у вас есть враги, с которыми вы должны сегодня сразиться. Возможно, вам нужно убить какого-нибудь дракона?

Мак-Лахлан улыбнулся, и от этой улыбки по ее телу поползли мурашки.

— У меня на сегодня никаких драконов, моя кошечка. Дракон — для вас, и это я. — Его отсвечивающие золотом глаза угрожающе сузились. — Скажите мне, миледи, что же такое вы написали этому болвану Ланглуа? Надеюсь, вы не давали никаких клятв? Никаких обещаний выйти за него замуж?

Краска стыда выступила на ее щеках.

— Я просто написала, что нуждаюсь в его помощи.

— Вы готовы были переспать с ним, чтобы добиться свидания с французским королем? — потребовал он ответа.

Побледнев, она покачала головой.

— Вы же были там и знаете, что я не…

— О да, моя дорогая. Благодаря Господу я был там и знаю, что так просто вы ничего не отдадите… даже себя.

— Да как вы смеете…

— А как вы посмели просить Ланглуа о помощи? — снова потребовал он ответа, обрывая ее на полуслове, и тон его был злым и нетерпеливым.

Она замерла. Лицо ее стало мертвенно-бледным. Комната показалась ей маленькой и тесной.

Даниэлле однажды уже приходилось отрекаться от Адриана. Возможно, в то время она боялась, что он снова сумеет вызвать бурю чувств в ее душе. Возможно, она всегда знала, что стоит ему хоть раз дотронуться до нее — и…

— Вы соблазнили его обещанием руки и сердца, — продолжал тем временем Адриан. — Черт возьми, миледи, и вы еще смеете говорить о клятвах? Не в пример вам я очень хорошо помню те клятвы, которые вы давали мне. Помню слово в слово.

Он стал медленно приближаться к ней. Ей хотелось громко закричать и убежать, но она лишь плотнее прижалась к стене.

— Я помню все свои клятвы, — прошептала графиня.

Мак-Лахлан остановился в дюйме от нее, и она почувствовала жар его сердца, как будто уже была в его объятиях. Взгляд его золотистых глаз обжег Даниэллу, и она еще сильнее вжалась в стену, но Адриан был уже рядом. Он оперся рукой о стену, склонился к Даниэлле и холодно улыбнулся.

— Ах, миледи, знаете ли вы, что расстроило и напугало меня больше всего? — спросил он.

— Что? — поинтересовалась она, облизав пересохшие губы.

— То, что вы способны утверждать, будто наш брак незаконный. Я слишком хорошо помню нашу первую брачную ночь.

— Да! — закричала Даниэлла, вновь охваченная тревогой, так как Адриан осмелился подозревать ее в том, что она собиралась изменить ему с французом. Решив играть роль оскорбленной в своих лучших чувствах, она с обидой в голосе продолжала: — Вы угрожали доказать этому сброду, что наш брак настоящий! И после этого вы называете себя рыцарем! О каком рыцарстве может идти речь?..

— Я вообще редко говорю о рыцарстве. Я просто сказал этим дуракам, что понадобится повитуха, чтобы доказать им, что вы давно не девственница!

— Неужели вы могли бы…

— Я бы не остановился ни перед чем, миледи, чтобы доказать вашим ослепленным любовью французам, что вы являетесь моей законной женой. Однако сейчас пришло время преподать вам хороший урок!

Даниэлла тяжело сглотнула и, собираясь с силами, прищурилась.

— И что же вы собираетесь учинить, милорд тиран? — спросила она.

— Освежите вашу память, миледи жена. Я так редко исполнял супружеские обязанности, что вы, возможно, забыли о нашем браке.

— Этим вы ничего не докажете! — закричала она. — У меня хорошая память, и я ничего не забыла.

Даниэлла хотела сказать еще что-то, но в это время он сорвал с нее покрывало и бросил на пол. Она внезапно узнала яркий блеск его глаз, который вытеснил из них злость, и с тревогой затаила дыхание, вспомнив те времена, когда она стремилась к мужу, страстно его желала и все же…

Сейчас она не стремилась к нему и не хотела его. Возможно, страсть затаилась где-то в самой глубине ее души, потому что ее потеснили злость и ненависть. Адриан никогда не простит ей того, что она пыталась сделать, он будет долго об этом помнить, и она не представляет, чем все это кончится. Даниэлла стала женой Мак-Лахлана не по его собственному выбору. Ее память, особенно сейчас, была услужлива как никогда. Адриан даже представить себе не мог, насколько она все хорошо помнила. Перед ее мысленным взором прошла вся их совместная жизнь, наполненная болью, душевными страданиями, «черной смертью», столькими потерями для каждого из них.

— Нет… — прошептала она.

— Плевать мне на ваши возражения, — заявил он.

Даниэлла попыталась вырваться, но Адриан не отпускал ее.

— Я обязан напомнить вам, кто вы на самом деле!

— И кому я принадлежу?! — закричала она, всем своим видом выражая протест.

— Да, миледи, совершенно верно.

Его губы коснулись ее губ. Они были горячими, обжигающими, как и его глаза… Где-то в глубине ее естества эти губы пробудили искру желания, возбудили ее. Он гладил ее щеку, в то время как его губы и язык ласкали ей рот. Она закрыла глаза и несколько секунд ни о чем не думала.

Боже милостивый, ведь на этот раз он ни за что не простит ее!

Его губы перестали ласкать ее.

Даниэлла попыталась разорвать пелену тумана, застилавшую ей глаза, напомнив себе, что, насколько она знает Адриана, этот порыв нежности скоро снова сменится гневом и ей так или иначе придется расплачиваться за содеянное.

— Пожалуйста… — произнесла она, и сама удивилась тому, сколько мольбы она вложила в это слово.

Мак-Лахлан тоже немало удивился этому обстоятельству.

— Ах, леди, вы просите пощады, не так ли?

Прозвучавшая в его словах насмешка заставила ее посмотреть ему в глаза.

— Ни за…

— Ни за что на свете, — подсказал он ей.

— Вы — худший из мошенников! Я никогда ничего у вас не попрошу! — воскликнула она, сильно толкнув его в грудь и пытаясь вырваться.

Он сжал ее запястья. Его глаза снова загорелись огнем. Адриан и Даниэлла стояли, молча, глядя друг на друга, и тишину комнаты нарушали только их прерывистое дыхание да треск поленьев в камине.

— Клянусь Богом, миледи, сегодня вы доставите мне удовольствие. Я хочу повторения всего, что мне так хорошо запомнилось. Эти воспоминания жгут меня адским пламенем. Прошу вас не отказывать мне. Доставьте мне удовольствие — перестаньте злиться. Я требую этого! — жарко шептал он.

В следующую секунду она была уже в его объятиях; он взял ее на руки, положил на мягкую постель, которая словно ждала их все это время, и его горячее тело вдавило Даниэллу в прохладную шелковистость тонкого постельного белья. И снова его губы припали к ее губам. На этот раз его поцелуй был жадным, настойчивым. Она снова попыталась вырваться из его объятий, чувствуя, как его горячий влажный язык раздвигает ей губы, разжимает зубы, наполняет ее рот сладкой негой. Огонь страсти воспылал в Адриане, как никогда раньше. Его руки ласкали бедра и ягодицы Даниэллы, поднимаясь, все выше, пока не легли на ее груди и целиком не закрыли их. Даниэлла не шевелилась под тяжестью тела супруга, а его руки все продолжали гладить и ласкать ее тело. Губы, горячие и требовательные, припадали к ее губам с жадностью истосковавшегося по женщине человека. Он приподнялся над ней и стал срывать с себя тунику, затем нижнюю рубашку, причем с такой поспешностью, что разорвал ее, однако не обратил на это ни малейшего внимания. Даниэлла почувствовала, как бешено стучит ее сердце; так было с ней всегда, с того самого раза, когда она впервые увидела тело Адриана. Оно было бронзовым от загара, плечи и грудь покрыты шрамами, что не портило его, а наоборот, добавляло красоты и мужской привлекательности; его стальные мышцы были само искушение, отблеск огня из камина плясал на них, окрашивая их причудливым цветом.

Не следовало бы касаться его тела, сдаваться, сгорать в этом пламени…

Но она не устояла перед искушением, ибо он положил ее руку к себе на грудь, туда, где словно гром стучало его сердце. Даниэлла ощутила шелковистость его золотисто-рыжих волос, которые обильной порослью покрывали всю грудь. Она молча смотрела ему в глаза, когда он опустил ее руку вниз живота, и ее нежные, трепещущие пальчики коснулись его плоти, такой твердой и горячей, словно сам огонь. Тело Адриана содрогнулось, однако он продолжал спокойно смотреть на Даниэллу, а когда она отдернула руку, его пальцы сплелись с пальцами ее руки и на губах появилась кривая ухмылка.

— Чтобы не забывала… — прошептал он, и Даниэлла вдруг поняла, что смело смотрит ему в глаза, трепещет и жаждет его всем своим сердцем, жалким и вероломным. Не отрывая взгляда от ее глаз, Адриан сполз вниз и раздвинул ей ноги. Она поняла его намерения и закричала, пытаясь вырваться. Но было уже поздно. Его язык стал ласкать ее интимное место и ласкал до тех пор, пока ей не показалось, что она проваливается в бездну, испуская истошный крик…

Пламя страсти охватило ее.

Он приподнялся и вошел в нее. Его пальцы переплелись с пальцами ее рук, лежавших по обе стороны головы, и он входил в нее все глубже, глубже и глубже. Даниэлла закрыла глаза, но его взгляд жег ее, и она открыла их снова.

— Чтобы не забывала меня… — прошептал Адриан.

Она никогда не сможет забыть. Никогда, никогда.

Ни эту бурю чувств, ни этот огонь. Не забудет этого мужчину со стальными мускулами, что сейчас овладел ею, не забудет их постоянную борьбу, в которой бывали взлеты и падения, угрозы и претензии…

Даниэлле показалось, что внутри нее возник какой-то сладостный смерч, целиком охвативший ее, когда, вздрогнув всем телом, Адриан излил в нее свое семя.

Она крепко зажмурилась, стараясь сдержать горячие слезы, которые были готовы сорваться с ее век, когда Адриан отпустил ее.

Сделав дело, Мак-Лахлан поднялся.

Сегодня ночью он был с ней.

Но ее судьба должна быть решена. Придет день, он уедет сражаться и будет продолжать думать о ней, как об изменнице.

Идет война. И так было всегда, с их самой первой встречи. Да, она знает его целую вечность. Возможно, все это время она любила его и в то же время была его врагом.

Увы, нет!

Дольше.

Война началась раньше, чем они встретились, еще до рождения Даниэллы.

Война лишь распределила их роли…