"Крест короля Артура" - читать интересную книгу автора (Болдри Шерит)

Глава четвёртая

Гервард вдруг вскрикнул, и Гвинет обернулась, посмотреть что случилось. Её брат, размахивая руками, балансировал на скользком берегу. Она не успела ничего сделать, как Гервард поскользнулся и полетел в воду. К счастью, он ухватился за ветку ивы и устоял на ногах, по колено в стремительно несущейся воде.

Гвинет протянула руку, но Гервард замотал головой. Лицо его перекосилось от боли.

— Нога… Застряла в чём-то, — произнёс он с трудом.

Тяжёлая рука опустилась Гвинет на плечо. Сердце у неё ухнуло вниз — вот сейчас таинственный злоумышленник столкнёт её в реку вслед за братом… Она развернулась, готовая защищаться до последнего. Таинственный пришелец поднял руку и… откинул капюшон, открыв худое загорелое лицо и ярко-голубые глаза. Но — самое главное — он ей улыбался!

— Пожалуйста, помогите нам, — взмолилась Гвинет.

Не говоря ни слова, человек переставил её на твёрдую землю, а сам шагнул в реку и, преодолевая течение, подобрался к Герварду. Там он наклонился и принялся шарить рукой по дну, нащупывая что-то под ногами. Только теперь Гвинет обратила внимание на деревянный крест у него на шее и грубый перепоясанный верёвкой балахон, наподобие монашеской рясы. Только у монахов-бенедиктинцев из аббатства рясы были чёрные, а не коричневые.

После недолгих поисков незнакомец что-то резко дёрнул. Гервард вскрикнул от боли. В следующее мгновение из воды вылетела плетёная корзина. Из дырки выскользнул длинный угорь и плюхнулся в воду.

— Так это же верша мастера Фримена! — догадалась Гвинет.

Незнакомец кинул вершу на берег и помог Герварду выбраться из реки. Из расцарапанной жёсткими прутьями лодыжки текла кровь и смешивалась с грязной водой.

— Ты идти-то сможешь? — спросила Гвинет брата.

— Не знаю, — ответил Гервард. Он поставил ногу на землю и зашипел от боли. Незнакомец подхватил его на руки и посадил на лежавшее неподалёку поваленное бревно — единственный сухой островок среди болотной грязи. Затем он развязал небольшой мешочек на поясе, достал оттуда чистую тряпицу и свёрток с сушёными травами, выбрал несколько листьев, приложил их к повреждённой ноге Герварда и замотал тканью.

Боль отступила сразу — Гвинет заметила это по лицу брата.

— Спасибо вам! — выдохнула она.

— Большое спасибо, сэр, — эхом откликнулся Гервард.

Незнакомец ласково улыбнулся, но ничего не ответил. Прошлёпав по болоту к ближайшему дереву, он отломал прямую крепкую ветку, принёс Герварду этот самодельный костыль, кивнул головой в знак прощания, и, приподняв мокрые полы рясы, зашлёпал вверх по течению.

Гвинет и Гервард недоуменно смотрели вслед своему спасителю. Когда тот скрылся в ивняке, Гвинет не выдержала:

— Кто это, а? Вытащил тебя и хоть бы слово сказал! Он что, немой?

— Наверное, отшельник, — предположил Гервард. — Они часто дают обет молчания. Надо же, почти не болит!

Он покрутил лодыжкой.

Гвинет все не могла отвести глаз от того места, где скрылся предполагаемый отшельник. Где-то там, в зарослях на склоне Тора действительно были кельи. Сложенные из необтёсанного камня или вырубленные в скале, они служили прибежищем для тех, кто хотел провести жизнь в молитвах и одиночестве. Все эти люди были старыми, и Гвинет в глубине души подозревала, что ненормальными — сама она не могла себе представить, как можно жить вдали от людей. Но незнакомец был намного моложе и бодрее тех отшельников, которых она встречала раньше. Гвинет не могла понять, почему он избрал такую жизнь. С таким знанием целебных растений… Нет, что ни говори, очень необычный отшельник.

Холодная капля упала на лоб Гвинет. Опять дождь.

— Давай-ка вернёмся, Гервард. — решила она. — Тебе надо полежать, чтобы нога отдохнула.

— Да не болит у меня нога! — Гервард даже на ноги вскочил. — Хочешь, ещё поищем?

— Нет, — отказалась Гвинет. — Нам ещё домой добираться.

Но, возвращаясь, она не могла не оглядываться в сторону реки. Её мутные воды, возможно, скрывают самую ценную в истории аббатства находку. Скоро течение утащит мешок в глубину, занесёт илом, и больше никто никогда не увидит останков короля Артура.

Когда Гвинет и Гервард подошли к «Короне», во двор трактира въехала повозка, запряжённая белым мулом. Её сопровождал высокий мужчина верхом на гнедой кобыле.

— Постояльцы! — обрадовался Гервард, ускоряя шаг. Хоть он устал и всю дорогу опирался на палку, ходьба почти не причиняла ему боли. Хорошие травки носит с собой отшельник!

Они вошли во двор, когда всадник только-только спешился. Гервард отбросил палку и поспешил принять у него поводья. Сын трактирщика, он не мог позволить себе хромать в такую минуту.

— Добро пожаловать сэр. Разрешите мне позаботиться о вашей лошади.

Гвинет с интересом разглядывала гостя. Высокий, с коротко остриженными рыжеватыми волосами, он был одет в тёмную домотканую рубаху и коричневый шерстяной плащ. На боку у него висел меч в простых кожаных ножнах. Воин, но не рыцарь. «Наверное, из людей какого-нибудь лорда», — догадалась Гвинет.

Всадник выпустил поводья, сунул руку в висящий на поясе кошель и выудил монетку.

— Спасибо, парень. — Он бросил денежку Герварду под ноги. — А где трактирщик?

— Это мой отец, сэр, — Гервард, не выпуская поводьев, наклонился за монеткой. — Сестра позовёт его.

Всадник повернулся к Гвинет, и она с изумлением увидела, что у него разные глаза — один голубой, другой карий. Она присела в вежливом поклоне.

— Сию минуту, сэр. Я приведу отца.

Гервард увёл усталую лошадь, поглаживая её по морде и стараясь успокоить. Славная лошадка! Куда лучше тех, что обычно стояли у них в конюшне. Хотя до коня отца Годфри ей, конечно, далеко. Гвинет подумала, что лорд, наверное, очень богат, если так хорошо снаряжает своих людей.

Гвинет хотела уже бежать за отцом, но в этот момент из повозки выбрался ещё один человек. Под зелёным капюшоном скрывалась молодая дама с красивыми блестящими локонами цвета воронова крыла. Глаза её отливали зеленью, а в ушах и на пальцах сверкали в золотой оправе яркие изумруды.

Гвинет присела в глубоком поклоне.

— Добрый вам день, прекрасная леди.

Дама мелодично рассмеялась и протянула ей мягкую белую руку.

— Только не леди, дитя моё. Меня зовут Марион ле Февр. Мне нужна комната, большая комната. Есть у вас такая?

— Конечно, госпожа, у нас есть для вас чудесная комната, — ответила Гвинет. — Я уверена, она вам понравится. Я позову отца.

Она подобрала юбки и опрометью бросилась в дом. Нехорошо заставлять леди — что бы она там про себя ни говорила — ждать на улице под холодным дождём.

Отца она нашла в общем зале. Он сразу отправил Хенкина и его брата Уота отнести багаж госпожи ле Февр в лучшую комнату трактира.

— Молодец, Гвинет! — улыбнулся Джефри Мэйсон, удовлетворённо потирая руки. — Надеюсь, она останется надолго.

Гвинет вернулась во двор, где Гервард уже распрягал мула. Повозка была до отказа нагружена крепкими деревянными ящиками и плоскими обёрнутыми в холстину тюками. И зачем ей столько багажа?

Уот и Хенкин уже приступили к разгрузке. Спутник госпожи ле Февр отдавал им отрывистые приказания. Сама дама стояла рядом.

— Пожалуйста, осторожнее, — просила она. — Там очень ценные вещи.

— Я провожу вас в вашу комнату, добрая госпожа, — предложила Гвинет, и получила в награду ласковый взгляд удивительных зелёных глаз.

— Пойдём, дитя, и спасибо тебе.

Они поднялись по узкой лестнице наверх, в большую комнату с окном во двор. Это была самая большая комната в доме. В лучшие времена, когда в аббатство регулярно приезжали паломники, Джефри Мэйсон оставлял её для знатных посетителей. Гвинет очень надеялась, что комната понравится госпоже ле Февр, — ведь иначе она может остановиться где-нибудь ещё!

Волнения оказались напрасными. Едва переступив порог, госпожа ле Февр всплеснула руками от восторга:

— Как много места! А окно какое большое! Здесь, должно быть, очень светло!

Гвинет поспешила открыть ставни. День, конечно, холодный, но в комнате надо проветрить.

— Мне нужно много света, — объяснила госпожа ле Февр. — Для работы.

— Для работы? — удивилась Гвинет.

— Я вышивальщица, дитя моё. Я приехала в Гластонбери вышивать алтарный покров для нового храма и облачения для священников.

«Так вот что было во всех этих свёртках и ящиках! — сообразила Гвинет. — Пяльцы для вышивания, нитки и ткани!»

Надежда, словно солнечный луч, развеяла её страхи. Как будто вышивки Марион ле Февр уже украсили возрождённый храм…

— Так значит, вы к нам надолго, добрая госпожа?

— Да. На самом деле, мне стоит поискать себе в Гластонбери отдельный дом, но пока эта комната — как раз то, что надо.

Она вновь одарила Гвинет ослепительной улыбкой.

Появился Хенкин с первым из многочисленных ящиков и, следуя указаниям госпожи ле Февр, поставил его в дальний угол комнаты. За ним ввалился Уот с двумя тяжёлыми свёртками.

— Я помогу вам распаковать вещи, добрая госпожа, — предложила Гвинет. — И, наверное, вашему спутнику тоже понадобится комната?

— Только на пару дней, пока лошадь отдохнёт, — ответила Марион ле Февр. —Потом мастер Гуд уедет.

Хенкин и Уот вернулись с кучей коробок, за ними Гервард тащил огромный узел.

— Это последний, госпожа. Ваш мул уже в конюшне. Не беспокойтесь о нём.

— Я и не беспокоюсь, — улыбнулась госпожа ле Февр. — Мне повезло, что я нашла такой чудесный трактир и таких заботливых замечательных хозяев! Как вас зовут, мои хорошие?

— Я — Гвинет, а это мой брат Гервард. Простите, добрая госпожа, — Гвинет замялась — вы не могли бы, пожалуйста, показать нам свою работу?

Ну вот, сейчас госпожа ле Февр рассердится на её назойливость… Но вышивальщица отбросила на спину волосы и мелодично рассмеялась:

— Конечно, детка, если тебе интересно!

Она откинула крышку самого большого сундука и вытащила отрез плотного белого шелка с уже наполовину законченной вышивкой.

— Вот из этого выйдет облачение, в котором ваш аббат будет служить мессу.

Золотые и серебряные нити сплетались в сложные узоры, тонкие контуры роз и лилий отливали радужным блеском.

— Красота какая! — ахнула Гвинет. Она почти не помнила убранства и облачений прежнего храма, но была уверена, что им далеко до творений Марион ле Февр.

— Вот золотая ткань, для праздников, — вышивальщица вынимала из сундука все новые и новые отрезы. — А вот зелёный — цвет надежды и возрождения. И красный — цвет крови святых и мучеников.

Она застенчиво улыбнулась.

— Пусть я закончу нескоро, но это будет моя лучшая работа!

— Когда вы пойдёте в аббатство? — спросила Гвинет. — Я могу проводить вас, это недалеко.

Тонкие пальцы Марион ле Февр нервно стиснули алую ткань.

— Нет, нет, дитя моё! Я ни за что туда не пойду!