"Поэма “Нити”" - читать интересную книгу автора (Шестов Юрий)4. Началось…Вначале, вместо предисловья, Чтоб избежать сетей злословья, Я вам скажу начистоту - Вплетает жизнь в себя мечту. А коли так – не обессудьте. Никто не даст вам чистой сути. И в теорему математик Ввернет себя, как в жизнь – прагматик. * * * На комбикормовый завод Заглянем. Что здесь за народ, И может вспомним, почему Не равнодушен я к нему. Пути, вагоны, лето, душно, И запашок такой… Нескушный. Вот мясокостная мука… Вас не взяла еще тоска? Ну, если нет, тогда продолжим. Хлопковый шрот – сказать я должен, Напомнить – рыбная мука, Мел, соль, зерно, комбикорма… И кроме соли – все пылило, Что мехлопата ворошила. И что совком перекидал… Что? Респиратор? Не слыхал. * * * А осенью квартиру дали. Не бог весть что быстрей собрали, И в этой скорой суматохе Порастерялись детства крохи. Извольте. Перемена мест Разбила жизнь на «был» и «есть». (Читатель может быть поправит, Напомнив, что кого исправит.) И все же нету абсолюта. Как ни была б натура люта - Зависит несколько от места, Что там попало в наше тесто. Пятиэтажки из панелей, В них окна-буквы нонпарели. Не прочитать – стоят слепые, И не сказать – они глухие. И эта серость неживая, Окаменелая, нагая Плодит уродливых детей. Комочки серых душ за ней. Чем мне хвалиться… До сих пор, Дожив до зрелых, в общем, пор, Живу все в той пятиэтажке. И год шестой идет уж Сашке. А впереди, сколь хватит взор, Ждет совести немой укор: Нам даже больше жизнь давала, Чем детям нашим. Как же мало… * * * Что впереди, то беспросветно. Жизнь так и канет неприметно. Она уйдет в труху, песок, В борьбу за хлеб, воды глоток. Крепчает жизнь, и в полвосьмого У магазина сто шестого Растет толпа день ото дня (Путь на работу у меня). Так с год назад одни старушки С утра, прочистить дабы ушки, Стояли с гвалтом у дверей… Толпа молчит. Полно детей. * * * Вот осень. Зябко, темень. В школу Бреду в грязи я, очи долу, В незримой хляби, без задора Вдоль блёсток мокрого забора. Прошли уроки. Кто куда. Мой путь – мои комбикорма. Автобус, давка, вспышки ссор, Смех с матом, рокот: «Контролер!» Надсадный «Ох» рессор просевших, Неспешно мне годами певших О невеселой, тяжкой доле И жизни, что идет в неволе. Но мы, не жившие на свете, Малы умом, что наши дети. Нам мнится: песня не для нас, Мы здесь случайно в этот час. А так прикинуть без прикрас В закатный наш осенний час И взвесить жизни урожай… Достанет вам на каравай? * * * Работал разный там народ. Вкраплялся откровенный сброд: Украсть, подраться и напиться, И, словно кот шкодливый, смыться. Тогда с работой было просто - Штат всей страны был не по росту. Но пять-шесть сроков – не медали, А здесь им двери открывали. Бывали драки, пьяный спор, И поножовщины напор У складов с мелом неприметных… Я избегал тех мест заветных. Но были кремни-мужики, О них не скажешь, что «жуки». Могли за смену два вагона Муки скидать без слов трезвона. И так же прочно, деловито, Ухватисто и шито-крыто, Но и без спешки, с расстановкой, «Кончали» тару с белой пробкой. Молчали мирно так, уютно. Бытовка. Шкафчики каютно Их обрамляли уголок - Получка, душ и праздник в срок. * * * Скажите: «Мало им для счастья…» А где грань солнца и ненастья? Да обратитесь хоть к себе: Нужна ли вам вся жизнь в борьбе? Не все ж бойцы… Недолго – можем. И кости старые погложем, Но станем несколько лютей И как бы мягче – позверей. И неприязнь сосед внушает: Чего он дверь свою строгает… Мы извести себя готовы, Чтоб недруг наш надел оковы. (Ах, Александр Сергеич Пушкин, Ведь Ваши рифмы, как игрушки. И, каюсь, взял, не удержался - Сравнить я нравы попытался. У Вас: «друзья… надеть оковы». У нас: «друзьям» слог ныне новый. Во время Ваше слово «честь» Шло чаще в ход. У нас – «поесть». Людские мы поправ понятья, Гранитный крест несем заклятья. Продавлен след… Мозги в тумане… Саднит душа… Греха гвоздь в ране.) И каждый бьется не на шутку, Как пес цепной, забравшись в будку. Остервенело огрызаясь, Быть обойденным опасаясь. Смутны настали времена. (Кто вденет ноги в стремена?…) Призыв «Спасайся в одиночку», Пожалуй, будет точка в точку. И сразу все его поймут Спасать, чем животы живут. И не о нравственном познанье Речь поведут – недоеданье. Чем провинилась ваша мать, Чьи думы только как достать, Как накормить, во что одеть, Обуть, прикрыть – ну надо ведь! …А в общем, жизнь для философий Дает изрядно. И утопий Счас можно ворохи наместь, Да мимо все. Охота есть. Нет тормозов. Вот это страшно. Всяк по себе – уже опасно. А неумен, голодный, злой, Труслив, но жаден… Бог ты мой!… Не все, согласен. Индивиды Есть до сих пор, но инвалиды Души, мозгов необычайно Порасплодились. Что, случайно? Случайной жизни не бывает, Из моря рек не вытекает. Вы в дней сплошном круговороте Все время сеете и жнете. Веселый экскурс закруглив, Сравним, как яблока налив Вбирает соки все подряд… Но только здесь, увы, не сад. * * * Так чем питались корешки, Что за делишки в гумус шли, Под слой пролетных наших лет Заглянем – вдруг найдем ответ. * * * Труд на износ. Гроши платили. Бывало, кости даже ныли. И понимал я – обирают. За что – теперь младенцы знают. Но я ругался с мастерами, Хитрил, халтурил, слал их к маме Не потому, что был плохой, Раз вы мне так – и я такой. Вот случай. Как вагон ячменной Муки (глаза сорит отменно) Пришлось зимою выгружать Рублей за десять, не соврать. Да, кстати, россыпь, не в мешках. Лежал до крыши тяжкий прах. Само собою, напахался. И то – червонец! Постарался… А в бухгалтерии наряд На два рубля… Я не был рад: Дня три глаза с муки кровили, И два рубля – вы б тоже взвыли. Я так ругался первый раз. Не деньги жаль, но в этот час Я ощутил плевки нам в души, И тухлость слов, что лезли в уши. Я до сих пор ту помню … (Легко рифмуется с «Минерву»). Пацан, четырнадцать годков… Да совесть спит в таких без снов. И этих шавок бухгалтерий, Гор-рай-жилкомов, новых мэрий Не вырезать, не утопить: Хозяин есть, и шавке быть. Еще штришок и, в общем, хватит Обилья трудовых понятий О совести, рабочей чести… Сорняк с цветком взрастает вместе. Тащили все подряд с завода (Ох, незатейлива природа!). С овцы паршивой что возьмешь - Так, комбикорма наберешь. Но за забором что творилось, Вам в детских снах бы не приснилось. Вниманье! Там была продбаза (Еда мила любому глазу). И даже я там подкормился, Свои пьяны – и я годился. Легло бы на плечи мне прочно, Груз тянут ноги денно, нощно. Бродяг в котельной разговоры, Бичей неконченые споры О правде жизни на земле… А рядом пар сипит в котле. И про детей своих далеких, И бывших жен, таких жестоких, Непонимании людей, Несправедливости судей, О сроках, паспортах забытых, И о начальниках сердитых… Чего я только не узнал, Пока вагоны с ними ждал. * * * Но если честно, то до срока Досталась тех ночей морока. Подряд две смены многовато. Пульс двадцать восемь, ноги – вата… Без всяких шуток. Испугался, Когда до цифры досчитался. Запомнив озаренье нови: На каждый год – два тика крови. Мой друг, напарник по работе, С ним задыхались вместе в шроте, Постарше был, но все пацан, И тот же сердца злой канкан. Я вспомнил год назад у гроба: Морозно, ночь и два сугроба Дрожжей белковых под вагоном. Мешки-каменья рвем со стоном. Семь-восемь ходок и валюсь На грязный снег, не отдышусь. И сна провал, и Витя громко: «Очнись!» – в ночи скрип рельсов тонко. * * * Мне дальше жить – ему лежать. Мне крест нести – ему не встать. И будто голос до сих пор: «Эх, Витя-Витя… Сдал мотор». * * * Вопрос: чего я надрывался И за мешки, как клещ, цеплялся? Работать мог бы и в тепле Или полегче – при метле. Но это было б слишком просто В стране чудес, где штампик ГОСТа Лежит на душах и мозгах, Делах, поступках, вещих снах. В стране «Артека» и «Орленка» Как символ, берегли ребенка. И лишь с шестнадцати годков Не брать, нести мог в отчий кров. (Но если вас научат брать, И государство будет врать, Что все для вас и все открыто, Что вам отцов укор сердитый?) И ясно, там, где потеплей, Мне шиш казали из дверей. А где ручонок не хватало, Там нужен был, и лет не мало. Я расскажу (как вам понять…). Грузили дуст вагонов пять. Там, где потел и дуст попал, Он кожу,как когтями рвал. А где потел, вы догадайтесь. Жара за тридцать (улыбайтесь, Но я на йоту не соврал). К тому ж мешки еще таскал. * * * Все, утомила тема эта. Добавлю я, тех лет примета, Слова и жизнь – один чулок, Но наизнанку, в этом сок. * * * Нутро меняется неброско. Нас жизнь формует, как из воска. Не торопясь, но каждый день. Год прочь, и на – былого тень. Я понял это, с Витей встретив Друзей-спортсменов, их приметив По оживленному веселью… Зима сочилась с крыш капелью. Ну, шел в кирзе, неторопливо, Мыслишек куцых нить лениво Вилась в подсчетах тонн, вагонов И бухгалтерии препонов. Наш шаг размечен ожиданьем На смену – минимум – заданьем. Я знал, кувшин моих силенок К концу работы станет звонок. Друзья же веселы, довольны. Сравниться с ними – малахольный. Их жизнь – туман прошедших грез… «В команду мне… – Во чушь понес!» Но мал-помалу все же понял, Да случай был, до яви пронял. Пройдут года, и все вагоны, Пыль, грязь и быдлости кордоны? * * * Да, случай. Может, интересно… Мы шлялись улицей безвестной. Замерзла грязь, зелен закат, Проулки меж заборов, хат. Окраина. Стоят домишки. Друг другу сунулись подмышки. И тесно так – сарай, забор, Крыльцо, собака – все в упор. (Как будто кто-то издевался: На, дрянь, клочок, чтоб ты ломался От тесноты и жил убого, И почитал земного бога.) 3а домом дом перебирали (Электрика мы так искали). А он домой ушел к обеду, Щиток сгорел – и мы по следу. «Зажегся свет в кривом окошке: «Там баба, Вить… Да брысь вы, кошки! Стучи в окно! Не слышит в двери… Идет, глухая… Ну, тетеря!» Я было начал речь о Коле И вмиг осекся. В старой школе Меня учила года два. И на тебе – признал едва. Она-то первая узнала, Хоть удивленья не скрывала. Ведь был отличник, а теперь!… Бог знает в чем… Колотит в дверь… О школе что -то рассказала. Как сон чужой – не взволновало. «А что вы ходите – ведь ночь…» «Ну, мы пойдем», – и ноги прочь. Щиток мы сами починили (3а Колей дольше проходили). Вцепились руки в мехлопаты, Как тонна вон – три «коп» зарплаты. * * * Я в душе на пол сел. Вода Журчит меж пальцев без следа. Ступни, как будто острова, В колени ткнулась голова. Блаженна тела пустота. Движений тяжких суета, Настынув ледяным комком, Покоем скрыта под замком. И в этой тела тишине Чутьем узрел, что нужно мне - Мозгов незримая работа, Как пряник, сладкая забота. Открылось мне – еще не вечер! Как улья гул, желаний вече Из ничего, из спящих почек Бессонных и усталых ночек. Я ощутил цену свободы: Трудами созидают своды. Труды, с собой перемножаясь, Поднимут нас, с судьбой сцепляясь. И за свободу полной мерой Платить придется – даже верой. Но труд окупится сполна, Где за волной идет волна. * * * Согласен – тезис проще репы. Тут каждый день таит зацепы. Мозги чтоб с толком приложить Не год, не два нам нужно жить. Бывают, впрочем, исключенья, И гений избежит сомненья, Почуяв мощный зов природы. У нас же с вами все на годы. * * * Пусть жизнь реке мы уподобим (Попробуем, подход удобен). А мы лежим на берегу, И для удобства – на стогу. И видим мы – полна река. Крутые моет берега, Свободна, властна, величава, То буйна вдруг, то словно пава. И в силе все ей удается, Неудержимо вдаль несется. Приятны нам теченья мощь И окаймленье светлых рощ. Вот мы пригрелись… Вот зевнули… И незаметно так уснули, Не слыша, что же там с рекой. (Нам очень дорог наш покой.) Поспали. Сели на стогу. Сонливо радуги дугу Приметили над дальним полем… Эх, хорошо, когда на воле! Но ближе взгляд – и где река?! И что так тишь нежна, легка? Где звук упругий вод теченья И безобидных волн томленья? Мы словно диво созерцаем, И ничего не понимаем. Убогий, жалкий ручеек, Как вместо рыбины – малек. Ну как, знакомая картина? Из нас под каждым эта мина. Пусть сил бадья, душа цветет… А все равно. Возьмет рванет… Но перемене ль ужасаться? Не знаю. Вряд ли. Опасаться, Быть может стоит, и понять, Творила так природа-мать. Отлив – прилив, бессилье – сила (Была – и нет. Вас не бесило?). И прозорлив, и туп как пень, И так, пожалуй, каждый день. Но как тогда, скажите, быть. Как оседлать удачи прыть? Стеречь в засаде, на живца, Бродить – и зверь найдет ловца? А может, взять и примириться, Теченьем времени сноситься. Не споря с матушкой-судьбой И обретя души покой? А как кому. Как мы желаем, Так нить – ответ судьбы свиваем. И что себе туда вплетем, То и аукнется потом. Других учить я не любитель (Топорщит командира китель). Но мне чрез тяготы труда В сухое ложе шла вода. И если я где спотыкался, То только сам и поднимался. Себя хоть чуть не перемог, Не тот эффект. Пропал урок. Еще одно соображенье, И прекращаем эти пренья. Дается жизнь единый раз. Я не о том: «Бди каждый час…» А вот о чем. Ведь интересно Потрогать жизнь – давно известно. А будь то высший интерес - В сколько б бутылок не полез!… * * * Пожалуй, хватит про завод, А то приснится ночью шрот, И заводская проходная… Сны лучше с рельсами трамвая. И все же, все же… В нашей песне Куплет стоит на видном месте. Не будь его, другой певец Пел песнь. И был другой конец. * * * Не знаю, будет ли уместно Воткнуть трактатик в это место О семенах и о задатках, И воспитанья нужных латках. Мы тему далее затронем, Но пару мыслей в грунт пристроим. Авось, взойдут… Не очень тесно. А может, вам неинтересно? Так если да, беды в том нет - 3нать, без вопроса дан ответ. Смелее лист переверните И по душе вам мысль найдите. А кто остался, те внимайте, И что вошло, перетирайте. Как в книгах принято у нас: «Благодарю…», «Ваш отзыв…», «Вас…» * * * Встречали вы в лесу коренья, Или в поленице поленья: Чудной изгиб… Глядите, рот! Вот зуб торчит!… А вот живот! Повыше руки углядели, И нос-сучок засохшей ели. Ну, малость ковырнуть ножом, И – леший полным естеством. А может, добрый молодец, Или медуза-холодец… Неважно кто, а важно как - Им всем не нужен был верстак. С другого края. Вот осина. Чист ровный ствол, слегка иссиня. Бела, приятна древесина, Чуть-чуть дефектик – сердцевина. Мы из осины – топорище! Ан хрясь! – топор над ухом свищет. Мы из осины ладим клин. Кувалды мах – позор один. Но поразмыслить, и найдется Осине место. Разберется, Кто с головой и понимает - Для умных хлама не бывает. Вот все таинство воспитанья: Провидя с помощью познанья Игру затейливой природы Суметь принять умело роды. |
|
|