"Час Орды" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 6

Упав на спину — существо по имени Чак'ка сидело сверху, — Майлз почувствовал панику, которая, подобно холодному, зазубренному ножу, резанула его тело от живота к горлу.

Он застыл на миг, глядя вверх на рычащую, зубастую морду. Затем под воздействием смеси страха и ярости, такой же примитивной и жестокой, как и у Чак'ка, он стал сражаться.

Они боролись как звери, подчиняясь только инстинктам. Они катались по металлической палубе, вцепившись друг в друга, нанося удары, царапаясь, кусаясь и используя каждый коготь, зуб или выступ кости в качестве оружия.

Для Майлза в течение нескольких последующих секунд не существовало ничего другого. Он впал в бешенство из-за элементарного страха за свою жизнь. Но как ярость сменила страх, так и что-то другое пришло вслед за яростью.

Оно наступило как опьянение. Внезапно Майлз обнаружил, что ему все равно, что с ним делает Чак'ка, пока он продолжал заниматься самим Чак'кой. Мощный поток адреналина одурманил и отравил его.

В мгновение ока все ценности жизни, установленные новыми высшими центрами мозга, оказались разрушены сильнейшими импульсами из более древних центров подсознания. Его отношение к свету, форме и красоте, представлявшие собой искусство, покинуло его. Его внутренняя связь с остальной человеческой расой, которую он с трудом установил перед прибытием сюда, оказалась забытой, как и воспоминание о Мэри. Осталось лишь глубокое, первобытное желание растерзать и убить.

Его руки сомкнулись вокруг шеи Чак'ка с толстой желтой кожей, его большие пальцы надавили изо всех сил. Саблеобразные клыки и когти Чак'ки яростно работали, но Майлз не чувствовал боли, он только смутно чувствовал кровь, текущую из многочисленных ран. УМРИ! УМРИ! — кричал его мозг, пока он все сильнее и сильнее сдавливал дыхательное горло, где бы оно ни было на этой толстой шее…

Но Чак'ка не умирал и продолжал наносить удары Майлзу. Постепенно Майлз стал понимать, что его хватка ослабевает. Он осознал, что теряет кровь слишком быстро. Он проигрывал.

Майлзу показалось, что внезапный порыв холодного ветра быстро остужает его горячее желание убить. Смерть грозила не чужаку, а ему самому. Нечто более глубокое, чем паника, шевельнулось в нем, и вдруг он вспомнил все, что на мгновение забыл! Мэри, картины, которые ему надо нарисовать, людей Земли. Его пальцы почти соскользнули с шеи Чак'ки… ОН НЕ МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ УМЕРЕТЬ!

Без предупреждения, во второй раз в своей жизни, он вошел в состояние перегрузки.

Чужак с лицом тигра стал игрушкой в его руках. Чак'ка уже освободил свое горло от захвата Майлза и слегка повернулся. Но Майлз лихо схватил его, развернул, просунул одну руку под правую подмышку, другую — под левую, затем сцепил руки на шее и надавил. Шея Чак'ки согнулась, словно набитая сеном, а не костями и мускулами; затем раздался треск. И тут мозг и тело Майлза обволок странный серый туман. Он смутно видел, что его противник в этом не виноват. Ничего не делали и остальные стоявшие вокруг него и ого соперника. Туман генерировал корабль или нечто за его пределами.

Внезапно пламя эмоций потухло. Мускулы потеряли свою силу. Майлз почувствовал, что его пальцы разжались, ослабив хватку вокруг шеи Чак'ки, а руки безвольно упали. Он перекатил своего противника на спину и остался лежать, словно после принятия большой дозы болеутоляющего, совершенно потерявшись в этом сером тумане.

Он смутно понимал, что рядом с ним так же неподвижно лежал Чак'ка, находясь в таком же беспомощном состоянии. Майлз увидел, как круг зрителей сверху и вокруг него распался и уплыл в стороны. Он наблюдал за тем, как пара из них подхватила безжизненное тело Чак'ки и унесла. Чужие руки взялись за плечи, ноги и подняли его.

Он почувствовал, что его понесли. Куда и зачем — неважно. Он увидел над собой качающийся потолок коридора, верхнюю часть дверного проема, а затем потолок небольшой комнаты. Майлз почувствовал, как его сунули на мягкую поверхность в стенную нишу, которая, наверное, заменяла койку или кровать. Потом его оставили одного, и он уснул.

Пробуждение было постепенным. Майлз почувствовал, что спал очень долго. Сначала он не ощущал ничего, кроме одеревеневшего тела.

Не двигаясь, он лежал там, куда его положили. Приподняв голову, чтобы осмотреть себя, он не заметил ничего особенного, что напоминало бы о происшествии. Глубокие укусы и царапины, как и остальные, полученные в поединке с Чак'кой, раны, уже затянулись и зажили. Несмотря на слабость и боль, по его школьным воспоминаниям превосходившие все вместе взятые травмы от игры в футбол, Майлз чувствовал себя так же хорошо, как и до драки.

Он повернул голову. У другой стены небольшой комнаты на койке лежал чужак с тигриным лицом. Чак'ка тоже проснулся и смотрел на него. Два клыка блестели в огне осветительной панели над головой, в то время как массивное тело по-прежнему наполовину скрывалось в тени. Не понимая выражения лица своего противника, несмотря на усталость и боль, Майлз почувствовал в себе нарастающий белый огонь похотливого удовлетворения от убийства, совершенного во время схватки.

Он вызывающе усмехнулся Чак'ке, тот неожиданно отвел взгляд, и Майлз понял, благодаря своей чувствительности к чужим переживаниям, дарованной ему вместе с новым телом и из-за своего некоего родства с Чак'кой, что он оказался сильнее по крайней мере хоть одного члена экипажа.

— Ты прыгаешь на каждого, кто впервые появляется на борту корабля? поинтересовался Майлз.

Чак'ка поднял глаза и ответил:

— Больше не буду. Экипаж этого корабля укомплектован полностью. Ты был последним, а сейчас последний — я.

Некоторая двусмысленность присутствовала в значении того слова на общекорабельном языке, которое Чак'ка использовал в качестве «последний».

Как будто Чак'ка под «последним» в то же время подразумевал и «наихудший».

Майлз не мог уловить тонкий, но несомненный смысл по той причине, что знал этот странный язык слишком хорошо. Он говорил на нем и одновременно переводил в уме на английский, но не мог сравнить свой перевод с реальными звуками, слышимыми им и произносимыми его собственным ртом, из-за того, что центрогалактиане привили ему этот язык на уровне подсознания. Так же как человек не может услышать акцент, с которым говорит на родном языке, так и Майлз больше не мог проанализировать произносимые им странные слова.

Он покачал головой и бросил думать о двойном смысле.

— Тогда что нам сейчас делать? — спросил он Чак'ку.

— Делать? — переспросил Чак'ка. — Ничего. Что здесь делать?

Он упал обратно на кровать и перевернулся на спину, всматриваясь в потолок своей ниши.

В ответе Чак'ки присутствовали отчаяние и безнадежность. Удивленный и заинтересовавшийся Майлз сделал попытку подняться. Поморщившись, он сумел опустить ноги с кровати и встать. Тело по-прежнему оставалось онемевшим и непослушным, но Майлз подумал, что потихоньку все придет в порядок. Он медленно вышел из комнаты в коридор.

Мимо шел другой член экипажа. Он походил на круглого медведя. Майлз сжался, готовый ко всему, даже к нападению. Но массивный инопланетянин удостоил его равнодушным быстрым взглядом и пошел дальше. Майлз решил, что наступило самое подходящее время обследовать корабль, к которому его приписали.

В течение следующего часа он этим и занимался. Он не торопясь осмотрел внутренности корабля от носа до кормы, а также сосчитал остальных членов экипажа. Их в самом деле оказалось двадцать три вместе с ним, и каждый из них был непохож на другого.

Но самым любопытным оказался, конечно, сам корабль. Судя по всему, у него отсутствовал двигатель, хотя, может быть, его заменяло устройство, которое лежало спрятанным в небольшой нише за консолью пульта управления в дугообразной комнате. Кроме центра управления, в котором могли работать одновременно не более трех членов экипажа, Майлз обнаружил несколько комнат для экипажа, число коек в них варьировалось от одной до четырех безо всякой видимой причины и цели. Общая комната, в которой Майлз оказался в самом начале, занимала большую, среднюю, часть корабля и была заставлена различными предметами, которые он посчитал за мебель или устройства для отдыха. Среди них он, к своему удивлению, увидел очень земное глубокое кресло с маленьким круглым столиком рядом с ним.

Все остальное пространство внутри сигарообразного корабля занимали двадцать «посадочных мест», напоминающих огневые позиции, по десять с каждой стороны.

Внутри каждой находилась оружейная установка, представлявшая собой место наводчика, соединенное с тяжелым механизмом-шарниром. На лицевой стороне механизма с обеих сторон от кресла торчали две ручки, а из противоположной торчал шарообразный выступ, в котором Майлз с первого взгляда угадал орудия. Но при более внимательном осмотре выступ оказался не полым цилиндром, как у любого земного оружия, а Цельным металлическим стержнем, на конце которого не виднелось ни малейшего намека на отверстие для выброса какой-нибудь энергии.

Кроме того, подумал Майлз, если металлические стержни служили аналогично стволам ружей, то энергия, испускаемая ими, должна беспрепятственно проникать сквозь выступавший перед ними шар. А в этом случае Орда могла бы защитить свои корабли, снабдив их корпусами из подобного материала.

У него накопилось слишком много вопросов, на которые он сам ответить не мог. Он нуждался в помощи. К тому же с ним заговорил пока только Чак'ка. Майлз повернулся в сторону комнаты, в которой остался лежать на койке инопланетянин с тигриным лицом, но чувство осторожности остановило его. Чак'ка никуда не денется. Потом будет достаточно времени задать ему вопросы.

Он вернулся в зал и сел в замеченное им ранее глубокое кресло. В ту же минуту рядом с ним тихо звякнул маленький столик, в самом центре которого без малейшего шума непонятно откуда материализовались чашка на блюдце с налитым дымящимся кофе.

Майлз не чувствовал голода. Его это удивило. Он на самом деле не хотел есть, с тех пор как его вылечили и обновили пришельцы. Но при появлении чашки с кофе он осознал, что где-то очень глубоко в мозгу, в качестве некоего противовеса непритязательности тела, сидела мысль о кофе.

Заинтересовавшись, Майлз еще раз посмотрел на стол, думая о куске яблочного пирога, тут же появившегося с вилкой на тарелке рядом с чашкой.

Как только Майлз взял вилку, чтобы попробовать пирог, вокруг него внезапно возник шар из серого непрозрачного материала. Он не смог ничего разглядеть в комнате. Немного встревоженный, он положил вилку на кофейный столик, и шар немедленно исчез. Он взял чашку, и вновь его окружил барьер.

И тут он понял.

Либо ему, пока он ел, предоставляли уединение, либо его товарищей по экипажу защищали от зрелища, как и что он ест. Скорее всего, подумал Майлз, по второй причине.

Он съел пирог и выпил кофе. Пустая чашка и тарелка из-под пирога мгновенно исчезли со стола. Как и серый защитный экран. Майлз откинулся на спинку кресла, чтобы понаблюдать за своими товарищами, входившими в зал отдыха.

В течение следующих трех или четырех часов, пока он наблюдал, три четверти или две трети из двадцати трех существ, находившихся на борту этого корабля, «прошли» перед его глазами. В разных частях комнаты появлялись серые пятна, пока члены экипажа занимались едой или другими, привычными только для них делами. Но Майлз не заметил, чтобы кто-нибудь из них был занят какой-либо особенной работой или делом. Это впечатление усиливалось общей атмосферой безделия, безразличия, даже безнадежности, которая, казалось, висела вокруг корабля и его экипажа.

К своему удивлению, Майлз отметил, что члены экипажа почти совсем между собой не общались. Они передвигались поодиночке, и в течение трех или четырех часов он заметил только двух из них, занятых чем-то отдаленно похожим на разговор. С другой стороны, все они вели себя довольно странно.

Майлз сначала ПОЧУВСТВОВАЛ эту странность благодаря новой восприимчивости к чужим эмоциям, разбуженной в нем пришельцами. Он почувствовал ее, даже не увидев каких-нибудь особых происшествий. Постепенно он сумел разобраться в том, что почувствовал.

Бросалось в глаза, что каждый на борту игнорировал определенных индивидуумов, а к тем, кого не игнорировал, относился с особым вниманием.

Более того, в свою очередь, его игнорировали все те, к кому он относился с вниманием. Точно так же, понял Майлз, как медведеподобное существо после одного беглого взгляда, брошенного при встрече в коридоре, перестало обращать на него внимание.

Майлз отметил во время хождений по кораблю, что все, кроме Чак'ки, проигнорировали его.

Проанализировав эти факты, Майлз нашел разгадку. На борту явно царила чисто вертикальная структура: социальная пирамида, в которой каждый зависел от тех, кто наверху, и совершенно не зависел от тех, кто внизу.

Равных на корабле не было. Отсюда напрашивался вывод: чтобы повысить свой ранг, нужно пробивать себе путь наверх. Он уже сражался, победил Чак'ку, сделав его последним и наихудшим. В такой системе новенький, подобно Майлзу, появившись на корабле без установленного ранга, должен вызвать на бой слабейшего.

Поэтому сейчас, после своей победы над Чак'кой, он оказался вторым снизу в этой структуре. Воспоминание о схватке мгновенно вернуло ему ослепляющую ярость. Ничто в процессе драки не угрожало его жизни, по тому как центрогалактиане предусмотрели на корабле меры безопасности, предотвращающие смерть в поединках.

Любой, обладай он достаточным мужеством, мог безопасно для себя напасть на кого-то другого. Ведь с Чак'кой, несмотря на его саблевидные клыки, Майлз мог расправиться гораздо легче, если бы тот не напал так неожиданно. Тигроподобный инопланетянин практически ничего не знал о борьбе. Майлз легко сумел выполнить полный нельсон и выиграть схватку.

Никто из виденных Майлзом существ на борту корабля, кроме медведеподобного, не выглядел немыслимо сильным или опасным противником.

Узнав, что им запрещено убивать или калечить друг друга, Майлз уже не мог рассчитывать на очередную вспышку сверхсилы, помогшую ему победить Чак'ку.

Но с другой стороны, изучив своих противников, подготовившись к схватке, кроме того, атаковав без предупреждения, он…

Эмоциональная реакция наступила мгновенно: тяжелый удар в лицо холодной морском волны, оставляющей человека задыхаться на берегу. Майлз сидел, сжавшись, пораженный своими мыслями.

Неужели это он, Майлз, сидит здесь и нетерпеливо и внимательно оценивает других, насколько они «податливы» для его собственных зубов, ногтей и мускулов?

Отвращение и ярость зажглись внутри него. Чего стоили все эти годы рисования, обучения и ограничений? Он все забыл в ту же минуту, как получил новое, сильное тело и две здоровые руки.

Что с ним?

Куда делась цель, ради которой он здесь оказался? Его физически обновили, зарядили надеждами человечества и привезли к краю межгалактической пустоты ради того, чтобы он мог слоняться по кораблю и подобно зверю кататься по палубе, сражаясь с представителями других цивилизаций, посланных с той же целью, что и он?

Если это так, то центрогалактиане ему не все объяснили. И это вызывает подозрение и бросает тень на все, что имеет отношение к Серебряной Орде и Боевому Порядку.

Но что бы ни случилось, сказав «а», он должен закончить свое дело и все выяснить. Между тем, подумал он, нельзя себе позволить потерять нравственные ориентиры.

Он должен помнить, что внутри этого сверхздорового и неуничтожимого тела с двумя сильными руками по-прежнему находится мозг и прячется личность худосочного, нервного и однорукого человека по имени Майлз Вандер, который должен спасти людей и продолжить рисовать картины. Он должен помнить, что находится здесь не для драк с тигроподобными Чайками.

Он находится здесь, чтобы сражаться с Серебряной Ордой, если она существует на самом деле, а не чтобы пробиться наверх в сообществе, разместившемся в одном маленьком корабле.

Возможно, нельзя винить центрогалактиан, а представители других рас на борту корабля забыли о цели. Возможно, изолированные и измученные ожиданием, они выбрали не самый лучший способ, чтобы помнить о причине, собравшей их воедино, и потерпели неудачу, окружив себя одиночеством, скукой и отчуждением.

И все же он не должен сломаться так же, как и они. Поняв, откуда грозит опасность, он почувствовал, как старая и непреклонная решимость, ставшая его частью на Земле, окрепла внутри него, подобно стальной пружине.

Он не должен сломаться, потому что он не похож на «экипаж» корабля… не похож на всех остальных во Вселенной. Он — Майлз Вандер, который слишком хорошо помнит одиночество и годы борьбы, чтобы сломаться.