Глава 1

— Дело в том, — говорил Гумбольдт, — что вы могли бы запросто сойти за торговца технологиями.

— Я, конечно, очень извиняюсь, — вежливо заметил Фелиз, — но только я и в самом деле торгую технологиями. Весь вопрос в том, смогу ли я сойти за шпиона. И ответ на этот вопрос может быть лишь однозначным — нет. Даже если бы случилось чудо, и мне самому вдруг этого ужасно захотелось бы.

За время дискуссии, они вот уже в третий раз возвращались к этому вопросу. Сквозь прозрачную северную стену уютного кабинета Фелиз Геброд смотрел на улицу, где простирались обширные владения Центра Обороны, а пронизывающий весенний ветер безжалостно студил набухшие на ветках кленов почки. Фелизу уже очень давно не доводилось бывать на Земле; и поэтому, планируя это небольшое путешествие, он решил отрешиться ото всех посторонних мыслей и предаться ностальгическим воспоминаниям. А проблемы, одолевавшие директора по обороне и пси-мена Филипа Верде, никоим образом не входили в его планы. «Человек я, конечно, покладистый, — мрачно думал Фелиз, — но только все равно пошли они все к черту…»

Эта мысль показалась ему столь приятной, что он снова перевел взгляд на своих собеседников и высказал ее вслух. Пси-мен Верде никак не прореагировал на это предложение. А чего злиться-то? Ведь ответ Фелиза был известен ему заранее. Но вот побагровевшее лицо Донстера Гумбольдта сделалось еще мрачнее.

— Хотите сказать, Геброд, что вы нам ничем не обязаны, так надо вас понимать? — уточнил Гумбольдт.

Фелиз посмотрел на него с нескрываемым интересом. Ведь он был почти уверен в том, что пронять Гумбольдта невозможно ничем. Но, очевидно, в конце концов ему это все же удалось. Фелиз задвигал своими массивными плечами, поудобнее устраиваясь в кресле и пристально разглядывая своих собеседников.

Они были совершенно непохожи друг на друга — Гумбольдт, директор по обороне, и пси-мен Верде, начальник Департамена Дарований — но Фелиз так разительно отличался от них обоих, что для него они были просто «другими», ибо сам он по материнской линии был наполовину миктурианцем.

Вообще-то когда-то миктурианцы ничем не отличались от обычных людей это было давным давно, в те нелегкие времена лет за сто пятьдесят до того, как были приняты единые законы для всех человеческих цивилизаций — но с тех пор они намеренно подвергли себя мутации, чтобы приспособиться к условиям планеты, выжить на которой можно было лишь раза в два превосходя по комплекции обычного человека, а также имея кости попрочнее и кожу потолще. Но и среди них Фелиз был чужим. Он не дорос даже до десяти футов, а кожа его больше походила на кожу обычного человека, чем на выделанную воловью шкуру. Так что среди миктурианцев его бы считали карликом, обыкновенным недомерком-полукровкой.

Но и на фоне обычных людей, не подвергшихся мутации, он был фигурой довольно заметной. К тому же ему были неведомы неприятные ощущения от снижения гравитации, неизбежно возникающие у его миктурианской родни, когда тем доводилось бывать на планетах, заселенных обычными человеческими цивилизациями. Голова его, а также ладони и ступни были совершенно обыкновенной, человеческой величины. Но вот плечи казались слишком широкими, и приглядевшись повнимательнее к необычайно свободному покрою его туники, можно было заметить некоторые отличия, а именно: бицепсы по восемь дюймов в диаметре, а уж бедра — и все двадцать. К тому же, если уж на то пошло, то у него совершенно отсутствовала талия, но широкие плечи и свободный покрой туники помогали скрыть данный недостаток.

Лицо его тоже было довольно необычным, представляя собой нагромождение крупных черт на относительно маленькой площади. Он был совершенно некрасив, но, как говорится, крайне обаятелен. У него был широкий и короткий нос, а большой рот скрывал в себе два ряда крепких, массивных зубов. Над кустистыми, похожими на две небольшие рощицы, бровями, открывался выский, широкий лоб, а его русые, выбивающиеся в разные стороны непокорными вихрами, волосы уже тронула рання седина. Глаза его были пронзительно-синего цвета, что делало их похожими на вулканические озерца Йелоустонского национального парка, раскинувшегося примерно за две тысячи миль к западу от того места, где он находился в данный момент. Изредка его начинали одолевать мысли о том, что когда-нибудь он все-таки женится и осядет где-нибудь. Но времени впереди еще предостаточно, так что всерьез задуматься об этом он всегда успеет.

Гумбольдт же, напротив, был самым обыкновенным, чуть полноватым человеком. Ему было около шестидесяти лет, а в юные годы, во время учебы в колледже, он серьезно занимался метанием молота. Его отличал острый, проницательный ум, который можно было сравнить лишь с заряженной винтовкой со взведенным курком. Он занимал пост директора по обороне, так как в этой же части галактики существовала и другая высокоразвитая раса разумных существ, так называемых мальваров, владеющих самыми передовыми технологиями и когда-то загрозивших загнать человечество обратно в те норы, из которых оно взяло свое начало, и навеки законопатить его там. И тот факт, что по самым благоприятным прогнозам, на достижение такой цели ушло бы никак не меньше восьмисот земных лет, решительно ничего не менял. Так же как не бралось в расчет и то, что в данный момент мальвары и земляне жили в мире, как и подобает хорошим соседям по галактике.

Решающий момент в истории должен был наступить не через восемьсот лет — когда будет уже слишком поздно — а именно сейчас, приходясь на последующие двадцать лет — самое подходящее время для того, чтобы не допустить нежелательных последствий, доверив руководство процессом знающеиу и ответственному человеку. И тогда выбор пал на Донстера Гумбольдта. Он занял бы это место даже если по всем прочим показателям оказался бы сущим дьяволом, похлеще самого Чингисхана. Но на самом же деле дьяволом он вовсе не был. Просто имел привычку добиваться задуманного любой ценой, только и всего. В душе же он считал всех прочих людей хоть и вполне миролюбивыми, но в то же время несмышлеными и безвольными животными.

Пси-мен Верде (в глаза его было принято называть Филипом) знал о том, что именно Гумбольдт думает об окружающих. Ему было также прекрасно известно и то, что его самого, пси-мена Верде, Гумбольдт не удостаивал столь, по его мнению, высокой оценки. Пси-мен Верде знал, что мнение Гумбольдта о нем самом и находящихся у него в подчинении людях, обладающих ярко выраженными экстрасенсорными способностями, сводилось к одному не слишком лестному эпитету, не предназначенному для чужих ушей и уж тем более для печати; знал он также, что в глубине сознания Гумбольдта назойливо вертелась мыслишка о том, что как только с непосредственной опасностью будет покончено, и мальвары окажутся нейтрализованы, было бы очень даже неплохо устроить так, чтобы аккуратно убрать со сцены всех этих дарований вместе с их дурацким даром — просто тихо ликвидировать и дело с концом.

Все это пси-мен Верде знал; и несмотря на это тем не менее прилагал все силы своего тщедушного тела и сверхпроницательного ума, чтобы претворять в жизнь те чудеса, которые изо дня в день Гумбольдт требовал от него самого и находящегося у него в подчинении персонала. Более того, он смирился с невежеством, нетерпимостью и откровенной грубостью Гумбольдта и даже по собственной инициативе возлагал на себя и своих людей кое-какие дополнительные обязанности, заботясь о том, чтобы Гумбольдт не слишком перетруждался на работе, и чтобы у того сохранился вкус к жизни.

На все это пси-мен Верде шел вполне осознанно, потому что ему тоже хотелось выйти победителем из той молчаливой войны, в которую оба они оказались втянуты. А еще из-за того, что он видел Гумбольдта насквозь, зная о нем гораздо больше, чем тот знал о себе самом, и ему было искренне жаль этого человека.

Вот так они и сидели — все трое. К счастью для Фелиза, он не был близко знаком со своими собеседниками, а не то наверняка всей душой возненавидел бы Гумбольдта и не находил бы себе места от благоговейного страха перед пси-меном. Но узнать об это ему было так и не суждено — ни сейчас, ни потом, да не так уж это и важно. Главное, что все трое были настроены на достижение цели — и у каждого она была своя.

Теперь же Фелиз мысленно усмехнулся. Он понял, что Гумбольдт попытается подкатиться к нему с дурацкими намеками насчет того, что он якобы им (то бишь, обыкновенным людям) чем-то обязан. Возможно он решил, что Фелиза должно непременно задевать то, что он всего лишь метис, полукровка. На самом же деле — помимо того, что он вообще не имел привычки обижаться — Фелиз к тому же еще и гордился своей непохожестью на других. В конце концов, именно благодаря своему происхождению он смог унаследовать самые лучшие черты от обеих человеческих рас.

Поэтому единственно, чего добился Гумбольдт своим выпадом, так это испортил себе настроение и утратил моральное преимущество.

— Ну что ж! — сказал Фелиз, стараясь ничем не выказать своего ликования, которое осталось незамеченным никем, кроме пси-мена Верде. — Все налоги я плачу, и подчиняться вам не обязан. И вообще, я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать оскорбления в свой адрес!

Напустив на себя обиженный вид, он поднялся. Гумбольдт побледнел, а затем его лицо снова побагровело.

— Одну минуточку, — сказал пси-мен Верде, в первый раз за все время с тех пор, как Фелиз был препровожден в эти апартаменты секретарем Министерства обороны, выманившим его из гостиничного номера.

Фелиз вздрогнул и осторожно обернулся. Этот пси-мен с самого начала показался ему весьма подозрительным типом.

— Боюсь, это моя вина, — продолжал Верде.

Фелиз насторожился, чувствуя, как в его сознании начинают заливаться звоном незримые звоночки, подающие сигнал опасности. От людей, начинающих свою речь с принесения извинений, можно ожидать любой пакости.

— Боюсь, я был не совсем откровенен с вами, — признался Верде.

— Ничего-ничего, — поспешил заверить Фелиз. — Не стоит беспокоиться. Я и так уже засиделся. Короче, мне пора. — И в доказательство своих слов поспешно взял шляпу, покоящуюся на краешке стола.

— На Данроамин, — подсказал Верде.

Фелиз застыл на месте. Недоуменный взгляд придавал его лицу почти комическое выражение.

— Извините, не расслышал? — переспросил он.

— Я сказал, — повторил Верде, — что вам пора отправляться на Данроамин.

— Нет, нет и еще раз нет, — отрезал Фелиз. — Я возвращаюсь в отель. Видите ли… — Он внезапно замолчал на полуслове, чувствуя, как рука помимо его воли кладет шляпу обратно на стол, а ноги сами собой несут его обратно, и какая-то неведомая сила снова заставляет его сесть. В кабинете воцарилось тягостное молчание. — Хороший фокус, — сказал в конце концов Фелиз наредкость равнодушным и бесцветным голосом. — Не знал, что вы, ребята, способны на такое.

— К моему огромному сожалению, на такое способен лишь я один, вздохнул Верде.

— Но со мной у вас такие номера не пройдут, — все так же невозмутимо, как и прежде, продолжал Фелиз, чувствуя, как могучие, скрытые под широкими рукавами туники мускулы напрягаются, начинают перекатываться, вздуваясь буграми. Но все бесполезно. — К тому же это незаконно.

— Я знаю, — признался Верде. — Мне очень жаль. Но боюсь, нам еще нужно кое о чем переговорить.

— Вы можете заставить меня сидеть здесь, — сказал Фелиз. — Но смею предположить, что отправить меня за двести световых лет во владения мальваров и насильно сделать из меня своего шпиона вам все-таки не удастся. Ну как, хотите пари?

— Нет. Потому что я бы проиграл. — Верде вышел из-за стола и остановился перед Фелизом. — Единственное, на что мне остается рассчитывать, так это что нам удастся уговорить вас на добровольное сотрудничество. Возможно, как я уже говорил, если бы я был с вами более откровенен…

— Бестолку, — мрачно отмахнулся Фелиз.

— Что ж, посмотрим, — сказал Верде. — Скажите, а что вы думаете о мальварах?

— Я о них не думаю, — ответил Фелиз.

— Пустая трата времени, — заметил Гумбольдт, вставая со своего места.

— Думаю, ничего страшного не случится, если мы откроем правду этому замечательному парню, — предположил Верде.

— Я не продаюсь! — парировал Фелиз.

— А я и не собирался вас подкупать, — ответил Верде. — Мы просили вас отправиться во владения мальваров по одному очень важному делу, суть которого не раскрывалась лишь потому, что, прежде, чем начать выкладывать секреты, было бы все-таки желательно заручиться вашим согласием. Но вы отказались.

— Именно так. И мое последнее слово — НЕТ, — сказал Фелиз. Он сделал очередную попытку встать, и у него опять ничего не получилось.

— Думаю, если бы вы только знали, в чем суть нашего поручения, то вы не стали бы упрямиться и согласились бы нам помочь, — продолжал Верде. Кстати, это не имеет ничего общего со шпионажем.

— Как же! Рассказывайте! — фыркнул Фелиз. — Мальвары — это двуголовые ящерицы, у них два сердца, и живут они стаями. И чем еще, скажите на милость, человек может заниматься в той части галактики, как не шпионить за ними?

— Из вашей реплики я заключил, что к людям, по крайней мере, вы относитесь с большей симпатией. Верно?

Фелиз обнаружил, что его плечи были достаточно свободны от воздействия Верде, так что ему даже удалось пожать ими.

— Я живу по принципу: сам живи и другим не мешай, — сказал он.

— А разве вам не приходилось слышать или читать о том, что в течение ближайшего тысячелетия они заполонят планеты, населенные людьми, выживая их оттуда?

— Это все статистика, — ответил Фелиз. — Ловкое жонглирование цифрами плюс досужие домыслы. Да и мало ли что может произойти за тысячу лет. Они ничем не лучше нас.

— Лучше. Как это ни прискорбно, но они и в самом деле лучше нас, вздохнул пси-мен Верде.

— Вот как? — Фелиз удивленно уставился на него. — С каких это пор?

— С момента зарождения их технологий — все это происходило на небольшом участке. У них есть приборы, способные передавать телепатические приказы, которые они могут без труда принимать — такая способность заложена в них от природы.

— Это значит, что они могут приказывать друг другу: «Упал — отжался!» без слов, — начал Фелиз. — Но воздействовать на нас они не могут, поэтому мы просто не заметим, если они вдруг велят нам убираться и сдать им свои планеты…

— Все не так просто, — перебил Верде. — Видишь ли, человечество тоже, оказывается, владеет даром телепатии.

— Я…, - заговорил было Фелиз, но тут же осекся и недоуменно захлопал глазами. — Что вы сказали?!

— Я говорю, что человечество тоже владеет даром телепатии. Кстати, лично к вам это тоже относится.

— Да вы с ума сошли.

В ответ Верде лишь покачал головой.

— Мальвары обладают врожденной способностью воспринимать телепатические команды. Впоследствии они разработали особые передатчики, действующие в той части галактики — что лишний раз указывает на их незаурядные способности в этом деле.

— Да я за всю жизнь не услышал ни одного слова телепатически!

— Ну разумеется, — несколько устало согласился Верде. — В большинстве случаев люди так же глухи к телепатическим сигналам как пни, за исключением тех немногих индивидуумов, которыми занимается наш Департамент Дарований. И должен сказать, что подобная «глухота» идет человечеству только на пользу.

Фелиз нахмурился.

— Я что-то вас не совсем понимаю.

— Вот если бы ты был одним из тех контактеров, что работают у меня, хмуро отозвался Верде, — то сразу бы все понял. Избавление от этого можно найти лишь во сне или при помощи лекарств, иначе человек попросту начинает постепенно сходить с ума. Принято считать, что способность к телепатии у людей отсутствует. Но это далеко не так. Всякий человек — а не только те несколько бедолаг из моего департамента — испускает мощнейшие телепатические сигналы, сравнимые по мощности лишь с воплями оратора, многократно усиленные мегафоном.

Фелиз пристально вглядывался в лицо пси-мена.

— Это правда?

— Да, — подтвердил Верде. — Но если, с точки зрения физики, создание устройства для передачи телепатического сигнала является делом хоть и хлопотным, но все же вполне реальным, то существование прибора, которое позволило бы услышать его тем, кто телепатически глух, представляется чем-то из области фантастики, ибо идет вразрез со всеми известными законами физики. Так что выводы можешь сделать сам.

— Все дело в том, — предположил Фелиз, — что они могут общаться на телепатическом уровне, а мы нет.

— Разумеется, так общаться они могут лишь с себе подобными, — сказал Верде. — Однако, это все-таки является хоть и незначительным, но зато постоянным преимуществом их перед нами, которое, в конце концов, может сыграть решающую роль. А так как и им, и нам подходят планеты с одинаковыми условиями обитания…

— Ясно, — задумчиво проговорил Фелиз. Он рассеяно потер ладонью нос, даже не замечая того, что Верде больше не удерживает его. Немного поразмыслив, он наконец с сомнением покачал головой: — И все-таки, я ведь не шпион.

— Так никто тебя и не заставляет шпионить — по крайней мере, за мальварами, — сказал Верде. — Просто так получилось, что кое-кто из наших контактеров вел наблюдение за пространством, находящемся в глубине мальварских владений с целью перехвата их телепатических трансляций. И среди прочего нам удалось засечь сигналы отнюдь не мальварского происхождения.

— А разве…? — только и сумел вымолвить Фелиз.

— Они были посланы людьми, — ответил Верде.

— Людьми? — взволнованно воскликнул Фелиз. Еще какое-то время собеседники молча смотрели друг другу в глаза.

— Именно, — подтвердил Верде. — Вообще-то толком разобрать, что к чему нам так и не удалось. Но они были точно посланы людьми. Работа с архивными записями позволила установить, что примерно шестьсот лет назад, во времена Эры Беззакония, там находилась планета, на которой обитали разумные человеческие существа. Именно оттуда и поступают эти сигналы. Планета зарегестрирована под названием Данроамин. И это все, что нам известно.

— Но как же им удалось выжить среди мальваров? — спросил Фелиз. Почему мальвары до сих пор не…

— Вот это-то нас и интересует. А мальвары наверняка не дадут разрешения на то, чтобы мы к ним засылали комиссии.

— Ясно, — проговорил Фелиз и задумался. — Но при чем тут я? Почему вы выбрали меня?

— Телепатические импульсы, посылаемые человеком, имеют индивидуальные и семейные характеристики, — объяснил Верде. — Кое-кто из первых поселенцев, когда-то обосновавшихся в тех краях, были связанны родственными отношениями с семьей твоего отца. Несомненно, твои родственники живут там и по сей день. А если тебе удастся достаточно быстро добраться до места назначения, а потом выбраться обратно, то мальвары, возможно, даже не заметят, что туда наведывался чужак. Просто решат, что это был кто-то из своих.

— Родственники, значит, — мрачно проговорил Фелиз и громко засопел.

— Именно так, — подтвердил Гумбольдт.

— Но ведь это всего лишь догадки да предположения, — продолжал Фелиз. — И то, что тамошним обитателям удалось держать мальваров на расстоянии, и что они захотят обсуждать эту тему со мной.

— Да, — согласился Верде. — Но если им удалось оградить себя от мальваров, то нам просто жизненно необходимо знать, в чем секрет.

— Сто к одному, что никакого секрета у них нет, — сказал Фелиз.

— Может быть и так, — печально согласился Верде. — Не исключено, что мальвары держат их всех под стеклянным колпаком — ну, там, в колбах или еще как-нибудь.

— Под колпаком…, - повторил Фелиз.

После этого в кабинете опять воцарилось тягостное молчание. А затем Фелиз грузно поднялся со своего места. На этот раз никто его не удерживал, когда он снова направился к столу и взял свою шляпу.

— Ну ладно. Уговорили, — проворчал Фелиз и побрел к двери из кабинета. Он уже взялся за ручку, но потом вдруг остановился и резко обернулся.

— Так как, говорите, называется эта ваша планета? — спросил он напоследок.

— Данроамин, — сдержанно ответил Верде.

— Дуроминг? — недоверчиво повторил Фелиз.

Верде еще раз произнес название — громко и по слогам.

Фелиз озадаченно покачал головой, а затем открыл дверь и вышел.