"Рай земной" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

ГЛАВА 17

– Я нужен Гуаканагари как представитель Кристобаля, к нему пришел гонец от его старого врага Каонабо, который хочет обсудить важные вещи с касиком Марьены, – сказал Аарон, входя в дом, взял свой арбалет и несколько колчанов, висевших на крючках на стенах.

– Что за важные веши? Война? – испуганно спросила Магдалена, выронив лопатку, которой она помешивала пишу в горшке, стоявшем на огне. Аарон пожал плечами:

– Возможно. Каонабо – это касик, который приказал убить золотоискателей из Навидада, то есть тех, кто не разорвали друг друга на куски от жадности и корыстолюбия.

– Но Гуаканагари наверняка не примкнет к нему, чтобы воевать против колонистов в Изабелле! – Магдалена вдруг почувствовала себя такой незащищенной, такой отторгнутой от цивилизованных белых людей.

– Гуаканагари всегда был нашим верным другом, но люди, подобные Маргариту и Хойеде, давно испытывали его терпение своей жестокостью. Братья Колоны оказались неспособными сдерживать их. Гуаканагари не доверяет Каонабо. Я посмотрю, что замыслила эта старая лиса, и потом доложу обо всем Кристобалю.

Магдалена нерешительно положила руку на плечо мужу, когда он проходил мимо нее. Аарон остановился, и она спросила:

– А мне что делать? Он улыбнулся:

– Здесь ты будешь в безопасности. Здесь спокойнее, чем в Изабелле. Просто жди. К вечеру мы вернемся. Каонабо предпринял долгое путешествие с Веги только ради того, чтобы встретиться с Гуаканагари.

С этими словами он удалился.

Магдалена удрученно склонилась над горшком. За те недели, что она провела с таинцами, она немного научилась готовить, хотя по-прежнему уклонялась от плетения корзин, равно как и от вышивания.

– Чудесно! Я только что положила в горшок целый кусок мяса. Думаю, он наверняка придет обедать не раньше, чем оно сгорит. О Господи, как долго мне не придется говорить по-кастильски!

Она знала, что единственный человек, кто говорил на ее языке, кроме ушедшего сейчас с Гуаканагари и его советниками, была Алия.

– Я бы скорее отрезала себе язык, чем стала говорить с этой… – угрюмо сказала она.

Она снова вспомнила, каким красивым был маленький Наваро и насколько его смуглое детское личико напоминает лицо его отца. Сверкающие голубые глаза – верный признак рода Торресов, несмотря на черные как смоль волосы и коричневато-желтую кожу мальчика. «Вот если б я смогла подарить Аарону сына!» Но она понимала, что это все равно не лишит ее мужа ответственности перед первенцем. Ее двойственное чувство по отношению к Наваро с каждым днем все больше беспокоило ее. Могла ли она взять сына любовницы Аарона к себе и любить его, как своего? Чтобы их хрупкие отношения переросли в настоящие семейные узы, именно так ей и следовало бы поступить.

– Что толку от того, что я буду сидеть здесь и жалеть себя? – подавленно вздохнув, сказала она.

Она растерла корни маниока и скатала их в плоские пироги, чтобы потом запечь и высушить. Она взяла заостренную палочку титтити и начала свое трудоемкое дело, аккуратно собирая сок из растения в глиняный горшок.

К тому времени, когда Магдалена выставила остудить последний темный рассыпчатый хлебец из кассавы, ей показалось, что она тяжело трудилась целый день. Но несмотря на боль в спине, был еще только полдень. Потирая поясницу, она посмотрела на горку грязной льняной одежды и решила постирать ее. На этот раз непристойные набедренные повязки Аарона показались ей привлекательными – их стирать было намного легче, и она оценила это, став семейной прачкой. Если бы кто-нибудь в Севилье сказал, что Магдалена Вальдес будет жить среди племени дикарей, готовить и стирать, как крестьянка, она расхохоталась бы над такой абсурдной идеей. Она выругалась про себя на мужа, взяла белье и пошла к реке.

На плоском каменистом пространстве на мелководье таинские женщины стирали. Там было множество гладких камней, которыми они скребли одежду из грубого хлопка, надеваемую от случая к случаю или используемую в качестве постельного белья или полотенец.

Магдалена остановилась у края джунглей и набрала немного свежего фруктового мыла. Каждый раз, когда это делала, она вспоминала, как Аарон познакомил ее с этим чудесным растением и как они занимались любовью возле водопада.

От одних только мыслей об этом у нее пламенели щеки жарче полуденного солнца.

– Я стала темной, как таинка, – удивленно сказала она, думая, а не покажется ли непривлекательной Аарону ее темная кожа со светлой россыпью веснушек. Ей, конечно же, гораздо больше нравился он, такой смуглый, бронзовый, чем бледные белолицые придворные, прятавшиеся в тени домов Изабеллы, потевшие в своих тяжелых камзолах, рейтузах и сапогах. Одетые с головы до пят в многослойные одежды, они в большинстве своем дурно пахли, ибо редко мылись.

Легкая улыбка заиграла на ее губах: она вспомнила, как Миральда ругалась на нee за то, что она мылась каждый день.

– Интересно, стала бы она обвинять в иудаизме язычников-таинцев?

Вспотев даже в своей свободной нижней сорочке.

Магдалена нанесла обильную пену на белье, а потом одну за другой прополоскала каждую вещь и разложила сушить на большую круглую скалу, которая выступала над мелкой, по колено, водой. Множество таинок судачили и смеялись над ней, занимаясь тем же, чем и она, делом. Она улыбнулась им и сделала ответные дружелюбные жесты. Ей бы хотелось лучше понимать их язык.

Две молодые женщины сидели на берегу речки и непринужденно нянчили своих младенцев. Между тем тени на воде стали расти.

Краешком глаза, Магдалена заметила Алию, которая приближалась к ней с Наваро. Она села рядом с молодыми мамами, и все женщины, находившиеся на пеке, вдруг затихли, их черные глаза смущенно перебегали от надменной сестры касика к белой женщине. Магдалена сразу же решила, что лучше всего не обращать внимания на любовницу Аарона. Она повернулась к ней спиной и продолжала тереть одежду.

Алия следила, как тонкие руки огненноволосой женщины снуют над этими дурацкими белыми тряпками. Отдав кузине Наваро, Алия встала и медленно побрела к мелководью.

Магдалена видела, как тень от ее мстительницы упала позади нее, но делала вид, что не замечает стоявшую за ее спиной женщину.

– Как жаль, что ты должна работать, как рабыня, чтобы стирать столько одежды, но если бы мое тело было таким же тощим и белым, как рыбье подбрюшье, я бы, наверное, тоже захотела закрыть его этими уродливыми длинными тряпками, – сказала Алия на приличном кастильском.

– Если бы Бог проклял меня, наградив толстыми ляжками и отвисшими грудями, я наверняка не выставляла бы их всем напоказ, как ты, – произнесла Магдалена, с презрением глядя на круглые формы таинки.

Глаза Алии сузились и потемнели, но она гордо выпрямилась и дразняще выпятила свои большие груди.

– У меня женское тело, которое дает мужчине наслаждение… и вскармливает его детей. А ты плоская, как изголодавшийся мальчишка-раб!

– Мой муж оставил твою постель. Алия. Мое «изголодавшееся» тело, видимо, доставляет ему большое удовольствие, ибо он каждую ночь занимается со мной любовью, – с триумфальным блеском в глазах ответила Магдалена. Она выпрямилась и посмотрела в глаза своей более крупной соперницы.

– Он не останется с тобой надолго. Аарон быстро устанет от твоего лишенного страсти детского тела. Я дала ему крепкого сына, А ты, которая говорит, что он каждую ночь ложится с тобой, – бесплодна. Ты не можешь родить ему детей, а я могу!

Боль от воспоминаний, как Аарон отвергал ее, их вынужденная свадьба, а сейчас еще ужасный повод для раздоров – его любовь к ребенку, все это вызвало в ней ярость. Со сдавленным проклятьем она взяла в руки мокрую нижнюю сорочку и ударила ею рослую женщину по лицу. Гордая таинка упала на спину с криком и громким всплеском опустилась на мягкий речной песок. Но в тот же миг она поднялась, скрючив пальцы, как копи, и пытаясь ранить лицо Магдалены.

Рыжеволосая женщина схватила в кулак развевающиеся пряди эбеновых волос и дернула со всей силой, воспользовавшись заминкой Алии, чтобы сбить ее с ног и еще раз толкнуть в воду, на сей раз с головой.

Алия поднялась, кашляя и ругаясь. Таинка была крепче и больше, но Магдалена хитрее и проворнее. В ней разгорелась неприкрытая ярость. Они безудержно вцепились друг другу в волосы и катались по мелководью, лягаясь и награждая друг друга тумаками. Алия разорвала сорочку Магдалены у ворота, а потом рванула за рукав, обнажив плечо. Длинная юбка обвила бедра Магдалены, которая пиналась и дралась до тех пор, пока в конце концов не водрузилась на своей сопернице.

Таинские женщины застыли в ужасе, а противницы обменивались бранными словами на незнакомом языке их мужчины, а потом жена напала на любовницу. Алия была сестрой Гуаканагари, однако Магдалена была женой почетного гостя вождя. Что им было делать?

Магдалена держала Алию под водой, пытаясь утопить извивавшуюся женщину. Вдруг позади них произошло какое-то смятение и раздался гневный мужской голос. Сильные руки схватили Магдалену, и Аарон оторвал ее от погруженного в воду тела Алии. Таинка поднялась и, что-то бессвязно бормоча и визжа, бросилась на обидчицу.

К этому времени на поле битвы подоспел Гуаканагари и удержал сестру. Обе женщины продолжали выкрикивать ругательства в адрес друг друга и пытались освободиться, чтобы продолжить схватку.

Гуаканагари уговаривал Алию на свистящем таинском, нежно поддерживая разъяренную женщину, глаза которой почернели от ненависти. Пытаясь восстановить дыхание, она быстро заговорила с братом, потом с Аароном на таинском, не обращая внимания на Магдалену. Она выкрикнула несколько слов Аарону, от которых он на мгновение застыл. Не говоря больше ни слова, он перебросил Магдалену через плечо и пошел в их дом. Одна из зевак скромно собрала белье Магдалены в кучу, собираясь утром вернуть его. Таинка понимала, что сегодня не будет возможности зайти к ним.

Дойдя до двери, Аарон грубо поставил жену на землю:

Ради ключей святого Петра, почему ты напала на члена королевской семьи? Это преступление, за которое грозит смертная казнь!

В таком случае ты наконец-то от меня избавишься, не так ли? Она пришла ко мне, специально дразнила, провоцировала на драку, думая, что ее огромное толстое тело легко пересилит мое «тощее тело». Зато сейчас она знает, что толщина не заменяет мускулов! Я могла утопить ее, и к черту все последствия!

Аарон посмотрел на ее мокрые спутанные волосы и полуобнаженное тело.

– Алия почти раздела тебя догола, – сказал он, глядя, как она дрожит от прохладного вечернего ветерка.

Мне плевать! Это у нее синяки на горле от моих пальцев!

– Она оскорбила тебя какими-то детскими насмешками о маленьких грудях и бледной коже, а ты попыталась задушить и утопить ее. Как же быть с христианской добродетелью, о которой ты так печешься? – с горечью произнес он. – Почему ты не подставила ей другую щеку, моя госпожа? Это было бы гораздо лучше.

– Надо было ей позволить травить и унижать меня? Ты ни за что не снес бы такого оскорбления от кого бы то ни было. Имей в виду, мой господин, у женщин тоже есть гордость, – резко ответила она.

На сей раз глаза его были бесстрастны.

– Кастильские куртизанки, похоже, имели этого в избытке.

Магдалена чуть было не задохнулась от ревности и обиды.

– Итак, мы вернулись к сути дела – твоя любовница может похваляться своими любовниками и это не позорит ее. Но ты считаешь, что я шлюха, хотя никто, кроме тебя, не касался меня. Ты ее хотел жениться на порочной Вальдес. Между нами никогда ничего хорошего не будет. Аарон. Бернардо, будь проклята его душа, вечно будет разделять нас.

– Твой отец… и мой сын, – ответил Аарон поникшим, как и у нее, голосом. – Гуаканагари сказал мне на обратном пути, когда мы сегодня возвращались в деревню, что Алия согласилась отдать Наваро мне. Но сейчас она передувала. Мальчик поедет с ней в Ксарагуа. – Он отвернулся и побрел в сгущающиеся сумерки.

Магдалене показалось, будто огромное бремя сокрушило ее жизнь, лишило дыхания. Вот что означали те последние слова, которые Алия бросила Аарону.

В ту ночь Аарон не вернулся ночевать: он пошел в загон, где держал своих лошадей, взял Рубио и поехал вниз по реке, освещаемой серебристым лунным светом.

Магдалена лежала долгие часы без сна, уставившись в звездное небо, на рассвете встала и оделась. Если понадобится ущемить се хваленую кастильскую гордость, чтобы вернуть мужу его сына, она пойдет на это. Вот если бы только ей удалось уговорить касика, а ему свою сестру!

Одевшись в последнюю чистую нижнюю сорочку, она расчесывала волосы, пока они не заблестели. Магдалена оставила их распущенными, свободно спадавшими густыми локонами по плечам. Она надела кожаные туфли и даже медное ожерелье – подарок Гуаканагари.

– Мне надо принести что-то в дар, что-нибудь пенное, – вслух подумала она. Потом глаза ее остановились на дурацком бархатном платье, которое она привезла с собой. Длинное тяжелое одеяние сейчас ей казалось нелепым, но, быть может…

Она принялась за работу и с помощью маленького кинжала распорола швы широкой юбки с длинным шлейфом. Когда она завершила работу, в руках у нее оказалась наскоро скроенная накидка красивых пропорций, которая, как она надеялась, подошла бы королю.

Аккуратно неся темно-коричневый бархат, она направилась прямо к бохио Гуаканагари. Когда одна из его жен нерешительно улыбнулась ей, Магдалена собралась с духом и протянула свой дар, произнеся имя Гуаканагари.

Женщина сразу поняла и поклонилась, предложив Магдалене сесть на табурет перед глиняным горшком, в котором что-то булькало, и исчезла в огромном бохио, Тут же вышел Гуаканагари и посмотрел на молодую женщину, которая так одиноко сидела, съежившись на маленьком табурете, вцепившись в свое сокровище. Она тут же встала и предложила тяжелый бархат вождю, широким жестом разворачивая перед ним накидку. Когда касик подошел поближе, она показала, как хорошо будет на нем сидеть накидка. Она была почти такая же, какую носил его друг – адмирал.

Гуаканагари, запинаясь, заговорил на кастильском:

– Это великая честь, жена Аарона. Что я могу дать тебе взамен?

Она тихо произнесла:

– Сокровище, которое намного ценнее, – сына моего мужа.

Гуаканагари забеспокоился и вздохнул:

– Алия очень обижена. Когда родился Наваро с его голубыми глазами, она надеялась, что Аарон женится на ней.

– Но потом приехала я и нарушила ее планы. Мне очень жаль, но я любила Аарона много, много лет, Я буду любить его сына как собственного. Наваро ни в чем не будет нуждаться. Я клянусь вам. – Она затаила дыхание: перед ее глазами вдруг предстал маленький темнокожий ребенок с лицом ее мужа. И когда она произнесла эти слова, она говорила искренне. Наваро был ребенком Аарона. Она по-настоящему любила его, за одно только это!

Если бы я мог заставить Алию отдать мальчика, я бы сделал это. Но у моего народа есть свои обычаи. До своею замужества женщина может воспитывать сколько угодно рожденных ею детей. Прошлым вечером я пытался говорить с сестрой об этом деле, которое так важно моему другу, но она не захотела слушать.

Он сложил накидку и вернул ее Магдалене.

Глаза ее наполнились слезами, но она смахнула их, покачала головой и сказала:

– Пожалуйста, оставьте у себя накидку. Она подходят доброму и мудрому касику. Я бы хотела, чтобы вы носили и по-хорошему вспоминали меня, не как человека, который принес несчастье в вашу деревню.

– Вы крепко любите Аарона, – тихо сказал он, разглядывая маленькую хрупкую женщину, приплывшую через большую воду.

– Я только молюсь, чтобы когда-нибудь он стал таким же мудрым, как вы, – просто сказала она. – Я могу вас попросить, чтобы вы никому не рассказывали о моей просьбе?

– И прежде всего вашему мужу? – Он кивнул и поклонился.

Магдалена сделала то же самое и вышла.

За время их отсутствия эпидемия в Изабелле распространилась еще больше. Когда они приблизились к поселению, то почувствовали тлетворный запах смерти, пропитавший воздух. Равнинные луга возле залива были в холмах свежих могил. Больше земля было перевернуто, чтобы хоронить людей, чем для того, чтобы сажать хлеб.

Белые умирают от лихорадки и кровавого поноса, а таинцы от наших болезней – оспы и кори. В этом мы уже прекрасно сотрудничаем, – с отвращением пробормотал Аарон.

– Похоже, индейцы умирают от болезней, которые только покалечили бы кастильцев.

– Мой отец, без сомнения, привел бы по этому поводу ученое мнение какого-нибудь еврейского или мавританского врача, – печально сказал Аарон, а потом с презрением добавил: – Но я знаю, почему колонисты так плохо чувствуют себя здесь. Они отказываются приспосабливаться, ходят одетыми с головы до ног в тяжелые одежды, отказываются есть местные продукты, настаивают на том, чтобы пить красное вино и в такую жару есть свинину. Ничего удивительного, что их внутренности повреждены. Даже мне, хотя я и не врач, понятно, почему это так!

Магдалена закусила губу от досады. Когда она прошлась по острову с обнаженными руками и ногами, он пришел в ярость, но из-за суровых преград, стоявших между ними, она предпочла воздержаться от комментариев. Сменив тему, она спросила:

– Как прошла встреча с Каонабо? Ты ничего мне не рассказал.

Глаза Аарона загорелись от невольного восхищения.

Боже всемогущий, ты бы видела этого коварного дьявола! Лицо у него старое, как острова, а тело гибкое, как у молодого воина. Он может заговорить своими лукавыми речами целый бохио касиков, а его сверкающие черные глаза кажется, что они проникают в самую душу человека. От своих шпионов он узнал, что я бегло говорю на ею языке, поэтому, когда я появился на встрече, он даже не попытался включить Гуаканагари в список своих союзников против Колонов.

– А для чего тогда он устраивал встречу?

– Его люди предложили роскошные дары Гуаканагари в честь свадьбы Алии и Бехсчио. Я думаю, это нечто вроде подкупа, хотя ты знаешь, как всегда великодушны таинцы. Они обменялись несколькими малозначащими любезностями, и Каонабо вместе со своей свитой отправился в Вегу.

– Он может доставить неприятности? – тревожно спросила Магдалена, глядя на больных, валявшихся на отвратительно грязных замусоренных улицах Изабеллы. – Их гораздо больше, чем нас.

Аарон нахмурился:

– Один выстрел из пушки адмирала, что на борту «Ниньи», и все они спрячутся в джунгли. Точность и расстояние, на которое я посылаю стрелы из своего арбалета, приводят их в ужас. С нашим вооружением и орудием мы в течение нескольких месяцев покончим с таинцами на Эспаньоле. Но я надеюсь, что этого не произойдет. Даже такие смутьяны, как Каонабо; захотят сохранить мир, если колонисты будут с ними хорошо обращаться.

Но Гуаканагари, разумеется, останется среди друзей адмирала? – искренне спросив Магдалена.

– Да, конечно. Хотя он, быть может, чересчур верен, – туманно ответил Аарон. – Если Колоны не смогут обеспечить надзор над этими проклятыми аристократами, помешанными на порабощении таинцев, люди Гуаканагари пострадают первыми и в большей степени от таких корыстолюбцев, как Хойеда – этот маленький расфуфыренный пройдоха.

Поставив лошадей в стойло и освежившись. Аарон и Магдалена оделись, чтобы не здороваться с Колонами и рассказать о том, что произошло, пока они были и глубине острова. Молодая таинка, которая служила Магдалене горничной, развесила все оставшиеся платья своей хозяйки, чтобы они не истлели во влажной жаре дорожного сундука. Принимая во внимание, насколько опустел ее гардероб, Магдалена была очень благодарна ей и выбрала красивую светло-голубую накидку. Сейчас ее белая нижняя сорочка сверкала ослепительным контрастом по сравнению с ее золотистой кожей. И даже в голубом наряде, который, как она считала, никогда ей не шел, она выглядела полной жизни и здоровья.

Стоял сезон дождей, и тяжелые небеса разродились моросящим дождем. Ее волосы, которые всегда были жесткими и кудрявыми, сейчас торчали и ломались, будет молнии в небесах поразили ее каштановые локоны. Она, сделав усилие, заплела их и косы и перевязала украшенной жемчугом лентой, а сверху набросила вуаль. Но все равно кудряшки выбивались из-под вуали на затылке и надо лбом.

Наблюдая за тем, как она возится с волосами, Аарон почувствовал привычную боль в чреслах. Он проклял тугие рейтузы, которые разоблачили намного больше, чем бы это сделала просторная набедренная повязка, но ведь ему надо выглядеть подобающим солдатом перед губернатором.

– Ты готова? Кржлобаль ждет меня, и я уверен, что Бартоломе уже меряет шагами пол, беспокоясь о твоем самочувствии.

Тогда давай разуверим их обоих, – любезно ответила она, доставая темный плащ, чтобы уберечься от дождя.

Он набросил плащ ей на плечи и как бы невзначай спросил:

– А где то дурацкое коричневое бархатное платье, которое ты привозила в деревню? Я не вижу его среди остальных.

– Оно сгнило от влажности, я его выбросила, – быстро ответила она, моля в душе, чтобы Гуаканагари не надел бы свое сокровище на какую-нибудь церемонию, где Аарон смог бы узнать его.

Когда они добрались до резиденции губернатора, шквалистый дождь прекратился. Местный климат отличался от климата Андалузии так же, как погода Андалузии была отлична от погоды Пиренеев.

Магдалена мучилась от влажности, усталости, и всеравно ей не терпелось поприветствовать своего старого друга Бартоломе и его сурового старшего брата. Вот только бы они одобрили, как она потрясающе преобразилась! Несмотря на то что кожа ее даже близко не была такой темной, как у Аарона, она стала намного темнее той молочно-белой, которую, так пенили придворные дамы.

Аарон заботливо помог ей выбраться из небольшого, сплетенного из прутьев паланкина, который несли четверо слуг-таинцев. Поставив ее на камни, которые вели к широкой лестнице официальной резиденции, Аарон помог ей уберечь от грязи изящные матерчатые туфельки.

Как только они вошли внутрь, адмирал и его помощник – оба бросились в просторный холл, расположенный перед комнатой для приемов.

Лицо Бартоломе расплылось в широкой улыбке восторженного удивления.

– Похоже, жизнь среди таинцев подходит вам, госпожа, – произнес он, галантно целуя ей руку. Потом, повернувшись к брату, добавил: – Посмотри, как она великолепно выглядит, не правда ли. Кристобаль?

Губернатор тепло улыбнулся, видя как расцвело здоровьем прекрасное лицо Магдалены.

– Дa, донья Магдалена, кажется, замужество и полная приключений жизнь среди таинцев пошли вам на пользу. – Он повернулся к Аарону и прочитал противоречивые чувства в глубине глаз своего молодого друга. – Надеюсь, у тебя есть что рассказать о нашем друге Гуаканагари?

– И Каонабо, – добавил Аарон, заметив, что упоминание этого имени вызвало большую тревогу на лице Кристобаля.

– Нам многое надо обсудить, но прежде чем мы займемся этим, ты должен встретиться с одним господином, который две неделя назад высадился на берег. Оп о тебе спрашивает. – Глаза Колона настороженно вспыхнули. – Это Лоренцо Гусман, я думаю, это твой зять.

Лицо Аарона застыло в каменную маску, стало серым, напряженным от отвращения.

– Он был женат на Анне. Когда ее схватила инквизиция, он ничего не сделал, чтобы остановить их.

– Немногие могут противостоять святой палате брага Томаса, дон Диего, – устало сказал Лоренцо, и это лишь усилило напряженность между ними. «Как он еще может остаться в живых?»

Словно прочитав его мысли, Аарон улыбнулся холодной хищной улыбкой и сказал:

– Я вижу, что ты очень удивился, увидев меня живым и невредимым, Лоренцо. Я тоже удивился, что ты жив, когда в прошлом году приезжал в Севилью. Твоя жена и мои родители, мой брат и его жена Рафаэла – все они были сожжены Торквемадой и его приспешниками. Как же ты один уцелел? – Переполненный отвращением, он сверлил глазами Лоренцо. Он был уверен, что герцог Медина-Сидония вмешался, чтобы спасти своего племянника.

– Я происхожу из старинной христианской семьи. Меня никто не обвинял, – скорбным голосом ответил Лоренцо.

– Рафаэла тоже. Она была преданной христианкой и все же погибла вместе с Матео, – горько возразил Аарон.

Лицо Лоренцо помрачнело, он изо всех сил пытался сохранить перед губернатором выражение благочестивого горя.

– Возможно, моя семья более влиятельна. Я ничего не знал о твоем брате и его жене, которые жили так далеко, в Арагоне.

– Если твои родные настолько влиятельны, они, конечно бы, могли спасти Анну. А что с твоей дочерью Оливией? – спросил Аарон, хотя знал, что ребенок был в безопасности с его дядей Исааком.

– Анна призналась раньше, чем я смог спасти ее. – Он, как бы ища поддержки, посмотрел на губернатора. Пожалуйста, всеэто так тяжело. Оливию похитили твои еврейские родственники, которые живут во Франции, ты уже, наверное, знаешь об этом. Я был просто вне себя, когда увидел, что не могу вернуть ее. Поэтому я решил отправиться в Индию и начать новую жизнь.

– Я вижу, как ты переживаешь потерю дочери, – с горькой иронией заметил Аарон.

В лог момент Лоренцо отвел взгляд от грозного Диего Торреса и стал рассматривать его жену, которую в Изабелле все восхваляли за красоту. Он начал было грациозный придворный поклон, но колени его чуть не подогнулись, когда она сделала шаг вперед и сбросила вуаль, стряхивая кайли дождя со своих волос.

Маг… Магдалена Вальдес, это вы, госпожа? Мы думали, вас с прошлой весны нет в живых, что вас убили разбойники.

Магдалена холодно улыбнулась мужчине, которого она невзлюбила с самого первого раза, когда встретила его при дворе.

– Но, как вы ясно видите, я вполне жива и замужем за доном А… Диего Торресом. Это из-за нашей помолвки я покинула двор при таких… странных обстоятельствах.

Серые глаза Лоренцо сузились и потемнели от подозрения.

– Вы были помолвлены с Диего Торресом? Странно, но ваши родители никогда об этом не говорили. Но потом, после большой трагедии… – Он помолчал и оглядел собравшихся с выражением ужаса на лице. – Ну, разумеется, вы не знали. Боюсь, донья Магдалена, мне придется передать вам страшную месть. – Он повернулся к Кристобалю. Губернатор, может, нам лучше вернуться в приемную и предложить даме сесть? – спросил он, беря Магдалену под руку.

Быстрым движением собственника Аарон притянул ее к себе и проводил в большую комнату, где в первый раз встретился с нареченной женой. Впереди шел губернатор, а его помощник следовал за Лоренцо. Теплая рука Аарона крепко сжала ее локоть, и он тихо прошептал:

– От этого труса можно ждать чего угодно.

– Да. У меня в Севилье тоже ничего не осталось, так же как и у тебя, Диего, – сказала она, из предосторожности назвав его христианским именем.

С тех пор как брат Буил и его приспешники вернулись назад, в Кастилию, оставив одного брата Пина спасать души таинцев, исчезла угроза доносов в инквизицию. Однако сейчас Магдалена была напугана. Род Гусманов был могущественным, близким ко двору. Если Лоренцо избежал святой палаты, в то время как все остальные, связанные с семьей Торресов, были казнены, может, у него связи с Торквемадой? Было что-то такое в его елейных манерах придворного и в холодных серых глазах, из-за чего волосы у нее на затылке зашевелились. Что было в нем такого, из-за чего она всегда, испытывала к нему непреодолимое отвращение?

Аарон почувствовал, как Ma?далене неуютно, и понял, что она боится Лоренцо. Но пусть лучше Лоренцо Гусман боится Аарона Торреса, мрачно подумал он, когда все расселись. Холодные как лед голубые глаза сверлили высокую щегольскую фигуру придворного, который не смотрел на Аарона, а обратил все свое внимание на Магдалену.

– Боюсь, что у меня для вас самые плохие новости, я даже не знаю, как вам сказать, – с мрачной торжественностью произнес он.

– Говорите прямо, – резко предложил Аарон, все еще держа руки на плечах жены.

Лоренцо прочистил горло и сказал:

– Ваш отец, дон Бернардо, умер.

И когда это не вызвало никакой реакции, но только недоуменный взгляд, он неприязненно продолжил:

Обнаружилось, что он… э… присваивал деньги, принадлежавшие короне и святой палате. Похоже, король почувствовал… ну, вы же знаете, что ваш отец был крестоносцем в Севилье, – сказал он, бросив нервный взгляд на застывшее холодное лицо Аарона.

– Да, я знаю, кем был мой отец, – холодно ответила она. – Прошу вас, продолжайте.

Лоренцо замер от ужаса, он посмотрел сначала на губернатора, потом на его помощника, как бы спрашивая, в каком ключе ему продолжать.

– Отец госпожи попал в руки королевского правосудия? – спросил слегка удивленный Кристобаль. Вальдес был хоть и умным, но подлым человеком.

– Король получил информацию от одного из его прежних министров, – продолжал Лоренцо, на этот раз ни на секунду не поднимая глаз на Аарона, – от Исаака Торреса, который находится в изгнании во Франции. Он доложил, что ваш отец не предоставил точного отчета о конфискованном имуществе Бенджамина Торреса. Обманутыми оказались и королевская казна, и казна инквизиции. Дону Бернардо предъявили обвинения, и святая палата допрашивала его.

– И конечно, оп был признан виновным, – резко сказала Магдалена. «О, Бенджамин, как темные силы наказывают себя! Ты всегда предвидел это».

Аарон почувствовал, что Магдалена напряжена, но в то же время держит себя ужасающе спокойно, словно радуется смерти отца. «Я бессердечная дочь, я пыталась убить своего отца граблями», эти слова эхом разнеслись в его голове, и он почти поверил им.

– Скажите мне, дон Лоренцо, а королевское правосудие, – она помедлила, чтобы усилить иронию своих слов, – обвинило других членов моей семьи?

На этот раз Аарон почувствовал, что она боится, но он подозревал, что не за мать, а за сестер.

– Нет. Погиб только ваш отец. Конечно, вашу мать заставили покинуть двор и отправили жить вместе с вашей сестрой Марией и ее мужем.

– Для этой дамы такая судьба хуже смерти, ядовито заметила Магдалена. – Власти сожгли дона Бернардо?

Лоренцо бросило в жар, потом он похолодел как лед от этой сдержанной, прекрасно владеющей собой женщины и ее жестокого, опасного мужа. В какой гадюшник он вступил, выбрав в качестве ссылки это проклятое место? Похоже, не только этот щенок Торрес, будь он проклят, но и собственная дочь Бернардо радуется его смерти!

– Да, боюсь, что он погиб на костре на поле Таблада.

«Исаак, я не знаю, благословлять или проклинать тебя, ты умелый интриган, взявший на себя роль жида. Ты отнял у меня месть и в то же время сделал именно так, как это сделал бы я».

Магдалена посмотрела на мужа и прочитала его мысли.