"Наваждение" - читать интересную книгу автора (Монтегю Жанна)

ГЛАВА 7

– Ты отвез ее на рынок? – спросила дама, сидевшая на плетеном стуле с высокой спинкой на открытом балконе.

– Да, маман.

– И все устроил как надо?

– Именно так, как я и рассчитывал.

– Я уверена, что ни одна женщина не сможет устоять перед тобою, но нам надо знать наверняка. Ты счел ее подходящей?

– Да, маман. – Адриен прислонился лбом к узорной литой решетке, задумчиво глядя на уличное движение внизу.

Стычка с давнишним врагом разъярила Адриена, напомнив ему прошлые неприятности, особенно после того как тот отказался встречаться с двумя приятелями молодого креола, которых он отправил к нему в отель в качестве секундантов, уполномоченных обговорить условия дуэли. Ни один джентльмен не посмел бы отказаться принять вызов. Этот человек совершенно не имел понятия о гордости и чести.

– Значит, мне пора самой с ней познакомиться, – пришла к выводу Мадлен Ладур, не желая замечать расстроенных чувств сына, словно их можно было развеять одним взмахом веера из резных пластинок слоновой кости, скрепленных расписными перемычками, который она держала в бледных пальцах. – Конечно, с нею явится лорд Седрик и ее дуэнья. Я пошлю им всем приглашения на прием в среду вечером. Ты тоже должен быть.

– У меня были другие планы, – пробурчал Адриен, покосившись на мать.

– Отложи их, – велела она, поднялась со стула и приблизилась к нему. – Это дело намного важнее, чем очередное свидание с Лестиной Кларемон, мой дорогой. Тебе пора освободиться от чар черномазой обольстительницы. И по крайней мере, первые несколько недель после брачной ночи тебе придется спать в супружеской постели.

– Очень хорошо, маман, – раздраженно бросил он. – Я согласен плясать под вашу дудку. Можно мне теперь уйти?

Она медленно улыбнулась, уверенная, что знает его как облупленного и по-прежнему может помыкать им так, как ей заблагорассудится. Однако в этом она ошибалась: помимо прочих унаследованных от нее качеств Адриен обладал упрямством и непримиримой гордыней.

Карточка с приглашением попала по адресу в тот же день после полудня. Пьер передал ее Элизе, спустившейся в холл. Компаньонка отнесла ее в хозяйскую спальню, где Кэтрин расположилась в шезлонге у балкона, обращенного в сторону сада. Небо над городом приобрело голубовато-серый оттенок, воздух перед грозою был тяжел и неподвижен.

Обычно Кэтрин спала в эти часы, но сегодня атмосфера была столь тяжелой, что даже сон бежал от нее. Она лежала неподвижно, следя за тончайшей игрой тени от занавесок на высоком потолке, вспоминая поездку на рынок, и эту странную старуху, и невежу янки, с которым поругался Адриен. Почему он так упорно не желал объяснить причину их взаимной неприязни? Она не могла выбросить из головы этого человека, вновь и вновь воскрешая в памяти его высокую широкоплечую фигуру, небрежную элегантность одежды и то подспудное, но почти физическое ощущение присущей ему отваги и силы, что она успела почувствовать. Кроме того, она думала и об Адриене, но как-то совсем непривычно. Возбужденная разгоревшимися в ней желаниями и чувствами, она без сил бросилась на кушетку.

Вторжение Элизы пришлось как нельзя кстати, она распечатала конверт и вслух прочла надпись на украшенной вензелями карточке:

– «Мадам Ладур приглашает разделить ее общество мисс Кэтрин Энсон, лорда Седрика и мадам Джордан в ближайшую среду, в семь часов вечера». Это мать Адриена, – торопливо пояснила Элиза.

– Я знаю, кто это. Я должна принять приглашение? – вздохнула Кэтрин, мокрая как мышь, так что ей была противна сама мысль о том туалете, что Элиза с Филлис заботливо приготовили для нее на первый званый вечер. Одно воспоминание об этом едва не лишало ее чувств.

– Конечно, ты должна его принять! – воскликнула Элиза, удивленно подняв брови. – Считай, что ты принята в привилегированный круг. Кое-кто готов перегрызть друг другу глотку за приглашение на ее вечер. – Она улыбнулась, присела в ногах у Кэтрин и добавила: – Ты не должна отказываться, особенно из-за Адриена. Он ее единственный сын, он зеница ее ока. Не забывай, как я предсказала тебе смуглого поклонника, когда гадала на картах. Ты ведь влюблена в него? Ты согласишься, если он предложит тебе руку и сердце?

– Не знаю. Наверное, нет. Я не хочу выходить замуж! – «А правда ли это? – тут же подумала она. – Еще сегодня я мечтала о том, как он поцелует и обнимет меня. Он вел себя так благородно, когда защищал от этого разбойника. Не стоит ли мне остаться под его защитой на всю жизнь? И разве мне не любопытно до смерти, как там в постели, с мужчинами?»

И она представила себе его губы, эти чудесные полные губы, которые до сих пор целовали ей только руки. Теперь ей бы хотелось, чтоб они целовали ее всю. Она уселась и потянулась за лимонадом, который недавно еще был со льдом, но вот уже успел нагреться.

– Ты не хочешь пить? – предложила она Элизе. Элиза покачала головой, между ее сдвинутых бровей показалась тонкая морщинка.

– Он явно сходит по тебе с ума. Стоит только взглянуть на все букеты и коробки со сластями, которые он присылает тебе каждый день. Разве это не трогает тебя? Неужели ты предпочтешь оставаться равнодушной недотрогой? – Она прикоснулась к графину и поморщилась. – Лимонад совсем теплый. Позвони, чтобы принесли свежий.

– Это было бы неплохо, но я не хочу беспокоить слуг. Наверняка они страдают от жары не меньше нас.

– Не хочешь беспокоить слуг? Ты что, сошла с ума? Да они только для того и существуют – чтобы их беспокоили! – Элиза покачала головой. – Временами я совершенно тебя не понимаю. Они именно того от тебя и ожидают, что ты будешь гонять их в хвост и в гриву. Откуда у них возьмется почтительность к тебе, если ты не будешь напоминать им, где их место? Торчишь внизу, на кухне, вместе с Анри! Это недостойно леди. Да ты только взгляни на себя – развалилась тут в одной сорочке, без чулок, без туфель…

– А ты просто принимай меня такой, какая я есть – эксцентричной англичанкой, – рассмеялась Кэтрин на вспышку Элизы. – Разве мы не прослыли у вас сумасшедшими? Я только о том и мечтаю, чтобы совсем избавиться от платья в этой духоте. Как насчет свободной безрукавки и шаровар? Или юбки, достающей лишь до колен?

– А как насчет выдворения за пределы городской черты за непотребный вид? – язвительно возразила Элиза, которая так до сих пор и не научилась различать, когда Кэтрин шутит, а когда нет: у нее совсем не было чувства юмора.

– Я не создана для того, чтобы быть леди, – отвечала Кэтрин, охватив руками колени. – Мне так понравился рынок. Посмотри, что я купила. Прелесть, правда? – И она достала круглую раковину и косточку. – А женщина, которая продала мне раковину, добавила еще это. Адриен сказал, что это грис-грис. Ты знаешь, что это значит? Я хочу спросить о нем у Селесты или у Анри.

На мгновение она поймала взгляд Элизы, и ее удивило выражение, промелькнувшее в его фиалковой глубине. Однако оно тут же погасло, и Элиза непринужденно отвечала:

– Тебе нечего беспокоиться из-за этого, дорогая.

– Точно то же сказал и Адриен.

– Я так и думала, – заключила Элиза, внимательно осмотрев грис-грис, пропустив через пальцы красный шнурок и даже понюхав его. – Его вымочили в особых травах, которые должны принести тебе удачу. На твоем месте я бы не стала впутывать в это дело слуг. Они чересчур суеверны и тут же наболтают целую кучу всякой белиберды. Поверь мне на слово: если эта штука вообще работает – хотя я лично в том здорово сомневаюсь, – она может быть только полезной для тебя.

В эту минуту ветерок усилился, и вот неожиданный ливень обрушился на внешнюю часть галереи с такой силой, словно на растения, оплетавшие прутья решетки, вылили целую цистерну воды. Кэтрин бросилась к перилам и свесилась наружу. В одно мгновение промокли ее волосы, голова, почти вся рубашка.

– Ах, вот так-то лучше, – пробулькала она сквозь воду, наполнявшую ей рот. – Иди же сюда, попробуй! Так прохладно – просто чудо.

Элиза вздрогнула. Не дай Бог, еще полезет обниматься. Да, Кэтрин оказалась весьма своевольной независимой особой, а вовсе не той простушкой-скромницей, какой должна была бы быть дочка простого викария.

– Написать за тебя ответ? – предложила она. – Все, что от тебя потребуется, – поставить потом свою подпись.

– Спроси дядю Седрика, – беззаботно отвечала Кэтрин, босиком в мокрой сорочке шлепая по полу к шкафу за полотенцем и оставляя мокрые следы на толстом пушистом ковре.

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Снова потянуло едва заметным сквознячком, принесшим аромат апельсиновых деревьев и еще какой-то незнакомый запах. Кэтрин сжала голову ладонями: от возбуждения, принесенного прохладным ливнем, у нее заломило в висках.

Тем же вечером незадолго до обеда в гостиную явился Пьер и сообщил:

– В передней дожидается джентльмен, мисс Кэтрин. Он настаивает на том, чтобы срочно повидаться с лордом Седриком.

– Ему было назначено время? – Кэтрин ни о чем подобном не помнила. Возможно, это каким-то образом связано с ее делами и Седрик просто позабыл предупредить ее, прежде чем вышел из дому.

– Я не знаю, мисс.

– Очень хорошо, Пьер. Пригласи его сюда. Облаченная в прямое белое платье, с простыми сборками на груди, она чувствовала себя свежей и полной жизни благодаря принесенной дождем свежести. Заставив себя принять холодный уверенный вид, она уселась на стул, обращенный ко входу. Раздался стук в дверь.

– Войдите, – коротко отвечала она. Появившийся в дверях мужчина заставил ее тут же утратить и холодность и уверенность. В ее памяти ожила сцена на пристани, и она снова ощутила тот шок, что потряс ее, когда он ворвался в круг и остановил драку. Незнакомец переступил порог. Она вскочила на ноги.

– Вы! – вскричала она. – Что вам здесь нужно?!

– Я бы хотел узнать то же самое, – отвечал он, и его глаза вспыхнули, прежде чем он лениво прищурил их. – Меня зовут Деклан Уокер, и я пришел повидать лорда Седрика.

– Зачем?

– Он ведь новый владелец поместья Керригана, не так ли?

– Да неужели? – Она приостановилась и выпятила подбородок.

– Разве не так? А кто еще мог бы им быть?

– Я, – со злорадством отвечала она.

Какое наслаждение было увидеть растерянность на его цыганской физиономии! Она почувствовала себя хотя бы частично отмщенной за оскорбления, полученные утром.

– Так это вы наследница старой лисы Керригана?!

– Да, я. И «Эйлин О'Рурк» тоже моя. Чем и объясняется мое поведение нынешним утром.

«Так и надо, – подумала она, – держаться с этим мерзавцем – отчужденно и высокомерно». Хотя, по правде сказать, он почему-то не выглядел смущенным.

Его можно было бы принять за джентльмена. Бежевый фрак его был превосходен, даже несмотря на отсутствие жилета и галстука: воротник рубашки был свободно распущен. И все же его манеры безошибочно говорили о том, что на самом деле он проныра и авантюрист. Она взглянула на его волосы: влажные, зачесанные назад – да он наверняка только что вылез из ванны. Мокрые завитки оставляли следы на воротнике рубашки. Она подумала о том, как он лежал в прозрачной воде, энергично намыливая гладкую смуглую кожу, и это видение совершенно смутило ее.

Он уже поборол свое недоверие, глаза на решительном красивом лице заискрились оливково-зеленым огнем, он откинул голову и превесело расхохотался.

– Империя Керригана досталась девчонке?! Да вы, пожалуй, разыгрываете меня?

– Где же вы были до сих пор, мистер Уокер, коль скоро даже не знаете, что я приехала две недели назад? – Ее голос прозвучал уверенно, но не настолько, как бы ей этого хотелось. В его обществе она чувствовала себя крайне неловко, он, казалось, заполнил собой всю огромную гостиную.

– Обычно я не часто навещаю Новый Орлеан, но в этот раз отправился сюда с особой целью. До меня дошел слух, что явился английский милорд и заявил права на деньги и землю Финна Керригана.

– Вам не стоило доверять слухам, мистер Уокер. Вам доставили неверную информацию. – Кэтрин едва сохраняла присутствие духа, ее охватывала паника.

Его губы презрительно изогнулись, и он окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, так что она едва сдержалась. «А она не робкого десятка, – думал тем временем Уокер. – И к тому же привлекательна, несмотря на то, что напускает на себя неприступный вид». Однако непохоже, чтобы у нее мозги были приспособлены для ведения дел – а ведь именно ради этого он сюда и явился.

– Но лорд Седрик находится в доле? – Он улыбнулся вполне серьезно и добавил: – Он, наверное, ваш отец?

– И снова вы ошиблись, мистер Уокер. – Да что же это в нем заставляет ее трепетать, словно лист на ветру? – Он даже не родственник мне. И к вам не имеет никакого отношения.

Деклан, оставаясь стоять там, где стоял, поскольку ему не предлагали садиться, продолжал строить догадки по поводу Кэтрин. Он успел отметить ее прекрасные голубые глаза и стройное тело с высокой грудью. Ее распущенные великолепные волосы были схвачены сзади широкой белой лентой больше для удобства, чем с каким-то умыслом. По сути, она явно гнушалась обычных дамских ухищрений, и ее прямая манера речи натолкнула Деклана на мысль, что перед ним одна из тех ненормальных, что постоянно пристают к правительству да и к мужчинам вообще – с требованиями дать им избирательные права. И к тому же он пришел к выводу, что она – англичанка, а с ними ему мало приходилось иметь дело.

– Послушайте, мисс?.. – начал он еще одну попытку перейти к делу.

– Энсон, – вставила она. – Кэтрин Энсон.

– Ну что ж, мисс Энсон, похоже, мы не совсем правильно поняли друг друга. Не присесть ли нам и не обсудить все сначала? – Обычно не терпевший во время переговоров никаких уверток, Деклан позволил себе на сей раз очаровательную улыбку. Однако она не разбила холодности, напущенной на себя Кэтрин.

– Вы отлично можете сказать мне все, что хотите, стоя на месте, мистер Уокер, – непримиримо отвечала она.

– Как вам угодно, мисс Энсон, – с язвительной улыбкой сказал он, – но мне кажется, что вам самой было бы легче беседовать сидя.

– Не беспокойтесь обо мне, мистер Уокер.

– Я и не собирался. – И он взглянул на нее, наморщив лоб и надув губы. Она желает ссоры? Ну так, черт ее возьми, она ее получит!

То, что она прочла в его глазах, внезапно наполнило ее сердце страхом: они наедине в этой гостиной, – и у нее засосало под ложечкой. Куда, скажите на милость, запропала Элиза, когда ей действительно необходима дуэнья?! Этот Деклан Уокер слишком примитивен и явно опасен.

– Соблаговолите вы наконец объяснить, зачем явились сюда?

Ее щеки раскраснелись, а сердце бешено колотилось.

– Это связано с моей плантацией, «Ручьем Делано». Он, видите ли, расположен по соседству с землей Керригана – простите, с вашей землей. Но пожалуй, нам лучше отложить это дело, пока не прибудет лорд Седрик.

– Нет, сэр. – Последнее высказывание разбудило в ней упрямство. – Мы обсудим ваше дело сейчас, если его вообще стоит обсуждать, в чем я сильно сомневаюсь.

– О, оно стоит того, мэм, – со значением произнес он. – Я говорю о широкой пограничной полосе неосвоенной земли между вашей плантацией и моей. Там целые акры пропадают.

Его голос звучал тихо, сдержанно и убедительно, но знавшие Деклана люди утверждали, что чем спокойнее его голос, тем меньше он верит в то, что говорит.

– Я ничего не знаю о пограничной земле. – Как она пожалела, что не поторопила Деламара познакомить ее с мистером Пейром, управляющим того банка, что занимался операциями с деньгами Керригана. Завтра же она отправится к нему и изучит все карты плантации «Края Света», чтоб ни один разбойник не посмел урвать у нее ни дюйма земли незаконно!

– Ну так узнайте поскорее, – грубо посоветовал Деклан. – Мне нужна эта земля, и чем скорее, тем лучше.

– Вы хотите купить ее? – Ни разу в жизни Кэтрин ни на кого так не злилась. Этот самоуверенный нахальный тип будил в ней совершенно дикую ярость.

– Нет, если будет доказано, что она принадлежит мне, – с непроницаемым видом отвечал Уокер. – Финн Керриган купил «Край Света» за бесценок. Соседняя плантация «Ручей Делано» долгие годы был заброшен, и Керриган не позаботился обнести оградой свои владения. Когда я поселился там, я хотел обсудить с ним границы участков, но никак не мог с ним увидеться. Но теперь он мертв, а я не намерен дальше так оставлять это дело.

– Но ведь пока вы не пользуетесь этой землей, не так ли? – спросила она, ощутив, как у нее рождается страшное подозрение.

– Именно это я и делаю. И я хочу строить дамбу. Чтобы осушить болото.

– Но вы не имеете права ничего предпринимать до тех пор, пока граница не будет определена. – Перед ней возник образ уверенного лорда Седрика, небрежно ведущего разговор. Уж он-то знал бы, как обращаться с подобным нахалом.

– Вам она не нужна. А мне нужна.

– Вы должны немедленно прекратить там работы.

– Это невозможно, мисс Энсон, – уверенно возразил он.

– Это возможно, мистер Уокер. Иначе я заставлю вас это сделать.

– Трудновато вам придется, мисс Энсон. Здесь никому не понравится то, что добрая земля остается в запустении долгие годы. Да к тому же вы здесь чужая, непрошеная англичанка. А я здешний – или почти здешний. Полагаю, что очень скоро вы убедитесь, что закон окажется на моей стороне.

Он шел к своей цели безжалостно и напролом. Уже не в первый раз видя такое поведение, Кэтрин решила, что это его обычный стиль. Ее кулаки занемели. Ей хотелось наброситься на него, разорвать его в клочья, но здравый смысл все же пересилил.

– Я поговорю с моими адвокатами. Я все проверю сама.

– Да уж постарайтесь, мисс Энсон, – с ехидной улыбкой отвечал он, – и я сделаю то же самое. После этого мы встретимся снова?

– Нет, если мне удастся этого избежать! – фыркнула она.

Одним быстрым движением он оказался перед нею – такой же неуловимый и мощный, как лесная пантера. Она попыталась было вывернуться из тисков, сжавших ее подбородок, но бесполезно.

– Черт побери, вы самая упрямая баба из всех, что пытались перебежать мне дорогу, – рявкнул он, глядя ей прямо в испуганные глаза: его губы шевелились почти вплотную с ее.

– Отпустите меня, ублюдок! – взвизгнула она. Его губы были так близко, и его тело также. Могучее тело… железные мышцы… мужской запах, отупляющий, колдовской…

– Ай-ай-ай! Как не стыдно! – съязвил он и выпустил ее так грубо, что она наступила на подол своего платья.

– Вон из моего дома! – вскричала она. Невозмутимо он водрузил на голову панаму и спросил:

– Вы еще не были в «Крае Света»?

– Нет. Убирайтесь. Я не желаю с вами разговаривать, – и она дрожащими руками попыталась нащупать шнур от звонка.

– А придется вам там побывать, мисс Энсон. И я предупреждаю вас, что это не так-то просто. Здешние топи наверняка пострашнее английских болот. Будьте поосторожнее, когда отправитесь туда.

– Вы угрожаете мне? – выдохнула она, чувствуя, как страх сковал ее члены.

– Что за глупое предположение, мисс Энсон. – Он сверкнул белозубой улыбкой. – Я дружески предостерегаю вас. Трясина может оказаться весьма коварной, если не знать ее.

– Я знаю об этом. Мне говорили друзья.

– Ах да – ваши друзья. – Его лицо снова стало жестоким, глаза превратились в кристаллы льда. – И один из них – Адриен Ладур, вероятно?

– Это вас абсолютно не касается. Вон из моего дома. Мне придется выкинуть вас силой! – вскричала она, ослепленная слезами отчаяния.

Он, хохоча, отвесил поклон и направился к двери. Внезапно он посерьезнел, его лицо приняло непонятное выражение.

– Будьте поосторожнее, вот и все, – тихо сказал он. – Вы не послушаете меня, но я все равно скажу вам это. Вы теперь не в Англии – вы в Городе Призраков. И здесь может случиться все, что угодно. Вам кажется, что вы начали понимать здешнюю жизнь? Это не так. Это древний, приходящий в упадок, злонравный город. И очень странный. А что до вашего Ладура, то его репутация пованивает! Доброй ночи, мисс Энсон.

– До свидания, мистер Уокер.

Когда за ним захлопнулась дверь, она без сил привалилась к столу, трепеща от гнева и ярости. Кто такой этот мужчина с кошачьими глазами, что потряс все ее существо?

– Деклан Уокер? Да, я слышал про него, – отвечал Деламар, когда вечером она спросила его. – Он северянин. Был офицером армии Союза, а после купил плантацию по соседству с «Краем Света». Говорят, у него неуживчивый характер. И ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.

– Он просто варвар! Он был здесь сегодня и спорил по поводу границ. – Она не стала входить в подробности и упоминать их первую встречу на пристани. Уж слишком это скандально. Деламара она видела словно сквозь какую-то дымку и гадала про себя, то ли это от выпитого за обедом вина, то ли у нее ухудшилось зрение. Застланный белоснежной скатертью стол казался сияющим островком в море тьмы, прорезаемой лишь огоньками свечей в канделябрах. Она снова вспомнила горящие зеленые глаза, смотревшие на нее в упор. И ей с неожиданной силой захотелось, чтобы сейчас подле нее оказался Адриен, рыцарь в сияющих доспехах, готовый защитить ее.

– Почему вы не предоставили мне самому с ним разобраться? Похоже, он нуждается в паре уроков хорошего тона, – фыркнул Седрик, щелкнув пальцами лакею, который тут же наполнил его чашку кофе.

– Это также совершенно ни к чему. – Деламар улыбался, покачивая бокал с бренди, зажатый двумя пальцами его крупной сильной руки. – В качестве вашего агента именно я обязан улаживать подобные проблемы.

– Но никого не было в тот час. Во всяком случае, можно считать, что я получила наглядный урок. Мне надо учиться самой справляться с любой ситуацией.

– Какой ужас, Кэтрин! Я должна была быть с тобою, – прошептала Элиза, чье лицо едва освещалось свечами. – Я чувствую себя виноватой, правда? Почему ты не позвонила мне?

– Я разобью ему нос, если он снова сунется к вам! – грохнул кулаком по столу Уоррен, отчего зазвенели стоявшие на нем приборы китайского кофейного сервиза. – Только скажите мне слово, и он получит по заслугам!

– Успокойся, мой сладкий. – Элиза положила руку брату на плечо и посмотрела с тем особенным выражением, которое было предназначено ему одному. – Буря в стакане воды – и больше ничего. Полковник прекрасно справится сам. У нас есть намного более приятные вещи для обсуждения. К примеру, приглашение на вечер к мадам Ладур. – И она обратилась к Кэтрин: – Во что мы нарядимся? Надо сначала съездить на Мэгэзин-стрит к мадам Дюлак и посоветоваться. И пригласить на целый день Поля Сореля. Я совсем растрепана, да и твои волосы требуют, чтобы их привели в порядок.

– Тратить деньги! Ты только об этом и можешь думать, – поддразнил ее Уоррен.

«Склоки, склоки. Отчего они не могут жить в мире?»– Голова Кэтрин пульсировала от боли. Когда с нею Уоррен с Элизой, болтовня не умолкает ни на секунду, они словно плетут словесную паутину, в которой путаются ее мысли. Они словно циркачи, размахивающие волшебными палочками и жонглирующие словами, словно блестящими шариками, – мастера фокусничать. Они являются сюда и заговаривают ее чуть не до смерти – конечно, они чудесные компаньоны и вообще самая славная пара на свете, но как же она от них устает. «Мне надо хорошо подумать, я чувствую, я уверена: что-то крайне важное кроется в деле с Уокером».

– Я хочу посоветоваться с мистером Пейром. Вы могли бы это устроить, полковник?

– Безусловно, мэм. – И он приветственно приподнял бокал, глядя на нее.

– Я тоже, пожалуй, поеду с вами, – предложил Седрик, чувствуя себя виноватым за то, что прохлаждался в заведении мадам Фени в тот момент, когда Кэтрин выдерживала натиск этого алчного наглого соседа.

Была чарующая ночь, огромная яркая луна плыла в небесах, и Элиза допоздна засиделась у Кэтрин, болтая обо всем на свете. Покуривая сигареты, попивая коктейль из рома с холодным лимонадом, который пришлось отведать и ее подруге, Элиза чувствовала себя превосходно.

– Расскажи мне об этом загадочном и грубом мистере Уокере. Мне кажется, это просто очаровательный мерзавец, – попросила она, раскинувшись в шезлонге так, что низко вырезанный лиф и накидка почти не скрывали ее грудей. В лунном сиянии в ее шевелюре то и дело вспыхивали золотистые искры.

– Он вовсе не очарователен. И он опасен.

– Ну и что же, я уверена, что хотела бы с ним познакомиться. Опасные мерзавцы могут быть превосходными любовниками, жестокими и неумолимыми, а это иногда забавляет. Он был небрит? С выпяченным, покрытым щетиной подбородком? Это восхитительно щекочет, особенно в самых нежных, чувствительных местах – затылок и плечи, к примеру. – Элиза совсем по-кошачьи потянулась в шезлонге и глянула на Кэтрин уклончивым кошачьим взглядом.

– Ты скучаешь по своему мужу? – По мнению Кэтрин, это могло быть единственной причиной таких фривольных рассуждений. – Я думала, что ты его ненавидишь.

Элиза машинально пригубила из своего бокала, а потом вышвырнула окурок одним ловким щелчком унизанных бриллиантами пальцев и развеяла рукой облачко дыма.

– Я ненавижу его, но это не значит, что я ненавижу всех остальных мужчин. Однажды вкусив этот плод, уже нельзя не пытаться вкусить его еще раз.

– Как это? – Кэтрин часто ставили в тупик отвлеченные замечания Элизы.

– Ты знаешь все об интимной жизни, как я понимаю?

– Да. По крайней мере, я так считаю, хотя и не имею опыта.

– Да уж наверное нет, мисс Энсон! – лукаво улыбнулась Элиза. – Ты еще нетронутая девочка! Но и я была такой же, когда обзавелась первым любовником.

– Раулем?

– Нет, конечно, глупая гусыня! Задолго до Рауля.

– А, понятно. – На самом деле Кэтрин снова ничего не поняла, но не хотела выглядеть наивной.

– Ничего ты не поняла. Откуда? Тебе не понять те порывы, что порою приводят женщину в объятия самых отъявленных негодяев или неподходящих людей. И как правило, эти неподходящие оказываются самыми лучшими. По крайней мере, со мною было именно так. Мой первый мужчина был абсолютно неподходящим.

– Ты можешь сказать хотя бы, кем он был?

– Нет. Ты ни за что мне не поверишь, даже если я и скажу. – В низком, охрипшем голосе Элизы прозвучало нечто странное, отчего по телу Кэтрин побежали мурашки.

– Я не буду уговаривать, – прошептала она.

– Как и я в отношении Адриена и того человека, Деклана Уокера. – Элиза уже опять улыбалась. – Ты сама не понимаешь, насколько ты красива, Кэтрин. Ты неотразимо очаровательна, поверь мне. В тебе есть тот тип женской холодности, который потащит наших мужчин к Дуэльным Дубам.

– Ты наверняка преувеличиваешь. – Кэтрин почувствовала, что краснеет и от этого разговора, и от бесстыдного дезабилье Элизы, развалившейся в шезлонге. – Я бы не хотела, чтобы мужчины дрались из-за меня.

– Ты бы не хотела? Честно? Да любая девица только и мечтает об этом – если она не монашенка. И кто же в здравом уме и твердой памяти добровольно откажется от мужского поклонения? Больше всего на свете ненавижу ханжество. Меня достаточно долго продержали за стенами монастыря сестер-урсулинок на Чартрз-стрит – мне этого хватило на всю жизнь! – Глаза Элизы возбужденно блестели, и она, позабыв про недопитый бокал, налила себе новую порцию коктейля.

– Это сделало бы жизнь намного проще. – И в мозгу Кэтрин пронеслось видение одинокого шпиля церкви в Риллингтоне, такой далекой от этого сумасшедшего Нового Орлеана.

– И совершенно пустой. – Взгляд Элизы опустился на красно-бурую жидкость в бокале. – Мужчины! Все эти мышцы, вся мощь… обожаю их! – произнесла она в нос. – Нет ничего лучше, чем внушить кому-то обожание, неважно, мужчина это или нет. Ты понимаешь, о чем я толкую?

Кэтрин лишь покачала головой, надеясь, что Элиза кончит эту болтовню, и в то же время сильно желая, чтобы она договаривала все до конца. Она еще ни разу не говорила так откровенно, но по обрывкам предыдущих бесед могла прийти к выводу, что Элиза всякий раз ужасно возбуждается в присутствии противоположного пола. Даже ее брат, кажется, действует на нее точно так же, и она флиртует с ним, как и с остальными мужчинами.

Элиза неловко выбралась из шезлонга, подошла к Кэтрин и прижала к ее губам мягкий пальчик.

– Не волнуйся об этом, моя прелесть, не волнуйся ни о чем. Адриен – тот, кто может многое показать тебе. Только позволь ему. А если увидишь снова того чарующего незнакомца, покажи его мне. Я сгораю от любопытства. Доброй ночи. Приятных снов.

Но сны Кэтрин оказались далеки от покоя. Она металась в полусне, зарывшись в горячие подушки, то и дело пытаясь поправить кровать так, чтобы было удобнее. Но ничего не помогало: из памяти не шли слова Элизы о мужчинах и о любви. Она вскочила с пересохшим горлом, напилась воды, но едва вернулась в постель, ее снова окатила волна будоражащих воспоминаний.

Под покровом тьмы она попробовала ласкать свои груди, и от острого наслаждения, охватившего все ее тело и спустившегося в низ живота, у нее перехватило дыхание. Она представила себя в объятиях Адриена и его руки, прикасающиеся к самым интимным местам. Ее желание возросло, словно выпустили на свободу те ощущения, что смутно беспокоили ее последние часы. Она ворочалась в душной постели, стараясь добиться облегчения, пока не нашла способ заставить свое тело вздрогнуть от разрядки, поразившей ее новизной и силой ощущений. Бешено стучавшее сердце постепенно успокоилось, и она впала в тревожное забытье, в котором перед нею маячили два лица, то сливаясь в одно, то снова разъединяясь: Адриен Ладур и Деклан Уокер.

Проснулась она от голода и жажды. Горло пересохло и, казалось, горело огнем. Она не могла думать ни о чем, кроме Адриена, и была уже готова послать ему домой записку.

– Я надеюсь, что вы никуда нынче не пойдете, мисс, – обеспокоенно глядя на нее, заметила Филлис. – Ни на этот званый прием, ни еще куда. Вы выглядите совсем больной.

– Просто вчера я выпила немного больше, чем нужно. А в остальном я совершенно здорова. Есть что-нибудь от мистера Ладура?

– Нет, мисс.

Боль разочарования была непереносимой. «Возьми себя в руки! – одернула себя Кэтрин. – Ты ведешь себя как влюбленная дурочка».

Банк Луизианы помещался в красивом старинном особняке, построенном в 1824 году. Здесь Кэтрин, Седрик и Элиза повстречались с приветствовавшим их Деламаром, и Элиза предпочла подождать остальных в просторном гулком вестибюле, собираясь после встречи с мистером Пейром отправиться с Кэтрин по магазинам.

Кэтрин уже познакомилась с мистером Пейром в Бовуар-Хаусе, но впервые оказалась в его собственных апартаментах. Здесь было на что посмотреть! Выстроенный в европейском стиле, с высокими сводчатыми потолками, широкими лестницами, украшенными лепниной, с розовыми колоннами каррарского мрамора,[16] мозаичными полами с изысканным узором, с конторками из украшенного медью кедра, за которыми в окошечках виднелись лица клерков, – этот зал поражал воображение.

– Как здесь тихо, – шепнула Кэтрин Седрику.

– Действительно, – с улыбкой оглянулся он. – Тишина прямо-таки благоговейная. Вам это не напоминает большой кафедральный собор? Кстати, банк некоторым образом ему сродни – только здесь поклоняются деньгам.

К ним подошел клерк, чьи тощие голенастые ноги в панталонах в обтяжку и худое лицо напоминали аиста малибу, и прошептал:

– Мистер Пейр ожидает вас.

Кабинет управляющего находился на третьем этаже, куда вела широкая застланная роскошным ковром лестница. Здесь было намного прохладнее благодаря гигантским опахалам из страусиных перьев, укрепленных под потолком и приводимых в движение мальчиком-слугой. Мистер Пейр учтиво приветствовал клиентов, и его тут же посвятили в подробности требований Деклана Уокера.

– Безусловно, это вздор, – заверил управляющий, мужчина преклонных лет и с редеющей седой шевелюрой, зачесанной на лоб. – Вам не о чем беспокоиться, мисс Энсон. Позвольте я покажу вам карту «Края Света» и его окрестностей.

Они почти час корпели на этой картой, особенно над «ничьим» участком болот между двумя плантациями, но так и не нашли доказательств, кому этот участок может принадлежать.

– Нам надо взглянуть па бумаги, относящиеся к «Ручью Делано», – наконец заявил мистер Пейр, – и я не могу ничего предпринять до того момента, пока адвокаты мистера Уокера не свяжутся с вашими, мисс Энсон. А вам я бы рекомендовал не входить более самой в контакт с этим господином. Оставьте это мне и другим вашим консультантам.

«Неудовлетворительно, – подумала Кэтрин, выходя из-под прохладных сводов банка на залитую солнцем Рю Рояль. – И голова моя совсем не работает. Я должна помнить, что мне нельзя так много пить. Мне это не на пользу». Уже через несколько секунд она вся покрылась потом. Приближалась полуденная сиеста, и все звуки замирали. Раскаленный воздух казался неподвижным, лишь иногда раздавалось поскрипывание кресел, когда дамы меняли позу, чтобы дотянуться до графина с освежительным питьем, да шуршали влажные веники, которыми слуги подметали пол.

– Похоже, сейчас чересчур душно, чтобы отправляться к мадам Дюлак, – вздохнула Элиза, удрученная необходимостью отложить визит.

– Дорогая миссис Джордан, тысяча извинений, – вмешался Седрик, подавая ей руку. – Позвольте предложить вам сперва выпить прохладительного?

Она слегка утешилась, игриво взглянув на него снизу вверх из-под необъятных полей шляпы, украшенной множеством цветов. Кэтрин снедало нетерпение. Сегодня они так ничего и не предприняли против Уокера, да и в ближайшие дни этого ожидать не приходится. В этом ужасном климате никто не способен что-то сделать быстро, и она, чувствуя себя ужасно одинокой, готова была проклинать всех и вся.

Она разыскали кафе, в котором было чуть-чуть прохладнее благодаря ветерку, дувшему с реки. На террасе за маленькими столиками под зонтами устроились парочки, семейные группы располагались в тени деревьев, а молодые люди, облаченные в светлые легкие костюмы, покуривали сигары, развалясь на зеленых скамейках в терпеливом ожидании своих элегантно одетых леди. «Такова она и есть, – подумала Кэтрин, – жизнь в Новом Орлеане. И я должна уметь расслабляться так же, как и они. Просто меня вывел из равновесия Деклан Уокер, и все эти переживания прошлой ночью, и волнение перед знакомством с мадам Ладур».

Ей ужасно хотелось повидать поскорее Адриена, но он не появлялся со вчерашнего утра, а с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Она должна была поговорить с ним, прикоснуться к нему, услышать его голос, который заглушил бы другой, без конца повторявший у нее в памяти: «От репутации Ладура пованивает!» Он звоном отдавался у нее в ушах, и наконец Кэтрин стало казаться, что где-то поблизости стучат барабаны, отбивавшие ритм пульсировавшей у нее в висках боли.

У нее замерло сердце, когда ей показалось, что на террасу поднялся Адриен – но это оказался не он. Может, она его обидела? Может, он решил больше не встречаться с нею? «Нет, я этого не переживу, – с отчаянием подумала она. – Мне надо вернуться домой».

– Так вот вы где, chérie. – Она подскочила в кресле, а он улыбаясь стоял перед нею.

– Адриен. – Она трепетала в смущении, едва сдерживая слезы.

– А я искал вас по всему городу. – Он уселся на соседнее кресло.

– Мы хотим проехаться по магазинам. Не составите нам компанию? – Казалось, голос Элизы донесся до нее откуда-то издалека.

– С большим удовольствием, если того пожелает Кэтрин. Вы пожелаете?

– Да, Адриен, я пожелаю! – «О, какие же у него огромные глаза и бездонные зрачки», – думала Кэтрин, обмякнув от облегчения.

Филлис помогла Кэтрин одеться перед вечером у мадам Ладур. Платье было пышным, красивым и необычным – в восточном стиле, предпочитавшемся парижскими и лондонскими модницами и захватившем европейскую культуру еще до того, как восточный шторм достиг нью-йоркской богемы. Кэтрин тоже была неравнодушна к этим романтическим костюмам, скопированным с полотен прерафаэлитских художников.

Полная жизни после свидания с Адриеном, оказывавшим ей знаки самого глубокого почтения и предвкушавшим ее знакомство с матерью, Кэтрин словно парила в воздухе. Вооружившись вырезками из газет и пачкой модных журналов, она отвергла предложение Элизы навестить мадам Дюлак и удовлетворилась посещением недавно открывшегося магазина у церкви Св. Людовика. Владела магазином молодая энергичная особа. Она именовала себя мадам Жаклин, и только вернулась из Парижа с последними новинками. Кэтрин заказала у нее полдюжины платьев.

Она любовалась своим отражением в зеркале. Пышные складки отливавшего голубым шелка великолепно подчеркивали синеву ее глаз, и в дополнение к туалету она надела золотое ожерелье с сапфирами, и его подвески спускались между грудей до самого края низкого овального декольте. Выполненные в том же стиле серьги поблескивали в ушах, полускрытые длинными локонами. Пышные рукава с золотистым шитьем были стянуты ниже локтей. В целом платье казалось невесомым, воздушным.

– Ох, Филлис, ты уверена, что я буду в нем прилично выглядеть? – спросила она, изучая свое отражение.

– Даже и не сомневайтесь! Оно очень даже приличное, разве что корсета под ним не хватает, – преданно заверила она. – Все будут на вас оглядываться, а назавтра все дамы побегут заказывать себе такие же. Я прямо горжусь вами, мисс.

– Ему оно тоже понравится, правда?

– Кому, мисс? – Филлис прекрасно понимала, о ком речь, но не желала обнаруживать своей догадливости.

– Мистеру Ладуру. – Даже его имя, произнесенное вслух, заставило ее встрепенуться. «Я влюбилась в него», – подумала Кэтрин, но испытала при этом не сожаление, а наоборот, исполнившись каким-то чувственным удовлетворением.

– Я и не предполагала, что на тебе оно будет так великолепно, – восхитилась Элиза, встретив Кэтрин в холле и заставив ее несколько раз повернуться, чтобы рассмотреть туалет во всех подробностях.

Она была раздосадована, не купив себе такого же: она никогда не могла отважиться надеть что-то модное первой. Кроме того, ее огорчило, что Кэтрин прибегла к услугам не той модистки, с которой Элиза давно имела дела. Сия снисходительная особа всегда была уверена в том, что сумеет хорошо нажиться на клиентах, поставляемых Элизой. Они обе рассчитывали запускать руку в кошелек Кэтрин и надеялись, что так оно будет впредь.

Адриен встречал их на пороге материнского дома, расположенного на углу Рю Рояль. При виде Кэтрин его глаза засверкали.

– Вы так красивы сегодня, дорогая, – прошептал он, поднося ее ручку к губам.

Этого для нее было более чем достаточно, больше ее не волновало ничье мнение. Полуослепшая от счастья, она едва замечала, как он ведет ее внутрь чудного просторного дома, с бледно-розовыми стенами, железными колоннами, узкими высокими окнами и полукруглыми альковами по обе стороны портика, в которых горели факелы. Весь дом был полон света, лившегося из распахнутых окон, и на верхней галерее уже толпились гости, которые наблюдали за новоприбывшими.

– Маман, позволь мне представить тебе мисс Энсон, – произнес Адриен, когда они оказались в передней.

Кэтрин сделала глубокий реверанс, а потом подняла взор навстречу темным, подвижным, блестевшим острым умом и волей глазам. Мадлен Ладур была удивительно красива, и в ее чертах Кэтрин заметила явное сходство с Адриеном: та же лепка скул и прямого носа, те же полные губы, тот же овал лица.

– Я очень много слышала о вас, ma petite,[17] – промолвила Мадлен, пожала Кэтрин руки, привлекла ее поближе и расцеловала в обе щеки.

– Надеюсь, ничего плохого? – пробормотала Кэтрин, смущаясь своего яркого наряда рядом с мадам, наглухо задрапированной, как и положено вдове, в черную тафту, и присутствующими юными девицами, которые все как одна были наряжены в различные оттенки пастельных тонов – либо просто в белые платья.

– Безусловно. Мой сын не позволит себе познакомить меня с недостойной особой, – ободряюще отвечала Мадлен и добавила: – Какое очаровательное платье! Как я понимаю, это новейший фасон. Где вам удалось его достать?

Кэтрин про себя поблагодарила эту милую даму, которая сама провела ее в гостиную, обращаясь с ней как с самой дорогой гостьей. Адриен шел между ними, на одну руку этого галантного кавалера опиралась его мать, а на другую – его избранница. Он умудрялся оказывать знаки внимания обеим, для начала усадив мать в кресле, где она могла бы приветствовать всех новоприбывших, а потом оказавшись подле Кэтрин и шепнув ей на ухо:

– Вы понравились маман.

– Я рада.

Постепенно гостиная заполнялась, причем все желали познакомиться с английскими гостями. В основном здесь присутствовали креолы, потомки европейской знати, покинувшей свои родные земли в вихре революции или в поисках богатства в Новом Свете. Особняк являлся превосходным образчиком раннего колониального стиля, и Седрик любовался им от всей души. Внутренняя обстановка также была подобрана с безупречным вкусом. Как бы мадам Ладур ни жаловалась на причиненные войною бедствия, большая часть находившихся здесь предметов была наверняка доставлена из Парижа.

Седрик чувствовал себя превосходно в этой чудесной гостиной, чья внутренность бесконечно отражалась во множестве висевших на стенах зеркал. Свет дробился в гранях хрустальных люстр под потолком, серебро сверкало на сервировочных столиках, а в огромных вазах севрского фарфора благоухали превосходно подобранные букеты. Его внимание привлекли несколько витрин с выставленной коллекцией табакерок – он и сам ими увлекался. Стоявшая в гостиной мебель относилась ко времени Людовика XIV и Людовика XV, а также к более изящному стилю Первой империи. Она поражала взгляд богатой парчовой обивкой с дамасским шитьем, а па окнах красовались занавеси из тяжелого шелка всевозможных оттенков.

«Да, – решил Седрик, – Кэтрин хорошо сделает, если станет членом этого семейства».

– Вы выйдете за меня замуж? – спросил ее Адриен несколькими часами позже.

Они прогуливались по саду, почти совершенно безлюдному. Многие гости уже разъехались по домам. Они столько танцевали и выпили столько вина, что Кэтрин слабо соображала, кто есть кто, хотя и запомнила, что перед этим ей представили двоих молодых людей, которых он назвал своими друзьями. Странные молодые люди, они вызывали у нее неприятное чувство, в отличие от остальных гостей. Один из них, белолицый и светловолосый, стоял прислонившись к колонне и казался почти что женственным. Второй был повыше и столь же изнежен, хотя и более плотно сложен. Их разговор с Адриеном был полон недомолвок, и смеялись они чересчур громко и долго. Однако с каждым бокалом шампанского, которым они наперебой ее угощали, Кэтрин находила их все более сносными и даже привлекательными. В какой-то момент она поинтересовалась, куда исчез Седрик, и ей сказали, что он играет в карты. А Элиза? Ну конечно, вот она неподалеку, вовсю наслаждается флиртом.

Недавно промчалась гроза – один из тех шквалов, которые часто случаются в Новом Орлеане в летний период. Слишком короткая, чтобы принести хоть немного прохлады, она лишь наполнила воздух влагой, отчего усилились запахи травы и листьев. Все это смешивалось с благоуханием теплой земли, чьи жизненные соки усиленно пульсировали под покровом ночи.

Поставленный Адриеном вопрос не оказался для нее неожиданным, инстинкт подсказывал ей, что это должно сегодня произойти. Был тот дремотный предрассветный час, когда ночь перевалила за половину, и Кэтрин чувствовала себя особенно уязвимой, мысли ее путались. Адриен принес ей закусок из буфета, а ее бокал постоянно был полон до краев: он настоял на том, что сам будет подливать ей вина.

Она покачнулась, оперлась на него и не сопротивлялась, почувствовав, что он ее обнял.

– Значит ли это, что мое предложение принято? – трепетавшим от возбуждения голосом прошептал он ей в волосы.

Внезапно пересохший язык еле ворочался во рту, и она с трудом выдавила что-то вроде:

– Полагаю, что да.

– Дорогая. – Он подхватил ее в тесные объятия и понес в увитую плющом беседку, целуя лицо и шею. Наконец он нащупал губами ее рот и припал к нему, словно снедаемый жаждой. Она почувствовала, как плотно прижимаются его губы, как его язык проникает между ее зубов.

Глубина разбуженных в ней ощущений заставила ее вздрогнуть. По всему телу пронеслась волна наслаждения, разжигая чувственность.

– Адриен… я люблю тебя! – Она видела, как в небе за его плечом сияют звезды, как луна выглядывает сквозь ветви деревьев. Ее било словно в лихорадке, вскипевшее в крови желание стало непереносимым. Она желала отдаться ему, она желала обладать им. Казалось невозможным, что еще несколько дней назад она не думала о такой возможности.

Его руки нашли ее грудь, и соски затвердели под тонкой тканью, отвечая на ласковые прикосновения его пальцев. Он застонал, словно от боли, и прошептал:

– Это невыносимо. Кэтрин, пойдем же ко мне, сегодня, сейчас!

– Мы не должны этого делать… твоя мать… что скажут гости? – Ах, как ей трудно было говорить, когда губы ее жаждали все новых поцелуев, а тело – все новых ласк, тесных, интимных… пока они не сольются в одно тело, в одну душу. Соединятся до скончания времен.

– Мы ведь поженимся. Никто ничего не скажет. Разве ты не знаешь здешний обычай? После брачной церемонии невесту с женихом запирают вместе в одной комнате на целую неделю. Представь себе, моя сладость, целая неделя – и только ты и я.

Он тяжело дышал, разгоревшаяся в нем похоть напрочь отбила всякие воспоминания о принадлежавшей ему ранее женщине в угоду желанию обладать другой. «Лестина должна понять, – мельком подумал он, не в силах отказаться от Кэтрин. – Моя золотоволосая богиня знает правила. Я могу иметь их обоих – и жену и любовницу, у меня есть на это право».

– Ты любишь меня? – выдохнула Кэтрин в самые его губы, грудь ее вздымалась так, словно какой-то внутренний страх просился наружу.

– Я обожаю тебя.

– Правда?

– Правда.

Он не выпускал ее из объятий, увлекая к боковому крылу дома. Она попыталась вырваться.

– Нам нельзя, – возразила она.

– Можно. Нам все можно нынче ночью, все, что бы мы ни захотели. – Он дико рассмеялся, темноволосый, с темными провалами глаз – словно порожденный той тьмой, куда погружался рассудок Кэтрин.

Они направлялись в то крыло, где находился garçonnière, – здесь Адриен должен был жить до свадьбы. В обособленном от остальных помещении не было ни души. На темной лестнице Кэтрин едва не упала, но руки Адриена тут же подхватили ее, помогая подниматься. Она не смогла подавить нервного хохота, против воли вырвавшегося у нее из горла, словно вскипавшие пеной пузырьки в шампанском.

– Отчего ты смеешься? – Его голос звучал сдавленно, словно предстоящее не могло принести ему радости.

– Не знаю. Наверное, оттого что счастлива.

Счастлива? она счастлива? «Слишком уж все внезапно», – думала она, пока они пересекли просторный холл, направляясь к его спальне. Головная боль все усиливалась, и временами у нее было ощущение, будто она движется вне времени и пространства.

Он зажег спичку, и в комнате немного развеялся мрак, отступивший перед слабым пламенем свечи. Мебель показалась ей затаившимися в засаде зверьми: стулья, туалетный столик, огромная кровать. Кровать приковала взгляд Кэтрин. Кровать Адриена. Она больше напоминала мрачное убранство какого-нибудь склепа: вызолоченная лепнина на верхушках колонн из красного дерева, кроваво-красные занавеси, шатром поднимавшиеся к центральной балке, шелестящая москитная сетка.

У Кэтрин пропала охота смеяться: у нее кружилась голова, перед внутренним взором проносились ужасные звериные морды. Адриен стаскивал с себя фрак и жилет, его глаза жадно блестели. Вот он потянулся к ней, и она не нашла в себе сил сопротивляться. О, если бы комната наконец остановилась, а не кружилась у нее перед глазами.

– Кажется, мне дурно, – пробормотала она.

– Идем сюда. – Похоже, он был раздосадован. Кэтрин на ощупь добралась до ванной комнаты, и вцепившись помертвевшими пальцами в края расписанной розами раковины, извергла содержимое желудка, страдая от судорог и озноба. Адриен уже был здесь, он омыл ее разгоряченное лицо, шепча слова утешения:

– Моя бедная любимая крошка. Тебе полегчало? Пойди приляг на минуту.

И снова провал в пустоту. Когда сознание вернулось к ней, Кэтрин обнаружила себя распростертой на его кровати. Адриен раздевал ее осторожными и уверенными движениями – последняя мысль обожгла ей мозг, и она опять впала в беспамятство. В следующий момент просветления ей был предложен восхитительный спектакль – созерцание его нагого тела, казавшегося еще более смуглым на белоснежных простынях. И к тому же изрядно волосатым. Это удавило ее. Она не предполагала, что он такой волосатый. Голый… он слишком голый. Во рту у нее пересохло, ее била дрожь, ей хотелось сию же минуту бежать домой, но вот он наклонился и начал целовать ее соски, и она застонала – уже от наслаждения, и на нее накатила волна новых, неумолимых ощущений, которым она не в силах была сопротивляться.

Он снова поцеловал ее, и откуда-то из тьмы она расслышала его шепот:

– Ты не должна бояться.

Однако она ужасно боялась, захваченная врасплох желанием, страхом и той тьмой, что окутала ее рассудок. «Интересно, если бы это происходило уже после свадьбы, я чувствовала бы то же самое?» – вяло подумала она, не способная долее оставаться равнодушной к тем ощущениям, что проснулись в ее теле благодаря его ласкам. Казалось, он не пропустил ни одного дюйма ее тела: руки, груди, живот – и ниже, все ниже, к самым чувствительным, интимным местам, прикосновение к которым на миг прояснило ее мысли.

– А что, если у меня будет ребенок? – прошептала она, и тут же снова голова у нее пошла кругом.

– Я хочу детей, – гортанно рассмеялся он. – Ведь мы все равно поженимся, так стоит ли бояться? А ты родишь мне сына, моя дорогая.

Сыновья? Дочери? Неужели так и происходит зачатие, в этом вихре чувственности и восторга? Неужели их души бывают призваны на землю этим взрывом наслаждения? У Кэтрин от такой мысли перехватило дух, прежде чем ее опять подхватил водоворот полузабытья. Отчего она чувствует, что здесь так много людей? Ведь в комнате только они с Адриеном. Это же просто неприлично. Она слышит их перешептывания и различает их горящие алым пламенем глаза в окружающей тьме. Но тут ее беспокойство угасло, словно на него накинули непроницаемое покрывало. А в следующий миг она позабыла все, и даже самое себя… и Адриена – захваченная нараставшим возбуждением, которое вдруг взорвалось яркой вспышкой.

Ласковая тьма, и звезды пляшут на небосклоне. Вероятно, теперь я засну, подумалось ей. Но Адриен уже улегся поверх нее, он напирал, неумолимо атакуя ее девственность, и она закричала от внезапной режущей боли. Он зажал ей рот:

– Тише, chérie, это больно лишь в первый миг.

И он наконец приступил к тому, чего так страстно добивался в этот вечер, а ее сознание стало вдруг чистым как кристалл. Его тело все тяжелее давило на нее, его движения становились все быстрее, а ее охватила ужасная тоска, и любовь предстала тяжким бременем. Он уже зашел слишком далеко, и она не в силах позволить себе его потерять, даже на мгновение.

– Где они? – осведомилась Мадлен Ладур у Терезы, бывшей своей рабыни, которая расчесывала на ночь ее длинные, начинавшие седеть волосы осторожными, еле ощутимыми движениями.

– Они в garçonnière, мадам.

В зеркале они обменялись взглядами, и на обоих лицах – белом и черном – промелькнуло одинаковое выражение настороженности, подчеркнутое неярким светом двух свечей в канделябрах по бокам зеркала. Искусственный свет начинал отступать перед серым рассветом, пробивавшимся через плотные занавеси.