"Наваждение" - читать интересную книгу автора (Монтегю Жанна)

ГЛАВА 5

– Какая прелесть! – Элиза всплеснула руками, озираясь в полном восторге. – Что за прекрасный, прекрасный дом!

– Я рада, что тебе понравилось, – польщенная ее восхищением, улыбнулась в ответ Кэтрин.

– Понравилось? Да это не то слово! Наверняка для тебя тоже это было огромным сюрпризом.

– Должна признаться, что не ожидала ничего подобного. – Кэтрин отвернулась от большого зеркала, в котором придирчиво изучала свое отражение.

Она была в шифоновом платье, сшитом по самой последней моде, но с одним изменением: к полному ужасу Филлис, она оставила попытки приучиться к корсету.

– Вы не можете так поступать, мисс! – в отчаянии восклицала служанка, помогая Кэтрин одеваться. – Это же неприлично!

– Прилично или нет, я не намерена напяливать эти проклятые штуки. Здесь слишком жарко, – отвечала Кэтрин – посвежевшая, только что вышедшая из ванны, в одной только нижней сорочке.

– Вас сочтут последней простолюдинкой, и платье на вас не застегнется, – причитала Филлис, обращаясь к ее тщеславию.

– Все прекрасно застегнется, а в корсаж вставлен китовый ус. – Ледяной тон напомнил Филлис, что она всего лишь девушка для услуг, которая не имеет права навязывать хозяевам своего мнение. – Тебе придется лишь распустить несколько вытачек. Потрудись достать ножницы.

И все же Кэтрин не была уверена, что поступала правильно в данный момент. Хотя ее талия сама по себе не превышала двадцати дюймов в обхвате, наряд был сшит в расчете на корсет. Возмущенная Филлис распустила вытачки, разгладила их, а потом зашила вновь, стараясь отвоевать у хозяйской талии хотя бы один лишний дюйм. Последствия ее вмешательства удалось скрыть под широким кушаком, являвшимся основной деталью средней части туалета и завязанным на спине в огромный бант, ниспадавший на пышную верхнюю юбку.

Кэтрин беспокоило, как неуклюже орудовала иголкой Филлис. Завтра надо будет вызвать портного и пересмотреть весь гардероб, чтобы убедиться, что все остальные платья не подвергались ее вмешательству. Или вообще заказать себе новые наряды. Конечно, это влетит в изрядную сумму. Но она как-нибудь это переживет. Однако сегодня уже ничего нельзя поделать.

Она чувствовала нарастающее беспокойство и уже пожалела, что проявила такое упрямство. Ведь она будет представлена высшему свету Нового Орлеана, и поэтому особенно необходимо смотреться безукоризненно. «Это ваша вина, Финн Керриган, – подумала она с упреком. – Это вы вдохновили меня на бунт. Хотела бы я повстречаться с вами. У меня такое чувство, что я снискала бы ваше одобрение».

– Я прилично одета? – спросила она, задумчиво поглядев на Элизу.

– Не знай я тебя лучше, я бы подумала, что ты напрашиваешься на комплимент, – поддразнила ее Элиза, вертясь перед зеркалом. – Где ты купила такое платье? Эти пышные складки на спине и плотно прилегающий лиф… Они не вышли из моды? – Сама она, как всегда, смотрелась блистательно. Казалось, что бы она ни надела – все превратится в роскошный туалет.

– Оно куплено в Лондоне. Надеюсь, в нем можно пойти обедать к Антуану?

– Безусловно. Как раз не слишком официально.

Элиза продолжала любоваться собою, ее алебастровая кожа лоснилась в лучах газовой лампы, а красоту обнаженных плеч и глубоко декольтированной груди подчеркивало квадратной формы ожерелье. Спускаясь до самых оборок на платье, оно создавало как бы драгоценную раму, в которую было оправлено прекрасное лицо и нежная шея. Черная бархотка с камеей на шее довершали наряд.

– Ты уверена? – Кэтрин нервически поправила локоны. Филлис любила возиться с гребенкой и щеткой, воображая себя заправской парикмахершей, но, безусловно, лучше всего было бы обратиться к услугам мастера-профессионала, и чем скорее, тем лучше.

– У Антуана все не так чопорно, как в большинстве подобных заведений в Англии. – Элиза повертела головкой, любуясь блеском сережек. – Здесь это мало кого волнует. Главное – хорошая кухня. Все остальное не имеет значения.

– А что, кухня действительно хороша?

– Превосходна! – Элиза закатила глаза и звучно поцеловала кончики пальцев. – Когда ешь их салат из крабов, можно подумать, что ты умер и вознесся прямо в рай. Ты ведь любишь морские продукты? Кстати, если тебя беспокоит прическа, могу порекомендовать превосходного мастера. Он просто кудесник. Тебе он понравится. Он такой забавный и всегда в курсе последних сплетен.

– Могу я отправиться к нему завтра?

– Тебе не полагается делать подобных вещей, дитя мое! Он сам явится к тебе. Его зовут Поль Сорель.

Они находились в хозяйской спальне. Отныне она принадлежала Кэтрин и была заново отделана синим и зеленым, больше подходящими для дамы цветами. Находившаяся здесь мебель была выполнена в подражание стилю времен Людовика Шестнадцатого: туалетный столик с трельяжем, легкие гнутые стулья и изящная кушетка, обитая голубым шелком, а в центре стены – камин, отделанный розовым мрамором. Кипарисовый паркет сиял под свежим слоем воска, поверх него красовались китайские шелковые коврики. Повсюду ощущался свежий аромат лимонов – свидетельство усердного труда девушек-горничных.

Однако главное внимание привлекала кровать. Ее сборчатый полог поддерживали кленовые витые колонны, ножки и изголовье из красного дерева украшала резьба и инкрустация. Сквозняк, проникавший через распахнутые двери галерей, теребил кружевные оборки на пологе и раздувал складки москитной сетки.

– Тебе нравится эта кровать? – спросила Элиза. – Заниматься любовью под этим серебристым покровом – все равно что делать это под открытым небом, сияющим звездами. – Она хихикнула и провела руками по плечам. – Ух, у меня при одной мысли об этом мурашки бегут по коже!

– Я ничего не знаю о том, как занимаются любовью. – Чувствуя, что краснеет, кратко отвечала Кэтрин, накинула на плечи шаль и вышла на балкон.

Оказалось, что ей не было нужды прикрывать плечи – ночь почти не принесла облегчения после дневной жары. Неподвижный сад заливали потоки лунного света. Тени от высоких деревьев казались загадочными, а воздух звенел от стрекота цикад: этот монотонный звук вскоре стал для Кэтрин привычным, она перестала обращать на него внимание. «Мой сад, мои лошади, мои предприятия, – то и дело твердила она про себя этот урок, опираясь руками на балюстраду. – Все здесь мое – и даже цикады». И она улыбнулась, представив себе эти крохотные создания, нечто среднее между сверчком и кузнечиком.

С нижнего балкона доносились хорошо поставленный звучный голос Седрика и отвечавших ему полковника и Уоррена: они тоже вышли на свежий воздух.

Аромат от их сигар смешивался с благоуханием цветущего жасмина. Кэтрин не могла разобрать слов в беседе, иногда прерывавшейся взрывами хохота и звоном бокалов.

На ее плечо легла чья-то рука. Сзади подошла Элиза.

– Прислушайся к ним! О Боже, как часто ребенком я стояла на верхней галерее такого же большого дома, следила за гостями, вслушивалась в их смех и вдыхала сигаретный дым. А потом раздавалась музыка – такая чудная, – музыка для танцев, и Мамми говорила: «А теперь спать, мисс Элиза, придет время, и вы будете там, внизу, танцевать со своим красавчиком». Но этого так и не случилось…

В ее голосе прозвучали боль и тоска по чему-то давно утраченному, и Кэтрин не смогла остаться равнодушной.

– Разве Рауль не был когда-то твоим красавчиком? – мягко спросила она.

На губах Элизы промелькнула грустная улыбка. Она машинально теребила лепестки магнолии, росшей перед балконом. Цветы казались неживыми, вылепленными из воска и словно застывшими во времени.

– Это было совсем иначе, – прошептала она. – Рауль оказался грубой реальностью, а не воплощением грез. В прежние времена жизнь была не такой суетливой и жестокой. Воспоминания о прошлом – словно живая картина: безупречные манеры, все и вся на своих местах, и все происходит по правилам. Вы знали, кто вы есть.

– И часть из вас вела рабское существование, – непримиримо напомнила Кэтрин. Она читала, как жили негры, она слушала рассуждения отца, вечного борца за свободу, горячо обсуждавшего эти темы в кругу друзей, и позже много думала над тем, как будет чувствовать себя в обществе людей, которые способны распоряжаться людскими жизнями и занимались работорговлей.

– Чтобы понять это, тебе надо было бы родиться на Юге, – отвечала Элиза.

– Но ведь и ты – не креолка. Я полагала, что вы происходите из янки.

– Верно. Но мои предки осели здесь столетие назад. – Элиза по-прежнему теребила лепестки цветка. – Возможно, нас не отнесешь к аристократии, царившей здесь два века, но и у нас были рабы. Это было принято. Даже свободные негры покупали плантации и использовали на них рабский труд. Все наши слуги были черными, да так оно и сейчас. Мамми обожала меня. Я была доверена ей сразу, как появилась на свет. Она нянчила меня, она любила меня – и Уоррена тоже. Ему уже исполнился год, когда родилась я, – и у нее хватало молока для нас обоих: мягкая, теплая, добрая Мамми. Я ни в ком не встречала такой доброты, как в людях черной расы.

– Все это свыше моего понимания.

– Конечно, ты наслушалась о жестокости южан, но поверь мне: именно здесь о чернокожих заботились гораздо больше, чем где бы то ни было. Ха, да они запросто могли купить себе вольную и заняться своим делом. Моя семья и все, кого я знала, дорожили своими рабами. Они служили, потому что были рождены для такой жизни, а мы заботились о них хотя бы потому, что они стоили кучу денег. Неужели все это так уж трудно понять?

– Но не иметь свободы! Не иметь возможности отправиться куда угодно, заняться чем угодно! Неужели ты считаешь, что понимала их чувства? Попытайся, ведь ты женщина и тоже терпишь несправедливости и порабощенность в обществе, управляемом мужчинами. – Кэтрин чувствовала, что начинает петушиться. До сего момента она и не подозревала, как сильно впитались в нее воззрения отца.

– Я понимаю, о чем ты, но после войны неграм стало хуже. – Элиза вздохнула и покачала головой. – Северянам они не нужны, сколько бы они ни кричали и чего бы ни сулили. Бывшие рабы не получили образования, избирательных прав или хотя бы равных возможностей. Все это оказалось пустой болтовней и ложью. Войну вели из-за иных, скрытых причин. Если тебе угодно знать, воевали из-за власти – и из-за алчности. Войны всегда развязывают из-за этого, а политиканы стараются придумать для них благовидный предлог.

– Значит, если мы, женщины, отвоюем себе свободу, ты полагаешь, что то же самое случится и с нами? – спросила Кэтрин, стараясь максимально использовать столь редкий случай, когда Элиза соблаговолила заговорить с нею на серьезные темы. – И мы по-прежнему останемся гражданами второго сорта?

– О Боже милостивый! Только не говори мне, что ты тоже одна из этих воинствующих суфражисток! – помрачнела Элиза. Она сорвала цветок и воткнула его себе в прическу. – У меня совершенно нет желания вырядиться в штаны и носиться по этим ужасным грязным фабрикам, забивая голову чепухой вроде производительности труда и окупаемости продукта. Нет, благодарю покорно! Я предпочитаю быть властью, стоящей позади трона. Как бы то ни было, мужчины весьма простодушны, и не так уж трудно добиться от них всего, чего хочешь.

– Ну, возможно, все же существуют исключения. Вот ты, судя по всему, потерпела неудачу со своим супругом, – раздраженно заметила Кэтрин, недовольная таким легкомыслием подруги, и двинулась обратно в комнату. Элиза, не умолкая, пошла за ней:

– Рауль действительно был исключением. Может быть, именно поэтому мне он показался столь неотразимым. – Она продела руку под локоть Кэтрин и спросила: – Ну что, ты готова? Пора спуститься вниз, к джентльменам.

Ресторан Антуана в точности соответствовал описанию Элизы: просто обставленная анфилада комнат, напоенных самыми аппетитными ароматами. Здесь было людно, но Уоррен позаботился заранее заказать столик. Он повел всю компанию следом за служителем, искусно лавировавшим между тесно сдвинутыми столиками.

Седрик заглянул в меню и вынужден был признать свое поражение. Его не огорошил тот факт, что оно было составлено на французском, – просто названия блюд оказались совершенно незнакомыми.

– Полагаю, что лучите предоставить вам, Уоррен, право выбора, – заключил он. Уоррен улыбнулся и принялся живо обсуждать заказ с Деламаром, прислушиваясь к советам Элизы. Наконец они закончили, но юноша предупредил:

– Обслуживание может показаться вам слишком неспешным, но это оттого, что каждое блюдо готовится по-особенному. Пока мы ждем, я бы предложил вам выпить по бокалу сазерака. Надеюсь, вам нравится анис?

– Во Франции это мой любимый напиток, – с блеском в глазах отвечал Седрик.

– В таком случае вам понравится и сазерак, – провозгласил Деламар. – Мы предпочитаем гербсент, местный эквивалент перно. У сазерака вкус средиземноморского аниса и крепость пшеничного виски, изготовленного на Юге, – мы называем его бурбоном. Добавьте в него три-четыре капли горькой настойки, ломтик лимона, несколько кусочков льда – и вот перед вами напиток богов.

Под оживленное обсуждение еды и напитков Кэтрин потихоньку осваивалась с окружением. У Антуана царило оживление, далекое от той чопорности, что была обычна для Англии и принята в кают-компании «Ионы». Все говорили, жестикулировали и ели одновременно. Представители разных наций, волею судьбы ставшие американцами, сидели за столиками на легких металлических стульях или встроенных в стенку скамейках.

– Мы зовем их банкетками, – пояснил Уоррен. – Точно так же, как тротуары вдоль улиц.

Кэтрин заметила, что среди обедавших нет ни одного черного. Черные были среди официантов, среди поваров. В памяти у нее всплыли слова Элизы: «Негры по-прежнему занимают подчиненное положение».

Относилось ли это и к женщинам? Кэтрин внимательно присматривалась, стараясь разрешить этот вопрос. Судя по всему, нет: они смеялись, во всеуслышание высказывали свое мнение, их наряды представляли собой смесь роскоши и официальности. Многие джентльмены были в мундирах, но большинство было облачено в вечерние костюмы, хотя кое-кто предпочел и свободные белые костюмы-тройки, поместив панамы на специальные подставки возле столиков. Эти, как правило, имели суровые лица и пристальные взгляды, словно бы привыкли постоянно быть настороже, чтобы не попасть в ловушку и встретить любую опасность лицом к лицу. У их дам вид был такой же хищный.

Однако за столиком в углу Кэтрин заметила посетителей, более сдержанных в еде и движениях, в каждом жесте которых сквозила изысканность. Метрдотель выказывал им крайнюю почтительность, лично обслуживая их столик.

– Вон они, неувядающие креолы, – заметила Элиза, пригубив второй бокал сазерака. – Все остальные – выскочки, которые сумели поймать удачу уже после войны.

– А к которым же отношусь я? – озадаченно поинтересовалась Кэтрин. – Мне бы хотелось это знать, чтобы правильно составить визитные карточки.

– А, ну над этим надо как следует подумать, – сказала ее наставница. – Этот мир разделен незримыми границами. Пытаться их нарушить – все равно что играть в опасные игры. В некоторых смыслах твой круг может быть тебе полезен. Если ты принята в нем, то можешь, познакомившись лишь с одним из его членов, считать себя представленной и всем остальным: наносить визиты, приглашать в гости, развлекаться. Короче, твой список знакомств может быть длиною с милю, но при этом нельзя забывать о наличии барьеров. Разные люди могут отнестись к тебе по-разному – в зависимости от того, по какую сторону барьера находишься от них ты.

– Все это весьма напоминает отношения, сложившиеся в европейских салонах, – выразил свое мнение Седрик. – Нам повезло, что мы встретили вас, моя дорогая. Крайне важно не ошибиться на первых шагах.

Его волновали проблемы, сложности, неизбежно связанные с решением Кэтрин в ближайшем будущем устроить в Бовуар-Хаус грандиозный прием. Его титул должен произвести впечатление на спесивых креолов, вот только надо сохранить впечатление, что Кэтрин доводится ему родственницей. Вряд ли они проникнутся уважением к дочери викария, будь она хоть в десять раз богаче. Ну а что касается выскочек – так те наверняка кинутся плясать под их дудку.

Но стоило ли связываться с людьми подобного сорта? Пожалуй, нет, решил Седрик про себя, особенно когда речь идет о такой независимо настроенной особе, как его подопечная. У нее достанет ума влюбиться в какого-нибудь негодяя, и куда в таком случае заведет ее судьба? Прямиком в лапы какому-нибудь крикливому янки, не иначе.

Появился официант с большой серебряной супницей. На время все разговоры за столом утихли. Рыбное блюдо сменила джамбалайя – сочная смесь утки, колбас, ароматнейшего томатного соуса и тушеных овощей с рисом. Затем подали запеченных в тесте нежных голубей под винным соусом. После чего наступил перерыв в смене блюд, дававший желудку возможность управиться со всем, что туда попало, и подготовиться к следующим поступлениям. Вновь оживилась застольная беседа.

– Именно таким образом обставлены трапезы в цивилизованных странах, – заметил Седрик, выразив тем самым свое одобрение прекрасной кухне и обслуживанию у Антуана. – Обед длится часами. Во Франции, к примеру, я садился ужинать в восемь часов вечера, а вставал наутро в два. Ни суеты, ни спешки, пищеварительные органы успевают возбудиться и удовлетвориться, а потом даже отдохнуть до того, как подадут следующее блюдо, – все в свое время. Действительно я могу только поздравить шефа этого заведения.

– Не сомневаюсь, что это его порадует, – рассмеялся Уоррен. – А что вы скажете, Кэтрин?

– У меня нет слов. – Голова ее слегка кружилась от вина, которым сопровождалась каждая перемена. – Как же вы не толстеете?

– С помощью упражнений, – тут же ответил Уоррен.

– Это не так-то просто. – Элиза похлопала себя по животу. – Честно говоря, мне периодически приходится в течение месяца сидеть на самой строгой диете. Только фрукты, и ничего больше.

Именно в этот момент суета возле парадных дверей возвестила о появлении нового гостя. Им оказался молодой человек в вечернем костюме, с лихо сдвинутым на затылок цилиндром и белым шарфом, небрежно ниспадавшим на крахмальную манишку. Он окинул взглядом собрание и милостиво ответил на раздавшиеся из зала приветствия, словно известный актер, вышедший на подмостки.

Кэтрин отметила и его высокий рост, и изящное сложение, и смуглую кожу. Уоррен привстал, помахал рукой и, окликнув молодого человека, двинулся к выходу. Они заговорили, рассмеялись и медленно пошли через зал, на каждом шагу останавливаемые теми, кто хотел переброситься с незнакомцем парой слов.

– Кто это? – спросила Кэтрин у Элизы.

– Приятель Уоррена. – Ее глаза сузились, а губы задумчиво сжались. – Сейчас тебе предстоит встреча с истинным аристократом. Живым креолом.

Через несколько минут возле столика в сопровождении незнакомца появился широко улыбавшийся Уоррен.

– Мисс Энсон, лорд Седрик, позвольте представить вам Адриена Ладура. Адриен, я полагаю, что ты уже знаком с полковником Деламаром.

Седрик пожал юноше руку, Адриен наклонился и расцеловал Элизу в обе щечки, а затем взглянул на Кэтрин – прямой взор холодных карих глаз, обрамленных загнутыми черными ресницами.

Он был так высок, что поначалу мог показаться тощим, хотя на самом деле обладал весьма хорошо развитой мускулатурой. Костюм сидел на нем с той неуловимой небрежной изящностью, которая присуща человеку, привыкшему покупать только самое лучшее, при переодевании пользоваться услугами камердинера и, поблагодарив его, начисто выбрасывать из головы подобные мелочи. На его фраке не было ни единой морщинки, шелковый цилиндр он держал в руке, а обрисованные широкими складками плаща плечи говорили о ловкости и силе. Иссиня-черные волосы, идеально уложенные один к одному, придавали его облику нечто романтическое.

– Я очарован, мисс Энсон, – произнес он. Вновь она наткнулась на этот холодный оценивающий взгляд, и он наклонился поцеловать ей руку.

– Ты пообедаешь с нами? – спросил его Уоррен.

– Это было бы прекрасно, но сначала я должен отдать дань уважения тем господам в углу – мсье и мадам Дифур и их племянницам. Закажи что-нибудь для меня, будь добр. Что-нибудь легкое. Несколько бисквитов с креветками, к примеру.

Кэтрин не в силах была оторвать взор от его прямой спины, пока он шел к угловатому столику, за которым расположились две величественные дамы среднего возраста и почтенный джентльмен со своей женой.

Элиза иронически посмотрела на нее, затем перемигнулась с братом и заметила:

– Похоже, на Кэти произвел впечатление наш смазливый приятель.

– Не совсем так. – Кэтрин постаралась овладеть собою, изобразив горячий интерес к десерту, который им как раз подали. – Хотя первое впечатление зачастую обманчиво, мне он показался весьма самодовольным типом.

– О нет, – весело возразила Элиза. – Он просто душка!

Она давно знала этого идеального красавца с безупречной родословной. Он имел счастливую способность внушать любой своей новой знакомой, что встреча именно с нею – величайшее счастье. Он внимательно выслушивал все, что им угодно было изложить, вызывал их на откровенность и вселял доверие к себе. В его выразительных глазах они встречали именно то, что хотели бы видеть, и это очаровывало их. Временами Элиза даже удивлялась, с какой быстротой происходили подобные вещи, хотя сама оставалась равнодушной. Она никогда не была и не будет очарована Адриеном Ладуром.

Набрав полную ложку маренго под шоколадом, она отправила ее в рот.

– Ум-м-м, – в экстазе промычала она. – Зачем, ну зачем я вообще уезжала из дому? Как я могла лишить себя таких удовольствий?

– Ты просто поросенок, – поддразнил ее Уоррен, набивая рот пирожными. – Помнишь, как Мамми отзывалась о твоем аппетите? Леди должны кушать мало, ровно птички, а не жрать, как лошади.

– Перестань! – одернула его Элиза и пожала руку Кэтрин. – Что ты в самом деле подумала об Адриене?

– Не знаю. Мы едва успели перекинуться парой слов.

Это упущение было исправлено: едва вернувшись к столику, он проявил себя чудесным собеседником. Ему то и дело удавалось втянуть в разговор и Кэтрин, так что постепенно она утратила обычную скованность. Остаток вечера пролетел как одно мгновение, и под конец Уоррен предложил:

– Что вы скажете насчет танцев?

– Только не я, – извинился Деламар. – Я хочу спать. А вы, милорд?

– Согласен. Обед слишком плотный, чтобы после него танцевать. Поедем в кебе?

– Я обещаю, что Кэтрин вернется домой в полном порядке, – заявил Уоррен, обняв сестру за талию. – В конце концов, с нею будет ее компаньонка.

Хотя время близилось к полуночи, Новый Орлеан только начинал веселиться. В городе царило оживление, на улицах было полно экипажей. Газовые светильники под желтыми колпаками горели над входами в рестораны и игорные дома, из окон отелей лилась музыка, приглашавшая танцевать. Воздух пронизывали пряные ароматы экзотической кухни и цветов.

Они покинули улицу Св. Людовика и наняли экипаж до танцевального зала невдалеке от Орлеанского театра. Оставив цилиндры и накидки в гардеробной под присмотром служителя, они ступили в огромный золотисто-малиновый зал. Вдоль его стен тянулись банкетки, на которых расположились дамы в платьях всевозможных оттенков радуги. Они прихорашивались и оживленно болтали со своими партнерами.

– Пожалуй, я не совсем подходяще одета, – пожаловалась Кэтрин, стараясь перекричать небольшой оркестр, находившийся на возвышении под аркой в дальнем конце зала.

– Ты отлично выглядишь. Перестань причитать, словно старая дева. Будь довольна собою. – Элиза чувствовала себя здесь как рыба в воде, кивая то одному кавалеру, то другому, легкими вскриками приветствуя друзей, которых не видела несколько последних месяцев, и милостиво кивнув добродушному на вид джентльмену, пригласившему ее на танец.

Кэтрин немедленно представили многочисленному обществу. Имена и лица бесполезно было и стараться запомнить, но все были очень милы, проявляли к только что прибывшей из Англии гостье искренний интерес и собрались в тесный кружок, через который с трудом протиснулись Уоррен с Адриеном.

Креол улыбнулся ей, и она отвечала тем же. Он подошел ближе, склонился над ее рукой в поцелуе, и ее пальцы ощутили легкое пожатие, когда он спросил голосом, от которого у нее по коже пробежал холодок:

– Вы окажете честь танцевать со мною, мисс Энсон?

Она кивнула, и, не говоря более ни слова, он повел ее в центр зала. В то недолгое время, что она провела в Лондоне, Кэтрин посещала танцевальные классы: на этом настояла миссис Прентис. И вот теперь девушка поблагодарила ее от всего сердца, ибо Адриен оказался прирожденным танцором – он ловко вел ее в толчее людного зала между парами, кружившимися в ритме вальса. Уорен тоже танцевал неплохо, и ей было приятно его партнерство, однако находиться в объятиях Адриена оказалось для нее совершенно новым состоянием – она почувствовала даже некоторую неловкость.

Она постаралась сосредоточиться на шагах: раз-два-три-раз-два-три-и-поворот. Она высоко приподняла подол платья. Надев специально имевшуюся для этого петельку на мизинец правой руки, она кружилась в вихре юбок, словно некая экзотическая бабочка.

– Вы божественно танцуете. – Щека Адриена была почти рядом с ее щекой. Его голос поражал богатством интонаций.

– Благодарю вас. Вы тоже. – Она едва нашла слова для ответа, и у нее почему-то пересохло в горле.

Он улыбнулся своими прекрасно вылепленными губами: верхняя тонкая, нижняя полная и чувственная.

– Мне кажется, мы составляем прекрасную пару, не так ли?

– Я над этим не задумывалась, – солгала она, ибо не могла не заметить, как на них косились окружающие. Это было похоже на сон: мисс Кэтрин Энсон, незамужняя, из прихода Риллингтон, графство Сомерсет, Англия, танцует с чистокровным джентльменом из южных штатов. Сердце ее бешено заколотилось, когда она вдруг представила, что бы почувствовала, если бы он ее поцеловал.

Он же рассмеялся тихим, замирающим смехом:

– Вы не подумали! Но со мною хотели бы танцевать все до одной женщины.

Это подействовало подобно ушату холодной воды. «Я была права, – пронеслось в ее мозгу. – Он действительно самодовольный тип». И тут же с ее губ слетел ехидный вопрос:

– Так отчего же, сэр, вам было угодно удовольствоваться моей невзрачной персоной?

Он посерьезнел и слегка отодвинулся, с чувством ответив:

– Я только пошутил. Это только слова, мисс Энсон, – маска, если вам угодно. Я вовсе не так простодушен, как кажусь. И я верю, что мы можем стать друзьями.

Его по-мальчишески доверчивый взгляд и милая улыбка обезоруживали. Она чувствовала, как касается ее спины его ладонь в перчатке, и гадала, понял ли он, что на ней нет корсета. Ее беспокоило то незнакомое доселе пламя, что заструилось по жилам от его близости. Он держал ее в объятиях, его тело двигалось подле нее в танце, его манишка касалась ее груди, то приближаясь, то снова удаляясь. Она была очарована музыкой, ароматом цветов в вазах и женских духов. Но больше всего на нее действовала та смесь душистого мыла, свежего белья и едва уловимого, присущего только ему запаха, что исходила от волос и кожи Адриена.

Заниматься любовью под этим серебристым покровом – все равно что делать это под открытым небом, сияющим звездами. Недавно ее смутило такое откровенное высказывание Элизы, но теперь она сама, трепеща, представила под этим пологом себя и Адриена.

Музыка умолкла, и Кэтрин остановилась не двигаясь. Ее пальцы все еще были сжаты в руке Адриена.

– Вы не желаете выпить чашечку кофе или бокал вина? – с подчеркнутой учтивостью поинтересовался он.

– Пожалуй, я бы выпила лимонаду. – Она приняла предложенную ей руку, и они проследовали в соседнее помещение, где их ожидали прохладительные напитки. Вспомнив об Элизе, Кэтрин оглянулась. Да, она уже была здесь – сидела за столиком в окружении кавалеров. Их глаза встретились, и Элиза, слегка кивнув и загадочно улыбнувшись подруге, возобновила свою беседу со стоявшим на страже подле ее кресла Уорреном.

– Вы обзавелись весьма снисходительной дуэньей, – лукаво улыбнулся Адриен. Его темные, чуть вздернутые брови придавали ему некоторое сходство с фавном, этим языческим персонажем из мифов Древней Греции.

– Она уже рассказала вам? – Как это было восхитительно – следовать в сопровождении столь обаятельного молодого человека. Остальные дамы исподтишка так и прожигали ее глазами, оживленно перешептываясь за их спинами.

– Уоррен говорил, что во время трансатлантического путешествия они познакомились с чудесной девушкой-англичанкой и что Элизе предложили роль ее компаньонки и попросили познакомить с Новым Орлеаном.

– Так вы уже виделись с ним сегодня? И знали, что я буду обедать у Антуана? – Она зарделась и потупила взор, заметив лукавое выражение его лица. Нет, если он хочет просто посмеяться над нею, она этого не перенесет.

Но Адриен кивнул, покупая мятный джулеп для себя и лимонад со льдом для нее, а потом пояснил:

– Вы знаете, мы ведь старые приятели с Уорреном. В мамином доме на Вьё Карре он принят в любое время дня и ночи.

– Так вы живете на Вьё Карре вместе с матерью? – Она несколько оправилась от волнения.

– Иногда. – И он придвинулся к ней поближе на обитой плюшем банкетке. – Я не хотел бы говорить о себе. Я хотел бы услышать как можно больше о вас.

Мало кто был бы способен устоять перед подобным предложением, и Кэтрин почувствовала, как поддается его обаянию и как слабеют доводы ее собственного рассудка сдабривать лившийся с его уст сироп изрядной порцией соли. И в самое краткое время он уже был посвящен во все подробности ее жизни, хотя осторожности не распространяться по поводу полученного наследства ей все же хватило. Однако, судя по всему, Адриену было знакомо имя Финна Керригана.

– Так вы знали его? – Кэтрин вся подалась вперед, ее губы приоткрылись – так ей хотелось узнать побольше про загадочного ирландца.

– Отчасти. Он не был принят в нашем кругу – с ним поддерживали только деловые отношения. К тому же он столкнулся с захватчиками. Настоящий прохвост.

– Эта война была такой ужасной?

Ей захотелось утешить его, развеять грусть, исказившую его черты, и, как это ни смешно, она даже почувствовала себя в какой-то степени виновной в предательстве Керригана. Видимо, так сказался ее британский патриотизм, хотя она в жизни не встречала этого своего земляка, да и война проходила в тысячах миль от Англии.

– Я мало что запомнил. Новый Орлеан не выдержал долгой осады армией Союза и оттого не подвергался пожарам и грабежам. – И его плечи приподнялись в легком, небрежном пожатии. – Но я помню, как мне было обидно, что я больше не могу отправиться в Валлард.

– Валлард?

– Это наша плантация. Я никогда не забуду тот день, когда мама сообщила мне, что его разорили вражеские солдаты.

– Мне так жаль. – Невольно она положила руку ему на локоть. – Но теперь там все восстановлено?

Он взглянул на нее, и лицо его вновь оживилось.

– Если вы не обидитесь, давайте сменим тему беседы. Мы приспособились, вот и все. Люди вообще живучи, как вы, наверное, могли убедиться и на собственном опыте.

– Мистер Керриган не пострадал в результате войны – так говорил мне полковник Деламар.

Подвижный рот Адриена сложился в презрительную ухмылку: энергично взмахнув своими холеными руками, он произнес:

– У мистера Керригана для этого было слишком много денег, которые он вложил в огромное количество предприятий, – и в результате разбогател еще больше во время послевоенного бума. Стоило здесь объявиться янки, и он уже завел с ними шашни и принимал их в Бовуар-Хаусе.

– Это вас возмущает? – И снова ощущение вины. «Может быть, мне стоит сделать пожертвование на нужды осиротевших во время войны детей», – подумала она, прежде чем здравый смысл поборол это вздорное чувство. – Она не может отвечать за дела умершего, чужого человека.

– Я же говорил, что был совсем мальчишкой. Но это ужасно возмущало маму и остальную старую гвардию.

– И вашего отца?

– Он умер от удара – не смог перенести вести о том, что потерял Валлард.

«Мы так похожи», – подумала она. Ее сердце наполнилось сочувствием к этому юноше, который наделен красотой, обаянием, интеллигентностью, безупречным происхождением – а в глубине души оплакивает кончину отца, совсем как ока.

– Что я могу сказать? – прошептала она с повлажневшими глазами. – Я так хорошо понимаю вас. Не прошло ни дня, чтобы я ни вспомнила об отце, ни затосковала по нем, ни захотела услышать вновь его голос.

Он долго и внимательно смотрел на нее, а потом поднял руку и осторожно отер слезинку, выкатившуюся из-под ее ресниц.

– Моя милая мисс Энсон, как же вы добры! Я чувствую, что нам есть о чем поговорить, поговорить по-настоящему. Не найти ли нам для этого более спокойное место?

Не в силах устоять перед тем, что самый обаятельный джентльмен в этом зале сидит подле нее и заглядывает ей в глаза с таким видом, словно для него на свете существует лишь она и лишь ее сочувствия он ищет, Кэтрин забыла о приличиях и последовала за ним в сад. Она с удовольствием набрала полную грудь целительного свежего воздуха. По широким ступеням они спустились на террасу, едва освещенную луной и тусклыми огоньками свечей, – несколько парочек уже устроилось здесь, укрывшись в тени деревьев.

– Здесь довольно тепло для такого позднего часа, – заметила Кэтрин.

– Это душистое и обволакивающее тепло, – прошептал он, нагнувшись к самому ее уху. – Словно кто-то живой обнимает вас. Ветерок ласкает вас и целует. Вы чувствуете это? – И он почти неслышно провел пальцем по ее обнаженному локтю.

Кэтрин понимала, что ей лучше всего отдернуть руку, убежать обратно в зал, подальше от этого обворожительного мужчины, но она была не способна пошевелить и пальцем. «Да я и не хочу, – подумала она. – Мне приятны его слова, его прикосновения, его внимание ко мне. Я хочу помочь ему избавиться от грусти. Ведь это именно то, чего я втайне искала всю жизнь – кого-то, кто нуждался бы во мне, верил мне, открыл бы мне свою душу».

– Это действительно приятно, – дрожащим голоском отвечала она.

– И непохоже на вечера в вашей английской деревне? – Его голос был едва слышен.

– Совершенно непохоже!

«Ох, миссис Даулинг, видели бы вы меня сейчас, – подумала она. – А Бет Карпентер была бы поражена, она бы чувствовала зависть и любопытство».

– В Англии часто идут дожди, – добавила она, стараясь говорить как ни в чем не бывало, словно не чувствуя, как его рука легла ей на плечо.

– Здесь тоже бывают дожди. Ужасные ливни, когда Миссисипи выходит из берегов и все превращается в хаос – иногда доходит до наводнений. Но вы приехали к началу лета, в самый приятный сезон, хотя и самый жаркий. Я припоминаю, как гулял с отцом по вечерам в Валларде, – смутный образ человека, которого я обожал. «Это твоя земля, сынок, – любил говорить он, – твое достояние. Ты должен как следует охранять ее и заботиться о ней и обо всех, кто от тебя зависит, как это делаю я». Но мне так и не представилась такая возможность.

– Все еще исправится, я уверена. – Она порывисто обернулась к нему с сияющим взором. В ее глазах мелькнула неясная мысль. – Вы хотели бы снова владеть своей плантацией?

– Конечно, но это безнадежно. Мы утратили практически все. О, мы довольно сносно живем в городском доме, но у нас ни за что не наберется достаточно средств, чтобы восстановить Валлард. Нет, мисс Энсон, лучше мне об этом и не мечтать.

– Возможно, я могла бы помочь вам, – нерешительно вымолвила она.

Он застыл и отодвинулся, взгляд его стал непроницаемым.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. И если этому суждено вообще когда-то случиться, то лишь благодаря моим собственным усилиям. Ладуры никогда не ставили себя в неловкое положение или в зависимости от кого бы то ни было.

Кэтрин отвернулась, проклиная себя. Он так горд, а она оскорбила его. Как бестактно, как грубо! После такой выходки он ни за что больше не станет с нею говорить.

– Я не хотела вас обидеть… простите неловкость иностранки, – прошептала она.

Он не сразу ответил, а с отсутствующим видом глядел вдаль. Она различала в сумраке его профиль: высокие скулы, римский нос, выпуклые губы, упрямый подбородок. Наконец он обернулся, слегка улыбаясь:

– Давайте просто не будем об этом говорить. Эта ночь слишком прекрасна для низменных материй. Наслаждайтесь же ею.

Это была волшебная ночь, казалось, она сама – словно живое существо, дышит и движется под темным пологом листвы, в которой звенели цикады и угадывались темные провалы непроглядной тени под дубами. На темно-пурпурном бархатном небосводе сияли звезды – ей казалось, что никогда они не светили так ярко. Все страхи и сомнения оставили Кэтрин, и она встрепенулась всем своим юным телом. «Наконец-то я дома, – радостно думала она. – Ни за что отсюда не уеду».

– Мисс Энсон, вы позволите мне нанести вам визит? – глубоко заглянув ей в глаза, со значением спросил Адриен.

– Мистер Ладур, я ведь только успела приехать. И я думаю устроить большой прием, как только познакомлюсь с достаточным количеством народа. Элиза поможет мне в этом. – О, она помнила преподанные ей миссис Прентис уроки: «Не будьте чересчур покладистой. Джентльмены ценят скромность и предпочитают сами добиваться внимания дамы».

Ее невообразимое счастье может изменить ей, и в ушах ее вовсю звонили тревожные колокола, но то безрассудное, бесшабашное существо, что всегда жило в ней, пусть под строгим контролем, изо всех сил рвалось на свободу, страстно желая взять от жизни все и сразу. Да и какая беда может выйти из того, что Адриен посетит ее, к тому же в присутствии Элизы?

– Как вам будет угодно. – Он едва заметно улыбнулся и придвинулся к ней поближе на каменной скамье, где они устроились. – Я не хотел бы показаться вам нахальным, но равным образом я не желал бы и рисковать потерять вас из-за другого мужчины.

Она нервически рассмеялась, пожалев, что не так искусна в кокетстве, как Элиза.

– Не вижу, почему бы это могло случиться. Видите ли, я не охочусь за мужем. Я слишком далека от этого.

Его рука лежала на спинке скамейки, и она каждой клеточкой тела ощущала его близость. Целая буря чувств бушевала в ее душе: страх, восторг и еще какое-то, пока незнакомое ей желание, разжигавшее в ее крови настоящее пламя. Оценивающе глядя на нее, Адриен ухмыльнулся.

«Она восхитительна, – говорил Уоррен нынче утром, когда заглянул к нему домой на Рю Рояль, и Адриен подверг его строгому допросу. – Лестине далеко до нее».

И вот она сидит здесь, губы ее полуоткрыты, грудь вздымается под тонким шелком от учащенного дыхания, и чистые голубые глаза подернулись загадочной дымкой, хотя вспыхивают огнем всякий раз, замечая его предательскую страсть. Адриен помнил то неудержимое желание, что охватило его, едва он впервые обнял ее в танце и обнаружил, что под ее вечернем платьем ничего нет. Она была бунтаркой, и это не могло оставить его равнодушным. Она не пыталась заигрывать с ним – пока, конечно, – и эта неискушенность возбуждала его.

– У вас нет времени для любви? – прошептал он. – Но я не встречал никого с сердцем столь горячим, как у вас. Английские леди славятся своей невозмутимостью, и все же я не верю, чтобы женщина смогла остаться равнодушной, если мужчина поведет себя с нею правильно.

– Я ничего не знаю о любви, – отвечала Кэтрин, надеясь резкой откровенностью подавить в себе необоримое желание броситься к нему в объятия и целовать его до одурения. – Мне негде было набраться опыта. Вплоть до последних месяцев я жила в глуши. Там не было вечеринок, балов, ничего, кроме гор вокруг деревни и общества моего отца.

«Какие же мы актеры, – думала она, – мы всю жизнь носим маски и стараемся скрыть свое истинное лицо». Во рту у нее стало сухо.

– В это трудно поверить, вы такая уравновешенная и изящная. Мне казалось, что вы родились истинной леди.

– Моя мать была леди, но она умерла, когда я была совсем маленькой.

– Ах, значит, это действительно голос крови.

– Может быть, – едва заметно покачала она головой, – только скорее всего это заслуга дяди Седрика.

– Английского милорда?

– Верно. Он привез меня в Лондон, подготовил к выходу в свет и сопровождал сюда.

– После того, как стало известно про мистера Керригана и его наследство?

– Да. Седрик с давних пор был близким другом моего отца. Он всегда был готов прийти нам на помощь.

– Мисс Энсон, я в восторге от вас, и мне кажется, что вы обязательно станете одной из нас – истинных представителей Нового Орлеана.

– Я очень надеюсь. – Она была польщена таким комплиментом. – Я уже полюбила ваш город, но мне надо еще многому научиться.

– У вас всегда под рукою Элиза, и я умоляю вас не гнушаться при случае и моею помощью. Здесь так много разнообразных развлечений – опера, банкеты, пикники, вечеринки, балы. И конечно же, Марди Грас.[10]

– Что это?

– Ежегодный фестиваль, когда веселятся все. Ах, мисс Энсон, вы ворвались в наш город подобно шторму. И я приветствую вас. – Он поднес ее руку к губам, и это мягкое прикосновение вызвало трепет, пробежавший по всему ее телу.

Она заставила себя успокоиться, обуздав рвущуюся на свободу натуру, и выпрямилась:

– По-моему, нам давно пора вернуться, мистер Ладур.

Он тут же поднялся и, сияя улыбкой, сказал:

– Как вам угодно, мисс Энсон, хотя вы сделали бы мне большое одолжение, если бы звали меня Адриен. Вы позволите мне проводить вас завтра по магазинам?

– Я подумаю об этом… Адриен. Прежде мне необходимо посоветоваться с Элизой. У нее могли возникнуть иные предложения.

– Вы не желаете пропустить на ночь стаканчик, согласно старому обычаю? – предложил Седрик, когда кеб остановился возле портика Бовуар-Хауса.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – отвечал Деламар, немного неуклюже соскочив с подножки.

Пьер распахнул перед ними дверь, и они направились по изразцовому полу в гостиную. Причем позднее время их появления оставило дворецкого совершенно бесстрастным.

– Так было принято и при жизни мистера Керригана, сэр, – отвечал он на вопрос Седрика. Его черное лицо осветила белозубая улыбка. – Все как в былые времена, сэр. С того дня, как хозяин помер, здесь было чересчур уж тихо.

– Молодец, молодец, – снисходительно произнес Седрик, уютнее устраиваясь в кресле. Он стряхнул пепел с сигары и принялся выбирать себе напиток.

Когда Пьер удалился, Деламар приподнял свой стакан с виски, приветствуя Седрика:

– С наилучшими пожеланиями, милорд.

– Вам также. До дна – или как там принято говорить у вас в стране!

Несмотря на то что Деламар пил весь вечер, он вовсе не казался пьяным. Седрик не мог не отдать ему должного и несколько изменил первоначальное отношение к этому человеку. Это явно был крепкий малый, настоящий вояка.

– Вы служили в армии Конфедерации, сэр? – поинтересовался он, потянувшись к графину, предусмотрительно поставленному Пьером на маленький круглый столик возле кресла.

– Я был списан подчистую. – Деламар похлопал себя по правому колену. – Поймал кусок шрапнели прямо вот сюда. Это еще счастье, что уцелела коленная чашечка, не то наверняка лишился бы ноги.

– Ах, действительно, я заметил, что вы слегка хромаете. Дьявольская штука эта война, не так ли? Уоррен Арнолд кое-что рассказывал мне про нее.

– Мы выжили, – непринужденно отвечал Деламар. – И жизнь не стоит на месте.

– Удивительно, не правда ли? – Седрик украдкой взглянул па его лицо, освещенное лампой. – Жизнь – что за странная штука! Эта моя подопечная…

– Мисс Энсон?

– Да, Кэтрин – очаровательное дитя, но нуждается в присмотре. Что вы можете сказать мне о юном ловеласе Ладуре? Похоже, он подцепил ее на крючок. Он из приличной семьи?

– Он потомок известной фамилии.

– Так так я думал, – кратко отвечал Седрик, которому уже набили оскомину постоянные толки о голубой крови, что течет в жилах креолов: для себя он давно решил, что их нельзя считать аристократами в прямом смысле слова.

Насколько он успел заметить, здесь не имелось даже простого герцога, графа, маркиза, на худой конец баронета. И как бы они ни чванились, эти плантаторы, они были и оставались торгашами – а торговля почиталась низменным занятием. Так что ни один из европейских джентльменов не стал бы марать об нее руки.

– Стоит ли мне поподробнее разузнать о нем, сэр? – продолжил он, хмуро глядя на полковника. – Что собой представляет этот выскочка на самом деле? Он богат? Может стать достойным мужем для Кэтрин?

– Он так же богат, как и большинство повес в его годы, – пожал плечами Деламар. – Довольно безрассуден… успел выиграть несколько дуэлей… он игрок, но какой джентльмен не грешит этим?

– А женщины? Мне кажется, он уже успел порядком напроказить, – проворчал Седрик.

– Он содержит цветную любовницу, однако это нормально для молодого человека. В этом круге так принято. Его мать задумала его поскорее женить, и он, похоже, склоняется к этому.

– Так вы рекомендуете его?

– Не вижу, почему бы и нет. Хотя все дело за самой парочкой, не правда ли?

– Ну же, полковник, не прикидывайтесь столь наивным, – иронически возразил Седрик. – Разве чувства могут стать решающим фактором, когда речь идет о перспективном браке? А в данном случае речь идет еще и о деньгах, причем о деньгах немалых. Что может предложить со своей стороны Ладур, кроме смазливой физиономии, манер денди и семейных связей? Вы знаете не хуже меня, насколько Кэтрин дороже.

– Безусловно, я это знаю. – Деламар сложил свои крупные, широкие ладони на коленях и спокойно взглянул прямо в глаза Седрику. – Об этом мало кому известно доподлинно. Только вам, мне да ее банкирам. Неужели вы полагаете, что я позволю себе рисковать ее деньгами или предлагать ей связать судьбу с тем, кто может их растранжирить? Никогда, сэр!

Седрик несколько успокоился. Не то, чтобы его убедили эти доводы, просто он решил отложить решение до тех пор, как узнает поподробнее об этом Ладуре. Во всяком случае, пока не собирался препятствовать Кэтрин: пусть упивается чарами романтической любви, но он будет держать ситуацию под контролем.

Седрик вздохнул, озабоченно надувая щеки:

– Может быть, я беспокоюсь раньше времени, но все это слишком непривычно для такого старого холостяка, как я. Я не приспособлен присматривать за юными девами. Если угодно, мой стиль – натиск.

– И это ваше право. – Полковник посмотрел на него, задумчиво покручивая ус. – В нашем городе джентльмен может себе позволить развлекаться так, как только ему заблагорассудится. Игорные дома? Хорошенькие женщины? Сколько угодно.

Наконец-то они подошли к самому главному! Более-менее успокоившись в отношении Кэтрин, Седрик осторожно повернул разговор в интересовавшее его русло.

– Судя по всему, вы истинно светский человек, полковник, – произнес он, покачивая в своем бокале янтарную жидкость и вслушиваясь в звон льдинок о хрусталь. – Итак, где здесь может мужчина найти общество приличных, но сговорчивых дам, а?

– Я полагаю, вы не ведете речь о дамах, которые занимаются ловлей мужей? – мрачно ухмыльнулся полковник.

– Боже правый, конечно, нет! – Седрик пришел в ужас от такого предположения. На борту «Ионы» он попытался было флиртовать с одной молодой вдовой, но быстро пошел на попятный, как только стало ясно, что у сей дамы намерения исключительно добропорядочные и что в ушах у нее постоянно звенят свадебные колокола.

– Так вы ищете временную компанию?

– Пожалуй, это можно назвать и так. Я слыхал, что здешние женщины-полукровки весьма занимательны. Меня всегда привлекала идея поразвлечься с девицей, у которой кожа кофейного оттенка. Мне говорили, они очень проворны и изобретательны. – Глаза у Седрика полуприкрылись, а в крови закипел огонь.

– Это истинная правда, милорд. Я могу проводить вас туда, где молодые женщины прекрасны и покорны. И если вы проявите щедрость, они выполнят любое ваше желание.

– Так чего же мы ждем? – Седрик отставил свой бокал и вскочил с кресла. – Я прикажу Пьеру оседлать лошадей.

– Вы не слишком утомлены? – лукаво улыбнулся полковник.

– Не более вас, дражайший сэр. Мне кажется, что мы оба не прочь воспользоваться случаем, а? Если мы и устали, так это от шумной компании, но готовы отправиться на поиски приключений.

– Вы попали в самую точку, милорд. Я ни в коем разе не собирался возвращаться домой. По крайней мере до того, как не побываю у мадам Фени.

– Но кто, скажите на милость, она такая?

– Она самая красивая, образованная и влиятельная сводня в Новом Орлеане. И в свое заведение она пускает отнюдь не всякого. О нет! Она десять раз проверит кредитоспособность и величину банковского счета у каждого клиента, прежде чем познакомить его со своими девушками. Все будет как нельзя лучше. Я ее близкий друг.