"Пластилиновые гномики, или Поездка в Мексику" - читать интересную книгу автора (Шленский Александр)

* * *

Уже больше месяца как я в Сан-Антонио. Горячка, связанная с переездом, давно прошла. Началась рутина, что ни день – все скучнее и скучнее. Вообще, не знаю, почему я хочу начать вести этот дневник. Какая-то совершенно стихийная, необъяснимая потребность. Уже несколько вечеров порывался начать, но как-то все не мог. Как та самая девица, которой и хочется и колется. Но при этом, не то чтобы маменька не велит, а как-то самому боязно. Если бы было просто некогда или лень – тогда понятно. А то – сам себя боялся, своих мыслей! Смешно, правда? А вот сейчас наконец, набрался смелости и начал. Ну, с почином! Сначала я думал просто записывать свои впечатления, чтобы потом отослать ребятам по Интернету – ну там приколы всякие и все такое, а вот сейчас уселся писать, и чувствую, что смех весь куда-то пропал, и в пору скорее отливать слезки. В детстве я когда-то вел дневник, в который я записывал, кто меня обидел, чтобы не растерять злобу и потом не забыть обязательно с ним подраться и восстановить справедливость. Но это было давно и неправда. А здесь меня никто не обижает, все со мной изысканно вежливы, и от этого я все время себя чувствую как на дипломатическом приеме, а я никогда не рвался в дипломаты. Странно даже, что мне не хватает для счастья нашего хамства и родного матерка. На родине меня часто доставало и то и другое.

Все-таки, жить и работать в Америке со своими ребятами – это одно, а с америкашками – совсем другое. Они – прямо как даже и не люди, до того непривычно они себя ведут, на наших совсем не похоже. Я от них почему-то страшно устаю, до головной боли, хотя вроде, никто меня и не достает. Наоборот, они, если разобраться, вполне нормальные ребята. В нашей группе, не считая босса Дэвида, кроме меня еще два человека – Фрэнк и Джим. Фрэнк огромный, не меньше двух метров ростом, он носит длинные ярко-фиолетовые кудри и маленькое блестящее колечко на нижней губе. Говорит он как из бочки, притом быстро и неразборчиво. Я его стал кое-как понимать только через неделю или даже того больше. Джим ростом чуть пониже меня, коротко стрижен и одевается без изысков, зато у него на столе стоят огроменные колонки, и он постоянно слушает музыку, чаще всего Пинк Флойд. Слушать музыку здесь не запрещают. Моня за это расстреливал на месте без суда и следствия. Я сижу отдельно от ребят, но часто захожу к ним в комнату, не только по делу, но и просто так – немножко послушать музыку и расслабиться. Покидать свое рабочее место ненадолго, чтобы немного побеседовать с народом здесь тоже не запрещено, даже наоборот поощряется. Считается, что это укрепляет дружбу и взаимопонимание в коллективе.

Вчера залез на www.pinkfloyd.com, пытался перевести тексты песен на русский, но это, видимо, невозможно. Тексты Пинк Флойда меня поражают не меньше, чем музыка. Особенно «Brain damage» из «Dark side of the Moon» и «If» с «Atom Heart Mother». И в словах, и в музыке, в этом тихом, отрешенном сумасшествии, чувствуется попытка уйти в себя и найти там, глубоко в себе, что-то важное, что может изменить всю жизнь, сделать какой-то неведомый прорыв, но дослушав до конца, понимаешь, что это – прорыв в никуда, что там ничего нет, но тем не менее, пока слушаешь с текстом в руках, забываешься, и потом как-то странно, даже в самый первый момент несколько болезненно возвращаться назад и ощущать себя в привычном состоянии, как будто отходишь от наркоза. Ну, наркоз, это наверное, сильно сказано. Американцы говорят точнее: «under the influence». Перевести не берусь.

Я уже довольно давно заметил, что жизнь – как музыка, в ней есть свои форте и свои пиано, свои крещендо и диминуендо. Программирование – совсем другая вещь, в нем нет динамических оттенков, оно лишено объема, оно скорее линеаризовано. Когда слушаешь музыку и при этом пишешь программу, объемность музыки и линеарность программирования особенно контрастируют между собой. Так вот, если музыка – это объем, пространство, то жизнь – это гиперпространство, сплошная иллюзия, которая кажется реальностью только потому что не прекращается. Я раньше никогда над этим не думал, пока не попал в Америку и не остался один в чужом городе.

Вообще, мое настроение довольно резко поменялось с тех пор как я бросил кровопийцу Моню и переехал из Нью-Йорка в Сан-Антонио. Сначала был сплошной энтузиазм – новая работа, хорошая зарплата, грин-карта в перспективе – чего еще желать! А вот прошло совсем небольшое время, и все уже видится по-другому. Чувствую себя как человек, который зарядил мышеловку, а поймал лягушку: недоумение и тоска, и мертвая лягушка часто снится по ночам, она смотрит на меня остекленевшими глазами, и ее морда выражает упрек и комическую печаль. А когда просыпаешься утром, выражение ее лица еще стоит перед глазами, и почему-то давит в горле. Ужасно не хватает мне ребят. Не с кем поговорить, посмеяться, музыку послушать, просто сходить погулять. Даже не с кем помолчать, когда грустно. Вместе и грустить веселее. Даже выпить от тоски – и то не с кем, а идти в бар и пить с американцами – все равно как пить в компании инопланетян. Чужие они мне пока. Не просто чужие, а совсем чужие. А я не люблю выпивать с чужими, и своих рядом нет. Вот если бы всех ребят забрать от Мони и перетащить сюда – как бы здорово было всем вместе!

Но это все конечно – мечта. Леня – холостяк, но страшный пофигист, его ни на что не подбить. Даже деньгами. У него любимая пословица – «кайф на деньги не меняю!». В Нью-Йорке ему все по кайфу, уйма знакомых ребят, девочки опять же… У Паши двое детей, и он привязан к школе и дому, который снимает напополам с двоюродным братом, и если он и слиняет от Мони, то никуда из Нью-Йорка все равно не уедет. А Тимоша по английски вообще не говорит, и видимо по жизни никогда не научится. Он даже в магазине пальцем показывает, что хочет купить, почему-то не указательным, а мизинцем левой руки. Но американцы и на левый мизинец не обижаются – лишь бы зеленые платил. Саша, мой бывший начальник, работает по-соседству в Далласе и программит на Прогрессе в какой-то монструозной компании. Он единственный, кто очутился в Америке без посредства Мони, а сам по себе. Но у меня с ним приятельских отношений как-то не сложилось. Он какой-то настолько самоуглубленный и болезненно педантичный, что по-моему, у него по жизни друзей нет и быть не может. Вообще-то, это именно он надоумил меня уйти от Мони и дал мне наводку на www.dice.com, так что это благодаря ему я нашел нынешнюю работу в Техасе. Благодаря или ругая – я уже даже и не знаю, в лучшую или в худшую сторону изменил мою жизнь этот переезд. В смысле денег и возможности получить гринкарту – конечно, в лучшую. Но очень плохо без ребят, совсем одиноко, и Ленка еще нескоро приедет – не раньше чем через пару месяцев. Не знаю, как я их проживу. Никогда не думал, что остаться наедине с самим собой и америкашками – это такая страшная пытка. Рехнуться можно! Придешь домой, разогреешь пиццу, посмотришь телек уродский – и все. Читать не тянет, да и нечего – книг на русском нет, а от английского на работе голова трещит. И что дальше делать – непонятно. Ладно, хватит дурью маяться, пора выключать комп и спать ложиться – уже третий час ночи, писатель, блин, гений, Мейерхольд.