"Беглые планеты" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

Глава 7

Толлер понимал, что это лишь игра воображения, но, казалось, какая-то странная тишина окутала Пять Дворцов Ро-Атабри. Не такая тишина, которая наступает, когда людская суета вдруг на время приостанавливается, – скорее похожая на невидимое одеяло из звуконепроницаемого материала, внезапно накрывшее округу. Оглянувшись вокруг, Толлер увидел, что плотники и каменщики продолжа ют работу по восстановлению зданий; синероги и телеги вздымают облака пыли, желтыми тучами расползающиеся на фоне голубого неба; команды и пилоты готовят корабли к кругосветному перелету. Повсюду царила кипучая деятельность, однако Толлеру чудилось, что шум ее, проходя сквозь фильтры расстояния, приглушался практически до пределов слышимости.

До отправления оставался всего час, и именно потому – он и сам это прекрасно понимал – Толлер пребывал в состоянии некой заторможенности. Уже девять дней, как Вантара улетела обратно на Верхний Мир, и все это время он находился в глубокой депрессии и апатии, которые невозможно было перебороть.

Готовя своих людей и корабль к кругосветному путешествию, Толлер на самом деле думал только об одном – он вновь и вновь переживал ту необычную встречу с Вантарой в День Переселения. Почему вдруг она повела себя так? Зная, что вот-вот покинет планету, она позволила ему воспарить на невиданные высоты – Толлер до сих пор чувствовал ее губы, касающиеся его губ, ее груди, наполнившие его ладони, – и только для того, чтобы потом с бессердечным равнодушием швырнуть наземь. Может быть, она просто решила поиграть с ним от скуки?

Порой Толлер действительно верил, что так оно и было, и тогда он погружался в новые глубины отчаяния и ненавидел графиню со страстью, от которой сжимались кулаки, белели костяшки и речь прерывалась на полуслове. Иногда ему, наоборот, казалось, что она изо всех сил старалась разрушить барьеры между ними, что она действительно ценит его, будет с нетерпением ждать и бросится ему на шею, стоит Толлеру вернуться на Верхний Мир. В такие моменты молодой Маракайн чувствовал себя еще хуже, потому что он и его любовь – самая прекрасная, самая желанная женщина из когда-либо существовавших на свете – были разделены планетами, и он представить себе не мог, как проживет будущие годы без нее.

Изредка Толлер смотрел на огромный диск Верхнего Мира, выпуклую громаду которого то и дело заслоняли горы облаков, и мечтал о каком-нибудь средстве мгновенного сообщения между двумя планетами. Не раз ходили разговоры о том, что когда-нибудь построят гигантские мигалки с зеркалами размером с крышу, которые будут посылать всякие сообщения с Мира на Верхний Мир и обратно. Если бы такое устройство существовало, Толлер непременно воспользовался бы им, и не столько для того, чтобы поговорить с Вантарой – этот шаткий мостик, перекинутый через пространство меж двумя мирами, только усилил бы его желание увидеть ее – но чтобы связаться с отцом.

Кассилл Маракайн обладал достаточной властью и влиянием, чтобы выхлопотать сыну освобождение от кругосветного перелета. В прошлом, до того как его коснулось безумство любви, Толлер с презрением относился к подобным методам, но в теперешнем состоянии он готов был без зазрения совести ухватиться за любую возможность. Бедняга терзался от того, что вскоре должен будет отправиться в путешествие по Стране Долгих Дней и окажется на противоположной стороне планеты. Оттуда он не сможет наблюдать за Верхним Миром, при виде которого неизменно представлял себе Вантару, легкой походкой ступающую по своей столь особенной жизни…

– Зря вы так мучаете себя, юный Маракайн, – сказал посланник Кетторан, который, пробравшись между штабелями бревен и грудами тюков, незаметно подошел к Толлеру. Он был облачен в серые одеяния своего департамента, однако без официальных эмблем из бракки и эмали. Другой человек с его положением в обществе выхлопотал бы себе отдельные апартаменты, закрылся бы там и появлялся на людях исключительно в сопровождении пышной свиты, но Кетторан предпочитал в одиночку бродить по лагерю.

– Вместо того чтобы шляться по базе, словно девица с желудочными коликами, – продолжал он, – вы бы лучше приглядели за погрузкой и балансировкой собственного корабля.

– Этим занимается лейтенант Корревальт, – безразлично ответил Толлер. – И, вероятно, управляется с этим лучше, чем я.

Кетторан натянул на глаза шляпу, закрывшись от солнца, и сочувственно посмотрел на Толлера.

– Послушай, мальчик мой, я, конечно, понимаю, что суюсь не в свое дело, но эта безрассудная страсть к графине Вантаре плохо отразится на твоей карьере.

– Благодарю за совет. – Толлер был глубоко уязвлен, но слишком уважал Кетторана, поэтому скрыл свое раздражение за ширмой мягкого сарказма. – Я непременно последую вашим рекомендациям.

– Поверь мне, сынок, – печально усмехнулся Кетторан, – ты даже оглянуться не успеешь, как эти дни, что кажутся исполненными бесконечного страдания, останутся в прошлом и превратятся в призрачные воспоминания. Более того – по сравнению с тем, что тебя ждет в будущем, они будут выглядеть счастливыми и безоблачными. Ты будешь потом жалеть, если сейчас не поживешь всласть.

Что-то в голосе Кетторана насторожило Толлера, и он на миг забыл о своих горестных думах.

– Ушам своим не верю, – изумился он. Во время межпланетного перелета между ним и Кеттораном установились дружеские и доверительные отношения, поэтому Толлер пренебрег различием в рангах. – Никогда не думал, что Трай Кетторан вдруг заговорит, как какой-то седобородый старец.

– Я тоже раньше не думал, что когда-нибудь превращусь в старца, – эта участь предназначалась другим, а никак не мне. Поразмысли над тем, что я сказал тебе, сынок. И не наделай глупостей.

Кетторан сжал плечо Толлера костлявыми пальцами, затем отвернулся и зашагал к восточному крылу Великого Дворца. Вот только походка его была лишена обычной беспечности.

Толлер, нахмурившись, некоторое время смотрел ему вслед.

– Сэр, – окликнул он, внезапно забеспокоившись. – С вами все в порядке?

Сделав вид, что не слышит, Кетторан даже не обернулся и вскоре исчез из виду. Встревоженный Толлер почувствовал себя обязанным уделить больше внимания только что полученному совету и про себя твердо решил последовать этому, безусловно, доброму философскому напутствию – в конце концов, он молод, здоров, и весь мир лежит у его ног, – но всякий раз, когда он приказывал себе взбодриться, отчаяние его, как назло, усиливалось. Что-то внутри него противостояло переменам.

Он вернулся к кораблю, взошел на борт и принялся хмуро взирать на приготовления к отбытию. Толлер знал, что его мрачное безразличие непременно отразится на команде, но ничего не мог с собой поделать. Видя поведение начальника, лейтенант Корревальт стал еще более корректным и предупредительным. Путешествие продлится не меньше шестидесяти дней, если не случится ничего непредвиденного, и восемь человек на протяжении этого периода времени должны будут как-то уживаться на крошечной гондоле. Психологические срывы случаются даже в идеальной обстановке, но когда командир всем своим видом демонстрирует неприязненное отношение к будущей миссии, тем более могут возникнуть проблемы с моральным состоянием и дисциплиной на борту.

В конце концов со всеми формальностями было покончено, и с флагманского судна донесся сигнал горна, оповещающий об отбытии. Четыре корабля практически одновременно оторвались от земли; громовые раскаты двигателей прокатились над окружающими Пять Дворцов парками и растаяли в залитых солнцем улочках Ро-Атабри. Толлер стоял у поручня, придерживая рукой меч – управление судном он передал Корревальту, – и смотрел на раскинувшиеся внизу просторы древнего города. Высоко в небе парило солнце, потихоньку приближаясь к Верхнему Миру, гондолу же закрывала глубокая тень баллона, и в результате картина, представшая перед глазами, была исключительно яркой – вплоть до мельчайших деталей. Традиционные архитектурные стили Колкоррона делали особый упор на мозаику из оранжевых и желтых кирпичей в форме сложных ромбов с вкраплениями красного известняка по углам и краям. С высоты город казался пестрым полотном, блестящим так ослепительно, что глазам было больно. Деревья, находящиеся в различных стадиях жизненного цикла, вносили свою лепту в сверкающее великолепие красок, и цветовая гамма островков живой природы варьировалась от бледно-зеленого до медно-коричневого оттенков.

Корабли описали круг над лагерем и взяли курс на северо-восток, стараясь отыскать такие воздушные течения, которые сэкономят кристаллы во время путешествия. Исследования показали, что на пути экспедиции не встретятся зрелые деревья бракки, а дополнительное производство зеленых и пурпурных кристаллов потребует значительного времени, поэтому было решено, что флотилия совершит кругосветный перелет исключительно на бортовых запасах.

Толлер невольно вздохнул, глядя вслед ускользающему за горизонт Ро-Атабри: многоцветие города превратилось в скопление плоских горизонтальных полосок. Скучное и утомительное путешествие наконец началось, и настало время посмотреть этому факту в глаза. Толлер почувствовал на себе взгляд Бэйтена Стинамирта, недавно произведенного в ранг воздушного сержанта. Розовая физиономия Стинамирта, проходившего мимо него в сторону нижней палубы, была нарочито бесстрастной, но Толлер видел, что его мрачность не лучшим образом отразилась на юноше, который с тех пор, как они покинули родной мир, проявлял особую преданность Толлеру и искренне им восхищался. Подняв руку, Толлер остановил сержанта.

– Не беспокойтесь, молодой человек, – сказал он. – Я вовсе не собираюсь выпрыгивать за борт.

– Сэр? – недоуменно переспросил Стинамирт.

– Не разыгрывайте передо мной невинность, юноша. – Толлер был всего лишь на два года старше сержанта, но в голосе его прозвучали те же самые отцовские нотки, которые использовал в беседах с ним Трай Кетторан. Маракайн сознательно пытался подражать твердости и стоицизму посланника. – Там, на базе, обо мне пошли всякие слухи, да? Поговаривали, будто я так влюбился в некую госпожу, что теперь дня от ночи отличить не могу.

Гладкие щеки Стинамирта залились пурпурным румянцем.

– Сэр, если кто-нибудь посмеет дурно отзываться о вас в моем присутствии, я… – Юноша понизил голос, чтобы его случайно не услышал Корревальт, дежуривший около центра управления воздушным кораблем.

– Вам вовсе не потребуется биться за меня на дуэли, – твердо заявил Толлер, обращаясь как ко всем окружающим, так и к своей своенравной душе. Он хотел еще что-то добавить, но обнаружил, что Стинамирт смотрит в другую сторону.

– Сэр, по-моему, это послание адресовано нам, – быстро отрапортовал сержант, прежде чем Толлер успел спросить, в чем дело.

Толлер обернулся на Ро-Атабри и увидел, что в переплетении наслаивающихся друг на друга полосок назойливо мигает яркая точка. Расшифровав про себя кодированное сообщение солнечного телеграфа, он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Возбуждение и леденящие кровь предчувствия охватили Толлера, когда он убедился, что послание касается непосредственно его.

Вернувшись на базу, Толлер увидел, что баллон небесного корабля уже наполнен газом, а команда выстроилась у якорей, готовая к немедленному возвращению на Верхний Мир. Шар легонько бился о бревенчатые стены ангара, словно огромное разумное существо, переступающее с ноги на ногу от нетерпения. У ворот Толлера встретил лично коммодор Шолдд, который обычно никуда не выходил из кабинета, и это служило еще одним доказательством чрезвычайности ситуации.

Толлер – в сопровождении Корревальта и Стинамирта – быстрым шагом подошел к нему и отдал честь, а Шолдд, видимо, пребывая в дурном расположении духа, в ответ лишь дернул головой. Он пригладил пятерней свои коротко подстриженные стального оттенка волосы и хмуро поглядел на Толлера.

– Это просто напасть какая-то, капитан Маракайн, – буркнул он. – Несколько дней назад я лишился одного капитана воздушного корабля, а теперь вынужден обратиться за помощью к вам.

– Лейтенант Корревальт способен заменить меня на время кругосветного перелета, сэр. Он обладает всеми необходимыми навыками, – ответил Толлер. – Без малейших колебаний я рекомендую его к немедленному продвижению по службе.

– Это действительно так? – Шолдд обратил критический взгляд своих колючих глаз на Корревальта, и благодарность, отразившаяся на лице лейтенанта, мигом куда-то подевалась.

– Сэр, – осмелился спросить Толлер, – посланнику Кетторану очень худо?

– Похоже, одной ногой он уже в могиле, – безразлично ответил Шолдд. – Почему он так настаивал, чтобы именно вы отвезли его домой?

– Не могу знать, сэр.

– Я тоже теряюсь в догадках. По мне, так очень странный выбор. Вы не слишком-то проявили себя в этой миссии, Маракайн. Я все ждал, когда же вы наконец споткнетесь об эту древнюю железяку, которую постоянно таскаете с собой.

Толлер вспыхнул и машинально коснулся рукояти меча. Коммодор ни за что ни про что опозорил его, отчитав в присутствии младших чинов, но Толлер мог лишь единственным способом заявить свой протест: намекнуть, что замечания Шолдда – это бесполезная трата драгоценного времени.

– Сэр, если посланник выглядит настолько плохо…

– Ладно, ладно, убирайтесь с глаз моих долой. – Шолдд бросил быстрый взгляд на Стинамирта. – А этот парень, похоже, заделался вассалом клана Маракайнов. Он что, теперь причислен к вашей свите?

– Сэр, сержант Стинамирт – первоклассный летчик, и его помощь весьма пригодится мне во время…

– Забирайте и его! – Шолдд развернулся и, не отдав честь, побрел прочь, что могло быть расценено только как еще одно целенаправленное оскорбление.

«Вот, значит, как, – подумал Толлер, встревоженный упоминанием „клана Маракайнов“. – Мой дед был самым славным воином за всю историю Колкоррона, мой отец – один из наиболее выдающихся и могущественных людей нашего времени, а всякие Шолдды презирают меня за это. Может, они считают, что я втайне дергаю за веревочки семейных связей? Или, наоборот, намеренно не обращаясь к помощи влиятельных родственников, демонстрирую какое-то особенное самомнение? Быть может, их оскорбляет и даже бесит то, что я отказываюсь воспользоваться возможностями, за которые они бы…»

Серия выхлопов, донесшихся из двигателей корабля, эхом отразилась от реющей над ними сферы баллона и прервала размышления Толлера. Прощальным жестом коснувшись плеча Корревальта, он вместе со Стинамиртом подбежал к гондоле и взобрался на борт. Сержант вспомогательного состава, дежуривший у топки и следящий за готовностью корабля, отдал честь и кивнул в сторону пассажирской каюты. Толлер подошел к отделению с высокими бортиками и заглянул внутрь. На койке лежал посланник Кетторан, несмотря на жару, целиком закутанный в стеганое одеяло. Его вытянутое лицо поражало смертельной бледностью, к старческим морщинам прибавились признаки глубокого изнеможения, однако глаза оставались по-прежнему живыми. Увидев Толлера, он подмигнул и приветственно поднял иссушенную возрастом руку.

– Вы летите один, сэр? – озабоченно спросил Толлер. – А как же врач?

Презрительная гримаса на миг оживила черты Кетторана.

– Да я близко к себе не подпущу этих сапожников.

– Но вы же больны…

– Не родился еще доктор, способный излечить мой недуг, – почти удовлетворенно крякнул Кетторан. – Я страдаю всего-навсего от недостаточности времени. Кстати, юный Маракайн, мне показалось, что вы не меньше меня желаете побыстрее очутиться на Верхнем Мире.

Толлер промямлил какое-то извинение и вернулся к сержанту, который сразу же отошел от рычагов управления и перелез через борт гондолы. Задержавшись на несколько секунд на приступке, он объяснил Стинамирту, где хранятся провизия и прочие необходимые припасы, включая небесные костюмы. Как только провожатый исчез из виду, Толлер пустил щедрую струю горячего газа в купол баллона и поднял якоря.

Небесное судно рванулось вверх, а воздушное течение, проходящее прямо над ангаром, придало кораблю дополнительную скорость. Зная, что начальная тяга исчезнет, как только баллон войдет в западный воздушный поток и начнет двигаться вместе с ним, Толлер не стал выключать горелку. Небесный корабль – несмотря на то что в этом рейсе гондола весила меньше обычного – развернулся медленно и степенно, приспосабливаясь к изменениям в воздушной среде. Стинамирт театрально схватился за желудок. Со стороны плетеной клетки-каюты, где лежал Кетторан, донесся жалобный стон.

Во второй раз на протяжении какого-то часа панорама Ро-Атабри начала удаляться от Толлера, только теперь она скрывалась не вдали, а внизу. «Я даже поверить не могу, что такое со мной происходит», – подумал он словно во сне, ошеломленный внезапным поворотом событий. Всего несколько минут назад его терзал страх никогда больше не увидеть Вантару Дервонай – и вот он уже волею судеб спешит к ней на свидание.

«Вскоре я снова встречусь с Вантарой, – сказал он себе. – Хоть в этом мне повезло».

Толлер за весь день не притронулся к еде, он лишь сделал пару глотков воды, чтобы хоть отчасти компенсировать потерю жидкости во время вступления в засушливые области средней стадии перелета. Туалет на судне был самым примитивным, и по большей части пользоваться им было крайне неприятно, а в условиях невесомости многие предпочитали вообще не справлять свои естественные нужды в день маневра переворота. Для здорового человека система работала вполне сносно, но состояние Кетторана еще в самом начале путешествия оставляло желать лучшего, теперь же – к вящему беспокойству Толлера – складывалось впечатление, что посланник из последних сил цепляется за свою жизнь.

– Убери эти помои с глаз моих долой, – ворчливо буркнул Кетторан. – Я не младенец, чтобы грудь сосать – да еще такое отвратительное вымя!

Толлер нехотя отодвинул конической формы пакет с теплым супом, который он принес посланнику.

– Но это пойдет вам только на пользу.

– Ты кудахчешь, прямо как моя мамочка.

– Разве это причина, чтобы отказываться от еды?

– Не умничай, юный Маракайн. – Дыхание Кетторана белыми облачками пара вырывалось из маленькой дырочки в горе одеял, укутавших его с головой.

– Я всего лишь пытался…

– Моя мать стряпала куда лучше, чем все повара, которых мы то и дело нанимали, – сказал Кетторан, не обращая на Толлера внимания. – У нас был дом на западном склоне Зеленой Горы – кстати, совсем неподалеку от того места, где когда-то жил твой дед, – и я до сих пор помню, как я въезжаю на холм, оказываюсь в своих угодьях и сразу по одному запаху узнаю, мать готовила обед или кто-то другой. Я навестил те места спустя несколько дней после того, как мы приземлились в Ро-Атабри, но весь наш район давным-давно сгорел… еще во время бунтов… сгорел дотла… камня на камне не осталось. Зря я туда ходил – лучше бы сохранил старые воспоминания.

Услышав про деда, Толлер сразу оживился:

– А вы тогда часто виделись с моим дедом?

– От случая к случаю. Его было трудно не увидеть – здоровенный такой мужик, – но куда чаще я встречался с его братом, Лейном… тот только и делал, что курсировал между своим домом и резиденцией магистра Гло в Зеленогорской Башне.

– А мой дед… – Толлер вдруг осекся, и странная тревога закралась в его душу, ибо в окружающей среде произошла какая-то едва ощутимая и быстрая перемена. Он поднялся на ноги, придерживаясь за линь, чтобы не улететь с палубы, и огляделся по сторонам. Стинамирт, уткнув нос в воротник небесного костюма, сидел привязавшись ремнями к креслу у панели управления. Он методически то включал, то выключал главный двигатель, поддерживая подъемную тягу, и вроде бы ничего необычного не заметил. Казалось, все шло своим чередом в тесном микрокосме гондолы; за бортом по-прежнему сияли знакомые огоньки звезд и блестели спирали на фоне темно-синего неба.

– Сэр? – дернулась укутанная, разбухшая до неузнаваемости фигура Стинамирта. – Что-нибудь случилось?

Толлеру пришлось еще раз оглядеться по сторонам, прежде чем он понял причину своего беспокойства.

– Освещение! Освещение изменилось! Ты что, не заметил?

– Я, должно быть, мигнул тогда. Но я не…

– Свет словно выключился на секунду – я в этом уверен, а ведь до заката еще целый час. – Жалея, что солнца не видно, Толлер подплыл к панели управления и встревоженно заглянул в жерло баллона. Покрытая лаком поверхность парусины была выкрашена в темно-коричневый цвет, чтобы лучше поглощать тепло солнечных лучей, но в некоторой степени она сохранила первоначальную прозрачность, и на ней явственно проступали швы между панелями и ленты обогревателей, которые только подчеркивали величину непрочного купола. Толлер был прекрасно знаком с внутренностями баллона и ничего особенного не обнаружил. Стинамирт тоже заглянул в баллон и, не сказав ни слова, уставился в пол.

– Говорю тебе, что-то не так. – Толлер тщетно пытался избавиться от охвативших его сомнений. – Что-то произошло. Освещение изменилось… тень…

– Согласно высотомеру, мы приближаемся к точке переворота, сэр, – сказал Стинамирт, пытаясь помочь. – Может быть, мы прошли прямо под станциями и на нас упала их тень.

– Нет, это бы заняло больше времени. – Толлер на мгновение нахмурился, принимая решение. – Сержант, разверните корабль.

– Я… мне кажется, я еще не готов к выполнению маневра.

– Я не прошу тебя выполнить переворот. Просто накрени судно, чтобы мы смогли увидеть, что происходит над нами. – Заметив, что все еще сжимает в руках пищевой пакет, Толлер швырнул его в сторону пассажирского отделения. Пакет врезался в страховочный линь, закрутился и, раскачиваясь из стороны в сторону, поплыл над бортом гондолы.

Толлер подобрался к поручням и, вытянув шею, стал нетерпеливо ждать. Стинамирт принялся потихоньку поддавать тяги в один из небольших боковых двигателей на противоположном борту. Сначала показалось, что это не возымело никакого эффекта, лишь тонкие стойки по бокам от Толлера начали тихо потрескивать, но затем, после долгого ожидания, вселенная заскользила вниз, и затянутый водоворотами облачности диск Мира скрылся под ногами Толлера, а его глазам – постепенно выползая из-за баллона – предстало нечто такое, чего он никогда в жизни не видел.

Половину неба занимала огромная круглая поверхность, состоящая сплошь из белого огня.

Солнце уже зашло за ее восточный край, и эта кайма светилась невыносимо ярко, превратившись в центр ослепляющего излучения, миллиардами призматических игл разлетающегося по кругу.

Чем дальше от солнца, тем менее интенсивным становилось свечение, но даже противоположная сторона диска сверкала так, что глазам было больно. Толлеру показалось вдруг, что он смотрит вверх из глубин залитого солнцем замерзшего озера. Он ожидал увидеть Верхний Мир, заполняющий небеса, но эта прекрасная, необъяснимая, невероятная поверхность из бриллиантово-белого света, пронизанная всеми цветами радуги, танцевавшими зигзагами и прыгающими из стороны в сторону, заслоняла планету.

Буквально прилипнув к поручням, не в состоянии даже пальцем шевельнуть, Толлер вдруг заметил, что это диковинное явление как бы сползает по небу. Обернувшись, он увидел, что Стинамирт с отвисшей челюстью глазеет на небосвод, а его зрачки превратились в крошечные белые пластинки, став миниатюрными подобиями феномена, который полностью зачаровал его.

– Я приказал лишь накренить судно! – рявкнул Толлер. – Немедленно остановите вращение, сержант.

– Прошу прощения, сэр. – Стинамирт засуетился, и боковой двигатель, установленный ниже по борту, где стоял Толлер, начал выплевывать вверх пары маглайна. Звук двигателя был едва слышен, окружающее пространство мгновенно поглощало его, но мало-помалу желаемый эффект был достигнут, и судно неподвижно зависло параллельно океану белого пламени.

– Что там случилось? – Ворчливый голос Трая Кетторана, донесшийся из пассажирского отделения, вывел Толлера из оцепенения.

– А вы загляните за борт, – крикнул он посланнику, затем обратился к Стинамирту: – Как вы думаете, сержант, что это за штука такая? Лед?

Стинамирт медленно кивнул:

– Вроде это единственное объяснение, но…

– Но откуда взялась вода? На оборонных станциях имеется обычный питьевой запас, его количество не превышает нескольких баррелей… – Толлер запнулся, потому что на ум ему пришла внезапная мысль. – А кстати, где станции? Надо их найти. Или они закованы в этот… – И сразу же в его голове закрутились следующие вопросы: какой толщины этот лед? На каком он расстоянии от корабля? И вообще какова ширина этой гигантской круглой пластины?

Последний вопрос застрял у него в сознании, заслонив собой все остальное. Вплоть до этого мгновения Толлер был захвачен открывшимся его глазам зрелищем и ни на секунду не задумывался о грозящей опасности. Он испытывал чувство удивления, восторга – но никак не угрозы. Теперь, однако, определенные физические факторы воздухоплавания начали приобретать прежнее значение – весьма насущное, если не сказать – жизненно важное…

Толлер знал, что атмосфера, окружающая две планеты, формой своей напоминает песочные часы, чья узенькая перемычка и формирует тот воздушный мост, которым пользуются небесные суда. Еще давным-давно было установлено, что кораблям следует держаться ближе к центру «моста» – иначе воздух становится таким разреженным, что человек начинает задыхаться от нехватки кислорода. По причине некоторой сложности проведения экспериментов в данной области пространства никто не знал, какова толщина слоя годного для дыхания воздуха, но даже по самым оптимистическим прогнозам он составлял не больше сотни миль в диаметре.

Загадочное море из пылающего под солнцем льда было абсолютно безликим и могло парить над судном неким «зонтиком» в десять, двадцать, сорок миль в поперечнике… Толлер понятия не имел, на сколько именно могло протянуться это гигантское озеро, но, по его прикидкам, оно занимало примерно треть видимого полушария, а это давало достаточно информации для элементарных подсчетов.

Беззвучно шевеля губами, он смотрел на сверкающий диск и в уме перемножал цифры. Жуткий холод, не имеющий ничего общего со стужей окружающей среды, охватил его, когда он наконец закончил расчеты. Если диск висит примерно на расстоянии шестидесяти миль от них – а это вполне допустимо, – тогда, по непреложным законам математики, он достаточно широк, чтобы блокировать воздушный мост между Миром и Верхним Миром…

– Сэр? – словно из иной вселенной донесся до него голос Стинамирта. – Сколько, вы сказали, от нас до этой льдины?

– Замечательный вопрос, – хмуро отреагировал Толлер, вытаскивая из ящика панели управления корабельный бинокль. Он навел его на диск, пытаясь рассмотреть хоть что-то вразумительное, но повсюду взгляд натыкался лишь на сплошной слой сияния. Солнце полностью ушло за диск, освещая громадный круг уже более равномерно и тем самым еще больше осложняя расчет расстояния. Толлер повернулся к поручням спиной, потряс головой, прогоняя зеленоватые искорки из глаз, и посмотрел на высотомер. До отметки абсолютной невесомости оставался зазор шириной в какой-то волосок.

– На эти приборы не следует так уж полагаться, сэр, – напомнил Стинамирт, не устояв перед искушением продемонстрировать свои знания. – Они были вымерены в мастерской, поэтому воздействие низких температур на пружину не учитывалось, и…

– Пощади меня, а? – взмолился Толлер. – Это очень важно – мне нужно узнать размеры этой… этой небесной штуковины.

– Можно подлететь к ней поближе и прикинуть, насколько она увеличилась.

– У меня есть идея получше, – покачал головой Толлер. – Пока я не уверюсь, что другого выхода нет, я назад не поверну, а следовательно, мы полетим к кромке круга. Его точный диаметр в милях вовсе не так важен. Самое главное – убедиться, можно или нет облететь это препятствие. Ты будешь управлять кораблем, или мне сменить тебя?

– Я бы не прочь немного попрактиковаться, сэр, – ответил Стинамирт. – Какой режим горелки?

Толлер нахмурился и про себя еще раз подосадовал, что до сих пор никто не изобрел достаточно практичный спидометр для небесных кораблей. Когда баллон начинает преодолевать сопротивление воздуха, опытный пилот может на глаз прикинуть скорость по ослаблению линя, но огромное количество исключений делает точное определение скорости судна невозможным. Для ученых умов Колкоррона задача изобретения надежного прибора не представляла особого труда, просто никогда не возникало нужды в подобном инструменте. Функции, исполняемые небесными кораблями, были достаточно просты: путешествовать вверх-вниз между поверхностью планеты и зоной невесомости. Такой полет обычно длился примерно пять дней в один конец, и плюс-минус несколько миль в час не играли роли.

– Установи два и шесть, – сказал Толлер. – Представим себе, что мы поднимаемся со скоростью двадцать миль в час, и будем на этом основываться.

– Но какова природа этой преграды? – изумился из-за спины Толлера посланник Кетторан. Он висел над каютой, одной рукой придерживаясь за бортик, а другой прижимая к себе одеяло.

Толлер хотел было попросить старика лечь и не переутомлять себя, ибо врач на базе прописал Кетторану полный покой, но затем ему пришло в голову, что в невесомости не имеет значения, в каком положении пребывает человек со слабым сердцем. Отдавшись на волю фантазий, он придумал новое использование той жалкой, маленькой группки станций обороны, крутящейся в зоне невесомости. Установить там хорошую систему обогрева, наладить снабжение кислородом, и они вполне могут служить своего рода санаториями для тех, кому прописан щадящий режим. Даже калеки могли бы…

– Я к тебе обращаюсь, юный Маракайн, – брюзжал тем временем Кетторан. – Каково твое мнение об этом крайне любопытном объекте?

– Мне кажется, он может состоять изо льда.

– Но откуда взялось такое огромное количество воды?

– Со звезд к нам прилетают целые глыбы камня, встречаются даже металлы, – пожал плечами Толлер. – Может быть, где-то в пространстве кружатся и ледяные астероиды.

– Весьма правдоподобная гипотеза, – буркнул Кетторан. Он театрально кивнул, и его серьезное лицо, раскрасневшееся от холода, медленно скрылось из виду. Генерал вернулся в свой кокон из пуховых одеял. – Это знамение, – добавил он. Голос его прозвучал приглушенно и был едва слышен из-за перегородки. – Я сразу чую знамения.

Скептически улыбнувшись, Толлер покачал головой и вернулся на свою вахту у поручней гондолы. Указав, с какой периодичностью следует использовать боковые двигатели, он помог Стинамирту вывести судно на курс, который под некоторым углом вел к западной кромке огненной поверхности. Главный двигатель тихо гудел, и Толлер видел, что скорость судна вполне может составлять предложенные им двадцать миль в час, однако прошло несколько минут, а размеры круга ничуть не изменились.

– Наш новый знакомый, новоявленное «знамение», оказывается, внушительный гигант, – сказал он Стинамирту. – Думаю, нам придется очень постараться, если мы хотим все-таки обогнуть его.

Еще раз пожалев, что под рукой нет даже простейшего навигационного инструмента, доступного на самом примитивном воздушном корабле, Толлер вновь обратил взгляд на восточную часть огромного круга, как бы подгоняя его, и попытался убедить себя, что корабль значительно продвинулся вперед. Ему уже начало казаться, что угол и впрямь заметно изменился, когда по поверхности мерцающей пластины побежали огромные радужные волны. Они летели с ошеломляющей скоростью, пересекая весь диск за какие-то считанные секунды. Сердце Толлера замерло при виде этих космических метаморфоз, которые в очередной раз напомнили ему, что по сравнению с грандиозностью вселенной дела человеческие пусты и незначительны. Скрытое ледяным экраном солнце стало опускаться за Верхний Мир. Как только пучки лучей, порожденные отражением солнечного света от атмосферы планеты, исчезли в бесконечных пространствах космоса, ослепительное сияние диска начало меркнуть. Зона невесомости погружалась в ночь.

Здесь, у самой точки переворота, различие между определениями «ночь» и «малая ночь» полностью стиралось. Каждый суточный цикл включал в себя два периода тьмы, приблизительно равных по своей продолжительности, и Толлер знал, что рассвета следует ждать только через четыре часа. Для своего воцарения ночь вряд ли могла выбрать более неподходящее время.

– Сэр? – Стинамирту, превратившемуся в свете угасающего солнца в наделенный разумом кокон, даже не пришлось полностью формулировать вопрос.

– Продолжаем следовать прежним курсом, но пропорции тяги уменьшить до одного к шести, – приказал Толлер – Мы всегда сможем отключить двигатели, если собьемся с курса. И еще раз проверь баллон, хорошо ли он накачан воздухом.

Положившись на опытность Стинамирта, Толлер остался у поручней и снова принялся изучать диск. Солнечный свет все еще отражался от Мира, который висел теперь прямо за спиной, поэтому ледяная стена оставалась хорошо видимой. Однако, поскольку освещение изменилось, Толлер начал различать некоторые детали внутреннего строения диска: в сердцевине его протекали реки бледно-фиолетового оттенка, они разделялись снова и снова и, наконец, исчезали, теряясь в далеких отблесках.

«Они похожи на сосуды, – подумал Толлер. – На сосуды в каком-то гигантском глазе…»

На Мир набегала тень от планеты-сестры, и диск медленно превращался в некое поле черноты, но края его были ясно видны на фоне блестящих точек звезд. Остальная часть небосвода зажглась привычным сумасшествием галактик, мерцающих круглых или эллипсоидных водоворотов, к которым добавлялись бесформенные полосы света, мириады звезд, кометы и шустрые метеоры. На фоне этого переливающегося великолепия диск выглядел еще таинственнее, чем прежде, – равнодушная стена ночи, которая не имела права существовать в упорядоченной вселенной.

Воспользовавшись килевой качкой судна, Толлер выглянул вперед и с удовлетворением отметил, что корабль движется прямо на западный край загадочного диска. Уныло тянулись часы темноты, воздух постепенно стал гораздо разреженнее, и легкие начали требовать больше кислорода – неопровержимое свидетельство того, что судно уже прилично удалилось от центра невидимого мостика, соединяющего две планеты. Кетторан не жаловался, но его дыхание превратилось в серию тяжелых хрипов. Налив в пакет воды, он периодически бросал туда несколько щепоток огненной соли и прикладывался к пакету, шумно вдыхая.

Когда наконец яркая полоска на западной оконечности диска ознаменовала появление солнца, Толлер обнаружил, что теперь край замерзшего озера виден даже тогда, когда судно идет ровно. Чувство перспективы вернулось, и в дело вступила геометрия.

– Осталась миля, не больше, – объявил он Стинамирту и Кетторану. – Еще несколько минут, и мы перевалим через край и полетим обратно к центру, туда, где сможем нормально дышать.

– Как раз вовремя! – Лицо Кетторана, спрятавшееся в глубинах капюшона, появилось над бортом пассажирского отделения. – И далеко от центра мы залетели?

– Если брать за основу наш первоначальный курс, миль на тридцать… – Толлер оглянулся на Стинамирта, и тот подтверждающе кивнул. – А это означает, что мы имеем дело не с озером, а с морем льда протяженностью в шестьдесят миль от края до края. Я собственным глазам не могу поверить, хотя смотрю прямо на эту штуковину. А в Праде нам тем более никто не поверит.

– Мы докажем.

– Как? Заставим взглянуть в телескопы?

– Нет, наш рассказ подтвердит твоя знакомая – графиня Вантара. – Кетторан смахнул каплю воды с кончика носа. – Ее корабль пролетал здесь за несколько дней до нас.

– Разумеется, вы абсолютно правы. – Толлер слегка удивился тому, что за последнее время еще ни разу не вспомнил о Вантаре. – Лед… или барьер… в общем, что бы это ни было… возможно, оно уже висело здесь, когда она летела с планеты на планету. Мы сможем сравнить наши впечатления.

Предвкушая грядущее обсуждение – удачный предлог для встречи, где бы сейчас ни находилась Вантара, – Толлер погрузился в размышления о том, как бы половчее перевалить через край диска. По сути дела, маневр был не так уж и сложен. Кораблю надо пройти как можно ближе к западной оконечности диска, совершить обычный переворот и вернуться к центру атмосферного моста, где воздух обретет нормальную плотность.

Оставив Стинамирта у рычагов управления, он снова подплыл к поручням и, заняв наиболее выгодную точку обзора, принялся давать подробные инструкции по управлению кораблем. Судно, приблизившись к ободку круга, сбросило скорость и теперь еле тащилось, но по прошествии нескольких минут до Толлера вдруг дошло, что на то, чтобы достигнуть кромки ледяной стены, потребуется гораздо больше времени, чем он предполагал. Охваченный смутным подозрением, он направил бинокль на край. В глаза ему ударило близкое солнце, швырнув в линзы увеличительного прибора миллиарды крошечных игл, однако Толлеру все-таки удалось рассмотреть, где именно заканчивается лед. На самом деле до него оставалось не больше фарлонга, но в бинокль он казался куда ближе.

Толлер удивленно хмыкнул, обнаружив, что кромка замерзшей воды ведет себя как живая.

Вместо ожидаемой неподвижности ледяного круга его глазам предстала некая бурлящая кристаллическая масса. Стеклянные призмы, шипы и ветви, каждая высотой с человека, с необычной быстротой выбрасывались из глубин озера. В целом зрелище было подобно лавине какого-то дыма, которая с каждой секундой все больше увеличивала поверхность круга: оказываясь на студеном воздухе, каждая такая «призма» или «веточка» быстро застывала, рассыпая во все стороны лучи света, чтобы тут же быть поглощенной своими родственницами в бешеном, сверкающем, стеклянном пенообразовании.

Окаменев на мгновение, Толлер удивленно уставился на феномен, захваченный неожиданной и невероятной красотой происходящего, поэтому лишь через несколько минут первая разумная мысль пришла ему в голову: «Этот барьер растет почти с такой же скоростью, с какой движется наш корабль!»

– Поддать пару! – крикнул он Стинамирту, и голос его колкими хрусталиками рассыпался в лютой, враждебной стуже разреженной атмосферы. – Иначе нам никогда не увидеть дом!

Во время перехода через зону невесомости генерал Кетторан выглядел вполне здоровым, но когда до поверхности Верхнего Мира оставалось каких-то несколько тысяч футов, был сражен новым приступом болезни. Все произошло внезапно – только что он стоял рядом с Толлером у поручней гондолы, разглядывая знакомый пейзаж, проплывающий под кораблем, а в следующее мгновение уже лежал на спине, не в силах даже пальцем пошевелить, и лишь в его испуганных глазах светился разум, запертый внутри вышедшей из повиновения телесной оболочки. Толлер отнес его на койку, опустил на груду одеял, вытер пенистую струйку слюны, показавшуюся в уголке его рта, и кинулся устанавливать мигалку.

Боковой занос был больше обычного, поэтому кораблю пришлось опуститься в двадцати милях к востоку от Прада, однако послание Толлера вовремя достигло цели. Внушительная группа карет и всадников – в том числе и юркая воздушная шлюпка, разукрашенная в серо-голубые королевские цвета, – встречала их на месте посадки. Спустя пять минут после приземления посланника уже перенесли на борт шлюпки, и Кетторан отправился на встречу с королевой Дасиной, ожидавшей его в жарко натопленных палатах дворца.

Толлеру так и не удалось попрощаться с Кеттораном, с которым, несмотря на разницу в возрасте и положении в обществе, он очень сдружился. Проводив взглядом шлюпку, скрывшуюся за позолоченным западным горизонтом, он ощутил неожиданный приступ вины и не сразу сумел определить ее источник. Толлер, конечно, очень беспокоился за здоровье посланника, но в то же время – и от этого факта никуда не уйти – он отчасти был благодарен судьбе, которая, поразив старика недугом, очень вовремя откликнулась на мольбы Толлера. Иначе ему бы никогда не удалось настолько быстро вернуться на Верхний Мир. А теперь встреча с Вантарой не за горами.

«Что же я за монстр такой? – подумал он в ужасе от собственного эгоизма. – Я, наверное, худший из…»

Самобичевание Толлера было прервано появлением отца и Бартана Драмме, вылезавших из кареты, только что прибывшей на место посадки. Оба были облачены в серые клетчатые штаны и доходящие до колен плащи, вышитые голубым шелком, – этот официальный стиль одежды показывал, что они примчались прямиком с какого-то важного городского собрания. Толлер радостно устремился навстречу отцу, крепко обнял его, а затем пожал руку Бартану.

– Вот уж действительно не ждали, – сказал Кассилл Маракайн, и улыбка оживила его бледное треугольное лицо. – Досадно, конечно, что посланник так плох, но будем надеяться, королевские врачи – коих в нынешние времена с избытком – быстро поставят его на ноги. Как у тебя дела, сынок?

– Все хорошо. – Толлер с любовью посмотрел на отца, к которому всегда питал нежные и добрые чувства, но затем более насущные проблемы напомнили о себе, и он повернулся к Бартану Драмме. Последний был единственным оставшимся в живых участником легендарной экспедиции на Дальний Мир, внешнюю планету местной системы, и считался ведущим экспертом Колкоррона во всем, что касалось астрономии.

– Отец, Бартан, – сказал Толлер, – за последние десять – двадцать дней вы хоть раз наблюдали за небом? Вы не заметили ничего необычного?

Мужчины обменялись настороженными взглядами.

– Ты имеешь в виду голубую планету? – спросил Бартан.

– Голубую? – нахмурился Толлер. – Вовсе нет, я говорю о барьере… стене… об озере льда… в общем, называйте это явление как хотите… которое объявилось в зоне переворота. Сейчас оно раскинулось по меньшей мере на шестьдесят миль в ширину и с каждым часом все увеличивается. Его что, с земли незаметно?

– За последние дни ничего из ряда вон выходящего не наблюдалось, хотя, по-моему, телескопом Гло не пользовались с тех самых пор, как… – Бартан запнулся и смерил Толлера недоверчивым взглядом. – Толлер… в зоне невесомости неоткуда взяться образованию из льда – там просто нет воды. Воздух слишком сух.

– Именно лед! Или какая-то кристаллическая субстанция. Я своими глазами видел! – Вполне предсказуемая недоверчивость собеседников вовсе не удивила его, однако в глубинах подсознания зашевелился тревожный червячок беспокойства. Разговор протекал как-то не так. Он должен был вестись совсем по-другому, но некий фактор – скорее всего глубоко укоренившееся нежелание посмотреть в лицо действительности – на мгновение парализовал умственные процессы.

Бартан терпеливо улыбнулся:

– Ну, наверное, в одну из станций обороны угодил метеорит, и, возможно, произошел взрыв, который и раскидал кристаллы по всей зоне невесомости. Они, должно быть, плавают там, вступают друг с другом во взаимодействие, образуют огромные облака пара. Мы оба прекрасно знаем, что сгусток пара со стороны может выглядеть очень даже плотной и твердой структурой… ну, скажем, как сугроб снега или…

– Графиня Вантара, – с застывшей на губах улыбкой перебил Толлер, еще стараясь сдерживаться, но страх гигантской волной накрыл его, и он почти прокричал: – Она вылетела за девять дней до нас! Графиня ни о чем необычном не докладывала?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, сынок. – Кассилл Маракайн произнес то, к чему Толлер уже успел внутренне подготовиться. – Ты первый, кто вернулся с Мира. А графиню Вантару никто не видел с тех самых пор, как она отправилась в эту экспедицию.