Чтение с продолжением: К югу от мыса Ява (1)

Роман

Густой и удушливый черный дым плотной пеленой окутал умирающий город, каждый его дом и каждый квартал – жилой и деловой, уцелевший и разрушенный бомбежкой. Дымовая завеса, увенчанная темным, чуть завихряющимся коконом, скрыла улицы, переулки, акваторию порта. Теплый воздух тропической ночи был буквально отравлен едкими, зловонными клубами.

Поначалу дым исходил только из полыхавших зданий, в его плотной завесе зияли широкие бесформенные бреши – сквозь них наверху, в пустынном небе, проглядывали мерцающие звезды. Однако вскоре ветер залатал прорехи, принеся колышущееся облако маслянистой, разъедающей глаза копоти, валившей из расположенных за пределами города прорванных топливных резервуаров, и к полуночи уже не видно было ни зги. Наступила кромешная тьма. Теперь даже догоравшие дома почти не отбрасывали света: на практически полностью уничтоженных огнем, обуглившихся руинах лишь изредка вспыхивали крохотные языки пламени, медленно угасавшие, как сама жизнь Сингапура.

Город будто погружался в безмолвие смерти, время от времени нарушаемое жутким свистом шального снаряда, что, пролетев над головой, либо падал в море, издавая при этом безобидный всплеск, либо ударял в стену какого-нибудь дома, разрываясь с коротким, оглушительным грохотом и мгновенной яркой вспышкой. Однако и грохот, и вспышки казались естественной и неотъемлемой частью этой фантастической ночи с ее глубокой, давящей тишиной.

Иногда со стороны Форт-Кеннинга и Перлс-Хилла или с северо-западной окраины города доносился треск винтовочных выстрелов и пулеметных очередей, которые также казались нереальными, – точно в кошмарном сне. И даже люди, бредущие по вымощенным булыжником пустынным улицам Сингапура, больше походили на призраков, – безразличные ко всему, они ощупью, спотыкаясь, с вытянутыми вперед руками, пробирались сквозь клубы дыма, словно сбившиеся с дороги слепцы.

Медленной, неуверенной поступью солдаты – отряд числом не более двух дюжин – продвигались по темным улицам к порту, низко склонив головы и ссутулившись подобно старикам, – хотя самому старшему из них едва перевалило за тридцать. Солдаты просто смертельно устали – и им было легче волочить ноги, чем стоять на месте. Измотанные, больные и покалеченные, они двигались чисто механически, ибо у каждого мозг истощился до предела. Однако крайнее умственное и физическое истощение подобно наркотическому опьянению, и, какие бы физические страдания они ни испытывали, ощущение боли мгновенно стиралось из их памяти.

Только один солдат был, похоже, не безучастен к происходящему вокруг. Он медленно брел во главе выстроенной по двое колонны и время от времени включал фонарь, выбирая путь через заваленные обломками домов улицы. Он был невысок и худощав, и на нем одном была юбка шотландского полка и национальная шотландская шапочка. Откуда взялся килт, знал только сам капрал Фрейзер: во время отхода на юг Малайского полуострова его на нем определенно никто не видел.

Капрал Фрейзер устал, как и все. Глаза его были воспалены и налиты кровью, изможденное осунувшееся лицо – с явно сероватым оттенком – свидетельствовало о перенесенной малярии и дизентерии, а то и обеих болезней сразу. Сильно приподнятое левое плечо капрала доставало почти до уха, однако бросающееся в глаза уродство объяснялось тем, что раненное еще днем плечо под рубашкой было второпях неуклюже перевязано дежурным санитаром. В правой руке Фрейзер с трудом удерживал пулемет системы Брэна, весивший чуть ли не все двадцать три фунта. Пулемет сильно оттягивал правую руку вниз, поэтому левое плечо и казалось неестественно вздернутым.

Два часа назад офицер, командовавший их смешанной ротой, собравшейся на северных подступах к городу, приказал Фрейзеру вывести за линию огня и доставить в безопасное место всех раненых. Бесполезность приказа не вызывала у Фрейзера ни малейшего сомнения, как и у офицера, его отдавшего. Последние защитные укрепления были давно сокрушены, и это предопределило участь Сингапура. Так что еще до наступления нового дня защитники острова будут либо мертвы, либо ранены, либо попадут в плен. Но приказ есть приказ – и капрал Фрейзер вел вверенных ему солдат к бухте Келанг.

В темном, задымленном переулке плакал ребенок – очень маленький мальчик лет, наверное, двух с половиной. У него были голубые глаза, светлые волосы и белая кожа, покрытая размытой слезами грязью. Вся его одежда состояла из тоненькой рубашечки и шортиков цвета хаки на лямках. Ноги мальчика были босы. Он сидел и беспрерывно трясся: тропические ночи тоже бывают холодными. А еще ему было страшно: он не знал теперь, где его дом и что сталось с его мамой. Этой ночью, 9 января, они, вместе с мамой и старушкой Анной, няней-малайкой, должны были сесть на «Уэйкфилд», последний большой пароход, уходивший из Сингапура.

Его старая няня долго таскала малыша на руках по темным улицам, но потом опустила его на землю, схватилась руками за сердце и тоже опустилась возле, сказав, что ей надо отдохнуть. Прошло уже полчаса, а старушка все сидела. Мальчик раз или два наклонялся расшевелить няню. Теперь же отсел подальше, боясь даже поглядеть в ее сторону, смутно понимая, что няне уже никогда не подняться.

Малышу было страшно уходить и страшно оставаться. Он еще раз украдкой, сквозь сложенные решеткой пальцы, взглянул на старушку – и боязнь остаться рядом с нею пересилила другие страхи. Малыш встал и побрел вниз по переулку, не глядя, куда идет, спотыкаясь и падая на кирпичи и камни.

Подобно маленькому мальчику, по разрушенным улицам пробиралась группа девушек-санитарок. Поравнявшись с единственным, до сих горящим зданием в деловой части города, они с опаской пригнули головы. В их грузовик, закрепленный за Красным Крестом, угодил снаряд, отбросив машину в канаву перед поворотом на Букит-Тимор. Они все еще не могли прийти в себя от пережитого потрясения.

Две из них были китаянками, две другие – малайками. Красивые темно-карие глаза той, что помоложе, были широко раскрыты от страха, и она то и дело с тревогой и беспокойством озиралась по сторонам. На лице старшей читалось полное безразличие.

Пятая санитарка, шедшая во главе, была высокой и стройной. Она потеряла свою шапочку во время взрыва, когда ударной волной ее перебросило через откидной борт грузовика, и теперь ее густые иссиня-черные волосы беспрестанно падали на глаза, время от времени она резким движением откидывала их назад. Судя по всему, она не была ни малайкой, ни китаянкой, у которых просто не бывает таких голубых глаз. Не принадлежала она и к европейской расе – скорее всего была полукровкой. В мерцающем желтоватом свете нельзя было разглядеть цвета ее лица, к тому же покрытого слоем пыли и грязи.

Прошло полчаса, час, а девушки все не могли выбраться из бесконечного лабиринта разрушенных улиц. Как несправедливо было со стороны военврача, майора Блэкли, отправлять их на поиски раненых солдат, которых, в отчаянии подумала старшая медсестра, им, похоже, не суждено найти никогда. Но, стараясь не поддаться отчаянию, девушка стиснула зубы, и, прибавив шагу, повела подруг на другую, такую же темную и пустынную улицу.

Страх, смятение, боль и отчаяние двигали заблудившимися солдатами, малышом, санитарками и десятками тысяч других людей в ту ночь, 12 февраля 1942 года, когда воодушевленные успехами японцы, собирались с силами на подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом предпринять новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один человек в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.

Он сидел в освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося к югу от Форт-Кэннинга и был целиком погружен в свои мысли. Испещренный морщинами, коричневого цвета лоб венчала копна густых, совершенно седых волос. Из-под таких же седых колючих усов торчал кончик бирманской сигары, крупный орлиный нос лоснился. Он сидел, вальяжно откинувшись в плетеном кресле. Но в этом не было ничего удивительного: отличительной чертой бригадного генерала в отставке Фостера Фарнхольма была поразительная способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, хотя бы чисто внешне.

Дверь за спиной генерала открылась, и в комнату вошел молодой, выглядевший очень уставшим, сержант.

– Я доставил ваше донесение, сэр. – Голос сержанта был под стать его виду. – Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.

– Брайсленд? – густые брови генерала сошлись в горизонтальную линию, тяжело нависнув над глубоко посаженными глазами. – Какой еще, к черту, капитан Брайсленд? Послушай, сынок, я ведь просил о встрече с вашим полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?

– Может, все-таки, я смогу чем-нибудь помочь? – В дверях за спиной сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было разглядеть, что глаза вошедшего были сильно воспалены, а щеки покрыты нездоровым румянцем. Однако голос с мягким уэльским акцентом прозвучал достаточно учтиво.

– Брайсленд?

Молодой офицер кивнул.

– Уж вы-то определенно сможете помочь, – согласился Фарнхольм. – Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез,

– Это невозможно, – ответил Брайсленд, покачав головой. – Он прилег вздремнуть, первый раз за трое суток…

– Знаю. И все же он мне нужен. – Фарнхольм замолчал, пережидая шальной грохот тяжелого пулемета. Потом тихим, но серьезным голосом продолжил: – Капитан Брайсленд, вы даже не представляете, как мне нужен полковник. И судьба Сингапура ничто по сравнению с делом, которое я должен с ним обсудить. – Сунув руку под гимнастерку, он вынул тяжелый черный автоматический «колът-455».

– Если мне придется пойти за ним самому, захвачу вот эту штуку – и найду его… Впрочем, не думаю, что она понадобится. Скажите полковнику – его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.

Брайсленд пристально взглянул на генерала, и малость помедлив, молча развернулся и вышел. Минуты через три капитан вернулся с офицером, которого пропустил вперед. Полковника шатало, точно пьяного. Ему стоило немалых усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел к генералу и почтительно протянул руку:

– Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?

– Здравствуйте, полковник, – сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив вопрос мимо ушей, прибавил: – Стало быть, вы меня знаете?

– Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.

– Вот и прекрасно. – Фарнхольм удовлетворенно кивнул. – Это избавит меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.

Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от взрыва разорвавшегося неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не задуло свечи. Но генерал почти не обратил на это внимания.

– Полковник, мне нужен самолет, – сказал он, – вылетающий из Сингапура в самое ближайшее время. Вы отправите меня, даже если вам придется снять с борта кого-то из пассажиров. Мне также наплевать, куда он летит – в Бирму, Индию, на Цейлон или даже в Австралию. Главное – самолет, и как можно скорее.

– Значит, вам нужен самолет, – равнодушно повторил полковник голосом таким же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. – А разве всем нам не нуженсамолет, генерал?

– Вы не поняли. – Медленно, словно намекая на свое беспримерное терпение, генерал затушил сигару о пепельницу. – Я знаю, что здесь сотни больных, раненых, женщин и детей…

– Последний самолет уже улетел, – бесстрастно перебил его полковник, потирая воспаленные глаза. – День или два назад – точно не помню.

– Последний самолет. – Голос Фарнхольма прозвучал холодно. – Последний. Но… насколько я знаю, были и другие самолеты. Истребители – «Брюстеры», «Уайддбисты»…

– Их уже нет. Все уничтожены. – Теперь полковник рассматривал Фарнхольма с любопытством. – Но даже если бы они уцелели, что толку? Японцы захватили все аэродромы – Селетар, Семвабанг, Тенга. Может, и Келанг тоже.

– Полковник, мы можем поговорить с вами с глазу на глаз ?

– Конечно. – Полковник подождал, пока за Брайслендом и сержантом не закрылась дверь, и чуть заметно улыбнулся: – Боюсь, сэр, последний самолет все равно уже улетел.

– А я в этом нисколько не сомневался. – Фарнхольм расстегнул ворот гимнастерки и взглянул на полковника.

– Надеюсь, полковник, вам известно, кто я такой? Я имею в виду не только имя.

– Я узнал об этом еще позавчера. Полная секретность, и все такое… Говорили, вы можете нагрянуть в любой день. – Полковник впервые взглянул на своего собеседника с нескрываемым интересом. – Вот уже лет семнадцать вы возглавляете службу контрразведки в Юго-Восточной Азии, владеете чуть ли не всеми азиатскими языками, как никто…

– Пощадите мою скромность. – Расстегнув гимнастерку до конца, Фарнхольм принялся снимать широкий, плоский прорезиненный пояс. – А вы, как я понимаю, не знаете ни одного восточного языка.

– Да нет, один знаю. Японский. Поэтому я и здесь. – Полковник безрадостно улыбнулся. – Что ж, в концлагере он, надеюсь, мне пригодится…

– Значит, японский? Тем лучше. – Сняв пояс, Фарнхольм расстегнул в нем два кармана, выложил на стол все, что там находилось, и сказал: – Взгляните сюда, полковник.

Полковник пристально посмотрел на генерала, потом – на разложенные на столе фотографии и катушки с фотопленкой, понимающе кивнул и вышел из комнаты. Вернулся он с очками, увеличительным стеклом и фонариком. Минуты три сидел, безмолвно склонив голову над столом. Снаружи взорвался еще один шальной снаряд, а вслед за тем раздался треск пулемета, сопровождавшийся зловещим свистом пуль. Но полковник сидел неподвижно, зато в глазах его сверкал яркий, живой огонь. Фарнхольм закурил новую сигару и с безучастным видом вытянулся в плетеном кресле.

Наконец полковник взглянул через стол на Фарнхольма.

– Тут и без японского все ясно. Господи, сэр, где вы это достали?

– На Борнео. И заплатил слишком высокую цену – потеряв двух наших лучших людей и еще двух голландцев. Но сейчас это уже не имеет никакого отношения к делу. – Фарнхольм затянулся сигарой. – Важно, что все это теперь у меня, и японцы ничего не знают.

– Просто невероятно, – проговорил полковник. – Даже не верится. Таких копий, наверное, от силы одна-две. План вторжения в Северную Австралию!

– Причем полный и подробный, – подтвердил Фарнхольм.

– Здесь указано все: и предполагаемые районы высадки морского десанта, и подлежащие захвату аэродромы, и время начала операций – с точностью до минуты, и количество сил – с точностью до батальона.

– Да, но здесь есть еще что-то…

– Знаю, знаю, – резко оборвал его Фарнхольм. – Даты, главные и второстепенные объекты атаки закодированы. Ясное дело, японцы просто не могли не зашифровать такую информацию. Потом, они используют такие годы, что голову сломаешь, – разгадать практически невозможно. Однако живет в Лондоне один старичок – он и имя-то свое написать грамотно не может…

– Фарнхольм прервался и выпустил струю сизого дыма. – И все-таки это уже что-то, не так ли, полковник?

– Но… но как это к вам попало? Неужели случайно?

– Уверяю вас, случайность здесь ни при чем. Я пять лет потратил, чтобы получить эти материалы: ведь далеко не все японцы неподкупны. Я сделал все, чтобы получить документы своевременно, а вот с местом вышла промашка. Поэтому я здесь.

– Эти документы… Им же цены нет, сэр. – Как бы взвешивая в руке фотографии, полковник уставился на Фарнхольма не видящими глазами. – Это… это… во имя всего святого, подумайте об Австралии. Наши люди должны получить эти документы… Нет, просто обязаны!

– Совершенно верно, – согласился Фарнхольм. – В том-то все и дело! – Он потянулся за пленками и фотографиями и начал аккуратно укладывать их обратно в водонепроницаемые карманы пояса. – Так что теперь вы, надеюсь, понимаете мое беспокойство по поводу… м-м… самолета? – И, застегнув молнии на карманах, прибавил: – Уверяю вас, это тревожит меня, как ни что другое.

Полковник, ничего не сказав в ответ, только кивнул.

– Значит, говорите, не осталось ни одного самолета? – настойчиво спросил Фарнхольм. – Даже самой захудалой развалины?.. Заметив отчаянное выражение на лице полковника, он было осекся, однако затем продолжил: – А как насчет подводной лодки?

– Ничего не осталось. – Полковник занервничал. – Даже ни одного торгового судна. Последние – «Грассхоппер», «Тьен-Кванг„, „Куала“, „Кэтидид“, «Дрэгонфлай“ и несколько небольших каботажных судов покинули Сингапур еще прошлой ночью. И уже не вернутся. Но им не пройти и ста миль: над морем постоянно кружат японские самолеты. На этих судах полно женщин, детей и раненых. И большинству из них, боюсь, суждено утонуть.

– Что ж, неплохая перспектива по сравнению с японским концлагерем. Поверьте, полковник, уж я-то знаю. – Фарнхольм закрепил пояс на животе и вздохнул.

– Боже мой, зачем вас вообще сюда занесло? – с горечью спросил полковник. – Почему вы выбрали именно Сингапур? Неужели не знали, что здесь творится? Кстати, как, черт побери, вам удалось сюда попасть?

– Приплыл из Банджармасина, – коротко ответил Фарнхольм. – На «Кэрри Дэнсер», самой убогой из посудин, которым когда-либо отказывали в свидетельстве на годность к плаванию. Капитаном на ней один прощелыга по имени Сайрэн – довольно опасный тип. Точно не скажу, но мог бы поклясться – он из тех англичан, которые работают на япошек. Сначала объявил, что поведет судно в Кота-Бару, Бог знает зачем. А потом вдруг передумал и взял курс на Сингапур.

– Передумал?

– Я ему хорошо заплатил. Благо, деньги не мои. Я думал, в Сингапуре безопасно. Я был на севере Борнео, когда услышал по радио, что пали Гонконг, Гуам и Уэйк – так что пришлось сматывать удочки. Прошел не один день, прежде чем я мог послушать свежие новости, – уже на борту «Кэрри Дэнсер». Единственным приличным местом на этой посудине была радиорубка. Радист тоже оказался неплохим парнем. Мы торчали на судне уже вторые сутки. Как раз в тот день, 29 января, я зашел в радиорубку к этому парню, Луну, и мы поймали сообщение Би-би-си о бомбежке Ипоха. Казалось, японцы наступают черепашьим

шагом, и мы вполне успеем добраться до Сингапура, где я бы мог пересесть на самолет.

Полковник понимающе кивнул:

– Я тоже слышал это радиосообщение. Интересно, какой болван его придумал? На самом деле, сэр, японцы захватили Ипох месяцем раньше. А 29 января они уже были в нескольких милях к северу от дамбы. – Он покачал головой. – Кошмар, да и только!

– Это еще мягко сказано, – проговорил Фарнхольм. – Сколько еще времени у нас в запасе?

– Завтра придется сдаваться. – Полковник уставился на свои руки.

– Завтра?!

– Мы проиграли, сэр. И тут ничего не поделаешь. К тому же не осталось воды. Взорвав дамбу, мы уничтожили единственный трубопровод, протянутый с материка.

– Да уж, нечего сказать, толковые ребята понастроили здесь укрепления, – неприступная крепость, похлеще Гибралтара и все такое. Боже, ну прямо с души воротит! – Генерал презрительно фыркнул и поднялся с кресла. – Придется поспешить назад, на старушку «Кэрри Дэнсер». Да поможет Господь Австралии!

– «Кэрри Дэнсер»?! – Полковник изумленно воззрился на генерала. – Да ведь через час после наступления рассвета, сэр, от нее ни черта не останется. Говорю вам – японские самолеты кишмя кишат над проливом.

– А вы можете предложить другой выход? – устало спросил Фарнхольм.

– Прекрасно вас понимаю, но, даже если вам повезет, где гарантия, что капитан доставит вас туда, куда нужно?

– Гарантии никакой, – признался Фарнхольм. – Но у него служит довольно смышленый голландец по фамилии ван Эффен. Вдвоем нам, может быть, и удастся наставить уважаемого капитана на путь истинный.

– Возможно, – согласился полковник, но тут же спохватился: – Но где гарантия, что он вообще будет ждать, когда вы со

изволите вернуться на борт?

– Вот она, – Фарнхольм пнул лежавший у его ног потертый саквояж. – Сайрэн думает – здесь полно бриллиантов. И то верно: я отдал ему несколько камешков в виде платы за проезд. Так что пока он считает, что в один прекрасный день сможет меня ограбить, он будет относиться ко мне, как к родному брату. Он думает – я старый, спившийся распутник, проматывающий состояние. И мне пришлось стараться вовсю, чтобы… э-э… не разуверить его в этом.

– Понимаю, сэр. – Полковник наконец решился и нажал на кнопку звонка. Появился сержант, и он сказал:

– Попросите капитана Брайсленда.

Фарнхольм вопросительно поднял бровь.

– Это все, чем могу вам помочь, сэр, – объяснил полковник.

– У меня нет самолета, равно как и гарантии, что завтра утром вы не пойдете ко дну. Зато в одном я уверен точно: капитан «Кэрри Дансэр» будет слушаться вас беспрекословно. Младший офицер и солдаты из шотландского полка будут сопровождать вас на корабль и получат на этот счет соответствующие инструкции. – Он улыбнулся. – Ас ними шутки плохи.

– Я тоже так думаю. Глубоко признателен вам за помощь, полковник. – Он взял одной рукой саквояж, а другую протянул полковнику. – Спасибо за все. Пусть это звучит нелепо, поскольку впереди у вас, скорее всего, японский концлагерь, но желаю вам, однако, всего наилучшего.

– Благодарю, сэр. Я также желаю вам удачи – видит Бог, она вам еще пригодится. – Бросив взгляд на обтянутый рубашкой пояс с пленками и фотографиями, полковник безрадостно прибавил: – По крайней мере, теперь у нас есть хоть надежда.

Близился рассвет. Пушки теперь грохотали реже, но пальба из винтовок и пулеметов участилась: японцы, очевидно, решили не разрушать до конца город, который через день все равно будет в их руках. Фарнхольм и сопровождающий отряд быстрым шагом двинулись по безлюдной улице к гавани, куда добрались через несколько минут. Дыма на берегу не было – его разогнал легкий бриз, зато начал накрапывать дождь.

И тут вдруг Фарнхольм застыл как вкопанный – небольшая спасательная шлюпка с «Кэрри Дэнсер», на которой он добрался до берега, словно растворилась вместе с дымом. От скверного предчувствия у генерала засосало под ложечкой, он резко вскинул голову и принялся обшаривать глазами бескрайний морской горизонт. «Кэрри Дэнсер» тоже исчезла, как не бывало. Остались лишь дождь, мягкий бриз, обдувавший лицо генерала, и доносившийся откуда-то слева, из редеющей мглы, душераздирающий плач ребенка.

Лейтенант Паркер, принявший на себя командование отрядом, схватил Фарнхольма за руку и кивнул в сторону моря:

– Сэр, но где же корабль?

Фарнхольм едва сдержался, но голос его звучал спокойно и бесстрастно, как всегда.

– Скоро появится, лейтенант. Как поется в одной старой песне, «они оставили нас ждать на берегу». Чертовски неловкое положение, мягко говоря.

– Так точно, сэр. – Лейтенанту Паркеру показалось, что Фарнхольма это нисколько не огорчало. – Что же делать, сэр?

– Хороший вопрос, дружище. – Какое-то время Фарнхольм стоял совершенно неподвижно и в недоумении потирал подбородок. – Вы слышали плач ребенка – тут неподалеку, на берегу? – внезапно спросил он.

– Да, сэр.

– Пусть кто-нибудь из ваших людей сходит и приведет ребенка сюда. Пошлите, – прибавил генерал, – самого доброго, чтобы не испугать малыша до смерти.

– Я пошлю человека сию же минуту, сэр.

– Благодарю вас. А потом отправьте еще двоих или четверых вдоль берега, в обоих направлениях. Пусть обшарят все на расстоянии, ну, скажем, полумили. И, если найдут еще кого-нибудь, пусть ведут прямо сюда – может, узнаем, куда подевался этот чертов корабль. А потом мне хотелось бы переговорить с вами с глазу на глаз.

Фарнхольм не спеша отступил в темноту. Через минуту к нему подошел лейтенант Паркер, и Фарнхольм задумчиво посмотрел на молодого офицера.

– Молодой человек, вам известно, кто я такой? – внезапно спросил он.

– Никак нет, сэр.

– Бригадный генерал Фарнхольм. – Он усмехнулся, заметив, как лейтенант расправил плечи. – А теперь забудьте, что я сказал. Вы никогда обо мне не слышали. Понятно?

– Нет, сэр, – вежливо ответил Паркер. – Но приказ мне ясен вполне.

– Большего от вас и не требуется. И прошу больше не называть меня сэром. А известно ли вам, зачем я здесь?

– Нет, сэр, я…

– Я же сказал – никакого сэра, – перебил его Фарнхольм. – И зарубите это себе на носу прямо сейчас. – Генерал глубоко затянулся и задумчиво посмотрел на тлеющий ярко-красный огонек сигары. – Скажите, лейтенант, вам никогда не приходилось слышать о бичкомберах?

– Бичах? – догадавшись, о чем идет речь, Паркер едва не подскочил на месте. – Ну конечно, приходилось.

– Отлично. С этой минуты считайте, что я один из них. Вы должны обращаться со мной, как с бичом – старым, презренным пропойцей, думающем только о спасении своей шкуры. Вы повстречали меня на улице – я искал любой транспорт, чтобы поскорее убраться из Сингапура. Вам стало известно, что прибыл я сюда на маленьком каботажном пароходе, – и вы решили воспользоваться им в своих целях.

– Но парохода-то и след простыл, – возразил Паркер.

– Вот-вот, зрите в самый корень, – согласился Фарнхольм.

– Но мы еще можем его найти. Его или какое-нибудь другое судно, хотя я сильно сомневаюсь. И еще: мы плывем в Австралию.

– Куда-куда?! – не сообразил сразу Паркер. – Боже мой, сэр, но до Австралии добрая тысяча миль.

– Да уж, дальше некуда, – согласился Фарнхольм. – И все же наша конечная цель – Австралия. Даже если вам придется грести на шлюпке. – Генерал умолк и огляделся. – Кажется, вернулся кто-то из ваших, лейтенант.

Действительно, из темноты возник сержант – на обоих рукавах его отчетливо виднелись три белых шеврона. На руках сержант – здоровенный, широкоплечий малый шести футов роста – держал маленького мальчика, совсем кроху. Малыш, уткнувшись личиком в загорелую шею сержанта, тихонько всхлипывал.

– Нашел-таки, сэр. – Дюжий сержант бережно похлопал ладонью по спинке малютки. – Видать, натерпелся страху, бедолага, но, думаю, скоро это у него пройдет.

– Надеюсь, сержант. – Фарнхольм прикоснулся к плечу малыша. – Как зовут тебя, дружок?

Мальчик, окинув генерала беглым робким взглядом, еще крепче ухватился за шею сержанта и заплакал навзрыд.

– Его звать Питером, – как ни в чем ни бывало сказал сержант. – Питером Тэллоном. Два годика с небольшим, живет на Мейсорроуд – это в северном Сингапуре, ходит в англиканскую церковь.

– Это он сам вам рассказал? – усомнился Фарнхольм.

– Из него слова не вытянешь, а вот нашейный медальон… там все сказано.

– Прекрасно, – буркнул Фарнхольм, сделав, пожалуй, единственное достойное замечание. И, выждав, пока сержант не отошел к остальным, в раздумье взглянул на Паркера.

– Простите, – горячо выпалил лейтенант. – Но откуда, черт возьми, вам было знать?..

– Видите ли, я прожил на Востоке двадцать три года, и не знать подобные вещи с моей стороны просто смешно. Дело в том, что в Сингапуре беспризорных детей тринадцать на дюжину; малайских, китайских – каких угодно. Но все они стали беспризорными по собственной воле и успели закалиться в борьбе за существование. И просто так слезу из них не вышибить. Потом, местные, в том числе и дети, привыкли сами о себе заботиться… – Помолчав секунду-другую, генерал посмотрел на Паркера и спросил:

– Как вы думаете, лейтенант, что бы ожидало этого малыша, окажись он в руках у япошек?

– Могу себе представить, – мрачно протянул Паркер.

– Ну так вот, поверьте, ничего хорошего. И это еще мягко сказано. Японцы – сущие изверги… – Фарнхольм вдруг осекся. Потом сказал: – Давайте-ка лучше присоединимся к остальным. А пока будем идти, поносите меня на чем свет стоит. По-моему, это должно произвести неплохое впечатление.

Вскоре с северо-востока, со стороны бухты Келанг, послышались шаги – размеренная поступь идущих в ногу солдат и более быстрое, неровное поцокивание женских туфелек. Бросив взгляд на появившихся из темноты людей, Паркер обратился к солдату, шедшему впереди:

– Что такое? Кто эти женщины?

– Медсестры, сэр. Заплутали у самой линии фронта, – как бы извиняясь, ответил солдат. – Ей-Богу, сэр, заблудились.

– Заблудились? – Паркер посмотрел на высокую девушку, стоявшую к нему ближе других. Послушайте, леди, какого дьявола вы шатаетесь по городу среди ночи?

– Мы разыскиваем раненых солдат, сэр.

– Ваше имя? – спросил лейтенант тоном, не допускающим возражений.

– Драхман, сэр. – У девушки был приятный голос, но выглядела она, как успел заметить Паркер, изможденной и очень уставшей. Она дрожала под холодным дождем.

– Ладно, мисс Драхман. Скажите, вы случайно не видели где-нибудь поблизости пароход, катер или шлюпку?

– Нет, сэр, – устало и удивленно ответила старшая медсестра. – В Сингапуре, насколько нам известно, не осталось ни одного корабля.

– Дай Бог, чтобы вы ошибались, – почти шепотом проговорил Паркер, и спросил: – Вам когда-нибудь приходилось ухаживать за детьми, мисс Драхман?

– Что? – испуганно воскликнула девушка.

– Сержант тут неподалеку подобрал маленького мальчика.

– Паркер кивнул на малыша, по-прежнему сидевшего на руках сержанта, прячась от дождя под плащ-накидкой. – Это Питер. Он потерялся и совсем выбился из сил. Может, пока приглядите за ним?

– Ну да, разумеется.

Не успела медсестра протянуть руки, чтобы принять у сержанта малыша, как откуда-то слева вновь послышались шаги – правда, на этот раз более тяжелые. Из дождя и мрака показался отряд солдат, растянувшийся в длинную неровную колонну. Солдаты, с трудом волочившие ноги, спотыкались на каждом шагу, тщетно пытаясь сохранить строй. Маленький шотландец в килте во главе колонны, морщась от боли, опустил тяжелый «брэн» на землю, с трудом выпрямился и поднес правую, здоровую, руку к виску.

– Докладывает капрал Фрейзер, сэр.

Судя по выговору, Фрейзер был уроженцем северо-восточной Шотландии.

– Вольно, капрал. – Паркер не сводил с него глаз. – Может… вам легче нести пулемет в левой руке? – спросил он, хотя прекрасно понимал, что совет совершенно неуместен.

– Слушаюсь, сэр. Вы простите, сэр, но левое плечо у меня, кажется, сломано.

– Вы из какого полка, капрал?

– Из Аргайл-Сазерлендского, сэр.

– Ну конечно же, – кивнул Паркер. – По-моему, я вас узнал.

– Так точно, сэр. А вы, сэр, похоже, тот самый лейтенант Паркер, да?

– Верно, верно, – подтвердил Паркер и указал на понуро стоявших под дождем вновь прибывших солдат: – Вы ими командуете?

– Так точно, сэр.

– Но почему именно вы?

– Почему?.. – в замешательстве переспросил шотландец, нахмурив воспаленное от лихорадки лицо. – Не знаю, сэр. На верное, я самый здоровый из них, более или менее.

– Самый здо… – Паркер запнулся на полуслове, лишившись дара речи от столь смелого заявления. – Но зачем вы пришли сюда, к морю?

– Хотели найти лодку или корабль – все что угодно. – Коротышка капрал по-прежнему говорил так, будто извинялся. – У меня был приказ отыскать безопасное место. И я подумал, что смогу… или хотя бы попытаюсь…

– Попытаюсь… – повторил следом за капралом Паркер, ощущая всю нереальность происходящего, и прибавил: – Капрал, неужели вам невдомек: как ни крути, безопасных мест теперь раз-два и обчелся – разве что Австралия или Индия ?

– Ясное дело, сэр, – невозмутимо согласился маленький шотландец.

– А вы, как я погляжу, не робкого десятка, капрал? – Фарнхольм смерил шотландца пристальным взглядом. – В японском лагере для военнопленных у вас было бы в сто раз больше шансов выжить, чем у любого другого. Благодарите судьбу, что в Сингапуре не осталось ни одного корабля.

– Насчет лагеря не уверен, – буркнул себе под нос капрал.

– А то, что здесь неподалеку стоит на рейде корабль, – это точно. – Фрейзер перевел взгляд на Паркера. – Я как раз думал, как бы переправиться туда с моими людьми, – и тут мы наткнулись на вас, сэр.

– Что! – Фарнхольм подскочил к шотландцу и схватил его за здоровое плечо. – Здесь, неподалеку, корабль? Вы точно знаете, дружище?

– Ну да, где ж ему еще быть? – Фрейзер медленно, с достоинством высвободил плечо. – Минут десять как бросил якорь – я сам слыхал.

– Вы уверены?! – воскликнул Фарнхольм. – А что, если он, наоборот, поднял якорь? Тогда…

– Послушай, приятель, – оборвал его Фрейзер. – Может, я и впрямь кретин, но отличить, когда поднимают якорь, а когда бросают, я уж как-нибудь сумею…

– Ладно, капрал, довольно! – резко оборвал его Паркер. – Где этот ваш корабль?

– Там, за доками, сэр. С милю отсюда. Точнее не скажу.

– Значит, за доками? В Кеппель-Харборе?

– Нет, сэр, гораздо ближе. Говорю же вам – отсюда будет миля или около того… Сразу за Малайской косой.

Несмотря на царивший мрак, переход занял не так уж много времени – каких-нибудь четверть часа, не больше. Солдаты Паркера несли носилки с тяжелоранеными, остальные поддерживали тех, кто был ранен легко, но передвигался с трудом. Вскоре капрал Фрейзер подал знак остановиться.

– Пришли, сэр. Кажется, вон там он и бросил якорь.

– Где-где? – Фарнхольм устремил взгляд туда, куда капрал указывал стволом пулемета, однако ничего не смог разглядеть: над морем стелилась плотная дымовая завеса… Сзади к нему подошел Паркер и что-то шепнул на ухо.

– Что-что?.. Огонь? Какой сигнал?.. – Фарнхольм с трудом разобрал чуть слышный шепот лейтенанта, резко кивнул и повернулся к сержанту.

– Включите фонарь, сержант. Направьте его вон туда и не выключайте, пока не заметите ответный сигнал или какое-нибудь движение. А вы двое, нет, трое, пошарьте в доках – может, найдете лодку.

Прошло пять минут. Потом еще пять. И еще столько же. Сержант то включал фонарь, то выключал – ответного сигнала со стороны моря не было. Через четверть часа вернулась поисковая группа. Ни с чем. Вскоре дождь превратился в настоящий ливень.

Капрал Фрейзер, прокашлявшись, выпалил скороговоркой:

– Слышите, похоже, что-то сюда движется?

– Что ? Где ? – оживился Фарнхольм.

– Кажется, шлюпка. Вон там – скрипят весла. По-моему, идет к нам.

– Вы уверены? – Фарнхольм вслушивался в монотонный шум ливня и рокот пенящегося моря. – Вам не почудилось, дружище? Проклятие, лично я ни хрена не слышу.

– Точно, говорю. Я слышал скрип весел так же отчетливо, как сейчас ваш голос.

– Капрал прав! – взволнованно воскликнул сержант. – Клянусь богом, ему не почудилось. Теперь и я слышу.

Вскоре уже все они слышали заунывно-неторопливый скрип, – обычно так стонут уключины, когда гребцы размеренно налегают на весла. Тягостное ожидание, вызванное первыми словами Фрейзера, сменилось невыразимым облегчением, – все тут же заговорили в один голос. Воспользовавшись гомоном, лейтенант Паркер спросил у Фарнхольма:

– Что будем делать с ранеными и медсестрами?

– Захотят – возьмем с собой, Паркер. Впрочем, положение далеко не в нашу пользу. Растолкуйте им это в двух словах и предоставьте выбирать самим. И пусть все отойдут подальше от берега, в темноту, и прикусят языки. Чья бы ни была эта шлюпка – хотя, скорее всего, она с «Кэрри Дэнсер», – спугнуть ее не в наших интересах. Как только услышите, что она уткнулась носом в берег, действуйте по обстановке – вам все карты в руки.

Паркер кивнул. Его сильный низкий голос прервал все разговоры:

– Значит, так. Берите носилки и отходите в сторону. И чтобы ни звука. Полная тишина. Капрал Фрейзер?

– Сэр?

– Хотите отправиться с нами – вы и ваши люди? Но имейте в виду: даже если мы и окажемся на корабле, не исключено, что через двенадцать часов все пойдем ко дну. Это должен уяснить себе каждый. Итак, вы с нами?

– Да, сэр.

– А остальные – вы их спросили?

– Никак нет, сэр, – ответил капрал, с нескрываемой обидой.

– Но уверен, что они тоже поплывут, сэр.

– Вот и отлично. За своих людей отвечаете вы. Мисс?

– Я с вами, сэр, – тихо проговорила девушка и как-то странно прикрыла лицо рукой. – Конечно, я поплыву.

– А ваши подруги?

– Мы все решили. – Мисс Драхман кивнула на стоявшую рядом медсестру-малайку. – Лина тоже с нами. А троим остальным, сэр, все равно, как распорядится судьба. Они никак не придут в себя после потрясения, сэр: сегодня разбомбило наш грузовик. По-моему, лучше взять их с собой.

Паркер хотел что-то сказать, но Фарнхольм жестом остановил его, выхватил из рук сержанта фонарь и кинулся в дальний конец дока. Луч фонаря, направленный в сторону моря, выхватил из темноты неясные очертания шлюпки на расстоянии менее ста ярдов от берега. Фарнхольм пристально вглядывался в пелену дождя, пока шлюпка с командой гребцов и стоявшим на корме рулевым, рассекая носом волны в молочно-белой пене, не врезалась в полосу прибоя.

– Эй, на шлюпке! – крикнул Фарнхольм. – Вы откуда, с «Кэрри Дансэр»?

– Да! – перекрыл шум ливня мощный низкий голос. – Кто здесь?

– Фарнхольм, кто же еще. – Генерал услышал, как рулевой отдал приказ гребцам, и те вновь тяжело налегли на весла. – А кто говорит – ван Эффен?

– Да, это я.

– Молодчина! – искренне и с жаром прокричал в ответ Фарнхольм. – Что у вас стряслось?

– В общем, ничего страшного, – сказал голландец на почти безупречном английском с едва уловимым акцентом. – Шлюпка находилась уже в каких-нибудь двадцати футах от берега, и можно было говорить, не повышая голоса. – Наш уважаемый капитан решил вас не дожидаться и велел поднять якорь. Но потом живо одумался – не без нашей помощи, разумеется.

– А… вы уверены, что «Кэрри Дэнсер» не снимется с якоря без вас? Боже правый, ван Эффен, неужели вы не могли отправить на берег кого-нибудь другого? Ведь этому мерзавцу нельзя доверять ни на йоту.

– Знаю. – Твердо удерживая румпель, ван Эффен правил точно на каменное строение дока. – А если они и правда вздумают отчалить – то без капитана. Он здесь, на дне шлюпки, – сидит со связанными руками, к тому же я держу его на мушке.

Фарнхольм всмотрелся туда, куда бил луч фонаря. О том, в каком настроении пребывал капитан Сайрэн, судить было трудно, однако, что в шлюпке был именно он, это не вызывало сомнений.

– Пришлось связать и двух механиков, – продолжал ван Эффен, – так, для подстраховки. Мы оставили их в каюте мисс Плендерлейт. К тому же дверь заперта, и я дал мисс Плендерлейт пистолет: она приглядит за ними. Она ни разу в жизни не стреляла, но говорит, что не прочь попробовать. Эта старушка просто прелесть, Фарнхольм.

– Значит, вы все предусмотрели, – радостно отозвался Фарнхольм. – Но что, если…

– Ладно, хватит! Отойдите-ка лучше в сторону, Фарнхольм.

– Паркер подошел к генералу и направил яркий луч фонаря

вниз, осветив лица людей в шлюпке. – Не будьте дураком! – крикнул он ван Эффену, когда тот направил пистолет в его сторону. – Спрячьте-ка вашу пушку. Какой от нее прок, когда на вас нацелена дюжина винтовок и пулеметов?

Ван Эффен медленно опустил оружие и обдал генерала ледяным взглядом.

– Что ж, неплохая работа, Фарнхольм, – неторопливо выговорил он. – Лихо же вы нас облапошили. Куда уж капитану Сайрэну тягаться с вами! Выходит, вы нас предали.

– Нет, я никого не предавал! – возразил Фарнхольм. – Здесь со мной солдаты – англичане, наши друзья. – Потом, у меня не было выбора. Сейчас я все объясню…

– Заткнитесь! – бесцеремонно прервал его Паркер. – Приберегите объяснения до лучших времен. – Он взглянул вниз – на ван Эффена. – Мы уходим с вами, хотите вы того или нет. У вас же моторная шлюпка. Почему вы шли на веслах?

– Чтобы не поднимать шума. Это же ясно как божий день. Мы народ предусмотрительный. – мрачно прибавил он.

– Запускайте мотор, – велел Паркер.

– Будь я проклят, если хоть пальцем шевельну.

– Да неужели? В таком случае считайте – вы труп, – холодно бросил Паркер и, немного помолчав, прибавил: – Вы же не дурак, ван Эффен. Чего вы добиваетесь своим упрямством?

Ван Эффен долго сверлил его взглядом, потом наконец кивнул. Когда через минуту мотор завелся и ровно заурчал, в шлюпку опустили первого раненого. Еще через полчаса на борт «Кэрри Дэнсер» ступил последний из остававшихся на берегу солдат.

«Кэрри Дэнсер» снялась с якоря около половины третьего утра, 15 февраля 1942 года, прежде чем в город вошли японцы. Ветер и дождь поутихли, а пожары и беспорядочная пальба прекратились вовсе – наступившее безмолвие казалось полным, неестественным и жутким, как сама смерть.

Фарнхольм находился на полуюте – в холодной и сырой кормовой рубке, помогая двум медсестрам и мисс Плендерлейт перевязывать раненых. Вдруг раздался стук в единственную дверь рубки, ведущую в глубокий кокпит. Фарнхольм притушил свет, вышел наружу, осторожно прикрыл за собой дверь, силясь разглядеть стоящего в темноте человека.

– Лейтенант Паркер?

– Так точно. – Паркер странно взмахнул рукой. – Думаю, лучше подняться на корму – там нас никто не услышит.

Они взобрались по железному трапу и направились к кормовым поручням. Перегнувшись через леерное ограждение, Фарнхольм посмотрел на фосфоресцирующую кильватерную струю, тянувшуюся следом за «Кэрри Дэнсер». Ему хотелось курить. Первым молчание нарушил Паркер:

– Должен вам сообщить кое-что интересное, сэр… Впрочем, простите за такое обращение. Капрал разве ничего вам не говорил?

– Нет, ничего. А в чем дело?

– Оказывается, этой ночью на рейде Сингапура стояла не только «Кэрри Дэнсер». Пока мы переправляли на борт первую партию наших людей, в гавань зашла еще какая-то моторная шлюпка – она причалила примерно в четверти мили от нас. В ней были англичане.

– Черт побери, вот те на! – тихонько присвистнул Фарнхольм. – Интересно, кто они? И какого дьявола здесь забыли? Кто-нибудь их видел?

– Капрал Фрейзер и кто-то из моих людей. В шлюпке сидели двое – оба с винтовками. Один из них что-то говорил другому.

По словам Фрейзера, говоривший – шотландец, из Уэстернайлса (Уэстерн айлс – Внешние Гебридские острова, территория Шотландии.). Кому-кому, а Фрейзеру можно верить. Капралу показалось – когда он, забрав последних солдат, возвращался на «Кэрри Дэнсер», один из тех двоих следил за ними. Правда, точно он не уверен.

– Значит, Фрейзер понятия не имеет, откуда они взялись – с какого корабля и куда направлялись?

– Ни малейшего, – уверенно ответил Паркер. – Они словно с Луны свалились.

Генерал и лейтенант обсудили все возможные предположения, после чего Фарнхольм наконец сказал:

– Какой смысл гадать, Паркер. Давайте лучше про это забудем. Тем более, что нам повезло – мы отчалили без лишних проволочек. – Генерал сознательно перевел разговор на другую тему. – На борту все в порядке?

– Вроде да. Сайрэн будет делать все, что ему велят, – это точно. Ведь его жизнь тоже поставлена на карту. Я приставил к нему одного из моих людей. Другой не спускает глаз с рулевого, а третий – с вахтенного механика. Остальные спят на полубаке – видит Бог, сон им нужен сейчас как воздух. Четверо самых надежных улеглись в верхней надстройке.

– Прекрасно, – одобрительно кивнул Фарнхольм. – А где расположились медсестры?

– В соседней каюте, их там трое, они смертельно устали и все еще никак не придут в себя.

– А как с провизией?

– Еда дрянь, зато сколько угодно – дней на восемь, а то и все десять.

– Думаю, лишнего не останется, – мрачно проговорил Фарнхольм. – Да, вот еще что: не могли бы оказать мне одну услугу? Знаете, где находится радиорубка?

– Сразу же за рулевой, да?

– Радист спит там. Кажется, его зовут Уилли… Да, Уилли Лун. Он славный парень, но один Бог знает, каким ветром его занесло на эту старую калошу. Так вот, мне бы не хотелось обращаться к нему лично. Выясните у него, каков радиус действия корабельной рации и тут же скажите мне. Это нужно сделать до рассвета.

– Есть, сэр. – Паркер заколебался, желая, как видно, еще о чем-то спросить генерала, но передумал. – Не люблю откладывать – пойду узнаю прямо сейчас. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, лейтенант.

Фарнхольм еще какое-то время постоял на корме, потом, вздохнув, выпрямился и пошел вниз. В одном из вещмешков, что он оставил на юте, лежало несколько бутылок виски – с их помощью генерал надеялся утвердиться в новой роли.

Любому человеку вряд ли бы понравилось, если бы его разбудили в половине четвертого утра, да еще принялись совать нос в его дела, задавая кучу чисто профессиональных вопросов. Любому – только не Уилли Луну. Радист просто сел на койке, улыбнулся Паркеру и, как ни в чем не бывало, сообщил, что его рация действует в радиусе пятисот миль. И снова улыбнулся. Глядя на приветливое, круглое лицо радиста, лейтенант Паркер ни на секунду не усомнился в правоте Фарнхольма: Уилли Луну, действительно, было не место на этом корабле.

Поблагодарив, Паркер уже собрался уйти. Но вдруг заметил на столе радиста то, что никак нельзя было увидеть на судне, подобном «Кэрри Дэнсер»: круглый глазурованный торт, приготовленный явно не рукой умелого кондитера, зато сплошь утыканный крошечными свечками. Поморгав в недоумении, Паркер перевел взгляд на Уилли Луна.

– А что это такое?

– Праздничный торт – ко дню рождения, – не без гордости заявил Лун, и лицо его вновь расплылось в улыбке. – Жена испекла – ее фотография стоит рядом. Только было это пару месяцев назад. Но все равно здорово, правда?

– Просто прелесть, – осторожно подтвердил Паркер и посмотрел на фотографию. – Как и сама кондитер. – А вы, похоже, счастливчик.

– Верно, – кивнул Лун и радостно заулыбался. – Я действительно счастлив, сэр.

– А день рождения-то когда?

– Сегодня. Вот и торт на столе. Мне уже двадцать четыре.

– Сегодня?! – Паркер покачал головой. – Что ни говори – не самый лучший день для праздника. Что ж, желаю вам удачи и много счастливых дней рождения на будущее.

С этими словами лейтенант перешагнул через штормовой комингс радиорубки и осторожно прикрыл за собой дверь.

Продолжение следует