Люди и судьбы: Высочайшая мода

Двадцатые годы прошлого столетия были ознаменованы для парижской моды появлением на ее небосклоне двух ярких звезд: Марии Романовой и Феликса Юсупова. Ставшие детьми «российского несчастья», они не только дополнили увлекательными страницами жизнерадостную историю моды. Ими оставлено на память соотечественникам нечто большее — пример достойного противостояния всем ударам судьбы. Такая наука никогда не бывает лишней для тех, кто родился в России…

Великая княгиня Мария Павловна Романова была внучкой «царя-освободителя» Александра II и дочерью младшего брата Александра III — Великого князя Павла Александровича. Его супруга, греческая принцесса, скончалась в двадцать один год, спустя шесть дней после рождения сына Дмитрия. Брат Марии был всего годом ее младше. Вскоре Мария и Дмитрий в сущности лишились и отца: за связь с разведенной женщиной и намерение жениться на ней Великий князь был не только лишен всех воинских званий, но и выслан за границу. Заботу о детях полностью взял на себя их двоюродный брат Николай II. Воспитывали их, разумеется, в полном представлении о высоком сане: церемонное обращение окружающих, обилие слуг, роскошь апартаментов.

Годы летели быстро, брат и сестра взрослели. Подросшего Дмитрия отдали в кавалерийскую школу, Марии же предстояло скорое замужество. Партия для нее с точки зрения политических выгод была подобрана превосходная — наследный принц Швеции Вильгельм. Свадьбу сыграли в Павловске весной 1908 года. Голову Марии венчала сверкающая диадема Екатерины Великой, а уши новобрачной оттягивали бриллианты такой величины, что в конце концов она сняла их и повесила на край бокала. Николай II, соседствовавший с невестой в качестве посаженного отца, смеялся этому от души…

Швеция встретила свою будущую королеву с восторгом. Романовыми специально для Марии в Стокгольме был построен дворец Оук Хилл. От природы жизнерадостная и энергичная, хозяйка Оук Хилла в окружении стокгольмских кавалеров частенько ездила на охоту, а также с азартом играла в хоккей с мячом. И все же она отчаянно тосковала…

Лекарство от этого недуга было найдено. Мария поступила в стокгольмскую Академию прикладных искусств. Рисунок, дизайн, работа с самыми различными материалами — все сведения и навыки падали на благодатную почву. Мария была страшно увлечена и засиживалась в классах допоздна. Во дворце, где ее супруг, будучи офицером королевского морского флота, часто отсутствовал, ей было скучно, когда же он возвращался из плавания, становилось и того скучнее. Супругов не могло сблизить даже рождение сына Леннарта в 1909 году.

Неожиданным счастьем стал для Марии приезд в Стокгольм на Олимпийские игры 1912 года брата Дмитрия, являвшегося членом российской сборной команды по конному спорту. Поселившись в Оук Хилле, Дмитрий все эти дни старался не расставаться с сестрой: разговорам и воспоминаниям не было конца.

Через год, в 1913-м, брат с сестрой снова встретились на торжествах в честь 300-летия дома Романовых. В Россию Мария приехала вместе с маленьким сыном. Очевидцы рассказывали, какой окрыленной и счастливой выглядела она дома.

Вскоре Мария покинула мужа. Императору Николаю II ничего не оставалось делать, как именным указом подтвердить факт развода в августейшем семействе.

За свою свободу Мария заплатила высокую цену: ей отказались отдать сына — он был наследником шведского престола. Разлука с ребенком стала для нее настоящей мукой.

Грянувшая в августе 1914-го первая мировая война волей-неволей заставила Марию забыть о своем несчастье. Она отправилась сестрой милосердия на фронт вслед за полком, где служил ее брат. На протяжении двух с половиной лет она добросовестно работала в псковском военном госпитале. Порой Мария падала от усталости, бессонных ночей и зрелища бесконечных страданий.

Вскоре император разрешил вернуться в воюющую Россию и ее отцу. Павел Александрович обосновался в Царском Селе вместе с женой, сыном и двумя дочерьми от второго брака.

Конец 16-го года принес еще одно потрясение. Комиссованного было с фронта брата Дмитрия совершенно неожиданно отправляют на Восточный фронт в наказание за соучастие в убийстве Распутина, совершенном в роскошном особняке Феликса Юсупова. 

В «предреволюционном» поколении княжеского семейства Юсуповых было двое сыновей: Николай и Феликс. Семейное же придание гласило, что над их родом тяготеет проклятие за то, что их предки еще при царе Алексее Михайловиче изменили магометанству и приняли православие. Суть неотвратимой кары заключалась в том, что все, кроме одного, наследники, родившиеся в семье, не доживали до 26 лет. Именно в этом возрасте на дуэли, имевшей целью развязать любовный треугольник, погиб старший из братьев, Николай. Феликс остался наследником колоссального состояния. Дворцы, земельные угодья, драгоценности исключительно художественного и исторического значения, великолепные собрания живописи, фарфора, бронзы накапливались веками — все поколения Юсуповых, помимо государственной службы, энергично занимались коллекционированием и знали толк в красоте.

Юный Феликс еще во время учебы в Англии оформлял свои апартаменты по собственным эскизам. В убранстве комнат чувствовались приверженность хозяина-студента новейшим эстетическим взглядам, особое понимание стиля, цвета, формы.

«Стены были белы. На полу — черный ковер, на окнах — оранжевые шелковые занавески. На стульях — яркая индийская обивка в синих разводах под цвет фаянса. Стол по вечерам освещала лампа из синего стекла и серебряные канделябры с оранжевыми абажурами».

Ох уж этот черный ковер! Многочисленные посетители юсуповской квартиры сначала ошарашенно смотрели на сию новинку, а потом… заказывали себе то же самое. Мода на черные ковры охватила весь Лондон.

…Между тем жизнь Феликса выходила на новый для него виток. В феврале 1914 года состоялась его свадьба с племянницей царя Ириной Романовой. Она так же, как и Мария, доводилась внучкой императору Александру III. Эта девушка с точеным профилем считалась первой красавицей Петербурга. Венчалась Ирина в хрустальной с алмазами диадеме и в кружевной фате, принадлежавшей некогда казненной французской королеве Марии-Антуанетте.

После убийства ненавистного «старца» и высылки Феликса из столицы супруги были разлучены. Но февральская революция буквально как героя вызволила князя из заточения. Грянувшая почти следом Октябрьская совершенно иначе смотрела на Юсупова и ему подобных. И вскоре Феликс и Ирина Юсуповы с маленькой дочкой, названной в честь матери тоже Ириной, устремились в Крым, еще свободный от большевиков. Но революционный вал докатился и до этих мест. Однажды утром, открыв глаза, Феликс увидел перед собой дуло револьвера.

И вот 13 апреля 1919 года Юсуповы в последний раз смотрели на родной берег с палубы корабля.

Мария Романова приехала в Петербург сразу, как только узнала об отречении Николая II. Абсолютно реальное ощущение близкой катастрофы заслонялось в ее сознании первой в жизни любовью. В счастливом для нее сентябре 17-го она обвенчалась с молодым князем Сергеем Путятиным. Сняв полузаброшенную дачу на окраине Павловска, молодые жили тем, что меняли драгоценности Марии на съестное. В Петрограде уже вовсю свирепствовал голод. Совершенно неожиданно Путятиных разыскала посылка с продуктами, присланная бывшим свекром — королем из Стокгольма.

В июне 1918 года Мария родила сына Романа. Было решено, что они с мужем будут как можно быстрее выбираться из России, а сына заберут к себе, уже устроившись. Прощание Марии с отцом оказалось прощанием навсегда. Через несколько месяцев он был расстрелян. На место казни в Петропавловской крепости Великого князя, настолько больного, что он не мог стоять, вынесли на носилках.

Мария Павловна Романова позже вспоминала, что они с мужем добралась до Парижа, словно специально для того, чтобы пережить в этом веселом городе все то, о чем они еще не знали во время их изнурительного пути по дорогам Европы: расстрел отца и смерть от дизентерии маленького сына. Ее единственной радостью в это страшное время стала встреча с братом Дмитрием, также перебравшимся в Париж.

Вопрос, чем и как жить, лег именно на нее: муж и брат не имели на этот счет никаких идей. Все надежды на те немногие романовские украшения, что удалось вывезти из России, оказались развеянными в прах: Европа, наводненная такими же беженцами, предлагала за самые роскошные драгоценности бросовую цену. То, что все-таки удалось выручить, не могло долго продержать на плаву трех взрослых людей. Мария отчетливо поняла: надо рассчитывать только на себя.

«…Высокая парижская мода распахнула свои роскошные двери перед русскими бесприданницами, которые прибыли во Францию в траурных платьях», — писали тогда французские газеты. Сказано было сильно. Через унижения, за плату, заведомо несправедливую, те, кто был молод, красив и обладал хорошей фигурой, пытались хоть как-то зацепиться во французских модных фирмах. Открыть же свое дело оказывалось под силу лишь тем, у кого был хоть какой-то начальный капитал. Мария не пошла в манекенщицы. Ее фамилия не давала ей права дефилировать по подиуму. Какое-то время она занималась вязанием свитеров, шитьем, а чаще перешиванием старого платья для своих же соотечественниц.

Обстоятельства неожиданного свойства свели Марию с Коко Шанель. На хваткую, прекрасно чувствующую конъюнктуру хозяйку модного дома на рю Карбон уже пали лучи славы. И она умела пользоваться ею не только в делах профессиональных. «Мой русский принц» — называла она брата Марии. А он и вправду был принцем — безупречный красавец высокого роста, с фигурой, принесшей ему прозвище «фарфоровая статуэтка». Дмитрий, несмотря на быстротечность этого романа, до конца жизни относил свою французскую подругу к исключительным личностям.

Для «Великой мадемуазель» связь с «настоящим Романовым» стала не только престижной — она влила новую кровь в ее идеи. Именно тогда в работах Шанель появились русские мотивы, пошли в ход сапожки, шапки, рубахи с воротником-стойкой, новые коллекции обрели большую декоративность, насыщенный цвет и разнообразие.

Но эта же связь не сделала Коко ни на йоту более сентиментальной. Ее отношения с сестрой любовника основывались на жестком коммерческом расчете. Узнав, что Мария берется вышить блузу за сумму значительно меньшую, чем требовала другая мастерица, Коко тотчас сделала ей заказ. Через три месяца работа была выполнена. Коко была поражена качеством работы. А так как вышивка тогда входила в моду, Мария получила следующий, уже более объемный, заказ, а потом под вымышленным именем поступила на курсы машинной вышивки. На свои первые гонорары Мария купила себе машинку, а затем сняла небольшое помещение, где могли бы разместиться ее помощницы. Эта новая работа стоила ей колоссальных сил. Она вспоминала, что от усталости бывало засыпала прямо за машинкой, не в силах добраться до дому. Но дело двигалось. Мария пригласила двух безработных русских девушек и послала их на курсы, которые окончила сама. Рядом с ее рабочим столом появились два новых. Свое маленькое ателье Мария зарегистрировала под названием «Китмир». Сотрудничество с Шанель принимало все более масштабные формы. Та решилась сделать целую коллекцию вещей, расшитых русскими мастерицами.

С трепетом ожидала Мария своей премьеры — на демонстрацию коллекции Коко пригласила богатых авторитетных лиц, чье мнение могло либо дать пропуск в высшие сферы моды, либо стать смертным приговором.

Три часа длилось дефиле в туалетах, прошедших через руки женщин «Китмира». Это был триумф! Мария же, стоя за кулисами подиума, беспредельно усталая, плакала, глядя, с каким восторгом принимает публика плоды ее трудов.

Модели «Китмира» замелькали на страницах эксклюзивных журналов. Самые рафинированные дамы обзаводились вечерними платьями от «Китмира», расшитыми бисером. На княгиню-вышивальщицу обрушилась лавина заказов.

Обойдя всех конкурентов — а «Китмир» был не единственным «вышивальным» предприятием, — Мария Павловна едва успевала справляться с обилием заказов. У Шанель это обстоятельство вызывало немалое раздражение. Она пристально следила за тем, чтобы русская компаньонка не пустилась в свободное плавание.

Но мода есть мода, и что касается вышивки, «Китмир» угодил прямо в ее эпицентр. Мария Павловна получила большой заказ из Америки на серию «русских» блузок. На сей раз крой, пошив, нанесение рисунка, вышивки — все было выполнено в «Китмире» и имело за океаном ошеломительный успех.

1925-й стал для Марии Павловны особой вехой. В Париже была организована выставка современного декоративного и промышленного искусства. И тут о себе напомнила родина. «Я узнала, — вспоминала Великая княгиня, — что советские русские будут иметь отдельный павильон на выставке, и приняла решение, что мы тоже должны показать нашу работу широкой публике».

Экспозиция «Китмира» расположилась среди знаменитых Домов моды Франции. Больше всего урожденную Романову волновала реакция соотечественников из Павильона СССР. «Было бы особенно справедливо, чтобы все знали, на что мы, беженки, в большинстве случаев никогда ранее не работавшие… способны в нашем изгнании», — в этом признании бывшей Великой княгини слышны и не утихающая боль от потери родины, и гордость за своих подруг-изгнанниц, оставшихся в неисчислимых бедствиях воплощением нравственной силы русской женщины.

Это они — модельеры, закройщицы, манекенщицы, вышивальщицы, портнихи, кружевницы, золотошвейки, шляпницы, белошвейки, художницы по тканям, красильщицы, мастерицы по изготовлению белья и аксессуаров — по большей части безвестные, два десятилетия — с 1919 по 1939 год — определяли моду от Константинополя и Харбина до самого Парижа. В 1926 году в производстве готового платья во Франции официально было занято 3 115 русских, в абсолютном большинстве — женщин. Но даже эта цифра далеко не отражала существующей тогда действительности — многим эмигранткам власти отказывали в праве на самостоятельную работу, и они трудились на посредников.

…В день окончания выставки хозяйка фирмы «Китмир» была награждена золотой медалью. Всего 6 лет отделяло ее от той поры, когда без гроша в кармане она пыталась продать связанный ею свитер, чтобы на вырученные деньги купить хлеб.

Русский Париж… Подобное словосочетание, наверное, так и останется единственным и неповторимым явлением в истории человечества. Город в городе, где беженцы из России так или иначе сумели обустроиться согласно национальным пристрастиям и привычкам. Школы, церкви, больницы, рестораны, высшие учебные заведения, мастерские, библиотеки, театры, клубы, консерватория, благотворительные и научные общества, богадельни, приюты для сирот, парикмахерские и адвокатские бюро, военные училища и прочее с неизменным добавлением — «русский», «русская». В этом городе-призраке с размытыми очертаниями шла четко налаженная жизнь по православному календарю с такой богатой и разнообразной культурной программой на каждый вечер, которая сегодня воспринимается как нечто фантастическое.

Этот небольшой сколок с огромной России состоял из разномастного населения: молодых и старых, гениев и неучей, светлых душ и отпетых мерзавцев, из элиты, обладавшей определенными финансовыми возможностями, и совершенно неимущих. Подавляющее же большинство эмигрантов довезли до берегов Сены лишь родную пыль на подошвах ботинок. Вот почему для очень и очень многих русских вопрос заработка десятилетиями оставался наиважнейшим из всех других.

Князь Юсупов, обосновавшись в Париже и призвав на помощь все свои европейские связи, не жалея ни времени, ни сил, ни денег, помогал неимущим соотечественникам заработать на жизнь. Особенно трудно было женщинам, зачастую оставшимся без мужской поддержки и, как правило, не имевшим никакой специальности.

Организованная им контора по трудоустройству в первые годы эмиграции помогала спасти многих. По инициативе князя был открыт салон красоты, где русские дамы под руководством парижских специалистов осваивали азы массажа и макияжа, чтобы открыть собственное дело.

На деньги Юсупова стала действовать Школа прикладных искусств имени Строганова, готовившая учеников для работы на эмигрантских художественных предприятиях, а также в Доме моды Феликса Юсупова. Дом моды стал, пожалуй, самым крупным творческим проектом князя. Цель его была все та же — побольше рабочих мест для своих. Юсуповский Дом на улице Дюто назывался «Ирфе» — по сочетанию первых слогов имен его основателей: Ирина — Феликс.

Элегантная, высокая, стройная принцесса крови Ирина Юсупова оказалась дельной и энергичной сподвижницей мужа. Всегда имевшая тягу к прикладным искусствам и великолепный вкус, она сразу придала «Ирфе» оттенок особой респектабельности. Только что родившееся детище обзаводилось завидной клиентурой. Еще бы! Посетительниц встречал сам легендарный князь, красота которого продолжала оставаться неотразимой. «Клиентки были всех национальностей. Приходили из любопытства и за экзотикой. Одна потребовала чаю из самовара. Другая, американка, захотела видеть «князя», у которого, по слухам, глаза фосфоресцировали, как у хищника», — вспоминал впоследствии хозяин «Ирфе».

Однако настоящую славу «Ирфе» создало необыкновенное дефиле, прошедшее в отеле «Риц». Манекенщицы, все как на подбор красавицы, руководимые Ириной Юсуповой, появились перед публикой уже после показа ведущих Домов моды. В результате демонстрация первой юсуповской коллекции одежды стерла у зрителей все прежние впечатления почти без следа.

А между тем той же Ирине потребовалось собрать в кулак все свое мужество и самообладание для того, чтобы предстать перед публикой в облике манекенщицы. Определенная часть эмиграции, причем очень авторитетная, крайне негативно относилась к подобным предприятиям, считая их немыслимыми и унизительными для представительниц столбового российского дворянства.

Но все негодующие возгласы утонули в том море восторга, который захватил изощренную парижскую публику в незабываемый вечер дебюта «Ирфе». Газеты писали: «Оригинальность, рафинированность вкуса, тщательность работы и художественное видение цвета сразу поставили это скромное ателье в ранг больших Домов моды».

Со временем Юсуповы открыли еще три филиала Дома: в Туке — популярном курорте в Нормандии, Лондоне и Берлине. Пресса была крайне благосклонна к их деятельности, неизменно отмечая растущий профессионализм и строгость отбора моделей для коллекций, не жалея красок для описания особенностей кроя, а также исключительного качества кружев и эксклюзивно расписанных тканей, и подчеркивая поиски оригинального в модельной стратегии Юсупова. В 1926-м неугомонный Юсупов создал и выпустил в продажу духи «Ирфе». Причем продавались они трех видов — для белокурых, темноволосых и рыжих покупательниц.

…И все же ни Феликс Юсупов, ни Мария Романова не стали долгожителями на ниве моды. Причины тому, кроме вполне объективных, крылись прежде всего в них самих. Оба они далеки были от понятий, которыми вполне владели их французские коллеги по ремеслу: анализ и «разработка» рынка, внимательное отслеживание малейшего колебания потребительского спроса. Российским кутюрье такая материя, очевидно, казалась скучноватой. И пусть дело, которому отдано было столько сил, не принесло им материального благополучия, зато позволило в полной мере проявиться художественной одаренности и лучшим чертам характера: великодушию, способности сострадать ближнему, нестяжательству и неизбывной убежденности, что не хлебом единым жив человек.

P.S. Великая княгиня Мария Павловна умерла 13 декабря 1958 года в Констанце в возрасте 68 лет. Князь Феликс Феликсович Юсупов умер 27 сентября 1967 года в Париже в возрасте 80 лет. Княгиня Ирина Александровна Юсупова умерла 26 февраля 1970 года в Париже в возрасте 74 лет. Как, в сущности, все это недавно было...

Людмила Третьякова