"Процент соответствия" - читать интересную книгу автора (Шумилов Павел Робертович)

Часть 1. ЭКСТРЕМАЛЫ

Вчера была спокойная, размеренная жизнь. Всего одна ошибка – и что завтра? Постоянно контролировать себя, думать одно, говорить другое. Обдумывать каждое слово, каждый поступок... И все – из-за минутной растерянности... Теперь жизнь делится на «до» и «после»...

Атран вернулся к куле, почесал за жабрами, слился и повел ее вверх, к самой поверхности. Нужно срочно решить жизненно важные вопросы. Но перед этим их нужно сформулировать. А в голове, как назло, крутилась только одна мысль – как удачно получилось с нижним пятном. Слейся Урена с кулой через нижнее пятно – и через мозг хищницы она точно почуяла бы, что с ним, Атраном, произошла перемена. Она и так это почуяла, но не поняла.

Поверхность сегодня была на удивление спокойной и гладкой. Где-то высоко-высоко над ней виднелись слабые огоньки. Атран улыбнулся. Сколько раз спорил с друзьями, есть они на самом деле, или нет. Ночами поднимались к поверхности, но то поверхность волновалась, то огоньков не было...

Но однажды малышка Убатка растолкала их посреди ночи и повела вверх. Стояла такая же тихая ночь. Всей гурьбой они любовались огоньками, больше никто не спорил, что их нет. Кто-то не выдержал, взбаламутил поверхность, на него зашикали. Огоньки дергались, двоились, плясали – и стало ясно, что они далеко-далеко...

Ходит древняя как Мир легенда, что каждый огонек – это солнце, только очень далекое. И у каждого солнца есть свой Мир. Сколько огоньков, столько Миров. А каждый Мир – это жизненное пространство. Много-много жизненного пространства... Красивая легенда.

Спокойствие природы передалось душе Атрана. Ничего страшного пока не произошло. Он же не потерял, а приобрел нечто. Потерю скрыть нельзя, но приобретение – можно. Выдать звериные эмоции за убеждения, подвести под них идейную базу. Например – каждая жизнь священна. Нет, слишком всеохватывающе. Кушать-то хочется... Лучше так: жизнь любого разумного – вот высшая ценность. А неразумный вид может подняться до разумного. И тем самым подпадает под первый тезис. Если кто-то захочет оспорить – утопить в словах. Пойдет казуистика, поднимется шум, все запутаются в аргументах и контраргументах, забудут, кто что утверждал... И вообще, спорить с генетиком о формах жизни – глупое занятие. Надо не скрывать недостаток, а выпячивать его. Сделать пунктиком. Может, будут считать чудаком или слегка повернутым, но никто не посчитает уродом.

Сосредоточился на образе/эмоции, которую передавала кула. Теперь, имея новые чувства, он распознал послание быстро и четко.

– «Вокруг спокойно, а нам плохо», – пыталась сообщить кула.

Абстрактная – ну, почти абстрактная мысль, – поразился Атран. И подтвердил прием образом понимания.

– «Ты хороший/открытый» – выдала новый образ кула.

– Расслабься, малышка. А мне нужно подумать.

То, что произошло, очень похоже на инициацию. Да это и есть инициация! Повторная регрессивная инициация. Разума, к счастью, не потерял. Взрослый мозг то ли устойчивее, то ли изрядно окостенел и потерял былую гибкость. И я стал гибридом. Разумным существом с инициированной эмоциональной сферой обиженного судьбой хищника. Нужно будет разложить комплекс новых эмоций на составляющие, придумать названия – и никогда не произносить их вслух... Подобрать идеологическую байку для каждой, объясняющую выбросы в поведении. Интересно, а раньше такое случалось? Не робкие попытки приоткрыть сознание неразумному, а как со мной, в экстремальной ситуации, на грани шока? За гранью шока... Наверно, случалось. Инструкции ведь несколько тысяч лет. И появилась она не с бухты-барахты. Навести справки у Хранителей Знаний? Нет, лучше не высовываться.

Предстоящая жизнь вызывала смутную тревогу и холодок в желудке.

А как хорошо было вчера...

– Вы когда-нибудь бывали в Темноте, ганоид?

– Стыдно сознаться, но в первый раз...

Лотвич хмыкнул и скрылся в беседке. Атран напряг слух, но зеленые стены гасили голоса, превращали их в неразборчивое бурчание.

Подслушивать нехорошо. Особенно, если ничего не слышно, – с досадой сказал себе Атран и отвернулся от колышущейся зеленой завесы.

– Это вы пойдете с нами в Темноту? – прозвучал за спиной жизнерадостный, энергичный голос. – Как вас зовут?

Берут! Меня берут! – понял Атран, но почему-то не обрадовался. Скорее, наоборот. По спине пробежал противный предательский холодок.

– Атран. Генетик. Сейчас – турист. Вы слышали про экстремальный туризм? Вот...

– А я Мбала. Вы раньше имели дело с кулами?

– Честно говоря, нет... – Атран загляделся на девушку. Хоть и не его биологического вида, но она была красива. Сильной, дикой, энергичной красотой. В центре цивилизации такую не встретишь... Охотница!

– Урена, мальчики! Надо новенького кулам представить!

Из беседки показались остальные охотники.

– Знакомьтесь, Мбала, Урена и Аранк. А это – Атран, – представил их Лотвич.

Урена, Мбала и Лотвич принадлежали к виду охотников. Но Аранк, как и Атран – к широкомыслящим. И даже огромные, как у охотников, присоски на спине и груди не могли этого скрыть. Несколько секунд Атран любовался мускулатурой коллеги. Присоски – несомненно, результат коррекции фенотипа, но мышцы – это наживное. Результат тяжелой, полной ежедневных опасностей жизни на границе.

Аранк в свою очередь внимательно осмотрел Атрана.

– Вы действительно собираетесь идти с нами в Темноту, ганоид? Имейте в виду, алмар зверь серьезный, шутить не будет. Уже трое рулевых уступили место молоди.

– Да-да, я знаю. Лотвич рассказал.

– В таком случае вас ждет много неприятных сюрпризов. Первый – знакомство с кулами, – улыбнулся Аранк. И подмигнул.

Мбала уже энергично двигалась к небольшим холмам. Держаться наравне с охотниками оказалось непросто.

– Прежде всего, ганоид, запомните: кулы не транспорт. Они наши друзья и партнеры. А поэтому – что? Никакой фамильярности, никакого высокомерия. Убеждать, а не приказывать, ясно? – инструктировал Аранк.

– Уф-фу, – отозвался Атран.

– Что?

– Говорю, понял, где вы так накачались. Охотники всегда так носятся?

Аранк добродушно рассмеялся. Впереди раздался призывный свист. Мбала поднялась повыше и подзывала кулов.

Боковая линия предупредила Атрана о приближении хищников, но все равно это было неожиданно и жутковато. Огромные обтекаемые тела пронеслись над охотниками мощно и стремительно. Мбала в два удара хвоста догнала последнюю кулу и с радостным криком поднырнула ей под брюхо. Другая кула описала широкую дугу и замерла перед Уреной.

– Но... Они без рулевых... – изумился Атран.

– На меня вначале это тоже сильно подействовало, – усмехнулся Аранк.

– Не положено...

– Специфика работы. Кулы – не тупые шалоты. Кулы наши партнеры. Здесь граница, и на многие глупые формальности просто нет сил и средств.

Вот сделает партнер ням, от кого-то один хвост останется, – решил про себя Атран, но вслух не сказал. Аранк уже опустился на спину кула (это был самец) и слился с ним.

– Место охотника снизу, – сообщил он.

Атран поднырнул под светлое брюхо кула, тщательно прицелился и прижался спинной присоской точно к нижнему нервному пятну кула. Несколько секунд собирался с духом перед слиянием, напряг мышцы присоски, чуть поерзал, притирая свое нервное пятно к пятну кула – и слился.

Это было неповторимо! Словно мир сжался, усох раза в три. Одно движение хвоста – и пространство бросилось навстречу словно само собой.

– Простите... Добрый день... – смущенно передал Атран. И почувствовал в ответ веселую иронию. А чуть в отдалении – сознание Аранка, полное той же веселой иронии.

– «Держись, ганоид! И запоминай движения», – передал Аранк. А в следующую секунду пространство рванулось, ударило в грудь тугой волной, забурлило в жаберных щелях...

Через десять минут, отделившись от кула, Атран все еще не мог придти в себя. Собственное тело казалось маленьким, слабым, беспомощным. Но и кулы перестали казаться хищными и опасными.

Приблизился Лотвич со своим кулом.

– Не передумали, ганоид?

– Ни в коем разе.

– Тогда присоединяйтесь.

На этот раз Атрану досталась верхняя позиция, так как Лотвич, как и все охотники, предпочитал нижнюю. Контакт с кулом установился так же быстро. Но вместо ироничной веселости Атран окунулся в спокойное достоинство. Где-то на заднем плане тлели заботы вожака о косяке.

Лотвич неторопливо демонстрировал приемы движения и возможности тела кула. Иное расположение плавников, другая форма хвостовой лопасти – все вносило неповторимый колорит. И когда урок закончился, Атран отделился от кула с явным сожалением.

– Девочки! Ваш черед! – окликнул охотниц Лотвич.

– Как?! – изумился Атран. – У них... Они... Это же самки, а я...

– Понимаете, ганоид, в схватке всякое бывает. Каждый охотник должен быть знаком со всеми кулами, и все кулы должны знать всех охотников.

Под общий смех Атран с обреченным видом слился с кулой Мбалы. Если не считать легкого кокетства и заигрывания охотницы, все оказалось не так уж страшно. Вернулась легкая робость перед вожаком, чувство сытости в желудке и восхитительной безответственности. Набравшись наглости, Атран попросил у Мбалы разрешения порулить – и описал несколько лихих виражей, от которых и кула, и охотница пришли в восторг.

В радостном возбуждении Атран слился с кулой Урены...

Когда, спустя несколько минут, отделился, от возбуждения не осталось и следа. Слегка мутило, было очень стыдно и страшно хотелось метать икру.

– Извините нас, – мягко проговорила Урена. – Вам досталось, но это было необходимо. Мы сейчас не в форме, а вы должны знать возможности каждого охотника...

– Не в форме? Да я чуть не разродился! – все еще укрощая желудок, проговорил Атран.

– Это та самая неприятность, о которой я предупреждал, – громким шепотом сообщил Аранк под общий смех.

– Утренняя тошнота. После обеда легче будет. А через месяц мы снова в норму придем, так, моя славная? – Урена приласкала кулу плавником.

– Как хорошо быть самцом.

– Не в этом дело, – возразил Аранк. – Проблемы с размножением – это болезнь роста. Раньше кулы были не больше нас с вами. Мы с помощью отбора добились увеличения размеров, но все в живом организме взаимосвязано. Нельзя изменить одно, не затронув другое.

– Нужна генетическая коррекция.

– Узнаю генетика! – рассмеялась Мбала. – Хватит обычной селекции. Не пройдет и тысячи лет, как все придет в норму. Мы постоянно работаем над улучшением породы.

Лотвич отделился от кула и сообщил:

– Сегодня отдыхаем, а завтра с утра начинаем поиск алмара. Если разведчики найдут его раньше – хорошо. А нет – прочесываем местность до самого Зеленого мыса. Вопросы есть?

Вопросов у Атрана были сотни. Но, собрав волю в кулак, он решил выглядеть солидно.

Алим расслабил присоску, отделился от шалота и, энергично работая хвостом, поднялся к самой поверхности. Среда была удивительно чиста и прозрачна. Внизу зеленели сады в голубой дымке. На коже шалота резвились солнечные зайчики. Захотелось выпрыгнуть из среды. И Алим выпрыгнул с разгона. Выгнувшись дугой, рухнул обратно почти без брызг. Догнал шалота описал вокруг него стремительную бочку, разминая мышцы и присосался рядом с водителем. Приятно было смотреть вперед, в голубую дымку и воображать себя рулевым. Алим вообразил себя рулевым. Глаза выискивают приметы маршрута, уши ловят сигналы маяков, а душа радуется, что сегодня такая чистая, теплая среда... Радуются водители чистой среде? Наверно, радуются. Ведь после шторма приходится идти в облаках мути над самым дном, внимательно следить за ориентирами...

– В первый раз у нас? Я вас раньше не видел, – спросил водитель.

– Ага, – смутился Алим. – Я сейчас в отпуске. Узнал в информатории, что в Дельте на турбазе набирают группы.

– А, экстремальный туризм, – водитель ничуть не удивился. – Давно сам собираюсь пройти маршрут, да Лоп-Лопус без меня скучать будет.

Лоп-Лопусом звали шалота. Алим уже слышал это имя на остановке. «Вы его сразу узнаете – со звездочкой во лбу. На нем до самой Дельты и доедете. А там налево берите». Словно в другой мир попал, тихий, спокойный, доброжелательный. Здесь никто никуда не торопился, все знали всех, даже маршрутных шалотов знали по именам. На остановках никто не толкался, не галдел, а тихо и с достоинством ждал своего рейса, потому что всем хватало мест на спине и брюхе шалота. Многие здоровались с водителем и пассажирами. И водитель придерживал шалота, если кто-то хотел отделиться между остановками.

Алим понял, что поговорить с водителем тут считается в порядке вещей. Расспросил о маршруте, рассказал об университете, о жизни в кампусе.

– Прошлым рейсом трое тоже на турбазу ехали. Две девушки и парень, – сообщил водитель.

– Широкомыслящие? – с надеждой спросил Алим.

– Нет, – рассмеялся водитель. – Неутомимые и курьер.

Турбазу нашел быстро. Женщина из вида охотников приняла его как родного. Сообщила, что зовут ее Икша, что она – инструктор-проводник, что группа почти собрана – еще двое-трое, и можно выходить на маршрут. Алим откровенно любовался ее гибкой, спортивной фигурой.

В хоме их встретили радостными криками и вопросами. Видно, молодежь засиделась без дела.

– Сегодня вечером будет шалот с Глубинок, так что готовьтесь выходить завтра, – сообщила Икша. И точно – вместе с вечерним шалотом прибыли еще три туриста. Группа была укомплектована.

Утром Икша подняла всех ни свет, ни заря. Собрала в амфитеатре и скомандовала:

– Группа, стройся!

Туристы-экстремальщики непонимающе уставились друг на друга.

– По команде «стройся» вы должны выстроиться передо мной полукругом, чтоб я всех вас видела, – объяснила Икша. – Еще раз: Группа, стройся!

Туристы торопливо, но неумело построились. Икша начала инструктаж:

– Сразу после завтрака мы выходим на маршрут. Ешьте плотнее. Когда будем есть в следующий раз, неизвестно. Впрочем, за три месяца еще никто из ганоидов от голода не умирал, а весь маршрут займет вдвое меньше. Помните, маршрут высшей категории сложности. В среднем, в каждой второй группе кто-то уступает место молоди. Еще не поздно отказаться... Никто? Молодцы! Но это ни о чем не говорит. Кто-то из вас будет вынужден сойти с маршрута. Зазорного в этом ничего нет. Просто не все переносят пресную среду...

Группа зашумела. Кто-то продекламировал негромко, но с выражением:

– Ти-хо! – возвысила голос Икша. – Да, я знаю, что говорят ученые. Но я водила сотни групп, и в каждой находилось два-три участника с ярко выраженной аллергией на пресную среду. Иногда это проявляется сразу, иногда – на вторые-третьи сутки. Скрывать это не нужно. Из-за ложного чувства стыда вы можете поставить в трудное положение всю группу. А посему! Если это случится с вами, немедленно ставьте меня в известность – и поворачивайте назад.

– Я слышала, долгое пребывание в пресной среде способствует вымыванию солей из организма, – подала голос одна из девушек.

– Да, такое наблюдается у некоторых видов. Но вымывание солей – процесс длительный, а наш маршрут – всего сорок пять суток. Еще вопросы есть?

– Как проявляется аллергия?

– Самым различным образом. Очень часто – нервными припадками. Так что, если вам поплохеет – сразу зовите меня. И последнее. В определенные моменты я буду приказывать. Так и скажу: «Это приказ». Приказы обсуждению не подлежат и немедленно выполняются. Все ясно?

Построившись попарно, экстремальщики бодро двинулись за Икшей. Глубина постепенно уменьшалась, а среда так же постепенно мутнела. Икша пояснила, что муть несет река. В устье она разделяется и впадает в море тремя рукавами.

Алим наслаждался тишиной.

Неожиданно впереди потемнело. Группа вошла в тень. А через минуту показалась из дымки каменная стена.

– Что это? – воскликнула Ригла, напарница Алима.

– Суша! – Икша повела группу к поверхности. – Так вблизи выглядит суша.

Туристы, пробив поверхность, поднимали головы над средой и замирали, пораженные. Трудно сфокусировать глаза, если ты не в среде. Предметы кажутся нечеткими и размытыми. Но суровая мрачность каменной стены, заслоняющей солнце, вызвала трепет у самых отважных. Даже не столько сама стена, а невозможность подняться над ней, бросить любопытный или снисходительный взгляд сверху. Непреодолимость – вот одно слово, выражающее сущность увиденного. Можно биться о темный камень. Можно пойти вправо или влево. Если повезет, удастся даже обойти скалу. Но подняться на нее невозможно. Никогда и никто не сможет рассказать коллегам, как же выглядит она сверху. Ни до, ни после Алим так остро не чувствовал своей беспомощности.

– Видите эту скалу? – окликнула туристов Икша. – Скоро мы поднимемся выше ее вершины.

– Мы сможем увидеть ее сверху? – с надеждой спросил Алим.

– Нет, – улыбнулась инструктор. – Мы будем далеко от этого места. А сейчас – построились и двигаемся дальше, – громко закончила она.

После минуты шумной неразберихи туристы восстановили строй, и Икша повела группу вдоль берега. Алим несколько раз оглядывался, нарушая строй, а потом убежденно произнес:

– Я поднимусь на тебя. Не знаю, как. Не знаю, когда. Но я увижу тебя сверху.

Раздался сзади знакомый мужской голос. Ригла насмешливо выпустила стайку пузырьков.

До устья реки дошли поздним вечером, в сумерках. Легкая мутотень сменилась мутновой, а та, в свою очередь, мутнотой. Все сильно устали, одна Икша выглядела свежей и бодрой. За весь день встретили всего одного местного жителя. Минут пять он плыл рядом с Икшей, делясь новостями, потом свернул по своим делам.

Спали без постелей. О том, что такое хом, Икша посоветовала забыть до конца маршрута. Показала на кустики, жесткие как кораллы, «успокоила», сообщив, что дальше и таких не будет. Но измученным экстремальщикам было не до комфорта. Алим выбрал себе место, подождал, пока остальные устроятся на ночлег, а затем поднялся к самой поверхности. Тишина... Никогда еще он не был в таком тихом, спокойном месте. Полумрак и дымка скрадывали дальние предметы, мир казался маленьким и уютным. На самом краю видимости, метрах в пятнадцати кто-то, как и он, любовался наступлением ночи. Алим приблизился. Это была Икша. Она задумчиво смотрела вдаль и даже не оглянулась.

– Вы совсем не устали?

– Привычка. На обратном пути сегодняшний переход и вам покажется сущим пустяком.

– Удивительное место. Спокойное, тихое... Не думал, что такие еще остались.

– Здесь биосферный заповедник. Один из крупнейших на планете.

– Вы любите свою работу?

Икша не ответила, задумавшись.

– Алим (правильно?), у меня есть к вам просьба. Видите это растение с длинными листьями? Называется морская капуста. Попробуйте его.

– Безвкусная какая-то, – отметил Алим, откусив кусочек. – А почему морская?

– Наверно, где-то есть речная... Когда я завтра предложу группе позавтракать капустой, поддержите меня. Скажите о ней что-нибудь хорошее. Для тех, кто ни разу в жизни ее не ел, очень важно первое впечатление. Если кто-то скажет, что капуста – полная отрава, то ее есть никто не будет.

– Хорошо. А вы сами?

– Я же охотница. Кто поверит плотоядной, жующей травку?

– Вы весь маршрут голодать будете?

– Зачем – голодать? Мы, произошедшие от хищных видов, будем есть сырое мясо. Еще и вас, всеядных, угостим.

– Бр-р-р!

– Не все так страшно, – улыбнулась Икша. – Это дело добровольное. Голос желудка вам подскажет, есть или не есть. Слушайтесь его, и все будет нормально. А сейчас отдохните. Завтра будет тяжелый переход.

Стоило забраться в кустик, как глаза сами собой закрылись, и Алим провалился в сон.

– Подъем, экстремальщики! Солнце встало, почему вы еще спите?

С трудом разлепив один глаз, Алим выбрался из постели. Второй глаз открываться никак не хотел. А когда таки открылся, закрылся первый. Алим раскрыл пошире рот и жаберные щели, сделал энергичное движение хвостом. По-утреннему прохладная среда омыла жабры, но сон не унесла. Кто-то рядом, товарищ по несчастью, пробормотал, что лучше поздно лечь, чем рано встать. Алим поддержал и развил тему. В поход надо ходить глубокой осенью. Осенью ночи длиннее, а дни короче.

– Группа, стройся! – раздался бодрый, энергичный голос Икши.

Вяло загребая плавниками, с полузакрытыми глазами, ориентируясь больше по сигналам боковой линии, Алим двинулся на голос.

– Наступило утро, а это значит неплохо было бы позавтракать. (Некоторое оживление) Переход сегодня будет тяжелый, тяжелее вчерашнего. (Пара жалобных стонов) Сегодня мы войдем в реку. В пресную среду. Так что у вас последний случай подкрепиться привычной пищей.

Помня вчерашний уговор, Алим вяло шевельнул хвостом и отправился подкрепляться.

– Алим, вы куда?

– Завтракать. Я тут видел морскую капусту.

– Рыбки-ракушки! Вернитесь в строй, Алим. Я еще не кончила.

Под шутки и смешки Алим вернулся на место.

– Двигаться придется против течения в условиях ограниченной видимости. Поэтому держитесь ближе друг к другу и не стесняйтесь кричать, если потеряетесь. Мой клич – ауауа! Ваш должен отличаться от моего. Обычно кричат «ау». Если все же вас угораздит потеряться – не бойтесь. Спускайтесь по течению, пока не вернетесь в соленую среду, а там держите на восход солнца. Вопросы есть?

– Расскажите о маршруте, – подал голос новичок, прибывший в последний день.

– Пять дней мы пойдем по большой реке. Это на самом деле большая, неторопливая река. Подъем до истока занял бы около трех месяцев. У нас трех месяцев нет, поэтому мы свернем направо, в приток. Потом еще раз свернем в приток. Среда там значительно чище, но холоднее. За три недели поднимемся до удивительно красивого озера, в которое впадает множество ручьев, слишком мелких для нас, отдохнем там несколько дней – и быстренько вернемся назад. Еще вопросы есть? Алим, покажите голодающим, где вы видели морскую капусту.

Так и не проснувшись толком, Алим направился к знакомым зарослям. Выбрал растение посимпатичней – и начал неторопливо поедать с верхушки, почти не открывая глаз.

– Фу, какая пресная гадость!

Приоткрыл левый глаз – Ригла, вчерашняя соседка по строю.

– Зато питательно, – буркнул он.

– Если вместо вкусно мы стали говорить питательно – значит мы состарились! – жизнерадостно заявил сосед справа. – Готов спорить, на обратном пути вам капуста деликатесом покажется!

Алим широко раскрыл оба глаза и поперхнулся.

– Когда я ходил по северным рекам, – продолжал незнакомец, уплетая капустный лист, – нам инструктор говорил: «Не бывает невкусной еды. Просто некоторые приступают к завтраку на двое суток раньше времени!»

Ригла фыркнула и отошла.

– Пигалица, – подмигнул Алиму сосед. – Чую, мы с ней еще помучаемся.

Двигались, как и вчера, парами. Только строй сомкнулся плотнее, так как видимость сократилась до пяти метров. Неясная тревога наполняла все вокруг. Запахи, многочисленные, как в саду ароматов, но не благородные, а самые различные, принесенные течением издалека, пропитывали все.

– Прислушайтесь к себе! – крикнула Икша. – Ничего не чувствуете?

Гул взволнованных голосов был ей ответом.

– Среда пресная!

– Так вот в чем дело! – воскликнул Алим. – Я-то думал... – И покосился на соседку в ожидании колкости. Но Ригле было не до него.

– Ты слышала? Мы в пресной среде, – окликнул ее Алим.

– Да-да, я слышала.

– Вот почему у меня мозги не на месте. У тебя, похоже, тоже.

– Со мной все в порядке.

Прозвучало это жалобно. Алим вспомнил, что она отказалась от завтрака. Если ты привык есть регулярно, то первый день голодовки... Плюс физическая нагрузка, плюс пресная среда... Тут и более выносливые запаникуют, а Ригла из вида рулевых. Своим хвостом двигать не привыкла.

К вечеру Ригла совсем скисла. Во взгляде застыл испуг и какая-то обреченность. Их обогнали несколько пар, и теперь они плелись последними, рискуя отстать от группы. При видимости в пять метров это несложно.

– Я больше не могу, – простонала Ригла и остановилась. Алим тоже замер, растерянно наблюдая, как хвост впереди идущего исчезает в дымке.

– Ох ты, краб меня подери! Привыкла на других ездить. Садись на меня! – Алим зашел снизу и подставил верхнее нервное пятно.

– Нет-нет, что вы, я сама. Только чуть-чуть отдохну.

– Быстро! – рявкнул Алим. – Отстанем ведь!

Ригла присосалась, и он бросился вперед, ловя исчезающие вихри и потоки от хвостов впереди идущих.

– Где же они? Ау-у-у!

– Ау! Ау! Ау! – отозвалось несколько голосов впереди и чуть левее.

Работая хвостом изо всех сил, Алим догнал группу.

– «Я сейчас, я только чуть-чуть отдохну», – без конца повторяла Ригла. Но Алим чувствовал, что выложилась девочка до конца.

Очень скоро усталость сменилась какой-то черной, ноющей болью в мышцах. Поле зрения сузилось до хвоста впереди идущего. Ригла что-то бормотала, но слова скользили мимо сознания.

– Осторожнее, ганоид! – Алим ткнулся лицом в хвост, с которого не спускал глаз.

– Что случилось? Почему стоим?

– Кажется, привал.

– Ну и ладушки, – Алим расслабил все мышцы, закрыл глаза и опустился на дно. Какие-то голоса бубнили над ним, кажется, кто-то присосался к верхней присоске, его куда-то влекли...

Проснулся незадолго до восхода солнца. Поднялся к самой поверхности, промыл жабры и осмотрелся. Течения здесь не ощущалось. Дно покрывал мягкий слой ила. Над илом возвышались спины его спутников. Спать не в хоме, не в гостиничном руме, а прямо так – это было ново и романтично. Вот только мышцы ноют страшно. В романтических историях нет ни слова о ноющих мышцах.

Боковая линия предупредила, что кто-то приблизился сзади.

– Доброе утро, Алим. Думала, вы будете дрыхнуть до самой побудки.

– Икша, вы когда-нибудь спите?

– Бывает иногда. Алим, вы действительно влекли Риглу на себе пол дневного перехода?

Очень хотелось прихвастнуть, но чувство справедливости победило.

– Нет, только последние два-три часа.

– Вы могучий парень, Алим, но вчера геройствовали напрасно. Первые три перехода не случайно выбраны тяжелыми. На них должны отсеяться слабые.

– Но Ригла отстала бы. Осталась одна в диком, пустынном месте.

– Ну и что?

– Как это – что? – изумился Алим.

– Послушай, экстремальщик, это устье реки, это не Темнота. Здесь нет опасных хищников. Здесь нет опасных порогов. Здесь нет ядовитых кораллов. До обитаемых мест всего один переход. Здесь нет НИЧЕГО опасного. Даже если она плавником не шевельнет, через два дня ее вынесет течением в обжитой район. Уяснил?

– Кажется... А остальные что подумают?

– Остальные подумают то, что я им скажу. А я им скажу, что Ригла уступила место молоди. Группа понесла потери. Все будут напуганы и станут вдвойне осторожнее, что мне и нужно! Алим, ну что ты скуксился как маленький, – Икша дружески толкнула его в плечо. – Вы же не простые туристы, а экстремальщики. Что за экстремальный туризм, если никакого риска? Ни вспомнить, ни перед друзьями похвастаться!

– Икша, скажите...

– Давай на ты, – перебила она его.

– ...Скажи, все несчастные случаи, о которых ты рассказывала – ну, они вроде этого?

– Нет, мальчик... Иногда на порогах гибнут по-настоящему, – погрустнела инструктор. – На этом маршруте я потеряла пятерых...

– Из ста групп?

– Ста с небольшим.

– Ты дважды произнесла это слово – пороги. Что это?

– Скоро увидишь. Мелкое, опасное место с очень сильным течением среди камней. Вроде полосы прибоя.

– А аллергия на пресную среду – она существует?

– От вас, широкомыслящих, ничего не скроешь, – улыбнулась охотница. – Кто-то слаб, кто-то испугался. Но им стыдно повернуть назад. Нужно сохранить лицо. Тут подхожу я и говорю: «У вас аллергия. Дальше вам идти нельзя, иначе будет обострение. Вплоть до потери сознания. Возвращайтесь, я не могу вести вас. Это опасно для вашего здоровья». И они возвращаются со спокойной душой. Это уже не трусость, это подчинение приказу инструктора.

– Хорошо у вас все продумано, – улыбнулся Алим и огляделся. Окружающий мир вновь стал уютным и безопасным. Несмотря на тысячи незнакомых запахов и пресную среду.

Весь день Алим учился у Икши проводить в жизнь высокую политику. На построении обнаружилось, что пропала Реска, девушка из вида рулевых. Икша разбила туристов на пары и послала на поиски. Через пять минут Реску нашли. Напуганная непонятно чем до потери рассудка, та забилась под берег, в корни наземных растений.

– Ничего страшного, – заявила Икша. – Аллергия на пресную среду. Непривычная среда угнетающе действует на нервную систему. В соленой среде все пройдет без следа. Мы отправим Реску назад, на базу. Нужен доброволец для сопровождения.

Добровольцев не нашлось. Икша посмотрела на Риглу, но та испуганно залепетала что-то и спряталась за Алима. Алим подмигнул Икше, та как-то странно покосилась на него и назначила сопровождающим Корпена, хлипкого на первый взгляд парнишку из вида инфоров. Конечно, тот тоже не хотел возвращаться, но Икша суровым тоном произнесла: «Это приказ!» И парнишка смирился.

– Вы сможете присоединиться к следующей группе, – утешила его охотница.

– Но я не смогу со следующей группой... Моя работа...

Икша слилась с ним на целых пять минут. Какой информацией они менялись, неизвестно, но сразу после этого Корпен слился с Реской и повел ее вниз по течению.

Переход выдался не самым трудным, но жутко неприятным. Ныли усталые мышцы, экстремальщики были голодны и угрюмы. Алим то и дело с опаской косился на Риглу. Сегодня он при всем желании не сумел бы нести ее на себе. И очень боялся, что девушка сдаст. Но Ригла отвечала ему робкой, виноватой улыбкой – и держалась.

За день он в полной мере отведал того, что напугало Реску. Голод накладывался на усталость, лишая последних сил и веры в себя. Легкий завтрак – и все стало бы на свои места. Вернулись бы силы и бодрость. Алим сорвал на ходу какое-то пресноводное растение, но оно оказалось безвкусным и противным. С отвращением выплюнул, прополоскал рот и жабры. Привкус остался. Чуть позже в голову пришла идиотская навязчивая мысль, что растение могло быть ядовитым.

Икша время от времени останавливала группу и предлагала осмотреть сушу. Туристы послушно высовывали головы из среды и щурились, пытаясь хоть что-то разобрать в увиденном. Большинству не было дела до того, что там на берегу. Но остановка это отдых, в котором так нуждались тела.

Команда: «Привал, экстремальщики!» прозвучала божественной музыкой. Икша построила группу полукругом, пересчитала туристов, сообщила, что следующий переход будет легче и отпустила на отдых.

– Спасибо тебе, – стесняясь, промолвила Ригла.

– За что?

– За то, что ты был рядом. Одна, я бы ни за что не дошла. Но ты посмотришь заботливо, с тревогой и вниманием, и я знаю, что ничего страшного со мной не случится. Если совсем изнемогу, опять на закорках понесешь, не бросишь. И новые силы откуда-то берутся.

– Алим, а на меня со вниманием не посмотришь? – ехидно спросила толстушка из вида курьеров.

– На тебя я со вниманием смотрю, – пробасил ее напарник.

– А на закорках меня носить будешь? – парировала та.

Алим в пикировку не вмешивался. Он уже спал.

Сквозь сон смутно услышал он. А может, приснилось...

Похихикав, туристы отбуксировали его в старицу, чтоб сонного не унесло течением.

А не свалял ли я дурака, – в тысячный раз спрашивал себя Атран.

– Экстремальный туризм – это, конечно, круто. Но голова-то одна...

Все сегодня было не так, как вчера. Охотники с утра обращались к нему на «ты», но хорошее на этом заканчивалось. Ни шуток, ни смеха. Суровые, серьезные, сосредоточенные лица. Разведчик прибыл ранним утром, перекинулся парой слов с Лотвичем – и команду словно подменили. А настроение охотников моментально передалось кулам.

Атран занимал верхнюю позицию на куле Аранка, так как охотник сегодня расположился в нижней.

– Послушайте, Аранк, а что натворил этот алмар?

– Угробил троих рулевых.

– Это я слышал.

– Он работал на строительстве грота информатория. Ставили обрешетку для кораллов. Знаешь, как это делается? Кораллы заполняют ячеи обрешетки, укрепляют каркас – и через десять-пятнадцать лет грот готов. Так вот, в тот раз обрешетка рухнула и ранила рулевого. Рулевой был в контакте, и алмар испытал сильнейший болевой шок. Алмар сорвал рулевого со спины, боль исчезла, и алмар это запомнил. Следующим рулевым нужно было назначить самого опытного, отправить алмара на отдых месяца на два. Но умных на стройке не оказалось, рулевым назначили зеленого новичка и отправили алмара на расчистку стройплощадки. Видимо, алмар сделал себе бо-бо, содрал рулевого со спины – и слопал на глазах у окружающих.

– И после этого кто-то рискнул сесть на него?

– Никто не рискнул. Вызвали специалиста, который должен был отвести алмара на бойню. Тот дал животному два дня отдыха, но как только попытался слиться, зверюга его слопала. И убежала в Темноту. Теперь она наша.

– Почему он так делает?

– Видимо, обжег нервное пятно. Когда кого-то плющит в лепешку на твоем нервном пятне, это, видишь ли, очень больно.

– Больно ему... Сам расплющил...

– Но ведь все равно больно. Теперь никого к пятну не подпустит.

Лотвич вел отряд в Темноту. С каждой минутой бледнел солнечный свет, возрастало давление, холоднее становилась среда.

Кажется, я трушу, – сказал себе Атран. – Да нет, я определенно трушу.

– Аранк, что я должен делать, когда найдем алмара?

– Подняться повыше и наблюдать.

– Просто наблюдать?

– Да, если все пойдет нормально, просто наблюдать.

– А если нет?

– До этого не дойдет, – сердито отозвался Аранк.

– Я, кажется, не то ляпнул.

– Да, не то.

– Скажи, Аранк, как ты оказался здесь? Ты же широкомыслящий.

– Видишь ли, мой юный друг, я очень долго занимался своим делом. А долгая однообразная работа сужает кругозор. Однажды я понял, что ничего вокруг не вижу, кроме пятачка своей работы. Тогда бросил все – и вот я здесь.

– Здорово! У меня не хватило бы духа.

– Не расслабляйся.

Атран вздрогнул и огляделся. Собственные глаза почти ничего не видели, и он сосредоточился на чувствах кула. Глаза хищника различали предметы намного лучше. Боковая линия длиннее и не в пример чувствительнее собственной.

Кул ощущал каждое движение хвоста плывущих рядом охотников. Обоняние доносило десятки запахов. Даже в саду ароматов Атран не встречал такого разнообразия. Все чувства кула обострились, проснулось даже непонятное, доставшееся от далеких предков чувство живого. Слияние – не слияние, но что-то похожее.

А вокруг умирали последние краски. Вся гамма цветов сжалась до темно-зеленого и коричневого. Холодало. Атран сосредоточился, закрыл свои глаза и напряг зрение кула. Бросил взгляд вправо, влево, вниз... И почувствовал доброжелательный интерес животного к своим действиям. До вчерашнего дня он не сливался с крупными неразумными. А мелкие были просто продолжением его чувств, его органов.

– «Ты зоркий/чуткий, сильный» – передал Атран самые простые образы. Словно к предразумному обращался. И чуть не сорвался, расслабив присоску, почувствовав ответ. Кул пытался что-то передать. Атран закрыл глаза, отвлекся от шумов, запахов и движений среды. Поставил барьер образам и эмоциям Аранка, слившегося с кулом через нижнее пятно... Системы образов/понятий не совпадали. Расплывчатое радужное облако образа. Но если расслабиться, пустить кула глубже в свое сознание... Еще чуть... Облако приобретает контуры, смысл... Теперь – сосредоточиться, сфокусировать образ. Так... «Ты новый, занятный...» Нет, не занятный, «интересный/любопытный» – это ближе. «Удовольствие/удовлетворение», но за ним «сожаление». Что это за образ? «Скользкий/склизкий». Что получилось? «Новенький, ты интересный/любопытный. С тобой хорошо. Жаль, что ты склизкий».

– «Мы общаемся с кулом!» – радостно выплеснул Атран. – «Он показал, что я интересный, но склизкий!»

– «Кулам не нравятся покрытые слизью», – подтвердил Аранк. – «Они сами голокожие, и охотников любят голокожих. А мы с тобой – чешуйчатые, да еще слизью чешую защищаем. Нас только пожалеть».

– Я даже представить не мог, что кулы такие умные, – вслух произнес Атран. И вновь погрузился в чувства кула. Боковая линия сообщила, что два мощных хвоста работают справа, и один – сверху. Какая-то мелочь суетится у самого дна. Непонятный тревожный запах где-то очень далеко...

То ли глаза адаптировались, то ли стало светлее, но Атран отчетливо видел дно своими глазами. Наверняка стало светлее. Вышли ведь рано утром, а теперь солнце прямо над головой.

Хорошо там, дома. Блики весело играют, тепло, зелень кругом. На фига мне сдался этот экстремальный туризм? – уныло размышлял Атран, изучая голое песчаное дно. Путь охотников опять пошел под уклон, в Темноту, и кул начал нервничать. Атран попытался погрузиться в чувства кула, но ничего не понял.

– «Что/почему?» – задал он вопрос.

– «Запах» – отчетливо и ясно прозвучал в мозгу ответ кула.

– Внимание, алмар близко, – тут же предупредил всех Лотвич. Кулы выстроились ромбом и поднялись над дном настолько, насколько позволяла видимость.

– «Вот он!» – передал Аранк. Где-то там, у дна замерло нечто огромное. Даже кулы по сравнению с ним смотрелись молодью.

– Действуем по обычному плану. Ты, Урена, на страховке. Отвлекай внимание, но в драку не лезь.

– А я? – встрял Атран.

– На подстраховке. Наблюдай отсюда и не приближайся. Бывает, в пылу схватки кулы остаются без партнера – твоя задача позаботиться о них.

– Что значит – позаботиться?

– Вывести из драки и подвести к охотнику. Кулы часто увлекаются, и без охотника могут легко погибнуть. А ты – новичок, боевых приемов не знаешь. По уставу сначала должен посмотреть на десяток схваток зрителем, ни во что не вмешиваясь, потом пройти курс тренировки вместе с кулом. Но у нас нет никого на подстраховке. Справишься?

– Можете на меня рассчитывать! – повеселел Атран.

– Главное – не суйся под щупальца. Отводи кула на безопасное расстояние, и уже потом осматривайся. Ты – не на страховке, а на подстраховке. Страхует Урена. Что еще? Не распускай рук-ки. Схватит за рук-ку – погибнешь. И последнее. Если тебе будет больно, немедленно выходи из слияния с кулом. Не мучай партнера.

– Все понял!

Последнее было далеко от истины. Что такое «страховка»? Чем она отличается от «подстраховки»?

Разберусь по ходу дела, – решил Атран и успокоился.

...Это был танец. Опасный, безумно опасный танец смерти. Кулы кружились вокруг гигантского алмара то приближаясь, то удаляясь. Алмар распушил щупальца с когтями и страшными присосками, вращал огромными глазами, каждый – с голову охотника, и бочком, медленно двигался вниз по склону, пытаясь уйти в Темноту. Кула Мбалы резко ускорилась, напала на алмара сзади и вцепилась в щупальце, извиваясь всем телом. Тут же к ней устремились два других щупальца. Но были перехвачены кулами Аранка и Лотвича. Алмар дернулся всем телом, прогнулся ракушкой, подтягивая щупальца с охотниками к страшному клюву, но опоздал. Кулы прыснули в стороны словно стайка молоди. Вода окрасилась кровью. На дно лег перекушенный конец щупальца. Даже оторванный от тела, он продолжал извиваться словно огромная – вдвое длиннее Атрана – пиявка. Кул Лотвича неторопливо жевал. Из жаберных щелей выхлестывали фонтанчики окрашенной кровью среды. Аранк выкрикнул что-то радостно-возбужденное, и вновь вокруг алмара завилась карусель стремительных серых теней.

Вторая атака, столь же стремительная, как и первая. Но и щупальца бросились на охотников все сразу. Алмар выгнулся, превратившись на секунду в шар. И в это мгновение Урена бросила в атаку свою кулу. Атран даже не понял, что произошло, серая тень лишь на мгновение коснулась беловато-рыжей туши, но та словно взорвалась! Шар вывернулся наизнанку, выпустив черное облако. Кулы бросились в стороны и вверх.

– Все целы? – крикнул Лотвич. – Мбала?

– У нас ни царапины.

– Аранк?

– Легкий ушиб. Работать можем.

– Урена?

Охотница выплюнула кусок кровавого мяса. Ее кула наоборот, проглотила нечто крупное.

– Какая гадость эти переростки! Все в порядке, командир.

– Отлично. У нас легкая царапина. Работать можем.

Охотники собрались вокруг Атрана, словно он был ориентиром. Мбала подмигнула ему и покосилась вниз. Черное облако медленно рассеивалось.

– Совсем чуть-чуть промахнулись. Буквально на полметра, – огорченно жаловалась непонятно кому Урена.

– А куда вы целили? – не удержался Атран.

– Мы целили в глаз. Обидно, право слово. Будь мы в форме...

– Не расслабляться! – негромко скомандовал Лотвич. – Алмар разогрелся, будьте осторожны.

– Вот он! – воскликнула Урена, и схватка возобновилась. Кулы кружили вокруг алмара, атакуя при первой возможности. Они выдирали из щупалец куски мяса и тут же бросались наутек. Кровь мутила среду. Но алмар, казалось, не замечал ран. Все также неторопливо, бочком, передвигался вниз по склону.

Щупальце захлестнуло хвост кула Лотвича, но тут же его атаковал Аранк. Кул Лотвича рванулся с такой силой, что охотника сорвало потоком. Кул замер в трех десятках метров от драки и растерянно оглянулся.

– Понял! – завопил Атран и устремился к нему. С разгона довольно жестко припечатался к верхнему нервному пятну, напряг присоску и слился. И почувствовал, как Лотвич сливается с кулом через нижнее пятно.

– «Что мне теперь делать?»

– «Ты уже здесь?» – изумился охотник. – «Отличная работа, юноша! Возвращайся на свой пост.»

Еще один оторванный конец щупальца лег на дно, и два щупальца тащились по дну словно канаты. Несколько раз охотники пытались атаковать глаза, но безуспешно. Алмар успевал отбить атаку, прикрывая глаз щупальцем. В одну из таких атак Аранк сорвался с кула, увернулся от одного щупальца, другого – и вышел из драки. Его кул, потеряв партнера, сам отошел на безопасное расстояние и замер. Атран слился с ним и отвел к охотнику.

– «Как впечатления?»

– «Работа – не буди сонного. Замерзаю» – отозвался Атран.

– «Радуйся. Кулы еще в ярость не впали. Разъярятся – тогда побегаешь за ними», – порадовал охотник, проверяя состояние кула.

Схватка продолжалась. Еще дважды кулы теряли охотников, раз щупальце обхватило кула Лотвича, и все охотники бросились ему на помощь, буквально разорвав щупальце на куски. Но кулы Мбалы и Лотвича получили раны, а Аранк – длинную глубокую царапину вдоль хвоста. Как ни странно, движения алмара становились все стремительней. Охотники и кулы наоборот уставали. Глаза Атрана с трудом различали тела в наступающей темноте, и холод сковывал движения. Никогда еще он не погружался так глубоко. С некоторой отрешенностью наблюдал, как внизу вскипают облака мути, окрашенной кровью. По его представлениям, алмар давно должен был ослабеть от ран и потери крови.

Как все произошло, даже не видел. Просто из свалки вылетела серая тень и растерянно замерла.

Кул без охотника, – понял Атран, и устремился к нему. Причалил к верхнему пятну, слился, переключился на чувства кула и огляделся в поисках охотника. Кул оказался кулой Мбалы.

Вопль, полный смертельного ужаса ударил в уши. Словно плетью по нервам хлестнуло – кула узнала голос хозяйки. Встречный поток ударил в лицо. Атран напряг присоску, изо всех сил заработал хвостом, пытаясь удержаться. Вопль прекратился. Очень близко Атран увидел огромный клюв алмара... и то, что опускалось на дно. Переднюю половину Мбалы.

И тут закричала кула.

Отчаяние и ярость захлестнули сознание Атрана. От неожиданности он раскрылся...

Последующее помнил плохо. Яростная атака, щупальце, вкус крови, вираж, новая атака, боль раны. Именно боль пробудила ясность сознания.

Если я сейчас начну рулить, мы точно покойники, – с невероятной ясностью понял он. – Если не начну – то же самое. Что же делать?

Сосредоточившись, он передал в мозг кулы образ глаза. Огромного, немигающего глаза алмара. И кула поняла! Вновь танец среди щупалец, крутые виражи, вкус крови во рту. И сильный, с полного хода удар носом прямо в черный зрачок огромного глаза. Стремительный маневр, удар головой о твердое как камень щупальце...

Атран очнулся почти сразу. И бросился наутек, ориентируясь по сигналам боковой линии. Глаза ничего не видели. В голове звенело, желудок пытался избавиться от содержимого. Он даже не сразу понял, что кулы нет рядом, а когда понял, долго-долго не мог сообразить, что же делать. До того самого момента, когда мощное, теплое, упругое тело подошло к нему снизу, ища слияния. Слился, все еще пытаясь задержать ускользающую реальность.

Зрение вернулось. Какая разница, что это зрение кулы, не свое. Во рту что-то теплое, студенистое.

– «Что теперь? Покажи, где кусать/рвать?» – ударил в сознание вопрос кулы. Атран даже не поверил вначале, что вопрос исходит от неразумной хищницы. Настолько ясно и зримо он был передан.

– Сейчас, милая, сейчас... – пробормотал он, осматриваясь. Алмар вторично выпустил чернильную кляксу. Далеко не такую густую, как в первый раз. Охотники неторопливо кружили метрах в двадцати выше.

– «К ним,» – передал Атран и заработал хвостом, не понимая даже, чьим, настолько полным было слияние. Слова, обращенные к себе, вначале тоже не понял. А когда понял, уныло ужаснулся. Он нарушил первое правило слияния с неразумными. Вместо того, чтоб овладеть телом неразумного, отдал неразумному свое тело и свое сознание. Отсюда и небывалая четкость понятий/образов.

– Хорошая работа, юноша. Просто отличная. Оба глаза за две секунды.

– Мбала погибла...

– Я в курсе. Постарайся отвести кулу подальше и успокоить. Мы теперь быстро закончим.

Атран послушно отвел кулу на безопасное расстояние. Хищница бомбила его сознание образом Мбалы на нижнем нервном пятне и порывалась броситься в схватку. Атран с трудом ее сдерживал.

Когда все кончилось, и тушу алмара начали обгладывать глубинные рачки, к Атрану приблизилась Урена.

– Послушайте, Атран, мне очень жаль, что так получилось, но вы должны задержаться у нас. Мбала уступила место молоди. А кулы – они не разумные существа, они живут эмоциями... Кула Мбалы сейчас в шоке. Кто-то должен постоянно быть рядом с ней, понимаете?

– Я должен стать охотником?

– Нет, совсем нет. Это вовсе не обязательно... Только пока на наш кордон не прибудет охотница на место Мбалы. Две-три недели, не больше... Иначе кулу придется отправить на бойню. Она станет опасна для общества. Как алмар... Вы понимаете...

– Я согласен.

Назад двигались медленно. Кулы были усталы и сыты. Охотники усталы и задумчивы. Ныли ушибы и раны. Атран медленно приходил в себя от шока.

Что со мной? – в который раз спрашивал он себя. – Что это за чувство? Я на что-то напоролся – как на обломок коралла с разбега. Черная глубина! Я же нарушил инструкцию! Самую важную по работе с неразумными. Отдал себя неразумной в момент эмоционального пика – и заразился, вот в чем дело. Перестал быть разумным. Даже хуже – стал гибридом разумного с неразумным. Неужели навсегда? Надо скрывать это, надо вести себя как всегда, иначе... Не знаю, что, но мало не покажется. Не зря же инструкцию составили. Нужно вести себя как всегда. Никто не догадается. А смогу? Хорошо, что меня здесь почти не знают...

Когда среда потеплела, и в мир вновь вернулись краски, Лотвич прервал молчание.

– Кто видел, как алмар схватил Мбалу? Урена?

– Я в тот миг помогала тебе.

– Точно. Алмар как раз схватил нас с кулом за хвост. Аранк?

– Я был с другой стороны. Видел, как кула Мбалы уходила в сторону, потом услышал крик. Самой Мбалы не видел.

– Атран?

– Я увидел кулу без охотника, слился с ней, мы услышали крик и пошли на помощь Мбале. Только не успели. Он уже перекусил Мбалу пополам. Кула очень разозлилась, я с трудом ей управлял...

– Все действовали правильно. Атран, ты справился со своей функцией просто великолепно.

– Если мы все делали правильно, почему Мбала уступила место молоди?

– Гибель Мбалы – профессиональный риск. Для уничтожения алмара такого размера нужно было выделить шесть или восемь охотников – чтоб каждого атакующего кто-то страховал. Будем знать на будущее. А с тобой, парень, все в порядке?

– Честно говоря, не знаю, что считается в порядке после такой драки. Получил по черепушке, замерз как медуза, болит царапина на хвосте, кула очень... огорчена. Но зато масса новых впечатлений.

– А, экстремальный туризм!..

– Лотвич, наверно, это глупый вопрос... А чем, собственно, помешал алмар?

– Он нарушал экологическое равновесие в нашем секторе. Слишком много кушал. Не так важно, что много, главное – не тех. С этим можно было бы смириться, если б он приносил пользу. Но расходовать ресурс просто так... Питался бы планктоном – на него б никто внимания не обратил. Но он предпочитал вершину пищевой цепочки – самых крупных неразумных. Пищевая цепочка – она как пирамида. Ты ведь знаешь, сколько лет и корма нужно, чтоб вырастить шалота или кула, сколько звеньев в их пищевой цепочке.

– Проходили...

Когда вернулись на кордон, Урена внимательно осмотрела сначала животных, потом охотников. Серьезных ран ни у кого не было, но кул Лотвича на ночь был отправлен в лечебку.

– Сегодня уже поздно, а завтра я пойду к связистам, – сообщил Лотвич.

– Надо выписать нового охотника.

– Охотницу, – поправила Урена.

– Правильно, охотницу. Атран, ты пойдешь? Связисты работают на таких глубинах, что сегодняшняя прогулка мелководьем покажется.

Как поступил бы я вчера? – задумался Атран.

– Он еще раздумывает, – рассмеялся Аранк. – До чего ленивый турист пошел!

– Я бы с радостью, но боюсь надолго кулу оставлять. Ей сейчас очень нехорошо.

– А я подумал, холода испугался. Не волнуйся, кулы будут с нами. Своим ходом до связистов слишком долго добираться.

Атран попытался изобразить радость. Урена, которая внимательно наблюдала за ним, встревожилась.

– Дай-ка я проверю твою кулу.

– Пожалуйста. Только сливайтесь с ней сверху. Снизу она все еще Мбалу ждет.

– Конечно, сверху, малыш. С чужой кулой не принято сливаться снизу. Нижнее пятно – для хозяина. Ты молодец, что сам разобрался в этом.

Атран поспешно освободил верхнее пятно. Минут пять Урена прислушивалась к ощущениям животного.

– Бедняжка на самом деле сильно тоскует. Но что поразительно, Атран, ты успел завоевать ее симпатию.

– Знай наших, – гордо выпятил грудь Аранк и рассмеялся. – Ужинать! Всем ужинать и спать!

– Мне надо... Я хотел погулять с кулой, – промямлил Атран. – Можно?

– Нужно, юноша! Кула на полном твоем попечении. Но об ужине и сне тоже не забывай.

– Толковый парнишка, – улыбнулась Урена, когда Атран скрылся за зеленой завесой. – Из него может выйти отличный охотник.

Шли дни. Экстремальщики втянулись в ритм. Тяжелые переходы закалили и сплотили группу. Пройденные километры складывались в десятки, десятки в сотни... Привычными стали пресная среда и ночевки там, где застал вечер. А на восьмой день у экстремальщиков был праздник. Корпен, парнишка-инфор, которого Икша отправила сопровождать Реску, проводил девушку до обитаемых мест и сумел догнать группу. Алим был поражен до глубины печенки. Инфоров всегда считали ленивыми, неповоротливыми домоседами, но этот скромный, хиленький с виду парнишка совершил подвиг.

Кто-то предложил учредить переходящий титул лучшего экстремальщика дня. Идею подхватили, и тут же лучшим экстремальщиком единогласно выбрали Корпена.

Группа покинула широкую, теплую но мутную реку, свернула в приток с прозрачной, но холодной средой и быстрым течением. Теперь, экономя силы, Икша вела группу хитрым зигзагом то вдоль одного берега, то вдоль другого, седьмым чувством выбирая водовороты и места со слабым течением.

А потом были пороги. Течение на перекате столь стремительное, что казалось, никакая сила не сможет противостоять ему. Но Икша разогналась – и пролетела перекат, до половины поднявшись над средой, оставляя за собой пенный след. Через минуту спустилась по течению, усталая но счастливая. Подозвала Корпена, слилась с ним, передавая информацию. Через минуту начался инструктаж. Экстремальщики поочередно сливались с Икшей или Корпеном, получали информацию о расположении камней и оптимальном маршруте, а также восторг победы и ощущение шипящей среды, обтекающей упругое, сильное тело. И шли на штурм переката. Некоторых выносило обратно. Но никого это не пугало, наоборот, возбуждало. Настолько силен был заряд бодрости и восторга, полученный от инструктора-охотницы.

Алим серьезно волновался за Риглу. И действительно, девушку дважды вынесло течением. Но в третий раз она с боевым криком ушла в стремнину – и не вернулась. Алим выждал на всякий случай минуту. Видимо, прошла.

– Берегись!!! Яп-яп-яп-яаа!!! – завопил он и устремился вперед.

Пройти перекат оказалось намного сложнее, чем в ощущениях Икши. Но как приятно звучали крики встречающих, тех, кто прошел порог раньше.

Последней поднялась Икша. И тут же ошеломила группу сообщением, что они с честью преодолели первый, самый легкий порог, а впереди будут по-настоящему трудные.

...Отдаленный грохот наполнил среду вибрацией. Дно реки дрожало и колебалось. Вокруг донных камней поднимались неуверенные грибки мути, их сносило неторопливым течением.

– Что это? – выкрикнули сразу несколько голосов. Колонна остановилась.

– За мной! Быстро! – закричала Икша и рванула против течения. Туристы устремилась за ней. Вопросы отпали. Происходило что-то непонятное и опасное.

Икша поднялась к самой поверхности, даже еще выше, почти полкорпуса подняв над средой.

– Делай как я! – крикнула она, и этот крик передался по цепочке.

– Делай как я! – в свою очередь крикнул Алим, поднимая спину над поверхностью.

Дрожь дна не уменьшалась. Но теперь по среде доносился глухой перестук камней.

Глубина резко уменьшилась, и так же резко возросла скорость течения. То и дело Алим касался грудью обросших скользким зеленым пухом камней. Работая хвостом изо всех сил, он продвигался вперед со скоростью ленивого краба. Два раза его здорово приложило об камень – сначала хвостом, потом головой и боком, когда течение развернуло и потащило назад.

Здесь я не смогу помочь Ригле. Глубина мала, – промелькнула идиотская мысль, и Алим скосил глаз на напарницу. Девушка, как ни странно, двигалась уверенно и спокойно. Она выбрасывала вперед рук-ки хваталась за камни и рывком преодолевала целый метр. Алим обалдело открыл рот. Использовать рук-ки для движения вместо плавников... Это была очень свежая, оригинальная мысль. Протянув вперед обе рук-ки, он ухватился за камень и подтянулся. Получилось! Рук-ки добавили ту чуточку усилия, которую не мог уже дать хвост.

– Используйте рук-ки! Отталкивайтесь от камней рук-ками! – закричал Алим во весь голос. Сказать прямо, чтоб тащили себя рук-ками не позволил стыд.

Метров через семьсот-восемьсот река вновь обрела глубину. Течение замедлилось, а потом река и вовсе разлилась озером. Икша отвела группу в спокойную бухточку, построила и пересчитала. Как ни странно, никто не отстал и не потерялся. Экстремальщики были усталы, слегка напуганы, но радостны и возбуждены.

– Ты видел?! Рук-ками хватаешься и тянешь себя над самым дном!

– А я рук-ками за камень ухвачусь, отдохну, а потом как рвану вперед на двадцать метров! И снова за камень схвачусь и отдыхаю, – слышалось со всех сторон.

– Эти широкомыслящие – славные парни. В самый тяжелый момент что-нибудь да выдумают!

Алим посмотрел на свои оцарапанные ладони, стер следы зелени и вытянул рук-ки вдоль тела, спрятав в желобки обтекателей. Восторга от того, что пришлось помогать хвосту рук-ками, не испытывал. Но тут в голову пришла новая, оригинальная мысль. Для экстремальных условий годится то, что в обычной жизни никто никогда не делает. А они – кто? Туристы-экстремальщики! Мысль показалась настолько удачной, что Алим потребовал тишины и произнес ее вслух. А потом вытолкал вперед Риглу и объявил, что именно она – автор идеи. Смутившуюся девушку под радостные крики провозгласили лучшим экстремальщиком дня. Потом слово взяла Икша и сказала, что группа фактически достигла конечной точки маршрута. В этом озере они отдохнут неделю-другую, осмотрят достопримечательности, а потом пойдут назад. Первая экскурсия состоится через два дня. Они поднимутся по очень мелкому и холодному ручью и осмотрят чудо природы – водопад. А на эти два дня она, Икша, снимает с себя полномочия руководителя группы и назначает старшим Орчака.

Орчак оказался тем самым опытным экстремальщиком из вида неутомимых, который поддержал Алима в первый день в неприятном деле поедания морской капусты.

А помощником Орчака Икша назначила... Алима!

– Но почему я? – удивился юноша.

– Орчак – опытный турист. Знает, что делать и когда делать. А у тебя голова на плечах. Ты проявил себя как надежный партнер, тебе группа верит. И вообще, должность заместителя – это синекура. Работа – не буди спящего.

При упоминании спящего со всех сторон послышались смешки. За Алимом закрепилась слава любителя поспать. А чья-то подлая душа пустила от его имени крылатую фразу: «Поели? Теперь можно и поспать!», намекая на тот случай, когда он уснул, не закончив завтрак из морской капусты.

Под общее хихиканье обе кандидатуры были утверждены. Алим смотрел на группу, выстроившуюся полукругом, и не мог представить, как он, совсем еще малек, будет командовать взрослыми, многие из которых в несколько раз старше него.

– А не скажет ли многоуважаемый инструктор, почему водопад осматриваем не сегодня, а через два дня? – поинтересовался один из насмешников-хохмачей.

– Почему не сказать, – улыбнулась Икша. – Ваши нежные, избалованные тельца должны хоть немножко привыкнуть к холодной среде. Потому что у водопада она на самом деле холодная!

Наши тельца не избалованные! – хотел возразить Алим, но удержался.

Как-никак, он теперь инструктор, а руководство должно быть едино и монолитно!

Орчак объявил два часа отдыха, а потом – первую экскурсию – вокруг озера, с осмотром всех достопримечательностей, какие только найдут туристы.

Покружив по бухте, выслушав несколько поздравлений и получив десяток дружеских тычков, Алим отправился на розыски Икши. Хотелось уточнить несколько вопросов. Нашел Икшу в том месте, где из озера вытекала река. Слившись, она секретничала о чем-то с Орчаком.

Вот те и самый опытный турист! Как приспичило – сам за советом побежал, – с удовлетворением отметил Алим, скрывшись между камней на границе видимости. А видимость здесь была неплохая. (Для пресной среды, конечно.) Никак не меньше двадцати метров. Если б еще среда была чуть потеплее... Алим вспомнил слова Икши, что у водопада будет холоднее, и по коже заранее побежали мурашки. Но что такое – водопад? Оба корня слова известны. А как их сопоставить? Ну да, есть дождь. Маленькие пресные капли падают сверху. Но водопад? Дожди не идут по расписанию...

Задумавшись, Алим пропустил момент, когда Икша вышла из слияния и ушла в реку.

– Ты Икшу не видел? – спросил он, оглядываясь.

– Видел, – отозвался Орчак, с непонятным выражением глядя в сторону стремнины.

– Где она?

– Ушла в пороги.

– В пороги???

– Да, в пороги. У некоторых очень странные понятия об отдыхе.

– Об отдыхе???

– Ну да... Спуститься по порогам, подняться по порогам – хороший отдых...

– Здесь что-то не так! Мне кажется, ты что-то путаешь.

– Но она действительно ушла в пороги! Чтоб мне крабом стать! Для этого и назначила нас руководить группой. Обещала завтра вернуться.

Ошеломленный, Алим вернулся к группе.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась Ригла.

– Ты знаешь, как наша инструктор развлекается? По порогам спускается. Пять минут вниз, пятьдесят вверх. И так много раз.

– Шутишь!

– Не веришь? Орчака спроси! Орчак не даст соврать.

– Дам! – отозвался Орчак.

До вечера обошли только половину озера. Двигались не цепочкой по два, а шумной, веселой толпой. То и дело останавливались, поднимали над средой головы и щурились, осматривая окрестности. Потом оказалось, что если подойти к самому берегу, где нет волн, то можно великолепно рассмотреть, что делается на суше. А посмотреть было на что. Во-первых, поверхность суши была не ровней морского дна. Огромные возвышенности с трех сторон окружали озеро. Вершины их так и светились белизной. Во-вторых, удивительные наземные растения...

– Не может быть! Этого не может быть, – бормотал Корпен. – В старых архивах есть упоминания, но кто бы мог подумать...

– О чем?

– О белом. Это пресная среда в особом состоянии.

– Мы можем туда подняться? – заинтересовался Алим.

– Нет. Не можем. В архивах говорится, что это твердое состояние среды.

Туристы еще раз посмотрели на твердое состояние среды. Помолчали.

– Чему тут удивляться, если в архивах это есть, – насмешливо выпустила струйку пузырьков Ригла. – Надо любоваться, а не удивляться.

Так это у нее красиво получалось – выпускать струйку пузырей, что Алим в очередной раз взгрустнул из-за видовой несовместимости.

Продекламировал Ольян, идейный руководитель хохмачей.

– Но ведь это состояние неустойчивое! Градиент температуры... – попытался объяснить Корпен, но его никто не слушал. Туристы нашли новое чудо. Упавшее с берега наземное растение. Оно было огромно. Не менее двадцати метров длиной. То есть, высотой – на берегу оно стояло вертикально. Ствол казался твердым как коралл. Но ветви упруго изгибались. И самое удивительное – зелеными были только листья. Все остальное – черным или темно-коричневым. Корпен порылся в памяти и отыскал название растения. Дерево. Алим пожевал листик. Лист оказался с горчинкой, очень тонкий и жесткий. Если это еда, то на любителя.

До вечера встретили еще множество диковинок. Корпен напряг память и сыпал незнакомыми, звучными терминами. Все пытались их запомнить, повторяли вслух, бубнили про себя... Даже Ригла перестала подкалывать всех и слушала Корпена раскрыв рот.

Остановились на ночлег в мелкой, хорошо прогреваемой бухточке.

Утром, когда все еще спали, вернулась Икша. Разбудила Орчака и отвела в сторонку посекретничать. Алим проснулся чисто случайно – и подплыл к ним. Орчак выглядел смущенным и испуганным, суровая складка пролегла по переносице охотницы.

– Что случилось?

– Помнишь, что произошло перед тем, как мы вошли в пороги?

– Дно тряслось, какой-то гул, стук камней...

– Обвал отрезал нас от внешнего мира, – с грустью произнесла Икша.

– Как отрезал? Что значит – отрезал?

– Отрезал – это значит засыпал реку, по которой мы сюда поднялись. Назад пути нет. Вы хотели опасного, экстремального туризма, Алим. Мы его получили.

– Подъем! – скомандовал Лотвич над самым ухом. Атран вздрогнул и проснулся. Тело ныло и болело после вчерашнего. Присоска занемела так, что совсем ничего не чувствовала.

– Не передумал идти к связистам?

– В такую рань? – Атран со стоном потянулся, выгнул спину. – Туристы не отступают!

– Тогда отпусти кулу позавтракать, и не забудь про себя. Выходим через час.

Атран передал в мозг кулы образ/символ еды, попытался расслабить занемевшую присоску. Ничего не получилось. Дернулся всем телом, отделился наконец от кулы и сделал пару упражнений на растяжку. Хищница сонно и неторопливо удалилась.

– В первый раз спал в контакте, – сознался он.

– Не злоупотребляй этим. Сохраняй дистанцию и будь лидером, – предупредил охотник. – Не давай животному командовать собой. Но и не подавляй инициативу. Не преврати кулу в тупого шалота.

– И краба съешь, и панцирь не попорти, – рассмеялся Атран. – Слушаюсь, начальник!

До связистов добрались быстро. Атран слегка волновался, придет ли кула на его зов, но на призывный свист Лотвича явились все четыре кула.

На станции связистов царил идеальный порядок. Шалотов без надзора не оставляли. По штатному расписанию на каждого шалота полагалось не меньше трех рулевых, чем обеспечивался трехсменный режим с восьмичасовым рабочим днем, но ночную смену за смену не считали, и рулевые стабильно выкраивали себе два-три выходных в неделю. Дальнобойщики о такой жизни могли только мечтать, но связь – не транспорт. Везде своя специфика. Близкое знакомство с Темнотой здоровья и нервов не прибавляет. А профессиональная болезнь связистов – глухота – притча во языцех.

Пожилой, сморщенный, давным-давно не омолаживавшийся связист выслушал Лотвича, перекинулся парой слов с дежурным насчет расписания и предложил подождать немного. Через полчаса как раз уходит на смену бригада. Лотвич передал кула дежурному, а сам увлекся какой-то сложной логической игрой со старичком. Атран пару минут понаблюдал за ходом партии, ничего не понял и отправился осматривать станцию. Нарвался на пару грозных окриков («Куда с кулой?! Вороти назад!»), забрел в стойло шалотов, где был встречен, накормлен и обласкан практикантками («Девочки! К нам охотник! Хи-хи-хи»), полюбовался могучими телами покорителей Темноты (ничем не отличаются от обычных пассажирских, но имеют четыре нервных пятна вместо двух и раскормлены до безобразия). Кула к шалотам отнеслась равнодушно, но выдала многозначительное замечание: то ли ленивые сильно, то ли сильные, но ленивые. Может, и то, и другое вместе. Атран с ней согласился и пересказал замечание девочкам-практиканткам. («Хи-хи-хи. А можно погладить?»).

Через полчаса Лотвич заглянул в стойло. Косяк молодежи сгрудился вокруг Атрана и его кулы.

– ...Кул – это совершенный боевой организм. Стремительный, мощный, наделенный интеллектом, почти равным нашему... Охотник и кул – единое целое. Охотник – мозг, кул – тело. Но в то же время кул способен к самостоятельным действиям. Нужно только заранее объяснить ему боевую задачу. Вчера мы...

– Атран, пора! Извините, девушки, что забираю у вас кавалера, но это для вашей пользы. Вчера он на алмара охотился, а сегодня... Угадайте, на кого сегодня.

– Хи-хи-хи.

Бригада была уже в сборе. Связист, инфор и конечно же, шалот. Здоровенный, упитанный и ленивый. Атран тут же окрестил его толстолобиком. Впрочем, связист тоже был не из худеньких, а инфор... Кто-нибудь слышал о тощем инфоре-связисте? Или, говоря высоким стилем, о худеньком Хранителе Знаний?

– Мы готовы, – сообщил Лотвич.

– Ась?!

– Мы! Готовы!

Рулевой уступил связисту место на верхнем нервном пятне шалота и отправился к дежурному – идти в Темноту он не хотел, а спать лучше в служебной зоне. Там меньше посторонних. Как бы от нечего делать, Атран описал круг вокруг шалота и внимательно его разглядел. Шалот как шалот. Крупный, конечно. Выпуклый лоб, четыре нервных пятна. И не подумаешь, что его голос можно услышать на другом конце Мира.

Инфор неспеша присосался к боковому нервному пятну, связист крикнул: «Девятый ушел на смену», и небольшой отряд покинул станцию. Шли под самой поверхностью. Солнечные лучи ласкали кожу, блики весело играли на телах.

– Как наши девушки? – весело стрельнул глазом связист. Атран изобразил гримасу отчаяния.

– Горе мне, бедному, несчастному туристу. Такой косяк молоди – и ни одной широкомыслящей.

– Как это – ни одной? Одна как раз есть!

– Может и есть, да не про нашу честь, – намекнул Лотвич. – Мы ее по дороге сюда встретили. Спешила прямиком на наш кордон.

– И я, кажется, знаю, что она там делает, – добродушно усмехнулся связист. – Это правда, что вы алмара порешили?

– Правда.

– Давно пора было! А то на смену как на подвиг идешь. Вдруг из Темноты вынырнет, схватит... Шалот его, конечно, отгонит. Эти твари свиста боятся. А если вовремя не заметит?.. Трудно было?

– Одного охотника потеряли.

Связист поцокал языком. Атран удивился, что со слухом у парня все наладилось. Но потом понял, что слушает тот ушами шалота.

– ...а хочешь – Атрана расспроси. Он на страховке сначала был. Всю картину видел. А под конец алмару оба глаза снес. Такой чистой работы я давно не встречал.

Атран чуть не раздулся от гордости.

– Чего там рассказывать? Был алмар, нет алмара.

– Не скромничай. Дорога длинная, плыть долго, а ты здесь новенький. Не нарушай традицию, сократи нам путь.

– Ну, если общество настаивает... – Атран прикрыл глаза и напряг память. Как перед экзаменом. – Первой атаковала Мбала...

Стараясь быть равнодушным и беспристрастным, он принялся описывать перипетии боя. Все, что помнил. А помнил, как оказалось, очень много. Лотвич изредка вносил дополнения. Но, когда дошел до смерти Мбалы, вчерашнее приобретение – звериные эмоции – чуть не захлестнули сознание. Кула подхватила и усилила их. Атран замолчал, чтоб не выдать себя голосом. Но мозг ученого продолжал работу, анализируя и сравнивая. Было в эмоции нечто от скуки, но не только. Боль? Да, близко. Среднее между скукой и болью. Пусть рабочее название будет – боль утраты. Потом можно уточнить.

– Что задумался?

– Понял, почему ты отказался рассказывать. – Атран постарался произнести это ровным, чуть равнодушным голосом. – Дальше я вступил в бой – так это круговерть какая-то. Щупальце справа, я вперед, щупальце слева, я вниз. Глаз впереди, я атакую... Неинтересно как-то звучит...

– Девушкам ты интересней рассказывал. Как там? Совершенный боевой организм...

– Так то – девушкам. А здесь байки народу не нужны.

– Почему это народу не нужны байки? – грозно поинтересовался связист, и все рассмеялись.

– Да я почти закончил. Пока алмар был в шоке, обхожу сзади, атакую второй глаз... и получаю по голове так, что я налево, кула направо, в глазах круги, ничего не вижу, ничего не понимаю, только хвостом работаю. На полсотни метров отошел, с кулой слился, и потом уже что-то соображать начал. Кула не в духе, в бой рвется, а алмар опять чернила выпустил. Дальше пусть Лотвич расскажет. Я был занят только тем, что кулу сдерживал.

– Ценная информация, – неожиданно густым басом произнес инфор. Атран совсем забыл о нем. Надо же – вот так неожиданно войти в анналы истории...

Лотвич докончил рассказ, потом на слэнге охотников прокомментировал некоторые места боя. Атран ничего не понял. Что такое – крутка, почему она неэффективна, почему нельзя применять срезку, но двойная укрутка очень эффективна. Разумно и понятно прозвучало только вчерашнее замечание, что на алмара подобного размера нужно идти вшестером или ввосьмером. И работать обязательно парами.

Идем в Темноту, – скомандовал вскоре связист. И направил шалота почти вертикально вниз. Кула занервничала и поразила Атрана очередным шедевром:

– «Будет темно/холодно/неуютно. Шалот плохой/шумный».

– «Ты была в Темноте с шалотом?» – изумился Атран. И получил подтверждающий эхо-образ.

– Зачем так глубоко погружаться? – спросил он вслух.

– На глубине около 500 метров проходит граница разделения слоев. Верхний слой менее соленый и менее плотный. А чуть глубже 900 метров – еще один скачок плотности, – объяснил связист. – Звуковая волна отражается от границ раздела слоев и идет только по среднему слою. Ни вверх, ни вниз. Поэтому энергия звука не поглощается дном и не рассеивается поверхностью. А раз так, нас слышно очень далеко.

– Так все дело в скачках плотности?

– Да. Солености, температуры и из-за них – плотности.

– Кто бы мог подумать?.. Э-э, а в самом деле, как это узнали?

– Не знаю, – равнодушно ответил связист. – Видимо, были какие-то исследования.

– В моей памяти тоже нет информации, – удивился инфор. – Пошлю запрос в информаторий.

Атран переключил внимание на боковую линию. Даже чуткие глаза кулы ничего не различали. Ниже и правее лениво работал хвостом шалот. Над ним по спирали шел в глубину кул Лотвича. По ушам ударили резкие, визгливые трели. Это шалот переключился на гидролокацию. Кула под Атраном издала жалобный стон и сделала робкую попытку повернуть назад. Попытку Атран пресек, но как мог, приласкал и успокоил хищницу.

Как можно определить малюсенький скачок плотности, – размышлял он.

– Какой организм на это способен? Мы таких не проходили. Нету такого! Разницу во вкусе среды еще можно ощутить. Если вырастить специальное существо, которое больше ничего не умеет, можно уловить скачки солености. Но каким могучим интеллектом нужно обладать, чтоб связать соленость, плотность и необычное распространение звуковых волн... Хорошо, что я генетик. На физика моих мозгов не хватило бы.

– «Ты занят важным/непонятным, а впереди холодно/плохо», – выдала очередной перл кула, присовокупив робкую просьбу повернуть назад. Атран в первую минуту не понял, а во вторую обругал себя самыми гнусными словами. Он опять пустил кулу в свое сознание. Задумавшись, раскрылся перед хищницей полностью. Но плохо было не это. Он понял, что всегда, когда задумывался, раскрывал сознание перед инструментом. Это вошло в привычку. И счастье, что инструменты генетиков отличаются редкостной безголовостью.

Шалот щелкал и свистел, температура падала, давление возрастало, во рту появился неприятный привкус. Кула все больше нервничала и просилась наверх. Атран сам нервничал, но ставил в пример Лотвича и его кула. Внезапно шалот изменил курс. А через пару минут боковая линия подсказала, что впереди кто-то есть.

– Я девятый. Со мной два охотника, – громко произнес связист.

– Восьмой смену сдал. Привет, Таврид, – раздалось из мрака.

– Девятый принял. Радуйся, охотники алмара задрали.

– Серьезно?

– Кто же такими вещами шутит?

– Ну молодцы, сволочи! Теперь жить будем! Все, я исчез. Не пропусти спортивные новости!

– Счастливо!

Атран почувствовал, как мощное тело устремилось к поверхности. Через минуту только холод и тишина окружали его.

– Что теперь? – спросил он неестественно громко.

– Ждем, – отозвался связист. – Минут через десять пойдет пакет новостей из Лагуны. Потом – с Северного Мыса. А уж потом – наша очередь передавать. Когда я скажу «ша» – полная тишина.

Атран сосредоточился на ударах своего сердца. Потом переключился на ощущения кулы. Чувства так обострились, что хищница улавливала даже биение сердца шалота. Минуты тянулись нестерпимо медленно...

– Ша, ребята! – скомандовал связист, и Атран понял, что началась передача. Напряг слух – и уловил совсем тихий прерывистый свист. Он почти не отличался от звуков, которыми шалот ощупывал дорогу, но неровный, рваный ритм наводил на мысли о специальном коде.

Минут пять шла передача, потом четверть часа ожидания – и еще одна передача.

– Теперь наш черед, – заявил связист, когда она кончилась. Боковой линией Атран уловил, что Лотвич отделился от кула и присосался к шалоту. Видимо, к нижнему пятну.

– Атран, ты сливаться с шалотом будешь?

– Нет.

– Тогда отведи моего кула подальше. Метров так на триста.

– Как?

– Сам отойди, он пойдет за тобой.

– А...

– Быстрей, пока передача не началась.

Ничего не понимая, Атран передал задание куле. Та обрадовалась и устремилась вперед с такой энергией, что охотника чуть не снесло потоком. Мгновенный страх пронзил позвоночник. Кула тут же сбавила скорость.

– «Испугалась за тебя» – передала она образ-просьбу не сердиться.

– «Все в порядке, малышка», – успокоил ее Атран. И внутренне усмехнулся. Чего испугался? Ну, потерялся бы в Темноте. Пять минут вертикально вверх – и вокруг снова светло и тепло. Максимум, чем рискую – домой своим ходом добираться. Кул Лотвича держался на полкорпуса позади, не отставая ни на метр. Атран четко лоцировал его боковой линией. Шалот время от времени издавал короткие свистки, и это помогало выдерживать направление.

И вдруг сзади ударил оглушительный свист. Два длинных и один короткий свисток. Пауза, и еще два длинных. Кула припустила так, словно за ней алмар гнался. Свист на секунду затих, а затем пошла передача. Тот самый неровный, прерывистый свист, но не чуть слышный, а близкий, мощный, оглушающий.

Отойдя на километр, кула успокоилась. И даже начала отвечать на заигрывания самца. А минуты через три передача кончилась. Атран выждал еще немного и приказал куле возвращаться.

– «Куда?» – резонно спросила хищница. Атран не знал. Но тут, очень вовремя прозвучал призывный свист Лотвича. Кул Лотвича устремился к хозяину, мелко трепеща плавниками. Боковой линией Атран ощутил, что Лотвич ведет себя точно так же.

Надо запомнить этот прием, – решил он.

– Ну как?

– Ась? – спросил Лотвич. Атран подождал, пока тот нащупает в темноте хищника, сольется с ним и повторил вопрос.

– Рапорт послал. Через двадцать минут он дойдет до Лагуны, завтра они ответят, – сообщил Лотвич. – А сейчас двигаем наверх.

Попрощавшись с инфором и связистом, они направили кулов к поверхности. До чего это было замечательно! Среда теплела и светлела. Исчез неприятный привкус во рту, вновь заработало обоняние. Но подняться к самой поверхности Лотвич не дал. Целый час они двигались на границе света и тьмы. Где глаза уже различают предметы, но не могут еще определить форму.

– Почему? – удивился Атран.

– Сразу всплывать – дурная примета, – усмехнулся охотник.

Это я тоже запомню, – решил юноша.

– Я надумал дать куле имя, – заявил он на четвертый день.

– Хм-м... Так иногда делают. Но зачем?

– Ну, во-первых, я не умею громко свистеть, как вы, – смутился Атран.

– А во-вторых?

– А во-вторых, Бала очень умная.

– Лотвич! Урена! У нас новость! Кулу Атрана зовут Бала.

– Атран, какой ты молодец! Это нужно отметить, – защебетала Урена. Лотвич тоже поздравил. Но вечером, выбрав момент, начал неприятный разговор.

– Атран, мне не нравится то, что происходит. Ты слишком... Даже не знаю, как назвать. Слишком серьезно относишься к куле. Ты сам стал похож на кула. Так нельзя. Я знал охотников, которые чересчур увлекались слиянием. Они плохо кончили.

– Ну, мне это не грозит.

– Ошибаешься, юноша.

– Лотвич, я ведь уеду через три недели.

– Совсем забыл об этом. Ну да, конечно... Но, все-таки, держи барьер между собой и кулой. Тем более, вы разнополые.

– Ты хочешь сказать?..

– Да. Я хочу сказать то же, что и раньше. Кулы – не мы. Ими правят чувства и эмоции. Не давай чувствам кулы зайти слишком далеко.

– Но я генетик. Я работаю с живой материей. Я должен понимать жизнь!

– Ах вот в чем дело. Но помни о главном, парень. Ты уедешь, а кула останется. Не делай ей больно.

– ...Мы не сможем вернуться?

– Не знаю. – Икша старалась избегать его взгляда. – Один раз похожее случалось. Появилась новая гряда порогов, но другие пороги ушли в глубину. Маршрут закрыли на целый сезон как опасный. Мы долго расчищали тот участок, чтоб он не представлял большой опасности для группы. Но этот обвал намного серьезнее. Даже сравнить не с чем.

– Я должен все увидеть своими глазами.

– Не торопись, Алим, – возразил Орчак. – У нас есть еще несколько спокойных дней. Завтра экскурсия к водопаду, потом группа неделю отдыхает, а мы можем обдумать ситуацию.

– А потом?

– А потом, когда придет пора возвращаться, может начаться паника.

– Алим, – мягко произнесла Икша, – наверно, лучше, чтоб ты знал... Орчак – работник турбазы и теневой инструктор. Его задача – помогать мне в трудных ситуациях и руководить группой изнутри под видом опытного туриста.

– А что мне делать?

– Помогать нам. Гасить панику в зародыше. Если выбраться не сможем, со временем вы займете мое место.

– Вот еще! Не хочу я ничье место занимать!

– Алим, вы с Орчаком всеядные, у вас есть шанс продержаться. Я хищница. Это озеро слишком мало, чтобы прокормить нескольких крупных хищников. Мы, скорее всего, умрем с голода.

– Ничего себе дела... Икша, вот что я думаю! Придется вам дружно переходить на травку. Тут, как говорится, не до жиру.

– Физиология, Алим, чистая физиология. Если б дело шло о вкусах... Думаешь, сырое мясо вкусней сырой зелени? Наш кишечник не приспособлен к перевариванию растительной пищи. Он короткий. Чуть-чуть больше длины тела. А у вас, всеядных, длинней раза в четыре, а то и в шесть. Мы обречены, Алим.

Всю ночь Алим размышлял над проблемой. Икша не подумала, а может, не захотела пугать его. Голод – не единственная опасность. Есть еще вымывание солей из организма... А даже если нет, кто захочет всю жизнь прожить в маленьком, холодном озере? Нет, надо отсюда выбираться. Любым путем.

Только под утро появилась и оформилась идея. Алим неторопясь, без спешки, со всех сторон рассмотрел ее – и уснул, успокоенный и удовлетворенный.

– Проснись, Алим! Рыбки-ракушки, впервые вижу среди экстремальщиков такого соню! Помогите мне отнести его к холодным ключам.

Алим приоткрыл один глаз. Вокруг толпились и весело перешучивались туристы.

– Не надо меня к родникам. Я хороший... Я спать хочу.

– Мы к водопаду идем, – сообщила Икша. – Ты с нами?

– Конечно, с ыва-а-ами, – Алим сладко зевнул и попытался открыть второй глаз. Автоматом закрылся первый.

– Группа! В походную колонну становись! – звонко скомандовала Икша и повела экстремальщиков в ручей с очень холодной средой. Сон мигом слетел. Никогда в жизни Алим не забирался в такое мелкое место. Пришлось ползти грудью по дну, помогая себе рук-ками. Пленка защитной слизи на спине, возвышающейся над уровнем среды, сохла и неприятно стягивала кожу. Ригла грубо, по-мужски выругалась, легла на бок и отчаянно забила хвостом. Алим страшно удивился, когда этот необычный прием себя оправдал. В облаке пузырей и брызг она промчалась мимо него словно курьерский шалот. Опрокинувшись на бок, юноша попытался скопировать стиль Риглы. Оказалось, что смотреть со стороны намного приятнее, чем самому плыть этим стилем. Но уже через минуту он вновь оказался на глубине. Икша его сосчитала, указала плавником направление и что-то произнесла. Что именно, Алим не расслышал. Озерцо наполнял гул, чем-то похожий на шум очень мощного летнего ливня. Или на гул прибоя. Заинтересованный, он поплыл на звук и вскоре обнаружил группу. Точнее, задние половины экстремальщиков, так как головы все до одного высунули из среды. И, судя по ориентации хвостов, все смотрели в одну сторону. Алим не стал отрываться от коллектива.

Водопад был фантастичен, грандиозен и невозможен. Не возникало никакого сомнения, что именно ЭТО – водопад. Откуда-то со скал обрушивался вниз, в облаке брызг, ревущий поток. Он не иссякал, длился минута за минутой, и это было самым поразительным и невероятным из всего, что видел Алим в жизни. Как такая масса пресной среды оказалась где-то высоко на скалах? Откуда она там взялась? Что ее удерживает? Почему она не скатилась сразу мутным валом, словно волна прибоя? Почему поток не иссякает и не слабеет? Вопросы теснились в голове, и ни на один не было ответа.

– Не верю! Себе не верю... Смотрю – и все равно не верю! – пораженно произнес кто-то рядом.

– Этого просто не может быть, – поддержал Алим, вышел из ступора и заметался в поисках Корпена.

– Как?! Почему?! Откуда все это?! – набросился он на ни в чем не повинного инфора.

– А я знаю?

Прозвучало за их спинами. Дружно оглянувшись, увидели спину и хвост Ольяна. Подняв голову над поверхностью, тот любовался водопадом.

– Давай отойдем в сторонку, здесь слишком шумно.

За скалой можно было нормально говорить.

– Прежде всего – я сам не знаю, как это происходит, – с ходу осадил его Корпен. – Но я собрал кой-какие факты, а ты их обдумай. Первый факт – дождь. Такое же загадочное явление, но мы к нему привыкли. Второй факт – скопления белой среды на окружающих горах. И третий факт – сам водопад. Кстати, ты не думал, откуда берется среда в реках?

– Подземные ключи бьют.

– А этот ручей питается от водопада.

Алим надолго задумался.

– Подземные ключи и водопады, – уточнил он. Корпен не торопил.

– Если б сейчас дождь шел... – пробормотал Алим минут через пять.

– Но дождя нет. А водопад есть.

Полюбовавшись не прощанье водопадом, Алим отправился в обратный путь. Мелкое место миновал на удивление просто. Лег на бок, и течение само пронесло его над самыми камнями. А среда в большом озере показалась такой теплой и ласковой – словно всю жизнь в ней жил.

Икша построила группу, пересчитала и объявила, что снимает с себя обязанности тирана, и целую неделю все могут отдыхать кто как хочет. По пустякам ее не беспокоить, потому что она тоже отдыхает. По всем вопросам обращаться к Мудрому Соне или Орчаку.

Спустя минуту до Алима дошло, что Мудрый Соня – это он.

Только после полудня юноша вспомнил про обвал. И отправился к порогам. Вошел в реку, вытекающую из озера, прошел первую быстрину и поразился. Там, где шумели пороги, глубина увеличилась, течение замедлилось, а вся река приобрела солидность и величие. А еще чуть ниже по течению река вышла из берегов и подтопила заросли сухопутных растений, которые Корпен именовал лесом. Но Алим придерживался прежнего русла, пока не увидел Икшу. Охотница занималась странным делом: набрав полные горсти глины у берега плыла к насыпи, перегородившей русло и мутила среду, растирая глину в ладонях.

Зачем? – изумился Алим.

– Зачем? – спросил он вслух.

– Хочу знать, фильтруется среда через завал, или вся остается здесь. Если муть всасывается под завал, значит фильтруется. А иначе – нет.

– Я думаю, не фильтруется. Река глубже стала. Вот лес уже подтопила.

– Да, уже лес подтопила, – с непонятной интонацией произнесла Икша.

Алим высунулся из среды, оценивая высоту завала. Серьезное препятствие, но не настолько, чтоб отказаться от вчерашней идеи. Но и афишировать свои знания раньше времени не стоит. Поспешишь – всех рыб насмешишь.

– Икша, знаешь, о чем я сейчас думаю? – произнес он, чтоб отвлечь охотницу от грустных размышлений. – Лес уже начало подтапливать, скоро совсем затопит. Поверхность нашего озера увеличится в три-четыре раза!

– Ну и что?

– Как – что? Скоро в озере будет в четыре раза больше пресноводных рыб! Вам, хищным, хватит еды. И еще нам, всеядным, останется.

– Ах, это... Да, через несколько лет здесь и на самом деле будет много еды, – как-то вяло согласилась Икша.

– Не через несколько лет, а уже этой осенью.

– Алим, ты же биолог...

– Генетик.

– Неважно. Скажи, смогут деревья, растущие на суше, жить под средой?

– Нет, наверно. А что?

– Раз не смогут, значит умрут. А когда кто-то умирает, он начинает разлагаться и отравлять все вокруг.

– Если весь лес умрет... здесь невозможно будет жить! Чтоб я сдох!

– Не торопись, мальчик мой. Успеется.

– Столько мертвой органики... Это смерть всего живого... – бормотал юноша.

Выпростав рук-ки из обтекателей, Алим ухватился за камень и рванул на себя. Камень покачнулся и съехал вниз метра на три, устроив маленький обвал. Алим столкнул еще несколько камней и высунулся из среды, чтоб оценить объем работы.

– Жизни не хватит, – поделился с Икшей, выбрал маленький камень, подплыл к стене каньона, пробитого рекой и процарапал метку, поставив рядом ряд палочек – дату. Левая стена каньона была выше и круче правой. Именно с нее сошел оползень в тысячи кубометров, засыпавший доверху каньон и перекрывший реку.

– Будем здесь отмечать ежедневный подъем уровня среды, – уверенно произнес Алим.

– Зачем?

– Надо же что-то делать... – уверенности в тоне заметно поубавилось. – Я сейчас другие варианты проверю.

Не замечая удивленного взгляда инструктора, Алим удалился, буквально обнюхивая правую стену каньона. Такой реакции Икша не ожидала. Ни тени страха, но какое-то сосредоточенное, суровое любопытство. Надо хорошо знать широкомыслящих и самого Алима, чтоб понять, что двигало парнишкой. Впервые назначенный на высокий пост помощника заместителя руководителя группы, он был до такой степени переполнен ответственностью, что не догадался испугаться за себя. А любовь широкомыслящих к умственной деятельности толкала на поиск решения. И Алим забирался во все ручьи и бухточки, надеясь найти второй выход из озера.

– Если в озеро много ручьев втекает, значит, вытекать тоже должно много! – бормотал он, перебираясь с помощью рук-ков через завалы из камней и мелкие места, раздвигая упавшие стволы растений суши и поминутно застревая в глубокой грязи, служившей дном ручью.

Выбираясь из пятого или шестого ручья, услышал голоса:

– Переизбрать, клюв алмара, всех троих!

– А смысл?

– А смысл в том, что я не люблю, когда меня обманывают.

Алим затаился в грязи, боясь проронить хоть слово. По голосам узнал обоих. Это были Неток и Ефаль.

– ...они знают, что обвалом перекрыло реку, но скрывают это от нас. А значит, недостойны быть у власти. Пусть мы все сдохнем здесь, но я хочу знать, что меня ждет, ясно?!

Голоса медленно удалялись. Алим вышел в озеро и растерянно растопырил плавники.

Надо что-то делать. Так же нельзя... Как будто мы этот обвал устроили... Перегрыземся все, а дальше что? – тоскливо размышлял он. – думаете, руководить приятно? Сами попробуйте...

Резко ускорившись, он бросился на розыски Орчака. Тот что-то объяснял четырем туристам.

– Три сотни каракатиц! Алим, что с тобой???

Алим изогнулся и скосил взгляд на свой хвост.

– Я хотел подняться по ручью и застрял в грязи. Пришлось вернуться. Можно тебя на два слова?

– Двое узнали про обвал, – горячо зашептал Алим, как только они остались вдвоем. – Хотят все рассказать остальным. Хотят выбрать новое руководство.

– Днем раньше, днем позже – какая разница?

– Ты не понимаешь! Они считают, что мы всех обманываем!

– Разве это не так?

– Но мы не...

– Мы всего только скрываем правду. Большая разница, правда?

– Так ты ничего им не скажешь?

– А что я должен сказать? «Не переживайте ребята, сдохнем все вместе?»

– Надо же что-то делать! – взвыл Алим и умчался со скоростью курьерского шалота. Опомнился только влетев в мелкую бухту. – Нельзя же так. Надо что-то делать, – бормотал он как заведенный. – Мы никого не обманываем...

Развернулся и уже целенаправленно помчался по периметру озера.

– Привет! Хорошо, что вы вдвоем... Что я вас двоих встретил.

Неток и Ефаль замолчали и рассерженно обернулись.

– Легок на помине...

– Пожалуйста, ничего не спрашивайте, следуйте за мной. Через полчаса отвечу на все вопросы. Это дело жизни и смерти.

– Похоже, парнишкой дно чистили. Послушаем?

– Все вопросы потом, экстремальщики. Сначала вы должны увидеть.

– Ну показывай, экстремальщик, – сердито произнес Неток.

Алим пробил поверхность, осмотрелся и устремился к истоку реки по кратчайшему расстоянию. Ефаль и Неток с сердитым сопением едва поспевали за ним.

– Это так срочно? – не выдержала Ефаль.

– Не думаю, – резко сбросил скорость Алим. – Да чтоб я сдох, нам теперь вообще торопиться некуда! – и опять прибавил скорость. Неток с Ефалью переглянулись. Еще раз они переглянулись, когда Алим, не снижая темпа, вошел в реку.

Только бы Икшу не встретить, – размышлял Алим, – Вот она мне точно голову снимет. А что я им скажу? Два поворота осталось...

– Вот! – произнес он просто, указав плавником вперед. – Скоро возвращаться, а пути нет. Будет паника, нужно, чтоб кто-то помог ее погасить. Вы поможете?

Но туристы не ответили. Они смотрели, как Икша с усталой обреченностью сталкивает вниз камни.

– Придурок! – бросила Ефаль Нетку, выпростала из обтекателей рук-ки и присоединилась к Икше. Помедлив, мужчины тоже принялись за работу.

– Неток, Ефаль... Я украл у вас неделю отдыха. Простите меня...

– Глупый ты, Алим, хоть и широкомыслящий. Все правильно, – успокоила Ефаль. – Берегись!

Все отскочили. Небольшой оползень с сухим рокотом волной прополз по склону. Пока рассеивалась муть, Алим проверил метку на стене. Уровень поднялся едва-едва.

– За двое суток на шесть метров поднялась, а сегодня за пол дня – всего на пять сантиметров... – огорчился Алим.

Икша тоже взглянула на метку.

– Дальше медленней пойдет. Раньше заполнялся каньон, а теперь затапливает берега. Зеркало водоема резко увеличилось. Еще метр, и уровень у завала сравняется с уровнем озера.

Дни шли за днями, пролетая быстро и незаметно. Кула все реже вспоминала Мбалу, повеселела и даже начала откликаться на кличку. Атран свыкся со своим новым положением, регулярно ходил в патрулирование с охотниками, изучал обязанности охотника, рельеф и границы патрулируемого участка, тренировал кулу и сам обучался боевым искусствам. Подчеркивая временность своего присутствия, сливался с кулой только через верхнее нервное пятно. Ночевал в хоме Мбалы. Ничего в обстановке менять не стал, не пересадил ни одной веточки. Хом сохранял вид девичьей кельи. Ну, не совсем девичьей. Но отсутствие постоянного спутника читалось сразу же.

Царапина на хвосте оставила хорошо заметный шрам. Атран сводить его не стал: шрам вызовет вопросы, а это в свою очередь даст повод рассказать друзьям о том, как он работал охотником.

Но вот настал день приезда охотницы. На вокзал отправились всем отрядом. Атран пытался вспомнить, как вел бы себя месяц назад. Передал бы кулу новой хозяйке и уехал в тот же день. Но сегодня поступить так просто не мог. Ознакомившись с расписанием, вернулся к охотникам.

– Завтра я уезжаю. Сегодня в Голубые сады уже опоздал.

– Это хорошо. Смена хозяина пройдет не так резко.

Шалот из Лагуны запаздывал. Охотники с кулами держались в стороне от массы встречающих-отъезжающих. Но присутствие кулов вызывало интерес. Диспетчер объявлял рейсы, публика постоянно менялась, а косячок любопытных вокруг охотников не иссякал.

И вот показался шалот из Лагуны. Охотница отделилась от него одной из последних, огляделась и направилась прямо к Лотвичу.

– Ганоид, вы Лотвич? Я Умбрия, прибыла заменить погибшую охотницу. Где моя кула?

– Вот она. Ее зовут Бала, – отозвался Атран.

– Кула носит имя?

Отвечать не стал. Сказанное сказано, и не новичку менять сложившееся. Охотница ему не понравилась. Пожилая, поджарая, с сухим, невыразительным голосом, не подходила она в хозяйки бесшабашной, жизнерадостной Бале.

– Будем знакомы. Аранк, Урена, Атран. А я – Лотвич, вы не ошиблись,– представил всех командир охотников.

– Вы – тот самый турист, который заботился о моей куле? Благодарю вас, можете быть свободны – Умбрия внимательно осмотрела и ощупала хищницу.

– Отличное животное.

– «Сухая/скучная» – передала кула все больше волнуясь. А когда Умбрия нацелилась на нижнее пятно, Атрану пришлось даже придержать Балу. Впрочем, слившись, охотница быстро и твердо взяла управление на себя.

– Мы кого-нибудь еще ждем? Нет? Тогда тронулись.

Лотвич усмехнулся и повел отряд на кордон. Атран, сведя связь с кулой до минимума, изучал в себе новую эмоцию. После долгих колебаний остановился на названии «горечь расставания». Справившись с этим делом, попробовал прощупать новую охотницу. Особой защиты она не ставила. Но оказалась холодна как Темнота.

– «Снизу холодная. Хочу с тобой. Ты добрый/понимающий» – выдала очередной шедевр кула.

– «Прости, малышка. Завтра я уйду».

– ..."Откройся/пусти/приласкай", – жалобно попросила Бала, и Атран открылся. Хотя давал слово не делать этого никогда в жизни.

В последний ведь раз, – пытался оправдать он себя.

– «С тобой хорошо, с холодной/суровой плохо».

– «Она твоя хозяйка», – Атран попытался как можно четче сформировать этот образ.

– «Холодная/суровая меня не любит», – пожаловалась кула.

– «Слушайся ее», – передал Атран и повел кулу над зеленым ковром дна, так низко, что водоросли ласкали плавники.

– «Ты озабоченный/грустный. Почему не веселый?»

Короткая память – ваше счастье, – задумался юноша. – Равновесие. Одно зло уравновешивается другим.

– «Идем домой, малышка. Мне уже пора».

– «Там холодная/суровая. Боюсь ее.»

– «Надо».

– Атран, ты очень помог нам и действовал разумно и целесообразно. Если нужно, я могу послать об этом рапорт твоему руководству. А захочешь сменить профессию, возьму охотником и обеспечу кулом.

– Буду иметь в виду. Прощай, Лотвич.

– Да, чуть не забыл. Инфор не нашел в информатории никаких сведений о том, кто и как узнал о слоях среды различной плотности. Но этим данным больше шести тысяч лет.

– Ух ты, еще до открытия бессмертия? Тогда понятно. Сами знания сохранились, а кто когда открыл – забыли. Обычное дело...

– Будь счастлив, мой мальчик. И скорее найди себе подружку, – пожелала на прощание Урена.

До вокзала Атрана провожал Аранк. Кула Урены собиралась не сегодня-завтра метать икру, кул Лотвича и сами охотники не отходили от нее ни на секунду.

Отделившись от верхнего пятна кула, Атран кивнул охотнику, нашел шалота, идущего в Голубые сады и занял место на широкой спине чуть впереди спинного плавника. Машинально поерзал, притирая нервное пятно, но под ним была только теплая, бугристая от присосок пассажиров кожа. Очень быстро пассажиры заняли все места. Они ехали на курорт, были веселы и возбуждены.

Диспетчер объявил отправление, шалот развернулся над вокзальной площадью и лег на курс. Двое отставших пассажиров с веселыми криками присосались рядом с Атраном. Рулевой, которого на пассажирских маршрутах почему-то звали водителем, поднял шалота к самой поверхности. На его коже играли солнечные блики, а молодой ученый изучал новую эмоцию, навеянную расставанием с Балой. На этот раз даже название подобрать не удалось. Только простой, до предела упрощенный и утрированный образ. Будто он направил Балу прямо под удар клюва алмара. Как и предыдущие, эмоция была крайне неприятной. Атран еще раз проанализировал свои поступки за последний месяц. Принял участие в охоте на алмара. Принес пользу. По просьбе охотников ухаживал за кулой, пока не прибыла новая хозяйка. Теперь оставаться на кордоне больше незачем, значит, нужно двигаться дальше. Да, Бала хотела остаться с ним. Но кула – собственность отряда охотников. И что она будет делать вдали от границы? Народ пугать? Против чего же направлена эмоция?

Бедные зверюшки, как вы с этим живете? – подумал Атран и хотел заняться аутотренингом. Сосредоточиться, и усилием воли вытолкнуть паршивую эмоцию из головы. – Все в прошлом, назад время не идет, можно забыть, – внушал он себе.

Сосредоточиться не удавалось. Сосед справа без конца мурлыкал под ухом веселый, незатейливый мотивчик.

Сейчас ты у меня замолчишь, – решил Атран, дождался конца куплета и заорал припев в полный голос.

Сосед справа заткнулся и изумленно распахнул глаза, зато сосед слева, а за ним и все остальные пассажиры с энтузиазмом подхватили песню.

Ну да, все едут на курорт, – вспомнил Атран и грустно рассмеялся. – Чего я там забыл?

Однако, молчать одному среди вопящей и ликующей толпы пассажиров неинтересно, и он подхватил песню вместе со всеми. Несколько пар студенческого возраста отделились от шалота и устроили маленькое представление, выстроившись узором, красиво и синхронно перестраиваясь в такт песне. А когда поравнялись с шалотом, идущим обратным рейсом, и все дружно закричали: «Физкульт-привет!», Атран окончательно позабыл о своих горестях.

Три дня в Голубых садах прошли замечательно, а на четвертый Атран, крайне довольный собой и отпуском, отправился домой.

На следующий день Алим с утра отправился к завалу. С изумлением обнаружил, что Ефаль и Неток привели еще двух туристов. По командам Икши все впятером пытались столкнуть вниз крупный обломок скалы. Алим бросился им на помощь, обломок пошатнулся, Икша, изогнувшись дугой, уперлась хвостом в склон, закричала, все еще раз дружно поднажали... и обломок покатился вниз, на дно каньона. Туристы бросились врассыпную, столкнулись, получилась куча-мала, Ефаль едва не попала под камень, но успела уйти вверх. Маленькая победа подняла настроение. Ворчание Икши насчет осторожности и техники безопасности встретили прибаутками, но самым внимательным образом осмотрели ее сбитые камнями рук-ки, ссадины на хвосте – и отстранили от работ. Все равно, работать не мешая друг другу могли только пятеро.

Вскоре подошли еще четыре экстремальщика. Те самые приятели-хохмочи, которых Алим меньше всего хотел видеть.

– Нифига себе! Слышал, что инструкторы группам трудности создают, но чтоб такую кучу навалить... – изумился первый.

– Да эту груду полгода разгребать, а у нас отпуск кончается! – возмутился второй. – Икша! Икша!

– Здесь я.

– Когда вернемся, сообщите нашему руководству, что мы задержались по независящим от нас причинам.

– Сообщу. Обязательно сообщу. Но юридической силы мое сообщение иметь не будет. Выход на экстремальный маршрут ведь дело добровольное.

– Пусть это вас не волнует, – повеселели парни. – А ну-ка, потеснитесь. Смена пришла!

Алим проверил вчерашнюю метку и поставил новую. За его спиной столпились туристы. Работа на некоторое время замерла. За сутки уровень поднялся меньше, чем на четверть метра. Молодежь с разгона выпрыгивала из среды вертикально вверх, пытаясь определить высоту завала и высчитывая дни. Алим не стал уточнять, что с каждым днем уровень будет повышаться все медленнее и медленнее.

С каждым днем все больше туристов узнавали о завале. Но происходило это как-то буднично и просто. Новички видели, что остальные в курсе, что меры принимаются, никто не боится – и успокаивались. Икша составляла бригады – теперь работали сразу десять экстремальщиков. Пять у поверхности и пять – на четыре метра ниже. Подъем уровня продолжался, но с тех пор, как уровень у завала сравнялся с уровнем озера, не превышал трех сантиметров в сутки. И, по расчетам Алима, должен был замедлиться до полутора-двух сантиметров. А высота завала в самой низкой точке (у правого берега) превышала три метра. И никто не мог оценить его ширину.

Отработав свою смену, Алим направлялся исследовать территорию, которая совсем недавно была сушей. Глубина в этих местах редко превышала метр, незнакомая обстановка возбуждала и тревожила, но экскурсии стоили риска. Юноша понимал, что час прогулки по затопленной территории стоит десятков часов обычных наблюдений, а такая уникальная ситуация может никогда больше не повториться. Он выделил десятки видов растений, пытался классифицировать их, понять взаимодействие. И было до слез обидно, что нет ни одного инструмента, ни одного консерватора. Только глаза и память.

Каждый вечер он сливался с Корпеном и передавал инфору все собранные за день знания. Инфор посмеивался, но никогда не отказывал. Он выделил Алиму раздел в своей необъятной памяти и даже в свободное время проводил систематизацию и классификацию новой информации. Алим в свою очередь поражался порядку и опрятности в уме инфора.

Ежедневную передачу знаний молодой ученый считал обязательной. Ведь он, кроме прочего, изучал съедобность растений суши. Но ядовитых, на его счастье, не попадалось, и очень скоро выработалось простое эмпирическое правило: есть можно все то, что вкусно.

Часто в экскурсиях его сопровождала Ригла. С девушкой произошла удивительная перемена. Она прикусила свой острый язычок и из ехидной насмешницы превратилась в слушателя. Алим делился с ней теориями, спорил вслух сам с собой, она слушала и не перебивала.

В день, когда группа должна была отправиться в обратный путь, Икша собрала общее собрание. Хотя все были в курсе, описала ситуацию. Предложила Алиму сделать доклад о скорости подъема уровня среды.

– Сейчас подъем составляет три-три с половиной сантиметра в сутки. Это дает сто суток ожидания. Но, с затоплением берегов увеличивается зеркало водоема. А это, в свою очередь, замедляет подъем уровня. Так что ждать нам двести-двести пятьдесят суток. Если же мы пророем вдоль правого берега канал глубиной два-три метра... Сами понимаете, насколько это ускорит...

– Как-то не так я себе представлял экстремальный туризм, – заметил Ольян, один из хохмачей. – Вместо опасностей, беготни от хищников – камни с утра до вечера таскать!..

Алим надеялся, что Икша не коснется горьких моментов. Но инструктор решила иначе. Упомянула все. И голод, и вымывание солей, и разлагающуюся органику на затопленных берегах.

– Прошу прощения! – не вытерпел юноша. – Но растительность суши съедобна! Чем больше мы съедим, тем меньше сгниет! Для хищных видов, конечно, травка не лучшая еда. Но если есть от пуза... Я хотел сказать, экономить не надо...

– Чем больше слопаем, тем меньше сгниет. Ты это хотел сказать? – перебил Корпен.

– Я хотел... Разлагающаяся органика... Токсикация среды...

– Вот-вот! Среду ему жалко.

Алим окончательно смутился, а туристы захихикали.

– Но это еще не все, что я хотел сказать! – затараторил Алим. – Когда мы не вернемся в срок, пошлют спасателей. Они обнаружат завал и сюда пришлют строителей с алмарами. Вы не знаете, что это за звери! Завал за неделю раскидают.

– Пока строители алмаров подгонят, мы состаримся!

Разгорелся жаркий спор. Большинство сошлось на том, что строители ничего не делают вовремя.

– ...Нет, на самом деле, это была отличная идея. Мы должны были сами придумать это, – уверенно произнес Орчак.

– Ты хорошо всех успокоил. Теперь все уверены, что спасение только вопрос времени, – согласилась с Орчаком Икша.

– Но в чем я не прав? – изумился Алим.

– Объясни ему, – посоветовал Орчак, отвернувшись.

– Алим, с этой стороны завала среда. А что с той стороны?

– Как что? Река...

– Сухое русло. Много-много километров сухого русла, Алим. Спасатели не смогут привести сюда алмаров.

...Закрыть глаза, закрыть уши, отказаться от всех чувств, только инструмент, его чувства... Подождать, пока не будет полного слияния... Образец... Прохладная культура ткани... Обволочь ее медузообразным телом инструмента... расслабиться, пока еще подготовительный этап операции... Сосредоточиться на маленьком участке... Сформировать и подвести к этому участку ощущала... Так... Клетки поверхности не нужны, они раздавлены и повреждены... Растворить... Глубже, еще глубже... Вот они, мягкие, нежные клетки внутренних тканей... Сузить поле обследования, все, что рядом, не существует... Хорошо, получилось... Утончить ощущала... Сосредоточиться на нескольких клетках... Вот они, упругие, слипшиеся оболочками... Раздвинуть, выбрать одну... Отделить от остальных, завлечь внутрь инструмента... Об остальных забыть, их больше нет... Вот она, единственная, растет, заполняет все поле чувств... Мешочек с упругими стенками... Ощупать... Хороший мешочек, совсем не поврежденный... Ощущала больше не помощники, теперь подвести к мешочку жгутики... Внутрь клетки... Осторожно, нежно, не повредить... Вот он – клубочек ядра... Извлечь... Аккуратно, нежно... Забыть о клетке, есть только ядро, оно заполняет все поле чувств... Подождать, расслабиться, соразмерить усилия и масштабы... Вот он, большой как глаз алмара... Войти жгутиками в него, ощупать... Нежно, едва касаясь, пока не обострятся чувства... Теперь распутывать, выделять петлю за петлей, нить за нитью... Время остановилось, его нет, есть бесконечно сложный узел нежнейших переплетений... Не торопиться... Одна нить отделена, в сторону ее... Теперь пойдет легче... Вторая, третья... Клубок распадается, теперь выпрямить, распутать каждую в отдельности... Разложить в пространстве аккуратно, одну к одной... Обволочь сознанием, расслабиться, пусть инструмент ознакомится с ними, ощутит, поймет их... Забыть об осязании... Черное ничто... В нем формируется туманная тень... Предвестник образа... Не торопиться... Времени нет, есть облачко, оно расплывчато, туманно, сосредоточиться на нем... Сфокусировать... Не торопиться... Отступить назад... Снова сфокусировать... Будто ощупываешь облачко ощущалами... В одних местах оно плотнее, там не трогать, в других совсем рыхлое, там нежными прикосновениями раздвинуть невесомую субстанцию, прижать к плотным узелкам... Образ формируется все четче... Это же цветок егия! Тот самый, что растет у входа в грот лаборатории. Спасибо тебе, Ардина, ты славная девчонка. Или это намек? Позднее подумаю. Сейчас выхожу из слияния с инструментом... Без спешки не травмируя и не балуя инструмент... Нити скомкать в комочек... Это тоже тренировка... Где у нас клетка?.. Вот она... Комочек в клетку... Пусть оболочка клетки восстановится... Подождать... Жгутики больше не нужны, убираем и забываем... Клетку нежно двигаем к образцу ткани... Где она была? Здесь, вроде? Ну, сюда ее и вернем... Эти три раздвинем... Потеснитесь, ребята... Готово! Выводим образец ткани из инструмента... Сделано... Теперь вспоминаем, что у нас были чувства... Слух, обоняние, осязание... С осязанием что-то не так, но это пройдет... Можно слегка расслабиться, ослабить контакт с инструментом... Я Атран, широкомыслящий, я больше не инструмент. Хорошие здесь инструменты. Настоящие! Чуткие, отзывчивые. Не те, университетские, ленивые, огрубевшие от сотен студентов, выработавшие на студентов иммунитет и почти не поддающиеся управлению. Ехидные сволочи, одним словом. Нет, с таким инструментом работать одно удовольствие. А теперь можно попробовать приоткрыть один глаз. Мутный свет... Ну да, я сам в инструмент по самые жабры погрузился... Медленно-медленно приподнимаюсь на плавниках. Все тело задеревенело... Инструмент, не обволакивай меня больше, отделяйся от меня... Умница... Хотя ты этого и не понимаешь. Теперь можно приоткрыть второй глаз... И выйти из слияния.

Отрабатываю плавниками назад и оглядываю лабораторию. Ардина о чем-то тихо беседует с профессором в другом конце грота. Неуклюже, как моллюск, шевелю одеревеневшим хвостом, выплываю в центр грота. Помещение залито бледным, рассеянным светом. То ли вечер, то ли утро.

– Сколько времени?

– Ты уже закончил? Ну, что это было?

– Выйдем наружу, я тебе такой же подарю.

Ардина смеется приятным, жаберным смехом. Серьезная девушка. И красивая.

– Вы, юноша, просидели в инструменте почти сутки. Солнце только что встало. Были какие-то сложности?

– Нет. Просто мы с инструментом притирались друг к дружке. Замечательный у вас инструмент. Ни в какое сравнение с учебными не идет. Чуткий, понятливый! Очень четкую картинку образца дал.

– А скажите мне, юноша, это был женский, или мужской цветок?

Выпадаю в осадок. И честно в этом признаюсь.

– Не знаю. Я первый раз имел с ним дело.

– О чем же вы думали?

– Об Ардине...

Ардина фыркает и гневно бьет хвостом, а профессор смеется.

– Ну, девочка, берегись! Охотник добычу не упустит! Идите домой, юноша, сегодня-завтра отдохните, а послезавтра будете мне ассистировать.

– Что за операция?

– Рук-ки. Как всегда, рук-ки. Когда же установится единый стандарт на этот орган? Ну, иди отдыхай, а то я уже ворчать начал.

Своего хома пока не было, и Атран по-прежнему проживал в студенческом кампусе. Один в двухместном хоме. Алим до сих пор не вернулся из путешествия. Атран даже начал беспокоиться. Но с другой стороны, двухместный хом в кампусе на одного – это здорово! Далековато от работы, зато жизнь ключом бьет!

Наскоро перекусив, он вышел на маршрут и неспешно двинулся к хому. Вскоре его догнал маршрутный шалот. Резко ускорившись, Атран сравнял скорости и присосался на свободное место позади нижнего нервного пятна шалота. Рядом дремала немолодая, добрая даже во сне особа. Это получалось у нее так сладко и заразительно, что Атран сам широко зевнул, задремал, и чуть не проспал свою остановку. Проснулся от толкотни и гомона студенческих голосов. Молодежь облепила шалота словно пиявки. Водитель привычно обругал прицепившихся у самого хвоста, заявил, что если под хвост попадут, то так им и надо, сами виноваты. Его заверили, что все с этим согласны, и шалот под шутки и звонкие выкрики взял курс к университету.

Первым делом Атран отоспался. Потом проведал друзей-студентов. От Алима не было никаких известий. Более того, не вернулся никто из группы, с которой он отправился в путешествие. Это настораживало. Еще две-три недели, и профессор вместо Алима возьмет в свою группу другого выпускника, а друзья намечали устроиться в одно место.

Нет, конечно, экстремальный туризм – спорт опасный, – размышлял Атран. – Меня запросто мог алмар скушать. Но чтоб целая группа уступила место молоди – такого не бывает...

Думать о неприятном не хотелось, и Атран начал вспоминать Ардину. Как плавны и точны ее движения, какая улыбка, как широко расставлены огромные глаза с ярко-красной радужкой, и как восхитительно она рассердилась... Надо поскорее познакомиться с ней поближе, пока Алим не вернулся. Дружба дружбой, но девушки – разговор особый!

– Итак, юноша, сегодня вы только наблюдаете. Позднее будете мне ассистировать, но сегодня – смотрите и запоминайте.

– Слушаюсь, профессор.

Атран занял позицию на верхнем нервном пятне профессора, слился и операция началась. Профессор закрыл глаза, слился с инструментом и погрузил в него голову по самые жабры. Работал он виртуозно! Делал за секунды то, на что у Атрана уходили минуты. Вскрыл икринку, в которой только-только начал формироваться зародыш, и разложил его на клетки. Начал работать сразу с сотней. Небрежно распарывал оболочку, извлекал комочек ядра, а раскладывать на нити предоставлял инструменту! Атран был поражен. Настолько доверять инструменту их в университете не учили.

– «И правильно делали, что не учили», – передал профессор. – «Это рабочий материал. Настоящую работу нужно делать самому».

И вслед за этими словообразами сам разложил ядрышко на нити. Быстро, ловко, аккуратно, и вместе с тем – очень нежно. Облек нити сознанием и расслабился.

– «А вот здесь, юноша, можно отдохнуть. Нельзя торопить инструмент. Он должен понять организм. Если будем торопить, начнет выдумывать, фантазировать...»

– «У него же нет фантазии. Нас в универе учили...»

– «Мало ли чему студентов учат.»

Сфокусировал образ профессор на удивление быстро. Только что было туманное облачко, и вот уже из него сформировалось студенистое тело, в котором просвечивали кровеносные сосуды и косточки. Профессор долго и придирчиво изучал его.

– «Вот здесь, на жаберной дужке наследственный генетический дефект»,– удовлетворенно сообщил он через некоторое время. – «После работы подправим. Теперь смотрим, что у нас с рук-ками. У мамы с папой самый распространенный вариант. Трехпалые, с одним противостоящим пальцем. А наследнику они хотят сделать четырехпалые, попарно противостоящие. Ваши предложения, юноша?»

– «Продублировать кусочек нити с противостоящим пальцем.»

– «Можно и так. Но будет много хлопот с кровоснабжением и сосудистой системой. Легче заменить фрагмент нити с противостоящим пальцем на фрагмент с двумя пальцами, взятыми с другой рук-ки. Кисть получится симметричной, и стыковать нужно только два крупных кровеносных сосуда. Вот так!» – профессор начал вырывать из заранее препарированных нитей кусочки и встраивать их в ту, с которой работал. Делал это лихо и самозабвенно.

– «Профессор, но этот фрагмент... Он же...»

– «Да, из плавника. А какая нам разница, откуда взят нервный ствол? Главное – на нем есть нужная нам развилка.»

Покончив с левой конечностью, профессор взялся за правую. Запас препарированных заранее клеток стремительно уменьшался.

– «Ну вот, с рук-ками покончили. Что еще надо сделать, юноша?»

– «Вы хотели исправить генетический дефект».

– «Неверно! Мы еще не проверили обтекатели для рук-ков. Вдруг новая кисть не поместится?»

Обтекатели представляли собой две глубокие канавки вдоль боков, почти карманы, в которые рук-ки убирались во время движения. Об обтекателях Атран не подумал, и ему стало стыдно.

– ..."В данном случае рядом с обтекателем кисти располагаются мягкие жировые ткани, и в фенотипе все сформируется само собой. Но забывать о таких вещах нельзя. Мы работаем с жизнью, юноша, помните это!"

В две минуты профессор покончил с генетическим дефектом жаберной дужки, просто отщипнув кусочек нити. Собрал нити в ядрышко, вскрыл еще одну икринку, вылущил из нее зародыш и поместил на его место модифицированную клетку.

– «Вот так, юноша! Формально работа сделана. Но есть одно „но“. Икринка ослаблена, так как часть питательной среды израсходовал зародыш. Поможем малышу?»

– «Обязательно поможем, профессор!»

– "Тогда бери управление на себя. Удали из запасной икринки зародыш. Правильно, полностью удали. Проверь, не осталось ли от него случайно клеток. Теперь слей две икринки. Края, края получше закрепи. Пусть будут наплывы. Наш богатырь сумеет из нее выбраться, когда подрастет. И икринка приметная. С колечком. Поздравляю вас юноша, вы приложили усилия к созданию новой жизни! Может, малыша назовут в вашу честь.

Некоторое время Атран и профессор наблюдали за икринкой. Все ли нормально, не разойдется ли оболочка, потом отделились от инструмента и пересадили икринку в инкубатор. Инкубаторы относились к тому же виду простейших инструментов, что и консерваторы. Студенистые, прозрачные, с синими прожилками, они были далекими потомками медуз. Что таить, почти все инструменты генетиков и врачей происходили от медуз, но вслух говорить это не принято. Неуважение какое-то.

Вечерело. Операция заняла весь рабочий день. Навалилась приятная усталость. Вышли в садик. Ардина, умница, прямо в садике приготовила легкие закуски.

– Как прошла операция, профессор?

– Отлично, девочка моя! – ответил профессор с набитым ртом. – Поздравь охотника с боевым крещением.

Ардина сделала кому-то знак, и к ним, стесняясь, приблизилась пара. Издали Атран принял их за широкомыслящих, но они оказались из вида неутомимых. Как и зародыш, с которым они работали.

– Это родители, – подтвердила его догадку Ардина.

– Родители – это хорошо! Вы угощайтесь, угощайтесь, – балагурил профессор. – И перестаньте волноваться. Операция закончилась успешно, будет жить! Познакомьтесь, это Атран, мой ассистент. Можете расспросить его, он принимал участие в операции, ответит на все ваши вопросы. А я пойду, проверю инкубаторы. Люблю, знаете ли, смотреть на новую жизнь!

Через полчаса Атран догадался, что профессор просто ускользнул от расспросов. Но сделал это так мягко и деликатно, что родители не обиделись и даже не догадались. Атран тоже не обиделся. Не каждый день попадаются такие благодарные слушатели. Шалот на остановку подошел полупустой, они расположились на его спине компактной группой, а за беседой дорога пролетела незаметно.

Катастрофа произошла на следующий день после собрания. Только случайно обошлось без жертв. Подходило время пересменка, больше двадцати экстремальщиков собрались у оползня. Один из хохмачей высунулся из среды и вовремя заметил опасность. Что он закричал, повторить в обществе нельзя, но если перевести на литературный язык, получится: «Спасайтесь!» И сам показал пример. Экстремальщики бросились наутек, а вокруг падали камни. Они пробивали среду, увлекая за собой множество пузырьков. К счастью, пробив четыре-пять метров среды, булыжники теряли убойную силу, но синяки и ссадины оставили самой высшей пробы.

Икша, отступавшая последней, вертелась как угорь и сумела не получить ни царапины. Жаль, этого подвига никто не видел.

В озере она тут же объявила общий сбор, дважды пересчитала туристов, ощупала и осмотрела каждого. Только после этого успокоилась. А успокоившись, поспешила назад, к завалу. Туристы нестройной толпой устремились за ней.

Муть еще не осела, но главное все увидели: Новый оползень уничтожил недельный труд группы.

– Может, я чего-то не понял, но этот обвал подготовили мы сами,– подытожил очевидное Ольян. – Какие будут предложения?

– Продолжать. Но работать будем только по правому берегу. Правый берег – скала. Оползень сошел с левого берега. А у правого большого оползня быть не может.

– Мы будем рыть, а следующий обвал опять все зароет! – перебил визгливый женский голос.

– А не будем рыть – все сдохнем, когда лес гнить начнет! – рявкнул Орчак.

Вот она, паника. Вот так она начинается, – тоскливо размышлял Алим.

– Вы же экстремальщики! – крикнул он. – Вы шли на маршрут максимальной сложности! Струсили, да? Все живы-здоровы, ничего страшного не случилось, а вы уже струсили?

– Не ори. Все спокойны.

– Вижу я, как вы спокойны.

Ольян отвел Алима в сторону.

– Ты все берега облазал. Другим путем отсюда можно выбраться? Не обязательно в реку. Куда угодно. В любое место, где пересидеть можно, пока органика гнить не кончит.

– Нет такого места. Только озерцо у водопада. Но там жрать нечего. А когда уровень поднимется, оно с нашим сольется.

– Значит, копать надо...

– Да. Иначе хищные умрут с голода.

– Плохо дело. Рыть канал нельзя. Завалит. И алмаров твоих завалит. Ждать надо, когда уровень поднимется. Но ждать тоже нельзя. Какие варианты остались?

Потянулись серые будни. Рытье канала возобновилось, но работать одновременно могли только трое. Еще трое дежурили поблизости на случай оказания помощи. Икша распорядилась рыть узкий, не шире двух метров, канал минимальной глубины. То есть, не глубже метра. Конечно, это в теории. На деле попадались и неподъемные камни, и наоборот, мелкая щебенка, которую сколько горстями ни таскай, результата не видно. Больше всего проблем доставляла муть. Любое движение хвоста поднимало ее со дна канала, и бороться с этим невозможно. Но туристы работали теперь одну смену в двое-трое суток, и никто не роптал.

Отработав свое, Алим, устало шевеля хвостом, плыл по затопленному лесу. Икша держалась справа.

– ...Сохранить группу любой ценой.

– А если как сейчас?

– Не бывает безвыходных ситуаций, бывают бездарные инструкторы. У вас, Алим, прирожденный талант. Когда выберемся, устраивайтесь к нам на турбазу. Мир посмотрите.

– Я генетик. И, если уж начистоту, не гожусь я в лидеры. Я – второй.

– Как это?

– Ну... Исполнитель. Могу проявить массу целеустремленности, находчивости, изобретательности и те-де, добиваясь цели. Но цель должен выбрать другой. Для этого нужен лидер. Вот мой друг Атран – он прирожденный лидер. Из него получится большой ученый.

– Он командует тобой?

– Нет. Между нами даже как бы негласное соревнование идет. Когда он впереди, когда я... Только он все время впереди по очкам. Может, он и не замечает, но я-то вижу. Мне нужно полное напряжение сил там, где он берет талантом и способностями. Взять хотя бы экстремальный туризм. Это была его идея. И он не на турбазу направился, а дикарем, сам маршрут выбрал.

– Куда? По рекам?

– Нет. На границу шельфа, к охотникам. И дальше – в Темноту. А я не придумал ничего лучшего, как пойти с группой стандартным маршрутом. Он никогда бы не попал в такую глупую ситуевину. Трудно объяснить словами, но это тоже талант – не попадать в дурацкие положения.

– Понимаю, Алим. Все твои беды – от недостатка жизненного опыта и неуверенности в себе. Вернешься к себе в университет, сделаешь одно открытие, другое, появится вера в себя – и через десять лет ты будешь смеяться над сегодняшними проблемами.

– Хорошо бы... Смотри, какой гигант!

Они с Икшей дважды обплыли вокруг ствола дерева, покрытого черной шершавой корой. Целый лес ветвей закрывал небо.

– Могучие растения породила суша, – восхитился Алим. – А знаешь, о чем любит рассуждать Атран? Он утверждает, что наша цивилизация неправильная. Он просто не понимает, по каким законам она развивалась. Естественное развитие цивилизации якобы должно идти другим путем. Менее логичным, но более естественным.

– Как это?

– Ну это еще одна его теория, что максимум интеллекта в социуме проявляется на уровне группы из двух-трех разумных. То есть, трое умнее, чем один и умнее, чем три десятка. Три десятка – это уже толпа, и каждый тянет в свою сторону.

– Выходит, наша группа – толпа?

– Нашей группой руководят как раз трое. Ну... двое руководят, и я помогаю...

– Не прибедняйся.

– А если бы руководства не было, была бы толпа. И чем больше толпа, чем больше интересов вступает в противоречие, тем ниже интеллект социума.

– Но нами руководит Совет, нас нельзя считать толпой.

– В Совете сколько членов? Около сотни. Атран говорит, что пользы от такого Совета должно быть меньше, чем от предразумного. Но он утверждает, что интеллект Совета – на уровне одной особи. Получается, как будто всем Советом управляет кто-то один.

– Или гипотеза твоего друга неверна, и в Совете заседают на самом деле умные и мудрые.

– Или так, – согласился Алим. – Я раньше смеялся над его идеей, а теперь все больше задумываюсь...

Из информационного сообщения руководства турбазы центральному совету по экстремальному туризму.

– ...Я освободила Амбузию от всех работ. Она тяжела.

– В таком состоянии выйти на маршрут экстремального туризма! О чем она думала?

– Ты не прав, Алим. По плану мы давно должны были вернуться. Но у женщины в ее положении просыпаются инстинкты и эмоции. Поведение становится нелогичным и непредсказуемым.

– У нее есть разрешение на продолжение рода?

– Нет. Я спрашивала. Поэтому я боюсь срыва.

– Почему, Икша? Все идет как надо. Медленно, но идет.

– Группа устала. Видишь ли, Алим, у инструкторов есть такое... понятие – не понятие, поверие – не поверие. Наблюдение, что-ли. Запас везучести, как бы. Называй как хочешь – запас везучести, оптимизма, удачливости, живучести. Не улыбайся, он есть, можешь у Орчака спросить. Пока он большой, группе ничего не страшно. Даже если кто-то погибает, все понимают, что это случайность. А когда запас живучести исчерпан, каждый пустяк приводит к трагедии. У нашей группы запас живучести опустился до нуля. Скоро начнутся смерти.

– Не набулькай.

...Мелко, мутно, песок в жабрах, песок на языке... Вперед порожняком, обратно – с камнем в рук-ках. Мутит среду хвост впереди идущего. Справа, один за другим – встречные. Вот впередиидущий затормозил, развернулся – и стал встречным. Пора брать камень. Этот хотя бы. Теперь – назад. Болят сбитые пальцы. Камень тянет на дно, приходится отрабатывать плавниками, или отталкиваться камнем ото дна. Тут-то пальцам и достается... Хорошо тем, кто справа. Они порожняком идут. Скоро и я пойду порожняком... Вот глубина, бросаю камень. Глухой перестук катящихся по склону камней... Разворачиваюсь. Опять туда, в этот мелкий, ненавистный канал. Метрах в четырех от начала канала осколок скалы, над которым всего тридцать сантиметров среды. Мы не смогли его убрать, он слишком тяжел... Если оттолкнуться от него рук-ками, можно проплыть над ним. Можно правее, но тогда надо уступать дорогу встречным. Они с грузом, им не до этикета. Ничего, уровень повышается, через неделю можно будет безопасно проплывать над обломком. Три недели назад он вообще из среды торчал...

– Берегись!!!

Резкий разворот на месте – и назад, что есть духу... В чистую среду.

– Группа, становись! – это встревоженная Икша. – Все целы?

– Ничего страшного, это маленький обвальчик в конце канала.

– Все равно, отдохните, ребята, я сейчас проверю.

Отдых... Отдых – это хорошо. Прополоскать жабры в чистой, холодной среде...

Икша выжидает пару минут, чтоб в канале осела муть и, хлопнув Орчака по спине, уходит в канал. У нее самая опасная часть работы – она устраивает обвалы и оползни стенок. Рискует собой, чтоб остальных не завалило. Потом приходится долго разгребать завалы, углублять дно. Сейчас длина канала метров пятнадцать, глубина – метр. Спросите, почему в начале метр, когда должно быть два. Уровень ведь на метр поднялся, с тех пор, как рыть начали. А потому метр, что при крике «Берегись!» все бросают камни там, где крик услышали. Затем убирают лишь те, которые мешают.

Из канала в облаке мути вылетает Икша. Настороженно прислушивается, и опять уходит в канал. Вскоре снова появляется.

– Порядок, можете работать. Только сначала дно подравняйте.

Один за другим, выстроившись цепочкой, уходим в канал. Подравнять дно – это безопасно. Хватаешь первый попавшийся камень, который грозит выпустить тебе кишки – и назад. Туда порожняком, обратно с камнем. И так много-много раз.

Дно очистили. Теперь вновь выворачиваем камни из дальней стенки канала.

Затор и столпотворение. Двое катят особенно крупный, угловатый валун.

Снова бесконечная цепочка. Друг за другом. Обратно с камнем, туда порожняком. Мелко, мутно, песок в жабрах, песок на языке... Ноют сбитые до крови пальцы. Это называется – экстремальный туризм. Ради этого четыре десятка неглупых парней и девушек триста километров перлись против течения, вверх по порогам, в холодную пресную среду...

Ах, да, еще был водопад... Тайна природы, восхищающая своей раздражающей непостижимостью. И совместная научная работа с Корпеном, в которой научно обосновывается, что из озера может вытекать только одна река. Ни мне, ни Корпену эта работа славы не сделает. Мы не геологи. Но и не помешает. Клюв алмара! Сначала отсюда надо живым выбраться...

Кто-то затягивает песню, тоскливую и тягучую.

– Прекратите петь! – кричит Икша.

– Почему? – раздается сразу несколько недовольных голосов.

– Группа! Все ко мне! Построились! – командует Икша. – Вы не должны петь, потому что песня отвлекает, притупляет вашу бдительность. Вы можете не заметить опасность. Продолжайте, пожалуйста, работу.

Бдительность... Какая тут бдительность?.. Устал как креветка. Мутно, мелко, песок в жабрах...

Конец смены. Алим прополоскал в чистой среде жабры и направился к стене с метками. Еще одна полоска... С каждым днем расстояния между метками уменьшались. Подъем уровня среды замедлялся, и с этим ничего нельзя поделать. Увеличивается зеркало озера. Еще немного, и к водопаду можно будет добраться без всякого риска.

Суша. Затопленная, и вдруг ставшая доступной аква инкогнита. Все свободное время Алим проводил на затопленной суше. Прогуливался по лесу, забирался в самые мелкие места и любовался травами суши, трогал их жесткие, упругие стебельки, так непохожие на привычные растения, пробовал на вкус, вдыхал запах, пока те не умерли. Травы суши очень быстро умирали, залитые средой.

– Привет, Алим.

– Привет, Ригла.

– Скажи правду, Алим. У нас есть шанс?

– Шанс всегда есть.

– Я же серьезно спрашиваю. Не надо смеяться.

– Если серьезно, то двигай за мной. – Алим развернулся и устало направился к окраине леса. Дерево, у которого остановился, было затоплено одним из первых. Сейчас глубина здесь превышала два метра. Алим сорвал и пожевал листик. Листик отдавал горечью, – Понюхай ствол.

Ничего не понимая, Ригла понюхала.

– Лизни.

– Горчит, – сообщила девушка.

– Всего-навсего слегка горчит. Ствол по-прежнему твердый, и не собирается разлагаться, так?

– Та-ак, – неуверенно подтвердила Ригла.

– А это значит, у нас больше времени, чем мы думали. Намного больше.

– Вот здорово! – без особого восторга отозвалась Ригла. – Можно, я всем расскажу?

– Можно. Но не нужно.

– Почему?

– У нас времени больше. У хищных видов – инфоров, охотников – ничуть не больше, чем раньше. Им есть нечего. Сейчас как бы справедливость. Все думают, что умрут от отравления. А если ты расскажешь, это разделит всех на живых и мертвых. Вегетарианцам как бы и канал незачем рыть. Можно год подождать – уровень сам поднимется, мы спасемся. А хищным одним канал не вырыть. Они слабеют с каждым днем.

– Мы, если рыбу поймаем, хищным отдаем.

Алим широко раскрыл и захлопнул жаберные щели.

– Я тоже Икшу подкармливаю. Благодарит, ест. А если сама поймает, подружке Корпена несет... Вот кого надо было назад завернуть... Смотри! Это же водное, пресноводное растение!

– Водное, – улыбнулась Ригла.

– Еще одно! Ничего не понимаю... Тут же суша была! Это невероятно!

– Выкапываешь в одном месте, сажаешь в другом. Чего тут невероятного?

– Это ты их тут посадила?

– И я, и другие девушки. Амбузия придумала рассаживать водные растения по затопленной суше. Она агроном.

Алиму стало стыдно. Он даже не поинтересовался, чем занята освобожденная от работ на канале девушка.

– ...Если они приживутся, – продолжала Ригла, – начнут среду очищать.

Быстрей смогут заменить растения суши. Теперь это, кажется, без надобности...

Глаза Алима загорелись.

– Может, в исторической перспективе и без надобности, но ты подумай о преобразующей силе разума! Необжитые пространства мы своим трудом превращаем в цветущий сад! Там, где было разложение и смерть, насаждаем новую жизнь!

– Ты головой сильно стукнулся?

– Все вы, бабы, такие, – сделал вид, что обиделся, Алим. – Не надо смеяться, не надо смеяться... А сами?

Ригла, которая до этого напряженно думала о чем-то своем, резко развернулась к Алиму.

– Давай организуем семью.

Алим даже поперхнулся.

– Мы же разных видов!

– Но схожих. Как будто вокруг голубых мало?

– А дети?

– Много у нас шансов получить разрешение на детей? Это с нашей-то перенаселенностью? А получим – сдадим мою икру на искусственное оплодотворение.

– А жить где будем?

– У тебя. Я предложила объединиться, значит, место выбираешь ты.

– Я опоздал на распределение в институт генетики. Теперь распределят в какую-нибудь глухомань на периферию.

– Разве я спрашивала, где ты живешь? Я на все согласна.

– Похоже, ты это серьезно...

– Серьезней не бывает, – подтвердила Ригла.

Алим задумался. Брак придавал солидность и вес в обществе. Возможно, удастся получить место получше. С другой стороны, на межвидовые браки до сих пор многие смотрели косо. Хотя таких становилось все больше и больше.

– Не торопись, Алим, – Ригла поняла его сомнения. – Все обдумай, и скажи мне, что решил.

Лучики солнца, пробиваясь сквозь крышу хома, щекотали глаза. Атран чихнул, проснулся, снова чихнул и выскочил из мягких объятий зеленой постели. Постель разрослась, пора бы подстричь, а то пол хома занимает, но зато какая она восхитительно мягкая и глубокая!

Атран описал несколько кругов, вентилируя жабры и разгоняя застоявшуюся кровь, прогнулся, пытаясь достать носом до хвостового плавника, рассмеялся и выскочил из хома. Утро началось великолепно, а день обещал пройти еще лучше. Профессор выделил Атрану собственную тему. Заказчику нужны были светящиеся водоросли для освещения гротов и хомов. Такие уже имелись, но заказчик требовал усилить светимость в четыре-пять раз.

Собственная тема сразу после университета – об этом можно только мечтать! Да какая! С широким выходом в практику! По всему миру! Ради этого стоит жить, честное слово!

Позавтракав в студенческой столовой, Атран поспешил на остановку. Шалот подошел почти пустой. В сторону института генетики в это время мало кто ехал. Атран присосался снизу, сразу за нижней челюстью шалота. Хоть здесь набегающий поток бил в лицо, зато обзор великолепный.

Шалот попался молодой и горячий. Двигался быстро, почти как кул. Наверняка опережал расписание. Атран не имел ничего против. Интересная работа, интересная девушка – а Ардина, без всякого сомнения, интересная девушка... Если пригласить ее после работы на танцы...

Шалот резко повернул, ускорился и издал переливчатую трель. Кого-то из пассажиров сорвало потоком, он выкрикнул неразборчивое ругательство и отстал. Атран напряг присоску и взглянул вперед. Они мчались наперерез шалоту встречного маршрута.

– Внимание! – закричал водитель. – Всем покинуть шалота! Опасность! Всем покинуть шалота!

Пассажиры прыснули в разные стороны. Встречный шалот растерянно остановился, и его пассажиры, расслабив присоски, таращились по сторонам.

– Берегись! – орал водитель, срываясь на визг.

Атран прикинул ситуацию. Можно отделиться, резко уйти вниз и вправо, чтоб не попасть под удар хвоста. Но нижнее пятно шалота всего в полутора метрах сзади и чуть левее. Изо всех сил заработав хвостом, он расслабил присоску и дал потоку снести себя назад, одновременно забирая влево. Вот пятно! Слился грубо, решительно, с ходу перехватив контроль над двигательными центрами шалота, направил того вверх, к поверхности. Жесткими приемами Умбрии пресек все попытки своеволия. Огромный шалот испугался и подчинился. Атран тут же ослабил хватку, прикрыл глаза и прислушался к чувствам гиганта... Самка... Впереди самка... Хочется самку...

Вот в чем дело!

– «Не знаю, кто вы, но вас сама судьба послала», – передал водитель, постепенно успокаиваясь. – «Сейчас бы они спариваться начали, пассажиров подавили. Говорил же в парке – гон у нас, нельзя нам на маршрут выходить!»

– «Все в порядке. Я помогу довести шалота до кольца, а там вы возьмите напарника и гоните зверюгу в парк», – отозвался Атран и сосредоточился на шалоте, успокаивая его ласковыми образами.

– Прошу пассажиров занять свои места, – как ни в чем не бывало объявил водитель. – Через минуту отправляемся!

Пассажиры, кто с веселой бранью, кто с недовольным ворчанием заняли места. Водитель послал шалота вперед. Атран не вмешивался в управление. Он вживался в гиганта, в его чувства и ощущения, радовался жизни и гордился собой. Любой малек правый плавник отдаст за возможность хоть на минуту слиться с шалотом. Не каким-нибудь курьерским, а огромным пассажирским шалотом, курсирующим по оживленному маршруту.

Шалот, чувствуя радостное возбуждение нового рулевого, окончательно успокоился и раскрылся. По умственному развитию до кулов ему было далеко.

Добродушный увалень, вот ты кто, – решил Атран.

– «Парень, где ты так лихо рулить научился?» – перешел на «ты» водитель.

– «Было время – на кордоне охотником служил», – отозвался Атран и присовокупил образ Балы.

– «Так ты кула водил? Я мог бы сразу догадаться! Вы, охотники, всегда норовите на нижнее пятно сесть. И хватка у вас железная!»

– «Чего там... Обычная. В бою не до политесов.»

– «Не говори!.. Как ты шалота скрутил! Сложно служить на кордоне?»

– «Не то, чтобы сложно. Иногда опасно, иногда холодно – это когда в Темноту погружаться приходится. Беспокойно там служить. А здесь часто такие нежданчики случаются?»

– «Редко. Век бы таких не было. Но по весне бывает. Я и так две баранки гонял шалота на рысях, думал, устанет – успокоится. Но они, зверюги, в гон словно двужильные становятся.»

Так, делясь воспоминаниями, закончили маршрут. Шалот больше не чудил, водитель объявлял остановки, менялись пассажиры. На кольце диспетчер и сменные водители принялись деловито спорить, с какой самкой спарить шалота, Атрана тепло поблагодарили, и даже подбросили на небольшом служебном шалоте до института генетики. Но он все равно опоздал. Ожидал легкого нагоняя, но рулевой служебного шалота направился прямиком в приемную дирекции и от службы движения города выразил официальную благодарность сотруднику института генетики Атрану. До самого обеда стайки лаборанток с хихиканьем заглядывали в лабораторию взглянуть на отважного экс-охотника. Профессор делал вид, что сердится, а Ардина... Атран поминутно ловил на себе ее заинтересованный взгляд.

– ...Позволяет увеличить светимость вдвое. Но это потребует дополнительной подкормки.

– Естественно, юноша. Ничего не дается даром. Сосредоточьте внимание на другом. Светочи не должны отмирать при уменьшении подкормки.

– Но они перестанут светиться.

– Отлично! Пусть светимость будет индикатором их состояния.

Атран смутился.

– Я считал как раз наоборот. Пусть вокруг хоть среда замерзает, но светоч должен светить. До самого конца.

– Неправильно, юноша. Подкормить растение легче, чем посадить новое. Пусть светоч усыхает, темнеет, перестает светиться, но только не отмирает. И еще... Цвет излучения. Вы, юноша, не думали над изменением цвета?

– Этого нет в техзадании.

– Мало ли чего там нет. Кто лучше разбирается в живой материи? Вы, или заказчик? Подумайте, как приблизить цвет свечения к солнечному.

– Профессор, это чудесная мысль! Вместо одного, салатного – несколько видов светочей, и каждый светится своим цветом! Синий, желтый, красный, зеленый! Я обязательно так сделаю!

– Не съел тебя босс? – поинтересовалась Ардина, когда Атран, возбужденный и растрепанный, выскочил из кабинет-хома.

– Напротив! Полное взаимопонимание! Ты готова?

Девушка рассмеялась приятным, жаберным смехом.

– Давно готова.

– Ну так вперед, на танцы!

Танцхом представлял собой зеленый амфитеатр. Хор располагался с северной стороны. В этом году в моде были песни без слов. Хор свистел, чирикал, щелкал, стрекотал и выводил рулады на три-четыре голоса. Теоретики спорили до хрипоты, что важнее – мелодия или ритм. Но любителям танцев было мало дела до споров теоретиков. А танцевала Ардина замечательно. Атран даже не подозревал, насколько она может быть гибкой. Словно морская змея. В первые секунды он растерялся. Собрался расслабиться в медленных танцах, а тут... Ну, держись, стерлядка!

Рисунок танца тут же нашелся. Атран двигался с хищной грацией, подражая движениям кула. Боевой разворот, атака, боевой разворот... Ардина поняла его задумку с полувзмаха плавника. Зовущая и манящая, она ускользала испуганным снетком. Очень скоро танцевала только их пара. Даже сверкающая всеми цветами пара темпераментных южан освободила площадку, присоединившись к зрителям. Атаки Атрана становились все резче и решительней. Ардина невероятно выгибалась, ускользая в последнюю секунду, а хор все наращивал и наращивал темп. Верх и низ перепутались и уже не имели никакого значения, только это гибкое, манящее тело. И тут вдруг хор смолк. Ардина вытянулась стрункой, трепеща плавниками, и Атран повторил ее движения, и оказалось, что они, грудь в грудь, в полной тишине идут вертикально вверх, к самой поверхности. Три, четыре, пять секунд тишины – и зал взорвался криками, одобрительным свистом и стрекотанием плавника о плавник. Ардина широко раскрыла рот и жаберные щели, а глаза переполнял восторг.

– Силен ты, охотник! – голос был хриплым, прерывающимся. Жаберные щели то раскрывались, то смыкались, выталкивая упругие струйки. Атран не стал отвечать, а просто улыбнулся во весь рот.

Когда покидали танцхом, половина пар, во главе с южанами, исполняли танец кула. Глаза Ардины светились восторгом и восхищением.

Какой замечательный день! Вся неделя замечательная. На двенадцать баллов по десятибалльной шкале.

...За что отвечает этот кусок нити? Где граница оперона? Вроде, здесь. А другая? Эта? Нет, дальше... Эта? Иссекаем кусок, сшиваем концы... Не стыкуется что-то... Ну, конечно! Лишнее отсек. Берем другую нить. Вот начало, вот конец оперона... Иссекаем. Сшиваем... Теперь смотрим, что получилось... Расслабляемся... Размытое пятно... Фокусируем... Вот он, наш светоч... Боже, какая уродина получилась... Так за что же отвечает оперон? Кажется, понятно... Проверяем. Берем целую нить – и вставляем сюда подряд два оперона... Готово... Что получилось? Ух ты! Это целый лес светочей! В общем, ясно. Нам это не надо, переходим к следующему оперону... Стоп! А ведь красиво будет! Маленький, лохматенький, пушистый светоч для декоративного оформления хома. Это надо запомнить...

– «Охотник, ты не уснул? Рабочий день кончился.»

– «Ардина, ты? Ты давно со мной?»

– «Только что слилась. Ты не заметил?»

– «Заработался. Смотри, красиво? Это декоративный светильник.»

– «Алтус тебе плавники оборвет. В теме нет декоративных светильников.»

– «Нет – значит будут! Не пугайся, красноглазая, лохматость – это один из путей повышения светимости. Все по теме!»

– «Вылезай из инструмента, я жду тебя снаружи,» – вышла из слияния.

Атран поспешно закончил работу, удалил из рабочей области инструмента мусор и отделился от инструмента. Сегодня он пригласил Ардину на прогулку в сад ароматов – и чуть не забыл... Точнее, полностью забыл... Другая бы обиделась, но не... А может, все проще. Ардина давно работает с генетиками, привыкла, что все они слегка чокнутые, и о таком понятии – «рабочий день» – могут и не знать...

Сад ароматов делился на четыре сектора – сад утренних ароматов, дневных, вечерних и ночных.

– В дневной мы уже опоздали. Идем в вечерний.

– Нет, охотник. Там слишком много народа. Мы пойдем в ночной. – И поднялась над живой изгородью, разделяющей сектора.

Ночной сад только готовился к приему посетителей. Кое-где хлопотали над кустиками садовники с крабами-секаторами на нижней присоске, архитектор парка правил декоративную коралловую арку, обламывая ненужные веточки.

– Неудобно как-то. Мешать будем.

– А мы тихонько! – рассмеялась Ардина и нырнула в ближайший куст. Атран устремился следом.

– Я любила вот так затаиться и наблюдать за посетителями. Какие они все разные, – зашептала девушка. – Бывают надутые-надутые. Плывут от цветка к цветку – и принюхиваются с важным видом, если их никто не видит. Анализируют. А если кто рядом окажется, делают вид, будто случайно здесь оказались. А я как хихикну из кустика. Так тихонько-тихонько...

Атран важно надул щеки и принялся обнюхивать нераскрывшийся еще цветок. Ардина хихикнула. Словно пузырьки прожурчали.

– Кто здесь? – с притворным испугом принялся оглядываться он. Но девушки рядом не было.

– Пахнет самочкой, – громко заявил Атран. – Пахнет красноглазой самочкой.

– Хи-хи-хи, – донеслось из соседнего кустика.

– Кто же там хихикает? Сейчас посмотрю!

Только упругие вихри потревоженной среды и раскачивающиеся ленты цветка... И смешок где-то за спиной.

– От охотника на алмаров еще никто не уходил! – радостно возвестил миру Атран. И устремился в погоню...

– Ушел... – огорченно прокомментировал он, глядя вслед шалоту. Догонять не было ни сил, ни желания. – Это последний... Значит, ты ночуешь у меня! Алим еще не вернулся, весь хом в нашем распоряжении.

– У тебя лучше, чем в парке, – легко согласилась Ардина. – Как я устала. Далеко твой хом?

– Не очень. Хочешь, я расскажу по дороге, как мы на алмара охотились?

Путь до дома пролетел незаметно. Ардина в нужных местах ахала, в нужных ужасалась и задавала вопросы.

– ...Это там ты получил шрам на хвосте?

– Угу!

– А почему не убрал?

– Некогда было. Лечебку на ночь Лотвич со своим кулом заняли. Лотвич командир, везде первым лез, ему больше всех досталось. А позднее вроде как и не болит... Вот мы и дома!

– Какая шикарная постель! – восхитилась Ардина, скрываясь в мягких, колышущихся ветвях.

– Постой, а ужин?

– К черту ужин! Спать хочу... И стайкою наискосок уходят запахи и звуки...

– Ты была в Темноте?

– Ни разу в жизни... А с чего ты взял?

– Ты про запахи сказала. Что уходят...

– А-а... Это поэзия. Утром, охотник, все утром. Угу? А сейчас – спать.

– Вставай, соня! На работу опоздаем.

Атран открыл глаза. Ардина ловила ртом самые длинные стебельки постели и откусывала верхушки.

– Почему ты не заменишь постель на новую? Эти, фильтрующие, полсотни лет как вышли из моды. Сейчас все спят в освежающих среду.

– Имущество университета, – смутился Атран.

– Обязательно смени постель на новую. Нельзя же быть таким отсталым.

– Получу свой хом – посажу самую новую. По твоему выбору.

Первый солнечный луч заглянул в хом. Атран представил, что Ардина поселилась с ним навсегда, и на душе стало удивительно тепло. Он откусил стебелек постели и пожевал. Стебелек оказался горько-кислым. Как она их ест? Рассмеявшись, выскочил из постели и свечкой пошел вверх. Пробил поверхность, вылетел из среды, секунду балансировал на хвосте, но потерял равновесие и рухнул на бок, подняв тучу брызг.

Впереди отличный день!

Работа застопорилась. Удалось повысить светимость в два-два с половиной раза, и все. При этом светимость очень сильно зависела от подкормки. Атран наизусть помнил весь геном светочей, разобрался в десятке геномов других светящихся растений, но не продвинулся ни на шаг.

Профессор посоветовал обратиться в информаторий университета. Теперь Атран просиживал там сутками. Перезнакомился со всеми инфорами третьего круга, получил доступ к инфорам четвертого, озадачил своими запросами инфоров пятого и даже шестого круга, но ответа не получил.

С Ардиной теперь виделся нерегулярно. На место Алима взяли другого выпускника университета, но за свою девушку Атран не волновался. Однажды, вернувшись из информатория, случайно подслушал разговор между ней и Алтусом.

– ...Да, специально дал ему эту тему.

– Но...

– Никаких «но», девочка! Заказчик тему не снимал. Да, тема очень сложная. Да, на ней обломали зубы четыре десятка аспирантов. Или он с ней справится, или нет! Справится – получит имя, лабораторию, станет авторитетным ученым. Нет – останется рядовым исполнителем.

– Он – справится! – убежденно произнесла Ардина. – Атран справится! Я знаю.

– Доброе слово и кильке приятно, – пробормотал Атран. – Но четыре десятка аспирантов...

Развернулся и отправился в малый информаторий института генетики. Раздвинув зеленую завесу, нырнул в искусственный грот. Здесь он еще не был. Большой круглый зал покрывал решетчатый коралловый купол со световым отверстием в центре. Ячеи купола, затянутые водорослями, пропускали рассеянный зеленоватый свет. Полусущество-полурастение – нейросеть инфоров пролегала по периметру зала. Почти все места на ней были заняты инфорами, но свободных оставалось не меньше десяти. Конечно, эта одноранговая инфосеть не шла ни в какое сравнение с иерархической многоранговой сетью университета, но содержала уникальные данные по ведущимся в институте работам.

Клерк выслушал просьбу и отвел Атрана к одному из свободных инфоров.

– Что у вас, юноша? – спросил тот неожиданно густым басом.

– Я хотел...

– Нет, нет, словами не надо. Сливайтесь.

Атран привычно поерзал, притираясь к верхнему контактному пятну инфора, и чуть было не перехватил у того двигательные функции. Проклятый автоматизм!

– «Итак?»

– «Отчеты по теме „Повышение светимости светочей“. Законченные и незаконченные разработки».

– «Допустим, законченных нет. А знаете, юноша, сколько незавершенок?»

– «Около полусотни... Я имею в виду – в нашем институте,» – поспешно добавил он на всякий случай.

– «Верно. В нашем, Северо-Западном Институте Генетики – сорок три отчета. А всего – с учетом Юго-Восточного института и филиалов – чуть больше ста шестидесяти. Вам нужны все?» – поинтересовался инфор, опросив по сети коллег.

– «Все,» – обреченно поджал плавники Атран.

Анализ первого десятка отчетов занял полдня. Дальше пошло быстрее. Отчеты во многом повторялись. Атран вылущивал идеи и, заглянув в конец, смотрел, почему же сорвалась очередная разработка.

– «Вот и все, юноша. Честно признаюсь, давно меня никто так не грузил,» – сообщил инфор на очередной запрос.

– «Но...»

– «Остальные отчеты хранятся в информатории университета. Если закажете по абонементу сюда, прибудут завтра к вечеру.»

– «Нет, спасибо, я завтра сам в универ зайду».

Домой вернулся в тоске. Голова гудела. Десятки умных, упорных ученых не справились с этой задачей. Что сможет сделать он там, где обломались корифеи?

На следующий день с утра отправился в информаторий университета. Студенты любили поспать, их шумный косяк появлялся позднее. Вечерний информаторий разительно отличался от утреннего, тихого и спокойного.

– Привет, Атран! – воскликнул Орель, молодой инфор третьего круга. – тебе имя Лотвич ни о чем не говорит?

– Я знал его. Что с ним? Погиб?

– Не знаю. Но к нам поступил методический материал Атрана-Лотвича «Уничтожение алмаров крупного и особо крупного размера».

– Ух ты! – изумился Атран. – Я думал, он шутит. Мы в Темноте трепались, чтоб время убить...

– Братва! Я же говорил, что это тот самый Атран! – возвестил Орель на весь зал. Сбежались любопытные, моментально заняли все свободные гнезда нейросети, а опоздавшие расположились на верхних и боковых нервных пятнах счастливчиков. Бесшумная суета очень поразила бывшего охотника. Атрану уступили место на верхнем пятне Ореля, и молодой инфор зачитал в сеть методичку. Неизвестный редактор сократил рассказ Атрана раза в три, убрав все ненужное, но оставив в неприкосновенности фактическую сторону. В конце вставил четко структурированный раздел с выводами и методическими указаниями. Результат Атрану очень понравился.

– «Все точно!» – подтвердил он.

– Думается мне, автор заслуживает допуска в пятый круг, – произнес чей-то очень авторитетный голос. – А теперь – за работу. Орель, составьте список адресов рассылки для этого материала. Включите в него дополнительно информатории на границе и строительные институты.

Стайка молодых инфоров быстро рассосалась. Орель поздравил с повышением и проводил в грот инфоров пятого круга. Слившись с инфором, Атран продиктовал запрос:

– «Отчеты по теме „Повышение светимости светочей“ за исключением отчетов Северо-Западного Института Генетики.»

А дальше началась работа. Атран мельком просматривал отчет, делая по ходу заметки и занося данные в статистические таблицы. (Таблицы, разумеется, хранились в памяти того же инфора.) Постепенно инфор разобрался в принципах отбора информации, и дело пошло быстрее.

Анализ отчетов занял два дня. Десятки лет труда, сотни отброшенных вариантов вылились в несколько таблиц. Хроника поражений – назвал их Атран.

– «И последний запрос. Кто из моих коллег интересовался работами предшественников?»

Инфор надолго ушел в работу.

– «Каждый четвертый,» – сообщил он минут через десять. Об остальных просто нет информации. Думаю, все.

– «Значит, я ничего нового не придумал...»

– «Нового – ничего. Но ты первый, кто обратился к нам в начале работы, а не в конце».

– «Какая разница?..»

– «Хочешь совет?» – поинтересовался инфор. За время работы они перешли на «ты». – «Меняй принцип».

– «А?»

– «Так любит советовать один старик. Странные легенды о нем ходят. Знания его обширны и сумбурны, понять их непросто. Но если удается... В общем, попробуй.»

– «Кто же он, таинственный незнакомец?»

– «Эскар.»

– «Член мирового совета?»

– «Увы...»

– Все назад!!!

Из канала в облаке мути вылетело около десятка стремительных теней.

– Все ко мне! Построились! – закричала Икша, но Алим уже видел, что полукруг строя на этот раз слишком мал.

– Троих нет! – Икша еще раз пересчитала строй. – Трое в канале!

Алим устремился в канал, но Орчак его опередил. Доплыв до завала, он поднялся на хвосте, опершись рук-ками о скалу правого берега. Это позволило на целый метр поднять голову над поверхностью и заглянуть через завал. Через секунду он с плеском опрокинулся на бок.

– Двое живы, откапывают третьего!

Алим в дикой спешке принялся рук-ками разгребать камни и щебень. Относить их к началу канала не было времени. Он просто отгребал их под себя. Рядом работали другие. Через несколько минут вдоль скалы, образующей правый берег канала он смог, приподнимаясь на рук-ках, пробраться к двоим парням, отрезанным обвалом. Но те не обратили на Алима внимания. Ругаясь, они торопливо отшвыривали камни, а из-под камней торчал и слабо подергивался хвост третьего.

Через четверть часа тело откопали. Икша собрала всю группу.

– Сегодня Окун уступил место молоди. Я хочу, чтоб каждый из вас убедился, что Окун мертв. Повторяю: чтоб каждый лично убедился. Чтоб ни у кого не осталось никаких сомнений.

Процедура не заняла много времени.

– Хищные виды, инфоры и охотники, следуйте за мной! – скомандовала Икша, взяла тело Окуна на нижнюю присоску, и печальная процессия удалилась куда-то в сторону озера Водопада. Алим дернулся было за ними, но Орчак остановил:

– Ты там будешь лишним. Лучше возьми пока командование на себя.

Нервно оглядываясь, Алим приблизился к застывшим в унылом молчании фигурам.

– Утренняя смена, построились в цепочку! Начинаем расчистку канала.

Экстремальщики нехотя подчинились.

– ...Они же съели его, съели! Они икру Амбузии съели, Окуна съели и всех нас съедят! Мы будем гибнуть, а они нас будут есть!

Алим поразился такой простой мысли. Конечно, Икша позвала за собой хищных есть тело Окуна. Логичное и очень правильное решение. И так в нос бьет душок разлагающейся органики.

А еще Алим поразился, до чего тонка корочка цивилизации, покрывающая инстинкты и эмоции. Десять тысяч лет цивилизации, шесть тысяч лет управления наследственностью – и что? Два-три месяца экстремальных условий – и все забыто. Логика отброшена, на поверхности снова эмоции. Самые атавистические, вредные и опасные. Надо что-то делать...

– Иди к ним, они с тобой поделятся! – рявкнул Алим.

– Я? Ты хочешь, чтоб я ела Окуна? За кого ты меня принимаешь? Окун был одним из нас!

– Вот именно, был. Сейчас он – мясо. Ты когда последний раз ела? Вчера, или сегодня утром? А как хищные исхудали, обратила внимание? Кожа да кости. Кишки к хребту прилипли.

– По твоему, я не права? – Ригла ударила хвостом, развернулась и поплыла куда-то, издавая бессвязные звуки, характерные для предразумных. Алим растерянно выпустил фонтанчики через жаберные щели, посмотрел направо, налево, вверх, вниз, мотнул головой – и бросился за девушкой. Догнал и с ходу причалил к ее верхнему нервному пятну. Вообще-то, это была жуткая фамильярность, но Ригла не возмутилась.

– «Ты не думай, я не такая эгоистка», – передала она, оправдываясь.

– «Может, я не очень... Но я...» – и раскрылась полностью. Алима словно в кипяток головой по самые жабры сунули.

– «Ты мой мужчина. Я буду тебе верна», – прочитал он мысль второго плана. – «Не бросай меня, мне трудно и страшно».

Вот я и стал голубым, – печально подумал Алим, раскрывая сознание Ригле.

– Елуга!.. Она... там!

– Где?!

– На суше...

– Ох, рыбки-ракушки, – простонала Икша. – Дорогу, дорогу показывай!

Группа устремилась за Ольяном. И замерли у линии берега. Тело Елуги лежало среди травы метрах в десяти от берега. Сверкала под солнцем чешуя, краснел хвостовой плавник...

– Как же она туда...

– Как-как! Вылезла на рук-ках, вот как! – сердито бросил кто-то.

– Не надо о ней плохо... Окун и она – они с детства вместе были.

– Не надо? А давайте все так делать! Мы вкалываем на канале, а она уснуть решила. Экстремалка, мля! Икра тухлая!

– Замолчите! Пожалуйста, замолчите! – воскликнула Икша. – Нельзя же так.

Алим развернулся и поплыл к каналу.

– Надо что-то делать, – бормотал он, уткнувшись в конец канала. Развернулся и поплыл назад. – Надо что-то делать. Они верят мне. Они надеются на меня.

В ярости вывернул крупный камень из левой стенки канала. И с воплем: «Э-е-ей!» тут же бросился наутек, заслышав шорох оползня.

– Икша меня морально уничтожит, – огорчился он, разглядывая сквозь облака мути последствия содеянного. Оползень почти перекрыл проход. Муть сносило слабым течением в дальний конец канала. – Здесь два дня расчищать.

Схватив камень, он сильно и зло толкнул его к началу канала. Рук-ка вышла из среды, камень исчез из виду, но секунду спустя вернулся в среду на несколько метров дальше. С плеском и в облаке мелких пузырьков.

– Ничего себе! – изумился Алим и повторил эксперимент. На этот раз камень улетел еще дальше. Еще десяток камней последовали за первым, прежде, чем юноша сумел сформулировать идею открытия. – Ну да! Это же очевидно! Среда тормозит поступательное движение. А над средой торможения нет. Камень движется свободно.

Но Алим не был бы широкомыслящим, если б на этом остановился. Следующий камень, брошенный сильной рук-кой, поднялся метров на пять и упал на плоскую каменистую площадку, образующую правый берег. И он остался там, не вернулся в среду.

– Вау! – взвыл Алим и принялся швырять камни на берег то правой, то левой рук-кой. – Да я так один десятерых заменю.

Утренняя смена застала вялого, смертельно уставшего Алима за работой.

– Смотрите новую методику, – пробормотал он, поднял со дна небольшой камень, лег на бок, приподняв рук-ку над средой. Когда вернул рук-ку в среду, камня в ней не было.

– Ловкий фокус, – оценил Ольян. – Так в чем фишка? Где камень?

– Камень на берегу. Ах, вы же не видели... – язык его заплетался. – поднимите головы над средой и смотрите.

Черный камень описал дугу и скрылся за кромкой скалы.

– А назад не вернется? – спросил кто-то.

– Толкать надо сильнее, тогда не вернется.

В этот день впервые за последние два месяца возобновили традицию выбора лучшего экстремальщика дня. Алим чуть не проспал церемонию. Впрочем, этому никто не удивился.

Скорость проходки канала значительно увеличилась. Пройдено около двадцати пяти метров, осталось десять, от силы – пятнадцать. Причем, рыть нужно не глубже двух метров – против четырех в самом тяжелом месте. Настроение группы поднималось с каждым днем. Вновь на лицах появились улыбки, вновь Ольян сочинял о каждом дурацкие и ехидные стишки, но почему-то на него никто не обижался. Вновь Ригла стала насмешливой и колючей. От нее доставалось всем, кроме Алима. Мужа она уважала. Над их смешанным браком никто не смеялся. Наоборот, все относились к нему бережно и трепетно. Честно говоря, Алим не понимал причин изменения психологического климата в группе. Ведь качество среды ухудшалось, болячки и ссадины заживали все медленнее. Понос и расстройство желудка стали всеобщей напастью. Но никому, казалось, нет до этого дела. Все чаще шли разговоры о будущем, о том, кто чем займется после возвращения. Или, наоборот, о прошлом. Корпен читал лекции по истории, а потом начинались споры.

– ...За последние шесть тысяч лет тенденции развития нашей цивилизации ничуть не изменились. За прорывом в какой-нибудь отрасли следует почти линейный участок развития – освоение новых возможностей. Когда возможности исчерпаны и освоены, и многие уже думают, что наступил застой, следует прорыв в новой отрасли знания.

– А сейчас что? Прорыв или застой? – подал голос кто-то из слушателей.

– Триста лет назад произошел очередной прорыв, сравниться с которым может только программа поднятия многих видов до разумного состояния девять тысяч лет назад, освоение методики продления жизни шесть тысяч лет назад и ограничение рождаемости после освоения всех доступных территорий. Я имею в виду рук-ки! – Корпен выпростал из обтекателей рук-ки и продемонстрировал внушительные бицепсы. – Должен признаться, я даже не понимал до недавнего времени всей полезности и функциональности этих органов. Отчасти это объясняется неотработанностью конструкции. Как вы знаете, все еще ведутся споры насчет количества пальцев. В первых моделях было два пальца. Сейчас у большинства из вас – три. Молодежь носит четыре пальца, а некоторые заказывают даже кисть с пятью пальцами. Как показал наш опыт – и это будет внесено в анналы – на ладони и на подушечках пальцев чешуя не нужна. Но это все мелкие конструктивные особенности. А посмотрите, насколько чужда организму сама форма рук-ки. – Для убедительности Корпен несколько раз согнул ру-ку в локте. – Видите? Где плавность линий и изгибов? Где обтекаемость? Где гибкость щупальца алмара? Твердая, негибкая кость. Сразу видна чужеродность нового органа. Локоть! Он делит рук-ку пополам. Вслушайтесь в название. Рук – ка! Слышите? Природа не могла додуматься до подобного органа. Только созидательная мощь интеллекта способна на такое!

– Он до бесконечности распинаться будет, – зашептала Ригла. – Сбежим?

Незаметно отработав назад, Алим с Риглой выбрались из рядов слушателей и отправились на прогулку к водопаду.

– Созидательная мощь интеллекта! – насмешливо пускала пузырьки Ригла. – Вот от кого ты таких слов набрался...

– Сразу – я набрался. Может, это Корпен от меня набрался, – слабо защищался Алим.

– Верю. Может, и от тебя, – серьезно покосилась на него Ригла. – Кто первый до водопада? – и умчалась, оставив Алима в облаке пузырей и бурлящей среды.

...Громкий всплеск и резкая боль в кисти правой рук-ки. Икша выронила камень и бросилась из канала.

– Что случилось? – встревожился Орчак.

– Не смогла увернуться, – Икша, морщась от боли, осмотрела кисть. Верхний палец болтался на лоскутке кожи. Острыми зубами она перекусила этот лоскуток и выплюнула палец. – Рыбки-ракушки, больно-то как!

– Дай, я помогу, – выплыла вперед Иранья, и, не дожидаясь разрешения, слилась через верхнее нервное пятно.

– Ты врач?

– Целительница я. Врачи тебе сейчас не помогут. Инструментов у них нет. Ты раскройся, пусти меня, я возьму твою боль.

Икша закрыла глаза. Гримаса медленно сошла с ее лица. Кровотечение ослабло, и вскоре прекратилось.

– Ну вот и славно, – промолвила Иранья. – Ты рук-ку побереги, отдохни от работы недели две. А вернемся – врачи тебе новый палец вырастят.

– Вернемся – четырехпалые кисти врачам закажу, – решила Икша. – Что за дела, одного пальца лишилась, и уже рук-ка не рук-ка. Алим, теперь тебе придется провоцировать оползни. Ты уже спускал оползень, на сегодня самый опытный в этом деле.

Опустившись ко дну, она разыскала свой палец, сунула в рот и, не жуя, проглотила.

– Все покинули канал! – скомандовал Алим. Оставалось прорыть всего пять-шесть метров – и все, свобода. В канале уже ощущалось слабое течение. Среда фильтровалась сквозь камни. Икша говорила, что это хорошо – среда должна заполнить старое русло реки. Даже когда канал будет готов, нужно выждать неделю-другую, чтоб русло заполнилось и очистилось от мути. Но левая стенка метрах в пяти от конца канала Алиму давно не нравилась. Намечался очередной оползень.

Легкое течение уносило муть, и это было замечательно. Выждав пару минут, Алим хлопнул Орчака по спине и отправился в канал. Выбил один опасный камень, вывернул второй... Оползень медлил. Проплыл, приглядываясь, вдоль стенки туда-сюда, взялся за третий – и услышал за спиной рокот. Ударил хвостом, уходя из-под обвала – и с трудом успел затормозить, уткнувшись в конец канала. За спиной шелестел оползень.

– Кажется, я живой! – отметил Алим. Высунул голову из среды и осмотрел результат своей работы. – И кажется, я остался без обеда...

Оползень надежно перекрыл канал, оставив Алиму бассейн метров шесть длиной, два с половиной шириной и чуть больше метра в самом глубоком месте.

– Э-э, да тут на три дня работы, – оценил Алим, внимательно осмотрев завал.

Маленький камешек, булькнув, вошел в среду позади него. Алим уперся хвостом в дно и, перебирая рук-ками по скале правого берега, принял вертикальное положение. С той стороны завала кто-то тоже выполнял упражнение «стойка на хвосте». Кто – не понять. Как ни щурься, а глаза хорошо видят только в среде. Алим помахал рук-кой, тот помахал в ответ и скрылся. Алим с облегчением погрузился в среду и отдышался.

В общем-то, даже лучше, что я остался с этой стороны, – решил он. – будем раскапывать завал с двух сторон – быстрей управимся.

Камни, один за другим, полетели на берег. Работа привычная. Вот только что-то не так... Алим огляделся. Вроде, глубже было... Точно, глубже!

– Да что же это делается! – взвыл он и с лихорадочной поспешностью принялся разгребать камни, роя узкую – только бы протиснуться – канавку. Но через четверть часа пришлось отступить. Среда уходила, фильтровалась в грунт и его канавка мелела.

– Усохну ведь! Засну на веки вечные как Елуга, – причитал, мечась по мелеющей луже Алим. – Икша с Корпеном меня потом съедят...

Эта мысль принесла успокоение. Смерть не будет напрасной. Своей смертью он поможет товарищам. Алим представил, как Икша влечет его тело к водопаду, как за ней печальной процессией движутся остальные хищники. Как половину его тела съедают сегодня, а половину оставляют на завтра, как благодарен ему Корпен за последний подарок... Но почему-то умирать все равно не хотелось. А если Ригла не позволит его есть?

И тут в голову пришла новая мысль. Алим со всех сторон рассмотрел ее. Собственно, ведь он ничего не теряет. Спина скоро из среды высунется. Так почему бы не рискнуть?

В самом глубоком месте оставалось всего полметра среды. Алим принялся активно вентилировать жабры. Когда закружилась голова, выпластал рук-ки из обтекателей, плотно сжал рот, прижал жаберные крышки и пошел на штурм суши.

Рук-ки вперед, приподняться, перетащить тело. Больно. По камням-то... Рук-ки вперед, выгнуться, черт с ним, с хвостовым плавником. Не до красоты. Рук-ки вперед. Склон какой крутой... Не отступать! На вторую попытку сил не хватит...

Алим надежно уперся рук-ками в камни и дернулся всем телом, забросив хвост на скалу правого берега. Выгнулся, перебирая рук-ками, весь выбрался на скалу, осмотрелся, развернулся и покатился по камням, мыча от боли и ссадин. В голове мутилось. Перед глазами поплыли радужные круги. Алим скорректировал курс, еще дважды перекувырнулся, оказался на самом краю скалы – и рухнул с полутора метров на друзей, разбирающих завал.

– Берегись! – заорал кто-то, Юноша получил хороший удар хвостом в челюсть, и канал опустел.

Выпучив глаза, Алим усиленно дышал. Отдышавшись, проверил себя. Три десятка ссадин, синяков и царапин, но ведь живой! Пошевелил хвостом и с гордым видом направился к выходу из канала. Метрах в десяти, у самого дна экстремальщики сбились в тесную кучу. Алим притаился за камнем.

– ...Огромное сухопутное живое существо! Бросилось на нас сверху – услышал он голос Нетока.

– На суше нет живых существ! – это Ольян.

– Много мы о суше знаем?!

– Нет, говоришь? А кому я тогда хвостом врезал? Мы тут лясы точим, а оно сейчас Алима харчит!

– Оно не может харчить Алима, – вышел из укрытия Алим. – Оно еще два дня никого харчить не сможет. Ему хвостом челюсть свернули.

И выразительно ощупал рук-ками нижнюю челюсть.

– ...чудо, что она до сих пор жива! Цепочка чудес!

– Почему?

– Он еще спрашивает, почему! Потому что горожане не знают, кто такая кула! – Лотвич стремительно перемещался по хому, резко разворачиваясь в углах. – Потому что Бала первая шла на контакт, просто приставала ко всем, подставляя ВЕРХНЕЕ нервное пятно, словно тупой шалот! Потому что ей удалось объяснить нескольким широкомыслящим, что у нее есть ИМЯ, она ищет ТЕБЯ! Не охотника, а широкомыслящего! Никто не заподозрил, что она с кордона. Считали, что городская, по какой-то причине потерявшая хозяина.

– А если б заподозрили, разразился бы грандиозный скандал. Кулы на кордоне две трети времени предоставлены сами себе.

– Да, был бы грандиозный скандал.

– Что же мне теперь делать?

– А ты не понял? На бойню вести.

Атран словно в Темноту внезапно попал. Кожу обожгло холодом.

– Почему на бойню? Зачем на бойню? Она же не сделала ничего плохого!

Лотвич резко остановился перед ним, взглянул прямо в глаза и проговорил тихо-тихо:

– Нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много! Тем более, полуразумные дикари-хищники, которые вчетверо превосходят нас размерами. Подумай сам, почему. Ты же широкомыслящий!

– Но кулы... Они ведь...

– Да! Пока они под контролем, они животные. Да! их мозг недостаточно развит по сравнению с нашим. У них нет языка. Но главное не в этом! Главное – они не сливаются. Мы не наделили их присосками. После твоего ухода Бала несколько раз пыталась слиться с моим кулом. Будь у них присоски, ей удалось бы слияние. А так мой кул воспринял это как оригинальное заигрывание. Иначе его тоже пришлось бы отправить на бойню. Но страшно не это. Страшно, что Бала может обучить слиянию молодь! Она больше не зверь. Она – предразумная, прошедшая частичную инициацию разума. И это с ней сделал ты! Всего за месяц!

– Но я... У нее есть хозяйка...

– Хозяйка, хозяйка... Сбросила Бала хозяйку... Ты хочешь, чтоб Бала ее сожрала?! – неожиданно закричал Лотвич. – Мало тебе алмара?!

– Ничего я не хочу.

– Тогда едем со мной. Немедленно! Кул ждет.

– Я должен предупредить начальство.

Как он радовался бы в прошлой жизни. Командир отряда охотников на глазах Ардины просил профессора отпустить Атрана для выполнения ответственной работы. Просьба эта звучала как приказ.

Как радовался бы раньше... А сейчас, рядом с Лотвичем, он играл желваками, плотно поджав жаберные щели и старался не встретиться взглядом с Ардиной.

Городская публика изумленными взглядами провожала кула, несущего двух охотников. Двигались стремительно, широкими виражами обгоняя транспортных шалотов. Лотвич пылал злостью и нетерпением, кул рвался на кордон охранять икринки. Безобразные, огромные, до шести сантиметров в длину, вытянутые мешочки с нитями на концах, которые даже икрой назвать язык не поворачивается. Но в образах кула эти мешочки были милыми, нежными и трогательно беззащитными.

– Умбрия возьмет себе малька из помета кулы Урены, – сухо прокомментировал Лотвич. – Еще четырех мальков возьмут на другие кордоны для обновления породы. Этот помет давно ждали.

Кул мчался вперед, оставляя за хвостом километр за километром. Мускулистое теплое тело, не зная усталости, извивалось под Атраном плавно и мощно. Охотник молчал. Юноша прикрыл глаза и пытался вспомнить, как вел бы себя в той жизни. Нет, с поступками все ясно. Но настроение, эмоции... Представить не удалось. Дверь прошлого закрылась плотно и навсегда. Попытался представить на своем месте застрявшего неизвестно где Алима. Вот он красиво, с разворотом, садится на верхнее пятно Балы, вот залихватски причмокивает губами, посылая ее вперед... Но дальше дело не шло. Пусть его... Тогда Ардина... Как живая предстала она перед его мысленным взором. Двигается по периметру грота, погоняя краба-носильщика и распределяя между инкубаторами, инструментами и консерваторами кусочки пищи. Методично, аккуратно и равнодушно выполняет привычную работу. Профессор сказал, что она прошла уже два цикла омоложения. Какие мелочи! Женщине столько лет, на сколько она выглядит! А через три сотни лет разница в возрасте станет непринципиальна.

Атран представил, как она поворачивает к нему лицо, а лоб ее покрыт возбуждающе-прекрасными жемчужными бугорками. И эти бугорки говорят, что она – его женщина. Может, не на всю жизнь, но ближайшие два-три месяца она – его. Послушная и ласковая. Хочется прикоснуться губами к этим бугоркам, ощутить их твердость и упругость. За этими мыслями Атран задремал. Ардина ускользала от него, он догонял, она вновь ускользала, близкая и желанная. Но вот, в очередной раз она не рванулась вперед, а замерла, поджидая юношу, и они слились. Не так, как сливаются с кулом или шалотом, не так, как сливаются с другом, а как делают только влюбленные – спина к спине или грудь в грудь... Атран чуть напрягал и расслаблял присоску, заигрывая и чувствуя ответное заигрывание девушки, и так они помчались вперед, не глядя, куда, завивая свой путь немыслимой спиралью и наслаждаясь головокружением. Упругий поток пьянил, раздувал жабры...

Холодный, упругий поток раздувал жабры. Атран вздрогнул и проснулся. Вечерело. Кул все также ровно и мощно двигался вперед. Но контакта с ним не ощущалось. Видимо, расслабив присоску, Атран сполз под давлением потока к хвосту.

Это даже хорошо, – подумал юноша. – Эротические сны – они не то, чем следует делиться с окружающими.

– Где мы?

– Только что прошли Размыв. Через пару часов будем на месте.

И замолчал.

Неведомо как, но Бала почуяла их задолго до прибытия. И бросилась навстречу, радостная как малек. Задремавшего на верхнем нервном пятне рулевого просто снесло потоком под удар хвоста. И он, оглушенный, долго вертелся на месте, ничего не понимая. А Бала налетела на Атрана, радостно ткнулась рылом (отчего тот слетел с кула и перевернулся вверх брюхом), описала стремительный круг, взбрыкивая и извиваясь словно молодой шалот. Потерлась шершавым боком и замерла, подставляя верхнее пятно. Атран спешно присосался. Он был изрядно напуган, а на пятне – самое безопасное место.

– «Я нашла! Я нашла, я нашла янашлаянашла!» – ударил в сознание поток образов чистой, детской радости. Атран успокоился, открыл душу и дал хищнице порезвиться – спустить энергию.

И уже через секунду пожалел об этом. Потому что кула свечкой пошла вверх, пробила поверхность и вылетела из среды. А поднявшись на высоту своего роста, тяжело рухнула обратно.

– «Я рада, я рада, я радаярадаярада!»

– Полегче, милая!

Болел ободранный бок, о который кула ласково потерлась накануне, и это мешало сосредоточиться.

...Она на самом деле неуправляема. Стабильно подчиняется только мне. Значит, на бойню. Так правильно. Это разумно. Поступать нужно разумно.

В чем же дело? Почему не исчезает перед внутренним взором клюв алмара и широко раскрытые глаза перекушенной пополам Мбалы? И ощущение, что забыл какую-то очень важную деталь.

Кула смущенно притихла, не желая беспокоить хозяина. Мысли были слишком сложны для нее, но образ уловила.

– «Мбала была хорошая», – попыталась она утешить хозяина.

– Не волнуйся, малышка, будет совсем не больно. Ты просто уснешь.

– Она не будет волноваться, если не будешь ты, – резко произнес Лотвич.

– Далеко еще?

– До бойни? Не больше десяти минут.

Помолчали. Внезапно Лотвич остановил своего кула.

– Дальше двигай без меня. Моему кулу незачем это видеть.

Скоро все кончится, – думал юноша. – Скоро обо всем этом можно будет забыть. Еще полчаса, потом два дня на рейсовом шалоте – и родной хом. Ардина, чудо-инструменты, операции профессора, спокойная жизнь... И новое чувство – боль утраты. Бала опустится на ковер зеленых с синевой водорослей, тысячи стрекательных клеток впрыснут снотворное – и останется только подождать, пока она уснет. Остальное сделают рабочие. Мне нужно только положить ее на ковер.

Вспомнил! Тот образ, который не давал покоя при расставании с кулой. Будто он, Атран, направил ее прямо в клюв алмара.

...Зеленый ковер восхитителен. Слабый аромат привлекал и навевал покой. Хрустально прозрачная среда с привкусом мяты, упругие стебельки мягко колышутся вместе с течением... Это место создано для неги. Здесь приятно отдохнуть, расслабиться. СтОит приказать куле замереть, и она опустится на дно, прямо в нежные объятия ласковых зеленых стебельков, ведь кулы опускаются на дно без движения. Бала ни о чем не догадается, охотники так часто делают, поджидая добычу в засаде... Ей даже понравится, ведь так естественно и приятно отдохнуть минутку в этом чудесном месте...

– Молодая совсем, – придирчиво осмотрел Балу учетчик. – Неужто к нам?

– Патрулируем, – хмуро отозвался Атран и решительно развернул кулу. Вскоре увидел скучающего кула и рядом – поджидавшего его охотника.

– Лотвич, я был неправ. Признаю. Свои ошибки надо исправлять. Если я брошу институт и перейду в отряд охотников, инцидент будет исчерпан. Кула слушается меня беспрекословно.

– Ты не понял, что я вчера говорил, парень. Дело не в тебе, а в ней. Нет ничего страшного в умном животном. Но Кулы не должны сливаться. Бала научит слиянию молодь, и тогда на бойню придется вести десять животных вместо одного.

– Но я не могу отправить ее на смерть!

– Все-таки это произошло... Ну да, все симптомы налицо.

– Что произошло?

– Неважно. Придержи здесь моего кула, а я отведу Балу.

– Что произошло, Лотвич?

– Некто сказал: «Жизнь – это очередь за смертью. Но некоторые и тут лезут без очереди...» Ты слишком глубоко исследовал жизнь. Сам стал животным. Так иногда случается с охотниками. Такие гибнут чаще других. Отказываются бросить кула и гибнут вместе с ним.

– Бросить кула? Ну да! Лотвич, я должен спасти Балу любой ценой. Не пытайся меня остановить! Иначе я устрою грандиозный скандал. Всем расскажу, как кулы разгуливают без рулевых целыми сутками.

– Совсем разум потерял. А ее ты куда денешь? С собой в город возьмешь? Ее же кормить надо!

– Это мои проблемы. Обещаю, что пристрою ее где-нибудь и не дам контактировать с другими кулами. Слово чести! Прощай, Лотвич!

– Ну, студент, смотри, чтоб нам не пришлось отлавливать кулу в городе! – донеслось уже издали...

Новая опасность. Канал практически закончили, среда шла уже потоком, заполняя русло реки, осталось прорыть два-три метра. Даже не прорыть, а просто дно углубить... Но в этом-то и заключалась сложность. Поток мог подхватить работающего и увлечь с собой, протащить по камням. А где-то там впереди шумел водопад. Экстремальщики слишком отклонились вправо, канал шел по месту, которое раньше считалось берегом. А каменистый правый берег возвышался метров на шесть-семь.

– То есть, нам придется падать с шести метров? – уточнил кто-то.

– Надо как можно круче завернуть канал влево, чтоб поток шел по склону оползня, – отозвалась Икша.

Несмотря на опасность, все готовы были рискнуть. Настроение в группе поднималось с каждым днем. Но Икша требовала отложить выход на неделю, чтоб русло реки заполнилось средой. Алим с Корпеном что-то долго прикидывали, замеряли, вычисляли и заявили, что недели мало. Нужно дней десять, а лучше – две недели. Сейчас река еще не река, а так, ручеек. Алиму верили. Он теперь считался крупнейшим специалистом по вопросам суши.

Декламировал Ольян. Алим не обижался. Ему очень нравилась первая строка. А у кого еще есть титул – сухопутный экстремальщик дня? Икша на четыре дня отстранила его от работ – залечивать ссадины. Алим не терял времени даром. Облазал все уголки затопленной территории, вновь поднялся сколько мог по ручьям, и снова занялся растениями. Осторожно выкапывал из грунта, чтоб не повредить корневую систему, внимательно рассматривал, запоминал, классифицировал – и сбрасывал информацию в необъятную память Корпена.

Характер работ на канале изменился. Экстремальщики специально перегородили начало канала запрудой из крупных камней, чтоб уменьшить поступление среды. Уровень в канале снизился, и работать стало не так опасно. Хотя все равно существовал риск, что работающего унесет потоком прямо в водопад. Канал резко завернули влево, в сторону старого русла, а камни теперь просто бросали вперед. Алим надеялся, что когда они уберут запруду в начале канала, поток наберет такую силу, что сам потащит камни, расширит и углубит русло. Так выходило из их с Корпеном теории, такое наблюдалось на моделях – в руслах ручьев.

Три дня шли сильные дожди. В первый день на это не обращали внимания, но ручьи несли грязь, и среда помутнела. Икша приказала свернуть работы, не рисковать. Алим радовался – метки на скале показывали, что в дождливые дни уровень поднимается быстрее.

Через два дня после окончания дождей муть осела. Икша перевалилась через запруду и отправилась проверить состояние канала. Поток в канале заметно усилился. Охотница развернулась против течения и, отрабатывая хвостом, позволила потоку снести себя до конца канала. Покрепче взявшись за камень, Икша уперлась хвостом в дно и приподнялась над средой. Переливаясь через стенку канала, поток веером разливался по осыпи и скрывался за уклоном. Не было никакой возможности узнать, что там дальше.

Камень провернулся под рук-кой, Икша схватилась другой, искалеченной, но кисть пронзила острая боль, поток потащил ее, переворачивая, через стенку канала, по склону насыпи, по карнизу правого берега каньона к водопаду. Но даже в эти секунды, когда тело несло и било о камни стремительное течение, Икша не забыла о долге. Обеими рук-ками, забыв про боль, она сталкивала вниз острые выступающие камни... А потом было падение, очень неудачное падение. С трех метров, спиной об камень. Икша потеряла сознание.

Сколько прошло времени, она не знала. Тело застряло между валунов метров на двадцать ниже водопада. Тупая боль пронзила спину при попытке шевельнуться. Икша ощупала себя рук-ками и заплакала от бессилья. Позвоночник поврежден, хвост парализован и ничего не чувствует. А водопад – это отчетливо видно – разбивается об острое ребро крупного осколка скалы.

– Алим, ты же умный, головастый, придумай что-нибудь. Вы все тут покалечитесь или убьетесь, – с подвыванием стонала инструктор. Эх, что вы можете придумать, вы же не видите водопада. Одна я вижу...

Содрогаясь от боли, Икша рук-ками вытянула тело из щели меж камней и начала ворочать булыжники, строить запруду. Запруду, которая образовала бы ниже водопада озерцо, скрыла опасный камень в глубине. Свое последнее в жизни дело. Она знала: осталось не больше нескольких суток. Три дня, может, меньше, если Алим не утерпит, поведет группу, несмотря на риск, когда увидит, что инструктор не вернулась.

– Ничего, ребятишки, я справлюсь, – стонала она, перекатывая по дну тяжелые валуны. – Место здесь удобное, камней в достатке... Вы только не торопитесь... Икша работу знает...

Четверть часа экстремальщики ждали ее возвращения. Потом Алим, оттолкнув Орчака, бросился в канал. Сила потока поразила его. Резко развернувшись против течения, он выпростал рук-ки из обтекателей, прижался ко дну и, цепляясь за камни, спустился до самого конца канала.

Икши в канале не было.

Работая хвостом в полную силу, подтаскивая себя рук-ками, Алим сумел подняться по каналу, ободрав в очередной раз брюхо, перевалил через запруду.

– Ее в канале нет...

– Она погибла?

– Не знаю. Вряд ли. Но в канале ее нет, унесло в старое русло. Я помню, там были глубокие места, они наверняка заполнились средой. А мы сглупили. За эти пять дней уровень поднялся на десять сантиметров. Теперь в канале жуткое течение. Не знаю как мы теперь будем работать...

– Мы больше не будем работать. Если Икша жива, то ждет нас там,– молвил Орчак. – И попытается дать о себе знать.

Несколько туристов опустились к самому дну, разогнались и выпрыгнули из среды. Но ничего не смогли разглядеть.

– Наверно, надо слушать, а не смотреть, – предложил Корпен. Алим, а за ним еще трое прижались к скале.

– Ничего... – разочарованно сообщила Ефаль. – Водопад шумит...

– Да говорю тебе, этот камень торчал из среды!

– А этот был полностью в среде!

– Хорошо, хорошо! Пусть этот торчал. А как с той стороны?

Туристы высчитывали расход среды в речке до того, как ее перекрыло обвалом. Для этого нужно было определить глубину старого русла и скорость течения. По всем прикидкам выходило, что расход среды в канале в шесть-восемь раз меньше.

– Тогда все наши расчеты – снетку под хвост... – сообщил очевидное Корпен. Туристы заволновались.

– Спокойно! Время работает на нас! – возвысил голос Орчак. – Ждем еще неделю. Или вы хотите всю дорогу брюхом по камням скрести?

Последний аргумент подействовал.

И тут обнаружилось удивительное. Впереди целая неделя. И ничего не надо делать. Каникулы! Первый день неприкаянно шатались по озеру, кто в одиночку, кто парами. На второй Орчак предложил вспомнить детство золотое. Вспоминалось с трудом, ведь это было до инициации. Но до вечера играли в детские игры – догонялки, ручеек, прятки, морская фигура замри и многие другие. Подружка Корпена знала их уйму. Устали так, как на канале не выматывались. На третий играли в туристов-новичков. Будто они только вчера поднялись в озеро. Корпен изображал экскурсовода, а остальные чинно, по четыре в ряд, следовали за ним. Вновь любовались водопадом, бродили по затопленному лесу, задавали друг другу массу нелепых вопросов.

– Держитесь плотнее, – советовал Корпен. – Не заблудитесь. А если заблудитесь, кричите «Ау!» Конечно, с десяток туристов тут же заблудились, и лес наполнился веселыми криками.

На следующий день устроили конкурс на лучшее выпендривание. Все думали, что победит Ольян со своими стишками, высмеивающими всех и каждого. Но неожиданно появилась Иранья с куском дерева, очень похожим по форме на Корпена. Она объяснила, что три дня зубами и острым камнем придавала куску нужную форму. Туристы были поражены. А когда кусок случайно выпустили из рук-ков, тот важно задрав нос всплыл к поверхности – и перевернулся кверху брюхом.

– Он это правильно сделал, – заявила подружка Корпена. Два Корпена – это слишком!

Все рассмеялись, и первое место единогласно присудили Иранье.

– Что ты такой хмурый?

– Все больше и больше задумываюсь над гипотезой Атрана. Ну, той, что наш мир неправильный. Помнишь, я тебе говорил.

– Глупости это. Разумные всегда работали. Этим они отличаются от неразумных.

– Но мотив? Побуждающая причина работать – где она. В системе нет стабилизирующей обратной связи. А без обратной связи система неустойчива.

– Что за обратная связь? Ты еще спроси, зачем мы канал роем.

– С каналом как раз все ясно. Тут мотив есть. Мы его роем чтобы не умереть. А скажи мне, зачем ты каждый день на работу ходишь?

– А что, не должна? Если никто работать не будет, цивилизация развалится.

– Вот именно, – буркнул Алим и опять задумался.

– Если развалится государство, мы расплодимся как рачки и через триста лет начнется голод! – Ригла победоносно взглянула на мужа.

– Верно. Через триста лет у нас появится стимул работать... Но ведь раньше ты об этом не думала. Но каждый день в одно и то же время... Да, нас так воспитали. Да, так все делают. Но ПОЧЕМУ???

– Потому что кое-кто в совете раньше тебя подумал, что будет через триста лет! – сердито откликнулась Ригла.

Приближалась дата старта, и Алим все больше волновался. Озеро сделалось родным и знакомым, а где-то за каналом шумел водопад. Неизвестность пугала. Гипотеза о том, что мощный поток сам пробьет себе русло, не подтверждалась. Наверно, поток был недостаточно мощным.

И вот настал час отплытия. Туристы сообща разобрали запруду в начале канала, послушали рев потока, после чего Орчак увел всех в глубину и открыл последнее собрание.

– Сейчас в канал уйдем я и Алим. Если на пути встретятся какие-то препятствия, мы их уберем. Вы выжидаете ровно сутки, потом спускаетесь за нами. Старшим назначаю Корпена. Корпен, ты уходишь последним. Вопросы есть? Собрание закрыто.

Все пошло не так с самого начала. Предполагалось, что Алим будет двигаться за Орчаком в пределах видимости. Но уже в канале пришлось развернуться против течения и, отрабатывая хвостом, цепляясь за камни рук-ками, спускаться до конца канала. Здесь экстремальщики передохнули, Орчак хлопнул Алима по плечу и перевалил через стенку канала. Выждав пару минут, Алим последовал за ним. Течение потащило его по камням вниз, по скальному карнизу к ревущему водопаду...

– Живой?

– Чтоб я крабом стал! Здорово приложился, но кажется, живой. А ты?

– Аналогично. Надо Икшу разыскать.

Икшу нашли быстро. Течение било ее тело о камни запруды. Высота запруды достигала метра.

– Это все она сделала... Если б не она, мы б об тот камень...

– Мы и так об него чуть не убились. Чего ждем? Завтра группа пойдет! – воскликнул Орчак.

Следующие сутки слились в один напряженный момент. Они ворочали тяжелые камни, надстраивая запруду, но среда фильтровалась сквозь щели. Они затыкали щели мелкими камнями, но среда находила новые и новые. Удалось поднять уровень едва на четверть метра.

А затем даже грохот водопада не заглушил испуганный крик. Мимо друзей, переворачиваясь вверх брюхом, проплыло тело Ефали. Алим зачарованно проводил его взглядом.

– Группа пошла! – воскликнул Орчак и устремился к водопаду. Алим перевел взгляд на свои израненные ладони.

– Прости нас, если можешь... Мы сделали все, что смогли.

Ефаль слабо дернулась и сделала неуверенную попытку перевернуться. Алим бросился ей на помощь.

– Живая! Как хорошо. Теперь все будет хорошо. Подержись за камень, а я сейчас...

От водопада донесся всплеск и отборная ругань. Так виртуозно ругаться умел только Ольян. Орчак лег под струю грудью на ребро острого камня и покрепче уцепился рук-ками. Алим пристроился справа от него. Ольян похлопал глазами и лег слева. Тут же на них рухнуло чье-то тело.

– Шесть! – выкрикнул Алим. Орчак закашлялся, а Ольян снова выругался. Еще одно тело, еще и еще... Алим сбился со счета. Удар сбил дыхание, водопад грохотал, сверху падали тела и камни. Ольян больше не ругался. Потом Алим получил булыжником по голове, сознание поплыло, он только изо всех сил цеплялся за камень...

Кто-то массирует рук-ки, пытается выпрямить его скрюченные пальцы.

– ...Он меня в чувства привел, говорит: «подержись за камень, а мне туда надо». И под струю лег. И Ольян – тоже. Вы все уже на них падали...

Алим открыл глаза. Тело скрутило рвотной судорогой. В голове пульсировала боль.

– Орчак...

– Орчак жив, но ему очень плохо. Он без сознания.

– Ригла, ты?

– Я, родной.

– Корпена позови.

– Я здесь!

– Бери командование на себя. Я не в форме – и потерял сознание.

Очнулся уже вечером. Два экстремальщика буксировали его, придерживая за локти. Русло было слишком мелким, чтоб взять на присоску.

Второй раз очнулся ночью. Экстремальщики спали в небольшом мутном озерце. Рядом – Ригла.

– Все нормально. Спи, – тихонько шепнула она.

Утром Алим чувствовал себя почти хорошо. Подозвал Корпена и тот с радостью сложил полномочия. Доложил, что за вчерашний день спустились километров на сорок, что все живы, но у Орчака сломана рук-ка, множественные внутренние повреждения, он кашляет кровью, и умер бы, но Иранья постоянно держится на его верхнем нервном пятне, дышит за него, заставляет биться его сердце. Сама устала, но без нее Орчак помрет.

Алим выделил дюжину туристов для буксировки Орчака и Ираньи. Возглавил группу и повел вниз на максимальной скорости. Ригла пристроилась слева от него.

– ...Мы никому не позволили съесть Икшу. Корпен выделил четырех туристов, чтоб они засыпали ее тело камнями. Потом они догнали группу. Мы правильно сделали?

– Конечно, правильно, – одобрил Алим. И поразился новому стилю мышления. Стилю не ученого, но руководителя. Правильно, не правильно – уже не имеет значения. Это позади. Вперед – и не оглядываться! Важно только то, что впереди. Зачем огорчать девушек, если изменить ничего нельзя.

Этот новый стиль был по-своему логичен и правилен. Алима поразила такая простая вещь, как многовариантность логики.

А еще он поразился, до чего тонка корочка цивилизации. Особенно у женщин. Три-четыре месяца – и поступками управляют не разум, но эмоции. Он попытался встать на точку зрения девушек. И на какое-то время это даже удалось – войти в состояние, при которой есть Икшу было неправильным и неразумным. Но наваждение быстро рассеялось.

– Многомерность логики в зависимости от стиля решения задачи...

– Что, милый?

– Название научной работы.

Алим успокоился. Эмоционализм опасен, но эффект оказался обратимым. Вернется нормальная жизнь – и все возвратится на круги своя. Видимо, в этом тоже есть глубокий смысл – уровень эмоционализма должен соответствовать уровню цивилизации. Какая интересная тема для научной работы! Острая! Она вызовет тысячи споров.

Алим испытывал радостное возбуждение. Цивилизация еще далеко, но мозг работает четко, мышление конкретно и продуктивно. Лишь состояние Орчака омрачает картину жизни.

– Ой, что с твоим боком? – испуганно воскликнула Ардина.

Бок выглядел неважно. Сначала об него потерлась Бала, потом целый день они без остановки двигались к городу, и набегающий поток обмывал чешую, не давал сформироваться защитному слою слизи. Но Атран спешил. Лотвич мог объявить тревогу, и тогда... Нужно опередить.

– Профессор, мне нужна ваша помощь.

– А, охотник! Как ваша командировка?

– Плохо, профессор. Об этом и речь. Выйдем в сад, я покажу.

– Юноша, ваш бок. Вам немедленно нужно заняться лечением.

– В Темноту бок! Следуйте за мной, профессор! Пожалуйста! – Атран решительно направился к выходу. Профессор поколебался секунду, но любопытство победило. Дальше предстоял маленький спектакль. Атран специально гнал Балу весь день, чтоб она утомилась и вела себя тихо. Предстояло сыграть на знании повадок кулы и неосведомленности профессора. Сейчас хищница отдыхала где-то среди зарослей.

– Бала! – громко позвал Атран. Кула неторопливо поднялась над водорослями и на секунду замерла, изучая окрестности. В следующую секунду она двинулась к хозяину, но Атран опередил командой:

– Ко мне, малышка! Познакомься с профессором Алтусом.

Любопытная хищница в любом случае обнюхала бы шефа, так лучше разрешить.

– Но-но! Только без этих нежностей, – запротестовал профессор, когда хищница задумала потереться об него боком.

– Иди сюда, малышка. Сольемся, – произнес Атран и приподнялся над грунтом. До этого он держался у самого дна, и Бала не могла подойти к нему снизу. Но, как только поднялся, сразу пошла на контакт и подставила верхнее нервное пятно.

– Юноша, это очень мило, я не понимаю только одного. Зачем вы привели в институт хищника? Это ведь хищник?!

– Да, профессор, это боевая кула по имени Бала. И в то же время это уникальный образец, на котором я исследую возможности мозга кулов. Она прошла частичную инициацию и стоит сейчас на промежуточной ступени между разумными и неразумными. Но случилось страшное. Погибли охотники, которые работали с ней, остался только я.

– Так пусть ей займутся другие охотники.

– Не все так просто, профессор. В отряде остался всего один широкомыслящий. Его зовут Аранк. У него свой кул и своя работа. А эта кула особенная. Нельзя просто держать ее в стойле. Она не должна близко контактировать с другими кулами, пока не закончится многолетний эксперимент.

– Но почему?

– Она уже не зверь, профессор. Она прошла частичную инициацию разума. И она пытается инициировать самцов. Поднять их до своего уровня. А нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много. Да что я вам объясняю, вы ведь сами все знаете... Хищные разумные кулы, которые втрое больше нас с вами – это опасно, это может стать концом нашей цивилизации.

– До чего я не люблю безответственных ученых!..

– Профессор, на свете тысячи кулов. Инициация может произойти случайно. Пусть лучше под нашим контролем. Мы должны знать, чего ждать от природы, к чему готовиться, если... – Атран запнулся. Заготовленные заранее слова разбежались, словно косяк молоди.

– Хорошо. Вы, коллега, меня убедили. Что я должен сделать во славу науки?

– Поставить кулу на довольствие института и выделить нам с ней жилье где-нибудь подальше от кампуса.

– Боитесь, что она позавтракает кем-нибудь из студентов?

– Не надо ее обижать. Я боюсь не за студентов, а за нее. Студенты ее замучают, и Бала убежит назад, на кордон. А там подумают, что я погиб, и отправят малышку на бойню – как обычного старого шалота.

– Слова, слова... – сонно бормотал Атран. – Одни и те же слова. Я наслушался умных слов и начал ими играть. Легко жонглировать умными словами, им можно придать любую форму, любой смысл...

Бала отвлеклась от обнюхивания и исследования стен их нового хома и прислушалась.

– ...этими словами Лотвич убедил меня, что тебе пора на бойню, а я профессора – что ты жемчужина перламутровая на черном песке. Ты можешь это объяснить?

Объяснить Бала не могла. Но она щелкнула челюстями, поймала маленькую вкусную рыбку и принесла хозяину. Мбала любила есть таких.

– Умница, – Атран слился на секунду и разрешил хищнице самой съесть добычу. Он предпочитал вегетарианскую пищу. – А профессора зачем обидела?

Профессору при первом же слиянии Бала передала, что он «плохой/толстый охотник». Алтус страшно смутился.

– «Толстые икру не мечут», – добила его Бала удивительно четким образом/понятием, чем поразила даже Атрана.

– Да-да, я знаю, жировое бесплодие, – забормотал, оправдываясь, один из крупнейших генетиков планеты.

– Чем же ты будешь заниматься, пока я работаю? Здесь ведь город... Есть одна дурацкая идея, но ты уж меня не подведи. И постарайся подружиться с Ардиной.

На следующий день, с утра пораньше Атран вместе с Балой отправился на почту. До прихода высокого начальства рассказывал клеркам анекдоты и охотничьи байки, собрал вокруг себя изрядную толпу и полностью нарушил нормальную работу.

Начальство, как известно, не опаздывает, а задерживается. Само и виновато. Приходить надо вовремя, а не удивляться, почему какая-то пигалица на огромной боевой куле с неприличными в рабочее время воплями выписывает виражи под самой поверхностью.

Впрочем, порядок был моментально восстановлен, пигалица исчезла, Атран подозвал кулу к себе, но сливаться не стал, подчеркивая разумность, самостоятельность и независимость хищницы.

– Здравствуйте. Мы пришли устраиваться на работу, – с ходу начал Атран.

– Мы – это кто?

– Познакомьтесь. Бала. Э-э... В общем, Бала стоит на довольствии в институте генетики.

– А вы?

– Я? Э-э... Я тоже... там работаю. – Атран заметил, что терпение непоседливой кулы иссякло, и, раз с ней не сливаются, сейчас она начнет исследовать новое место.

– Погуляй пока, нам поговорить надо. Только не шали, – поспешно произнес Атран.

– И кем хочет устроиться Бала? – начальник с тревогой следил за эволюциями хищницы.

– Курьером. Точнее, транспортом курьера. Она недостаточно разумна, чтоб сама справиться с заданием. И с речью у нас проблемы... Память короткая...

– Транспорт курьера – фин или шалот.

– Ни один шалот не сравнится в скорости и выносливости с кулом. К тому же, шалоту нужно стойло, его надо кормить. Ни стойла, ни кормежки Бале не нужно. Сплошные преимущества!

– Хорошо, но в чем ваш интерес?

– Только не смейтесь. Гиподинамия. Нам нужно двигаться, и как можно больше. Пока мы жили на кордоне, все было хорошо. Но сейчас эксперимент перешел в следующую фазу, требуется наблюдение специалистов и нам нужно жить рядом с институтом генетики. И... Нам нечем заняться! Мы тоскуем. Мы, того и гляди, убежим на кордон к старым друзьям охотиться на диких алмаров. Нам нужна простая, но нужная обществу работа.

Бала подплыла и нетерпеливо подтолкнула Атрана носом.

– Уговорили. Так что вам нужно для работы?

– Один-два партнера. Желательно, молодые, жизнерадостные девушки. Не очень обидчивые. Понимаете, Бала что думает, то и говорит. Профессору Алтусу такое сказала...

Через полчаса все формальности были улажены, девушки-курьеры познакомлены с Балой. Осталось потренировать их в приемах управления кулой и проинструктировать на случай непредвиденных ситуаций. Это Атран собирался сделать без свидетелей. Все-таки, заявленный им уровень интеллекта хищницы намного превосходил фактический.

– Атран, постойте, два слова! – остановил его начальник. – Что же Бала сказала профессору?

– Жрать нужно меньше, не то икры не будет! Только – тс-с... Это между нами.

На работу в этот день Атран так и не попал. Показал девушкам, где живет, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить ее вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.

– Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным...

Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?

Алим вел группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был еще один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна...

Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и оглаядывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши – это было новое слово в навигации.

В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.

– Надо идти ночью, – посоветовал инфор.

– Знаю, что надо. А как направление держать?

Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.

– Лучше, чем ничего, – согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.

Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.

Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.

– Жить будет, – сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.

После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку...

Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.

– Со всеми! – решительно произнесла Иранья. – В походе не сдохла, чего теперь бояться?

На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.

– Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! – звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.

– Лоп-Лопуса знает, – пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.

Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.

– Неудобно как-то, – шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места... Нехорошо получилось.

– Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! – выкрикнул Алим. – Иранья, ни с места! – добавил вполголоса.

Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.

Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.

Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей... «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.

– Извините, мы были несколько заняты другим делом, – вежливо сообщил ему Корпен.

Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках. Как оказалось, Корпен – тоже.

– Смотри, – шепнул он, – нас встречает Интая. Член Совета. Лоббирует развитие пресноводного туризма.

– Что делает?

– Лоббирует. Потом объясню.

Интая проводила группу в амфитеатр, представила секретарю и членам Совета. Секретарь тут же объявил заседание открытым. Алим рассчитывал выступить с обычным обзорным докладом, но сразу начался перекрестный допрос.

– ...Вы сказали, что повышение уровня среды на восемь-десять метров вызвало увеличение площади озера в три-четыре раза?

– Ну... Где-то так...

– А если плотину увеличить еще на десять метров, площадь поверхности опять увеличится в три-четыре раза?

– Нет. На чуть. Максимум – в полтора раза. Дело в том, что озеро расположено в долине, окруженной горами. Долина вроде чаши. Дно чаши уже почти все затоплено, а стенки крутые.

– Понятно. А если десятиметровую плотину поставить на реке, какой будет эффект?

Алим растерянно оглянулся на Корпена.

– Посовещайтесь, а мы пока зададим несколько вопросов приглашенным на заседание биологам, – решил секретарь. – Скажите, сложно ли адаптировать разумные виды к пресной среде?

– Поскольку в природе существуют пресноводные виды рыб, совсем не сложно. Небольшая генетическая коррекция. Более того, нам известно, что некоторые виды часть жизни проводят в пресной среде, а часть в соленой. То есть, возможно длительное нормальное функционирование одного и того же организма в обоих средах.

– Спасибо. Алим, вы готовы?

Алим вышел из слияния с Корпеном.

– Видите ли, десятиметровая запруда большого эффекта не даст. Но если увеличить высоту до пятнадцати-двадцати метров... Конечно, нужно тщательно выбрать место... Но в нижнем течении река течет по долине зигзагами. Это очень странно... Но если она затопит всю долину, скроет зигзаги, то площадь увеличится в пять, шесть, а то и в десять раз. Я имею в виду – ширину реки у плотины... Если подняться выше по течению... Река ведь течет сверху вниз, и двадцать метров запруды – это совсем не много для такой большой реки...

– Сумбурно, но понятно. Выше по течению нужно будет ставить еще плотину, так? – остановил секретарь.

– Так.

– И тогда мы получим еще один участок с десятикратным увеличением зеркала поверхности.

– Извините, – влез Корпен, – но появляется проблема с подъемом против течения на двадцать метров.

– Это инженерная проблема. Подъем на двадцать метров можно разбить на двадцать подъемов на один метр. Или на сорок по полметра – отмел секретарь. Корпен смутился и замолчал.

– Чего они от нас добивались? – недоумевал Алим, когда усталые экстремальщики покинули амфитеатр Совета.

– Это и ершу понятно, – пробурчал Корпен.

– Так поделись, – поддержала мужа Ригла.

– Совет ищет новое жизненное пространство, – серьезно просмотрел на нее Корпен.

– Но река – это же мелочь!

– Как знать, как знать... Одна река – мелочь. Но рек много.

– Все равно, мелочь.

Корпен остановился, и группа по привычке расположилась полукругом вокруг него.

– Послушайте, всем известно, что океаны занимают половину поверхности планеты. Но! Цивилизация сосредоточена на узкой полоске, окаймляющей материки. До глубины 100 – 130 метров. Дальше – Темнота. Теперь рассмотрим, что планирует Совет.

– Так уж и планирует.

– Ну, пусть изучает возможность, – согласился Корпен. – Мы строим дамбы и затапливаем сушу. Реки – это только начало. Огородить дамбой и заполнить средой можно любой плоский участок суши. Такой участок называется ольдер. Подумайте, сколько жизненного пространства мы получим. Не узкую полоску шельфа, а ВСЮ площадь материка. Это грандиозный замысел перестройки целой планеты. Мы станем ольдерной цивилизацией!

– Созидающая мощь интеллекта, – фыркнула Ригла. – От мужа с утра до вечера слышу.

Но Алим видел, что даже она поражена широтой замысла. А фыркает – такой уж характер.

Волна интереса к возвращению группы спала, теперь приходилось держать ответ перед серьезными, придирчивыми инстанциями.

– Какого алмара я тут делаю? – возмущался Алим. – Я же не работник турбазы.

– Но ты же там был, – воспитанный в духе ответственности Корпен просто не понимал возмущения Алима. – Икша назначила тебя членом совета группы, ты согласился.

– Да, но я согласился ТАМ. Я не думал, что придется отчитываться за нее ЗДЕСЬ.

– Ты должен рассказать им всю правду. Иначе свалят вину на Икшу,– убеждала жена. Это действовало.

– ...Скажите, это был очень опасный маршрут?

– Нет. Пока не случился обвал, маршрут был тяжелый, но не опасный. Тяжесть маршрута создавала видимость опасности для начинающих туристов. К тому же, инструкторы хорошо разработали методику прохождения маршрута.

– В чем это выражалось?

– В мелочах, – Алим развел плавники. – Где покажет, как порог пройти, где организует дневку на двое суток, чтоб все к холодной среде привыкли. Покажет съедобное растение. Привал устроит так, чтоб группа перед трудным участком отдохнула. По отдельности, вроде, мелочи, но результат поразительный. За всю первую половину маршрута никто серьезной царапины не получил.

– А после обвала?

– После мы на царапины внимания не обращали. Стало по-настоящему опасно. Просто удивительно, что погибло всего два туриста и инструктор. Икша всегда брала на себя самое опасное...

– Вы сказали, погибло только два туриста.

– Да. Окун и Елуга погибли. Орчак сейчас лечится в стационаре. А царапин и мелких ран всем хватило.

– По нашим данным в группе была еще одна туристка. Ее звали Реска. Что с ней случилось?

– Да, действительно, была такая. Но на второй день похода выяснилось, что она не переносит пресную среду. Реска вынуждена была вернуться. Икша выделила ей сопровождающего и отправила назад.

– На турбазу она не вернулась. Кто может подтвердить ваши слова?

– Корпен. Он был сопровождающим и проводил ее до обитаемых мест. А спустя несколько дней догнал группу.

– Хорошо. Теперь следующий вопрос. Одна из туристок была... тяжела.

– Член комиссии по контролю рождаемости боится сказать: «собралась метать икру»?

– А вы не смейтесь, Алим, вопрос чрезвычайно серьезный. Что стало с икрой?

– Насколько я знаю, икра Амбузии уничтожена.

– Вы при этом присутствовали? Видели своими глазами?

– Нет. Этим занималась Икша.

– То есть, вы не знаете, что случилось с икрой? А представляете, что будет, если разумный вид начнет размножаться в озере? Если там бесконтрольно начнут плодиться дикари? Если они потоком хлынут в наш перенаселенный мир? Мы же не можем подняться в озеро. Сколько патрулей придется держать в реке!

Рыбки-ракушки, – лихорадочно соображал Алим. – Вот ведь незадача... Ригла говорила, икру съели. Значит, там был Корпен! Не забыть бы предупредить...

– Слушайте, ганоид, не считайте себя самым умным. Если уничтожением икры занималась Икша, значит, икра уничтожена вся, а отчет об этом хранится в памяти Корпена! Еще вопросы есть?

– Что вы чувствовали на суше?

– Во-первых, я здорово испугался. А так, по существу – ничего такого, чего нельзя почувствовать в среде. Представьте, что вы попали в полосу прибоя, и вас тащит боком по камням. Очень похоже.

– Чем был вызван ваш страх? Отсутствием среды?

– Вовсе нет. На суше можно безопасно находиться целую минуту. А если потренироваться задерживать дыхание, то две, три, а может даже пять минут безо всякого вреда для здоровья.

– Чего же вы тогда испугались?

– Мне нужно было подняться по осыпи почти на два метра вверх. Это очень сложно... Я понимаю, что здесь, в среде, подобное звучит нелепо. Но поверьте, ТАМ это именно так. Постоянная сила, которая давит на вас, размазывает вас по грунту. Что-то вроде сильного течения, но совсем не так. Я не знаю, как объяснить. Для этого нужно выйти на сушу.

– Эта сила вас напугала?

– Нет. К этой силе мы привыкли, пока кидали камни. Я же говорю, было очень трудно подняться по осыпи. Я лез вверх, а сила толкала меня вниз. Среда уходила, я боялся, что не успею, а от хвоста на суше пользы мало. Я потом долго думал над этими секундами. Если бы у меня было четыре рук-ки, я смог бы двигаться по суше без проблем. Я бы завел рук-ки вперед, потом приподнял и перенес вперед тело. Снова завел вперед рук-ки, и так далее.

– Вы хотите вырастить еще пару конечностей только ради того, чтоб на минуту выйти на сушу?

– Нет, это чисто теоретическая разработка. Пока не будет решена проблема дыхания, хотя бы на четверть часа, на суше нам делать нечего.

– Это разумно.

– Если бы на дыхании все кончалось. Но это только часть проблемы. Вторая – защита кожи. Слизь не годится. Она там высыхает. Третья проблема – сама кожа. Для суши нужна грубая, толстая кожа, особенно на брюхе и рук-ках. Есть еще вопросы, но я пока не знаю, что важно, а что нет. Жесткость скелета, например. Растения суши, особенно крупные – очень прочные и жесткие. По аналогии, и скелеты сухопутных животных должны быть жестче и прочнее наших...

– Спасибо. Эти проблемы мы обсудим в другой раз.

– ...Ольян, что вы можете сказать об Алиме?

– Алим – парень с головой! Умный, смелый и слегка псих. Вы слышали, как он тащил на себе Риглу? А как по суше плавал, слышали?

– Вы сказали, что он немного не в своем уме. В чем это выражается?

– Он просто фанатик суши. Облазал всю затопленную территорию. А эта свадьба? Не подумайте, я ничего не имею против Риглы. Но они разных видов...

– Когда у Алима появилась страсть к суше?

– А вы не знаете? Да он ради суши в поход пошел. Мы только в первый раз берег увидели, а он говорит: «Я поднимусь на тебя!» Или что-то в этом роде. И ведь поднялся! Серьезный парень. Сказал – сделал.

– Он точно заболел сушей до того, как поднимался на берег?

– Да чтоб мне крабом стать! Вы у Корпена спросите.

– Спасибо, вы нам очень помогли.

– Ребята, а к чему эти вопросы?

– У нас появились опасения, что сдвиги в его психике вызваны выходом на сушу.

– Какие сдвиги? Ребята, о чем вы? Алим ученый. У-че-ный, ясно вам? Он сушу изучает. Никто о суше больше него не знает. Даже Корпен.

(из документов Совета по экстремальному туризму)

ЧП на маршруте «Водопад»

– ...Ты не понимаешь. Чем дольше мы здесь, в Бирюзе, тем лучше! – убеждал Неток Иранью. – На твое место начальник наверняка кого-то принял, так? Нужно, чтоб он узнал, что ты жива. Надо дать ему время освободить твое рабочее место? Надо! И чтоб спокойно, без спешки, без нервов...

Настала пора прощаться. Экстремальщики обменивались адресами и разъезжались. Алим и Ригла собирались заехать на турбазу, отчитаться и навестить Орчака. Корпен долго и придирчиво проверял, все ли запомнил Алим, что должен передать инфору турбазы.

– Будь спокоен. Я запомнила, – уверила его Ригла.

Орчак им очень обрадовался. Он уже вышел из стационара, но двигался с трудом.

– Врачи говорят, буду жить, – радостно сообщил он. – Я им верю. Через полгода вновь пойдем туда. Посмотрим, что от маршрута осталось. А у вас как дела? Не надумали в инструкторы пойти?

Алим рассказывал до вечера. Про заседание Совета, про геологов, биологов и въедливых ботаников.

– Представляешь, в упор не верят в сухопутный бентос. Корпен им образ червячка показывает, я объясняю, что он был живой, но в среде умер. Не верят! Говорят, это пресноводный бентос, а червячка мы нечаянно убили... Но комиссия по контролю за рождаемостью – хуже всего. Больше часа пытали, как я вел себя на суше. И не только меня. Не пойму.

– Они искали зов суши.

– Ты веришь в эти сказки?

– Это не сказки, Алим. Это серьезно. Очень серьезно. Зов суши существует. Из-за него я пошел в инструкторы на турбазе. Здесь легче его спрятать и легче с ним бороться. Поползаешь по мелководью – и отпустит.

– Орчак, я не знал... Что с тобой сделают, если узнают?

– Не знаю. Наверно, лишат права на потомство.

– От меня они не узнают. Клянусь, Орчак!

– ...Повтори еще раз: «Меня зовут Бала. Я живу в институте генетики. Я работаю на почте курьером.»

Бала, как могла, повторила.

– «Не гетики, а генетики. Ге-не-ти-ки! Будь умницей».

Атран упорно вдалбливал в кулу информационный блок для первого контакта с незнакомцем. Дальше, когда тот убедится, что перед ним не зверь, а предразумное существо, можно перейти на мыслеобразы. Но первые фразы должны прозвучать на мыслеречи. Бала капризничала, но постепенно училась выдавать фразы все четче и разборчивей. Атран собирался также связать этот набор фраз с вопросами «Кто ты?», «Ты кто?» или «Ты чья?»

– «Представь, сливается с тобой незнакомец», – передавал Атран, присовокупив образ незнакомца. Незнакомец почему-то получился удивительно похож на Ардину. – «Что ты скажешь?».

– «Уйди, противная!» – четко и ясно, голосом девчушки-курьера отозвалась Бала.

– «Не нравится она тебе. Ну почему?» – в который раз спрашивал Атран у Балы. Постоянное общение с девушками-курьерами пошло куле на пользу. Умней она не стала, но научилась удивительно точно формировать мысли-образы. Вот и сейчас ответила картинкой. Сперва Атран подумал, что видит Ардину. Но кула развернула образ. У женщины оказалось две головы. Левая, без сомнения, Ардины. Но правая – Умбрии. Холодок пробежал вдоль спины юноши.

– Так-то зачем? Ты ее совсем не знаешь, – растерянно пробормотал он. – Ты ее запугала, она третий день меня избегает. Слов не понимаешь? Хорошо! – сосредоточившись, Атран ответил своим образом: такая же двухголовая женщина, но правая голова не Умбрии, а Мбалы. Кула растерялась. А потом выдала целую галерею образов. В верхнем ряду Атран и кула. Во втором – под Атраном Мбала, под кулой – Умбрия, а между ними – Ардина. Образ Ардины раздвоился, одна копия слилась с Мбалой, вторая – с Умбрией.

– Понимаю тебя, милая. Для меня Ардина хорошая, для тебя – плохая. Но нужно найти какой-то компромисс.

Атран вышел из слияния, приласкал кулу плавником и нырнул в кустик постели.

– Атран, ты дома? – раздался снаружи знакомый голос.

– Заходи, Ардина. Мы с Балой как раз о тебе говорили.

– Нет, выйди ты. Я хочу говорить с тобой, а не с кулой.

Оглянувшись на Балу, Атран проскользнул сквозь зеленую завесу дверного проема. И остолбенел. Весь лоб Ардины усеивали жемчужные бугорки. Свершилось! Прощай, холостая жизнь! Теперь он отец семейства, глава семьи. Бала поймет и перестанет дуться.

– Ты видишь, в каком я положении, – спокойным, почти равнодушным голосом произнесла Ардина. – Я не буду устраивать сцен и скандалов. Но ты должен выбрать: я, или кула. Решай, охотник.

– Бала! Фу ты, Ардина! Нельзя же так! Ты не понимаешь! Она же погибнет одна! На бойню попадет. Я не могу ее бросить. Я отвечаю за нее.

– Кула, или я?

– Ты не понимаешь...

– Прощай, охотник.

– Постой, ты не можешь уйти! В таком виде не...

– Я взяла месяц отпуска. Прощай.

Атран долго смотрел ей вслед.

– Боль утраты... Вот откуда растут твои корни, боль утраты...

Кула встревожено кружила по хому. Хотела слиться, но Атран в полной прострации лежал на дне. Не выдержав, Бала подцепила его рылом и, прогнувшись, подбросила вверх. Атран вскрикнул от неожиданности, а кула уже пыталась притереться к его нижнему нервному пятну.

– Твоя взяла, – пробормотал он, присасываясь. – «Что тебя волнует, малышка?»

– «Ты грустный/хворый. Был радостный.»

– «Ардина в беде. Ардина должна быть с другом», – сосредоточился Атран на самых простых образах.

– «Не понимаю».

– Как же тебе объяснить? – задумался он. Как объяснить полуживотному что девушка вида широкомыслящих с перламутровыми бугорками на лбу не может оставаться одна. Ей нужен партнер. Иначе психика не выдержит, надломится. Как выразить боль одиночества простым и понятным образом?

– «У нее начался гон. Безумной станет».

– «Поняла!» – радостно откликнулась кула. – «Спешим, спасем!»

Так просто? Взяли, да спасли? А может, в этом и есть сермяжная правда? Силой привести в хом, а там – будь что будет...

Кула расценила сомнения как сигнал к действию. Атрана чуть не снесло потоком, когда она рванула к выходу. Деловито покружила, вынюхивая след – и устремилась на юг, в сторону университета.

– «Постой, малышка, Ардина живет не там!»

– «Куда плыть/спешить?» – охотно подчинилась хищница. Атран указал направление к хому девушки. Кула устремилась вперед, обходя попутных шалотов словно стоячих. Причем, не просто обгоняла, а, заходя с хвоста, винтом описывала вокруг него один-два круга, ловя искомый запах. Ее охватило радостное возбуждение. Словно вновь в отряде охотников, справа, чуть впереди мчится кул Лотвича, над ним – Аранк, а правее Лотвича – кула Урены со своей хозяйкой. Она передала этот образ хозяину, но Атран слишком волновался за свою самочку.

Хом Ардины был пуст. Бала нашла его по запаху мгновенно, опередив подсказку Атрана. Юноша растерялся, но кула – ничуть.

– «Где ищем/настигаем теперь?» – поинтересовалась она.

– «Найдем профессора. Он может знать».

Где хом Алтуса, Атран не знал. Но профессор мог задержаться в институте. И он направил кулу туда.

Испуганно вскрикнула лаборантка, увидев боевую кулу в лаборатории, и какой-то инструмент получил сразу недельную норму пропитания. Но профессора в лаборатории не было.

«Ищем толстого/плохого охотника?» – уточнила кула и пошла зигзагом над самым дном. Искать/выслеживать было приятно/радостно. Она соскучилась по такой работе. Толстый/главный жил где-то здесь, не дальше полутора-двух километров, и она найдет его для хозяина. Запах становится сильнее...

Кула поймала направление и устремилась по прямой. Через две минуты они были у хома профессора, и профессор был в хоме. Довольная Бала сообщила это Атрану.

Профессор страшно удивился необычным гостям и заставил дважды пересказать историю.

– Интересно, очень интересно, юноша, – бормотал он, циркулируя из угла в угол. – Итак, вы выбрали кулу. Занятно... Это говорит о важности эксперимента. Но институт может потерять толковую лаборантку. Придется обучать новую, а это отнимет время. С другой стороны... Ардина далеко не девочка. Я уже говорил вам, юноша, она дважды прошла омоложение. Это не первый брачный период в ее жизни, далеко не первый... Психика намного стабильнее и устойчивее, чем у молоди. Думаю, она переживет потрясение. Уверен, она тоже так считает, иначе не было бы этого беззастенчивого шантажа. Просто уверен в этом! Да... Но женщина в таком состоянии может и ошибаться. Интересно, очень интересно!

– Профессор, где ее искать?

– Искать? Да, контакт с вами даст разрядку. Знак эмоций не столь важен, это подтверждают старинные хроники. Искать... Самка, потеряв партнера, ищет уединения. Укромный уголок, в котором ожидает окончания созревания икры. Кладка остается неоплодотворенной, и это отрицательным образом сказывается на психике... Да, искать надо! Ищите в укромных уголках вдали от шумных мест. По-моему, так!

Поиски оказались безуспешны. Не помогло даже сверхчуткое обоняние хищницы. Бала расстроилась. Она не смогла помочь хозяину. Но все-таки, день прошел замечательно!

– ...Но прикинь, Ригла, я опоздал на распределение. В институт генетики на мое место наверняка кого-то взяли. Теперь зашлют в какую-нибудь глубинку...

– Послушай! Разве я спрашивала, где ты живешь, когда предлагала семью организовать? Все по правилам: если я предлагаю объединиться в семью, ты выбираешь, где жить будем.

– Мы тогда не знали, выживем ли...

– Еще раз повторяю: Куда ты, туда и я. Не вибрируй, а то на нас гуляки оглядываются. И ничего не бойся: ты не какой-нибудь фин из Темноты, у тебя несколько научных работ есть. Твой доклад на Совете обсуждали.

Так, в страхах и надеждах, Алим и Ригла двигались к деканату университета. Секретарша комиссии по распределению, молоденькая толстушка из вида инфоров, с откровенным любопытством уставилась на Алима.

– Так это вы – тот самый Алим, руководитель группы экстремалов?

– Я тот самый, – смутился Алим. – И Ригла тоже. Только мы не руководители. В смысле, мне пришлось руководить, когда Икша уступила место молоди...

– Подождите минутку! – девушка загадочно улыбнулась и исчезла в руме декана. Только зеленая завеса входа колыхнулась.

Когда Алим скрылся в руме, Риглу начала бить нервная дрожь. Она односложно отвечала на вопросы секретарши, металась из угла в угол, то и дело выпрастывала из обтекателей рук-ки, прислушивалась к бубнящим за завесой голосам...

– Ну как?

– Две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?

– С обеих.

– Дают очень хорошее место в новом филиале института генетики. Филиал только отпочковался. Великолепные перспективы роста. Если покажу себя, могут через год-два лабораторию дать.

– А плохая?

– Это филиал Юго-Восточного Института Генетики. На другом краю света. До него больше трех месяцев добираться... А есть место здесь. Лаборантом в лаборатории при пищевом комбинате.

– Юго-Восток! – твердо произнесла Ригла. И поняла, как сильно надеялась остаться на Северо-Западе.

Осталось всего несколько дел – сообщить в правление кампуса, что хом освободился, дать телеграмму на работу Риглы, проститься с друзьями и... Даль зовет, шалот не ждет!.. Для начала Алим решил проверить жилище. Все ли в порядке? Ригла встретила на улице знакомую, и в хом Алим нырнул один. С легкой грустью обвел взглядом стены. Здесь давно никто не жил. Все покрывал тоненький слой осадка, но гнили на зелени не было. Постель разрослась и занимала половину объема помещения. Надо бы подстричь, но пусть это сделает новый жилец по своему вкусу.

– И пусто, и грустно, и некому... – продекламировал Алим, но постель колыхнулась, из нее выскочила девушка невиданной красоты. Сердце ухнуло, жабры сладко сжались – весь лоб незнакомки покрывали жемчужные бугорки.

– Простите меня, – испуганно воскликнула незнакомка. – Вы Алим? Я не знала, что вы вернулись. Атран говорил, вы пропали. Я сейчас уйду.

– Постойте, вам не надо никуда уходить. Я уезжаю. Заглянул проститься. Живите с Атраном спокойно, никто вас больше не потревожит.

– Вы Алим, да? Атран рассказывал о вас. Он сюда не вернется. Он бросил меня, променял на кулу!.. – голос незнакомки драматично прервался. Жаберные крышки заколыхались.

– Не может быть. Для Атрана долг – это превыше всего. Тут какая-то ошибка, – Алим не понял, как так случилось, но рук-ки уже поглаживают и успокаивают трепещущие плавники незнакомки. Эти жемчужные бугорки... Он видел только их...

– А вот и я! Ах... Алим, почему? А как же я? – только и произнесла Ригла.

Холод водопада обрушился в сердце юноши. Узкие ладошки незнакомки интимным жестом лежащие на запястьях, обожгли кипятком.

– Послушайте, – обратилась незнакомка к Ригле, – я не знаю вас, но догадываюсь, кто вы для Алима. Будьте разумной. Вы разных видов... Вы видите, в каком я положении.

– Да, я все понимаю, все вижу, мы разных видов. Прощай, Алим!

Голос Риглы звенел. Резко развернувшись, так резко, что хвост хлестнул по лицу Алима, девушка прошила дверную завесу и исчезла. Закружилась в вихре оборванная ленточка.

Долгие минуты юноша анализировал слова и поступки. С виду все правильно. Он обязан помочь незнакомке. Это разумно и целесообразно. Ригла тоже поступила разумно и правильно. Что не так? Почему так... так... горько?

До Юго-Восточного Института Генетики путь долгий. В каком-то небольшом тихом городке Алим с новой женой задержались на неделю, и Ардина сдала икру. Сделала это в специальном пункте, с соблюдением всех формальностей. Разрешения на продолжение рода у нее не было, поэтому икра осталась неоплодотворена. Алим исполнил свой мужской долг в другом гроте над небольшим осьминожком, после бодиформинга успешно изображавшим кладку икры. Психологически это было неприятно, но организм успокоился.

Три дня после этого отдыхали в профилактории, отсыпались, прогуливались над садом ароматов, беседовали, затем вновь заняли места на рейсовом шалоте. Ардина находилась в мрачном, подавленном настроении. Как вывести ее из состояния регрессивного эмоционализма, Алим не знал. По примеру Амбузии он догадывался, что лучше всего подошла бы напряженная физическая работа. А тут – прямо противоположное. Целыми днями бездельничать да лениво таращиться на проплывающий мимо пейзаж. Затекла нижняя присоска – сняться со спины шалота, перебраться под брюхо. Затекла верхняя – вернуться на спину. И так – три-четыре раза в день. Вот и все развлечения в дальнем рейсе.

Но Ардину заботили совсем не те печали, о которых подозревал Алим. Она мучительно размышляла о собственном будущем, о своем импульсивном поступке, о рухнувших честолюбивых планах на старом месте, строила новые. Вспоминала Атрана. Охотника со шрамом, полученным в схватке с гигантским алмаром, героя, остановившего неуправляемого шалота, хозяина боевой кулы с границы и перспективного ученого. Сравнивала с новым мужем, бугрящимся мышцами, покрытым шрамами, имеющим несколько научных работ и благодарность совета по экстремальному туризму. Эти двое разумных стоили друг друга. Но сильная личность часто самодостаточна. Ее трудно контролировать. Профессор Алтус не обращал на нее внимания, Атран без колебаний променял на кулу. Как поведет себя этот парнишка? Что ждет их на новом месте?

На новом месте ждал бардак. Юго-Восточный Институт Генетики напоминал встревоженный косяк молоди. Институт переезжал и расширялся. Никто не знал нового штатного расписания и размещения лабораторий. Всех волновало, перенесут ли дорогу инструменты, или на новом месте нужно выращивать и тренировать новые с нуля.

Но Ардину руководство института знало. И директор, и ведущие специалисты в свое время начинали под руководством профессора Алтуса. Ардина в то время была молодой, подающей надежды стажеркой, за которой косяком носилась добрая треть лаборантов.

– Шум глубин! Кого я вижу?! Ардина, никак это вы? – встретил их Азан, замдиректора по научной части. – Ничуть не изменилась!

– Напротив, Азан. Себя не узнаю. Остепенилась, вышла замуж. Алим, познакомься, мой старый друг Азан.

– Очень приятно, – смутился Алим. Такого он не ожидал. Ардина откровенно кокетничала с Азаном, и все в приемной глазели на них.

– Надо понимать, вас к нам направил Алтус? – Азан откровенно, не стесняясь, рассматривал юношу. – Чем вы занимались?

– Все перечислять?

– Конечно все! Я должен вписать вашу тему в план института.

– В последние несколько месяцев мы работали... в пресном водоеме. Это вообще-то не в тему, произошло непредвиденное. Мы оказались отрезаны от мира. В общем... Не знаю, с чего начать.

– С начала.

– Если с начала, то изображали из себя строительных алмаров. Рыли канал через сушу. Сотни кубометров грунта – и все своими рук-ками...

– Дорогой, Азана интересует наука и только наука, – перебила мужа Ардина, строя глазки Азану.

– Да-да, – согласился тот. – Сначала о науке. Остальное – потом.

– Ну, если о науке, то будет про геологию... У нас с Корпеном есть небольшая работа на стыке географии и геологии, но это побочно. Здесь, в институте генетики абсолютно не по профилю. А там я изучал флору суши. Есть наблюдения по сухопутному бентосу. Но они незакончены...

– Вы хотели сказать, пресноводную флору, коллега?

– Нет, именно флору суши. Мы изучали ее на затопленных участках. Методика заведомо ущербна, много нерешенных специфических моментов... Растения суши быстро погибают в среде. А бентос – еще быстрее. Его просто невозможно изучать в естественных условиях. Это досадное препятствие, проблема... Есть пара мыслей на тему... Но полная фантастика. Потом была интересная работа по переносу пресноводных растений на свежезатопленные участки суши.

– Эту работу тоже вы вели?

– В нашей группе была агроном Амбузия. Пересадками занимались девушки под ее руководством. Совет заинтересовался результатами в плане затопления и заселения новых территорий...

– Коллега, я тороплюсь на новое место. Если хотите, идем туда вместе.

– Конечно хочу! Далеко это?

– Пятьдесят километров. Мы заказали у транспортников шалота на два дня. Он уже прибыл. По дороге расскажете мне о вашей экспедиции. А прибудем на место, сразу присмотрим для вас лабораторию, – последнее Азан произнес уже на ходу.

– Как, сразу лабораторию? А... – тут Ардина резко дернула его за плавник.

– Вас что-то беспокоит, коллега? – обернулся Азан.

Алим вопросительно посмотрел на жену.

– Азан, дайте нам пять минут посекретничать, – улыбнулась Ардина и легла на верхнее пятно Алима. – «Дорогой, не вздумай отказываться от лаборатории», – торопливо передала она. – «Азан принял тебя за ученого со стажем. Не разубеждай его».

– Но я никого здесь не знаю, – вслух ответил Алим. – Кто будет работать в моей лаборатории?

– У тебя есть я! Уже двое, – и мыслеречью: «Ты еще не понял? Выпускники университета прибыли несколько месяцев назад. Сейчас не сезон для студентов. Поэтому Азан принял тебя за ученого. Не огорчай его, ты же достоин лаборатории».

– «Не нравится мне это – начинать с обмана».

– «Разве я прошу обманывать? Говори правду и только правду. Но не заостряй внимания на чем не нужно. Будь гибким, пользуйся моментом. Иначе на сто лет в аспирантах застрянешь.»

– Есть проблемы? – поинтересовался Азан.

– Решаем кадровые вопросы, – гордо улыбнулась Ардина. – Набираем персонал лаборатории.

– Узнаю деловую хватку Алтуса. Шепот глубин! Вы, наверно, устали с дороги. А я вас тащу куда-то.

– Мы устали как кильки, голодны как кулы, провели четыре сотни часов на спине шалота, но сейчас едем смотреть лабораторию, – с театральным пафосом произнесла Ардина. – Вперед, обед не ждет. Ой... В смысле, шалот не ждет.

Алим рассмеялся и устремился за женой. Такой он Ардину еще не видел. Понятно, что она играет. Прикидывается жизнерадостной, энергичной. Еще час назад была раздраженной и издерганной. Что бы это значило?

Дорога заняла три часа. Шалот шел ходко. На его спине разместилось полтора десятка любопытных, и еще десяток на брюхе. Алим поведал коллегам о злоключениях туристской группы. О необъяснимой загадке водопада, о гибели Окуна и самоубийстве Елуги, самоотверженности Икши и Орчака. Рассказал и о своем выходе на сушу. Говорил чистую правду. По настоянию Ардины умолчал только об одной детали. Не сказал, что группа, отрезанная от мира на несколько месяцев, состояла из туристов-экстремальщиков. У всех сложилось впечатление, что Алим участвовал, а потом возглавлял научную экспедицию.

Новое место Алиму понравилось. Чистая, прозрачная среда, глубина около сорока метров, живописные пейзажи. Строители на гигантских алмарах кончали строить просторные гроты из коралловых решеток.

Грот для лаборатории выбрала Ардина. Алим просто поразился, сколько факторов она учла. Подальше от начальства. Но поближе к информаторию – там все сплетни сходятся. Не очень глубоко – там темно. Не очень мелко – в шторм на мелком месте муть поднимается. Чуть на отшибе – чтоб в любое время ускользнуть можно было. («От кого? Если я тут буду за главного?» – «Найдется, от кого!») И еще множество обстоятельств.

Атран работал с решимостью обреченного. Тысячи экспериментов, сотни образцов. Десятки растений освещают грот лаборатории. И все напрасно. Крепнет уверенность, что проблема не имеет решения.

О возвращении пропавшей группы туристов-экстремальщиков Атран услышал случайно от девушек-курьеров. Навел справки в информатории университета и помчался в кампус. В их хоме наводили порядок две первокурсницы. Совсем еще кильки бестолковые. Атран развернулся и помчался в деканат. Да, Алим был здесь, сообщила секретарша. Да, ознакомился с назначением и отбыл с молодой женой на постоянное место жительства. Куда? В Юго-Восточный Институт Генетики.

Не попрощался... – угрюмо размышлял Атран. – А собственно, с чего я взял, что он должен был зайти ко мне попрощаться? Разве это рационально? Я заразился от Балы эмоционализмом и перестаю мыслить разумно. Зачем Алиму прощаться со мной? Надо быть осторожнее. Я выдам себя словом или поступком, если не буду взвешивать каждое действие на весах логики.

Стало совсем тоскливо.

Бала очень огорчилась, почувствовав тоску хозяина. Пришлось поведать ей о злоключениях группы. Это оказалось совсем непросто. Ведь Бала мыслила не символами, а образами. Как, например, передать понятие «Алим – руководитель группы». Однако, удалось. Бала склеила образ Алима, переданный Атраном, с образом Лотвича, командира охотников. Атран подтвердил, что все так. Но с понятием «суша» вышел полный провал. Два слога «су-ша» ни о чем не говорят предразумному. У Балы сложилось впечатление, что суша – это огромная отмель, на которой не больше двух сантиметров среды. Лучше объяснить Атран не смог. Он сам никогда не видел суши. Бала поместила на эту отмель образы трепыхающихся разумных, добавила к ним Артана, себя и перепугалась. Атрану пришлось успокаивать хищницу.

Лаборантка с небольшим осьминогом-корзинкой на нижней присоске двигалась вдоль стендов и аккуратно распределяла подкормку. Она только поступила в институт и работала очень старательно. Светочи заполняли все свободное пространство. Синие, желтые, красные, зеленые, оранжевые, фиолетовые, голубые. Большие, с широкими листьями, маленькие лохматые, длинные узкие, наподобие дверных завес, и наоборот, шарики с колючими листочками

– Какое разнообразие! Но зачем вам столько? – поражался Алтус, переходя от кустика к кустику. – И не забывайте, основное направление – повышение светимости светочей.

– Профессор, это изобилие нужно не мне, а вам. Чтоб поразить ученый совет, чтоб не закрыли тему, пока я буду в командировке.

– Вы собираетесь в командировку?

– Да, профессор. Я в тупике. Стандартными приемами проблему решить нельзя. Я изучил все отчеты, собрал здесь все лучшее, полученное предшественниками. Это тупик. Методика себя исчерпала. Нужен свежий взгляд на проблему, иной принцип...

– Собственно говоря, коллега, ради свежего взгляда вам и получили разработку этой темы.

– У меня нет свежего взгляда. Я получил классическое традиционное образование. Но в информатории уверены, что нужные сведения может знать Эскар.

– Профессор Эскар из Юго-Восточного института?

– Нет, член Мирового Совета Эскар.

– Член Совета Эскар... – Алтус задумчиво развел плавники. – А знаете, юноша, я пробью вам командировку в Бирюзу, и дам рекомендации института. Но захочет ли Эскар уделить вам время – тут ничего гарантировать не могу.

– Спасибо, профессор.

– Еще вопрос, коллега. На кого вы оставите свою кулу? Я, знаете ли, ее побаиваюсь...

– Я возьму кулу с собой. Она обгонит любого рейсового шалота. И не бойтесь Балу, профессор. Вы для нее член моего косяка. Личность неприкосновенная. Кулы – стайные хищники, и разбираются в иерархии не хуже нашего ученого совета.

– Ну, допустим, стайными они стали после генной коррекции. Дикие кулы – одиночки. Но одиночкой невозможно управлять, у него нет инстинкта подчинения вожаку. Пять тысяч лет назад было очень много споров насчет введения стайного инстинкта. С одной стороны это давало возможность приручить кулов, но с другой стороны, дикая стая чрезвычайно опасна.

– Я не знал, профессор...

На следующее утро Атран отправился на почту. Сообщил, что институт командировал его в Бирюзу для консультаций с членом Совета Эскаром. Известное имя произвело впечатление, девчушки-курьеры получили двухнедельный отпуск, а юноша слился с кулой, описал два круга над почтой и лег на курс.

– «Мы сегодня вместе. Идем/спешим охотиться?» – радостно передала образ кула.

– «Мы вместе патрулируем. Далеко идем. Ищем/найдем следопыта/разведчика. Потом вернемся назад.» – Алим старательно подбирал понятные образы. – «Тебе нравится/хорошо на почте?»

– «Озабоченные далеким добрые/веселые. Много патрулируют, но совсем не охотятся.»

– «Как ты их назвала?» – поразился Алим. – «Озабоченные далеким? Как точно!»

Бала, обрадованная похвалой хозяина, начала резвиться. Атран не мешал ей. Дорога долгая, утомится – перестанет. А пока можно откинуть на время все заботы. Он и сам радовался вместе с хищницей. До чего же приятно мчаться вперед в теплой, чистой среде, ловить всем телом упругие вихри, любоваться солнечными бликами...

Где-то далеко впереди Бала уловила мерные толчки мощного хвоста шалота.

– «Догоним его, малышка?»

Кула резко ускорилась и передала образ свистящих и улюлюкающих девушек-курьеров.

– «Так вот как вы почту развозили,» – улыбнулся Атран и сам засвистел, заулюлюкал, заработал хвостом. Пассажиры шалота оживились, молодые тоже заработали хвостами, подталкивая неторопливого шалота, кто-то предлагал дружно поднажать, показать этому выскочке. И лишь водитель да старый, видавший всякое шалот остались невозмутимы. Даже плавником не повели.

Бала еще поднажала и обошла шалота как стоячего.

– Увидимся в Бирюзе-е-е! – крикнул Атран.

Глупо! Наверно, глупо надеяться, что можно так просто поговорить с членом Мирового Совета. Отвлечь от государственных дел...

Атран нервничал, и волнение передавалось куле. Три клерка совета уже побеседовали с ним, сливались по его предложению с кулой, и Бала по тайному знаку обрушивала на клерков блок мыслеречи первого знакомства. От волнения речь ее была неразборчива, но железная убежденность, что хозяин всегда прав, убеждала клерков, не знакомых с предразумными.

Атран описывал круги на месте и с каждым кругом терял уверенность в себе. В институте казалось, что главное – добраться до Бирюзы, а там все решится само собой. Но вот он здесь, ждет окончания заседания совета, и что? Да, велели подождать. Но ведь не сказали, что Эскар захочет побеседовать. Может, он сейчас удаляется в неизвестном направлении... Мало ли какие мысли у кулы?

– Я Эскар. Надо понимать, это вы – юноша, который хочет меня видеть, и кула, которая утверждает, что работает в институте гетики?

– Да, уважаемый Эскар, это мы. – Робость охватила Атрана. Он смотрел на самого старого члена Совета и не мог унять нервную дрожь. Потом вдруг понял, что дрожь передается ему от Балы. Он опять полностью открылся хищнице. – Вы знаете, моя кула вас боится.

– Это должно быть любопытно. Почему?

Атран попытался отделить свои мысли от ощущений хищницы. Эскар настолько стар, что уже не понять, к какому виду он принадлежит. Похож на все разумные виды сразу. То ли за последние шесть тысяч лет вид Эскара изменился до неузнаваемости, то ли изменение черт явилось результатом сотен омоложений. Но кулу пугало не это.

– Бала говорит, что вы живой камень, – смущенно передал юноша.

– Неверно, но в пределах ее системы понятий и образов, – серьезно прокомментировал Эскар. – Следующий вопрос: что за институт гетики, и где он расположен?

– Это Северо-Западный Институт Генетики. У Балы сложности с мыслеречью.

– Поправка принята. С какого времени в институте ведутся работы по поднятию интеллекта кулов?

– «Живой/каменный страшный/опасный! Надо/хочется уйти/спрятаться»,– сумбурно и неразборчиво передала Бала. Атран, как мог, успокоил кулу.

– В институте не ведется таких работ. Бала случайно прошла частичную инициацию разума, и в институте ведется изучение результатов этого незапланированного эксперимента.

– Юноша, у вас все так говорят, или вы доклад по памяти читаете?

– Простите.

– Принято. Информационное равновесие восстановлено. О чем вы хотели со мной поговорить?

– О светочах. Я веду в институте тему «Увеличение светимости светочей». Но работа застопорилась, и работники информатория посоветовали обратиться к вам. Сказали, что вы знаете иной принцип светоиспускания.

– С какой целью ведутся работы по повышению светимости?

– Если поднять светимость светочей, мы сможем использовать их для освещения! Представляете? Не декоративно, а функционально!

– Представляю, юноша. Освещение в темноте и в темное время суток.

– В Темноте? Да-да! В Темноте! – Атран чуть не задохнулся, осознав грандиозность открывшихся перспектив. Эскар, не замечая восторга юноши, задумчиво изучал камешки на дне.

– Да, это увеличит процент соответствия, – ответил он на какие-то свои внутренние мысли. – Здесь недалеко сад размышлений, там и побеседуем. Я объясню принцип индуцированного излучения света. Может, вам удастся создать источник света на основе биолазера. Оставьте кулу, разговор будет долгим.

– Мы не будем сливаться?

– Нет. Параметры моего контактного пятна не соответствуют вашему, юноша. Я обожгу вашу нервную систему. Если мы сольемся, вы потом некоторое время не сможете управлять кулой. Поэтому будем общаться голосом. Начнем с природы света. Свет – это волна. Запомните это, юноша.

– Вроде акустической волны?

– Да, вроде. Но это электромагнитная волна. Вы видели молнию?

– Да. Когда я был мальком, молния ударила в среду недалеко от меня. Я чуть не умер.

– Отлично! Значит в реальности явления вас убеждать не нужно. Вы испытали удар электрического тока. Электрический ток – это движение заряженных частиц...

Бала нервничала. Хозяин так долго гуляет со страшным/каменным. Бала несколько раз хотела унести хозяина в безопасность/вдаль, но хозяин сливался на минутку, уверял, что ему хорошо/интересно, он охотится на что-то непонятное, просил погулять/отдохнуть. Бала удалялась до предела видимости, кружила вокруг и внимательно следила за страшным/каменным. Если страшный бросится на хозяина, она придет на помощь, порвет, защитит. Пусть ей страшно, но хозяина она не бросит, она будет дежурить/патрулировать, она знает, как это делать, она будет внимательна.

Назад возвращались радостные. Бала ликовала. Было страшно, а страшно бывает только на опасной охоте. Хозяин охотился. Она была рядом, она не дала обидеть хозяина. Теперь хозяин радостный/довольный, охота была удачной, и они спешат домой. Хозяину не терпится поделиться с другими охотниками, и Бала плывет быстро, очень быстро, как только она умеет. Хозяин гордится Балой!

– Первым делом, Бала, мы заедем – угадай куда? – к инфорам! Пока я ничего не забыл. Они все в осадок выпадут! Столько забытых знаний! Ты просто не представляешь, Бала, как нам обрадуются! Какие мы молодцы!

– ...Следующий вопрос – об инструментах. Выращивание новых займет не меньше трех лет. Дрессировка потребует еще пять-десять лет. В то же время транспортники уверяют, что перевозку переживет едва ли один из четырех. Причем погибнут самые крупные и обученные инструменты. Мелочь вроде консерваторов отлично перенесет поездку. Строители сдают объект через два месяца. Какие будут предложения?

– А почему нельзя перевести крупных по одному на шалотах? – спросил Алим.

– Инструменты нельзя везти в закрытом грузовом отсеке. Они сожгут кожу шалоту и отравятся сами. Если же шалот не закроет отсек полностью, их порвет встречным потоком.

– Это я понимаю. Но мы посадим на шалота строительного алмара. Алмар будет прикрывать инструмент своим телом. И пустим шалота самым тихим ходом...

По хому ученого совета пробежал шумок. В нескольких местах разгорелись споры. Но все сошлись на том, что никакие рулевые не смогут удерживать в течение десяти часов таких природных врагов как шалоты и алмары. И первыми пострадают инструменты.

– Гнать сволочей своим ходом! – в сердцах брякнул Алим. В хоме наступила тишина.

– Простите, что вы сказали? – повернулся к нему Азан. Алим похолодел. То, что простительно студенту, недопустимо для руководителя лаборатории на ученом совете. Но отступать поздно. Алим приподнялся над дном.

– Я предлагаю транспортировать крупные инструменты своим ходом.

– Несерьезно. Это займет полгода.

– Выращивание и воспитание новых займет десять лет, – возразил Алим.

– Да их сожрут по дороге.

– Это вопрос охраны. Нужно вызвать с кордона отряд охотников с боевыми кулами, – вступилась за проект мужа Ардина.

– И как вы себе это представляете?

Вопрос был чисто риторическим, но Алим решил ответить. На карту был поставлен его авторитет. Или он несдержанный мальчишка, или перспективный ученый, предложивший дерзкое, необычное решение. Даже если это решение будет отвергнуто советом. Эх, проклятый длинный язык...

– Инструменты перегоняем компактной группой. Движение идет без остановок круглые сутки, поэтому для каждого инструмента формируется бригада рулевых из четырех-пяти разумных, – фантазировал он на ходу.

– Отдел снабжения организует непрерывный подвоз пищи для инструментов. Для этого можно использовать шалотов из управления городских перевозок. Охрану, также посменно, ведет отряд охотников с кордона. Им помогают лаборанты. Все равно в институте делать им будет нечего. На случай непредвиденных препятствий группе придается два-три строительных алмара с рулевыми. Я сказал.

– Четыре десятка инструментов и двести рулевых. Два десятка кулов, четыре десятка охотников. Сотня охранников. Пять шалотов снабжения и два десятка водителей. Три алмара и шесть-десять строителей-рулевых. Все это не на день-два, а на полгода. Я ничего не упустил? – поинтересовался Азан.

– В первом приближении все, – важно согласился Алим.

– У вас, северян, мания гигантизма, – пробурчал зам по научной работе. Но разговор пошел серьезный. По-прежнему спорили, и спорили яростно, но уже о деталях. Алим нервничал. Ардина гордо озирала хом. Алим вообще не понимал, что она здесь делает. Почему никто вежливо не предложил ей удалиться? На ученый совет Ардину никто не звал. Она сама себя пригласила. И вела себя так, будто присутствие на ученом совете – неотъемлемое право любого лаборанта.

Через полчаса ученые сошлись на том, что нужно провести эксперимент. И незачем откладывать дело в долгий ящик. Самым большим инструментом в институте считался стационар. Ученые как простые студенты гурьбой повалили в медицинский грот. Окружили толпой огромную медузу стационара, разметили дистанцию «забега» – пятнадцать метров до противоположной стенки грота. Очистили дно и вытолкали вперед Алима. Именно ему, автору идеи, предлагалось вести стационар. Алим не представлял, как управлять медузой. Он в жизни не сливался со стационаром, но пути к отступлению не было. Наполовину погрузившись в студенистое тело, слился с контактным пятном и просто передал желание быть в другом конце грота. Нет, не желание, а жизненную необходимость!

Стационар долго не понимал, что от него требуется. Пока Алим не запаниковал. Панику гигантская медуза поняла. Напряглась, приподнялась, затрепетала бахромой – и двинулась! Медленно, почти незаметно, возвращая Алиму усиленную эмоцию страха и оставляя за собой студенистый след...

Пятнадцать метров прошли за двадцать две минуты. Кто-то тут же высчитал, что это дает приблизительно километр в сутки, и весь путь до нового института займет меньше двух месяцев. Ученые ликовали. Усталый Алим вышел из слияния. Он не стал говорить о том, что гнал медузу изо всех сил, что она напугана, растеряна, обессилена, испытывает сильнейшую боль, ее раздражает свет, и вряд ли она сможет пройти за день даже сто метров...

– Ты был великолепен, – поделилась Ардина. – Несерьезный с виду выкрик, за которым стоит не пустое буль-буль, а продуманный в деталях план.

– Авантюра это, а не план, – пожаловался Алим. – Стационар выдохся на десяти метрах.

– А это как раз не важно. Важно то, что ты запомнился ученому совету.

Алим только жабры поджал. Ардина обладала острым умом, безупречно логическим мышлением, не замутненным эмоционализмом, великолепной, почти как у инфоров, памятью. Но иногда он ее просто не понимал.

В хом общежития вернулся усталым, но довольным. Закончили разметку трассы перегона. Обговорили со строителями детали, согласовали сроки выделения алмаров и рулевых. Ардина оказывала неоценимую помощь. Она представлялась референтом Алима, устанавливала контакты, согласовывала вопросы, сводила вместе руководителей различных служб, гасила шуткой и легким флиртом споры и конфликты. По ее совету Алим завел трех заместителей: по снабжению, по охране, по движению.

– Ты ничего не должен делать сам, – внушала она мужу. – Хороший начальник сам не работает. На это есть заместители. Твоя задача – руководство.

– Я плохой начальник, – огорченно оправдывался Алим, и во главе косяка лаборантов лично мчался на трассу измерять скорости течений. Течения ставили под угрозу судьбу проекта. Но строители обещали на самых опасных участках поставить временные барьеры.

– Ты справишься. Я верю в тебя, – подбадривала Ардина.

Наступил день старта. Охотники на кулах кружили над институтом. Под самой поверхностью замерли шалоты транспортной службы. Беспокойно вертелись у входов в гроты лаборанты службы питания с осьминогами-корзинками на нижней присоске. Стайками сновали любопытные. Алим в последний раз проинструктировал водителей. Старт был раздельным. Институт раскинулся на большой площади, поэтому Алим лично вымерял расстояния и высчитывал время старта, чтоб к выходу на трассу инструменты собрались компактной группой. Всего набралось сорок семь инструментов, из-за особо крупных размеров не подлежащих транспортировке на шалотах. Алим намеревался выстроить их в пять-шесть колонн и пустить колонны параллельными курсами.

– Старт! – скомандовал он, ворвавшись в самый удаленный грот – лабораторию генетической классификации. Водитель, пожилой генетик, погрузился в инструмент по самые жабры. Несколько минут ничего не происходило. Толпа любопытных беспокойно сновала у входа в грот.

– Не вышло, – ученый вышел из слияния. – Инструмент напуган шумом и просто не понимает, что от него требуется.

– Все покиньте территорию, – распорядилась Ардина. – Вы пугаете инструмент! Алим, не гневайся, покажи личным примером.

Алим был далек от того, чтоб гневаться. Он паниковал. Никто не гарантировал, что ВСЕ инструменты смогут самостоятельно перемещаться. Но за три недели подготовки можно было проверить... Опытный руководитель начал бы с проверки. Прокол, если не провал всей операции.

Полный страха и нехороших предчувствий, он слился с инструментом. И, подчиняясь голосу интуиции, раскрылся. Инструмент затрепетал бахромой и сжался в приплюснутый шар.

– «Не то», – передал ему Алим на самом низком, животном уровне. – «Вперед, туда, вперед. Там хорошо/нестрашно».

И инструмент двинулся. С болью сорвавшись с насиженного места, он в панике бежал от неведомой опасности.

– Профессор, слейтесь со мной и перенимайте опыт, – позвал Алим и через секунду почувствовал присоску на верхнем контактном пятне.

– «Что вы делаете?! Вы же пугаете его! Ему больно! Прекратите немедленно!»

– «Могу прекратить, но как вы пытались его сдвинуть?»

– «Я обещал ему подкормку. Много вкусной подкормки.»

– «Когда он последний раз получал подкормку?»

– «Три дня назад.»

– «А кормите их раз в две недели, так? Думаете, подкормка может его соблазнить?»

– «Но так, как вы делаете, нельзя!»

– «Скоро он привыкнет к движению и перестанет бояться. Хорошо, берите управление. Делайте что хотите, но через полчаса инструмент должен быть у выхода из грота.» – Алим осторожно вышел из слияния с инструментом и, не оглядываясь, покинул грот. Поднялся к поверхности, сориентировался и устремился ко второй стартовой точке. Оглянувшись, увидел, что косяком за ним следует свита – Ардина и заместители.

Второй инструмент должен был начать движение спустя полчаса после первого. Водитель первой смены, молодой аспирант из широкомыслящих, ждал своей очереди лежа на грунте. Лишь хвост нервно подрагивал. Алим лег рядом с ним.

– Первый инструмент стартовал, – сообщил он. Опять удалось сдвинуть с места только сильным испугом.

– У меня то же самое, – уныло подтвердил водитель. – Ему больно двигаться.

– Вы пробовали его стронуть?

– Да. Сдвинул на метр.

– Ну тогда за вас я спокоен, – обрадовался Алим и устремился к следующей точке.

Через полчаса Алим проинструктировал шестерых водителей и вернулся к первому инструменту. Тот прошел лишь половину расстояния до выхода, но двигался ровно и уверенно.

– Хорошо. Просто великолепно, профессор. Не торопите его, – подбодрил он водителя.

К концу дня начали движение все инструменты. Одни – по графику, другие – ради выяснения возможности их самостоятельного перемещения. Но ни один инструмент не преодолел намеченного расстояния. Предвидя трудности, Алим запланировал всего триста метров для первого инструмента. Но тот не прошел и двухсот. После чего водитель вышел из слияния и заявил, что дальше инструмент не пойдет! Алим распорядился остановить движение и задать инструментам щедрую подкормку. Всех водителей пригласил на общее собрание.

– Что можете сказать?

– Это было ужасно!

– Я больше не хочу издеваться над инструментом.

– Ни один из них не переживет дороги!

– Они погибнут через десять дней такого движения.

Алим поморщился.

– А если до предела замедлить скорость?

– Продлить агонию, – буркнул кто-то.

– Послушайте, – выдвинулся вперед один из водителей. – Я вел малый стационар из отделения коррекции фенотипа. Сначала все было просто ужасно. Но потом мы с малым стационаром вышли на слизистый след большого стационара. И через некоторое время я почувствовал, что двигаться стало намного легче. Может, я не прав, но...

– Будем считать, что вы правы. Завтра узнаем наверняка. Все свободны, собрание закрыто.

Алим в тяжелом раздумье проводил их взглядом.

– Ты назначил водителями тех, кто работал на этих инструментах. Это было ошибкой, – произнесла Ардина.

– Нет. Это было правильно. Видишь – они направились не домой, а к инструментам.

– Они не смогут гнать инструменты.

Алим промолчал.

– ...Очень плохо, юноша.

Атран был ошарашен.

– Но я пересказал все, что услышал от Эскара.

– Все, что вы запомнили. А пересказали нам так, как поняли. И то, что поняли. Что не поняли, упустили в пересказе.

Атран растерянно обвел взглядом инфоров. Среди них не было ни одного рангом ниже седьмого круга.

– Знаете, юноша, если б это была курсовая работа, вы заслужили б самую высокую оценку. Но сейчас вы носитель уникальной информации. У нас имеются методики извлечения информации из памяти. Вы готовы представить свою память в наше распоряжение?

Вот я и пропал, – понял Атран. – Что же делать?

– Вас что-то смущает? Есть нечто в вашей памяти, чем вы не хотите делиться ни с кем? – поинтересовался незнакомый инфор.

– Да, – машинально ляпнул Атран. – Бала, ее эмоции... – И осекся.

– Бала – это ваша кула? Понимаю.

– Вы не понимаете, но это не важно.

– Это действительно не важно, юноша. Если кула не имеет отношения к беседе с Эскаром, поставьте на эту тему мыслеблок. Мы же не будем ломиться сквозь него. Ну как, готовы к слиянию?

Если б я еще знал, как мыслеблок ставится, – обреченно подумал Атран, притирая нижнее пятно к пятну нейросети. На верхнее пятно тут же опустился инфор, а остальные заняли свободные места сети.

– «Меня зовут Угор. Прежде всего расслабьтесь», – передал инфор. От него веяло симпатией, дружеским участием, легкой усталостью и приятной истомой. – «А ведь, кажется, я о вас слышал. Два охотника на огромных кулах на станции связистов. Вас до сих пор там с благодарностью вспоминают».

– «С благодарностью?» – удивился Атран.

– «Вы же их от алмара избавили. Знаете, как страшно на дежурство идти, когда алмар рядом?»

Почему-то Атран почувствовал благодарность и доверие к этому незнакомому инфору. Или это отраженное сетью эхо его эмоций?

– «Уже начали?» – спросил кто-то.

– «Тишина в сети. Еще слово, и кто-то будет ждать снаружи», – строго прервал Угор. Сеть притихла. Атран напрягся и сосредоточился.

– «Напрягаться не надо. Прикройте глаза, расслабьтесь и слушайте мой голос. Только мой голос», – передал инфор на мыслеречи, незаметно и как-то по-дружески перехватывая у Атрана двигательные центры. Тело залила приятная истома, словно инфор поделился своей. Волны тепла помогли расслабить напряженные мышцы. – "Слушайте мой голос. Только мой голос. Ничего больше нет. Вы в саду размышлений. Рядом с вами Эскар. Вы чувствуете его движения боковой линией. Вспоминайте, что он говорит, вспоминайте, что вы видите. У вас перед глазами сад размышлений...

Атран словно вновь очутился в парке. Неторопливая прогулка над зеленым ковром, такая же неторопливая беседа, голос Эскара с чуть заметным древним акцентом. Взвешенные, выверенные фразы Эскара, тест-вопросы, которыми он проверял, хорошо ли Атран усвоил информацию. Повторное подробное объяснение непонятных мест. В Эскаре пропадал гениальный преподаватель. Но его загадочные, непонятные оговорки, оставшиеся без объяснений...

Когда очнулся, инфоры вовсю спорили, перебрасывая друг другу куски воспоминаний.

– «Видимость пятнадцать-двадцать метров, так? Значит, до этого камня десять метров. Это больше пятнадцати секунд. Здесь лакуна. Юноша, вы проснулись? Отлично! Вы мыслеблок не ставили?»

– «Н-нет...»

– «Тогда что было после этого?» – инфор передал удивительно четкий образ. Атран напрягся – и вспомнил!

– «Вот видите, юноша, это совсем несложно», – одобрил инфор. – «И запомните на будущее. Когда говорите о чем-то важном, двигайтесь над самым дном. Тогда воспоминания можно будет связать с рельефом местности. Словно вы расставляете слова на дне. А потом двигаетесь тем же путем и подбираете их.»

– «Я запомню», – пообещал Атран.

Допрос продолжался больше двух часов. Инфоры восстановили каждый метр прогулки, каждую секунду разговора. После чего поблагодарили Атрана и отпустили на все четыре стороны.

– Узнали еще что-нибудь важное?

– Да. Эскар убежден, что первым разумным видом были широкомыслящие. Я был уверен, что инфоры, но точно мы не знали. Сколько знаний утеряно...

Атран припомнил, что Эскар на самом деле упоминал этот факт, но не придал значения. А инфоры, оказывается, не знали. Может, нужно выделить кого-то из молодых, чтоб ходили косяком за Эскаром, смотрели в рот и ловили каждое слово?

– «Ты вялый/усталый, но довольный. Удачно поохотился?» – спросила Бала.

– «Очень удачно», – передал Атран, присовокупив образ спорящих инфоров. – «Накормил/насытил их всех!»

– Очень любопытно... Чрезвычайно любопытно... Живой камень... Как это... образно. Камни – они почти вечны, – размышлял вслух Алтус. – Ваша кула каким-то образом уловила возраст Эскара. И это ее напугало. Очень интересно!

– Я тоже чувствовал, что Эскар не такой, как мы. Но не знал, какими словами выразить. А Бала не задумываясь – камень! Эскар потом подтвердил, что не может с молодежью сливаться.

– Знаете что, коллега. Мы организуем на следующей неделе семинар, и вы сделаете доклад о командировке в Бирюзу. Я уверен, членам ученого совета просто необходимо иметь широкий кругозор. Да и лаборантам не вредно. Семинар назовем: «Тонкое строение материи.» И подзаголовок: «Забытые знания древних».

– Хорошо, профессор.

– Индуцированное излучение света... Свет сам себя усиливает... Вы были правы, коллега, это свежий, оригинальный подход. Я даже не знаю, какие рекомендации вам дать. Вы вышли на передовые рубежи науки, вы впереди всех. Поэтому не буду строить из себя самого умного, а просто выделю еще одного лаборанта, – Алтус обвел взглядом ряды светочей.

– Чтоб разгрузить от всего этого. Работайте и ни о чем не беспокойтесь. Все разговоры с ученым советом я беру на себя.

– Спасибо, профессор!

– Что-нибудь еще?

– Я все думаю, как древние получили эти знания? И не нахожу ответа. Ведь нужны какие-то инструменты...

– Действительно любопытно. Видимо, началось все с изучения обычного электрического ската.

– Точно! Эскар начал рассказ с описания удара электрическим током! Правы инфоры, в науке нет несущественных деталей. Каждая фраза – ключ к чему-то.

– Расскажите об этом подробней, коллега!

До глубокой ночи Атран беседовал с профессором, они строили фантастические планы и сами смеялись над ними, Алтус делился историями из жизни института, Атран рассказал о жизни охотничьего кордона, о связистах, о погружении в Темноту. Он даже мелко затрепетал плавниками, показывая, как Лотвич подзывал в Темноте своего кула, и на этот сигнал тут же явилась Бала. В лаборатории ей было тесно, ей хотелось порезвиться. Но ее с шутливой руганью вытолкали наружу. Бала не огорчилась, она чувствовала, что хозяин не сердится, а радуется ей. Ведь он сам позвал ее. Толстый/плохой охотник тоже не сердится, он вышел наружу вместе с хозяином.

– Однако, стемнело. Пора спать, коллеги.

Атран с Балой подвезли профессора до дома, затем порезвились немного перед сном, гоняя косяк мелочи. Бала ощущала трепетание их хвостиков, это было так забавно, когда они испуганно прыскали в разные стороны.

А со следующего дня началась работа. Дни сливались в один, Атран сутками не вылезал из инструмента. Успехи чередовались с неудачами и вновь сменялись успехами. Образцы гибли десятками. От отравления, от истощения, от разрушения оболочек клеток в зоне накачки, от перерождения питающей системы области накачки. Атран двигался вперед, но страшно медленно. Несмотря на это, работа захватила его полностью.

Первый крупный успех пришел, когда Атран использовал для зоны накачки клетчатку хрусталика глаза разумных. Геном значительно усложнился, увеличилась вероятность мутаций, но результат оправдывал все.

Бала волновалась. Хозяин вечно занят. Хозяин худеет. Но хозяин охотится/радуется охоте. Бала тревожилась. Она делилась тревогой с подружками-курьерами. Девушки успокаивали/утешали Балу, но если хозяин охотится, Бала должна быть рядом.

Однажды Бала встретила толстого охотника, узнала и подставила верхнее пятно. Толстый охотник слился, и Бала обрушила на него свои тревоги/заботы. Охотник похвалил Балу, но объяснил, что тревожиться не надо. У хозяина не простая охота, а охота и гон. Гон – это хорошо/приятно. Толстый охотник позвал хозяина, они слились с Балой. Хозяин подтвердил, что у него гон, и Бала успокоилась. Она не совсем понимала, почему у хозяина такой странный гон/охота, но главное, что хозяин радуется/делится радостью с Балой. Странно, что рядом с хозяином нет самки, раз у хозяина гон. Но ведь она – самка хозяина. Хозяин – ее самец, он заботится о Бале, он доволен Балой. Он решает, куда плыть/охотиться.

Что-то было не так, но слишком сложно чтоб Бала могла понять. А раз так – Бала передаст заботу хозяину. Хозяин успокоит Балу, он рядом, он спокойный/уверенный. Бала хочет быть рядом/подчиняться хозяину, она охраняет его радость.

Конвой уверенно двигался вперед. Метры сливались в десятки, десятки в сотни, сотни в тысячи. Менялись водители, менялись подкормщики и охранники, но конвой двигался круглосуточно. Алим выстроил инструменты в цепочку с интервалами в двадцать метров, и цепочка эта растянулась на километр. Через равные промежутки времени под самой поверхностью тенью проносились боевые кулы с охотниками на нижнем пятне. Справа от колонны – по ходу движения, слева – против. Строительные алмары двигались перед колонной и выравнивали трассу, убирая камни, кораллы, растительность и иные препятствия. Каждые пятьдесят метров инструмент, возглавляющий колонну, сворачивал в сторону и замирал, восстанавливая силы. К нему тут же спешили подкормщики. Инструмент, идущий вторым, на пятьдесят метров становился головным. Головному доставалась самая тяжелая задача – прокладывать след. Остальные двигались по слизистой дорожке, проложенной лидером. Подкормщики равномерно посыпали эту дорожку подкормкой. В удачные дни конвой проходил до семисот метров. Чуть меньше, чем первоначально намечалось, но вполне приемлемо.

Алим хотел спать. Мучительно и постоянно. Поспать удавалось урывками и не больше трех-четырех часов в сутки. Заместители не справлялись, и Алим приказал им подобрать дублеров. Но заместители, как правило, утрясали дела где-то далеко. Пробивали заказы на пищевом комбинате, обеспечивали бесперебойный график движения шалотов, давили на строителей... Алим неотрывно находился при конвое. Если б не Ардина, он сломался бы. У любого есть предел прочности. Жена в очередной раз открылась с неизвестной стороны. Нельзя сказать, что она уклонялась от работы. Но предпочитала умственную физической, и не скорбела по отсутствию. Сейчас же с усталой обреченностью бралась за любую. Нужно – раздавала подкормку, нужно – дежурила в оцеплении, не подпуская к инструментам шалотов и любопытных. Один раз целую смену вела инструмент. А когда она на пару часов подменила охотника и управляла боевым кулом, Алим был просто поражен. Такая перемена в характере требовала осмысления, но Алим слишком устал. Как только выдавалась свободная минутка, он ложился прямо на дно и засыпал, поражая окружающих непосредственностью и неприхотливостью.

– ...Трассу нужно пустить по ложбине!

– Но проект!.. Все сделано по проекту.

– Я знаю проект. Я сам его составлял! Вы чувствуете, какое здесь течение? Инструменты не смогут двигаться против течения.

– Тогда почему в проект заложили?.. – Прораб – широкомыслящий с огромной мозолистой присоской на груди и маленькой, почти заросшей чешуей на спине, был очень недоволен.

– Почему-почему! Когда составляли проект, волны шли на северо-восток. А сейчас – на юг. При южном волнении здесь возникает глубинное компенсирующее течение, понятно? Слушайте, чего мы спорим? Вам всего-то кусок дна очистить, а нам эти лишние триста метров – пол дня пути! Даю два дня, не уложитесь – торможу конвой. Действуйте!

Прораб развернулся и удалился, недовольно булькая под нос.

– До чего тяжело со строителями, – пожаловался Алим. – Вот увидишь, завтра придется ругаться с охотниками. Им, видите ли, надоело кружить без дела.

Мелко работая хвостом, Ардина семенила на полкорпуса сзади. Почему-то она считала, что такое поведение способствует росту авторитета мужа.

– Вечером прибудет новая смена студентов. Их надо распределить и проинструктировать, – напомнила она.

– Угу... Кто бросил корзинку на трассе?! Немедленно уберите! – взревел Алим. Студентка-практикантка стрелой пересекла трассу и ловко подхватила осьминога-корзинку на нижнюю присоску.

– Не носись так рядом с инструментами, чудо пресноводное. Им же больно, – огорчился Алим, выпростал рук-ки из обтекателей и заровнял ямку, в которую хотел зарыться осьминожек. Набрал в ладонь слизи и разгладил сверху.

– Начальник! Подкормки на три часа осталось.

– Разыщи завхоза.

– Он говорит, транспортники сегодня только двух грузовых шалотов дали.

– Пусть возьмет трех пассажирских.

– Вонять ведь будут.

– Это проблемы транспортников. В следующий раз не будут тормозить наши заявки. Действуй!

– Это уже второй раз, – напомнила Ардина.

– Тогда распорядись, чтоб завхоз увеличил запас подкормки на трассе до суточного.

Ардина исчезла. Алим устало огляделся.

– Водитель генного хирурга, сбавь скорость. Ты сейчас уткнешься в корректор фенотипа.

– Это фенотип тормозит, – отозвался тот.

– С водителем фенотипа разберусь я. А твоя задача – держать дистанцию двадцать метров.

– Уберите кула! Не смейте приближаться к инструменту на куле! Ему больно и страшно, – донеслось откуда-то с хвоста конвоя. – Отодвиньте алмара от консерватора! Он изуродует мой инструмент! – вторил ему кто-то из головы колонны. Алим повертелся на месте – и устремился на первый голос.

Однажды Ардина разбудила его и шепнула:

– Инфор из города. Ты должен это услышать.

– Почему это я должен всех слушать? – недовольно пробурчал Алим, но поплелся за женой.

Инфор выстроил полукругом свободных от вахты охотников и строителей и зачитывал какой-то методический материал об охоте на диких алмаров.

– Знаешь, кто автор этой методички? – громко спросила Ардина.

– Твой друг Атран.

Охотники заинтересованно покосились на Алима, а инфор сердито повысил голос.

– Не может быть! Атран никогда не был охотником.

– Был. Пока ты осваивал сушу, он служил на кордоне. Однажды за ним в институт прибыл охотник с границы. Что-то серьезное случилось на кордоне. А через неделю он вернулся на огромной боевой куле по имени Бала.

Теперь уже не только охотники, но и инфор с интересом слушал рассказ Ардины.

– Что же произошло на кордоне?

– Не знаю. Атран не хотел рассказывать. Слышала, там кто-то погиб, сорвалась научная программа, в которой участвовал Атран, а Бала не из тех зверюг, которые подпускают к себе кого попало. Меня кое-как терпела, но некоторых просто сбрасывала.

В моем материале упоминается кула по имени Бала, – подтвердил инфор.

Почему-то после этого случая авторитет Алима среди охотников значительно возрос.

Беда пришла неожиданно. Конвой прошел уже треть пути и двигался через обширный луг. Высокие изумрудного оттенка водоросли фильтровали среду, и видимость была великолепная. Даль исчезала в голубой дымке. Из этой дымки и появился шалот с городским советом в полном составе.

– ...Трудностей много, но непреодолимых нет, – вещал Алим четверть часа спустя, проводя экскурсию в двадцати метрах над грунтом. Кристально чистая среда позволяла разглядеть каждую травинку, каждую ракушку.

– Главная трудность – сама проблема перемещения. Тысячи лет инструменты готовили к растительному образу существования. Функция движения стала атавизмом. Высокая плотность не позволяет им подняться над грунтом. Но страшно не это. Вы видели слизистый след. Беда в том, что это не слизь. Это ободранное об грунт вещество их организмов. Идущий первым буквально размазывает себя по грунту.

– Вы не боитесь, что инструменты полностью размажутся по дну?

– Тяжело первому. Остальным легче. Поэтому ведущие так часто меняются. Мы пытаемся компенсировать убыль обильной подкормкой, но инструменты потеряли до десяти процентов массы.

– Какие еще опасности их ожидают?

Алим поморщился. Главной опасностью он считал саму экскурсию.

– Инструменты не выносят вихрей среды. Они очень нежные существа. Когда кто-то рядом энергично работает хвостом, вихри деформируют его ткани, и инструменту больно. Сильный вихрь может даже порвать его тело. Оставленный без присмотра рулевого алмар охотно полакомится инструментом. Поэтому мы стараемся держать строителей в отдалении.

– Извините, уважаемые члены совета, у меня срочное сообщение,– Ардина торопливо причалила к нижнему пятну Алима.

– Это мой референт Ардина, – представил ее Алим, пытаясь загладить неловкость.

– «Алим, у нас беда», – передала Ардина. – «На ведущего напали карасюки». – И присовокупила зримый образ.

– Извините, у нас проблема, – торопливо бросил Алим и помчался в голову колонны, даже не выйдя из слияния с Ардиной.

Карасюки – небольшие, с ладонь, рыбки-падальщики. Едят все. Не брезгуют и медузами. Некоторые биологи утверждают, что именно в ходе эволюционного соревнования с карасюками медузы приобрели стрекательные клетки. Инструменты, лишенные стрекательных клеток, были абсолютно беззащитны.

Карасюки – скрытные рыбки. При появлении более крупных представителей фауны предпочитают прятаться в кораллах, водорослях, между камней. Но иногда сбиваются в огромные косяки.

Малый реаниматор хирургического отделения прошел свои пятьдесят метров в качестве ведущего и свернул на специально расчищенную площадку для отдыха. Это было утром. А днем из леса водорослей спокойно выплыл карасюк, откусил кусок студнеобразного тела реаниматора и скрылся в зелени. Через некоторое время атака повторилась.

На первый укус рулевой не обратил внимания. Но после двадцатого поднял тревогу. Ардина, находившаяся в этот момент поблизости, подозвала четырех охранников-студентов и велела им охранять инструмент. Поначалу это помогло. Присутствие разумных отпугнуло падальщиков. Но под прикрытием зелени их скапливалось все больше и больше. Выкрики «кыш» и резкое движение плавником больше не спасали. Выбрав момент, особо наглый карасюк бросался к инструменту, набивал полный рот и исчезал в зарослях. Ардина испугалась и позвала Алима.

– Охотники! Опуститесь к самым зарослям и прибавьте ходу. Так, чтоб среда дрожала! – первым делом скомандовал Алим. – Пусть эта нечисть чувствует присутствие кулов.

Опять помогло. Но Алим чувствовал, что ненадолго. И созвал совет биологов. Сверху было видно, что заросли водорослей так и кишат карасюками.

– Что сюда привлекает карасюков, и как их можно отпугнуть?

– Привлекают ферромоны, выделяемые при обильной еде. Отпугивают ферромоны, выделяемые при опасности, – сообщил замдекана из учебного сектора.

– Синтезатор у нас в колонне третий от конца. Вы можете организовать синтез ферромонов.

– Могу. Но не раньше, чем через недею-две. И, разумеется, не на ходу.

В этот момент начались нападения карасюков на колонну.

– Собрать всех!!! – завопил Алим. – Окружите инструменты живым кольцом. Ардина, возьми охотника с кулом, мчись в институт, приведи всех сюда. Абсолютно всех! Вопрос жизни и смерти! Быстрей!!!

Ардина умчалась.

– Продолжаем совет. Какие у карасюков естественные враги?

– Мурены, например.

– Еще? Нет, нереально. Как мы их здесь удержим? Разбегутся моментом. Что же делать?

Ситуация сложилась критическая. Разумные разбились на группы и окружили каждый инструмент живым кольцом. Но покусывания продолжались. Юркие тени бросались к инструменту, выкусывали кусок и исчезали в зарослях.

– Да сделайте же что-нибудь, – закричал водитель стационара. – Нам больно!

Студент-охранник из вида охотников лязгнул челюстями и перекусил пополам карасюка.

– Какая гадость!

– Нет, не так! – обрадовался идее профессор рядом с Алимом. – Не убивайте. Хвосты откусывайте! Пусть им будет больно и страшно. Это отпугнет остальных. Алим закричал, чтоб передали идею по цепочке. Но поймать юркую мелкоту было не так-то просто. Это удавалось только охотникам да курьерам.

От запаха крови и общего возбуждения начали нервничать кулы. Охотники подняли их повыше. Но вскоре вернулась Ардина и привела с собой триста разумных. Атаки прекратились. Алим получил возможность осмотреть колонну. Пострадали все инструменты, но серьезно – только двое. Приблизился давно не проходивший омоложение профессор. Тот самый, который предложил откусывать хвосты.

– Ночью нам всем конец. Разумным надо когда-то спать, а карасюки ночью даже более активны, чем днем.

Алим согласился. Даже шесть сотен разумных не смогут защитить в темноте полсотни инструментов.

– Так хорошо все начиналось. Что же делать?

– Вызови строителей. Пусть расширят трассу, уберут водоросли с обеих сторон, посоветовала Ардина.

– Полоса отчуждения! Точно! Карасюки прячутся в водорослях. Не будет водорослей – не будет карасюков. Но строителей с алмарами звать нельзя. Мы сами уберем заросли.

– Как? У нас всего четыре краба-секатора!

– Рук-ками, вот как! – Алим выпростал рук-ки из обтекателей и принялся рвать водоросли. Нарвав целую охапку, отнес подальше от колонны и оглянулся.

– Слушайте все! Передайте по цепочке! Расширяем полосу отчуждения с трех метров до двадцати с обеих сторон трассы. Рвите водоросли рук-ками и относите подальше... Почему вы стоите?

– Но так никто не делает, – выразила словами общее недоуменное молчание Ардина. – Рук-ки не для этого...

– Если никто не делает, значит мы будем первыми! Начинайте!

И сам показал пример.

К заходу солнца ситуация была под контролем. Глаза и жабры щипало от сока растений. Ладони горели. Это натруженные, покрытые мозолями ладони Алима. А что с нежными девичьими, он даже спрашивать боялся. Но видел, как многие трясут рук-ками, пытаясь унять боль.

Карасюки исчезли. Массовое уничтожение флоры они восприняли как природный катаклизм, а инстинкт рекомендует держаться подальше от таких мест.

– За эту сорокаметровую просеку экологи нам плавники с мясом выдерут,– ворчал профессор, бережно заводя кисти рук-ков в обтекатели.

– Не нам, – поправила его Ардина. – Директору института.

Конвой подходил к новому научному городку. Алим лихорадочно метался над гротами, размечая оптимальные маршруты инструментов. В начале маршрута понадобилась неделя, чтоб собрать инструменты в колонну. Теперь он вынашивал честолюбивые планы управиться за пять дней.

Три месяца весь институт, да что там институт – весь город наблюдал за беспрецедентным рейдом. Конвой потерял всего два инструмента. Еще три, сильно пострадавших, Алим вынужден был бросить, чтоб не тормозить конвой. Экипажи наотрез отказались покинуть подопечных, и Алим нашел компромисс. Поскольку колонна из трех инструментов продвигалась всего на 70-80 метров в сутки, он поручил экипажам восстанавливать порушенную экологию – засевать полосы отчуждения быстрорастущими растениями. Это позволило во всех докладах именовать конвой из трех инструментов отрядом зачистки и выбить для него пропитание, охрану и транспорт на ближайшие полтора года. А заодно успокоить экологов и защитников окружающей среды.

Больше половины постоянных членов конвоя ночевали теперь вместе с Алимом прямо на природе. И с каждым днем таких становилось все больше. Мало приятного тратить на дорогу домой/из дома два с половиной часа. Просыпаясь и приподнимаясь над грунтом, Алим видел не меньше десятка темных спин вокруг.

Пересечение границы научного городка руководство института обставило как праздник. Провели финишную черту, девушки сплели арку из гибких водорослей, украсили ее цветами. Собралась многотысячная толпа. Десятки зрителей замеряли скорость движения конвоя, считали оставшиеся метры и вычисляли время начала праздника. Алим посмеивался. Дело в том, что в десяти метрах перед аркой идущий первым ранний диагност должен был свернуть налево, на площадку реабилитации и уступить дорогу идущему вторым анабиотору. Пересечение финишной черты откладывалось на час.

Ардина нервничала. Металась в толпе встречающих, утрясала какие-то вопросы с руководством, кого-то разыскивала, с кем-то ругалась. Звонко покрикивала на студентов, чтоб не приближались к инструментам. В общем, тратила массу энергии на пустые хлопоты. Где это видано, чтоб студенты младших курсов, и абитуриенты в особенности, не пытались дотронуться до инструмента?

Алим и большинство водителей не считали праздник праздником. Водители были злы и озабочены. Предстояло развести инструменты по гротам, а это означало десятки и сотни метров движения в одиночку по грунту. Охотники решили, что их миссия закончена и собирались домой, на кордон.

– ...Хорошо! Может твой кул поймать карасюка? – устав спорить, спросил Алим. – Если поймает живого, я сегодня же отпущу половину охотников.

Командир посовещался о чем-то со своим отрядом, и все, бросив кулов, скрылись среди недостроенных хомов кампуса. Кулы затеяли возню, и Алим, опасливо косясь на хищников, отодвинулся подальше.

Вскоре охотники вернулись. Один, сжав челюсти, удерживал за хвост трепыхающегося карасюка, остальные вертелись вокруг него со смехом и веселой руганью, поздравляли, щекотали, ехидничали и давали советы. Кулы тут же приняли участие в общем веселье. Карасюка упустили, но тут же поймали вновь.

– Следуйте за мной, – хмуро произнес Алим. – Нет, не все. Вы один. Не упустите аргумент.

Декана нашли быстро.

– Здравствуйте! Вы видите это? – Алим выпростал рук-ку из обтекателя и сжал в кулаке карасюка. Охотник наконец-то смог разжать челюсти.

– Я вас внимательно слушаю.

Алим разжал кулак и проследил взглядом зигзаги испуганной рыбки.

– Этого карасюка мы поймали здесь. Научный городок почти не заселен, карасюков много, а Кулы против них неэффективны. К тому же колонна разбивается на отдельные группы. Кулы не смогут быть везде сразу. Я собираюсь отпустить половину охотников, но мне нужна замена...

– Говорите, говорите.

– Сорок два инструмента, для охраны каждого нужно десять разумных. Итого – дополнительно требуется триста разумных. Срок – неделя максимум.

– Где я вам возьму триста разумных?

– Пообещайте абитуриентам льготы при поступлении, – услышал Алим за спиной голос Ардины. – Всего один дополнительный балл на вступительных экзаменах – и у нас не будет отбоя от помощников.

– Что должны будут делать охранники?

– Отпугивать карасюков своим присутствием.

– И все?

– Круглосуточно...

– Хорошо. Можете сделать объявление перед студентами. А я проинструктирую приемную комиссию. Если каждый абитуриент получит по дополнительному баллу, на результате это не скажется.

В отдалении раздался взрыв радостных криков. Алим развернулся к финишной арке.

– Как?! Почему?!

Водитель диагноста не захотел уступать честь анабиотору, прошел десять лишних метров и первым пересек финишную черту.

– Холод глубин!!! – взвыл Алим. – Когда здесь будет дисциплина?

Восемь дней спустя последний инструмент занял постоянное место. Аплодисментов и криков не было. Была тихая радость и смертельная усталость. Водитель вышел из слияния, поморщился и осмотрел инструмент.

Было от чего морщиться. Инструменты потеряли до тридцати процентов массы. Прозрачные тела помутнели, в них просвечивали какие-то жгуты, темные комки, непонятные включения.

– Говорят, в третьей лаборатории инструмент сам заполз в самый темный угол.

– А в пятой жаловались, что капризничать начал. Работать разучился, доброго отношения не понимает...

– Все наладится, ребята. Все наладится, дайте срок, – устало произнес хозяин лаборатории. – Ардина, что с тобой?

– Алим, тебя декан вызывает. – Ардина и не старалась скрыть испуг. Ворвалась в грот, покружила и выскочила. Алим выплыл следом.

– Арас что-то узнал. Он говорил с курьером-инфором из Бирюзы. Говорили о тебе, – затараторила Ардина, как только они остались вдвоем.

– Думаешь, я расстроюсь, если меня вышвырнут? Как бы не так. Сыт по горло этой руководящей работой. Устроюсь скромным лаборантом. Никакой ответственности, никакой головной боли.

– Ты только о себе думаешь! – обиделась Ардина.

Секретаря-референта не было. Видимо, Арас послал ее с поручением в старый научный городок. Сам он делал разнос молодому инфору, который вылетел из рума с кислой миной.

– Здравствуйте, Алим. Ардина, подождите нас в приемной – приветствовал их декан.

Алим осмотрел просторный рум декана. Очень плотные стены зелени, аккуратно подстриженный ковер на полу, несколько светочей в шахматном порядке у южной стены. Надо же – даже скромный кустик постели в темном уголке. Легкий аромат «коралловой веточки». Все просто, и вместе с тем официально... если б не постель.

– Я три месяца наблюдал за вами, Алим. Кстати, разводка инструментов закончена?

– Да, только что.

– С первого дня вы вели себя вызывающе. Гипертрофированная мускулатура, шрамы по всему телу. Почему вы носите эти вызывающие шрамы?

– Не было времени свести.

– А привычка спать где попало – не было времени добраться до постели?

– В пресной среде не растут постели.

– Хвататься рук-ками за все подряд вы тоже научились в пресной среде?

Можно ли объяснить кабинетному работнику, никогда не видевшему порогов, для чего нужны рук-ки? – тоскливо размышлял Алим. – Да он просто не поймет. Они рук-ками только девушек лапают, для них рук-ки – интимный орган. Им стыдно их из обтекателей показывать... Ну что ж, ты сам это просил.

Алим выпростал рук-ки, осмотрел мозолистые ладони, словно видел в первый раз, вытянул вперед, чуть ли не в лицо Арасу.

– Мы в пресной среде перемещались с помощью рук-ков, – медленно и с особым цинизмом начал описывать он. – На катадромных участках маршрута... Вы знаете, что такое катадромный участок? Это когда течение катит вам навстречу намного быстрее, чем вы можете плыть. Но вам почему-то очень надо подняться. Выбрасываешь вперед рук-ку, ощупываешь и оглаживаешь камень потяжелее, цепляешься за него и подтягиваешь тело. Выбрасываешь вторую рук-ку, цепляешься за следующий камень. И так много-много раз. Очень важно ощупать камень. Чтоб ладонь потом не соскочила, чтоб камень под рук-кой не провернулся. Если устал, обхватываешь камень двумя рук-ками словно девушку, вот так сцепляешь пальцы и отдыхаешь. А еще мы работали рук-ками. Брали в рук-ку камень и...

– Прекратите!

Алим послушно замолчал.

– Вы специально изливаете на меня непристойности?

– Вы спросили, я ответил. То, что в одном месте непристойность, в другом – норма поведения, – мрачно возразил Алим.

– Спорно. Но ладно. Я узнал о вас удивительные вещи, Алим. Вы только в этом году закончили университет. И направлены к нам по распределению. Хотите что-то добавить?

– Нет. Все правильно.

Вот и вся карьера, – устало подумал он. Но огорчения почему-то не испытал.

– Тогда я навел справки об экспедиции к водопаду, о которой вы столько трезвонили. Выяснилось, что это не научная экспедиция, а туристская группа. Это так?

– Так...

– Вы отлично понимали, что лабораторию вам предложили возглавить по ошибке. Но не отказались. Так?

Холод глубин, что я здесь делаю? – тоскливо размышлял Алим.

– Все так, уважаемый Арас. Что дальше?

– А дальше начинается самое интересное. Я ознакомился с вашей монографией по сухопутной флоре, с трудами по сравнительной пищевой ценности пресноводной флоры, по сухопутному бентосу, с работами по определению солености дождевой среды...

– Нам не удалось обнаружить солей в дождевой среде.

– Но вы значительно повысили точность измерений. Отрицательный результат в науке – тоже результат.

– Уважаемый Арас...

– Не перебивайте, юноша. Вы задумали, спланировали и провели уникальную транспортную операцию. В ходе операции потеряли всего пять инструментов из сорока семи, хотя трижды могли потерять всех. Это была бы невосполнимая потеря для института.

– Кому мне сдать дела по лаборатории?

– У вас уже завелись дела по лаборатории? Когда вы все успеваете? Впрочем, не в этом суть. Я не хочу, чтоб вы сдавали дела.

– Не понял? Я не... Вы не...

– Формально вы ничего не нарушили. Прибыли к нам по распределению, получили заведование и не посмели отказаться от предложенной работы. Теперь я хотел бы ознакомиться с тематикой работ. Вы, надеюсь, обдумали, чем будет заниматься ваша лаборатория?

– Да, да, уважаемый Арас, я над этим много думал. Но кроме лаборатории нужен полигон...

Декан словно средой подавился.

– Послушайте, юноша, внутренний голос мне говорит, что вас легче уволить, чем удовлетворить. Вам уже мало лаборатории?

– Нет, но... Такая тема без выхода в практику... Она ничего не будет стоить... Когда мы с Корпеном делали доклад перед Советом планеты, мы поняли, что Совет готовит большое наступление на сушу. Понимаете? Мы можем возводить дамбы и отхватывать у суши кусок за куском. Ольдеры покроют всю поверхность суши, и жизненное пространство увеличится во много раз! Но нам нужны строители – алмары и разумные, которые смогут хотя бы на короткое время покидать среду. Нам нужны насосы, которые смогут заполнять ольдеры средой. Нам нужны опреснители, потому что иначе концентрация солей в среде ольдеров будет нарастать. Наверняка мы встретим много неизвестных еще проблем. Этим я и намечал заняться. Мы должны быть готовы к тому моменту, когда Совет объявит наступление на сушу.

– А вы уверены, что Совет объявит такое наступление?

Алим смутился.

– Простите за некорректный вопрос, – смутился в свою очередь Арас. – бессмысленно задавать его вам.

Ардина нервничала и металась по приемной, проклинала себя, свою загубленную жизнь, Алима и Атрана. Но лишь через полчаса сообразила, что уволить сотрудника можно намного быстрее. Если Алим второй час беседует с деканом, значит есть надежда...

Сообразив это, она опустилась на ковер и... заснула! Сказалось длительное переутомление. Так, спящей на ковре, ее и обнаружил Арас, выйдя из рума.

– Вы очень странное семейство, Алим, – пробормотал он. – Все-таки, сведите эти шрамы. Мышцы, шрамы – мальчишество какое-то. Сорви-голова – покоритель Темноты... Несолидно. Наша сила в интеллекте.

Алим бережно, стараясь не разбудить, подхватил жену на нижнюю присоску.

– Это ты, милый? – сонно пробормотала она.

– Я. Ты спи, все хорошо. Все путем.