"Король снов" - читать интересную книгу автора (Силверберг Роберт)

13

Момент, которого Фулкари боялась уже несколько недель, наконец наступил, когда она шла по балконам Вильдивара в сторону двора Пинитора. Из ворот внутреннего Замка на дальний конец галереи вышел корональ лорд Деккерет в великолепном официальном одеянии. Он, как всегда в эти дни, был окружен небольшой группой людей важного вида — своими приближенными. И Фулкари шла прямо к нему. Ей просто некуда было деться; они неизбежно должны были встретиться нос к носу.

С тех пор как Деккерет взошел на трон, они не обменялись не единым словом. Она и видела-то его всего лишь несколько раз, да и то издалека, при исполнении ею придворных обязанностей, традиционных для молодых женщин из знатных семейств. А Деккерет почти не смотрел на нее. Вернее, вел себя так, будто она была невидимкой. И она тоже избегала любой возможности встретиться с ним. Однажды во время королевского приема в большом тронном зале, когда казалось, что корональ, направляясь к трону, неизбежно должен будет столкнуться с нею, она все же успела скрыться в толпе, прежде чем Деккерет успел подойти на несколько шагов. Она боялась того, что он мог бы сказать.

Для каждого было очевидно, что, независимо от того, какие бы отношения ни связывали их раньше, все позади. Возможно, он не желал облекать расставание в словесную форму, но Фулкари нисколько не сомневалась, что так оно и есть И только то, что он до сих пор не удосужился объявить ей о разрыве, помогало ей сохранять в сердце какую-то надежду. Хотя, конечно, она знала, что это глупо и на самом деле надежды нет никакой.

Они были близки в течение трех лет, а теперь вовсе не разговаривали друг с другом. Ну что тут могло быть неясного? Деккерет предложил ей выйти за него замуж, а она отказалась. Вот и все. А была ли необходимость, — спрашивала она у себя, — формально подтверждать то, что и так было всем совершенно ясно?

А сейчас он находился в сотне ярдов от Фулкари и шел прямо к ней.

Интересно, он и здесь, в этой узенькой галерее, будет притворяться, что не видит ее? Это было бы мучительно, подумала Фулкари. Получить такое оскорбление перед Динитаком, и принцем Теотасом, и министрами совета Дембитавом и Вандимэйном, и еще какими-то людьми! Причем она сама во всем виновата—в этом не могло быть никаких сомнений, и тем не менее мучительно чувствовать себя брошенной королевской любовницей. Нет, даже не королевской. Они с Деккеретом последний раз занимались любовью, когда тот еще не был короналем. Так что она всего лишь любовница нового короналя из тех времен, когда он еще был обыкновенным придворным, частным лицом, — одна из великого множества женщин, побывавших в его кровати за эти годы.

Она решила, что так думать о себе ни в коем случае нельзя: «Я вовсе не простая отвергнутая любовница. Я — леди Фулкари Сипермитская, в чьих венах течет кровь короналя лорда Махарио, который правил в этом Замке пять столетий тому назад. А что пять столетий назад делали предки лорда Деккерета? И вообще, знал ли он их имена?»

Теперь их с Деккеретом разделяло не более пятидесяти футов. Фулкари смотрела прямо на него. Их глаза встретились; только большим усилием воли она заставила себя не отвести взгляд.

Деккерет казался напряженным и усталым. И еще настороженным. Он очень мало напоминал того веселого, открытого, легкомысленного человека, который три последних года был ее любовником. Было видно, что он испытывает большое напряжение. Его губы были сжаты, лоб нахмурен, а в левой щеке угадывалось какое-то подергивание, вроде тика. Было ли все это проявлениями утомления от его новых ответственнейших обязанностей или же просто реакцией на затруднение, в которое он мог попасть вследствие этой случайной встречи перед глазами всех своих спутников?

— Фулкари, — произнес он, когда они сошлись еще ближе. Он говорил негромко, и его голос казался столь же твердым и напряженным, как и выражение лица.

— Мой лорд. — Фулкари наклонила голову и сделала знак Горящей Звезды.

Он остановился перед нею. В этой узкой галерее она была вынуждена находиться совсем близко от него, настолько близко, что хорошо видела капельки пота, выступившие у него над верхней губой.

Два человека, шедшие совсем рядом с короналем, это были Динитак и Вандимэйн, отстранились от него и, как ей показалось, растворились где-то в пространстве, став полупрозрачными фигурами. Принц Теотас, у которого был еще более измученный и прямо-таки загнанный вид, уставился на нее налитыми кровью глазами, будто увидел перед собой призрак.

А потом Теотас, Динитак и Вандимэйн отплыли куда-то еще дальше и вообще исчезли из виду, и Фулкари видела только Деккерета; он заслонил в ее восприятии весь мир. Она, запрокинув голову, смотрела ему в лицо. Она была высокой женщиной, но все же доставала головой ему только до подбородка.

Они стояли молча, и эта пауза все тянулась и тянулась. Фулкари казалось, что это были годы, хотя прошло не больше пяти-шести секунд. Если бы он протянул к ней руку, — сказала она себе, — она бросилась бы к нему в объятия прямо перед всеми этими важными сановниками, этими принцами, герцогами и графами. Но он не протягивал руки.

Вместо этого он сказал тем же самым напряженным тоном:

— Я собирался послать за тобой, Фулкари. Знаешь, нам необходимо поговорить.

Ужасные слова Слова, которые она надеялась не услышать.

«Необходимо поговорить? О чем, мой лорд? О чем еще нам разговаривать?» — вот что она хотела бы сказать, но не могла Сказать, а затем пройти мимо него и стремительно удалиться. Но она, все так же глядя в глаза Деккерету, ответила почтительным официальным тоном:

— Да, мой лорд. Когда вам будет угодно, мой лорд Теперь и лоб Деккерета блестел от пота. Ему было

так же трудно, как и ей, поняла Фулкари.

— Зельдор Луудвид, завтра в полдень я дам частную аудиенцию леди Фулкари, — обратился он к распорядителю мероприятий. — Мы встретимся в зале Метираспа.

— Будет исполнено, господин.

— Келтрин, он хочет видеть меня! — сказала Фулкари Они находились в скромной тесной квартирке Келтрин, располагавшейся в аркаде Сетифона на два этажа ниже, чем куда более внушительные апартаменты Фулкари. После своего столкновения с Деккеретом она прямиком направилась к Келтрин. — Я прогуливалась по балконам Вильдивара, а он вышел навстречу с Вандимэйном, Динитаком и толпой еще каких-то людей, так что нам ничего не оставалось, как идти навстречу друг другу. — Она быстрыми словами описала краткую встречу, беспокойство Деккерета, ее собственные противоречивые эмоции, то, как прошла их беседа, если ее можно было так назвать, и сообщила, что получила приглашение — вернее, приказ, поскольку приглашение исходило непосредственно от корона-ля, — посетить его на следующий день.

— Ну, а почему бы ему не захотеть увидеть тебя? — спросила Келтрин. — Ты не стала уродливее за прошедший месяц, и, наверное, даже такому занятому человеку, как корональ, приятно время от времени иметь в кровати кого-то под боком. Так что, он увидел тебя и подумал: «О, да, Фулкари… как же, как же, я помню Фулкари… »

— Какой же ты еще ребенок, Келтрин.

Келтрин усмехнулась.

— А ты думаешь, что я не права?

— Конечно, нет. Весь твой подход просто унизителен. Ты, наверное, думаешь, что мы с ним самые обыкновенные люди, и что он видит во мне всего-навсего удобную игрушку, с которой можно иногда позабавиться, чтобы не слишком скучать по ночам от одиночества, и что я помчусь к нему, стоит только ему щелкнуть пальцами…

— Но ведь ты же собираешься пойти к нему на это свидание?

— Конечно. Не могла же я сказать короналю Маджипура, что не считаю нужным принять его приглашение!

— Ладно, там ты быстро узнаешь, права я или нет, — заявила Келтрин. Ее глаза светились торжеством. Она наслаждалась всем происходившим. — Иди к нему. Выслушай, что он захочет тебе сказать. А я предсказываю, что не пройдет и нескольких минут, как он запустит руки к тебе под платье. А ты сразу же растаешь.

Фулкари смотрела на сестру, испытывая смешанное чувство: поведение Келтрин и сердило, и забавляло ее. Нет, она действительно была еще совершенным ребенком. Что она могла знать о мужчинах — ведь она еще никогда и никому не отдавалась! И все же… и все же, находясь в стороне от сумбурных и запутанных взаимоотношений мужчин и женщин, Келтрин была в состоянии увидеть то, чего могла не заметить сама Фулкари, с головой погрузившаяся в глубины этих самых взаимоотношений.

В конце концов, Келтрин в семнадцать лет вовсе не была такой уж неопытной и наивной. Она обладала своеобразной мудростью, к которой Фулкари с каждым днем проникалась все большим уважением. Нет, продолжать считать ее маленькой девочкой было бы серьезной ошибкой. Она непрерывно менялась. Это можно было заметить даже по ее лицу: Фулкари была поражена, увидев, что оно уже совсем не кажется детским, словно в считанные недели игривая девочка, ее сестренка, совершила переход к настоящей женственности.

Фулкари ходила по комнате, беспокойно хватая и почему-то рассматривая на свет то один, то другой из множества изящных хрустальных флакончиков, которые недавно начала собирать Келтрин. Ее обуревали противоречивые мысли, которые она никак не могла привести в порядок.

В конце концов она остановилась и повернулась к сестре.

— Неужели он может всерьез захотеть начать все с начала? — произнесла она странным высоким мелодичным голосом, от звука которого ей вдруг показалось, что это она, а не Келтрин является младшей сестрой. — После того, что я сказала ему, когда он предложил мне выйти за него замуж? Нет, нет, это невозможно. Он знает, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. А если ему нужна просто наложница, то Замок полон женщин, которые годятся для этой роли куда лучше, чем я. Стоит ему только мигнуть, и они выстроятся в очередь. А у нас с ним слишком хорошее прошлое для того, чтобы мы могли теперь согласиться на подобные отношения.

Келтрин серьезно взглянула ей в лицо

— А если он все еще хочет тебя? Или, может быть, ты его больше не хочешь?

— Я не знаю, чего я хочу. Я же люблю его, ты прекрасно знаешь.

— Знаю.

— Но он ищет жену, и я уже сказала, что не хочу замуж за короналя. — Фулкари помотала головой. Она чувствовала, что к ее растревоженному разуму понемногу возвращается ясность. — Нет, Келтрин, ты не права. Снова связаться со мною — это будет последнее, чего может захотеть Деккерет. Я думаю, что он пригласил меня к себе, потому что помнит, что так и не сказал мне прямо, что между нами все кончено, и считает себя немного виноватым передо мною за это. Он был настолько занят, когда стал короналем, что, наверняка, совсем думать забыл обо мне, а сейчас немного освоился и решил, что пора сделать то, что он должен И когда мы с ним столкнулись на этой галерее, он, скорее всего, подумал. «Ах, да, ну конечно же, я не могу и дальше пускать это дело на самотек».

— Не исключено. И как тебе все это нравится? Что он вызвал тебя к себе только для того, чтобы со всем покончить. Только честно.

— Честно? — Фулкари колебалась разве что какое-то мгновение. — Я и думать об этом не могу. Я не хочу, чтобы все было кончено. Я же сказала тебе, Келтрин: я все так же люблю его.

— И все же заявила ему, что не выйдешь за него замуж. И чего же ты теперь от него ждешь? Он должен жить дальше. Ему теперь нужны не любовницы, а одна-единственная жена.

— Я не отказывалась стать его женой. Я отказалась стать женой короналя.

— Да. Да. Ты продолжаешь твердить это. Но, Фулкари, разве это не одно и то же?

— Когда я это сказала, все было не так. Он еще не был официально провозглашен. Думаю, что я в глубине души надеялась, что он откажется от титула ради меня. Но он, конечно, не отказался.

— Знаешь, безумием было даже в шутку рассчитывать на это.

— Я понимаю это. Он пятнадцать лет готовился сменить лорда Престимиона, а когда время для этого пришло, я вдруг говорю ему: «Нет, нет, я намного важнее, чем трон и корона, правда, Деккерет?» Как же я могла быть такой дурой! — Фулкари отвернулась. Она чувствовала, что у нее вот-вот разболится голова. Она поняла, что примчалась к Келтрин в припадке возбуждения, словно юная девушка: «Ах! Он хочет видеть меня!» — а Келтрин методично продемонстрировала ей всю степень ее растерянности. Это было полезно, но еще и очень болезненно. Она больше не хотела говорить об этом.

— Фулкари, — обратилась к ней Келтрин после продолжительной паузы, — ты здорова?

— В общем и целом — да. Как насчет того, чтобы пойти поплавать?

— Я сама как раз хотела предложить тебе то же самое.

— Вот и прекрасно, — подытожила Фулкари, — тогда пойдем. — И спросила, чтобы сменить тему: — Ты все еще продолжаешь заниматься фехтованием, хотя Септах Мелайн уехал в Лабиринт?

— Немного, — ответила Келтрин. — Я два раза в неделю встречаюсь в фехтовальном зале с одним пареньком из класса Септаха Мелайна.

— Наверное с Аудхари? Тем стойензарцем, о котором ты рассказала?

— Да, с Аудхари.

Это было интересно. Фулкари ждала, что Келтрин расскажет ей еще что-нибудь об этом человеке, но та молчала. Она пристально вглядывалась в лицо сестры, пытаясь уловить какой-нибудь признак волнения или неловкости, из коего следовало бы, что ее маленькая девственная сестричка наконец-то завела себе возлюбленного, однако так ничего и не увидела. Или Келтрин была более умелой актрисой, чем думала о ней Фулкари, или же между ней и Аудхари и впрямь не было ничего, кроме невинных занятий фехтованием.

Совсем плохо, подумала она. Келтрин вполне созрела для небольшого романа.

А когда они дошли до бассейна, Келтрин вдруг резко остановилась.

— Фулкари, скажи, ты хорошо знаешь Динитака Барджазида?

Фулкари нахмурилась.

— Динитака? А почему ты о нем спрашиваешь?

— Я спрашиваю, потому что спрашиваю. — Вот теперь, к ее великому удивлению, Фулкари увидела те признаки волнения, которые полностью отсутствовали, когда речь шла об Аудхари. — Ты дружишь с ним?

— Не сказала бы. Нельзя быть рядом с Деккеретом и не познакомиться с Динитаком. Он обычно находится где-нибудь неподалеку от короналя Но мы с ним никогда не были особенно близки. Мы скорее знакомые, чем друзья. А теперь, Келтрин, ты, может быть, расскажешь мне, в чем дело? Или мне об этом знать не полагается?

На лице Келтрин мгновенно возникла маска подчеркнутого безразличия.

— Он интересует меня, вот и все. Я вчера случайно столкнулась с ним возле ротонды лорда Гаспара, когда шла на фехтование, и мы поболтали пару минут. Вот и все. Не строй никаких догадок, Фулкари! Мы просто разговаривали.

— Догадок? А какие я могу строить догадки?

— Я думаю, что он очень… очень необычный, — сказала Келтрин. Она, похоже, очень тщательно подбирала слова. — В нем есть что-то жестокое, что-то таинственное и суровое Это, наверное, потому, что он приехал из Сувраэля. Все сувраэльцы, с которыми мне приходилось встречаться, были немного странными. Наверное, это от жаркого солнца. Но он странен очень своеобразно, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Думаю, что понимаю, — ответила Фулкари, отмечая про себя яркий свет, зажегшийся в глазах Келтрин при этих словах. Она отлично знала, что может означать такой свет в глазах семнадцатилетней девочки.

Динитак? Как странно. Как интересно. Как неожиданно.

— Я должен принести тебе извинения, Фулкари, — сказал Деккерет.

Фулкари никак не могла отдышаться после оказавшегося ужасно длинным пробега по бесконечным закоулкам библиотеки лорда Стиамота, так что не торопилась с ответом. Она на двадцать минут опоздала на аудиенцию короналя, свернув несколько раз подряд не в те коридоры, в результате чего ей пришлось пройти несколько лишних миль. Она еще никогда в жизни не видела такого количества книг и представить не могла, что их может быть столько. А существовал ли хоть один человек, который прочел бы их все? Рядам полок, похоже, не было конца. К счастью, какой-то древний, казавшийся заживо мумифицировавшимся библиотекарь сжалился над ней и провел ее через лабиринт переходов к маленькому кабинету лорда Деккерета в Длинном зале Метираспа

— Извинения? — эхом откликнулась она, как только обрела возможность говорить.

Между ними, как барьер, высился стол Деккерета, а на нем были сложены высокие стопки официальных документов, длинных листов пергамента, каждый из которых был украшен внушительным количеством лент и печатей. Они, казалось, ползли к нему по сверкающей полированной поверхности стола — захватчики, требующие его внимания.

Деккерет казался усталым и даже слегка больным. Сегодня он был одет не в роскошные королевские одежды, а в простую серую тунику, свободно перехваченную поясом на талии.

— Да, Фулкари, извинения. — Он, казалось, выдавливал из себя слова — За то, что я втянул тебя в такие неудачные, несчастные отношения.

Она почувствовала себя сбитой с толку этим заявлением.

— Несчастные? Ладно. Но ведь это я сама сделала их такими. Почему же ты должен чувствовать себя обязанным за что-то приносить извинения? И что это за слово такое — «несчастные», Деккерет? Неужели наши отношения были на самом деле такими уж несчастными? Или это тебе так кажется?

— Только с недавних пор. Но ты должна согласиться, что все и впрямь закончилось несчастливо.

Фраза отдалась в ее душе гулким ударом колокола. Все закончилось. Все закончилось. Все закончилось.

Да. Конечно, все закончилось. Но она не желала слышать эти слова. Несколько слогов, произнесенные вслух, резали так же беспощадно, как сверкающее лезвие меча.

Фулкари немного выждала, пока ей станет чуть легче.

— И все равно, — сказала она, — я не понимаю, что ты чувствуешь такого, за что следует просить прощения.

— Ты просто не могла об этом знать. Но именно поэтому я попросил тебя прийти сюда сегодня. Я не могу больше скрывать от тебя правду.

— О чем ты говоришь, Деккерет? — все сильнее тревожась, спросила Фулкари.

Она ясно видела, что он с большим трудом подбирает слова, чтобы ответить ей.

За время, прошедшее после их последней встречи, он, казалось, постарел на пять лет. Его лицо было бледным, искаженным усталостью, под глазами лежали тени, а широкие плечи ссутулились, словно сидеть сегодня прямо ему было слишком тяжело. Такого Деккерета — усталого и охваченного внезапным приступом нерешительности человека — она никогда прежде не видела. Ей захотелось подойти к нему, погладить его по голове, вложить ему в душу и мысли хоть немного покоя.

— Ты помнишь, Фулкари, — нерешительно проговорил он, — когда я впервые увидел тебя, меня сразу же потянуло к тебе. Я, должно быть, был похож на человека, пораженного молнией.

Фулкари улыбнулась.

— Да, я помню. Ты смотрел, и смотрел, и смотрел.. Ты смотрел на меня настолько пристально, что я начала всерьез беспокоиться, все ли в порядке с моей одеждой.

— Все было в полном порядке. Я просто не мог оторвать от тебя взгляд, только и всего. Потом ты скрылась за спинами других, а я спросил кого-то, кто ты такая, и устроил так, что тебе отправили приглашение на вечер, который леди Вараиль давала на следующей неделе. Где тебя мне представили.

— И ты снова смотрел на меня.

— Естественно. А ты помнишь, что я сказал тогда? Нет, об этом у нее воспоминаний не сохранилось.

Что бы тогда ни было сказано, эти слова канули в небытие, увлеченные замешательством и волнением того первого момента.

— Наверное, ты спросил, сможешь ли еще раз увидеть меня? — неуверенно проговорила она.

— Это было позже. А что я сказал в первый момент?

— Неужели ты действительно предполагаешь, что я могу помнить все в таких подробностях? Деккерет, это было так давно!

— Ну, а я помню, — откликнулся он. — Я спросил, не жил ли кто-нибудь из твоих предков в Норморке. Нет, ответила ты, все и всегда обитали в Сипермите. А я сказал тебе на это, что ты очень напомнила мне одного человека, которого я знал когда-то в Норморке, а именно — мою двоюродную сестру Ситель. Ты совсем не помнишь этого разговора? Невероятное, сверхъестественное сходство. Твои глаза, твои волосы, твой рот и подбородок, длинные руки и ноги… Ты была настолько похожа на Ситель, что я подумал, что мне явился ее призрак.

— Значит, Ситель умерла?

— Двадцать лет назад. Зарезана на улице Норморка убийцей, покушавшимся на Престимиона. Я был там. Она умерла на моих руках. И лишь спустя много лет я понял, как же сильно любил ее. А потом, когда увидел тебя при дворе в тот день, я просто смотрел на тебя, еще ничего о тебе не зная, и думал: это ко мне вернулась Ситель…

Он умолк и, смущенный, перевел взгляд в пространство.

Фулкари почувствовала, что ее щеки пылают. Это было хуже, чем оскорбление: это было просто ужасно и привело ее в совершенное бешенство.

— Так значит, тебя привлекала вовсе не я? — спросила она совершенно ровным голосом, в котором все же слышался гнев, который она была не в состоянии сдержать. — Ты обратил на меня внимание только потому, что я напомнила кого-то, кто был когда-то тебе знаком? О, Деккерет, Деккерет!.

— Я же сказал, что должен принести тебе извинения, Фулкари, — чуть слышно отозвался он.

Ее глаза наполнились слезами — слезами гнева.

— Значит, я всегда была для тебя только имитацией, копией из плоти и крови кого-то, кем ты не мог обладать? Когда ты смотрел на меня, то видел Ситель, и когда целовал меня — целовал Ситель, и когда ложился со мной в кровать, то…

— Нет, Фулкари. Вот тут ты ошибаешься — ничего подобного не было. — Деккерет теперь говорил более решительно и напористо. — Когда я говорил, что люблю тебя, я говорил это Фулкари Сипермитской. Когда я держал тебя в объятиях, то обнимал Фулкари Сипермитскую. Мы с Ситель никогда не были любовниками. И, скорее всего, так и не стали бы ими, останься она в живых. Когда я просил тебя выйти за меня замуж, то обращался именно к тебе, а не к призраку Ситель.

— Тогда к чему весь этот разговор об извинениях?

— Я не могу отрицать, что первоначально меня повлекло к тебе по ошибке, что бы там позже ни случилось. Та мгновенная влюбленность, которую я почувствовал прежде, чем мы успели обменяться парой слов, проистекала из того, что какая-то дурацкая часть меня шептала, что ты — это вновь родившаяся Ситель, что мне дается второй шанс. Я с самого начала знал, что это форменная глупость Но я попался в плен своей собственной смешной фантазии. И поэтому я преследовал тебя. Не потому, что ты — это ты, сначала не потому, а потому, что ты была так похожа на Ситель. А женщина, в которую я влюбился, все же была именно ты. Женщина, которую я просил выйти за меня замуж, была ты. Ты, Фулкари.

— И когда Фулкари отказала тебе, это выглядело так, словно ты второй раз потерял Ситель? — спросила она. В ее голосе уже не было иного чувства, кроме простого любопытства. Она сама удивилась, насколько быстро улетучился ее гнев.

— Нет. Нет. Нисколько не похоже, — ответил Деккерет. — Ситель была мне как сестра, я никогда не женился бы на ней. Когда ты отказала мне — а я знал, что так и будет, ты уже дала мне это понять миллионом различных намеков, — это разорвало мне душу, потому что я знал, что теряю тебя. И я видел, как мое первоначальное безумное намерение использовать тебя как воплощение Ситель шаг за шагом привело меня к настоящей любви к тебе, к реальной живой женщине, которая, как выяснилось потом, не хотела стать моей женой. Я потратил впустую три года наших жизней, Фулкари. Вот чего мне действительно жаль. То, что сначала привлекло меня к тебе, было фантазией, миражом, блуждающим огоньком в ночи, но я оказался в плену у этого миража так же прочно, как если бы меня посадили в железную клетку, и я просидел в этой клетке достаточно долго для того, чтобы влюбиться в настоящую Фулкари, которая оказалась не способна ответить мне любовью на любовь, так что все впустую, Фулкари, все впустую…

— Это не так, Деккерет. — Она говорила твердо и спокойно смотрела ему в глаза. В ней не осталось ни следа гнева. А на его место пришла новая уверенность.

— Ты со мной не согласна?

— Может быть, для тебя и впустую. Но не для меня. Все чувства, которые я питала к тебе, были реальными. Они и сейчас не изменились. — Фулкари на мгновение умолкла, чтобы глотнуть воздуха, а затем смело ринулась вперед. Терять ей было нечего. — Я люблю тебя, Деккерет. И не потому, что ты напоминаешь мне о ком-нибудь другом

Он ошалело уставился на нее.

— Ты меня все еще любишь?

— А я тебе когда-нибудь говорила, что перестала?

— Всего лишь несколько минут тому назад ты была в настоящей ярости, когда я сообщил тебе, что первоначально увлекся тобой из-за образа Ситель, который хранился в моей памяти.

— А какой женщине было бы приятно услышать подобное? Но почему я должна придавать этому какое-либо значение? Ситель давно нет на свете. Как давным-давно не существует и того мальчика, который мог быть или не быть влюблен в нее — даже в этом он не был уверен. Но ты и я, мы оба здесь.

— Чего бы то ни стоило? — недоверчиво спросил Деккерет.

— Возможно, это и впрямь обойдется недешево, — отозвалась Фулкари. — Знаешь что, Деккерет, скажи мне только одно: насколько трудно, по твоему собственному мнению, быть женой короналя?