"Рассвет страсти" - читать интересную книгу автора (Холлидей Сильвия)

Глава 7

– Можно войти? – Мягкий голос отвлек Аллегру от работы.

Она отложила в сторону пестик и обернулась, приветливо улыбаясь.

– Леди Дороти! Я всегда рада вас видеть! – промолвила девушка с вежливым реверансом.

Молодая дама не спеша обошла всю буфетную, не пропустив ни одной мелочи. Утреннее солнце весело играло на сверкающих медных котелках, расставленных по полкам. Голосом, звеневшим от возбуждения, которое вряд ли могло быть вызвано восторгами по поводу запущенной буфетной, она воскликнула:

– Как здесь мило!

– Да, миледи. Мне тоже здесь нравится.

– А какой приятный ветерок дует в окна! Я так обрадовалась, когда пошел дождь! Он развеял эту ужасную жару!

Аллегра с любопытством следила за гостьей. Она металась по комнате, словно опаливший крылышки мотылек. Не похоже, что леди Дороти явилась сюда затем, чтобы обсуждать капризы погоды.

– Я чем-то могу быть полезной, миледи?

Леди Дороти замерла в нерешительности, но все же взглянула на Аллегру открыто. Ее глаза покраснели и опухли, а под ними залегли темные круги. Несмело улыбаясь, она сказала:

– Это… это из-за глаз. Мне нужно какое-нибудь лекарство. Боюсь, что виновата погода.

Аллегре тут же пришло в голову, что бедняжка скорее всего проплакала ночь напролет после сцены в кабинете у Ридли, Но не ее дело в это вмешиваться. И она согласилась:

– Да, миледи. Это погода.

Однако отвага леди Дороти быстро иссякла. Она рухнула на стул и выдохнула, прикрыв глаза рукой:

– Или ужасное горе.

Аллегра задумчиво глядела на несчастную женщину. Причиной этих слез является нечто скрытое, а не только то, что бросалось в глаза. Это было похоже на плач об утраченной дружбе – именно дружбе, а не любви: в этом Аллегра убедилась, посмотрев на них вчера.

– Таков уж обычай у его милости. Не плачьте, миледи.

– Отнюдь! Во всяком случае, он не был таким прежде. А теперь… теперь я и сама не знаю…

– Возможно – вы уж простите мою дерзость, миледи, его милость изменился, когда умерла его жена. Он ее очень любил?

– Он ее обожал. Мы не были с ней знакомы, но его письма к нам в Индию были полны дифирамбов. Питер… то есть лорд Мортимер, мой покойный супруг, говорил, что они наверняка счастливы так же, как и мы.

– А как умерла леди Ридли? – Конечно, у Аллегры не было никаких прав на расспросы, однако леди Дороти явно хотелось хоть с кем-то поговорить по душам.

– Она родила мертвого сына, а после умерла сама от родильной горячки. По крайней мере так нам сказали.

– Кое-кто из слуг шептал, что… что он ее убил.

– Боже милостивый! – опешила леди Дороти. – Да как такое могло кому-то прийти в голову! Чтобы Грей… Я же знаю его почти всю жизнь. Он просто не способен на подобное! – И тут же ее милое лицо потемнело. – Впрочем, те истории, что ходят о нем по Лондону, тоже не напоминают прежнего Грея. – Ее охватил нервный озноб.

– Выпейте, миледи. – Аллегра налила успокоительного из настойки розмарина. Леди Дороти взглянула на девушку с благодарностью:

– Ты такая добрая, Аллегра. Ведь так тебя зовут, верно? Ну что ж, Аллегра, если тебе случится искать место горничной, ты можешь обратиться ко мне в Лондоне. Мы живем на Блумсбери-сквер. Это рядом с Кинг-стрит.

– Спасибо, миледи. – Аллегра замялась. Она понимала, что сует нос не в свое дело, но уж очень хотелось узнать правду. Почему-то ей вдруг показалось это жизненно важным. – А что лорд Ридли… эти истории в Лондоне…

– Надеюсь, ты понимаешь, что это должно остаться между нами. Но… говорят, будто его вызвали на дуэль. Он незадолго перед тем убил в поединке человека, и его друзья потребовали сатисфакции.

– Он что, был таким забиякой? И все время дрался?

– Вовсе нет. Грей был по горло сыт армейской службой и всегда твердил, что предпочитает мир. Но… – леди Дороти обратила на Аллегру смятенный взор, – он никогда не трусил! И никогда не напивался перед дуэлью. Однако в тот раз Грей был пьян настолько, что еле стоял на ногах. И когда дали сигнал, он… он бросил шпагу и убежал.

Аллегра в отчаянии прикусила губу. Оказывается, она до сих пор надеялась, что все эти сплетни – неправда. Надеялась, что они ошибаются – все эти люди, которые обзывают Ридли трусом из Бэньярд-Холла. И как это ни было глупо и безрассудно с ее стороны, девушка была готова встать на его защиту. И упрямо заявила:

– Это могло быть временное помутнение. Наверняка джин лишил его способности владеть собой.

– Говорят, это повторялось неоднократно, – горестно покачала головой леди Дороти. – И вскоре над ним стал потешаться весь Лондон. Молодые повесы бились между собой об заклад, что бросят ему вызов. Что обзовут его трусом и ударят по лицу. Что будут издеваться над ним при каждой встрече. А он все терпел. Их издевательства, их насмешки. Все, на что он был способен, – бежать, спасаясь от их жестокости. – Она порывисто вздохнула, стараясь удержаться от слез. – Когда-то они звали себя тремя принцами из Камелота: мой Питер, Ричард и Грей. Но при этом все знали, что именно Грей – настоящий наследник Артурова трона, король над людьми. И теперь видеть его падение… – Женщина глухо зарыдала.

Аллегра почувствовала себя обидно беспомощной при виде столь искреннего горя, но еще сильнее ее мучило унижение лорда Ридли, хотя она и сама не смогла бы сказать почему. Девушка несмело погладила леди Дороти по плечу и ободряюще улыбнулась:

– Миледи, не надо плакать. Я непременно приготовлю лекарство, чтобы снять красноту с ваших глаз. Но если вы опять станете плакать, оно не поможет.

– Леди Дороти! Вас что-то расстроило?! – Джонатан Бриггс буквально ворвался в буфетную и яростно уставился на Аллегру: – Ты что, снова распустила язык?

Аллегра растерялась. Никогда прежде мистер Бриггс не обращался с ней так грубо. И к тому же несправедливо. Леди Дороти постаралась взять себя в руки, встала со стула и расправила платье:

– Вы ошибаетесь, Бриггс. Просто у меня воспалились глаза, и Аллегра обещала составить снадобье.

– Ну так принимайся сейчас же за дело! – нетерпеливо хлопнул в ладоши Бриггс. – Не смей заставлять леди ждать!

– Мне понадобится некоторое время… – начала Аллегра.

– Вот и пошевеливайся! – оборвал ее на полуслове Бриггс, нервно расхаживая по комнате. – Нечего целый день болтаться без дела! Тем более когда твои услуги нужны нашим гостям!

– Пожалуйста, Бриггс, – примирительно произнесла леди Дороти, – не придирайтесь к бедной девушке из-за меня! Я уверена, что получу лекарство, как только оно будет готово. – И она направилась к двери. Бриггс замер на месте и отвесил нижайший поклон.

– Безусловно, миледи. – Он поклонился еще раз, прокашлялся и поклонился в третий раз. – Я лично прослежу за этим, миледи.

– Будьте столь любезны, – ответила леди Дороти, пряча улыбку. – И прошу вас, перестаньте все время кланяться, не то у меня закружится голова.

Бриггс залился краской, и она все же улыбнулась: лучик света на грустном милом лице.

После ее ухода в комнате воцарилась неловкая тишина. Аллегра высыпала в ступку горсть сушеных трав и цветов, налила ароматического масла и принялась растирать все это в пасту. Мистер Бриггс со вздохом возвел очи к потолку.

– Я вел себя как последний идиот, – пробурчал он наконец.

Аллегра не нашлась что возразить. Действительно, это так не похоже на него: то ругается, словно базарная торговка, то раскланивается и распинается в готовности служить леди Дороти. Куда только подевался хладнокровный, рассудительный мистер Бриггс? Можно подумать, будто он… От удивления Аллегра приоткрыла рот:

– Мистер Бриггс, вы часом не питаете сердечной привязанности к леди Дороти?

– Не болтай чепухи! – рявкнул он. – Это совершенно невозможно. Наша гостья – леди по праву рождения и к тому же вдова маркиза. А я всего лишь второй сын какого-то дворянчика, который успел промотать наше с братом наследство задолго до того, как мы появились на свет. У меня нет ни титула, ни богатства, чтобы претендовать на внимание такой дамы, как леди Дороти.

– Но я же спросила не об этом, – мягко возразила Аллегра. – Я спросила, не питаете ли вы к ней сердечной привязанности.

Его смущенное молчание было красноречивее всяких слов. Девушка рассмеялась тепло и сочувственно:

– Вот интересно, правда ли вы пытались их отговорить приехать сюда?

– Долг перед хозяином я ставлю превыше всего, невзирая на собственные желания, – напыщенно заявил управляющий, как будто иного и быть не могло. Однако в следующий миг у него вырвался тяжелый вздох: – Но ты права. Я рад, что они проявили упорство. – В его мягких серых глазах читалась грусть. – Она всего дважды посетила Бэньярд-Холл. А у меня такое чувство, словно я знал ее всю жизнь. Дивное создание, от одного ее присутствия становится светлее на душе…

– А она отвечает вам взаимностью?

– Сие мне неизвестно.

– Так почему вы до сих пор ей не открылись?

– Этому не суждено случиться. – Он нахмурился и взмахнул рукой так, точно прогонял непристойные мысли. – И довольно об этом.

– Но, мистер Бриггс… – Аллегра не желала мириться с тем, что такой достойный джентльмен так несправедливо страдает от неразделенной юношеской любви.

– Нет. – Управляющий решительно выпрямился. – Ты опять забываешься, девушка. А я – человек чести. И долга. Между прочим, у тебя тоже имеются обязанности. Миссис Ратледж сказала, что завтра ты собралась в Ладлоу.

Что ж, он прав. Не ее это дело.

– Да, – кивнула Аллегра. – Мне обязательно надо там побывать. Аптеки в Ньютоне слишком бедны, в них не найдешь многих вещей, необходимых в буфетной. К примеру, амбры или флорентийских ирисов.

– Ладлоу – это не Ньютон. И кое-кто, если вдруг очень захочется, может там исчезнуть. Надеюсь, ты не забудешь о том, что с лордом Ридли у тебя подписан договор.

– Мистер Бриггс, – выпалила она, – не вы один воспитаны с понятием о чести. И я непременно «исчезну», но только тогда, когда его милость освободит меня от договора, – и ни минутой ранее! Уж не считаете ли вы меня такой же, как прочая челядь – толпа бесстыжих, нечистых на руку и бойких на язык лентяев? – Девушка не удержимо закипала от гнева. Ее пестик стучал по ступке с такой силой, словно должен был кого-то убить. – Неужели вам на все наплевать? Они постоянно воруют у его милости, а вы даже не замечаете?

– Я все замечаю, – горестно скривился Бриггс. – Но всякий раз, когда я указывал на это лорду Ридли, он начинал потешаться надо мной и обращал все в шутку. А если я осмеливался настаивать, то просто приказывал не лезть в дела миссис Ратледж. Ведь это она отвечает за слуг в особняке. И я понял, что он знает обо всем, что творится в Бэньярд-Холле – не важно, трезвый он или нет. Полагаю, это его развлекает. Порой кажется, что виконт сам провоцирует слуг на кражи. Он может послать лакея купить платок, дать ему денег на целый гардероб, а потом не спросить о сдаче. Нет, он не слеп и видит и воровство, и махинации со счетами. – Тут Бриггс совсем помрачнел. – И чтобы угодить ему, слепым приходится притворяться мне.

Аллегре стало стыдно. Управляющий совершенно не заслужил ее упреков. В конце концов, это хозяин, а не слуга возвел в обычай всеобщее воровство. И что может поделать Бриггс, если Ридли твердо решил пустить по ветру свое богатство?

– Простите мою резкость, мистер Бриггс, – сказала она.

– Тебе следует получше следить за своим языком. – Нарочито суровый вид Бриггса не вязался с его мягким тоном. – Иначе наживешь большие неприятности, Несмотря на внешнее равнодушие ко всему, его милость весьма вспыльчив. По-моему, гнев просто дремлет в нем до поры до времени. И ты уже не раз сподобилась его разбудить. Как бы в один прекрасный день не дошло до рукоприкладства. – Он всмотрелся в ее лицо и грустно покачал головой: – И даже этим тебя не проймешь, верно? Это написано у тебя в глазах.

– Хотите, я расскажу вам о настоящей боли и страхе, мистер Бриггс? – криво улыбаясь, предложила девушка.

– Уж не осчастливят ли меня историей жизни загадочной Аллегры Макуорт? – добродушно засмеялся управляющий.

– Возможно, нынче такой день, когда открываются сердца, – заметила она, выразительно кивнув в ту сторону, куда только что ушла леди Дороти.

– Я сохраню твою тайну, если ты сохранишь мою, – невозмутимо ответил Бриггс.

– Вполне справедливо. Ну что ж… В детстве мы с матерью жили в Колониях. Она была служанкой по договору. Работала экономкой у богатого сквайра, который купил договор на семь лет. И каждую ночь, вплоть до самой ее смерти, этот жирный боров врывался к нам в комнату и насиловал ее. А потом она переползала в мою убогую кроватку, прижимала меня к себе и плакала, пока не высыхали слезы..

– Аллегра… – потрясенно прошептал Бриггс.

Она с трудом перевела дыхание: оказывается, даже после стольких лет боль совсем не ослабла.

– Я все помню, как будто это было вчера. Наверное, этот ужас будет преследовать меня до самой могилы. Мама была такой хрупкой. И я работала за нее в меру своих детских силенок, чтобы спасти ее. Потому что в моем детском мозгу жила уверенность, что когда сквайр Прингл увидит, как старается моя мама, он оставит нас в покое. – У нее вырвался горький смех. – Детские мечты!..

– Значит, у тебя было доброе сердце еще с детства!

– Доброе сердце – роскошь для дураков, – пожала девушка плечами. – Вот и у нее было доброе сердце. И не было сил, чтобы спасти самое себя. Она умерла от непосильной работы, а до конца срока оставалось еще два года. И сквайр сказал, что ее долг переходит ко мне. Что я могла поделать? Я подписала его проклятую бумагу. А с ней еще одну, в которой он обещал оплатить мое путешествие в Англию – за год работы.

– Всего три года?

– Три года. Однако он очень быстро обнаружил, что я уже не ребенок. Я поклялась, что ему не удастся пользоваться моим телом, как он пользовался маминым. Я поклялась, что скорее убью либо его, либо себя.

– И твоя решимость его остановила?

– Господь свидетель, нет. Это был сам дьявол. Начисто лишенный сердца. Но и трусливый к тому же. Он попытался взять меня, но я отбивалась как бешеная. Прингл понял, что не сумеет меня сломить, как сломил маму. Ведь он упивался ее слезами и нарочно придирался к каждой мелочи по сто раз на дню. Но со мной у него ничего не вышло.

– Удивительно, – потрясение заметил Бриггс. – Твои глаза по-прежнему сухие!

– Я привыкла лить слезы по другим, мистер Бриггс. На себя у меня слез не осталось. – Она вздохнула. – Но Прингл не желал сдаваться. И он отправил меня в услужение к старой деве, собственной тетке, у которой была огромная ферма в предместье.

– А, какой-то простой старухе? Чтобы сломить твой дух?

– Эта «простая старуха» оказалась еще почище сквайра. Хаммер Прингл была хромой от рождения и успела возненавидеть целый свет. У нее была большая ферма и столь же непомерная жадность. Она всерьез полагала, что со всем хозяйством вполне могут управиться двое слуг.

– И с фермой, и с домом? – не поверил своим ушам Бриггс.

– Вот именно. Моим товарищем по несчастью был старый забитый негр. Раб. Мы гнули спину от зари до зари, пахали, пололи и мотыжили землю. А когда у нас уже не оставалось сил, чтобы работать в поле, старуха заставляла нас трудиться по дому. И я принималась стряпать и в то же время должна была изображать из себя личную горничную мисс хозяйки. Раз в месяц она отправлялась в церковь и возвращалась оттуда, полная рвения искоренять дьяволово семя и грех в самом зародыше. Для нас это означало порку – такую, что по спине текла кровь.

– Но ведь есть же законы против подобной жестокости, – не выдержал Бриггс, невнятно чертыхнувшись.

– Они для слуг по договору, а не для рабов. Я попыталась протестовать только однажды. Тогда она всыпала негру за двоих и поклялась, что и впредь он станет получать и за себя, и за меня, если я не покорюсь. – Аллегре вдруг показалось, что ожившие воспоминания когтями впиваются в самое сердце. Она долбила и долбила траву своим пестиком – все быстрее и быстрее, вкладывая в это все силы, и зажмурилась от невыносимой боли. Но вот на руку легла дружеская ладонь, и боль немного ослабла.

– Пусть Господь дарует тебе мир, – прошептал Бриггс.

Скорбная минута миновала. Девушка открыла глаза и даже попыталась улыбнуться.

– Не жалейте меня, мистер Бриггс. Лучше пожалейте того несчастного старика. Мне с самого начала было известно, что рано или поздно пытке придет конец. А он получит свободу только после смерти.

– Ты хоть когда-нибудь была счастлива? – дрогнувшим голосом спросил Бриггс.

Девушка отвернулась к распахнутому окну, в которое были видны просторы Бзньярд-Холла. Сейчас над ними реяли сонмы призраков. Аллегра шепнула:

– Когда-то, давным-давно…

Нет! Ей нельзя поддаваться слабости! Она стряхнет оковы прошлого. Она рассказала Бриггсу кое-что о своей жизни вовсе не для того, чтобы играть на жалости к себе, как принято у многих женщин. Аллегре воспоминания нужны лишь постольку, поскольку могли подлить масла в огонь ненависти.

– Не все было так уж плохо, мистер Бриггс, – промолвила девушка с кривой улыбкой. – Иногда мы возили продукты на городской рынок. И там я быстро убедилась, что добрые бюргеры охотно выложат пенни за удовольствие поцеловать меня или обнять покрепче. Каждая монетка, попадавшая в мой карман, приближала меня к Англии. Так мне удалось выжить и не сойти с ума. Я мечтала, как найду Уикхэма и в один прекрасный день…

– Господи Боже… – выдохнул он.

– Поверьте, ненависть лучше, чем отчаяние, – негромко засмеялась она. – По крайней мере она помогает выстоять. – Тут в дверях раздался хриплый смешок, и Аллегра резко обернулась.

Ридли, прислонившись к косяку, все еще недоверчиво качал головой. В руке у него красовалась неизменная бутылка джина. Нынче утром он не потрудился надеть поверх рубашки жилет или куртку. Наверняка это была не случайная небрежность, а новая попытка досадить гостям.

Грей сказал:

– Ну надо же, какие страсти. Вот уж никогда бы не подумал. А ты не боишься лопнуть от ненависти? – И хозяин промочил себе горло изрядным глотком джина.

– В этой ненависти заключена вся моя сила, – упрямо ответила она. Не хватало только, чтобы Ридли подслушал ее исповедь. Это дало бы ему слишком большой козырь в грядущих стычках.

– А что же Уикхэм? Он оказался одним из добрых бюргеров, которому посчастливилось урвать кое-что посерьезнее поцелуя, и отказался платить по счетам?

У Аллегры екнуло сердце. Так и есть, он успел подслушать немало, если не все. Ну что ж, зато никто не заставит ее откровенничать дальше. Она и так уже пожалела, что пустилась в задушевные беседы с Бриггсом.

– Уикхэм – мое личное дело, милорд, – отрезала девушка.

– Ты, наверное, была чрезвычайно юной, когда повстречала его впервые, – не унимался Ридли.

Аллегра действительно довольно смутно помнила лицо Уикхэма. Однако она не забыла, как открыто улыбался отец, когда приветствовал свежеиспеченного барона Эллсмера на крыльце Бэньярд-Холла. Чтобы положить конец отцовской вражде – вот как он сказал в тот день. И чтобы жить в согласии.

– Да, – неохотно откликнулась Аллегра. – Совсем юной.

– И тем не менее ты по-прежнему его ненавидишь.

– Моя ненависть не умрет никогда.

– Ну разве это не парадоксально, мистер Бриггс? – расхохотался Ридли. – Вот перед нами милое создание, с любовью возделывающее свой сад. Создание, готовое подставить спину под плети ради какого-то доходяги. И при всем при том попробуй я вложить ей в руки клинок из тех, что украшают мою стену, и оставь один на один с бароном Эллсмером… – Он снова засмеялся. – Не сомневаюсь, что она выпустит бедняге кишки, а он и охнуть не успеет! Ты не находишь иронии судьбы в том, что девица, наделенная талантом целителя, так жаждет убийства?

– С вашего позволения, милорд. – Бриггс выразительно покосился на бутылку у Ридли в руке: – Я бы заметил, что вы…

– Что я слишком много выпил? Черт побери, да я еще не начинал! А впереди целый день. И мне понадобится способность соображать. Потому что я намерен предпринять попытку совращения сей юной особы. – Он отставил бутылку и шагнул к Аллегре. – Бриггс, нынче утром я больше не нуждаюсь в твоих доблестных услугах. Одним словом, пошел вон.

– Как прикажете, милорд. – Бриггс неловко поклонился. Но все же отважился тревожно взглянуть на Аллегру, прежде чем выйти.

– Ну а теперь, милашка… – Ридли неуверенно протянул вперед руку и погладил ее по голому локтю.

Аллегра с отвращением отшатнулась. Неужели опять? В душе вскипели гнев и отчаяние. Может, Ридли и боялся поединков на шпагах, зато он отлично владел искусством словесной дуэли. И с особенным удовольствием старался наносить удары побольнее, умело нащупав у противника брешь в обороне. Ну что ж, она не побоится ответить ударом на удар, и к черту сомнения!

– Я предпочитаю, чтоб меня совращали в трезвом виде, – выпалила девушка.

– Я трезв настолько, насколько пожелаю, – небрежно хмыкнул он. – Или насколько потребуется, – добавил Грей с двусмысленной гримасой. – Не бойся, я сделаю все, как надо, когда ты наконец поддашься.

– Так зачем же тогда бутылка? – осведомилась она.

– Для радости и хорошего настроения. – Однако его мрачная улыбка совсем не соответствовала этим словам.

– И душевного покоя?

Судя по растерянности, промелькнувшей в его глазах, удар был нанесен верно. Хоть бы он теперь убрался подобру-поздорову! Но вместо этого он обратил против Аллегры ее же оружие.

– Покой? – передразнил Ридли с издевательской ухмылкой. – Да разве ты можешь знать, что такое душевный покой? Да, ты со своими пылающими глазками. Сотня фунтов из моего кармана купила Уикхэму целый год жизни. Но не более. Обретешь ли ты душевный покой и согласие с самой собой, когда Уикхэм умрет? Уж лучше поищи покоя здесь. У меня в койке.

Девушка отвернулась, болезненно сморщившись. Он парирует каждый удар. Где ей тягаться с изощренной жестокой волей, превратившей в пытку жизнь всех обитателей Бэньярд-Холла? А что, если она попробует как ни в чем не бывало заниматься своим делом – может, это отвлечет его и удержит на расстоянии? Аллегра налила в глиняный горшок белого вина и смешала его с содержимым ступки. А вслух сердито спросила:

– Насколько я могу судить, моя история не произвела на вас впечатления. Наверное, это джин помогает убить способность к состраданию?

– Ты намекаешь на историю про своего сластолюбивого сквайра? Я не всю ее услышал. Только то, что он домогался тебя, а ты воспротивилась и за это поплатилась. Невероятно трогательно. Но при чем тут я? Он собирался затащить тебя в постель силой. А я всего лишь намерен соблазнить тебя. – Он потеребил себя за мочку уха и ухмыльнулся. – И вполне мог бы в этом преуспеть. Ты служишь здесь уже больше месяца. Наверняка мне просто не хватило настойчивости…

– За что я выражаю покорнейшую благодарность вам, милорд! – Однако, судя по тону, речь вовсе не шла ни о благодарности, ни о покорности.

– Меня благодарить не за что, – задумчиво промолвил Ридли, скользя по ее фигурке плотоядным взглядом. – Просто я утратил к тебе интерес. Но потом заметил, как смотрел на тебя Ричард. И вспомнил о твоих прелестях. И о том, что ты станешь прекрасной игрушкой, когда покоришься.

Аллегра прикусила губу от обиды и тут же выругалась про себя. Она вела себя как последняя дура! Разве ей на самом деле так уж хотелось, чтобы Ридли оставался равнодушным? Разве она не привыкла к его грубости настолько, чтобы не позволять себе обижаться на него и теперь? Так почему же она дает ему волю безнаказанно издеваться над ней? И девушка насмешливо промолвила, вложив в дерзкий ответ всю свою язвительность:

– Неужто вам не чужда ревность, милорд? Или же это зеленый змий безжалостно гложет ваше холодное сердце? По-моему, вы не на шутку испугались, что я уступлю лорду Холфорду, тогда как вы ничего не добились! – И она затаила дыхание, ожидая ответного саркастического выпада. Но вместо этого противник побагровел от ярости и сжал кулаки.

– Ну уж это слишком! – вскричал Ридли. – На этот раз ты получишь по заслугам за свою наглость, мерзавка! – Он глянул ей в лицо и отвернулся, явно последним усилием воли удержавшись от безумного припадка. Из его груди вырвался глухой рев, как у раненого зверя, – долгий, ужасный звук, в котором боль смешалась с яростью. Но спустя некоторое время напряженные плечи обмякли, а гневный румянец остыл. И когда виконт снова обернулся к Аллегре, на его лице опять появилась издевательская ухмылка – просто поразительная метаморфоза. – Нет, девочка, – сказал Ридли. – Тебе не удастся по-настоящему разгневать меня. По крайней мере сегодня.

Если прежде Аллегра сомневалась в своих догадках, то теперь уверилась окончательно. Ридли боится. Каким-то необъяснимым способом она отыскала ключ, способный отпереть те уголки его души, которые он желал держать на запоре. Одна дверь вела к его гневу. А вторая – сейчас это тоже ясно – к ревности. А дверь к плотскому желанию? Уж не поэтому ли он оставил ее в покое на несколько недель?

Аллегра настороженно следила за Ридли. Это был очень опасный тип, и она многим рисковала, вступая с ним в спор. Лучше пока помолчать и надеяться, что он уйдет. Она вернулась к прерванной работе и постаралась держаться так, чтобы ее поведение не показалось вызывающим.

Девушка в последний раз перемешала содержимое горшка и занялась перегонным устройством. Сняла с него конусовидную крышку и насыпала на плоское дно несколько дюймов чистого речного песка. Поместила на него горшок и вернула на место крышку. Тряпкой, смоченной в воде с маслом, плотно замотала шов между нижней частью перегонного куба и крышкой, как бы запечатав его наглухо. Наконец можно было поставить куб на огонь. Под сток, отходивший от вершины крышки, Аллегра поместила сосуд, куда должны были капать продукты перегонки. Все это время она кожей ощущала напряженный взгляд Ридли. Мрачное лицо говорило о том, что хозяин полон каких-то неведомых ей мыслей, и от этого становилось не по себе. В нем вообще было нечто, внушавшее Аллсгрс смутное беспокойство. Стоило оказаться с Ридли в одной комнате, и уже невозможно было не думать о том, наблюдает он за ней или нет. От этого Аллегра становилась сама не своя, совершала какие-то странные поступки, болтала всякую чушь. Может, всему виной его необычайно красивые глаза такого глубокого золотистого оттенка, что ее всякий раз охватывала тревога и даже страх, когда она встречалась с ним взглядом. Господь всемилостивый, ну сколько будет продолжаться эта пытка, неужели он так никогда не заговорит? Или не уйдет вообще? И она отвернулась, стремясь укрыться от этого сводившего с ума пронзительного взгляда.

– Сними чепчик, – промолвил виконт.

Аллегра едва не подпрыгнула: оказывается, Ридли подобрался вплотную – она вроде бы даже чувствовала затылком его дыхание.

– Милорд? – Девушка обернулась ни жива ни мертва. Его лицо находилось всего в нескольких дюймах. В прозрачной глубине янтарных глаз теплился странный огонь.

– Сними чепчик, – повторил Ридли, – и распусти волосы. Я хочу, чтобы ты всегда носила их распущенными.

Столь непонятная просьба повергла ее в замешательство. Она нерешительно потянулась к заколкам и гребням, удерживавшим прическу и чепчик.

– Но, милорд… все остальные… и миссис Ратледж… – пробормотала Аллегра непослушными губами.

– Я не желаю, чтобы ты носила чепчик. – На его щеке забилась жилка.

– Милорд, но как же я буду работать?

– Черт побери, я не желаю, чтобы ты носила этот проклятый чепчик! – рявкнул он и сорвал злополучный клочок ткани. А потом нетерпеливо запустил пальцы ей в волосы. Пока она испуганно кричала и пыталась вырваться, Ридли вытащил все заколки и набрал в пригоршни тяжелые шелковистые пряди.

Ридли долго держал ее так, не позволяя двинуться, и смотрел прямо в глаза. Под его неподвижным взором Аллегру пробрала дрожь, она физически ощутила бушевавшие в нем страсти. Янтарные глаза казались незамутненными, ясными, и все же он наверняка успел немало выпить. Если джин возьмет над ним верх, вряд ли ей удастся вырваться. И он сможет даже овладеть ею. Ей не пересилить его пьяное безумие.

– Кто ты такая? – бормотал он, всматриваясь в нее. – И откуда эта уверенность, будто я тебя знаю?

Его дикая хватка не ослабевала, и Аллегра почувствовала себя совершенно беспомощной. Она взмолилась дрожащим голосом:

– Милорд, я всего лишь ваша покорная служанка. Пожалуйста, отпустите меня…

– Черт побери, ты сводишь меня с ума, – простонал Ридли, качая головой. – От тебя нет покоя ни днем, ни ночью! Ты преследуешь меня во сне, словно призрак с черными очами! Я без конца слышу твой голос. Он звучит прекраснее, чем арфа. Я устремляюсь к тебе и просыпаюсь в отчаянии… – Лицо Грея болезненно скривилось. – Ты заколдовала мою душу. Я больше не смотрю на других женщин. Мне нужна только ты. – Он снова застонал: – Неужели ты так и не смягчишься? Не избавишь меня от пытки?

Столь неподдельное страдание никого не оставило бы равнодушным. Бешеная страсть, снедавшая Ридли, на миг привела ее в смятение: а что, если уступить, если помочь ему избавиться от мук? Но тут же вспомнились мама и сквайр Прингл. И она с горечью спросила:

– Мне придется утратить честь, чтобы сбылись ваши сны?

Ридли, чей смятенный взор напомнил ей взор утопающего, прошептал:

– Закрой глаза. Мое сердце рвется на части при виде этой боли.

От нервного озноба девушка едва держалась на ногах. Его губы приблизились вплотную – мягкие, манящие…

– Милорд…

– Ради Бога, Аллегра, закрой глаза…

Она вздохнула и подчинилась. И в тот же миг ощутила прикосновение его губ. Оно оказалось таким нежным, волшебным, что по ее спине побежал невольный холодок. Аллегра со стоном покачнулась. В ответ сильные руки обняли ее, не давая упасть.

Грей оторвался от ее уст и принялся покрывать легкими, торопливыми поцелуями лицо и шею. Вот он зарылся в складки шейного платка, и сквозь тонкую ткань Аллегру опалило его горячее дыхание.

А он уже поднял голову и осторожно просунул руку под платок, нежно лаская напрягшуюся грудь. Девушке казалось, будто она падает куда-то, проваливается в бездну, которая становится все глубже с каждым прикосновением, с каждым поцелуем… И когда Ридли решительно распустил шнуровку на платье, чтобы обнажить грудь и взять в рот чувствительный нежный сосок, у нее вырвался блаженный стон. Стало ясно, что в следующую секунду они окажутся на полу: она внизу, с откровенно поднятым подолом, станет умолять его поскорее овладеть ею. И это ее не смутило. Не смутило! В жизни у нее было слишком много горя. И она имеет право не отказываться от доступных ей удовольствий.

– Грей, ты Иуда!

От этого грубого окрика Аллегра охнула и испуганно открыла глаза. Инстинктивно отпихнув от себя Ридли, она трясущимися руками попыталась прикрыть свою наготу.

На пороге стоял лорд Ричард Холфорд, пронизывая разъяренным взором человека, которого почитал своим другом.

– Ты Иуда, – повторил он, горько скривившись. – Так вот что ты хотел показать мне, когда зазывал в буфетную?

– Ричард, я только хотел… – начал было Грей, растерянно запустив пятерню в волосы на затылке.

– Не трать понапрасну слова, – презрительно рассмеялся Ричард. – Если девка сочла тебя более привлекательным – ей же хуже. Но тебе следовало объясниться со мной откровенно, а не прибегать к столь отвратительному спектаклю. Я сию же минуту прикажу заложить наш экипаж. Мы с Долли уезжаем, а ты оставайся со своим одиночеством и тем адом наяву, что создал своими руками. Ты сам сделал все, дабы разрушить нашу дружбу. Я не желаю, чтобы Долли страдала и впредь. Пора положить этому конец. – Он с каменным лицом поклонился и вышел вон.

А Аллегра с ужасом уставилась на Грея Ридли, ошарашенная жестоким открытием. Его страстные поцелуи, нежность… все это было не более чем притворством, циничной, бессовестной игрой, предпринятой ради того, чтобы отвадить отсюда старых друзей. И ему не составило труда сыграть на интересе, который выказал к ней лорд Холфорд, и воспользоваться ею как инструментом для достижения собственной цели – и всего лишь!

Девушка сжала до боли кулаки, чтобы унять предательскую дрожь в руках. Она чувствовала себя обманутой, грязной, выставленной напоказ. Униженной так, как будто ее изнасиловали. Сквозь пелену слез его лицо показалось серой маской.

– Вы – чудовище. – Аллегра словно плевалась словами.

– Аллегра… – Он протянул руку, чтобы удержать ее.

– Нет! – выкрикнула она и что было сил ударила его по лицу. Звук звонкой пощечины мигом привел ее в чувство. Да что с ней такое? Ведь это хозяин, и по договору она целый год в его распоряжении! И не важно, какой проступок он совершил: за то, что она осмелилась поднять на него руку, ее посадят в тюрьму! Девушка в ужасе отшатнулась, осознав, что ее теперь ждет.

Ридли двинулся следом, но на дне золотистых глаз светилась нежность, а не гнев. Что еще мелькнуло в них? Благодарность? Раскаяние? Он поймал трепетную ручку, только что нанесшую удар, поднес к губам и поцеловал в ладонь, прошептав:

– Это было ошибкой. – Мужчина несмело улыбнулся ласковой, сочувственной улыбкой и поспешил прочь. Ее колени подогнулись, как ватные, и она рухнула на пол.

– А еще, пожалуй, я возьму очищенного скипидару. Кучер жаловался на камни. – Довольно кивая, Аллегра следила, как аптекарь укладывает покупки в корзину, стоявшую на прилавке. Но вот он слащаво улыбнулся и потер руки.

– Благодарю за покупки, мисс. Всегда рад услужить всем из Бэньярд-Холла. Надеюсь, миссис Ратледж в добром здравии?

Этот тип в засаленном парике не вызвал у Аллегры доверия, но миссис Ратледж твердо заявила, что в Ладлоу следует обращаться именно к нему. Девушка ответила с ехидной гримаской:

– Миссис Ратледж здравствует, как никогда. А также процветает. – Тем временем девушка успела завязать ленты соломенной шляпы, которую надела поверх чепчика, и повесила на руку корзинку. Сквозь распахнутую дверь аптеки дышал зноем летний день. Обратный путь обещал быть не очень приятным.

– Прошу прощения, мисс, – сказал аптекарь, – но я вижу, вы колеблетесь. Вам предстоит возвращаться в Бэньярд-Холл пешком?

– Я ведь добралась пешком сюда, – пожала она плечами.

– Но сегодня такая жара. – Слащавая улыбка стала просто приторной. – Быть может, вы позволите оказать вам услугу, мисс. – Он вышел из-за прилавка и взял Аллегру за руку. Ей стало не по себе. Уж не собрался ли он потребовать поцелуй – или чего похуже – за свою «услугу»?

Однако аптекарь провел ее к двери и показал на небольшой фургон с единственным запряженным в него мулом на другом конце лужайки. Рядом стоял бородатый кучер, согбенный под бременем лет. Аптекарь сказал:

– Это старик Бибби. Он работает на меня: доставляет покупки кое-кому из клиентов. Насколько я знаю, сегодня он поедет в Уэнлок-Эдж. Мне будет очень приятно, если с вашего согласия он довезет вас домой. – При этом аптекарь все еще не выпускал ее руки.

Аллегра высвободилась и с подозрением заглянула ему в лицо:

– И во сколько это мне обойдется?

– Мое дорогое дитя, я всего лишь хотел стать вашим другом. По-моему, вы обмолвились, что работаете на лорда Ридли совсем недавно. И вам наверняка понадобится еще немало всяческих мелочей для буфетной. Не забывайте о том, что у вас есть друг в этом городе, когда отправитесь за покупками, – вот и все.

От облегчения Аллегра едва не рассмеялась. Аптекарю не было дела до ее прелестей, им двигала лишь жажда наживы.

– Благодарю за доброту. Я непременно вспомню о вас, сэр, – «чтобы отыскать более приличную аптеку», – добавила она про себя. Тем не менее было бы приятно вернуться в Бэньярд-Холл в фургоне. – Значит, старик Бибби не будет возражать?

– Конечно же, нет! Вот только я должен предупредить, что он действительно очень стар и медлителен. И к тому же не прочь задержаться по пути возле таверны и пропустить с приятелями кружку-другую. Вряд ли вы вернетесь в Бэньярд-Холл намного быстрее, но зато вас не утомит долгий подъем в гору.

Старый Бибби обещал стать приятным попутчиком. И Аллегра была благодарна за его бесхитростную доброту. Ее одинокая прогулка этим утром позволила немного опомниться от треволнений предыдущего дня: поцелуй Ридли и эта ужасная сцена с лордом Холфордом, последовавший за ней поспешный отъезд гостей, сопровождавшийся неразберихой и шумом. Но самым душераздирающим воспоминанием оставалось лицо Джонатана Бриггса, глядевшего вслед леди Дороти.

Сама Аллегра как ни в чем не бывало привела себя в порядок и принялась за работу, однако коварная выходка Ридли больно ранила душу. Когда вечером она предстала перед ним с укрепляющим, Грей только молча покосился на водруженный на место чепец и отослал служанку прочь. К утру возле его дверей стояло полдюжины пустых бутылок из-под джина.

– Ну вот, – промолвил старый Бибби, выйдя из очередного магазина и запихнув в фургон целую штуку материи. – Еще одна остановка, и тогда мы уедем из Ладлоу. Я в Уэнлок-Эдж, а вы в Бэньярд-Холл. – Он неловко вскарабкался на передок и разобрал вожжи.

Фургон выехал па главную улицу, а Аллегра все еще искоса разглядывала своего спутника:

– Скажите, а вы… вы не знали семью Бэньярд, когда они жили в поместье?

– Только однажды я встретил его милость. На вид он был хорошим человеком. Он заказал стул в Лондоне, и я доставил его с почты. Подарок для его младшей дочки. Весь такой резной и с буквами на спинке. Вроде как там было написано «Анни» – так мне сказали. Я-то сам ни читать, ни писать не умею. Анни Бэньярд. Стало быть, так звали их младшенькую.

У Аллегры захватило дух. Анна Аллегра Бэньярд. Она уже почти забыла, как звучит ее полное имя. И этот стул…

– Что-то я не припомню ничего подобного, – машинально вырвалось у нее. Девушка тут же спохватилась: – Ну, я в том смысле, что ни разу не видела его в поместье.

– Даю слово, все было именно так, – уверенно качнул седой головой Бибби. – Я вручил стульчик самому лорду. Да только на другой день его забрали в тюрьму. Видать, он не успел отдать подарок малышке Анни. Бедолаги. Сказывают, нынче их и в живых никого не осталось. По крайней мере так говорил лорд Эллсмер, пока жил в Бэньярд-Холле.

Чтобы не выдать своего смятения, Аллегра потупилась. Наверняка ее стульчик злодей Уикхэм давным-давно спалил в камине в один из холодных вечеров.

– Ну вот, вы совсем бледненькая стали, мисс, – заме тил Бибби. – Ох уж эта жара. – И повел в воздухе скрюченным пальцем, словно заботливый дедушка, пеняющий непокорной внучке. – Послушайте-ка старого Бибби. – И возница указал на церковь Святого Лаврентия, возвышавшуюся над окрестными зданиями. – Сейчас мы подъедем к церкви. При ней еще есть богадельня, а на задах – прекрасный сад. Там тень и прохлада. Вы посидите в саду, пока я доставлю этот бочонок. Потом, если ничего не случится, я загляну в таверну на Корв-стрит и глотну пивка со старым приятелем Джошуа. А уж потом вы и глазом моргнуть не успеете, как мы окажемся на пути в Эдж!

Густые кроны деревьев в саду за богадельней и впрямь дарили благодатную сень, а ровно подстриженные живые изгороди не пропускали сюда уличный шум и суету. Тишину нарушали лишь трели жаворонка да гудение насекомых, вившихся над роскошными розами. Аллегра наслаждалась тем, что могла просто посидеть здесь в покое, любуясь чудесным летним днем.

– Да пребудет с вами Господь, дочь моя.

Девушка подняла глаза. Сияя ангельской улыбкой, на нее смотрел священник в длинной рясе с отложным белым воротничком и в слегка напудренном парике. Аллегра торопливо встала и вежливо поклонилась:

– Добрый день, святой отец.

– Чем могу служить, дочь моя?

– Благодарю вас, сэр. Я зашла сюда, желая немного отдохнуть в вашем чудесном саду.

– Похвальное намерение. Я и сам время от времени ищу здесь убежища от мирских забот, когда работа в богадельне становится непосильной ношей, – Он смиренно вздохнул. – Столь многим нужна наша помощь. Старым и больным, в недуге и в горе. Впрочем, это мало что меняет. Мы делаем все, на что способны. И если на то бывает Божья воля, кое-кто из них находит путь к Господу.

Аллегра внимательно посмотрела на приземистое оштукатуренное здание: там и сям на стенах зияли черные провалы трещин. Его словно пригнули к земле нелегкие годы.

– Наверное, вашей богадельне уже немало лет.

– Богадельня Хозиера, вот как она называется. Триста лет назад жил добрый человек, богатый торговец тканями, который пожелал облегчить себе путь на небеса. Мы ежедневно молимся о ниспослании ему благословения Господня.

– А себе – нового ангела милосердия? – тихонько засмеялась Аллегра: дела богадельни шли из рук вон плохо.

– Ангелы могут принять любой облик, дочь моя, – серьезно возразил священник. – Позвольте вас заверить, что один из них и сейчас среди нас. По виду это простой смертный. И он готов взяться за любую работу, не находя ее ни грязной, ни утомительной. То, с каким смирением он выполняет любое дело, вдохновляет и нас на неустанный труд во славу Господа. Он ухаживает за недужными. Он утешает тех, кто мучается от боли, и помогает содержать в чистоте тех, кто не способен позаботиться о себе. – Священник широко развел руки: – И этот сад – дело его рук. Когда он впервые пришел сюда, здесь был обыкновенный пустырь. А посмотрите, что из него вышло.

– Но кто он такой?

– Вряд ли это какая-то важная личность, – пожал плечами падре. – Обыкновенный человек. Но перед Господом все равны. Одно можно сказать с уверенностью: он имеет образование. Иногда поздно вечером, прежде чем уйти, он читает вслух Писание.

– Вот бы посмотреть на вашего святого, – промолвила Аллегра, качая головой. Ей с трудом верилось, что в окружавшем ее жестоком мире еще остается место доброте.

Священник провел се к боковой двери, через которую можно было попасть в длинный коридор, тянувшийся вдоль всего здания под почерневшими от времени потолочными балками. В конце его находилась тесная больничная палата, заставленная убогими койками. На них лежали обездоленные создания, чьим последним прибежищем стали эти древние стены. Кто-то спал, кто-то бормотал в бреду, кто-то стонал и громко плакал. Все эти звуки сливались в невнятный гул – заунывную песнь страдания и боли.

Возле самого входа на коленях стоял человек с ведром воды наготове. Бедное, потрепанное платье и свисавшие в беспорядке волосы придавали ему сходство с крестьянином. Низко опустив голову, этот человек старательно тер жесткой щеткой пол, всецело поглощенный своим занятием.

Старуха на ближней к нему койке вдруг закричала и попыталась сесть. Незнакомец немедленно оказался рядом: он обнял больную и ласково гладил ее по седым космам, пока та не успокоилась и не позволила уложить себя обратно.

Аллегра охнула и вжалась в темный угол. Она тряхнула головой, все еще не веря своим глазам. Этого не могло быть! У нее что-то не в порядке со зрением…

– Он всегда так милосерден и трудится, не думая о награде? – спросила она у священника.

– Я же сказал, что среди нас ходит ангел, – с мягкой улыбкой ответил он. – В нашем мистере Моргане нет ни капли гордыни. Вместе с ним на нас снизошло благословение Господне.

Итак, падре назвал его мистером Морганом. Значит, она не обозналась. Этот человек ей знаком.

Сэр Грейстон Морган, виконт Ридли. Чудовище из Бэньярд-Холла.