Сименон ЖоржДрама на Бульваре Бомарше

Жорж Сименон

Драма на Бульваре Бомарше

перевод И.Л.Снеткова

Когда без десяти восемь Мартен из отдела азартных игр покинул свой кабинет, он изумился, увидев, что в коридоре по-прежнему толпятся журналисты и фотографы. Было очень холодно, и кое-кто, подняв воротник плаща, ел сандвичи.

- Мегрэ еще не закончил? - спросил он на ходу.

В самом конце коридора Мартен, вместо того чтобы спуститься вниз по лестнице, толкнул стеклянную дверь. Как и во всех помещениях уголовной полиции, электричество здесь расходовали весьма экономно. Посреди комнаты, служившей приемной, громоздился огромный круглый диван, обитый красным бархатом. На диване сидел человек в плаще и шляпе. В нескольких шагах от него два инспектора курили стоя, а старичок судебный исполнитель перекусывал в своей стеклянной клетке.

Мартен набил трубку. Через четверть часа он будет дома и сядет за стол в кругу семьи. Сюда он зашел на минутку из любопытства, потому что все вокруг вот уже два дня только об этом деле и говорили.

- Ну как? - спросил он вполголоса у одного из инспекторов.

Тот, вздохнув, указал на дверь, ведущую в кабинет Мегрэ.

- С кем он?

- Все время с ее сестрой.

Мужчина, прислушивавшийся к их перешептыванию, медленно поднял голову и бросил на них хмурый взгляд, в котором словно бы таился упрек. Человек был щуплый, болезненный, лет сорока или около того, с темными кругами под глазами и черными усиками.

- Он там с самого утра, - снова прошептал Мартену инспектор.

В этот момент дверь кабинета Мегрэ открылась. Появился комиссар, и, так как он не прикрыл за собой створку, все увидели его полный дыма кабинет и в зеленом кресле - силуэт совсем юной блондинки.

- Люка! - позвал Мегрэ, ища инспектора глазами так, словно бы уже не видел отчетливо. - Сбегай за сандвичами. И зайди в пивную, пусть принесут несколько кружек пива.

Мартен воспользовался появлением Мегрэ, чтобы пожать коллеге руку.

- Продвигается?

И Мегрэ, покраснев, поднял на него заблестевшие глаза. Можно было поклясться, что он много бы дал за хороший сквознячок.

- Слушай, - проговорил он, понизив голос. - Сейчас выдам тебе кое-что. Если не закончу с этим расследованием сегодня вечером, я от него откажусь... Не понимаешь, нет? Так вот: я не могу дольше жить в этом...

Человек на диване, который не мог расслышать его слов, дрожал в ожидании, но комиссар вернулся к себе, дверь снова закрылась. Мартен наконец ушел, тогда как стрелка на больших часах продолжала ползти к новой цифре, и по-прежнему слышны были выкрики журналистов.

А между тем поначалу дело представлялось самым банальным. В прошлое воскресенье на пятом этаже дома по бульвару Бомарше - нижний этаж его занимал магазин курительных трубок - внезапно скончалась двадцатишестилетняя Луиза Вуавен;. по всем признакам, она отравилась.

В комфортабельной, хорошо обставленной квартире (которая вполне могла бы быть и веселой), жили, кроме Луизы Вуавен, ее муж Фердинан Вуавен, агент по продаже драгоценных камней, и ее сестра Николь восемнадцати лет.

Вот эту-то Николь Мегрэ и держал в своем кабинете уже много часов, а она все так же хорошо держалась и хотя и кусала нервно носовой платочек, но оставалась спокойной, несмотря на жару и духоту.

На бюро стояла лампа с большим зеленым абажуром, так что свет падал прямо вниз. Лицо Мегрэ, возвышавшееся над лампой, оставалось в полумраке. А девушка, сидевшая в довольно низком кресле, как раз оказалась ярко освещенной. Шторы на окне задернуты не были, и видно было, как по темным стеклам, в которых отражались звезды фонарей на набережной, сбегают капли дождя.

- Сейчас нам принесут попить, - с облегчением вздохнул Мегрэ.

Было так жарко, что он с удовольствием стянул бы с себя воротничок и пиджак, а сидевшая тут же девушка не снимала шубки из серого меха, и на голове у нее была шапочка из того же меха, придававшая ей вид северянки, тем более что она была очень светлой блондинкой.

Какой бы вопрос, какого он еще не задавал, задать ей? И все же он не мог смириться и просто так отпустить ее. Он смутно чувствовал необходимость держать ее при себе, тогда как ее зять по-прежнему дожидался в приемной.

Для вида он листал ее досье - словно бы от того, что он без конца перечитывал все те же подробности дела, его могла озарить истина.

Уже первый протокол, составленный в участке того квартала по поводу воскресных событий, несмотря на свою простоту, чем-то смущал.

"...На пятом этаже, в комнате, которая находится в глубине квартиры, нами было обнаружено тело Луизы Вуавен, распростертое на полу. Доктор Блинд, вызванный семьей получасом раньше, сообщил, что женщина скончалась за несколько минут до того в страшных конвульсиях, и он уверенно приписывает смерть отравлению, криминальному или случайному, вызванному, без сомнения, очень большой дозой дигиталиса..."

И далее:

"...Нами был допрошен муж, Фердинан Вуавен, тридцати семи лет, который настаивает на том, что он ничего не знает... Однако он утверждает, что в течение нескольких месяцев его жена проявляла признаки неврастении...

Нами была допрошена сестра Луизы Вуавен, Николь Ламюр, восемнадцати лет, родившаяся в Орлеане, которая сообщила нам те же сведения, что и ее зять...

Нами была допрошена консьержка, которая утверждает, что уже давно Луиза Вуавен, чувствовавшая себя плохо, опасалась, что ее отравят".

Да, все так и случилось именно в это воскресенье, в День всех святых. Шел дождь, холодный дождь, и воздух был пропитан запахом хризантем и церковного ладана, но к вечеру прокуратура уже направила его, промокшего, в грязных ботинках, на бульвар Бомарше; магазин курительных трубок был закрыт.

Но все это было как всегда, повседневная драма. Истинную трагедию ожидавшие журналисты еще не выведали, ибо ее Мегрэ раскрыл только что, в жаркой духоте своего кабинета.

И он нетерпеливо ждал освежающего пива, избегая до того смотреть на девушку с осунувшимся личиком, неотрывно глядевшую на угол бюро.

- Войдите! - крикнул он.

Парень из пивной "У дофины" принес кружки с пивом и сандвичи, краем глаза поглядывая на клиентку Мегрэ.

- Так пойдет?

- Да... Отнесите и месье, ожидающему в приемной.

Но Вуавен, когда тот предложил ему поесть и выпить, лишь покачал головой, как человек, совсем павший духом.

Мегрэ стоя пережевывал большие куски своего сандвича, а девушка откусывала маленькие кусочки от своего.

- Сколько времени они были женаты?

- Восемь лет...

Банальная история людей ограниченных, без размаха. Фердинан Вуавен мелкий агент по продаже драгоценных камней - во время своего пребывания в Орлеане, где он проводил экспертизу, познакомился с Луизой Ламюр, родители которой торговали обувью.

- Короче говоря, вы были тогда еще маленькой?

- Мне было десять лет...

- Подозреваю, - попытался он пошутить, - что вы не были еще влюблены в вашего зятя...

- Не знаю...

Он искоса поглядел на нее, и у него пропала всякая охота смеяться.

- Так, значит, уже год, как ваш отец умер и ваша сестра и ее муж приютили вас?

- Я переехала жить к ним, именно так...

- И когда именно вы стали любовницей Вуавена?

- Семнадцатого мая...

Она произнесла это отчетливо, почти с гордостью.

- Вы его любите?

- Да...

Глядя на нее, такую хрупкую и пылкую, можно было бы представить себе, что он, внушивший такую любовь, красив и романтичен. Но вовсе нет - и это было одной из смущающих сторон этой истории, - агент был человеком самым заурядным, и нужно было сделать усилие, чтобы припомнить его лицо. Его профессия была начисто лишена поэтичности. Целыми часами он торчал в кафе на улице Лафайета, поблизости от биржи драгоценных камней, и только с месяц назад он купил себе по случаю скромную машину. Кроме всего прочего, он еще и не отличался крепким здоровьем.

- А ваша сестра?

- Моя сестра была очень ревнивой.

- Она его любила?

- Не знаю.

- Что она сказала, застав вас?

- Ничего не сказала... Она мне написала... С тех пор мы никогда не обращались друг к другу, ни словом не обменялись.

- И когда это было?

- Второго июня... Мы в третий раз были вместе...

- На бульваре Бомарше?

- Да... В моей комнате... Фердинан думал, что Луиза вышла из дома, а она была на кухне с прислугой...

- Вы не думали о том, чтобы жить отдельно?

- Я хотела... Это сестра потребовала, чтобы я осталась...

- Почему?

- Чтобы легче было за нами следить... Она опасалась, что, если я не буду жить в их квартире, ее мужу будет совсем просто со мной тайком встречаться...

- А в квартире?

- Она никогда не оставляла нас наедине... Всегда ходила в мягких домашних туфлях, так что появлялась бесшумно...

- Как вы могли жить месяцами, не говоря друг другу ни слова?

- Мы обменивались записками... Например, сестра писала: "Приготовь к завтрашнему утру свое грязное белье...", или же: "Не пользуйся ванной. Она течет..."

- А Вуавен?

- Он очень страдал. С самого начала он не стал спать в спальне жены и устроился на диване в гостиной... Он поклялся мне, что между ними ничего больше нет...

Мегрэ посчитал на пальцах:

- Июнь... июль... август... сентябрь... октябрь... Пять месяцев!.. Неужто пять месяцев вы так и жили?

Кивком головы она подтвердила его слова, словно бы это было вполне естественным.

- Фердинан Вуавен никогда не говорил вам о том, чтобы освободиться от жены?

- Никогда! Клянусь вам...

- И никогда не предлагал вам уехать вместе с ним?

- Вы его не знаете, - вздохнула она, покачав головой. - Он порядочный человек, понимаете? Такой он и в делах... Подписав контракт, он выполняет его в точности, чего бы это ни стоило... Спросите у всех, с кем он работает...

- Тем не менее ваша сестра в течение нескольких месяцев как бы предчувствовала свой конец... Она написала три письма одной своей подруге по пансиону, и в каждом из них речь идет об отравлении...

- Знаю! Сестра словно совсем обезумела... Из-за того, что нас выслеживала... Чуть ли не каждую ночь она открывала дверь в мою комнату, и в темноте я ощущала, как ее рука касается моего лица. Она желала убедиться, что я в своей постели и что я там одна...

- Один вопрос. Со второго июня вы больше не виделись с Вуавеном наедине?

- Виделась три или четыре раза, не дома... Но сестра об этом узнавала... Каждый раз она нас ждала у дверей отеля... Она повсюду ходила за мной по пятам... Один раз она вышла на улицу в домашних туфлях, потому что ей не хватило времени надеть другие.

Мегрэ побывал в квартире, такой же безликой, как сам Вуавен... Он представлял себе жизнь этих троих персонажей. И нужно было без конца кружиться вокруг все тех же вопросов, как без конца кружатся на манеже, не находя выхода, лошади.

- Знаете ли вы, что в аптечке в ванной комнате лежала упаковка соды?

Весь вопрос и был в этом. После смерти Луизы Вуавен всю квартиру перерыли. Очень скоро нашли стакан, в котором было лекарство. Анализ показал, что это дигиталис, разведенный в небольшом количестве воды.

Рядом со стаканом нашли пакет с этикеткой "Питьевая сода". А в пакете был дигиталис, в количестве, достаточном, чтобы прикончить сотню людей.

- Что вы делали в последнее воскресенье во второй половине дня?

- То же, что и каждое воскресенье. Это был самый тяжелый день. Фердинан был в гостиной, просматривал счета. Я читала у себя в комнате. Сестра должна была быть у себя...

- Что вы ели на завтрак?

- Это я прекрасно помню... Зайца, его прислал один из клиентов Фердинана.

Она по-прежнему произносила "Фердинан" с жаром, словно то был самый красивый и самый необыкновенный из людей.

- Вас очень потрясла смерть сестры?

- Нет!

Она не таилась. Даже подняла голову, чтобы показать лицо.

- Сестра заставляла его страдать слишком сильно...

- А он?..

- Разве это его вина?.. Я знаю, что он ее никогда не любил... Он прожил с нею восемь лет, но никогда не был счастлив... Сестра всегда была грустной, плохо себя чувствовала... В первый же год, как они поженились, ей пришлось перенести операцию, и она напрочь перестала быть женщиной, как какая-нибудь другая...

Мегрэ еще раз вышел на минуту, и от дверей посмотрел на человека, глубоко утонувшего в диване. Один раз он ему уже задавал вопросы, но длилось это недолго, и он колебался, стоит ли затевать один из тех бесконечных допросов, что изнуряют обе стороны.

- Он не захотел поесть? - тихо спросил Мегрэ у одного из инспекторов.

- Нет... Утверждает, что не голоден...

- Ну ладно!

И Мегрэ, пытаясь приободриться, вернулся в кабинет, где неподвижно сидела Николь.

- Да, кстати... Раз уж мы говорим о болезнях... У кого в доме побаливал живот?

У Фердинана! - без колебаний откликнулась она. - Редко, но иногда его схватывало, особенно когда у него бывало сердцебиение...

- Так у него случалось сердцебиение?

- Можно сказать, что его беспокоило сердце, по-моему, года два назад, но сейчас он от этого почти выздоровел...

- Не знаете ли вы, не болел ли у вашего зятя живот последние недели?

- Да, болел, - подтвердила она, как всегда, уверенно.

- Какого числа?

- В тот день, когда мы все заболели...

- Не помните ли вы, что вы ели?

- Этого я уже не помню...

- Доктора приглашали?

- Нет! Фердинан не захотел... Ночью у нас у всех болела голова, нас рвало, и Фердинан подумал, что была утечка газа.

- Так было только один раз?

- Да... Во всяком случае, так сильно.

- Вы хотите сказать, что бывали и другие недомогания?

- Я вас понимаю, комиссар... Но вы не заставите меня потерять хладнокровие. Я выдержу до конца, несмотря ни на что, потому что знаю, что Фердинан невиновен. Если бы кто и должен был отравить мою сестру, так это был не он, а я. Вы видите, что я не боюсь сказать об этом.

- Но вы этого не сделали? - сказал он с некоторой иронией в голосе.

- Нет... Мне даже не приходило в голову такое... Я бы ее убила иначе, не знаю как... последнее время мы все болели, это верно... Только вот я хотела бы вас там видеть... Вы себе представляете, как мы жили?.. За обедом или ужином кто-нибудь из нас всегда не ел... Знаете, сколько у нас переменилось прислуги за пять месяцев?

Восемь. Они говорили, что не хотят оставаться в сумасшедшем доме...

Она заплакала от перенапряжения. Это случилось уже не в первый раз с начала допроса, но она быстро вновь обретала свое хладнокровие, смотрела Мегрэ в глаза, словно идя навстречу его вопросам.

- Я даже не знала, открываются ли еще окна...

И случалось, что я больше не смела дойти и до угла нашей улицы, отлично зная, что сестра идет по пятам.

- Значит, по вашему мнению, ваша сестра покончила с собой?

Она не ответила сразу, позволив убедиться, что вопрос ее волнует.

- Иначе говоря, вы утверждаете, что ваша сестра дошла до того, что раздобыла значительное количество дигиталиса и что вместо того, чтобы попытаться отравить вас, она покончила с собой?

- Не знаю... - призналась она.

И чувствовалось, что она больше в это не верила, что это не соответствовало характеру сестры.

- Так как же?

- Тут какая-то тайна... В любом случае, Фердинан не убивал!

- А вы?

Но он обманывался, если ожидал, что выбил почву у нее из-под ног. Она подняла голову и с легкой иронией лишний раз выдержала его взгляд.

- Думаю, мы поступим лучше, если позовем вашего зятя, - проворчал Мегрэ. - Или, скорее... Подождите... Будьте любезны пройти в приемную, пока я его здесь приму...

- Что вы хотите ему сказать?

Она поднялась с кресла: теперь она сердилась и зубами рвала платочек на мелкие кусочки.

- Войдите! - крикнул Мегрэ, приоткрывая дверь. - А мадемуазель подождет...

И он заставил ее выйти, прежде чем вошел Вуавен, потом указал тому на кресло, с которого только что поднялась девушка.

- Стакан пива?

Вуавен лишь покачал головой.

- Есть не хотите? Прошу простить, что заставил вас ждать... Ваша невестка столько всего мне рассказала... А в самом деле, что вы теперь собираетесь делать?

Агент с трудом поднял голову, посмотрел на комиссара с изумлением, потом с недоверием, словно для него было совершенно очевидно, что его отсюда не выпустят...

- Один вопрос, Вуавен... Из-за вашей жены Николь ведь не могла разговаривать с вами, когда хотела, так я подозреваю, что она вам писала.

Он покачал головой, стараясь уловить, какая тут связь.

- Нет...

- Почему? Ведь когда так влюблены, как она, как вы...

- Это было невозможно... Жена нашла бы письма...

Она целыми днями перерывала все в квартире, копалась в моей одежде и даже в обуви...

Мегрэ вздохнул. Он дорого бы дал, чтобы увидеть любовь Николь, обращенную на кого-нибудь другого, не важно кого, но не на этого посредственного человека, посредственного во всем, даже в своем отчаянии.

- Вы могли бы найти какой-нибудь тайник...

- Я говорю вам, что Луиза нашла бы...

Комиссар, казалось, перестал об этом думать.

- Тем хуже... Кстати... я хотел вас спросить о другом...

Когда у вас были боли в сердце...

Фердинан горестно улыбнулся.

- Я ждал этого вопроса...

- Тогда отвечайте на него!

- Да, мне прописали дигиталис... Но вот уже два года, как я его не принимаю.

- Тем не менее вы знали о его воздействии, и вас Должны были предупредить, что в больших дозах...

- Послушайте, комиссар, я не убивал свою жену...

- Я убедился, что Николь тоже не отравляла...

- Вы ее подозревали?

- О нет! Успокойтесь! Вы говорите мне, что вы не убивали вашу жену. Николь ее не убивала. Теперь я вам задам вопрос, на который я позволяю не отвечать. Слушайте меня хорошенько, Вуавен... Зная свою жену так хорошо, как вы ее знали, такую ревнивую, способную сносить сестру у себя в доме, лишь бы не дать ей возможности тайно с вами встречаться, зная свою жену, говорю я, отважитесь ли вы утверждать, что она смогла бы это сделать, я имею в виду покончить с собой, понимая, что тем самым оставит вам свободное поле действия, вам обоим?.. Поразмышляйте...

- Я не знаю...

- Ну что ж! Отвечайте или не отвечайте, но только без лжи, Вуавен... Без этих лживо-ускользающих...

У Вуавена задрожали губы... И тут внезапно распространившееся по комнате зловоние разоблачило физиологические результаты охватившей его паники. Мегрэ, не говоря ни слова, подошел к окну, открыл его и, вернувшись к бюро и медленно набив трубку, допил остатки пива.

- Если хотите, я вам сейчас помогу, - сказал он сладким голосом. - Я предполагаю, что вы предпочитаете, чтобы я не приглашал сюда сейчас вашу невестку?

Вуавен плакал, возможно, и от унижения, и от боли, а Мегрэ расхаживал по кабинету и все говорил, говорил, стараясь не смотреть на него.

- Если я ошибаюсь, вы меня остановите... Но я не думаю, что ошибаюсь... Вы время от времени ездите в Антверпен?

- Я много об этом думал. В Антверпен и в Амстердам, туда, где находятся главные биржи бриллиантов...

Там вы смогли легче, чем во Франции, и с меньшим риском раздобыть для себя некоторое количество дигиталиса, и это объясняет безрезультатность наших поисков в Париже и предместьях...

- Пить! - сдавленно простонал Вуавен.

И был он такой униженный, что Мегрэ стало неудобно. Он вынул из своего личного стенного шкафа бутылку коньяку и налил агенту полный стакан.

- По натуре вы не отличаетесь веселым характером...

И вот вы женитесь на девушке, и в первый же год вашего брака операция одним махом заставила ее постареть на много лет... Вы продолжаете работать, без радости, педантично, как вы делаете все, и в какой-то момент вы чувствуете сердечную слабость. Все так?

- Ничего серьезного не было...

- Не важно... Но вот ваша невестка падает вам в объятия, и внезапно вы снова молоды и полны жизни...

Вы любите!.. Любите как безумный!.. Но вы слишком почитаете данное слово, чтобы покинуть жену и начать новую жизнь... Вы слабый человек, подлый, сказал бы я даже... В тот день, когда вас застала жена, вы никак не отреагировали...

- Я очень хотел бы знать, что вы бы сделали на моем месте!..

- Не важно... Жизнь, бульвар Бомарше - все становится для вас пыткой, каждый день, каждую минуту...

Если вы не способны оставить жену, то тем более не способны отказаться от вашей невестки... Остановите меня... если...

- Все так!

- Вы из тех слабых людей, которые провоцируют катастрофы! Я понимаю... Да, вы из тех, кто из страха одиночества способен потащить за собой на тот свет целую кучу людей... Так вот, жизнь стала невыносимой, и вы задумали умереть втроем, это и объясняет то, что вы купили столько яду... Все правильно?

- Как вы смогли догадаться?

- До сих пор это было просто... А вот смерть вашей жены, и только ее одной, я никак не мог себе объяснить... Но вы, вы сами подсказали мне объяснение... Я только что к этому пришел... Прежде всего признайтесь, что в двух случаях, по крайней мере, вы провели то, что можно было бы назвать генеральной репетицией, то есть вы подсыпали небольшие дозы дигиталиса в пищу, отчего все и заболели...

- Я хотел узнать...

- Именно... Вы боялись... Вы не решались умереть...

И вы пытались получить представление об этом посредством совсем малых доз... что касается остального, так ваш ответ на один из моих последних вопросов неожиданно все прояснил... Ваша жена следила за всем, что вы делаете, копалась во всех закоулках квартиры и даже в вашей обуви... Куда в таких условиях можно было положить дигиталис? И каким лекарством пользовались вы один?

Вуавен молча растерянно посмотрел на него.

- Теперь все выстраивается. Дигиталис прячется за невинной этикеткой: "Питьевая сода"... И безусловно, вы колебались бы еще недели, быть может, и месяцы...

- Я думаю, что никогда бы не смог!.. - простонал агент.

- Не важно. Во всяком случае, вы бы еще долго колебались, если бы не произошел несчастный случай...

Один из ваших клиентов прислал вам в подарок зайца...

Вашей болезненной жене от такой пищи становится плохо, она открывает аптечку, замечает питьевую соду и кладет ложку соды в стакан...

Вуавен закрыл лицо ладонями.

- Вот и все! - отрезал Мегрэ, открывая окно пошире. - Скажите-ка... Тут рядом туалет... Не хотите ли пройти туда, прежде чем я позову вашу невестку?

Агент тенью скользнул в соседнюю комнату. Мегрэ открыл дверь.

- Войдите, пожалуйста, мадемуазель Николь. Ваш зять сию минуту появится...

И внезапно:

- У вас нет желания умереть?

- Нет!

- Тем лучше! Остерегайтесь...

- Чего?

- Ничего... Не позволяйте вовлекать себя...

- Что он вам сказал?

- Он мне ничего не сказал.

- Вы по-прежнему считаете его виновным?

- Вы сами с ним разберетесь...

- Где он?

Мегрэ вынужден был отвернуться, чтобы скрыть улыбку.

- Он... он приходит в себя! - сказал он.

И Мегрэ снова зажег потухшую трубку, а Вуавен робко, словно на ощупь, как человек, ослепленный ярким светом, вошел в кабинет.

- Фердинан! - закричала Николь.

- Нет! Не здесь... Прошу вас... - хмуро проворчал Мегрэ.

1938г.