"Мегрэ в Виши" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 6— О чем ты думаешь? Вопрос всех семейных пар, всех тех, кто годами живет бок о бок с супругом, кто наблюдает за его поведением, кто, натолкнувшись на непроницаемое лицо, на глухую стену взгляда, не может удержаться от соблазна робко пробормотать: — О чем ты думаешь? Надо сказать, что мадам Мегрэ никогда не произносила этих слов, если чувствовала, что муж не спокоен, словно существовала зона, в которую она не имела права проникать. После долгого телефонного разговора с Ла-Рошелью можно было расслабиться, ужиная в успокаивающе белой столовой их отеля с ее зелеными растениями, с бутылками вина и цветами на столах. Казалось, никого не занимала чета Мегрэ, которая тем не менее не переставала быть в центре ненавязчивого внимания с оттенком восхищения и уважения. Теперь — вечерняя прогулка. Где-то далеко в небе слышались раскаты грома, и в неподвижном воздухе время от времени проносились непродолжительные порывы ветра. Словно по привычке, супруги пришли на улицу Бурбонне, где свет горел лишь в одном из окон второго этажа, в комнате толстой мадам Вирво. Малески отправились на прогулку или в кино. Первый этаж погрузился в темноту и тишину. Мебель вновь стояла на своих местах. Элен Ланж умерла. Несомненно, в один прекрасный день содержимое этого дома будет свалено в кучу на тротуаре и какой-нибудь веселый аукционист будет распродавать с молотка то, что обрамляло существование дамы в лиловом. Увезла ли Франсина с собой фотографии? Маловероятно. Также маловероятно, что она кого-нибудь пришлет за ними. Их продадут вместе со всем остальным. Супруги уже подошли к парку, где волею судьбы почти всегда заканчивались их прогулки, когда мадам Мегрэ задала свой вопрос: — О чем ты думаешь? — Я полагаю, что Лекёр отлично расследует это дело, — ответил муж. Вопросы, которые внезапно, один за другим, задавал комиссар из Клермон-Феррана, не давали Франсине времени подумать, они были достаточно хороши для того, чтобы привести ее в замешательство. Он извлек почти все возможное из сведений, оказавшихся в его распоряжении, добился результатов, которые послужат основой для дальнейшего расследования. Почему все же Мегрэ не был полностью удовлетворен? Вполне возможно, он повел бы беседу иначе. Два человека, даже если они используют один и тот же метод, действуют неодинаково. Но речь шла не о методе. В глубине души комиссар завидовал своему коллеге, его уверенности в своих силах. Для Мегрэ, например, дама в лиловом была не только жертвой убийства, не только особой, ведущей определенный образ жизни. Он начал узнавать ее ближе и невольно пытался углубить это знание. Во время прогулки он то и дело мысленно возвращался к истории двух сестер, в то время как Лекёр, ни о чем не тревожась, бодро ехал на встречу со следователем. Что реального узнает об этом деле сидящий в служебном кабинете следователь, когда все живое будет выхолощено сухими, размеренными фразами официальных рапортов? Две сестры в поселке на берегу Атлантического океана, в лавке, расположенной возле церкви. Мегрэ знал такие поселки, жители которых работают и на земле, и на море. Четверо или пятеро фермеров там имеют настоящие садки для разведения устриц и мидий. Комиссар видел перед собой женщин, старых и молодых, в том числе и маленьких девочек, встающих на заре, а иногда и ночью — в зависимости от часа прилива. Они носили толстые фуфайки и старые мужские куртки, были обуты в резиновые сапоги. Они собирали устриц на отмелях песчаного берега, в то время как мужчины занимались мидиями, налипшими на ветви, которые поддерживали колышки. Большинство девочек не заканчивали и начальную школу, да и мальчики тоже не преодолевали этот барьер, — во всяком случае, в ту пору, когда сестры Ланж жили в поселке. Элен была исключением. Она ходила в городскую школу и получила образование, позволившее ей работать в конторе. Эта барышня утром уезжала на велосипеде, а вечером возвращалась. А ее сестра? Пусть позже, но разве не справилась с трудностями? «Они обе в Париже… Их больше не видно в родном краю… Они нас презирают…» Их бывшие подруги по-прежнему собирали по утрам устриц на отмели и наполняли садки для мидий. Они вышли замуж и растили детей, игравших, в свою очередь, на церковной площади. Элен Ланж добилась цели благодаря холодному расчету. Будучи еще совсем молодой, она отказалась от той жизни, что была для нее предназначена, и наметила себе другой путь, избрав для себя мир, который раскрывали перед ее глазами некоторые писатели-романтики. Бальзак был слишком груб для нее, слишком близок к Марсильи, к семейной лавке и к садкам для мидий, которые нужно брать мерзнувшими на утреннем холоде руками. Франсина тоже ускользнула, хотя и на свой лад. После того как в пятнадцать лет какой-то шофер такси лишил ее девственности, она не видела причин беречь свое привлекательное, упругое тело. А раз так — почему бы ей, оставшись наедине с мужчиной, не пустить в ход соблазнительную улыбку? Разве они не преуспели, каждая по-своему? Владелица дома в Виши обладала солидным счетом в банке, и младшая сестра, возвратившись в родные края, демонстрировала свои пышные формы в лучшем салоне красоты города. Лекёр не испытывал потребности жить с ними, понимать их. Он устанавливал факты, делал из них выводы и не мучался потом угрызениями совести. В эти две жизни вмешался мужчина, тот, которого никто не знал в лицо, но он находился здесь, в Виши, — в номере своего отеля, на аллее парка, в зале «Казино», да где угодно. Этот человек убил. Его преследуют. Он не может не считаться с тем, что полиция, располагающая огромными возможностями, постепенно приближается к нему, и круг будет сужаться до тех пор, пока однажды на его плечо не ляжет чужая равнодушная рука. У него тоже была своя жизнь. Когда-то он был ребенком, потом молодым человеком, влюбленным, возможно женатым, ибо незнакомец, заходивший раз или два в неделю на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт в Париже, оставался там не более часа. Элен исчезала и вновь объявлялась в Ницце, в одиночестве, и казалось, что она хотела раствориться в безымянной толпе. Но прежде она сделала крюк и съездила в бургундскую деревушку, где целый месяц прожила в гостинице вместе со своей сестрой, которая родила там ребенка. Мегрэ испытывал потребность лучше узнать этого мужчину. Он был высоким и сильным. Благодаря астме, из-за которой он, несомненно, и проходил здесь курс лечения, его голос стал легко узнаваемым. Он убил, но ничего не добился. Он шел на улицу Бурбонне не для того, чтобы убивать, он хотел задать вопросы. И все-таки Элен Ланж была убита. Даже когда он схватил ее за горло, чтобы напугать, она отказывалась говорить и заплатила за свое молчание жизнью. Он мог бы отступиться. Ему это подсказывала осторожность. Теперь же любой его поступок становился опасным. Полицейская машина была пущена в ход. Знал ли он прежде о существовании сестры Элен, Франсины Ланж? Та утверждала, что нет, и это могло быть правдой. Из газеты он в любом случае узнал о том, что она существует и приехала в Виши. Он вбил себе в голову, что надо войти с ней в контакт, проявил неисчерпаемое терпение, исхитрился выяснить название отеля, в котором она остановилась. Элен не заговорила, но устоит ли младшая сестра перед привлекательностью крупной суммы? Мужчина был богат, он обладал состоянием, как бы иначе он смог выплатить за последние годы более пятисот тысяч франков? Пятьсот тысяч франков ни за что. Он не получил ничего. Он даже не знал, где живет та женщина, которой он посылал наличные деньги в разные, указанные ею самой почтовые отделения. Иначе Элен Ланж гораздо раньше нашли бы мертвой. «Останьтесь в Виши еще на два или три дня…» Он хотел использовать последний шанс, рискуя свободой. Он позвонит. Возможно, это всецело поглощает его. Теперь все зависело от того, когда он сможет ускользнуть от жены. Однако возле большинства телефонов-автоматов будут дежурить сотрудники Лекёра. Не ошибался ли Мегрэ, полагая, что тот человек не станет звонить из кафе, из бара, из своего номера в отеле? Они с женой как раз проходили мимо одной из уличных кабин. Через стекло им было видно совсем молоденькую девушку, говорившую с радостным оживлением. — Ты думаешь, его арестуют? — спросила мадам Мегрэ. — Да, и очень скоро. Потому что этот человек слишком страстно хотел чего-то добиться. Кто знает, не жил ли он годами с этой навязчивой идеей, с тех пор, как начал каждый месяц посылать деньги, все время надеясь на случай, который ему представился лишь через пятнадцать лет? Может, он был превосходным бизнесменом, который в обычной жизни никогда не терял хладнокровия. Пятнадцать лет он вынашивал эту идею… Он сдавил шею слишком сильно, не желая убивать. Или же… Мегрэ вдруг замер посреди аллеи, и жена тоже невольно остановилась и посмотрела на него. …Или же он открыл что-то ужасное, что-то неожиданное, недопустимое, и тогда… — Я спрашиваю себя, как возьмется за это Лекёр, — пробормотал Мегрэ. — За что возьмется? — Как он заставит его признаться… — Сначала нужно найти его и арестовать… — Он позволит себя арестовать… Это будет для него облегчением, ибо не придется больше искать, обманывать… — Надеюсь, он не вооружен?.. Вопрос жены навел Мегрэ на мысль о новой возможности, А что, если вместо того, чтобы сдаться, человек решит покончить со всем раз и навсегда… Рекомендовал ли Лекёр своим людям проявлять осторожность? Мегрэ не мог вмешиваться. В этом деле он был всего лишь пассивным, по возможности незаметным зрителем. Но даже если он даст себя арестовать — зачем ему все рассказывать? Это ничего не изменит ни в его поступке, ни в решении суда присяжных. Для них он останется душителем, и, какой бы ни оказалась его история, к душителю не проявят снисхождения, вряд ли он вызовет у них хоть малейшую симпатию. — Признайся, ты хотел бы сам заняться… Она позволяла себе замечания, которые никогда не сделала бы в Париже. Потому ли, что они были в отпуске? А может быть, они проводили вместе все время и между ними установился более тесный контакт? Она слушала, как муж размышлял вслух: — Я задаю себе вопрос… Нет… Я не считаю… Почему он беспокоился? Он находился здесь для того, чтобы отдохнуть и «очистить организм», по выражению доктора Риана. И действительно, завтра он должен был встретиться с доктором Рианом, чтобы на полчаса стать только пациентом, озабоченным своей печенью, своим желудком, своей селезенкой, артериальным давлением и головокружениями. Сколько лет Лекёру? Лет на пять меньше, чем ему. Через пять лет Лекёр тоже начнет подумывать об отставке и спрашивать себя, чем он тогда займет свои дни. Супруги проходили мимо двух самых роскошных в городе отелей, расположенных позади казино. Длинные автомобили дремали у края тротуара. Мужчина в смокинге дышал свежим воздухом, сидя в садовом кресле возле вертящейся двери. Хрустальная люстра освещала холл с восточными коврами и мраморными колоннами. Швейцар в галунах отвечал на вопросы пожилой дамы в вечернем платье. Может быть, мужчина, которого ищет Лекёр, живет в этом отеле, или в соседнем, или даже в особняке Севиньи, расположенном у моста Беллерив. Совсем еще молодой посыльный с уже пресыщенным, скептическим взглядом ждал перед лифтом. Лекёр нашел самое слабое место — допросил Франсину Ланж, и та, захваченная врасплох, многое рассказала. По всей видимости, он постарается допросить ее снова. Но узнает ли он от нее больше, чем было сказано? Не открыла ли она ему все, что знала? — Подожди минутку… Мне нужно купить табак… Комиссар вошел в шумное кафе, большинство посетителей которого смотрели подвешенный на кронштейне телевизор выше голов. Воздух пропах вином и пивом. Лысый хозяин непрерывно наполнял стаканы, и девушка в черном платье и белом фартуке разносила их по столам. Он машинально посмотрел на телефонную кабину с застекленной дверью, расположенную в глубине зала, рядом с туалетами. Кабина была пуста. — Три пакета серого… Супруги находились неподалеку от отеля «Березина», и, когда они подошли ближе, заметили на пороге молодого Диселя. — Можно вас на минуточку, патрон? Мадам Мегрэ не стала ждать, она вошла в отель и направилась к стойке, чтобы снять с доски ключ. — Почему бы нам не пройтись? Улицы были пусты, и звуки шагов гулко разносились в тишине. — Это Лекёр посоветовал вам прийти ко мне? — Да. Я разговаривал с ним по телефону. Он у себя дома, в Клермоне, с женой и детьми… — И сколько у него детей? — Трое… Старшему восемнадцать лет; быть может, он станет чемпионом по плаванию… — Как идут дела? — Мы следим за телефонными кабинами, нас всего десять человек… Комиссар не располагает достаточным числом людей, чтобы приставить к каждой кабине по человеку, поэтому мы выбираем те из них, что расположены в центре, поблизости от основных отелей… — Вы кого-нибудь арестовали? — Еще нет… Я жду комиссара, который сейчас уже, наверное, в пути… Все сорвалось по моей вине… Я дежурил поблизости от будки на бульваре Кеннеди… Благодаря деревьям там легко можно было укрыться… — Человек вошел в будку, чтобы позвонить? — Да… Высокий, дородный мужчина, соответствующий описанию, которое мне дали… Казалось, он соблюдал осторожность… Посмотрел по сторонам, но меня не увидел… Он начал набирать номер… Может, я в этот момент высунул голову из-за деревьев?.. Возможно, так и случилось, потому что он вдруг передумал… Набрав три цифры, положил трубку и вышел из кабины… — Вы его арестовали? — Я получил другие инструкции: ни в коем случае не арестовывать его, а проследить за ним. Меня удивило то, что, не пройдя и двадцати метров, он присоединился к женщине, которая стояла в тени и ждала его… — Что за женщина? — Вполне приличная, лет пятидесяти… — Вам показалось, что они что-то обсуждали? — Нет. Она взяла его под руку, и они направились к отелю «Амбассадор»… Это был тот самый отель, у которого час тому назад стоял Мегрэ, глядя на холл и хрустальную люстру. — А потом? — Ничего. Мужчина подошел к портье, тот протянул ему ключ и пожелал доброго вечера… — Вы его хорошо рассмотрели? — Довольно хорошо… По-моему, он немного старше своей жены… Ему, должно быть, около шестидесяти… Они с женой вошли в лифт, и больше я их не видел… — Он был в смокинге? — Нет… На нем был темный, очень хорошо сшитый костюм… У него розовый цвет лица, седеющие волосы, зачесанные назад, и, мне кажется, он носит небольшие белые усы… — Вы опросили портье? — Конечно. Пара занимает на втором этаже 105-й номер, состоящий из большой спальни и гостиной… Они первый раз в Виши, но хорошо знакомы с хозяином отеля, владеющим также гостиницей в Ла-Боль… Его зовут Луи Пелардо, он промышленник, проживает в Париже на бульваре Сюше… — Он проходит курс лечения? — Да… Я спросил, нет ли чего-то необычного в его голосе, и портье подтвердил мне, что он астматик… Доктор Риан лечит их обоих… — Мадам Пелардо тоже лечится? — Да… Кажется, у них нет детей… В отеле они встретили друзей из Парижа, и теперь у них общий стол в столовой, они вместе ходят в театр… — Кто-нибудь наблюдает за отелем? — Я поручил одному бойцу из республиканских рот безопасности постоять там и подождать, пока подойдет мой коллега из уголовной полиции, — сейчас, наверное, он уже пришел… Этот боец мог бы послать меня подальше, но он проявил такую готовность к сотрудничеству… — Дисель был возбужден. — Что вы об этом думаете?.. Это ведь он, верно?.. Мегрэ ответил не сразу, какое-то время он разжигал трубку. Они стояли менее чем в ста метрах от дома дамы в лиловом. — Думаю, что это он… — вздохнул комиссар. Молодой инспектор посмотрел на него с удивлением, ибо можно было поклясться в том, что Мегрэ произнес эти слова не без сожаления. — Я должен ожидать шефа перед отелем… Он, наверное, приедет сюда минут через двадцать… — Он просил вас привести меня к отелю? — Он сказал, что вы, конечно, захотите пойти со мной… — Сначала мне нужно предупредить жену… Антракт в театре «Казино» выплеснул на улицу многочисленную толпу, и многие зрители, особенно женщины в легких или сильно декольтированных платьях, с беспокойством смотрели на небо, в котором вспыхивали молнии. Облака шли низко, очень быстро, но особенно тревожила идущая с запада темная, зловещая, почти плотная масса. Перед отелем «Амбассадор» стояли в молчаливом ожидании Мегрэ и Дисель, а из-за покрытой лаком деревянной стойки за ними наблюдал портье, рядом с которым виднелись шкафчик с отделениями для почты и доска с ключами. Когда с неба начали падать крупные капли холодного дождя и раздался звонок, возвещающий о конце антракта, прибыл Лекёр. Ему пришлось сделать несколько сложных маневров, чтобы поставить машину, после чего он наконец смог с озабоченным видом подойти к отелю. — Он у себя в номере? Дисель поспешил ответить: — В 105-м, на втором этаже. Их окна выходят на улицу… — Его жена тоже там? — Да. Они вернулись вместе… Из темноты появилась какая-то фигура, и полицейский, которого Мегрэ не знал, подошел и спросил вполголоса: — Мне продолжать наблюдение? — Да… Лекёр прикурил сигарету и отошел под навес у входа в гостиницу. — Я имею право производить арест между заходом и восходом солнца только в случае захвата на месте преступления… — Лекёр вложил некоторую иронию в цитирование этой статьи кодекса уголовного расследования[2]. — У меня даже нет достаточного количества улик, чтобы получить ордер на его арест… — задумчиво добавил он, казалось призывая Мегрэ прийти к нему на выручку, но тот промолчал. — Мне не хочется мариновать его всю ночь… Он подозревает, что его засекли… Ведь что-то помешало ему позвонить по телефону… Меня заинтересовало присутствие его жены в нескольких шагах от телефонной будки… — И он спросил, словно с упреком: — Вы ничего не скажете, патрон? — Мне нечего сказать… — Что бы вы сделали на моем месте? — Я-то уж точно не стал бы ждать… Но не стал бы и подниматься наверх, ибо сейчас они, несомненно, раздеваются у себя в номере… Лучше послать ему короткую записку… — И о чем, к примеру, мы напишем? — О том, что некто в холле ждет, чтобы передать сообщение, предназначенное персонально ему… — Вы думаете, что он спустится? — Готов держать пари… — Ты подождешь нас здесь, Дисель?.. Едва ли нам стоит всем вместе идти в отель… Лекёр направился к портье, в то время как Мегрэ остался стоять посреди холла, рассеянно осматривая огромное, почти пустое помещение. Горели все люстры, и ему казалось, что где-то очень далеко, в другом мире, двое мужчин и две женщины, все уже в летах, играли в бридж, делая медленные движения. Расстояние придавало происходящему впечатление нереальности, словно действо разыгрывалось на медленно поворачивающейся сцене. Посыльный с конвертом в руке бросился к лифту. Приглушенный голос Лекёра произнес: — Посмотрим, что это даст… Потом, словно обстановка показалась ему торжественной, он снял шляпу. Мегрэ тоже держал соломенную шляпу в руке. Снаружи бушевала гроза, и за дверями лил сильный дождь. Несколько человек — видны были только их спины — укрылись под навесом. Посыльный отсутствовал недолго и, появившись вновь, объявил: — Господин Пелардо сейчас спустится… Они невольно повернулись к лифту. Мегрэ заметил, что его коллега, крутивший ус большим и указательным пальцами, немного нервничал. Наверху раздался звонок. Лифт поднялся, ненадолго остановился, потом вновь спустился на первый этаж. Из кабины вышел одетый в темное розоволицый мужчина с седеющими волосами. Он обвел взглядом холл и с удивлением посмотрел на тех, кто его ждал. Лекёр, державший в ладони значок комиссара полиции, незаметно показал его. — Я хотел бы побеседовать с вами, господин Пелардо. — Сейчас? У него был хриплый голос, похожий на тот, что им описывали. Мужчина не был взволнован. Он, конечно, узнал Мегрэ и теперь, казалось, удивлялся тому, что знаменитый комиссар безмолвствует. — Да, сейчас. Машина у входа. Я провожу вас в мой кабинет… Лицо мужчины начало утрачивать розовый цвет. Пелардо было лет шестьдесят, но держался он прямо и, судя по его манерам и выражению лица, сохранял достоинство. — Полагаю, что мой отказ ни к чему не приведет? — Ни к чему, он только все усложнит… Взгляд на портье, потом на холл, где вдали по-прежнему виднелись четыре силуэта. Взгляд на дождь, идущий за дверями отеля. — Излишне просить вас разрешить мне подняться наверх за шляпой и плащом, не так ли? Мегрэ встретил взгляд Лекёра и поднял глаза к потолку. Бесполезно и жестоко было бы оставлять там, наверху, мадам Пелардо в смятении и тревоге. Ночь обещала быть долгой, и оставалось мало шансов на то, что муж вернется и успокоит ее. Лекёр пробурчал: — Вы можете послать записку жене… Если только она не в курсе… — Нет… Что я должен написать ей?.. — Не знаю… То, что вы задержитесь дольше, чем думали… Мужчина направился к стойке: — У вас найдется листок бумаги, Марсель? Он был скорее опечален, чем подавлен или напуган. Написал несколько слов лежавшей на стойке шариковой ручкой и отказался от предложенного портье конверта. — Подождите несколько минут, а потом передайте наверх… — Хорошо, господин Пелардо… Портье хотел что-то добавить, поискал, но не нашел подходящих слов, и промолчал. — Сюда… Лекёр вполголоса инструктировал Диселя, который открывал заднюю дверцу машины. — Садитесь… Промышленник нагнулся и первым шагнул в автомобиль. — Вы тоже, патрон… Мегрэ понял, что его коллега не хотел оставлять своего пленника на заднем сиденье. Минуту спустя они уже ехали по улицам, а прохожие бежали от дождя или укрывались под деревьями. Даже в беседке, где обычно сидели музыканты, теснились люди. Машина въезжала во двор отделения полиции на авеню Виктории, и Лекёр бросил несколько слов постовому. В коридорах были зажжены не все лампы, и путь показался Мегрэ долгим. — Входите… Здесь не слишком комфортабельно, но я не хотел бы сразу отвозить вас в Клермон-Ферран… Он снял шляпу, но не решился снять пиджак, промокший на плечах, как и у его спутников. После внезапного похолодания на улице в кабинете с застоявшимся воздухом было очень жарко. — Садитесь… Мегрэ забился в угол и начал набивать трубку, не сводя глаз с промышленника. Тот сел на стул и ждал, оставаясь внешне спокойным. То было драматическое, почти душераздирающее спокойствие; комиссар чувствовал это. Ни одна черта лица не дрогнула. Взгляд промышленника переходил с одного полицейского на другого, и, несомненно, он пытался понять, какую роль играл здесь Мегрэ. Лекёр не спеша положил перед собой блокнот, карандаш, чтобы потянуть время, потом пробурчал так, словно говорил сам с собой: — Ваши ответы на мои вопросы не будут записаны, ибо это не официальный допрос… Мужчина кивнул в знак согласия. — Вас зовут Луи Пелардо. Вы промышленник. Проживаете в Париже на бульваре Сюше. — Это верно. — Полагаю, что вы женаты? — Да. — У вас есть дети? После некоторого колебания он со странной горечью произнес: — Нет. — Вы проходите в Виши курс лечения? — Да. — Вы впервые приехали сюда? — Я иногда проезжал на машине через этот город… — Но ни с кем здесь не встречались? — Нет. Лекёр вставил сигарету в мундштук, прикурил и какое-то время молчал. — Полагаю, что вам известна причина, по которой я привез вас сюда? Мужчина погрузился в раздумье. Лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций, но теперь Мегрэ понимал, что это спокойствие, это кажущееся безразличие были не столько проявлениями самообладания, сколько скрывали охватившее этого человека волнение. Он находился в состоянии шока, и один Бог знал, какие картины возникали в его сознании и как именно звучал в его ушах голос Лекёра. — Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос… — Вы последовали за мной, не протестуя… — Да… — Вы ожидали, что за вами придут?.. Мужчина повернулся к Мегрэ, словно призывая его на помощь, потом устало повторил: — Я предпочитаю не отвечать… Лекёр записал что-то в своем блокноте, готовясь к новой атаке. — Вы удивились, повстречав в Виши некую особу, которую не видели пятнадцать лет… Глаза Пелардо слегка повлажнели, но в них не было видно слез. Возможно, причиной тому стал слишком резкий свет. Этой комнатой, расположенной в конце коридора, редко пользовались, в ней почти не было мебели, и освещала ее единственная лампочка без плафона, свисавшая на проводе с потолка. — Выходя вечером из отеля вместе с вашей супругой, вы уже знали о том, что будете звонить по телефону? Немного поколебавшись, мужчина кивнул. — Итак, ваша жена не была в курсе событий? — Вы хотите спросить, знала ли она о том, что я собирался позвонить по телефону? — Если угодно. — Нет. — Ей ничего не известно о некоторых ваших действиях и поступках? — Абсолютно ничего. — И тем не менее вы вошли в кабину уличного телефона-автомата? — Она все время была со мной, всюду сопровождала меня… У меня не хватило терпения для того, чтобы дождаться нового случая… Я сказал ей, что оставил ключ в двери нашего номера и мне нужно позвонить портье… — Почему вы перестали набирать номер? — Я почувствовал, что за мной наблюдают… — Вы ничего не заметили? — Неопределенное движение за деревом… В то же время я подумал, что этот телефонный звонок бесполезен… — Почему? Пелардо не ответил. Он спокойно сидел, сложив немного полноватые, белые и ухоженные руки на коленях. — Если вы хотите курить… — Я не курю… — Вас не беспокоит дым? — Моя жена много курит… Слишком много… — Вы подозревали, что к телефону подойдет не Франсина Ланж? Он снова не ответил, но и не стал ничего отрицать. — Вы ей звонили вчера вечером… Обещали позвонить еще раз и назначить встречу… У меня есть все основания для того, чтобы предположить, что к сегодняшнему вечеру вы уже наметили час и место этой встречи… — Прошу извинить, но я не могу больше с вами сотрудничать… Казалось, он переводил дыхание; между некоторыми словами из горла вырывалось легкое посвистывание. — Поверьте, это вовсе не дурной умысел с моей стороны… — Вы ждете помощи от вашего адвоката? Он махнул рукой, словно отметая эту идею. — И все же вам нужно взять адвоката… — Я так и поступлю, ибо этого требует закон… — Хорошо ли вы понимаете, господин Пелардо, то, что теперь лишены свободы? У Лекёра хватило такта не произносить слова «арестованы», и Мегрэ был признателен ему за это. Здесь, в небольшом кабинете с блекло окрашенными стенами, этот человек внушал им обоим все больше уважения. Сидя на деревянном вертящемся стуле, он выглядел еще крупнее, чем был на самом деле. Он сохранял удивительное спокойствие и достоинство. Оба комиссара допрашивали сотни подозреваемых, и непросто было произвести на них впечатление. Господину Пелардо удалось это сделать. — Я мог бы перенести нашу беседу на завтра, но это ничего не изменит, не так ли? Мужчина, казалось, хотел показать, что решение остается за комиссаром, а не за ним. — Кстати, в какой отрасли промышленности вы работаете? — Я занимаюсь изготовлением проволоки… На сей раз затронули тему, по которой он мог дать им кое-какие сведения, а не отвечать отрицательно или молчать. — Я унаследовал от отца довольно скромную проволочную фабрику неподалеку от Гавра… Смог расширить ее и построить другие в Руане, потом в Страсбуре… — Значит, вы стоите во главе крупного дела? — Да. Он словно бы извинялся за это. — Ваша контора в Париже? — Там зарегистрирована наша фирма. У нас есть несколько современных офисов в Руане и Страсбуре, но я старался сохранить старую контору на бульваре Вольтера… Для него это уже отошло в прошлое. За несколько минут сегодняшнего вечера, в течение которых посыльный с позолоченными галунами поднимался в лифте, держа в руке записку, часть его жизни прекратила существование. Он это знал и потому, быть может, пошел на разговор о ней. — Вы давно женаты? — Тридцать лет. — У вас когда-то работала некая Элен Ланж? — Я предпочитаю не отвечать. Так было всегда, когда они приближались к болевой точке. — Господин Пелардо, вы отдаете себе отчет в том, что так не облегчите мне задачу? — Прошу меня извинить. — Если вы будете отрицать факты, о которых я буду говорить, то прошу сказать мне об этом сейчас… — Мне не известно, о чем вы будете говорить… — Вы утверждаете, что невиновны? — В каком-то смысле — нет… Лекёр и Мегрэ переглянулись, ибо он только что произнес эти ужасные слова так просто и естественно, что на его лице не дрогнул ни один мускул. Мегрэ вновь видел перед собой тенистую листву парка, зелень, кое-где принимавшую нереальную окраску в свете уличных фонарей, музыкантов в яркой униформе… Он снова представил себе удлиненное лицо Элен Ланж, которая тогда для него самого и его жены была всего лишь дамой в лиловом. — Вы знали мадемуазель Ланж? Пелардо оставался неподвижным, дышал прерывисто, словно задыхался. Похоже, у него начинался приступ астмы. Его лицо сильно покраснело. Вынув из кармана платок, он приложил его ко рту и, согнувшись пополам, принялся исступленно кашлять. Мегрэ благодарил судьбу за то, что не оказался на месте своего коллеги. Единственный раз в жизни он оставлял неприятную работу другому. — Я вас… — Прошу вас, не спешите… Глаза Пелардо повлажнели, он тщетно пытался остановить приступ кашля, длившийся уже несколько минут. Наконец он выпрямился и принялся утирать все еще красное лицо. — Простите меня… — еле слышно произнес он, потом добавил: — У меня это бывает несколько раз в день… Доктор Риан утверждает, что лечение мне очень поможет… — Ирония этих слов внезапно поразила его. — Я хочу сказать: оно очень помогло бы мне… У него и у Мегрэ был общий врач. Они раздевались в одной и той же комнате, окрашенной эмалевой краской, ложились на один и тот же стол, покрытый белой простыней… — Вы меня спрашивали… — Знали ли вы Элен Ланж?.. — Бесполезно было бы это отрицать… — Вы ненавидели ее? Имей Мегрэ такую возможность, он подал бы коллеге знак, что тот пошел по неверному пути. И действительно, мужчина посмотрел на Лекёра с неподдельным изумлением; в эту минуту шестидесятилетний человек проявил почти детскую наивность. — Почему? — пробормотал он. — За что я должен был ее ненавидеть? Он повернулся к Мегрэ, словно приглашая его в свидетели. — Вы любили ее? Лекёр и Мегрэ наблюдали неожиданную трансформацию его поведения. Он нахмурил брови, пытаясь понять. Два последних вопроса удивили его так, словно они меняли суть дела. — Я не очень хорошо понимаю… — проговорил он, вновь посмотрев на них поочередно, надолго задержав взгляд на лице Мегрэ. Чувствовалось, что возникло какое-то недоразумение. — Вы навещали ее в квартире на улице Нотр-Дам-де-Лоретт?.. — Да… Казалось, он хотел добавить: «Но какое это имеет значение?» — Полагаю, что именно вы платили за квартиру? Пелардо едва заметно кивнул. — Она была вашей секретаршей? — Одной из моих служащих… — Ваша связь длилась несколько лет… Недоразумение не исчезало, это было заметно. — Я приходил к ней один или два раза в неделю… — Ваша жена знала об этом? — Разумеется, нет… — Но в какой-то момент она все-таки узнала? — Нет… — А сейчас знает? Бедный Пелардо производил впечатление человека, который все время наталкивался на одну и ту же стену. — Сейчас — тем более… Это не имеет никакого отношения… Никакого отношения к чему? К преступлению? К телефонным звонкам? Каждый говорил на своем языке, каждый развивал свою мысль, и в конце концов они с изумлением обнаружили, что ни тот, ни другой не понимают друг друга. |
||
|