"Петерс Латыш" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 3 Прядь волос

На набережную Орфевр Мегрэ приехал около полуночи.

Гроза бушевала вовсю. Ветер нещадно трепал деревья на набережной, и мелкие гребешки волн танцевали вокруг плавучей прачечной.

В уголовной полиции было почти безлюдно. Однако Жан сидел на своем месте в приемной, наблюдая за коридорами, вдоль которых тянулись пустые сейчас кабинеты.

Из дежурки долетали громкие голоса. За ней то из-под одной двери, то из-под другой выбивались полоски света: какой-нибудь комиссар или инспектор никак не мог закончить дела. Во дворе работал мотор одной из машин префектуры.

— Торранс вернулся? — поинтересовался Мегрэ.

— Только что.

— А как моя печка?

— Пришлось открыть окно, так было жарко. Даже стены запотели.

— Пусть принесут пива и сандвичей. Лучше с горбушкой, ладно?

Мегрэ толкнул дверь, позвал:

— Торранс!

И бригадир Торранс проследовал за ним в кабинет. Перед отъездом с Северного вокзала Мегрэ позвонил ему и приказал продолжать расследование.

Мегрэ было сорок пять. Торрансу едва стукнуло тридцать, но во всем его облике уже было что-то внушительное, делавшее его похожим на слегка уменьшенную копию шефа.

Они провели вместе уже не одно дело и понимали друг друга с полуслова.

Комиссар снял пальто, пиджак, расслабил узел галстука.

Повернувшись лицом к печке, он несколько минут наслаждался ощущением тепла, разлившегося по телу, потом спросил:

— Ну что там?

— Представители прокуратуры прибыли очень быстро.

Отдел идентификации сделал снимки, по отпечатки пальцев — не потерпевшего, конечно, — идентифицировать не удалось. Их нет в картотеке.

— Насколько я помню, в ней нет отпечатков Латыша?

— Отпечатков нет, только его «словесный портрет».

— Значит, нет доказательств, что убитый Петерс Латыш?

— Но нет и доказательств, что это не он.

Мегрэ потянулся за трубкой и кисетом, где уже ничего не оставалось, кроме коричневой пыли. Торранс машинально протянул ему коробку прессованного турецкого табака.

Оба молчали. В трубке, разгораясь, потрескивал табак.

Затем послышались шаги и позвякивание посуды. Торранс открыл дверь.

Вошел официант из пивной «У дофины», поставил на стол поднос с шестью кружками пива и четырьмя толстыми сандвичами.

— Хватит? — поинтересовался он, увидев, что Мегрэ не один.

— Порядок.

Не прекращая курить, Мегрэ принялся за пиво и сандвичи, не забыв при этом пододвинуть кружку бригадиру.

— Дальше…

— Я опросил проводников поезда. Они подтвердили, что в поезде был безбилетник. Или убийца, или убитый. Судя по всему, сел в Брюсселе с другой стороны вагона. В пульмановском вагоне спрятаться легче, чем где-нибудь: в каждом вагоне есть большое багажное отделение. Латыш заказал чай между Брюсселем и границей, пролистал кучу английских и французских газет с финансовыми вкладышами.

Между Мобёжем и Сен-Кантеном посетил туалет. Проводник это помнит, так как, проходя мимо, Петерс Латыш сказал: «Принесите мне виски».

— И он скоро вернулся на свое место?

— Четверть часа спустя он уже пил свое виски. Но проводник не видел, как он вернулся.

— Потом никто не пытался попасть в туалет?

— Подождите! Одна пассажирка пробовала открыть дверь. Замок заело. Только в Париже проводник сумел взломать дверь и обнаружил, что в замке были металлические стружки.

— До этого никто не видел двойника Петерса?

— Никто, иначе на него обратили бы внимание, поскольку вид у него был обтрепанный — в таком виде не ездят в фешенебельных поездах.

— Какая пуля?

— Стреляли в упор из шестимиллиметрового пистолета.

Выстрел вызвал такой ожог, что врач считает: его одного было бы достаточно, чтобы наступила смерть.

— Следов борьбы никаких?

— Ни малейших. Карманы пусты.

— Знаю.

— Минутку. Я все-таки нашел вот это в жилетном карманчике, который был застегнут на пуговицу.

И Торранс вытащил из своего портфеля прозрачный конвертик из вощеной бумаги, в котором на просвет была видна прядь темных волос.

— Покажи.

Мегрэ продолжал жевать сандвич и прихлебывать пиво.

— Волосы женские или детские?

— Судебно-медицинский эксперт считает, что женские.

Я оставил ему несколько волосков, которые он обещал досконально изучить.

— Что дало вскрытие?

— В десять часов все было готово. Приблизительный возраст тридцать два года. Рост — один метр шестьдесят восемь сантиметров. Никаких врожденных физических недостатков. Однако плохое состояние печени позволяет предположить, что мужчина страдал алкоголизмом. В желудке найдены остатки чая и почти переваренная пища, состав которой сразу определить не удалось. Результаты поступят завтра. Как только исследования закончатся, тело доставят в Институт судебной медицины, где оно будет храниться во льду.

Мегрэ вытер губы, перешел на свое любимое место у печки и протянул руку, в которую Торранс привычным жестом вложил пачку табака.

— Ну а я, — начал комиссар, — наблюдал, как Петерс или тот, кто занял его место, устраивается в «Мажестике» и обедает с супругами Мортимер Ливингстон, с которыми, судя по всему, у него была назначена встреча.

— С миллиардерами?

— Именно! После обеда Петерс поднялся к себе в номер.

Я предупредил американца. Мортимер тоже поднялся к себе. Они, по всей видимости, договорились куда-то идти втроем, поскольку миссис Мортимер скоро спустилась вниз, наряженная в вечерний туалет. Десятью минутами позже стало известно, что мужчины исчезли.

Латыш сменил смокинг на нечто менее приметное. Надел кепку, так что вахтер принял его за кухонного рабочего.

Ливингстон же вышел в чем был, то есть в смокинге.

Торранс не проронил ни слова. Последовала долгая пауза, и в установившейся тишине явственно слышались гудение огня в печке и завывание ветра, от которого дребезжали оконные стекла.

— Что с чемоданами? — прервал наконец молчание Торранс.

— Проверил, Ничего! Одежда, белье, все как полагается состоятельному человеку. Ни намека на документы. Мортимерша клянется, что ее муж убит.

Где-то прогудел колокол. Мегрэ открыл ящик стола, куда днем бросил телеграммы, извещавшие о приезде Петерса Латыша.

Затем взглянул на карту. Провел пальцем линию, соединяющую Краков, Бремен, Амстердам, Брюссель и Париж.

Где-то у Сен-Кантена палец его задержался: убийство.

В Париже линия резко обрывалась. Двое мужчин исчезают прямо посреди Елисейских полей.

Остаются только чемоданы в номере и миссис Мортимер, у которой в голове столько же мыслей, сколько вещей в пустом дорожном бауле Петерса Латыша, стоящем посреди его спальни.

В трубке Мегрэ так булькало, что это начало раздражать комиссара: он вытащил из ящика связку перышек, прочистил мундштук, открыл дверцу печурки и бросил туда грязные перья.

Четыре кружки были пусты, пена клочьями оседала на их стенках. Из соседнего кабинета кто-то вышел, повернув в замке ключ, и зашагал по коридору.

— Кто-то освободился, — вздохнул Торранс. — Наверное, Люкас. Он задержал сегодня двух торговцев наркотиками, и все благодаря одному маменькиному сыночку, который заглотил приманку.

Мегрэ помешал угли, выпрямился, лицо у него было красное. Он машинально взял пакетик из вощеной бумаги, вытащил оттуда прядь волос, блеснувших в свете пламени.

Затем вновь подошел к карте, на которой маршрут Латыша, намеченный невидимой линией, изгибался, образуя почти полукруг.

Зачем из Кракова делать крюк, заезжая в Бремен, вместо того чтобы прямо ехать в Париж?

Пакетик все еще был в руках Мегрэ. Он пробормотал:

— Здесь должна была быть фотография.

В самом деле, это был один из тех конвертиков, которыми пользуются фотографы, выдавая клиентам фотографии.

Однако фотографии такого формата делают теперь только в деревнях и маленьких провинциальных городах.

Раньше их называли «альбомными».

Фотография, которая должна была лежать в конвертике, наверное, представляла собой желтоватый глянцевый портрет, наклеенный на картонку примерно в половину почтовой открытки?

— В лаборатории еще кто-нибудь есть? — неожиданно поинтересовался комиссар.

— Еще бы! Они же не закончили с материалами по убийству в поезде, проявляют снимки.

На столе оставалась всего одна полная кружка. Мегрэ одним глотком осушил ее, надел пиджак.

— Пойдешь со мной?.. На таких портретах обычно есть рельефный оттиск фамилии фотографа и его адрес…

Мегрэ не понадобилось объяснять Торрансу, в чем дело.

Вместе с бригадиром они двинулись по сложному переплетению лестниц и коридоров, добрались до чердачного этажа Дворца правосудия и вошли в лабораторию отдела идентификации.

Сотрудник лаборатории взял в руки конвертик, помял его в пальцах, вроде бы даже понюхал. Потом устроился под яркой лампой, подвинул к себе устрашающего вида прибор на каретке.

Принцип был прост: на белом листке бумаги, соприкасающемся в течение известного времени с другим листком, на котором написан или напечатан текст, в конце концов отпечатываются буквы последнего.

Невооруженным глазом их не обнаружить, но отпечаток становится виден на фотографии.

А раз уж в лаборатории была печка, Мегрэ неминуемо должен был застрять около нее. Он так и простоял почти час, не вынимая трубки изо рта. Торранс неотступно следил за манипуляциями фотографа.

Наконец дверь в темную комнату распахнулась. Из-за двери раздался голос:

— Кое-что есть!

— Что именно?

— Портрет подписан: «Леон Мутэ, фотоателье, Фекан, Бельгийская набережная».

Поистине нужно было иметь профессиональное чутье, чтобы прочесть еле заметный отпечаток на пластинке, на которой Торранс, например, видел только какие-то неясные тени.

— Хотите посмотреть фотографии трупа? — весело спросил фотограф. — Получились превосходно! А ведь в вагонном туалете и места-то не было. Представляете, пришлось подвесить аппарат к потолку…

— В город — прямой? — осведомился Мегрэ, указывая на телефон.

— Да. После девяти вечера телефонистка уходит. Тогда меня переключают напрямую.

Комиссар вызвал «Мажестик», на другом конце провода подошел один из переводчиков.

— Мистер Мортимер Ливингстон вернулся?

— Сейчас узнаю, месье, С кем имею честь?

— Полиция.

— Он не возвращался.

— Господина Освальда Оппенхайма тоже нет?

— Еще нет.

— Чем занята миссис Мортимер?

Пауза.

— Она… По-моему, она в баре.

— Иначе говоря, пьяна?

— Да, выпила несколько коктейлей. Утверждает, что не пойдет к себе до возвращения мужа. А…

— Что еще?

— Алло! — раздался в трубке другой голос. — Говорит управляющий отелем. Есть что-нибудь новое? Вы что-нибудь узнали? Как вы думаете, об этой истории будет сообщено в газетах?

Мегрэ цинично повесил трубку. Чтобы доставить удовольствие коллеге, он пошел взглянуть на еще мокрые и блестящие фотографии, развешанные в сушилке.

Рассматривая их, он не прекращал разговор с Торрансом:

— Ты, старина, отправишься в «Мажестик». Главное, не обращай внимания на управляющего.

— А вы, шеф?

— Я отправлюсь к себе в кабинет. Поезд на Фекан отходит в полшестого. Нет смысла заезжать домой и будить жену. А скажи-ка, пивная, должно быть, еще открыта? По дороге закажешь для меня кружку пива.

— Одну? — переспросил Торранс с невинным видом.

— Как тебе будет угодно, старина. У официанта хватит соображения приготовить три или четыре. И пусть не забудет сандвичи.

Друг за другом они спустились по бесконечной винтовой лестнице.

Оставшись в одиночестве, фотограф, облаченный в черную блузу, просмотрел ради собственного удовлетворения только что проявленные снимки и принялся их нумеровать.

В насквозь промерзшем дворе оба полицейских расстались.

— Если тебе почему-либо понадобится уйти из отеля, оставь там кого-нибудь из наших, — посоветовал комиссар. — В случае чего звонить я буду туда.

С этими словами Мегрэ поднялся к себе в кабинет и с такой силой начал помешивать угли, что решетка чуть не разлетелась.