"Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автора (Манова Елизавета Львовна)

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я уверен, что, прочитав эту книгу, большинство читателей обратятся к послесловию с тайной надеждой убедиться, что это — выдумка, мистификация, роман на историческую тему. Должен вас огорчить: эта история может оказаться правдой.

Рискованное утверждение, но я говорю не только от своего имени. Эта книга — результат напряжённой трехлетней работы многих учёных: историков, филологов, математиков — и, обращаясь к вам, я представляю их всех.

Нам было нелегко на это решиться, потому что все мы довольно ясно представляем себе, какой эффект вызовет публикация подлинных или поддельных мемуаров Итилара Бэрсара. Книга эта не может не оскорбить чувства верующих, ибо для лиц свободного вероисповедания Итилар Бэрсар ближе к богу, чем кто-либо из людей. Книга эта не может не возмутить людей здравомыслящих, убеждённых в однонаправленности истории и незыблемости мирового порядка. Я уверен, что многие усомнятся в моей компетентности и научной добросовестности, потому что эту работу возглавлял именно я.

Но прав я или не прав, правы мы все или не правы, мы приняли решение опубликовать «Рукопись Бэрсара» и, следовательно, принимаем на себя ответственность за все последствия, которые может повлечь наше решение.

Нам ставят в вину ту атмосферу секретности, которой были окружены обстоятельства находки рукописи и сама работа над ней. Для этого были свои причины — достаточно убедительные на мой взгляд. Первая — то, что начиная работу, все мы считали рукопись подделкой, мистификацией, талантливым розыгрышем, и только настоятельные просьбы наших касских коллег заставили нас отнестись к работе серьёзно. Вторая — беспорядки в Касе, которые были вызваны слухами о находке рукописи.

Именно это заставило наших коллег передать документ для расшифровки руководимой мной кафедре криптологии Квайрского Историко-археологического института. Формальным предлогом послужили наши успехи в дешифровке древней письменности Островов, истинной причиной — невозможность нормальной работы с рукописью в атмосфере ажиотажного и не совсем бескорыстного интереса.

Рукопись была обнаружена — точнее, обнаружила себя — в Касе, в знаменитом Вдовьем Храме, построенном, как свидетельствуют документы, самим Бэрсаром.

В сгаре 736 года сразу по окончании дневного богослужения алтарная плита внезапно сдвинулась, открыв тайник, в котором находился металлический цилиндр. К счастью, настоятель храма — наставник Фрат — человек образованный и здравомыслящий, немедленно удалил из храма посторонних и вызвал экспертов из Касского университета и Управления Охраны порядка.

Благодаря этим чётким и разумным действиям, рукопись с момента обнаружения находилась в руках специалистов, что обеспечило не только сохранность, но и проведение своевременной и качественной экспертизы.

Результаты экспертизы — при всей уверенности в их достоверности — могли поставить кого угодно. Состав бумаги, на которой написана рукопись, и состав чернил позволили историкам датировать рукопись шестым веком. Цилиндр, в который была помещена рукопись, изготовлен из неизвестного сплава на основе алюминия и снабжён весьма остроумным устройством самоуничтожения, отключившимся при срабатывании часового механизма, открывшего тайник. Сама рукопись написана на языке, существенно отличавшемся от письменного языка эпохи, причём отличия касались не только языка и орфографии, но и написания букв. При этом начало рукописи изобиловало неизвестными символами и математическими выкладками, что заставило нас привлечь к работе группу математиков из Квайрского Физико-математического института.

Технические трудности были огромны, психологические — огромны. Каждый из нас столкнулся с тем, что не только противоречило системе установившихся представлений, но и — скажем так — угрожало ей. Если бы в группу входили специалисты одного профиля, эти психологические барьеры, вероятнее всего, погубили бы работу. Но каждый из нас шёл своим путём. Первыми были побеждены математики. Как только они преодолели трудности, связанные с идентификацией символов и своеобразием системы записи, совершенство математического аппарата ошеломило их. Крупнейший из квайрских математиков — асфат Тисуэр Торн так выразил мысли своих коллег: «Это математика будущего. Нам бы понадобилось сотни лет, чтобы дойти до этого самим».

Я отнюдь не намерен утомлять вас перечислением психологических барьеров, которые нам пришлось преодолеть. Просто каждый из нас — раньше или позже — подошёл к критическому моменту, когда оставалось только одно: отвергнуть рукопись, как фальшивку, или принять, как истину, со всей горечью и всей гнетущей ответственностью вытекающих из этого решений.

Мне было легче, чем моим коллегам-историкам. Специализируясь на древних культурах, я не имел ни глубоких познаний, ни устойчивых представлений об этой, не столь отдалённой от нас эпохе. Что такое двести лет рядом с двумя тысячелетиями, отделяющих нас от Древних Царств Ольрика? Я мог бы считать Итилара Бэрсара своим современником, и я пытался думать о нем именно так.

Я был поражён тем, как много и как мало мы о нем знаем. Много — потому, что шестой век, время странных войн и странной дипломатии, оставил достаточно письменных источников, где упоминается имя Бэрсара. Мы можем достаточно уверенно утверждать, что Итилар Бэрсар — историческая личность, крупный военный и политический деятель первой половины шестого века, что он действительно был квайрским послом в Лагаре, что он принимал участие в обоих квайро-кеватских войнах, был другом знаменитых квайрских военачальников — Тубара и Ланса, что правитель Кевата — Тибайен — считал его опаснейшим из врагов и назначил за его голову невероятное вознаграждение, что с 523 по 530 год Итилар Бэрсар жил в Касе, имел облагаемое налогом имущество и даже «держал торг», то есть обладал правом монопольной торговли с иностранными купцами.

Мало — потому, что всё, что мы о нем знаем, укладывается в период с 521 по 530 год. До 521 года о нем нет и единого упоминания, после 530 года — тоже. Мы не знаем, где и когда родился Итилар Бэрсар и когда он умер. Мы не знаем, почему лагарские и кеватские источники вполне определённо связывают деятельность Итилара Бэрсара с Квайром, квайрские же источники не содержат о нем никаких упоминаний. Мы не знаем, какова, собственно, была роль Бэрсара в квайро-кеватских войнах. Слишком долго перечислять все, чего мы не знаем о Бэрсаре в квайро-кеватских войнах. Слишком долго перечислять всё, что мы не знаем о Бэрсаре, но есть ещё одна загадка — по крайней мере, для меня. Я имею в виду огромный пласт «бэрсаровского фольклора», существовавший во всех странах материка. Именно потому, что работа с древнейшими культурами приучила меня с уважением относиться к легендам, я был поражён мощностью и однородностью этого фольклорного слоя и, честно говоря, самим его существованием. Подобные циклы легенд характерны для дописьменных эпох и совсем иных культурных формаций. Я мог бы допустить его существование в ещё живой устной традиции Бассота, но не в сравнительно скудной фольклорной среде Квайра, Лагара и Тардана.

И в этих легендах — где бы они ни жили — Итилар Бэрсар удивительно однозначен. Он — добрый волшебник, мудрец и бесстрашный воин. У него есть волшебные шкатулки, чтобы поддерживать связь со своими единомышленниками в разных городах. Он умеет превращать медь в золото. У него есть холодный огонь, который светит ярче солнца. Он со своим побратимом Эргисом побеждает целое войско. Он — великий мастер, умелый во всяком мастерстве. Он завёл в Касе ковровое и стекольное производство. Он построил город Ирдис и создал в Касе первые школы и первую больницу. Тому, кто пожелает ознакомиться с «бэрсаровским фольклором», я горячо рекомендую великолепный труд Таруэла Нарта «Легенды о Бэрсаре» (изд. Бакр, 721 год, Кас), энциклопедическое издание, включающее фольклор всех регионов материка и даже интерпретации этих легенд в Балге и Саккаре.

Ознакомившись с этим трудом, я был поражён и — признаюсь — поражён неприятно совпадением образа Итилара Бэрсара в легендах с личностью предполагаемого автора мемуаров. Как всякий здравомыслящий человек, я отнюдь не жаждал потрясения, которым грозила мне уверенность в достоверности рукописи. И я попробовал мыслить от противного: кто мог быть автором подобной мистификации? Как бы я представил себе личность фальсификатора?

Несомненно, это историк, поскольку он свободно ориентируется в историческом фоне эпохи, не ошибается в датировке событий, оперирует фактами и именами, не известными широкой публике (более того, историкам тоже. Тайный государственный архив в Биссале, где были обнаружены копии указов за подписью акиха Калата, был открыт только в 737 году, т.е. через год после находки рукописи).

Правда, я должен отметить, что содержащийся в рукописи намёк на колонизацию Бэрсаром Островов и на то, что именно он является создателем Баретской республики, был воспринят историками почти как непристойность. В самом деле, не очень правдоподобно, что две жгучие загадки эпохи имеют одно общее — и такое простое! — решение.

Но, рассуждая здраво, почему бы и нет? И внезапный расцвет Каса, и столь же внезапное возникновение и расцвет Баретской республики имеют удивительно много сходных черт. И здесь, и там практически на пустом месте взрывообразно возникают очаги культуры с поразительно высокой для эпохи технологией, с весьма демократическими формами правления (конституционная монархия в Касе, республика на Барете), с мгновенным включением в русло мировой торговли.

И здесь, и там фигурирует легендарный герой-основатель, о котором почти ничего не известно. И если историчность Бэрсара как-то доказана документально, то историчность Кафара не вызывает сомнений только на Барете. И хотя потомки Кафара в течение примерно полутора столетий играли значительную роль в истории страны, о самом Тимаге Кафаре не известно практически ничего. Но есть подробность, наводящая на размышления: последнее упоминание о Бэрсаре датируется 530 годом. Первое упоминание о Кафаре относится к 536 году.

Я вовсе не предлагаю принять вам эту гипотезу, однако её оригинальность и непротиворечивость может служить ещё одним аргументом, подтверждающим компетентность автора.

Несомненно, автор рукописи — филолог, поскольку использованная в рукописи модификация языка достаточно непротиворечива для того, чтобы производить впечатление естественного языка иной эпохи.

Это математик, создавший, можно сказать, совершенно новую, превосходящую все наши возможности математику.

Это металлург, поскольку цилиндр, в котором хранилась рукопись, сделан из неизвестного науке сплава.

Это талантливый механик, сконструировавший весьма оригинальные механизмы тайника.

Это, по крайней мере, волшебник, потому, что я просто не могу представить себе, как можно было тайно соорудить этот тайник в одном из самых посещаемых сооружений в мире, всегда переполненном верующими и туристами.

Кем может быть такой универсальный гений? Как могло оказаться в наше время, что такой человек никому не известен? Или, может быть, целая компания гениев объединила свои усилия, чтобы мило пошутить? Честное слово, гораздо проще поверить, что рукопись в самом деле написал Бэрсар!

Я не стараюсь навязать кому-либо свою точку зрения, напротив, я пытаюсь показать, что доводы, которые убедили меня, были в большей или меньшей степени субъективны. Но я обязан сказать, что по тем или иным причинам к тому же выводу пришли практически все участники нашей работы. Рассказать о результатах своей работы или, оберегая мир от потрясения, скрыть её от своих современников?

Но, может быть, те психологические барьеры, о которых я писал, и пережитый нами душевный дискомфорт заставляет нас преувеличивать размеры грозящего миру потрясения? Чем, собственно, угрожает нам даже полная уверенность, что все написанное в рукописи — правда?

Да, конечно, не стоит недооценивать влияние тигеанских организаций, в которые входят сотни тысяч людей и реакцию которых можно оценить однозначно. Но в наш рациональный век вера не исключает разума, а разуму несложно произвести подмену: так или иначе, но Итилар Бэрсар оказывается пришельцем из другой эпохи, сверхчеловеком, а пути господни — как всем известно — неисповедимы.

И как бы сильно ни было волнений, как бы громок ни оказался шум, он когда-нибудь стихнет, и тогда станет ясно главное: мы уязвимы.

Нет ничего незыблемого — даже история. Оказывается, можно стереть какой-то её виток, как стирают мокрой тряпкой мел с доски, и написать заново — по-другому. Оказывается, ты сам, твоя жизнь, твоя личность, все обстоятельства твоего существования могут быт зачёркнуты кем-то, кому не нравятся ход и направление этой истории.

Да, если верить автору рукописи — а я склонен ему верить — тот вариант истории, которого мы, возможно, избежали, не сулил ничего доброго ни людям, ни планете. Да, мы можем утешать себя тем, что наш мир при всех его несовершенствах очевидно всё-таки избежал того гибельного тупика, в который завёл бы его другой вариант истории. Ну и что? Если история была изменена однажды, её можно изменить опять. Если открытие было совершено однажды, оно может быть сделано снова. Пусть через сто, пусть через двести лет — но что это меняет для нас? Наша жизнь, наши стремления, будущее, которое мы для себя создаём, снова оказывается под угрозой. И какими бы благами стремлениями ни руководствовался тот, кто опять пожелает сделать это (а стремления ведь могут оказаться отнюдь не благими!) для нас с вами это значит одно: наши права, наша свобода, наш выбор будут попраны отвратительно и жестоко, и мы не сможем их защитить.

И мы вынуждены вам сказать: это возможно. Это было однажды и может повториться снова. Мир должен знать о том, что это возможно, и должен быть готов защитить себя!

15 алса 740 года. Равл Гилсар, Квайр.