"Одержимые бессмертием" - читать интересную книгу автора (Симонова Мария)

7.

Посланец от Наплекова пришел ко мне примерно через сутки после исчезновения Жен и Грабера. Он представился мне просто, безо всяких околичностей – майор безопасности Павел Токарев. С виду майор как майор, ничего подозрительного, только в одежде из собачьих шкур. Нет, выглядел он в этих шкурах так, словно в них и родился, разве что некоторая упитанность, нехарактерная для парии, выдавала в нем купольного резидента.

Сразу скажу, что подобраться ко мне под видом собрата-люмпена ему не удалось, хоть и хотелось, конечно: охрана у меня была на уровне, и состояла она давно уже не только из моих собратьев по клану: люди шли ко мне со всей Москвы и даже из-за ее пределов. Я помогал всем нуждающимся – не бессмертием, конечно, а только самым необходимым: едой, одеждой, аккумуляторами и прочим, что Купол поставлял мне в требуемых количествах соответственно заключенному между нами договору. Грабер, пока не удрал, вел у меня финансовые отчеты по кредитам в счет общей суммы за бессмертие для всех олигархов Купола и их семей. Вот только с поставкой оборудования и главного для нас – электронных батарей – пока были проблемы, до сути которых я никак не мог докопаться, но подоплеку подозревал. По поводу финансирования и обеспечения этих поставок у меня был договор с Левински, но ему местные олигархи, насколько я понимаю, перекрыли доступ, стоило ему покинуть планету – да просто-напросто вышвырнули его из дела, рассчитывая подгрести все под себя. Естественно, первое, что он сделал, – это заморозил мне поставки аппаратуры. Зная Левински, как успел узнать его я (как-никак довелось примерять на себя не только его внешность, но и психотип), можно было поручиться, что он не ограничится блокадой поставок, а постарается добраться до аппарата любыми путями. Не думаю, что мирными. Такие вот невеселые у нас закрутились дела. Меня все это время потчевали баснями: для разрешения на доставку научной аппаратуры на парию четвертой категории не собрано, видите ли, еще достаточного количества бумаг. И все тут. Короче, олигархи своею непомерной жадностью накликали на нас кучу проблем и сами задерживали себе вступление на стезю вечной жизни.

Так вот, возвратимся к началу: я теперь обладал реальной силой – немалой и неплохо вооруженной, вопреки запрету на огнестрельное оружие в Свободной Зоне. Да, такое оружие было в Москве редкостью и дефицитом. Но оно БЫЛО. И те, у кого оно имелось, шли ко мне: я давал им хлеб, теплую добротную одежду, и, главное, я давал им работу по охране и патрулированию нашей территории, разраставшейся день ото дня. Словом, так уж сложилось, что практически все оружие, так или иначе попадавшее когда-либо в город, осевшее и рассеянное по его огромной территории – огнестрельное или лучевое, – стеклось теперь ко мне. Я нашел специалистов – оказалось, что в моем родном городе можно найти любого специалиста (когда речь не идет о премудростях вроде нейробиологии), – и организовал производство боеприпасов. Плюс к тому у нас имелись в большом количестве арбалеты, мечи, сабли и так далее – масса разнообразного лома, против которого, как известно, вообще нет приема.

Такая примерно обстановка сложилась к тому времени, когда умер профессор Рунге. А через три дня после его смерти исчезли Жен и Грабер – вместе с нашим внепогодником.

– На машине сбежали, – прокомментировал Мультик свой доклад об их исчезновении. – Ясное дело – в Купол подались.

Со второй частью этого заключения я был полностью согласен: после смерти профессора Грабер стал сам не свой – периоды замкнутости чередовались у него с безобразными срывами, что я определял как потерю веры в наш успех, но не слишком этим озабочивался – проблем мне и без того хватало. Я недооценил бывшего шефа, просто упустил из виду его природную склонность отыскивать для себя в безвыходной ситуации индивидуальный лаз, не брезгуя при этом такими расхожими в оперативных кругах понятиями, как подлость и предательство. Он задумал переметнуться, да не с пустыми руками, а обеспечив себя единственным средством, через которое, он это знал отлично, можно будет, окопавшись в Куполе, давить на меня: он прихватил с собой Жен, наверняка предварительно как-то выведя ее из строя. Не исключено, что и убив – с тем, чтобы она там потом на их глазах ожила, подтвердив его легенду.

Мурзанев, с которым я поддерживал постоянную связь, пока упорно отрицал, что под Куполом находятся двое бессмертных. Его молчание я связывал с тем, что, отсканировав Грабера и Жен, они получили сведения о смерти профессора, а также и о том, что возможностей одарить бессмертием у меня осталось максимум на три персоны. Реакция, видимо, была идентична взрыву тротиловой шашки в огромном паучьем гнезде: они там, наверное, с ума посходили, разбираясь не столько в том, как бы получше вытянуть у меня этот остаток бессмертия, сколько не в силах решить – кому он достанется. А мне оставалось ждать, когда они по окончании паучьей свары родят и выставят мне какие-то условия.

Единственное решение проблемы я видел в нападении на Купол. И стал всерьез к нему готовиться. В это время и появился майор Токарев – его схватили ночью, при попытке перебраться через стену на территорию штаба. Первым делом он сообщил мне, что представляет интересы министра внутренних дел Аркадия Степановича Наплекова, и от его имени подтвердил, что в Куполе, в изоляторе УВД, находится бессмертный. Один. На мой вопрос – мужчина это или женщина, Токарев ответил, что не владеет такими сведениями: мол, к информации касательно пленного допущена только следственная группа, не покидающая пределов изолятора, – исследователи феномена и специалисты по допросам. Но я так понял, что это Жен: сдав ее, сам Грабер, конечно, сумел открутиться от изолятора. Министр, как никто другой, понимал угрозу, нависшую над Куполом в результате граберовских махинаций, кроме того, он, по заверению Токарева, отдавал себе отчет в том, что я не в состоянии удовлетворить все требования, которые они собираются мне выдвинуть.

Итак, пока остальные олигархи пребывали во временном мозговом ступоре, у министра внутренних дел созрел хитроумный план, как использовать сложившуюся ситуацию, чтобы обеспечить себе место в пантеоне бессмертия. А заодно и выполнить свой профессиональный долг, отведя от Купола угрозу нападения (вот они, шедевры оперативной мысли, когда измена в корыстных целях не противоречит исполнению долга!). Министр предложил мне тайное соглашение, разумеется, взаимовыгодное: я получаю своего человека в обмен на бессмертие для министра и его посланника – не сомневаюсь, что только на таких условиях Токарев (или кто там он есть на самом деле) согласился на выполнение этой опасной миссии. Однако, поскольку министр не имеет права просто забрать бессмертного из своего Управления и произвести обмен, я должен буду сам его выкрасть, в чем мне будет оказано посильное содействие со стороны майора безопасности Токарева и по мере возможности самого министра внутренних дел.

Внутреннее убранство особняка министра поражало в первую очередь полным несоответствием с фасадом: здание, отделанное снаружи под старину, внутри было лишено каких бы то ни было перегородок – просто огромная коробка с двумя рядами ажурных окон по стенам. Но при этом буквально напичканная комфортом. По площади, размерами в добрую сотню квадратных метров, были разбросаны предметы обстановки: стильные кресла, богатые диваны, изящные столики, торшеры, мини-бары и прочее располагались так, что можно было примерно догадаться, где в помещении находятся столовая, кабинет или спальня. А за длинной матовой ширмой в дальнем конце, скорее всего, прятались ванная и санузел. Шикарные пенаты для эстета, предпочитающего простор в быту. Но ведь речь шла о руководителе МВД, местном полководце?..

Контрастное несоответствие внешней формы резиденции ее содержанию выбивало посетителя из колеи – безошибочный прием, когда требуется деморализовать гостей в помещении для аудиенций. Но ведь нас, по моему разумению, привели в личное обиталище олигарха для делового разговора.

При взгляде на хозяина особняка, сидевшего в одном из кресел у стоечки домашнего бара, я понял, что такая обстановка должна соответствовать его вкусу: Наплеков был светловолос, неплохо сложен, что не скрывал свободный светло-бежевый костюм, и довольно молод для своей должности – не старше сорока, я думаю. Что меня, не скрою, слегка удивило: я ожидал встретить настоящего олигарха – стареющего, полнеющего и скорее всего лысеющего, озабоченного уже маячащим на горизонте призраком Костлявой. Однако, учитывая тот факт, что должность министра перешла к нему по наследству, он мог на самом деле оказаться и моложе.

При нашем появлении министр даже не подумал подняться из кресла. Встать при виде гостей считается в любом мире – будь то «люкс» или пария – знаком уважения. То есть таким образом он как бы сразу давал понять, что он нас, во-первых, не уважает, а во-вторых, принимает у себя лишь по необходимости. Это подтверждал и презрительный оценивающий взгляд, просканировавший сначала меня, затем скользнувший по Ежу и с некоторым сомнением остановившийся на Васе: не думаю, что министра волновало несоответствие трущобного прикида стильной обстановке – скорее то, что Вася может испачкать шикарную мебель.

– Садитесь, – смилостивился Наплеков, небрежно махнув рукой на кресла, обитые драгоценной коричневой замшей; полагаю, эту часть помещения можно было назвать гостиной. Вообще-то я не собирался здесь рассиживаться, но не стоять же мне перед ним все время разговора навытяжку! Поэтому я, коротко кивнув спутникам – мол, можно, – уселся напротив министра. Еж с Хирургом, разойдясь чуть ли не синхронно, заняли места по обе стороны от меня. Вряд ли им когда-либо доводилось опускать свои седалища в такие роскошные кресла, но как раз это их сейчас волновало меньше всего. Токарев прошел вперед и встал за креслом своего босса – странно, что не сел в свободное рядом: он с полным правом мог считать себя партнером в этой операции, а не просто «шестеркой», место которой где-то позади, за кадром. Наверное, привычка сработала.

– Я ждал вас значительно раньше, – начал Наплеков жестким тоном, как бы сразу обозначая, кто здесь командует парадом, а кто – подчиненное лицо, обязанное отчитываться перед ним за опоздание. Не сомневаюсь, что подобный тон был у него профессиональным.

– Знать бы еще, что вы назначили мне встречу, – проворчал я. И добавил, многозначительно посмотрев на часы: – В свое время я пока укладываюсь.

– И сколько же у вас имеется времени? – С этими словами Наплеков плеснул себе в бокал коньяку «Д-р Гранж» из початой бутылки. Мне он выпить не предложил, демонстративно подчеркивая разницу между собой – одним из столпов власти, полубогом по здешним понятиям, и мною – парией, местным уроженцем, обязанным трепетать от счастья уже от того, что меня удостоили визита в апартаменты божества и личной беседы с ним. Не очень умно с его стороны было проводить со мной подобную тактику, будь это действительно тактикой – министр при самом искреннем желании не мог бы вести себя иначе, это было выше его сил, презрение из него так и перло. Меня его кичливость мало задевала. В любом случае, я все равно не стал бы с ним пить.

– Времени у меня в обрез, уважаемый, – сказал я. – Так что желательно перейти к делу.

– Не скрою, мне было интересно на вас посмотреть, Ричард Край, – сообщил он мне. Осчастливил. – А кроме того, задать вам пару вопросов. Во-первых… – Тут он прервался, чтобы приложиться к бокалу. Не иначе как для храбрости коньяк лакает: вон уже четверть бутылки уговорил в ожидании. Что значит принять должность по наследству. Тоже мне, руководитель органов безопасности! Эстет хренов! Алкоголик!

Отставив недопитый бокал, Наплеков неожиданно резко продолжил:

– Какие вы мне можете дать гарантии, что после операции сдержите свое слово?

– Никаких, – честно признался я, пожав плечами. – При успешном завершении операции вы просто прибудете в назначенное место, где вас встретят мои люди. Я со своей стороны могу обещать, что через семь часов вас высадят вблизи Купола целым и невредимым. Да, и, разумеется, бессмертным – соответственно нашему договору.

– Понятно, – кивнул он, скроив скептическую мину. Я оценил его скепсис, но добавить к сказанному мне было абсолютно нечего: хочешь получить вечную жизнь, ничего не поделаешь – придется тебе заключить договор без гарантий, основанный единственно на честном слове местного парии. Он продолжил: – Тогда еще один вопрос… – По правилам равного диалога между уважающими друг друга партнерами следующий вопрос был за мной, и я не преминул бы его задать. Однако Наплеков, заметив, что я собираюсь его перебить, сделал останавливающий жест рукой, заверив милостиво: – А потом я отвечу на все ваши. Надеюсь, что вы будете со мной откровенны. (Непонятно, с какой стати он рассчитывал на мою откровенность, так демонстративно презирая меня. Ну да ладно, пускай рассчитывает.) – Мой вопрос касается тех двоих бессмертных, которые, как вы утверждаете, находятся у нас в Куполе…

– А вы это отрицаете? – перебил-таки я.

Он раздраженно поморщился:

– Да, их было двое. Но сейчас речь не об этом…

– Прошу прощения, но, если вы еще не поняли, речь именно об этом, – заявил я резко. Он здорово ошибался, если рассчитывал получить от меня в ответ на свое презрение привычную ему подобострастную вежливость. – Не сомневаюсь, что вы их отсканировали и знаете, что для меня это ключевой вопрос. Если ваши живодеры убили женщину, то дальнейший диалог между нами не состоится. – Я не собирался похищать у них Грабера: я мог просто потребовать вернуть этого предателя, пригрозив им нападением на Купол. И угроза его убийства меня бы при этом не остановила – особенно в свете возможной гибели Жен.

– Да никого я не убил, – скривился он. – И не отсканировал. Потому что со сканированием у нас возникли проблемы. Об этом я и хотел вас спросить: вы поставили им блокирующую программу, делающую их мозги «непрозрачными» для ментоскопирования?

Не убил – это уже хорошо. Очень хорошо. Идем дальше. Сомневаюсь, что министр до конца понимал значение заданного им вопроса: я никогда не слышал о программе, способной полностью заблокировать мозг человека для считывающих устройств. Вряд ли об этом знали на Ч33 с ее отсталыми технологиями, когда даже в метрополии специалисты не могли считать себя в курсе последних открытий в данной области. Но я-то знал, что Грабера и Жен никто в этом плане не обрабатывал. Стало быть, их «непрозрачность» являлась следствием их бессмертия?.. Тогда Наплеков, не подозревая о том, помог мне сейчас сделать небольшое открытие. О чем я ему, разумеется, не торопился сообщать.

– Да, я поставил им блокаду. Кое-что из новых разработок, – небрежно соврал я. – На всякий случай учтите, что у меня и моих людей в мозгах стоят такие же заглушки. Итак, к моему вопросу…

– Спасибо. Учтем, – перебил он, опуская руки на подлокотники.

Прежде чем до меня дошел смысл этого многозначительного «учтем», мой позвоночник пронзила острая боль. Мозг выдал экстренные команды: «Вскочить!!! В „бросок“!!!» Но мой безотказный живой механизм – тело – этих команд не выполнило: я его как будто потерял, перестал ощущать, хотя и мог видеть себя – обездвиженного, бессильно раскинувшегося в мягком предательском кресле. Еще я мог воспринимать звуки и сохранил способность анализировать, так что тут же определил по знакомым симптомам, что получил парализующий разряд класса «4С», так называемый «средне-щадящий», то есть при шоке периферийных нервных цепей и полной потере двигательной активности у меня осталась возможность воспринимать происходящее и ясно его осмысливать. Видимо, электроды были вмонтированы в сиденья всех кресел, кроме хозяйского; Токарев не стал садиться не по привычке, как я думал, отодвинувшись на второй план, а предохраняя свою задницу от разряда: знал, подлец, чем должна закончиться для нас эта аудиенция. Своих ребят я мог видеть только боковым зрением, как бы в тумане – их расслабленные позы подтверждали мое предположение: Наплеков парализовал нас нажатием тайной кнопки, скрытой в подлокотнике его кресла.

Совершив это подлое дело, министр поднялся, подошел ко мне и, остановившись напротив, не спеша, демонстративно закурил толстую сигару.

– Неуловимый, бессмертный Ричард Край, – произнес он прищурясь, с таким выражением, будто разглядывал мое чучело на стенде в историческом музее. – Скрозьземельная бестия. Наш разлив. – В его голосе прозвучала даже нотка гордости – не иначе как за отечественный генофонд. Министр продолжал злорадно: – Отстрелялся, бессмертный. Нашла коса на камень, а? – Под камнем он, разумеется, подразумевал себя, хитрожопого. Не напрасно он спрашивал, сколько у меня в запасе времени, – хотел уточнить, в котором часу планируется нападение парий на Купол в случае моего невозвращения. – Хочешь напомнить о своей армии, да? – угадал он мои мысли. – Думаешь, что теперь нам следует ждать нападения твоих ублюдков? – Глубоко затянувшись, он картинно выпустил дым и с усмешкой продолжил: – Как бы не так. Мы нападем сами. – Тут он навис надо мной, опершись на подлокотники, впившись в мои неподвижные зрачки въедливым взглядом. – Я отрубил гидре голову, а теперь прижгу шею. Разгоню твою блохастую армию, возьму еще пленных – не всем же ты поставил заглушки на мозги? И максимум через сутки аппарат с профессором будут в моих руках!

Да, недооценил я нашего министра внутренних дел. Недооценил. А казалось бы, давно уже мог понять, что наряду с личным бессмертием все они мечтают о власти, распространяющейся далеко за пределы отсталого Купола Москва на задрипанной Земле-ЧЗЗ, – власти, способной положить к твоим ногам всю галактику. И подумать только, что на пути к вселенскому могуществу стоял какой-то пария, пускай и скрозьземельный. Есть ради чего пошевелить мозгами и родить план, способный вогнать-таки этого парию в землю. В родную.

– К тому времени ты превратишься в кусок экспериментального мяса, орущий от боли, – продолжал Наплеков. – Не исключено, что и просто в фарш – зависит от фантазии моих лаборантов.

Хотелось плюнуть в бледное напряженное лицо, приблизившееся ко мне почти вплотную, но я сейчас был сосредоточен на другом: во время спича Наплекова по моему телу стало разливаться болезненное покалывание, мышцы судорожно заныли, обретая чувствительность, – я начинал отходить от паралича! Через какие-то минуты, вместо положенного получаса! Двигаться я пока был не в силах, но ощущал, что мог бы уже повращать глазами или, например, пойдя навстречу своим желаниям, плюнуть в наплековские прищуренные зенки. Однако с этим разумней было повременить: в моей голове экстренно лепился план взятия этой парочки интриганов в заложники с тем, чтобы обменять их на Жен и Грабера, в крайнем случае на одну Жен. Если они ее не убили. Ну а если все-таки убили…

Наплеков мог мне по этому поводу и соврать, подозревая, чем им грозит такой расклад, хотя я сам пока не осознавал до конца, не просчитывал до времени в деталях, что будет с ними и с их Куполом, если они уничтожили единственную жизнь, которой я дорожил больше, чем собственной, больше даже, чем властью над бессмертием в их затраханной телепортами галактике.

В это время Токарев, скрытый от меня фигурой министра, напомнил откуда-то из-за его спины:

– Эксперименты показали, что они отходят от паралича через три минуты. Аркадий Степанович, время!

Наплеков резко отпрянул от меня, оценив опасность своего положения, и быстро сунул руку в оттопыренный карман брюк.

Догадавшись, чего он там нашаривает в своем кармане, я мобилизовал все силы и вложил их в единственный удар. Сил хватило пока только на неуклюжий ватный пинок ногой куда-то в область левого бедра министра. Хотелось бы ударить чуть правее и резче. Хотя бы этот один раз!

Эксперименты! Дьявол! Мне захотелось взвыть, когда я подумал о том, над кем они тут экспериментируют!

Хоть удар был и не сильный, но отбросил Наплекова чуть в сторону. Тогда на первый план выступил Токарев – в его руке уже был лучевик, направленный точнехонько мне между глаз. Теперь не приходилось сомневаться, что это был настоящий Пал Палыч Токарев, майор безопасности, талантливо пудривший мне мозги четверть часа назад в своей машине.

– Ну что. Дик, теперь ты все понял, правда? Только чуточку поздно, – сказал Пал Палыч. И выстрелил.

Сознание вспыхнуло внезапно, ярко и болезненно, подобно осколочному взрыву в центре черепа: поначалу не возникло никаких воспоминаний, только осознание собственного существования и боль.

Застонав, я открыл глаза и постепенно понял, что нахожусь на заднем сиденье в машине. Оглядевшись с усилием – движения глаз сопровождались болезненной резью, – я сразу узнал токаревский «Ягуар», тем паче что за рулем в нем был сам майор Токарев. Воспоминания возвращались фрагментами – по мере того, что попадалось мне на глаза – и цеплялись друг за дружку. Рядом с майором сидел Аркадий Степанович Наплеков собственной персоной и, вывернув шею, глазел на меня через бронированное стекло, которого в прошлый раз в машине точно не было. Не стал тогда Токарев отделять моих людей этим стеклом, чтобы не насторожить меня раньше времени. Еще какие-то две незнакомые рожи подпирали меня с боков. Точно незнакомые. Эти рожи тоже пялились на меня во все глаза, будто я был теликом и по мне давали финал международного кубка Джордаша по безгравитационному футболу (вал воспоминаний!). Я тут же опознал безопасников, хоть они и были в штатских костюмчиках цвета маренго – кстати сказать, в одинаковых.

– Не советую вам дергаться. Край, – произнес Наплеков, поднеся ко рту микрофончик. – Малейшее движение – и вы будете парализованы. – При этих словах бык слева ощутимо ткнул мне стволом в бок. Я мог бы просветить его по поводу того, где окажется его ствол при первом же моем резком движении, но промолчал.

Все присутствующие по-прежнему таращились на меня, за исключением майора, глядевшего на дорогу: судя по окружающей архаичной застройке, мы куда-то перемещались в пределах Купола Москва.

Такая мизансцена, в сочетании с острой головной болью, мигом родила в моей памяти картинку: Токарев, стоя передо мной с лучевиком «Зиг Зауэр», почти в упор прожигает в моей башке дырку.

Первым моим машинальным порывом было поднять руку к голове и ощупать, цела ли она после выстрела и насколько успешно восстановилась. Тут же выяснилось, что я не могу потрогать собственную голову и даже вытащить руки из-за спины: мои запястья оказались скованы силовыми наручниками. Такого рода полицейские прибамбасы были данью моде начала века, когда недавно открытым стабильным силовым полем пытались заменить любую цепь или веревку, вплоть до собачьих поводков. Безусловно, силовые «браслеты» являлись шагом вперед по сравнению с железными, однако сейчас в метрополии органы уже начали больше полагаться на старый добрый феррум: поползли слухи, что в преступной среде изобретен и имеет хождение дестабилизатор локальных полей, с помощью которого преступник может в мгновение ока освободиться от силовых оков. На парию Ч33 эти слухи, видимо, еще не доползли, с чем я мог от всего сердца поздравить своих партнеров по столь успешно начавшимся переговорам.

Я не сомневался, что они предпочли бы усыпить меня, чтобы очнулся я уже у них в подвале под детекторами. Но дело в том, что усыпляющие препараты на нас, бессмертных, не действовали вовсе. Да что препараты, если даже такой радикальной меры, как выстрел в голову, хватило минут на пять-десять. Хорошо, что они не додумались убивать меня каждый раз по пробуждении, вплоть до прибытия на место. А может, и додумались, но пачкать такой роскошный салон… Короче, я понимал майора Токарева и искренне оценил его чистоплотность.

Что меня немного удивило – так это присутствие в машине с арестованным самого министра внутренних дел. Не иначе как все та же любимая подозрительность. Наверняка они тут все друг за другом следят и подсиживают друг друга. А неожиданное официальное прибытие Наплекова в УВД не может не вызвать интереса, особенно в свете того, что там уже находится один бессмертный. Понятно, что Наплеков не торопился обрадовать палату министров известием о том, что ему удалось заарканить второго, а именно – человека, обладающего вожделенным аппаратом.

Головная боль постепенно отпускала, на последней вспышке возникла мысль – как этот мудак посмел выстрелить мне в голову?! Я ведь мог после этого стать растением, овощем, – а зачем им овощ?.. То есть овощную участь они мне, конечно, уготовили, но это со временем, а для начала, по всем правилам, им следовало выжать из меня максимум информации – не сканированием, так допросами. Потом я вспомнил об экспериментах, проводимых у них в подвалах над…

…Они стреляли ей в голову. Парализовали. Резали. Жгли. («Все зависит от фантазии моих лаборантов…»)

Волна боли, пострашнее любой физической, чуть не вывернула мою душу наизнанку. Я сразу поставил блок, просто запретил себе думать об этом. Иначе я рисковал стать берсерком прямо сейчас, в этой машине – тогда никакие наручники не помешали бы мне устроить из попутчиков кровавое месиво. И потерять последний шанс спасти ее.

Не зря профессия запрещает киллеру серьезные привязанности. Так задумано для его же блага. Его и того, к кому он может привязаться. Я знал точную цену человеческой жизни – в финансовом эквиваленте. Знал, как никто другой, что жизнь простого смертного – не политика и не мафиозного босса – стоит в этом мире гроши, впрочем, даже того не стоит. И мне было известно не понаслышке, как неизмеримо, заоблачно подскакивает эта цена по отношению к тому, кому ты можешь признаться, пускай не вслух, а только в собственной душе: «Я тебя люблю. Я не могу без тебя жить» – древние как мир, давно ставшие банальными фразы, измызганные телесериалами, затертые до дыр дешевыми карманными изданиями. Что поделаешь, других у нас нет, а любые поэтические кружева сводятся, как ни крути, к этим простым словам, способным еще прозвучать, пожалуй, лишь в женских устах. Но не в мужских. Мужчине остается молчать. И молча ставить на карту все – то, что удалось выгрызть для себя из неподатливой системы, и то неизмеримо большее, что сулят перспективы достигнутого – ради единственной, хрупкой и вроде бы обычной человеческой жизни.

Мы ехали с безумной по здешним понятиям скоростью – чуть ли не вдвое быстрее прочего транспорта, ползущего вообще по-черепашьи. Думаю, виной тому были экологически чистые двигатели, огромным минусом которых во все времена являлась слабая тяга. Впрочем, куда им тут торопиться?.. Я обратил внимание на серый «БМВ», висящий, не отставая, у нас на хвосте, – не иначе как тачка была от той же конторы, и, значит, в ней вполне могли везти моих ребят – Ежа с Хирургом. Не сомневаюсь, что им тоже вкатили в лобешники по лазерному разряду. Только бы они, оклемавшись, поняли все правильно и не стали раньше времени устраивать вокруг себя месиво: у нас еще оставался единственный шанс попасть в Управление, тот, который любезно предлагал мне Токарев с самого начала, – то есть под видом пленных.

Мы уже подъезжали, когда из узкой боковой улочки вырвался, как черт из загона, огромный допотопный драндулет. Взревев, он выехал поперек дороги и остановился, перекрыв нам путь сверкающим полированным боком. Токарев от неожиданности чуть не врезался в этот глянцевый бок, едва успел притормозить с разворотом, так что нас всех кинуло вперед и влево. Следующая позади машина замерла почти впритык к нам.

Драндулет – я даже и марки-то такой не знаю, похожий на лакированный башмак в стиле «ретро» – не спешил освобождать нам дорогу и, похоже, вообще не собирался никуда больше двигаться. Кажется, он попросту заглох. Ничего особенного я в происшествии не углядел: ну не выдержал старый конь, сдох на дороге – объезжай покойничка и кати себе дальше. Но мои орлы-оперативники что-то не торопились его объезжать: из «БМВ» выскочили двое в форменных костюмчиках и направились к драндулету. Действуя очень оперативно, эта парочка выволокла на свет хозяина антиквариата – невысокого седого старичка с круглой пиратской нашлепкой на левом глазу. Тоже своего рода антиквариат. Старичок поначалу не очень-то отпирался – сознавал свою вину, но, когда его безо всяких церемоний и околичностей потащили к нашей машине, попытался что-то доказывать, размахивая ксивой.

Токарев открыл заднюю дверцу, так что до нас стало доноситься невнятно: «Ветеран космоплавания… Вторая Экспансия… Русско-Германский конфликт… (Батюшки, да сколько ж ему лет? Двести?..) Девять правительственных наград!..» На этом ксиву у старого пирата отобрали, а самого впихнули в машину ко мне под бок. Мой второй охранник, на время вышедший, чтобы впустить нового арестованного (видимо, по делу о подготовке моего побега), припер с другой стороны ветерана, дверца упала, окончательно спрессовав нашу четверку. Машина тронулась, объезжая пиратский «бриг», осиротевший без капитана.

– Черт знает что творится! – раздраженно произнес старичок, проводив озабоченным взглядом свой «Летучий Голландец». Затем он изучил меня в упор единственным выпученным глазом, для чего ему пришлось полностью вывернуть шею в мою сторону. Насмотревшись на меня и поерзав, как бы в попытке отвоевать себе жизненное пространство, ветеран Второй Экспансии и Русско-Германского конфликта продолжил скрипуче: – Допустим, я нарушил правила. Хорошо, согласен. Но с каких пор это стало причиной, чтобы вот так, не разобравшись, хватать человека и тащить его… – На этих словах притиснутый к двери охранник ткнул его оттопыренным локтем в живот – не так чтоб сильно, но старичок умолк, хватая ртом воздух. Воздуха здесь и так было на три вздоха, да еще мы подпирали с обеих сторон. Короче, не выжить бы старичку в таких условиях и двух минут, но тут как раз, на его счастье, машина остановилась. Вроде бы приехали.

Нас подвезли к монументальному зданию цвета слоновой кости, стоявшему на огороженной территории. Ограда из высоких стальных прутьев на первый взгляд была слабовата, но кто его знает, может, они через нее пропускают ток?.. Впрочем, вряд ли – зачем местным органам сажать себя в клетку под током? Защищаться под Куполом им все равно не от кого, самая хищная здесь организация – это они и есть.

Ворота открылись перед нами по сигналу, посланному Токаревым с панели управления.

Итак, первый кордон этого бастиона власти мы миновали практически без проблем и без потерь. Я и раньше не отрицал, что план Токарева имеет ряд неоспоримых преимуществ. Но сразу подозревал, что он преследует цель, диаметрально противоположную моей.

Встречать нас высыпала целая бригада – человек пятнадцать вооруженных горилл. Итого по пятеро на нашего брата, нет, больше, считая тех, что приехали с нами, и не беря в расчет старичка, которого вряд ли будут конвоировать усиленной группой.

Пингвина, который подпирал старого пирата, после открытия дверцы сразу выдавило наружу. Пока он вытаскивал за собой полузадохшегося, скорчившегося в три погибели деда, я размышлял вот о чем: парализуют меня сейчас, чтобы кантовать в изолятор обездвиженным, или все-таки поведут на своих ногах? На «люксе» такая проблема решается просто – пакуют антиобщественный элемент в силовой кокон и с комфортом доставляют куда надо. Для подобной процедуры достаточно одного-двух человек. Здесь о таких благах цивилизации преступнику мечтать не приходится – парализуют небось и потащат, как мешок с костями, ударяя головой обо все встречные углы и притолоки.

Меня толкнули в бок. Вылезать, по крайней мере, мне предоставляли самому.

Наплеков с Токаревым не торопились покидать машину, о чем-то между собой беседуя – не иначе как обсуждая последние детали своей гнусной многоходовой интриги, близящейся, по их мнению, к победному концу.

За мной вылез охранник и пристроился к группе, сразу взявшей меня в плотное кольцо. Я понял, что меня решили вести на своих двоих, здраво рассудив: хоть я и бессмертен, но что я могу – скованный, окруженный со всех сторон вооруженными солдатами? Ничего, конечно же. В конце концов, я тоже человек, и возможности мои не безграничны.

На долю невезучего старичка, как это ни странно, достался не менее мощный конвой – среди скопления лбов его черная нашлепка даже не просматривалась.

Из второй машины уже вытащили Ежа с Хирургом, окружили каждого по отдельности и конвоировали по направлению к небольшой бронированной двери, притулившейся с краю здания. Нас с ветераном повели следом. По пути я машинально поднял голову, чтобы взглянуть на небо – дай бог, чтобы не в последний раз. Уткнулся взглядом в молочно-светлую твердь «небес» Купола и понял, что если проиграю, то настоящего неба мне уже никогда не увидеть.

Значит, должен выиграть.

Дверь гостеприимно распахнулась, и мы стали в нее втягиваться плотными группами по пять-шесть человек в каждой. Контрольный пункт, располагавшийся на входе, мы миновали безо всяких вопросов и назойливых проверок, просто вошли, как к себе домой, так что прямо не нарадоваться, и оказались в просторном, скудно освещенном помещении – низкий потолок, стены, окрашенные в грязно-зеленый цвет, сразу давящий на психику. Здесь уже все дышало атмосферой предвариловки, к тому же в этом холле не было окон. Зато имелся большой лифт. Я еще только входил, а лифт уже был открыт и туда вводили Хирурга.

Я тут же понял, что в лифт нас будут грузить по отдельности и по выходе из него мы друг друга уже не увидим. Меня кинули лицом к стене, но я еще успел поймать взгляд Хирурга, стоявшего в лифте среди охранников, и чуть кивнуть – в основном веками. Потом меня уперли в стену. Отметить местоположение следящей аппаратуры мне так и не удалось – просто не успел, ну и ладно: скорее всего, камерами здесь утыкано все, кроме, может быть, лифта. Но в целях приснопамятной конспирации камеры по пути нашего следования могут быть отключены либо дежурит на них преданный, проверенный человек. Исходить все-таки надо из того, что наши передвижения будут отслеживаться.

Последними в помещение вошли Наплеков с майором, и бронированная дверь «предбанника» упала за их спинами. Я глянул на них через плечо и тут же получил прикладом между лопаток – замри, мол, и не крути рылом. Но слышать-то мне не могли запретить при всем желании: судя по шагам, они прошли через зал и остановились у лифта.

Послушно уткнувшись носом в стену, я в то же время стал осторожно сдирать с левой ладони пластырь телесного цвета. Вынул двумя пальцами спрятанный там перед операцией цилиндрик дестабилизатора и надавил на него с торцов. Последовавший мгновенный импульс должен был нейтрализовать источники силового поля на расстоянии радиусом в метр от меня. До Ежа, стоявшего у противоположной стены, импульс, конечно, не дошел, однако с моими «браслетами» справился: запястья остались окольцованы, но, судя по ощущениям, уже не были прикованы полем друг к другу.

Я покосился направо – там приткнули ветерана, достаточно близко ко мне, так что он вполне попадал в радиус импульса: старичка уже успели сковать, и, неожиданно освободившись от оков, он мог меня выдать движениями рук. Ветеран пока стоял спокойно и руки держал позади; я пришел к выводу, что импульс до него не дошел.

Теперь все зависело от того, что сделает Хирург и удастся ли ему что-нибудь сделать: наручники у Васи были с секретом, я надеялся, что они на нем и остались. Кроме того, Вася – парень смышленый, в случае чего с кнопками в лифте сумеет разобраться. Оставалось ждать возвращения лифта – с Хирургом или без Хирурга. Либо сигнала тревоги. Ох и не любил я связываться во время акции с лифтами! Да что ж поделать, раз так сложилось. Еще я не успел подать знак Ежу быть в готовности. Оставалось уповать на то, что он по ходу дела сам все поймет и сумеет вовремя сориентироваться.

Наконец лифт, судя по звуку, вернулся. Двери пошли в стороны.