"Жажда всевластия" - читать интересную книгу автора (Синицын Станислав)

Глава 3 Гадость, о приближении которой нам столь долго говорили...

Пора к шефу. Личный разговор с начальством почти никогда не бывает приятен. Или от тебя что-то требуют, или ты чего-нибудь просишь. В такой ситуации начальство всегда найдет способ показать свое служебное превосходство. По отвлеченным вопросам оно с подчиненными не контактирует.

Когда ты пешком идешь по коридорам, галереям, переходам — неизбежно думаешь о быстротечности жизни, ведь так недавно все начиналось, мы шли вперед с таким энтузиазмом и в каком болоте отсиживаемся сейчас, потеряли темп. Как нас захлестывает рутина. Но так же неизбежно мысли выезжают на очередную встречу. Умение отчитаться за каждый бит в своем хозяйстве — вещь полезная, и коленки не дрожат, когда к этому нет повода. Наверное, все-таки будет очередная выдумка начальства, директор нас очередной раз чем-то загрузит.

Кто такой технический директор, Главный? Кутайцев Аристарх Осипович. Мастодонт. Грузноватый, высокий, сутулый и длиннорукий человек с ежиком седых волос. Один из основателей нашего маленького заведения. Живое доказательство того, что даже патриарх на седьмом десятке лет может жонглировать тысячами имен и вести интриги в старовизантийском стиле. В стране, а может, и в Европе он один из самых верных кандидатов на иное состояние духа в случае успеха нашего предприятия.

Его нельзя назвать ни слишком жестким, ни слишком прямолинейным, ни слишком хитрым. Он просто делает все, чтобы знать ситуацию на два шага вперед, а если кто-то ухитряется повторить этот трюк, он уже знает будущее на три шага. В принципе ему тяжелее, чем всем нам: приходится держать оборону не только снизу, но и сверху — от излишне нервных политиков и чересчур жадных чиновников. А бюрократия плоха тем, что иногда в упор не видит самых лучших достижений, играть с ней надо немного по другим правилам.

Он пережил на своем месте две радикальные кадровые перетасовки, когда трясло всю отрасль добычи бессмертия — в 18-м и 22-м. Первый раз всплыло какое-то воровство, крупное и широко организованное. Такое всплывало регулярно и в других местах, но тогда политикам потребовалось продемонстрировать свою власть. Самое для многих обидное, это была даже не предвыборная кампания, а какая-то ссора между силовыми министерствами, когда каждое из них старалось доказать, что из-под носа соперника смогли украсть больше. Тогда полетел наш министр Авдеев, который и начал Гонку в России, десятки людей вышибли в отставку, сотням пришлось уходить самим. Аристарх остался, удачно прикинувшись бессребреником, фанатиком науки, начисто забывшим о собственных финансах. Где-то он был прав, семьи у него нет, о вилле в тропиках тоже слухов не ходит, но только кто занимается таким делом без финансового жирового запаса?

В 22-м были первые серьезные конфликты с гуманистической партией. Эти ребята долго и безуспешно раскачивали общественное мнение, но в те месяцы у них получилось — только прошли увольнения брокеров, были серьезные проблемы с дворниками и художниками. Выборы тогда опять случились совсем некстати: эти крикуны в хорошо пошитых костюмах запричитали о вытеснении человека со своих рабочих мест, заохали и заголосили, что хорошо бы понизить темпы прогресса и вообще прикрутить у компьютеров мощность. Под эти разговоры провели пару законов, замахнулись на финансирование и безналоговое существование наших компаний. Потом, конечно, всплыли уши забугорных конкурентов, которые хотели иметь больше экологически чистых потребителей для сбыта своих товаров, но тогда что-то сделать было очень трудно. Самая поганая ситуация: когда противникам удается превратить людей в послушную толпу — на такую не действуют твои рациональные аргументы, и она не понимает рассуждений. Главный опять извернулся — умудрился заклинить часть шестеренок бюрократического механизма, и нашего института это дело практически не коснулось. Наверное, дал взятку, сотворил маленькую интригу. Не менее искусно прикинулся замаскированным зеленым, сочувствующим гуманистам, на каком-то митинге даже каялся, топтал последнюю модель процессора и прилюдно бил себя в грудь. Потом пропагандистский туман гуманистов слегка рассеялся, умные люди качнули маятник общественного настроения в другую сторону, прошли выборы, и все успокоились.

В остальном — обычный начальствующий субъект, с которым при хорошей работе вполне можно ужиться.

Прохожу в центральные корпуса, здесь всегда ставят лучшую технику, но плохо ремонтируют стены в коридорах. Местопребывание начальства — дело другое. Оно мало чем отличается от бункера: метрах в десяти книзу от уровня земли выстроены роскошные трехуровневые апартаменты. Не знаю, можно ли в них пережить ядерную войну, но террористам и шпионам добраться сюда будет чрезвычайно трудно.

Контрольный пост в кабинете директора оформлен в виде сказочного металлического дерева, оплетающего ветвями лутку. Ветви почти не шевелятся, но по тревоге могут спеленать входящего или качественно перегородить выход.

— А... Круглый, проходи, садись. — Среди редких недостатков Главного числится привычка именовать всех кличками, реже именами и не подавать руки абсолютно никому.

Кабинет у него, подлеца, шикарный! Без особой толкотни здесь разместятся полсотни человек. Пол залит полупрозрачным черным пластиком, так что кажется, будто идешь по черному туману. По стенам — аквариумы в рост человека. Их тогда оторвали, или обменяли, или купили по бартеру у космонавтов — идеально сбалансированная экология. Рыбки жрут водоросли, исправно размножаются и умирают. Водоросли растут ровно в том количестве, что им позволяют рыбки и освещение. Породы рыбок — самые разнообразные, есть даже разъевшийся почти до невероятных размеров карась. Все прекрасно и замечательно, вот только в одном аквариуме год назад что-то нарушилось, и сейчас там лунный ландшафт. Аристарх велел все оставить как есть: держать перед глазами напоминание о бренности мира и близости неудачи полезно для любого начальства.

Потолок — звездное небо, которое вертится раза в три быстрее, чем настоящее. Вдобавок звезды не соблюдают стройного порядка созвездий, а собираются посплетничать то в одном, то в другом углу. Бывает, что выстраиваются в шуточную фразу, один раз даже образовался анекдот. Но нам особо некогда разглядывать этот аттракцион.

Большой стол тоже весьма примечателен: эдакий спрут, голова которого — обычный письменный деревянный предмет мебели, классика канцелярии под зеленой лампой. Щупальца спрута — три нитки маленьких столиков, напичканных электроникой. Столики легковесные, пластиковые, со стеклянистым отливом, постоянно сдвигаются, и порой непонятно кто где должен сидеть. Я навечно забил за собой крайний левый столик с тусклой синей подсветкой.

Только успеваю на него приземлиться — начинают входить остальные. Безопасник всегда входит без стука и располагается сзади. С ним мало кто говорит, и обращаются не по имени, а в третьем лице.

— Охрана! — Директор почти выкрикивает это слово, остальные говорят глухо. Этого достаточно. Он услышит, поймет и не обидится. Незаметный человек на важной работе, но хочется всем, чтобы был он еще незаметней: вообще о нем бы не говорили, в глаза б его не смотрели. Не получается.

Он смог удержаться на этом посту почти так же долго, как и Главный, а это достаточная характеристика.

Сразу за ним залетает группа узловиков: Плата-Татьяна, Процессор-Алан и Провод-Андрей. Узловики самые шумные люди в институте. Они чаще всего хлопают в ладоши, вскакивают с мест, кричат «Йес!!!», хоть за это на них косо смотрят, и в припадке радости обстукивают соседские спины. Они всегда одеты по самой бесшабашной моде, в их костюмах что-то пиликает, загорается, ткань меняет цвет и покрой, из карманов выползают электронные змеюки, богомолы и твари, которых еще не успела создать природа. Охрана вечно наезжает на них по поводу увода информации из охраняемой зоны в носимых компьютерах, а они оправдываются тем, что были немного под хмельком. Узловики кажутся осколком той радостной, хакерско-романтической эпохи, еще до Гонки, когда компьютеры казались навечно обреченными быть глупее человека.

Их можно понять: если брать по количеству открытий и изобретений — они абсолютные чемпионы по институту. Они чаще всего что-то рационализируют, патентуют, кричат о своих достижениях. Они, конечно, много переваривают и осваивают, но сами не отстают от других; много просто врут публике — но эту дезу всегда одобряет Главный.

Сейчас у них за главную высокая и худая, как подиумная модель, Татьяна, но еще месяц назад главным был Алан, а год назад таковым числился Андрей. Это последствия постоянных смен декораций: неудачи сменяются головокружительными успехами, успехи трещат под угрозой разоблачения, потом опять следуют новые успехи, и такой калейдоскоп продолжается уже несколько лет. Привели такие перманентные карьерные потрясения к странным последствиям: в отделе установились очень теплые отношения, все знают, что в любой момент можно будет подняться по служебной лестнице — и это зависит только от результатов твоей работы. Дескать, к чему жалеть о проигранном, если сейчас сам будешь тасовать колоду? Иногда я им немного завидую.

Потом заходит группа нейробиологов: Симченко, Оковцев-Скрижаль и Петя Лукченко, самый молодой из высшего звена. Вообще-то они, кроме человеческих мозгов, еще занимаются психологией, и на этой почве у них развилась необыкновенная мрачность. Они первые, кто испытывает новые программы, первые, кто делает следующий шаг к окончательному пониманию наших серых клеточек, они — зрачки человечества, смотрящегося в зеркало. А когда больше других знаешь о природе разума — немудрено стать ипохондриком или мизантропом.

Оковцев заработал свою кличку за один из первых натурных экспериментов отдела. Пришла к ним какая-то молоденькая стажерка, студентка-дипломница. Эта теплая компания прогнала ее через все имевшиеся тесты, анализы, слабые еще процедуры сканирования и тому подобные штучки. Составили приблизительную модель ее личности. Под видом какого-то архиважного исследования стакнулись с безопасниками и установили за ней слежку по институту. После чего весь отдел предсказывал ее поведение в самых разнообразных ситуациях, которые немедленно ей и устраивались. Сообщат, к примеру, ей о служебном несоответствии, а потом угадывают, сразу она заплачет или через три минуты? И платочек носовой подают именно тогда, когда надо. Потом, правда, извиняются и говорят, что ошибка вышла. Стакан с соком на юбочку уронят, а вежливые слова, которыми она мужиков косоруких крыть будет, уже на бумажечке записаны. И бумажечку ей тут же показывают. Как бы невзначай. Процент предсказаний у них был достаточно высокий, так что денька через три стажерка не знала, читают ли ее мысли или она просто сошла с ума.

Естественно, это всплыло, но так как эксперимент-то блестяще удался, принес пользу, Оковцева не выперли, а всего лишь пропесочили. Он же, отдуваясь перед Главным, в ответ возьми да и ляпни:

— Если я пишу скрижали — имею право записать туда все что угодно.

За эту фразу он лишился части зарплаты, были у него какие-то мелкие кадровые неприятности, но иначе как Скрижалью его за глаза теперь никто не зовет.

Группа внешних контактов входит молчаливо, солидно, даже как-то хмуро. Торговец, Шпион, Снабженец. Клички в этой группе устоялись еще покрепче, чем псевдонимы Римских Пап. Имя должности подавляет имя человека. И кто бы ни занял место шпиона — его почти всегда будут звать Шпионом. Почти как Охрану, только без тихого зубовного скрежета. Специфика работы, так сказать. Конспирация от коллег у них поставлена хорошо — о делах Шпиона и Снабженца рассказывают не меньше баек, чем об узловиках, но нет почти никакой возможности понять, что там ложь, а что правда.

Математический отдел, софтовский, вваливается предпоследним. На оперативке их тоже трое, и они самые склочные здесь люди. Они единственные, кто позволяет себе перебранки прямо в директорском кабинете. Особо заметен Подсиженцев, ему никто не присваивает клички, фамилия говорящая. Этот обтянутый кожей скелет, увенчанный абсолютно лысым черепом, таит в себе неисчерпаемые запасы черной желчи и может изливать их на окружающих не хуже пожарной машины. Степченко, их начальник, и Наташа Спиридонова — первый зам, не просто не любят друг друга, а ненавидят на пределе возможного. То есть если бы ненавидели больше, то они просто дрались бы на заседаниях, и их попросили бы с рабочих мест за малую производительность труда.

Последним, через другую дверь, заходит Абака, будто пересчитывает всех долгим тягучим взглядом, после чего усаживается по правую руку от Главного.

— Господа, я вижу, все в сборе? — Пальцы директора выбили дробь на полировке стола. — У меня для вас давно ожидаемое, но все равно чрезвычайно мерзкое известие. Сработали детекторы косвенных признаков искусственного интеллекта... Интеллект самосовершенствующийся... Это точно не утка, по вопросу провокаций вы можете быть спокойны. — Он тяжело ухмыляется, я ловлю растерянный взгляд Наташи Свиридовой, а потом на глаза накатывает тьма.

Если ты мошенник и когда-нибудь «вычислишь» день апокалипсиса, изрядно наживешься на своей афере, то тебе будет особенно обидно, если именно в этот день начнется конец света. Если ты велосипедист и готов выиграть величайшую гонку в своей жизни, а за три сотни метров до финиша кто-то вгонит тебе арбалетную стрелу в спицы колеса, тоже будет очень обидно. Но мы ведь не в салочки играем! Не деньги зарабатываем! Слово «Гонка» мы произносим только с большой буквы, и тут выясняется, что ты уже не фаворит, и обходят тебя не коллеги, пусть даже чернокожие или узкоглазые, а вперед вырвался какой-то чужак. Этот чужак быстрее, сильнее, почти наверняка хитрее и изворотливее или станет таким через несколько недель. Искусственный интеллект — ИИ. Вообще-то мы должны радоваться его появлению, но он — как атомная бомба: плохо, когда она есть только у твоих врагов и ее нет у тебя, но еще хуже, когда она есть у всех. А так будет.

Это еще не крах, это всего лишь предвестник поражения, ведь фотофиниш еще не сработал, но победа становится почти недостижимой — у тебя будто ноги отрублены.

— Это проявилось как улучшение качества спекуляций на Нью-йоркской фондовой бирже. — Голос директора понемногу начал снова проникать в мозг. Плохо, что я отключился, надо осторожней. — Группа игроков смогла резко увеличить свои доходы. Всего за несколько дней. Причем не все вместе, а по цепочке — сначала один богател, потом другой. Вначале меры по конспирации были примитивны, но то, как они улучшались, и было основным признаком появления ИИ. У них там есть отдел собственной безопасности, предосторожности против жуликов, инсайдерство там всякое и другие подобные штучки. Я в этом не силен. — Аристарх прищурился на вымерший аквариум, и несколько секунд молча шевелил губами. — Факт тот, что они заподозрили какую-то гадость и потянули за ниточку. Ничего не нашли, а практика таких игр на бирже продолжилась. Весь фокус был в том, как анализировалась ситуация. Простую раскладку машины делают уже не один год — и брокеры на бирже больше для мебели, они только иногда кнопки нажимают, а по-моему, им и для этого уже реакции не хватает... Так вот кто-то умудрился засунуть в машину и стратегический прогноз. Причем не классический, вероятностный, а одну из новых методик. Они предсказывали будущее. Без дураков. Это все равно что играть одними джокерами, никогда не проиграешь.

На столиках загорелись экраны, в центре комнаты вспыхнул куб объемной голограммы, пока пустой.

— Вдобавок скорость самосовершенствования! Штатники провели анализ, — куб наполняется графиками и формулами, — новые приемы усваивались игроками за несколько минут, после чего использовались с такой легкостью, будто они с ними всю жизнь дело имели! — Главный начинал горячиться.

Один игрок действовал несколько часов, не больше, потом исчезал или становился патентованным недоумком. При ближайшем рассмотрении все они — новорожденные юридические лица с идеально оформленными документами, но без людей. С каждой новой сменой приемы игры оттачивались, и смены эти никак не были связаны торговыми сессиями биржи!

Да, серьезные дела закручиваются. Это все равно если бы в эстафете бегунам надо было бы не палочки нести, а на свирели играть, причем передавать ее, не обрывая мелодии. Сможем ли мы при нужде провернуть подобную операцию? Это несколько месяцев подготовки как минимум. И на успех шансов маловато. В голове у меня вдруг вывелся рой скрипящих голосов, каждый из которых повторял на свой лад только одну фразу: «Проигрался, браток». Я будто погружался в водоворот, тонул все быстрее и быстрее — будущее оборачивалось кошмаром.

— Словом, поймать этих ребят они не поймали, а цепочку игроков выстроили этой ночью. Так сказать, ухватили хвост метеора. Сейчас у них там полная запарка, тревога, аврал и тому подобное. Они выдали сообщение по ОРКСО, причем требуют секретности в самых истеричных выражениях. Я во многом не согласен с ними, но в этом вопросе они стопроцентно правы! Если хоть что-то из этого пакета просочится к гуманистам, нас могут сожрать даже не с потрохами, а с ногтями и одеждой! — Его зубы щелкнули наподобие кастаньет.

Что правда, то правда, это может обернуться волнениями еще похлеще 22-го года.

— Секретность не удержать больше двух-трех недель, а если вмешательства продолжатся, всплытие проблемы ожидается на пятый день.

Директор почти успокоился, вытер пот со лба и улыбнулся нам отрешенной улыбкой камикадзе, выжившего после удачного тарана.

— Пиарщики сейчас начнут расслаблять общественность, чтобы она не корячилась при этой новости, а получала удовольствие. Но тут они не могут дать никакой гарантии — сроки слишком коротки. Так что возможны разные милые шуточки типа нападения на институт, будьте готовы. — Аристарх навис над столом. — Что, голубчики, испугались? Напрасно. Все самое интересное только начинается!

Он вскочил и начал прохаживаться вдоль аквариумов, постукивая пальцами по стеклу, заглядывая рыбам в глаза. Те почти не реагировали, лениво отплывая в сторону.

— Плохо не то, милые мои, что ИИ вообще появился, это было неизбежно. Его склепали какие-то подпольщики. Ну какого черта было пускаться на эту авантюру и зарабатывать деньги так быстро и так заметно? Значит, средства им были нужны срочно. Значит, они или любители, или какая-то узкая группа профессионалов, и скорее всего они смогли довести до ума краденую разработку. Значит, ИИ скоро разойдется большим тиражом. Самое поганое то, разлюбезные мои, что у нас нет такой разработки! — Он резко поворачивается к нам лицом. — У кого-то есть почти законченная модель ИИ, какие-то партизаны сшибают бабки с ее помощью, а мы зависаем?! Что делаем мы? Молчите?! — Его можно понять, для него это не только человеческий, это карьерный проигрыш. Ему что-то надо делать.

— Все-таки, Аристарх Осипович, это не может быть провокацией? В стиле продажи воздуха? Может, штатники идут ва-банк? Решились на грандиозное облегчение карманов остальных конкурентов? — Степченко осторожничает, хотя, по-моему, это ошибка — директор убедил себя в сути происшедшего.

Главный покачивается с пяток на носки, против ожидания не злится, а всего лишь печально усмехается:

— Нет, математик, провокация такого уровня — это потеря авторитета. Этого им просто не простят. Что-то очень серьезное там случилось. Паника самая натуральная — подделать ее сложнее всего. И вообще не отвлекайся, работать надо.

Факт тот, что сегодняшним утром меня, Кузьмича, Федоровича и других вызывали на ковер. Нам подкинут немножко наличности, снимут некоторые ограничения по конспирации и тому подобное. А что от нас потребуют, как по-вашему? Правильно, повторение результатов.

Следующие полчаса вмещают в себя многочисленные указания, распоряжения и приказы. Что кому делать, какие темы отложить в сторону, кому перейти на усиленный режим работы и тому подобное.

Скрип и шорохи у меня в ушах то набегают, то отступают. Но соображение потихоньку восстанавливается. Осторожно рассматриваю других. Абака и Охрана и так знали — лица не изменились, на них только следы подавленного беспокойства. Шпион, Торговец и Снабженец получили данные еще ночью и уже совершенно успокоились. Те, кто узнал только что, медленно отходят от шока. Нейробиологи и так выглядят мрачнее тучи, сейчас эта туча перед самой грозой — когда на почти черном фоне сверкают редкие вспышки молний.

Узловики, эта компания волнистых попугайчиков, тревожно нахохлились, но они просто не умеют долго предаваться унынию. Под грустными глазами уже расползаются их обычные улыбки. Скоро они начнут хохмить и прикалываться друг над другом, в крайнем случае перейдут на черный юмор.

Математикам, похоже, пришлось хуже всего. Узловикам или мне это почти ничем не грозит, носители программ сейчас у нас в общем-то как у всех, по мощности и частоте мы идем на уровне, а вот математики опростоволосились серьезно. Они лучше других понимают, что за сюрпризец проморгали, и что этот сюрприз за собой потянет. На них же сыплется куча требований. С них же теперь будут три шкуры драть!

Все не так плохо: каждый из нас обдумал, что он будет делать после прихода ИИ. К этому готовились — системы контроля смогли засечь его через несколько суток работы. Стараемся. Нас вряд ли завтра попросят за ворота, да и, это самое главное, заменить нас некем — еще есть надежда.

— С разрешения Аристарха Осиповича я хотел бы вмешаться.

Охрана ловит передышку в словесном потоке директора и под общие удивленные взгляды начинает речь.

— Подобное развитие ситуации учитывалось. Мы исходим из того, что ИИ сможет быстро обходить программную защиту. Если мы не являемся объектом разработки сейчас, то станем им в ближайшее время. До тех пор, пока наши сотрудники, — тут он выдал одну из своих редких бесцветных и отстраненных улыбок, — не обеспечат аналогичный потенциал аналитических мощностей, мы должны будем перейти на запасной вариант соблюдения безопасности. Я закончил.

— Эй-эй, к нам персональных охранников приставлять не будут? — забеспокоилась Плата.

Охрана молча передернул плечами и указал на центральную голограмму, где всплывал бесконечный перечень параграфов.

— Каждый из вас сможет просмотреть копию на рабочем месте. — Любое разъяснение своих действий было ему явно поперек горла.

— Если у вас все, продолжим. — Директор пыхтел еще около получаса. Речи его не блистали оригинальностью или остроумием. Производственный митинг-накачка вообще скучнейшая вещь. Разбивает это однообразное вкручивание мозгов Свиридова.

— Какие последствия от этого грозят нам? Институту в целом, я имею в виду. И что вообще ожидать от будущего? — Ее упрямый изгиб губ подчеркивал, что с нравоучительной частью надо заканчивать. Указания все получили, выволочки тоже, и надо бы просто обмозговать положение без экивоков и лишних нервов. По столикам разносится согласное гудение.

Аристарх крутит головой, переминается с ноги на ногу. Подходит к столу и опирается о столешницу.

— Будущее плохо ровно настолько, насколько мы ленимся сделать его хорошим. По счастью, к нему ведут много путей. Если твой отдел, Наташа, не сдюжит, а это весьма возможно, хоть и будет для вас очень печально, нам придется откровенно красть все что сможем и временно наплевать на юридические последствия. Во что это может вылиться? Нас могут ликвидировать как юридическое лицо. Это будет чисто косметическая операция, смена таблички при входе, но готовиться к такому повороту событий надо уже сейчас — этим займутся Торговец и Снабженец. Активы надобно частично укрыть по норам и пещерам, особый упор на те же патенты. — Главный опустился в свое кресло.

— Вообще-то будет такая заваруха, что даже этой косметики может не понадобиться. К штатникам за копией ИИ ринутся все, кто ходит или хотя бы шевелится. Будут требовать продать или попытаются украсть. Если те немедленно не объявят условий, не подпишут контрактов — у кого-то обязательно не выдержат нервы и он сольет информацию в прессу. — Директор подпер сцепленными руками свой суховатый подбородок и посмотрел на нас с доброй улыбкой бронтозавра. — Еще вопросы будут?

— Да. — И ко мне, будто к мишени в тире, притягиваются взгляды. Ну что за черти вечно дергают меня за язык? Наверное, это мой собственный страх показаться ненужным. — Я понял, что этот ИИ лучше нас работает. Он усваивает знания и может их мгновенно использовать. Но вот как он решает проблемы? Он изобретал новые механизмы выкачивания денег или, может, пользовался заготовками человека-брокера? Можно ли понять это уже сейчас?

По столикам разливается мертвая тишина. У всех еще есть надежда, что это очередной полуфабрикат, что мы не отстаем, что у нейробиологов еще есть время. И директор смотрит на меня усталыми глазами.

— Умеешь ты, Круглый, в душу залезть. Это именно то, чего мы все так боялись, — полная технология изобретательских решений. Двенадцать новых финансовых приемов, четыре принципиально новых инструмента выкачивания денег, и с одной гадостью они не могут разобраться до сих пор. До них просто не доходят принципы ее работы. Это один из основных критериев, по которому его засекли: он создавал очередной прием, исходя из ситуации на бирже, и каждый раз решение было уникальным. Все равно если бы тебе в школе подсовывали соответствующие задачки, а ты для их решения, сидя за партой, изобретал дифференциальное исчисление. Или интегралы с факториалами. — Усталое движение его кожистых век будто отсекает все радужные иллюзии. — Ладно. Материалы у вас есть, пора закругляться на сегодня. Попрошу к рабочим местам.

На выходе легкая толкучка — ветви дерева оставляют слишком узкий проход для одновременного выхода полутора десятков человек. В этой минутной толпе я сталкиваюсь с Наташей, хвостик на ее затылке подпрыгивает в такт ударам каблучка, и косметика не может скрыть того потрясения, что она сейчас пережила.

— Круглый, тебе не страшно задавать такие вопросы?

— Почему страшно? Если мы летим в пропасть, то интересно знать, о какой камень сломаем себе шею. — Я подмигиваю ей. — Да и кто бы говорил: перебивать Аристарха — -по что, легкая забава?

— А! Ничего ты не понимаешь. — Она раздраженно машет рукой, проскальзывает мимо вольфрамовых сучьев и растворяется в сумерках приемной.

Пожимаю плечами и иду вслед. Надо думать, что сказать своим. В принципе дословный пересказ оперативки в своем отделе не поощряется. Скрывать от сотрудников важнейшие события просто глупо, это попахивает прошлым веком, но самое важное всегда кроется в деталях, которые подчиненным знать совсем не обязательно. Охрана уже почти наверняка заготовила эдакий наполеоновский бюллетень, в котором события будут поданы в оптимистически-ударных расцветках. Но с людьми нельзя общаться только посредством казенных бумажек, они перестанут тебе не только верить, но и вообще заподозрят в начальстве всего лишь изощренную программу в процессоре очередного андроида. Надо сказать самое важное: что на кону их работа, свобода и жизнь, и теперь придется драться не за премии и выполнение планов, а за возможность самому принимать элементарные решения. А мысли, мысли рвались в прошлое, хотелось вспомнить, как все это начиналось. С чего начинался я сам, как росли мои мечты и в какой отчаянный клубок все это сплелось.