"Ивовая аллея" - читать интересную книгу автора (Льюис Синклер)

1

Джэспер Холт вынул из ящика стола квадратное стекло. Положил на стекло лист бумаги и написал: «Настало время, когда все честные люди должны прийти на помощь своей партии». Он внимательно рассмотрел свой округлый канцелярский почерк и переписал фразу мелкими, витиеватыми буквами, как пишут старые ученые-схоласты. Десять раз он переписал эти слова тем же искаженным, убористым почерком. Потом мелко-мелко разорвал листок, сжег обрывки в большой пепельнице и вымыл пепельницу под умывальником. Удовлетворенно побарабанив пальцами по стеклу, он убрал его в ящик. Если подложить стекло под бумагу, отпечатков не остается.

Как и его комната, обставленная креслами с бахромой и украшенная пестрыми подушечками-булавочницами, — лучшая комната в аристократическом пансионе миссис Лайенс, — Джэспер Холт имел вид почти аристократический. Он был стройный, уже лысеющий брюнет лет тридцати восьми, в элегантном светлом костюме с белой гвоздикой в петлице. У него были удивительно крепкие, гибкие пальцы. Он походил на агента по продаже акций или младшего партнера юридической фирмы. В действительности же он служил старшим кассиром в Национальном Лесном банке в городе Верноне.

Он посмотрел на дорогие плоские золотые часы. Была половина седьмого, за окном начинали густеть сумерки теплого весеннего дня. Сегодня среда. Он взял трость, серые шелковые перчатки и стал спускаться по лестнице. Внизу он встретил хозяйку и поклонился. Хозяйка ответила ему длинной тирадой о погоде.

— Я сегодня не буду к обеду, — приветливо улыбаясь, предупредил ее Джэспер Холт.

— Хорошо, мистер Холт. Я знаю, вас ждут ваши высокопоставленные друзья! Я читала в «Геральде», что вы опять играете главную роль в новой постановке «Общественного театра». Не служи вы в банке, мистер Холт, вы были бы замечательным артистом.

— Не думаю. У меня, знаете ли, не тот темперамент. — Голос его звучал приветливо, но улыбался он одними губами. — Вот у вас сценическая внешность. Из вас вышла бы вторая Этель Барримор, если бы не мы, ваши подопечные.

— Ах, мистер Холт, ну и льстец же вы!

Джэспер Холт, откланявшись, вышел на улицу и, не торопясь, зашагал к местному гаражу. Кивнув дежурному, но не сказав ни слова, он сел за руль своего автомобиля и выехал на улицу. Он поехал в противоположную от центра Вернона сторону к предместью Роузбэнк. Но, не доехав до предместья, он свернул и вскоре остановился на Фэнделл-авеню — этой типичной маленькой Главной улице бедного квартала, на которой есть свои кинотеатры и закусочные, магазины, прачечные и похоронные бюро. Холт вышел из автомобиля и сделал вид, будто проверяет, хорошо ли надуты шины. Он тыкал их носком ботинка, а сам незаметно оглядывал улицу. Не увидев ни одного знакомого лица, он вошел в кондитерский магазин «Парфенон».

Магазин «Парфенон» специализировался на продаже конфетных коробок, которые по виду походят на книги. Крышки сделаны под кожу, как переплет, на них тиснеными буквами словно бы название книги. Боковые стенки изображают обрез. Но страниц под фальшивым переплетом нет. Внутренность коробки заполняется конфетами.

Джэспер пересмотрел несколько коробок и выбрал две, с названиями попристойнее: «Дамское счастье» и «Любимое — любимой». Он попросил продавца-грека наполнить коробки недорогими шоколадными конфетами и завернуть.

Из кондитерской он зашел в соседнюю лавку, торговавшую между прочим книгами, и выбрал себе два романа с чувствительными заголовками под стать тем, что были на конфетных коробках. Их он тоже приказал завернуть. Выйдя из лавки, он нырнул в соседнюю закусочную, заказал у мраморной грязной стойки бутерброд с салатом, пару пончиков и чашку кофе, отнес все на дальний столик и торопливо поел. Вернувшись к своему автомобилю, он еще раз огляделся по сторонам.

Ему показалось, что он знает приближавшегося к нему человека. Но уверен он не был. Голова, плечи и грудь — то, что видит через окошечко кассир в банке — были как будто знакомы. Но, встречая человека на улице, Холт никогда не мог с уверенностью сказать, знает он его или нет. Было очень странно видеть, что у его клиентов, которые были для него только лица с руками, предъявлявшими чеки и получавшими деньги, имелись еще ноги, своя походка и манера держаться.

Он подошел к обочине тротуара и принялся, задрав голову и поджав губы, с деловым видом разглядывать карниз кондитерского магазина. А сам уголком глаза продолжал следить за опасным прохожим.

— Привет кассиру! — кивнув, проговорил подошедший.

— Ах, это вы… здравствуйте! — Джэспер сделал вид, будто только сейчас его заметил, и пробормотал: — Вот осматриваю собственность банка.

Человек прошел мимо.

Джэспер сел в машину и выехал с Фэнделл-авеню опять на улицу, ведущую в предместье Роузбэнк. Взглянул на часы. Было без пяти семь.

В четверть восьмого он с главной улицы Роузбэнка свернул в проулок, который почти совсем не изменился с тех пор, как был простым проселком. Правда, кое-где на него выходило несколько плохоньких домов с облезлой краской, но в основном с обеих сторон тянулись болота, да там и сям курчавились ивовые рощицы, и зыбкая почва была усеяна сухими листьями и струпьями коры.

За ветхими воротами виднелась заглохшая, почти не езженная колея, терявшаяся среди ив в глубине участка. Джэспер провел машину между двумя покосившимися столбами ворот и затрясся по ухабистой колее. Он круто повернул к некрашеному сараю и, не сбавляя скорости, въехал внутрь, так что чуть не врезался передним бампером машины в заднюю стенку сарая. Он выключил зажигание, выскочил из машины и бегом вернулся к воротам. Спрятавшись в ольшанике у забора, он выглянул на дорогу. Мимо, оживленно разговаривая, шли две женщины. Они замедлили шаги, заглядывая в ворота.

— Вот где живет этот отшельник, — сказала одна.

— Это который пишет книгу о божественном и выходит из дому только по вечерам? Проповедник какой-то?

— Да, да, он самый. Его, кажется, зовут Джон Холт. По-моему, он немножко не в себе. Он поселился в старом доме Бодеттов. Дом отсюда не виден — он в дальнем конце участка, выходит фасадом на ту улицу.

— И я слыхала, что он не в себе. Но кто это въехал сюда сейчас в автомобиле — вы видели?

— А-а, это его брат, не то родной, не то двоюродный. Он живет в городе. Говорят, богатый. И симпатичный.

Женщины прошли дальше. Джэсперу не слышно было уже, что они говорят. Стоя в кустах, он пальцами одной руки тер ладонь другой. Ладонь была совсем сухая от волнения. Но он улыбался.

Он вернулся к сараю и пошел по выложенной кирпичом ивовой аллее, тянувшейся чуть ли не на целый квартал. Ивы росли с обеих сторон, образуя как бы стены и потолок. Когда-то это была красивая аллея, вдоль нее стояли резные деревянные скамьи, в конце она расширялась, образуя двор, посередине которого был фонтан с каменной скамьей и альпийский садик. Альпийский садик давно превратился в руины, поросшие буйными побегами плюща и дикого винограда; краска с фонтана облезла, железных купидонов и наяд съедала ржавчина. Мостившие аллею кирпичи поросли мхом и лишайником. Неубранные сухие листья и комья запекшейся грязи свидетельствовали о полном запустении. Кирпичи кое-где были выбиты, по неровной дорожке трудно было идти, не спотыкаясь. От ив, кирпичей и земли тянуло сыростью и холодом. Но Джэспер, по-видимому, этого не чувствовал. Он быстро шел по аллее к дому — серому каменному сооружению, которое на этих недавно заселенных землях Среднего Запада по праву могло считаться старинным. Оно было построено в тысяча восемьсот тридцать девятом году одним французом, торговцем мехами. Когда-то во дворе его индейцы-чиппева даже сняли с кого-то скальп. Массивная дверь черного хода запиралась неожиданно дорогим новейшим замком. Джэспер отпер его плоским ключом и захлопнул за собой дверь. Пружина щелкнула, и дверь заперлась. Джэспер очутился в маленькой, просто обставленной кухне. Окна были завешаны шторами. Он прошел кухню, затем столовую и попал в гостиную. Уверенно, словно у себя дома, обходя в темноте стулья и столы, он подошел по очереди к каждому из трех окон и, только убедившись, что шторы опущены, зажег лампу на колченогом столике. Неяркий огонь осветил унылые коричневые стены, и Джэспер, обведя глазами комнату, довольно кивнул: с того времени, как он был здесь в последний раз, ничего не изменилось.

В комнате пахло затхлостью от старого зеленого репса, которым была обита мебель, и кожаных переплетов книг. Здесь давно не убирали. Всюду лежал слой пыли: на высоких с красными плюшевыми спинками стульях, на жесткой кушетке, на холодном белом мраморном камине, на дверцах огромного застекленного книжного шкафа, занимавшего целую стену.

Вся обстановка не вязалась с обликом Джэспера Холта — этого делового, энергичного человека. Но Джэспера она не смущала. Он ловко развернул оба пакета — с настоящими книгами и с конфетными коробками, похожими на книги. Положил один лист оберточной бумаги на стол и разгладил его. Потом высыпал на него конфеты из обеих коробок. Второй лист и бечевку он бросил в камин и тут же сжег. Подойдя к книжному шкафу, он отпер ключом одну из книжных полок. На ней стояли десятка два дешевых романов и среди них по меньшей мере полдюжины были такие точно конфетные коробки, какие он купил сегодня в «Парфеноне».

Только одна полка в этом шкафу была отведена под эту легкомысленную литературу. На остальных плотно стояли унылые, в черных переплетах, с пятнистыми обрезами труды по истории и богословию, жизнеописания великих людей — убого-благородные произведения, какие можно у любого букиниста купить по пятнадцати центов за штуку. Джэспер несколько минут смотрел на них, словно заучивал наизусть названия. Затем взял «Житие преподобного Иеремии Бодфиша», открыл наугад и прочитал вслух: «Во время таких задушевных бесед в кругу семьи, которые мы вели после вечерней молитвы, брат Бодфиш заметил однажды, что Филон Иудей, чья ученая карьера всегда напоминала мне рассуждения Меланхтона о сущности рационализма, был всего-навсего софист». Джэспер захлопнул книгу и удовлетворенно проговорил:

— Филон Иудей так Филон Иудей. Сойдет для начала.

Он запер шкаф и пошел наверх. Дверь справа в верхнем коридоре вела в маленькую спальню. Там горел свет. Дом до появления Джэспера был, по-видимому, пуст, но горевшая на втором этаже лампочка должна была убедить всякого непрошеного гостя, который мог бы проникнуть во двор, что в доме есть люди. Мебель в спальне была самая спартанская — железная койка, один стул с прямой спинкой, умывальник, громоздкий дубовый комод. Джэспер повозился с замком, рванув, выдвинул нижний ящик, достал оттуда черный мятый, лоснящийся костюм, пару черных ботинок, небольшой черный галстук бабочкой, белый стоячий воротничок, белую рубашку с накрахмаленной грудью, коричневую фетровую шляпу, всю в пятнах, и парик — отличный дорогой парик, грязно-рыжий и непричесанный.

Он сбросил с себя свой элегантный фланелевый костюм, воротничок с высокими уголками, синий галстук, сшитую на заказ шелковую сорочку, изящные туфли из мягкой кожи и, прежде всего поспешив натянуть парик, облачился в мрачное, черное одеяние. Он переодевался, а углы его рта уныло опускались. Бросив на кровать свое платье и оставив свет, он сошел назад в гостиную. Но теперь это был совсем другой человек — слабее здоровьем, слегка не от мира сего, менее располагающий к себе и, без сомнения, куда больше знакомый с долгими грустными думами одиночества. Приходилось согласиться, что это не Джэспер Холт, а его брат-близнец, Джон Холт — религиозный фанатик и отшельник.