"Черный жемчуг" - читать интересную книгу автора (Хэррод-Иглз Синтия)

Эдуард проводил ее почти до Шоуза и распрощался.

– Поверьте мне, гораздо лучше для вас будет, если все подумают, что вы весь день провели одна, – объяснил он. Аннунсиата нахмурилась. – Самое худшее, что вы могли сделать, будучи в одиночестве – это нарушить приличия, – добавил он с улыбкой. – Помню, вы часто ездили верхом одна, когда были ребенком. Пусть сегодняшняя поездка тоже выглядит детской проказой. – Аннунсиата вгляделась ему в лицо, пытаясь понять его выражение и наконец со вздохом подобрала поводья своего усталого пони, чтобы направить его к дому. Эдуард нежно сказал ей вслед: – Спокойной ночи, дорогая. И если впредь я осмелюсь выразить неуважение к вашей репутации, пригласив проехаться со мной, – откажите мне, Нэнси. Откажитесь ехать.

Дождавшись, когда девушка скроется из виду, Эдуард поехал в другую сторону, через Хоб-Мур к большой дороге на юг. День, проведенный с Аннунсиатой на просторах торфяников, вызвал у него чувство собственного одиночества и неприкаянности, и до наступления сумерек он стремился добраться до ярко светящихся окон постоялого двора «Заяц и вереск». Часок-другой в веселой компании и пинта крепкого йоркширского эля могли бы согреть его сердце и помочь придумать какую-нибудь историю в оправдание своей длительной отлучки из дома. Эдуард въехал во двор, поручил Байярда заботам конюха, а сам через низкую дверь вошел в теплую, ярко освещенную комнату. Хотя комната была полна народу, Эдуард заметил, что в ней стоит странная тишина. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, что в пивных и на постоялых дворах больше не звучит музыка и пение и не устраиваются танцы – все эти развлечения были запрещены законом, как был запрещен колокольный звон. Пуританам удалось полностью изменить обычную жизнь народа. Хорошо еще, что «Заяц и вереск» не был закрыт: множество постоялых дворов закрывались, поскольку их количество казалось властям слишком большим. Два постоялых двора неподалеку уже закрылись: «Кот со скрипкой» теперь стал частным домом, а «Зеленый человек», которому было больше трехсот лет, попросту заброшен и постепенно разрушался, так как окрестные жители растаскивали балки и камни для ремонта своих домов и амбаров.

Заказав кружку эля, Эдуард уселся на деревянный табурет поближе к огню. Вокруг него слышались радостные разговоры, люди были возбуждены, как накануне праздника. Повернувшись к ближайшему соседу, Эдуард спросил:

– Вы выглядите таким радостным, сэр. Что, урожай был хорош?

– Очень хорош, сэр, благодарствую. Однако сегодня здесь так весело не из-за урожая.

– Тогда из-за чего же?

– Как, сэр, неужели вы не слышали? Из-за вестей из Лондона, сэр.

– Разве Уилл не показал вам газету? – вступил в разговор еще один мужчина, повернувшись к Эдуарду и явно желая первым сообщить новости. – Уилл достал ее вчера днем, на дороге – дождался почтового дилижанса. В газете новости о Парламенте...

– Эй, постой, Сэм, – перебил первый мужчина, – я сам расскажу джентльмену, он меня спросил.

– Слава Богу, наш добрый король наконец-то возвращается! – закричала старуха, сидящая наискосок от Эдуарда, в углу за камином. Ее лицо было настолько густо испещрено морщинами, что его черты казались почти неразличимыми. Старуха посасывала глиняную трубку, время от времени почти скрываясь в клубах едкого дыма. – Невесело было в Англии с тех пор, как мы лишились нашего доброго короля.

В комнате поднялся одобрительный ропот, но он быстро смолк, а Сэм, посмотрев на старуху, предостерегающе произнес:

– Тихо, мамаша, – и метнул выразительный взгляд на Эдуарда.

Тот улыбнулся и успокоил:

– Вам нечего бояться меня, сэр.

– Конечно, нечего, Сэм. Разве ты не узнал мастера Морлэнда? – заговорил третий мужчина.

– Так расскажите мне, что это за новость, – попросил Эдуард.

– Видите ли, сэр, – важно произнес первый, – Долгий парламент разогнан. Все «охвостье» выкурили из палаты и прогнали, сэр. Генерал Ламберт ворвался туда с солдатами и разогнал всех, а жители Лондона поддержали его, как и все мы. – Слава Богу, этот генерал вызывает нашего короля из-за моря, – вновь воскликнула старуха. Она раскачивалась всем телом в восторге, повторяя: – Король вернется в Англию, и все будет, как раньше!

– И вновь вернутся добрые времена! – поддержал ее Сэм. – Помните, как раньше здесь бывало по вечерам? Старый скрипач со своей собакой играл в доме, на открытом воздухе танцевали, а бродячие музыканты...

– Да, хорошие были времена! С тех пор, как король покинул нас, нам невесело жилось, – монотонно бормотала старуха.

– Так Ламберт и впрямь собирается вызвать короля? – спросил Эдуард.

– В газете об этом не написано, – неохотно признался первый мужчина, – но все так говорили, когда генерал Ламберт разогнал Парламент.

– Ну, разогнал он Парламент, и что же дальше? – вмешался новый голос – молодой, сильный, полный пренебрежения. Эдуард знал обладателя этого голоса, высокого, пышущего здоровьем парня с копной рыжих волос. Это был Роб Смит, кузнец, живущий близ Экшемских болот. – Напрасно вы все думаете, что все будет по-прежнему. Со всеми этими генералами далеко не уедешь – почему они не могут управиться хотя бы со своим войском? На равнинах солдаты грабят деревни, забирают еду и ничего не платят, не желая подчиняться ни Парламенту, ни Ламберту. Раньше у нас был хотя бы Парламент, а теперь – ничего.

– Вот и славно, – упрямо повторял первый, – если нами будет некому править, король сможет вернуться в Англию.

Роб Смит взглянул на Эдуарда, явно прося поддержки, но, поняв, что тот только слушает, не вступая в разговор, продолжал:

– Не глупи, Джил! Если вернется король, всем этим генералам и Парламенту придется туго. Они ни за что не допустят, чтобы король вернулся – во всяком случае, пуритане.

– Чтоб им пусто было, пуританам! – воскликнул Сэм и смачно сплюнул в камин. – Эй, вы слышали, как один пуританин зашел в дом терпимости, думая, что это цирюльня?

Вскоре все разошлись, вспоминая истории о пуританах, одна другой неправдоподобнее, и Эдуард понял, что разговор может затянуться на всю ночь. Допив эль, он заплатил за выпивку всей компании, выслушав много лестных слов о себе. Разговор перешел к урожаю и цене на зерно на рынках. Немного позднее Эдуард вышел из дома и отвязал коня, уже отдохнувшего и накормленного, но не сразу отправился в Морлэнд. Настроения народа заинтересовали его, и Эдуард решил заехать и в другие пивные по дороге домой, чтобы выяснить, многие ли уверены, что король вскоре вернется на родину.

Было уже поздно, когда Эдуард наконец проехал через арку ворот замка Морлэндов. Во дворе было пусто, и Эдуард порадовался этому – ему хотелось побыть одному. Спрыгнув с седла, он отвел Байярда в конюшню, и когда заспанный конюх виновато вскочил с охапки сена, на которой спал, Эдуард отказался от его помощи, самостоятельно расседлав и привязав коня. В конюшне было темно, но Эдуард настолько привык бывать здесь, что даже слабого света звезд ему хватало, чтобы позаботиться о своем коне.

Выйдя во двор, Эдуард взглянул на дом – света не было ни в одном окне, дом, казалось, спал, подставив свою крышу осыпанному звездами небу. Парадная дверь была заперта, Эдуарду пришлось пробираться через кладовую. Дворовые собаки даже не пошевелились, когда он проходил мимо; открыв дверь, ведущую в кладовую, Эдуард через нее дошел до зала. Собаки, лежащие у догорающего камина, вздыхали и похрапывали во сне. Эдуард мог без света найти дорогу к себе в спальню; двигаясь по-кошачьи бесшумно, он поднялся по лестнице и направился по коридору. Проходя мимо черной лестницы, находящейся между северным и западным крыльями дома и ведущей в пристройку, где жили слуги, он услышал осторожные шаги и инстинктивно отступил в тень, падающую от двери. Кому бы ни принадлежали эти шаги, этот человек не желал, чтобы его заметили – он не зажег свечу, а слуги обычно не ходили по дому в темноте.

Прижавшись спиной к стене, Эдуард пригляделся, а когда глаза его привыкли к темноте, увидел ноги, ступающие вниз по винтовой лестнице, – босые мужские ноги. Эдуард усмехнулся: обладатель этих ног был предусмотрителен. Звук, донесшийся с другой стороны, привлек его внимание; в коридоре промелькнул слабый отсвет свечи. Ноги на лестнице сразу же застыли, и во внезапном проблеске догадки Эдуард понял, что происходит: человек на лестнице был шпионом, шпионом Макторпа! Конечно, кто еще мог красться по дому среди ночи? Должно быть, он предполагал, что в доме что-то происходит, и человек, вышедший из большой спальни, оказался в ловушке.

Белая ночная рубашка, частично скрытая темной шалью и длинными волосами, тонкая белая ладонь, прикрывающая свечу – такая тонкая, что пламя просвечивало через нее – конечно, это была Мэри, спешащая на некую тайную встречу. Эдуард нахмурился. Он сразу понял, что это встреча не с любовником, а со священником – вероятно, ради какого-нибудь церковного обряда. В нем клубами поднялся гнев при мысли, что Мэри способна обмануть доверие мужа – собственного мужа, который так любит и заботится о ней! Если Ральф узнает об этом, его сердце будет разбито. Из-за своего каприза, Мэри подвергала опасности весь дом, всю семью. Белая фигура остановилась, огляделась – скорее из-за неуверенности, чем из осторожности, и направилась к лестнице. Неужели она решилась на еще большую глупость – проведение церковных служб в церкви? Но нет, в этом крыле дома не было прохода в церковь: должно быть, Мэри решила спуститься вниз и пройти к ризнице, а оттуда подняться в комнату священника. Вероятно, она полагала, что Ламберт пойдет к ней навстречу – вот поэтому и огляделась. Она назначила встречу со священником, а шпион каким-то образом узнал об этом.

Эдуард понял, что пора действовать. Как молчаливая тень, он быстро двинулся по коридору, чтобы поймать Мэри, пока она не дошла до лестничной площадки. Потянувшись, он успел схватить ее за руку, не думая о том, как отнесется к этому сама Мэри. Не подозревая о постороннем присутствии, Мэри, нервы которой и так были напряжены, вскрикнула и уронила свечу, когда Эдуард выступил из темноты.

– Ради Бога, тише! – зашипел Эдуард. – Это я, Эдуард. Вы перебудите весь дом!

Обхватив ее руками, он заметил, что Мэри округлившимися от испуга глазами смотрит на него, не узнавая в темноте. Он заметил, что Мэри вновь собирается крикнуть, и каким-то обостренным чутьем понял, что шпион встал на лестнице так, чтобы разглядеть их. Важно было заставить шпиона подумать, что у Мэри было назначено свидание именно с Эдуардом, поэтому, не тратя лишних слов, Эдуард прижался ртом к губам Мэри, изображая страстный поцелуй и на время сдерживая ее крик.

Очевидно, Мэри перепугалась, она все еще пыталась позвать на помощь. Ее руки, надежно прижатые к телу Эдуарда, напряглись в тщетных попытках высвободиться.

Скользнув губами к ее уху, Эдуард торопливо прошептал:

– Не вырывайтесь! Это я, Эдуард. За нами следят. Пусть думают, что вы пришли на свидание со мной.

Мэри перестала сопротивляться.

– Эдуард? – прошептала она.

– Да, – усмехнулся он в ответ. – Ради Бога, поцелуйте меня. За нами наблюдают.

– Кто? – испугалась Мэри.

– Шпион Макторпа, – почти беззвучно выдохнул Эдуард.

Внезапно Мэри резко дернулась в его руках и воскликнула:

– Шпион Макторпа?

Эдуард чуть не заплакал от досады. Как только она заговорила, он услышал удаляющийся приглушенный шум босых ног. Слыша, как отворилась дверь большой спальни, Эдуард выпустил Мэри и бросился в погоню по коридору к черной лестнице.

Позади него раздался голос Ральфа:

– Что это? Что происходит? Мэри, что ты здесь делаешь? – и потом, со смесью изумления и гнева: – Что ты здесь делала с Эдуардом?

Фигура, бегущая впереди, достигла лестницы, но споткнулась на первой ступеньке, давая Эдуарду возможность нагнать ее. Они мчались вверх по винтовой лестнице, уже не заботясь о том, чтобы сохранить тишину, хотя их ноги производили немного шума. Беглец ненамного опережал Эдуарда, его босые ноги мелькали вверху почти на расстоянии вытянутой руки. Эдуард так и не понял, кто это – он не мог разглядеть ничего, кроме босых ступней и спины. Задыхаясь, он достиг верхней ступени и увидел, как человек убегает по коридору между дверей кладовых. Эдуард пустился в погоню, жалея, что этим вечером выпил слишком много эля. Он был менее проворен, чем беглец, однако сапоги давали лучшую опору ногам на гладком деревянном полу. Человек устремился в конец крыла, Эдуард постепенно настигал его.

– Не дури! – громко закричал он. – Тебе некуда бежать!

Человек остановился, отчаянно поглядел вглубь коридора, ведущего к спальням слуг, а затем внезапно повернул налево. С той стороны находилось только слуховое окно, выходящее на крышу дома, Эдуард отлично помнил это. Что же собирался делать беглец? Неужели им овладел панический ужас? Эдуард мгновенно понял, что беглец надеется пересечь крышу и по водосточной трубе спуститься на крышу конюшни – так или иначе, он хотел убежать. Значит, он боялся наказания, чувствуя, что Ральф не сжалится над ним. Осмотр комнат для слуг сразу выявит отсутствующего.

Эдуард поспешно обогнул угол ниши, в которой находилось слуховое окно. Оно уже было открыто, через него в дом лился прохладный ночной воздух. Человек был довольно высок, он просто вскарабкался на подоконник и спрыгнул на крышу, а Эдуарду потребовались значительные усилия, чтобы последовать его примеру. Он оказался на крыше, покрытой серыми гладкими плитами; над ним нависало темное, усыпанное звездами небо. Оглядевшись по сторонам, Эдуард увидел, как темная фигура заслонила звезды, поспешно направляясь к парапету крыши. Беглец выбрал другую дорогу, надеясь спуститься на крышу старой псарни.

– Стой! – закричал Эдуард. – Тебе все равно не уйти! Не дури, парень!

Темная фигура впереди замерла; беглец, вероятно, оглянулся, чтобы посмотреть, где находится его преследователь, но в этот момент потерял равновесие. Эдуард видел, как беглец пошатнулся, услышал, как его ноги скользят по плитам. Долгую, ужасную минуту слышалось только шуршание тела по скользкой серой поверхности крыши.

– Нет! – коротко завопил беглец, очевидно, боясь выдать себя. Он наполовину проскользил, наполовину скатился по крыше, ударился о парапет и кувыркнулся в темную пропасть. Эдуард затаил дыхание. Послышался длинный отчаянный крик, а затем страшный глухой звук удара человеческого тела о булыжник двора.

Мгновение после этого стояла тишина; онемев от ужаса, Эдуард слышал, как его собственное дыхание с хрипом рвется из гортани, затем вдруг залаяли собаки. У Эдуарда подкосились ноги. Пытаясь сдержать себя, он вернулся к слуховому окну. Он отошел от него всего на ярд, но возвращение показалось таким долгим и мучительным, как будто пришлось пройти сотню ярдов, прежде чем он оказался в безопасности. Спрыгнув с подоконника в коридор, Эдуард бессильно упал на пол.

Мэри стояла там, где он оставил ее, глядя в сторону лестницы. Ральф ушел – вероятно, спустился вниз. Когда подошел Эдуард, она только взглянула на него – молча, безумными глазами. Эдуард остановился.

– Что вы сказали ему? – она молчала, не понимая вопроса. Эдуард схватил ее за руку и нетерпеливо потряс. – Что вы сказали ему?

– Ничего! – закричала она. – Ничего! Я...

– Ничего не говорите, понятно? Ради Бога, идите за священником – человек погиб.

Схватив Мэри за плечи, Эдуард еще раз встряхнул ее, чувствуя, что она не в силах двинуться с места от страха, а сам побежал вниз по лестнице. Во дворе уже собралось несколько слуг с фонарем.

Ральф в ночной рубашке склонился над телом беглеца. Заметив, что Эдуард подошел к нему, он спросил:

– В чем дело?

– Это шпион Макторпа. Он подскользнулся, так как был босиком. Он мертв?

– Думаю, да, – проговорил Ральф, все еще не оправившийся от потрясения. Мертвый лежал лицом вниз, распростершись на булыжниках. Одна его рука была вытянута вперед, ладонь раскрыта в немом призыве.

– Кто это? – спросил Эдуард.

Ральф не двинулся с места, и Эдуард, опустившись на колени, обхватил мертвого за плечи и перевернул его тяжелое тело. Половина головы представляла собой сплошное кровавое месиво. Эдуард почувствовал приступ тошноты. Неподвижное лицо мертвеца уставилось в небо, невидящие глаза тупо застыли. С разбитой половины головы на землю стекала кровь.

– Это Варнава, – прошептал Ральф. Он протянул руку, как бы желая убедиться в собственной догадке, но замер, не коснувшись щеки мертвеца. – Варнава? – переспросил он и изумленно взглянул на Эдуарда. – Но это же мой камердинер. Я знал его еще ребенком. Не могу поверить... – Медленно осознавая случившееся, Ральф побагровел от ярости. – Я всегда был добр к нему, я взял его из конюшни в дом... Как мог он поступить так со мной?

Эдуарду было нечего ответить, нечем утешить Ральфа. Он сам знал Варнаву уже много лет. Варнава родился в ближайшей деревушке, был сыном одного из конюхов, немного погодя сам стал присматривать за лошадьми Морлэндов, гордился тем, что ему доверили уход за жеребятами... Ральф полюбил мальчика за живость ума и бережное обращение с лошадьми. Варнаву отправили в школу Святого Эдуарда, которая содержалась главным образом на средства Морлэндов, после школы он стал старшим конюхом, а вскоре Ральф повысил его в должности, сделав собственным камердинером.

И вот теперь Варнава лежал в свете звезд с раздробленной головой и холодными глазами предателя, устремленными в небо, как будто он не желал встречаться взглядом с хозяевами. Эдуард больше не мог видеть все это. Протянув дрожащую руку, он закрыл мертвецу глаза.

– Не знаю, Ральф, – проговорил он. При звуке его голоса Ральф, кажется, очнулся от мыслей. Его лицо напряглось.

– А ты, – внезапно спросил он, – каким образом ты связан со всем этим?

Эдуард промолчал, опираясь рукой о булыжник и медленно поднимаясь. Ральф тоже встал, не сводя глаз с лица Эдуарда. В этот момент послышались шаги и голоса, из дома вышли Мэри и Ламберт. Лицо Мэри было таким же белым, как и ее рубашка, а глаза округлились от страха. Эдуард решил любым способом увести ее подальше от трупа, прежде чем она успеет что-нибудь сказать.

Взяв Мэри за локоть, Эдуард проговорил, глядя Ральфу прямо в глаза:

– Пойдемте в дом. Ламберт сам управится здесь вместе со слугами.

Увлекая за собой Мэри, чтобы не оставить ей выхода, Эдуард пошел к дому, а Ральф быстро встал с другой стороны.

– Хорошо, мы пойдем в дом. Я хочу поговорить с вами – с тобой и Мэри.

Кто-то из слуг уже зажег светильники, и зал показался слишком светлым после темноты двора. Брен и Ферн лежали у камина и, зевая, поднялись при виде хозяина, потянувшись во всю длину своих тел. Ральф с Мэри подошли к камину и повернулись лицом к Эдуарду, как судьи к своему подсудимому. Они стояли бок о бок, между ним и камином; пламя светильника, стоящего позади них, освещало лицо Эдуарда. Брен протиснулся между Мэри и Ральфом, лизнув по очереди им руки, а Ферн вновь легла на пол, стуча хвостом и поднимая вихри пепла в камине.

– Ну, что же ты хочешь сказать? – спросил Ральф. Он смотрел на Эдуарда, однако его вопрос был обращен и к Мэри. Эдуард видел, как Мэри приоткрыла рот, но промолчала, как бы стараясь принудить себя рассказать что-то. Он понял, что Мэри скажет всю правду – только потому, что она не стыдится своей веры, не любит Эдуарда и не желает, чтобы он счел ее молчание признаком беспокойства о нем. Однако переведя глаза на хмурое лицо Ральфа, Эдуард понял, что эта правда уязвит его сильнее, чем может предположить Мэри. Ральф любил Мэри, и ее предательство могло ранить его в самое сердце, если уже не ранило. Эдуард немедленно принял решение. То, что собирался сказать он, должно было причинить Ральфу вдвое меньшую боль – конечно, он разозлится, но когда-нибудь простит его, а Мэри не смог бы простить никогда.

– Это была моя вина. Тебе не в чем упрекнуть жену, Ральф. Уже несколько недель я преследовал ее – ведь так, Мэри? – и я думал, что она согласилась встретиться со мной, чтобы окончательно меня отвергнуть. Ничего не случилось, могу заверить тебя.

– Я видел, вы обнимались, – нерешительно произнес Ральф.

Эдуард криво усмехнулся.

– Я думал, ты заметил, как она отбивалась. Если бы ты не вышел, мне пришлось бы вытерпеть несколько недурных пощечин. Мэри – сильная женщина.

– Неужели ты пытался... отбить ее у меня? – спросил Ральф, ясно показывая, как ему трудно поверить в это.

Эдуард вынудил себя улыбнуться еще раз.

– Ну, я никогда не думал, что у меня это получится. Но я полагал, что это будет забавно. Ты ведь знаешь меня, Ральф, – я люблю развлечения.

Ральф медленно повернулся к Мэри. Он был изумлен не меньше, чем человек, увидевший, как дождь идет с земли в облака.

– Это правда? – спросил он у жены.

Она смутилась, нервно переступая на месте, ее глаза перебегали с Ральфа на Эдуарда, и последний ответил ей угрожающим взглядом. «Если ты скажешь ему, – думал Эдуард, – я убью тебя». Наконец Мэри удалось выговорить:

– Я... я даже не предполагала, Ральф... – она запнулась.

– Так почему ты не рассказала мне, что он преследует тебя? – почти ласково спросил Ральф и сам ответил на свой вопрос: – Конечно, ты не хотела нас поссорить, – он холодно взглянул на Эдуарда, и тот почувствовал, как этот холод пробирает его до глубины души. – Она была более снисходительна к тебе, чем ты того заслуживаешь.

Эдуард заставил себя выдержать этот взгляд, хотя невыносимо страдал оттого, что вызвал гнев Ральфа. Наконец Ральф устало покачал головой:

– Сейчас я не могу думать. Мы поговорим с тобой завтра утром. Не понимаю, как ты мог... Думаю, я не смогу больше терпеть твое присутствие в доме. А теперь иди, мы поговорим завтра. Ты тоже иди, Мэри.

– Ральф, я... – начала Мэри, но Ральф повелительным жестом остановил ее – на пороге зала появился слуга.

– Хозяин, не могли бы вы выйти? Мистер Ламберт хочет вас видеть.

Ральф кивнул и, бросив на Эдуарда последний уничтожающий взгляд, вышел вслед за слугой. Мэри смотрела ему вслед, нервно теребя пальцами рукав рубашки. Затем она обратилась к Эдуарду, изумленная и исполненная страха.

– Почему? – едва смогла выговорить она.

– Потому что я люблю его, – укоризненно ответил Эдуард. – Идите лучше спать, сегодня вы уже натворили достаточно беды.

– А вы? – вызывающе спросила Мэри.

– Мне надо уложить вещи. Я не хочу причинять ему боль и заставлять прогонять меня из дома. Когда Ральф проснется, меня уже здесь не будет.

– Куда же вы поедете? – вполголоса спросила она.

– Наверное, в Лондон.

Первая догадка осенила ее. Мэри сделала слабую попытку удержать Эдуарда.

– О, прошу вас, не надо... – начала она и отступила под решительным взглядом Эдуарда. Он отвернулся. Ферн, слишком удобно устроившаяся у камина, чтобы последовать за Ральфом, замахала хвостом. Эдуард потянулся и потрепал ее по голове – ожидая, пока боль уйдет из его сердца. Выпрямившись, он сказал Мэри, отводя глаза:

– Теперь вы в безопасности. Будьте добры к Ральфу – он любит вас. Постарайтесь быть такой, какой он вас считает.