"Темная роза" - читать интересную книгу автора (Хэррод-Иглз Синтия)

Глава 17

В марте колесо для мельницы Брэйзена было готово и стало основной темой обсуждения на очередном манориальном суде. Эмиас на него не явился, и Пол чувствовал, что, как только он умрет, сын прекратит практику публичного обсуждения своих решений с арендаторами и будет издавать указы, как император. Эмиас и без этого доставлял немало хлопот Полу: ведь в ноябре был издан закон о государственной измене, в котором оспаривание нового брака короля и законности прав наследования принцессы Елизаветы объявлялось преступлением, а все знали, что у Кромвеля великолепная система доносительства.

Только месяц назад Йоркский магистрат слушал такое дело и оштрафовал виновного в оскорблении королевы «великой блудницей» во время спора в таверне. А Эмиас опять стал шляться по тавернам, хотя пил уже в меру, но если он говорил там то же самое, что и дома, то дело было плохо. Стоит кому-нибудь донести о речах Эмиаса (а не донести о них – тоже преступление, недонесение об измене, за что сэр Томас Мор уже томился в Тауэре) – и он тоже предстанет перед магистратом, а на члена семьи Морлэндов наложат штраф побольше, чем на ученика мясника.

Кроме того, Пола беспокоили придворные новости, которые сообщала в письмах Нанетта: королева, забеременевшая на Рождество, снова выкинула, а Шапюи распространял слухи, что король опять неверен королеве, ухаживает за фрейлинами и подумывает о разводе с ней.

– Это ложь, и я надеюсь, что ты будешь опровергать эти слухи, если придется столкнуться с ними, – писала Нанетта, – Шапюи просто не понимает, как обстоят у нас дела. Хотя мастер Пэйдж – королевский секретарь – утверждает, что тот все отлично понимает и фальсифицирует сплетни в своих интересах, мне кажется, что он просто введен в заблуждение. Это словесный флирт, и ничего более. Этим грешат все. Король же все сильнее любит ее светлость, но у нее столько врагов, и это выводит ее из себя. Я уверена, что скоро она снова забеременеет.

Мысли об этом сильно отвлекали внимание Пола на манориальном суде, так что ему приходилось совершать над собой усилие, чтобы вернуться к реальности и не проявлять неуважения к арендаторам. Он отлично понимал, как его дед и прадед, что именно на них, не меньше, чем на овцах, зиждилось благосостояние Морлэнда. Сейчас перед ним стояло меньше народа, чем в прошлый раз, так как многие погибли во время наводнения и последующей засухи. Поэтому прозвучало немало просьб о выкупе освободившихся наделов и полосок.

– А у меня есть еще такая просьба, мастер, – обратился следующий проситель, снимая шапку и становясь перед Полом. Это был седой мужчина за шестьдесят, по имени Грэнби. У него было три сына и большой участок на границах Эккема. Тон его голоса заставил Пола вернуться из своих мыслей и сосредоточиться на его просьбе, так как чувствовалось что-то необычное в поведении окружавших Грэнби крестьян.

– Я слушаю, – сказал Пол, – что такое?

– Мастер, – начал Грэнби, – знаете, участок Фоули запущен, он как раз между двумя моими участками, к югу от Попл-хайт...

– Да, продолжай, – подбодрил его Пол.

– А там дальше, за перекрестком, четыре полоски Уилла Ткача, я с ним поговорил, он не прочь продать их мне, если вы согласитесь, мастер. Но тут такое дело: вершина Попл-хайт – это пустошь, и там пасут коз и свиней эккемцы. И еще олени спускаются из леса к реке в этом месте. Их плетнем не удержишь, олени через любой плетень перепрыгивают словно через бревно.

Арендаторы одобрительно зашептались.

– Так о чем ты хочешь меня попросить? – обратился к нему Пол, начиная понимать, к чему тот клонит.

– Ну, мастер, такое дело. Если бы я продал остальные свои участки, а земли Фоули и Ткача огородил настоящей изгородью, у меня получилось бы большое поле, недоступное для оленей и других животных. Я мог бы его целиком вспахать, мастер, без всяких межевых канав, зачем они мне. У меня был бы большой участок, мастер, и я бы засадил его одной культурой, тогда за ним легче было бы ухаживать, не нужно сновать туда-сюда между участками. Мои сыновья работали бы со мной. Урожай был бы больше, и тогда...

– У мастера стала бы больше рента, – вмешался кто-то, и все расхохотались. Но Полу было не до веселья, он просчитывал последствия.

– А что за изгородь? – поинтересовался он. Но у Грэнби имелся и на это ответ:

– Посадил бы орешник, утесник, а местами дикие яблони, чтобы укрепить линию, и шиповник, чтобы отпугнуть животных. Тогда, мастер, изгородь сама станет приносить плоды – орехи, яблоки, шиповник и прочее, она не зря будет занимать место.

Пол кивнул:

– А внутри еще и канал для отвода воды?

Об этом Грэнби не подумал. Он переглянулся с арендаторами и кивнул. Пол видел, что эта идея заинтересовала не только Грэнби. Большинство из них годами скупали промежуточные полоски, чтобы не терять время на переходы от одного участка к другому.

– Ты в самом деле думаешь, что урожай будет больше?

– Не сомневаюсь, мастер. Мы тут наслышаны об огораживании на юге, если хоть половина из того – правда, то дело это стоящее.

– Я слышал, в некоторых местах крестьяне не очень-то довольны огораживанием, – заметил Пол, слегка улыбнувшись.

Но Грэнби не растерялся.

– Да, мастер, это верно, но это там, где лендлорд – я не вас имею в виду, мастер, – огораживает крестьянскую землю, чтобы пасти там своих овец. Мы знаем, мастер, что вы так не поступите. Это совсем другое дело.

– Я подумаю об этом и скоро сообщу тебе свое решение, – произнес Пол. – В общем-то не вижу причин, почему бы не разрешить тебе это, если остальные не против, но сначала я должен убедиться, нет ли здесь каких-нибудь скрытых подвохов.

Ответ их удовлетворил, и Пол перешел к другим вопросам, однако задумался над этой проблемой и сразу после окончания суда поехал в город посоветоваться с Джоном Баттсом. В Лендале, как всегда, царила суматоха. Пол, быстро обняв племянницу и похвалив ее детей – она только что родила еще одного сына, Джозефа, – и согласившись на предложение Люси поужинать с ними после окончания дел, сразу же прошел в маленький кабинет Джона в задней части здания.

– Что ты об этом думаешь? – заключил он свой рассказ о просьбе Грэнби. – Я знаю, что в некоторых районах одно слово «огораживание» вызывает рев возмущения, но не вижу ничего плохого в случае моих крестьян. И, как было замечено, это увеличит мою ренту.

– Ну что же, по-моему, нет причин, почему бы не разрешить ему огораживание, хотя, как и со всякими новыми начинаниями, никогда не знаешь, какие подвохи могут всплыть, пока не стукнешься о них лбом, – высказал свое мнение Джон, задумчиво поглаживая бороду. – А сам ты что думаешь?

– У меня родилась идея – самому огородить кое-какие дальние поля. Почва на возвышенностях беднее и тоньше, а если ее огородить и защитить от ветра, то, возможно, она станет плодородней, и летом ветры не будут сдувать верхний слой. Кроме того, живая изгородь сможет задерживать воду, разве не так?

– Все, что поможет задержать влагу – находка, – одобрительно покачал головой Джон. – Иногда я думаю, не наказаны ли мы в самом деле этой засухой, хотя не ясно – за что?

Пол устроился поудобнее на откидном сиденье у окна и поудобнее пристроил на подоконнике свою больную левую руку, охватив ее правой. Александр уселся у его ног и положил серую морду ему на колени.

– Эмиас сумел бы тебе ответить, – с горечью произнес Пол, – он бы сказал, что мы наказаны за то, что отвернулись от Рима.

– А, да, Эмиас, – задумчиво протянул Джон, глядя на Пола с таким выражением лица, как будто он решал – продолжать ему или нет.

– Что такое? – спросил Пол. – Он опять что-то натворил, чего я не знаю?

– Нет, я просто думаю, что если ты начнешь огораживание, это может стать опасным прецедентом для Эмиаса. Волнения на юге вызваны желанием лендлордов огораживать земли без согласия арендаторов. Прости меня, конечно, но когда тебя не станет, не воспользуется ли Эмиас твоим начинанием для того же, что и южане?

– Да, когда я уйду – конечно, – отозвался Пол, мрачно глядя на дверь. – Мне кажется, я уже не в состоянии вообразить себе, что он сделает, когда меня не станет, – моей фантазии просто не хватает представить, что сделает этот мальчик.

– Пол, он уже совсем не мальчик, ему за тридцать. В этом-то, наверно, и вся загвоздка, – мягко напомнил ему Джон, но Пол не понял намека.

– Я надеюсь только на то, что переживу его, и передам поместье Роберту – Роберт пойдет по моим стопам, в доброй морлэндской традиции. Это хороший парень, Джон, и он станет хорошим господином. Эмиас же все только уничтожит. Зато он весь горит желанием стать мучеником – скорее, это-то и произойдет.

– Пол, ты мне не нравишься. Ты почти что желаешь смерти собственному сыну. Ну же, взбодрись – высказывания Эмиаса никто не успел подслушать, да и сам он не столь важная птица, чтобы кромвельские шпионы следили за ним днем и ночью, записывая его слова для хозяина.

– Хотелось бы мне знать, где он теперь. Он уехал с утра, сказав, что терпеть не может сидеть на манориальном суде, и боюсь, что в таком настроении он как раз сейчас готовит нам погибель.

– Ты преувеличиваешь... – начал Джон, но в эту самую минуту они услышали какой-то шум, а потом дверь распахнулась, и в комнату влетел сам Эмиас. Увидев отца, он насупился и угрожающе пошел на него, так что Александр ощетинился и недовольно заворчал, предупреждая его.

– Ну, теперь ты можешь радоваться! – закричал Эмиас. – Это наверняка проделки любовницы – ее и ее друзей-лютеран, а скорее, самого адского настоятеля! Грабители! Наконец-то они приступили к работе, чего мы давно ожидали!

– Хватит! Ты сказал достаточно – одних этих слов довольно, чтобы погубить нас, ты что, не понимаешь?! – оборвал его Пол, вставая и распрямляясь во весь свой рост, нависнув над Эмиасом. Его терпение в отношении мальчика (мальчика? Джон прав – это давно не ребенок, и ему пора это усвоить) иссякло. – Ты хочешь, чтобы твои дети стали сиротами и лишились прав?! Ты хочешь, чтобы пострадала вся семья? Что будет с твоим кузеном Джоном и его близкими? Что они такого сделали тебе, что ты ставишь их под удар своими преступными речами? Если тебе не терпится умереть, то заколись мечом, а если тебе охота, то заколи, и меня, но я не позволю тебе корежить жизнь невинных людей из-за твоего идиотского упрямства!

Он еще никогда не был так суров с Эмиасом, но тот скорее удивился неосведомленности отца, а не его гневу:

– Но разве ты не слышал... агенты Кромвеля... расследование... обследование религиозных учреждений...

– Это продолжается уже три месяца, – ответил Пол, – что тебя так выводит из себя? Оно давно назрело – мы уже годами говорили о необходимости реформы...

– Их послали не для того, чтобы собирать информацию о состоянии религиозных учреждений, а чтобы разрушить их, – с горечью сказал Эмиас, – ты просто ослеплен своими иллюзиями, если не видишь этого.

– Те заведения, что не нуждаются в преобразовании, будут оставлены в покое, – заявил Пол, – это подтвердил сам король.

– А ты уверен, что агенты, подобранные Кромвелем, найдут хоть одно учреждение, не нуждающееся в реформе? – спросил Эмиас. – Если там и нет нарушения, они его придумают.

– Я сомневаюсь, – вмешался в разговор Джон, взывая к их рассудку. – Сомневаюсь, что в стране так много религиозных заведений, которым не нужна реформа.

– И одному из них она уже никогда не потребуется – оно прямо у вашего крыльца, – объявил Эмиас, – я только что оттуда. Женскую обитель Св. Климента приказано закрыть и расформировать, а ее имущество конфисковать в пользу казны. Ну, что вы на это скажете?

Наступила пауза – эта новость потрясла обоих мужчин. Обитель Св. Климента была частью их жизни, так как располагалась рядом с их церковью Св. Троицы на Тринити-лэйн, большинство домов на этой улице ей и принадлежало. Пол воспринял это известие болезненно еще и потому, что именно обители принадлежал дом, который он нанял для Урсулы после того, как она покинула Шамблс, и именно в нем она умерла. Но он взял себя в руки и сказал:

– Даже тебе должно быть очевидно, что эту обитель закроют – ее существование бессмысленно. Кроме старой настоятельницы, там всего две послушницы, скорее всего, просто девочки.

– И таких монастырей немало по стране, – добавил Джон Баттс, – за редкими исключениями, в монастыри почти нет притока новых послушников. Их дни сочтены. Так что такая ревизия просто необходима.

– А что стало бы со всеми людьми, которые лишились крова после наводнения, если бы их не приютили монастыри? – спросил Эмиас. – Как вы можете говорить, что их дни сочтены?!

– Я согласен, что в северных землях монастыри могут быть еще полезны. Но что касается бездомных, то после наводнения им гораздо больше помогли местные богатые семьи, а уж сейчас-то им монахи точно не помогают – это было только временное убежище. А, например, аббатство Св. Марии вообще не приняло никого, тамошние монахи предпочитают развлекать богачей и аристократов.

– Вы оба слепы и не видите истины, – упрекнул их Эмиас, – на ваших глазах будут уничтожены святые обители, а вы будете продолжать твердить, что так и надо. Правда же в том, что их богатства нужны королю, чтобы пополнить казну – золото, ритуальная утварь, земли. Вот подлинная причина уничтожения, что бы вы там ни говорили.

Сказав это, он повернулся и вышел, оставив Джона и Пола в неловком молчании. Наконец Джон проговорил:

– Он прав. Но и мы тоже правы. Если бы дело было только в богатстве монастырей, его могли отнять у них и сотню лет назад. Но мир меняется, и люди тоже, и дни монастырей сочтены. Мы с тобой, Пол, оставим, когда уйдем, совсем другой мир, чем тот, в котором появились на свет.