"Леди и лев" - читать интересную книгу автора (Керк Синтия)

Глава 2

Эта женщина была прекрасна и чувственна, как Клеопатра.

Дилан наблюдал, как она изящно двигается по палубе, мурлыча что-то себе под нос. На него она смотрела лишь изредка, что только добавляло ей кокетства. Речной бриз ласкал его лицо, а с берега доносились крики феллахов, пригнавших свои стада на водопой. Дилан откинулся в шезлонге, потягивая прохладный отвар гибискуса. Но чего-то все-таки не хватало ему для полноты счастья.

Весельное судно, которое он нанял для круиза, было верхом утонченности. Здесь было все, чего только может пожелать человек, – всевозможные деликатесы, книги, даже викторина. В окружении музыки, Нила и прелестной француженки Дилан должен был бы чувствовать себя довольным, как паша. И он стремился к этому изо всех сил, но не мог избавиться от абсурдного чувства вины перед миссис Фэрчайлд.

С какой стати ему переживать из-за того, что он отдал какой-то англичанке то, о чем она его так отчаянно просила? Даже, можно сказать, умоляла. Но он не мог забыть, с каким бешенством посмотрел на него ее муж, когда он привез бесчувственную Шарлотту Фэрчайлд в Долину Амона. Она так и не пришла в себя, когда он через час уехал от них. Йен Фэрчайлд еще больше разозлился, когда Дилан объявил ему, что решил отказаться от раскопок.

Фэрчайлд очень разозлился из-за его отказа. Именно это и продолжало мучить Дилана спустя целую неделю. Его отказ от участка не означал, что Фэрчайлду негде было найти другого египтолога, которому он мог бы продать свои раскопки. К тому же он мог найти специалиста с гораздо более надежными рекомендациями, чем те, которые были у Дилана.

Молодая жена Фэрчайлда была права: манеры ее мужа были грубыми, можно даже сказать, жестокими. В Нижнем Египте есть немало специалистов, которые заслуживают большего доверия и имеют лучшую квалификацию чем Дилан Пирс. Тогда почему отказ такого мошенника, как он, настолько взбесил Йена Фэрчайлда?

– Надеюсь, он не выплеснет на нее свою злобу, – пробормотал он.

– О чем ты, дорогой? – Его спутница оперлась на поручни и с милой улыбкой устремила на него свой взгляд.

Мадемуазель Ева была не только обладательницей обворожительной или профессиональной улыбки, но считалась и неплохой актрисой. Конечно, она играла лишь во французских колониях, но Дилан не сомневался, что и в Париже не много наберется столь искусных актрис. И уж наверняка мало кто может тягаться с Евой в очаровании.

– Я как раз раздумывал над тем, простил ли уже мистер Фэрчайлд свою жену.

Ева изобразила на лице недовольную гримасу.

– Пожалуйста, давай не будем снова говорить об этой англичанке.

Дилан почти не слышал, что говорит Ева.

– Мне следовало бы остаться там до тех пор, пока она не придет в себя. У нее, наверное, было жуткое похмелье. И в таком состоянии ей пришлось объясняться с мужем, который готов был ее задушить. Судя по всему, он не считает, что подвыпившая жена – уморительное зрелище.

– О, англичане очень холодно относятся к своим женам. Так что неудивительно, что эта глупая леди пристрастилась к бутылке.

Дилан допил свой напиток.

– Если верить миссис Фэрчайлд, то она напилась впервые в жизни, была вынуждена это сделать из-за меня и из-за своего мужа.

– Что касается меня, то ради тебя я выпью с удовольствием. – Ева направилась к нему. Ее юбка была похожа на облачко небесно-голубого шифона. – Дорогой…

Дилан протянул руку и посадил ее к себе на колени. Почему у него пусто в душе? Почему даже сейчас он беспокоится о той женщине? В конце концов этот Фэрчайлд возьмет в охапку женушку и вернется в свою Англию. И он больше никогда ее не увидит. А у него впереди две недели плавания вверх по Нилу, и он собирается насладиться этим полностью. Ему составляет компанию прелестная женщина, которая всего лишь требует, чтобы он думал только о ней. И так будет по крайней мере до тех пор, пока она не положит глаз на какого-нибудь очередного красавчика, которого может встретить во время гастролей.

Но даже играя золотисто-каштановыми кудрями роскошной француженки, он не мог забыть волосы цвета белого золота Шарлотты Фэрчайлд. И ее широко раскрытые серые глаза, которые скрывали столько тайн, сколько скрывали глаза сфинкса.

Ева устроила свою головку у него на груди и подчеркнуто вздохнула.

– Мне надо было остаться в лагере еще ненадолго, – произнес Дилан спустя мгновение. – Дождаться по крайней мере, пока миссис Фэрчайлд проснется.

– Хватит об этой пьяной англичанке! – В нежном голоске Евы слышалось раздражение.

– Он был в таком жутком настроении. Может, он даже побил ее после моего отъезда…

Ева оттолкнула его от себя.

– Ну и что из того, если бы и побил?

– Мужчина, который способен ударить женщину, – это не мужчина. Не представляю, как можно до этого опуститься. – Дилан покачал головой. – Хотя она кажется достаточно самоуверенной, чтобы принять вызов свирепого алжирского пирата. И выйти победительницей в схватке.

– О Господи! Можно подумать, что эта англичанка – ваша повелительница! – Хорошенькие глазки Евы превратились в узкие щелочки. – Вам надо было отправиться в круиз по Нилу с ней, а не со мной!

«Может быть, так и надо было сделать», – подумал он. Шарлотта Фэрчайлд не была похожа на других женщин, которые встречались в его жизни. Наверное, она не легла бы с ним в постель с такой же готовностью, как эта мадемуазель. Но Дилан догадывался, что каждое мгновение в ее обществе было бы непредсказуемым и восхитительным. Впервые за много лет женщина разбудила в нем интерес, а не просто плотское желание.

– Ева, вы же знаете, я вас обожаю. – Он погладил ее плечи.

Она оттолкнула его и встала:

– Вы играете со мной. И не слишком талантливо. Прежде чем он успел ее остановить, Ева засеменила по палубе, толкнув по пути стюарда, который выронил поднос с фруктами. Дилан услышал, как хлопнула дверь ее каюты. Этот звук разбудил зеленую ящерицу, дремавшую под одним из кресел.

Сначала он хотел было пойти за ней, сказать ей несколько милых лживых утешений. Но вместо этого подошел к поручням и уставился невидящим взором на роскошные берега, мимо которых проплывало их суденышко. Стая фламинго внезапно поднялась из-за борта, распластанные крылья птиц промелькнули всего в нескольких футах от его лица. Но он ничего этого не замечал.

Ничто, казалось, не интересовало его в последнее время. Ни французская актриса, ни ирландское виски, ни даже возможность поохотиться на носорогов в дебрях Абиссинии. Ему исполнился тридцать один год, совсем немного, но он успел почувствовать пресыщение и утомление от жизни.

Но он боялся, что уже перешагнул тот возраст, когда жизнь можно заполнять одной лишь игрой. Он играл с женщинами, играл роль ученого. Но никогда не пытался стать настоящим ученым. Наверное, ему все слишком легко давалось. Способность к языкам у него была от рождения. В Египте обнаружилось его сверхъестественное умение точно определять, где именно под слоем песка лежит древняя гробница. И конечно, он умел очаровывать даже самых блестящих и порядочных женщин.

Нельзя сказать, что он интересовался исключительно порядочными женщинами. По крайней мере до тех пор, пока ему не встретилась Шарлотта Фэрчайлд. Должно быть, с возрастом в нем что-то изменилось.

Египет и вся археология тоже изрядно изменились. Теперь для всех, кто занимался раскопками, ввели жесткие правила, а в Каире целый штат чиновников следил за тем, как их соблюдают. Сейчас уже нельзя отправиться в пустыню и безнаказанно подорвать динамитом храм, чей возраст насчитывает четыре тысячи лет, только потому, что, возможно, там может быть закопано золото. Да он и не жалеет, что старые методы отмирают. И сам он за прошедшие десять лет разрушил больше, чем надо было бы. Сидящий внутри его ученый сожалел об утратах. Если уж говорить откровенно, он не хотел бы, чтобы его помнили лишь благодаря томику эротической поэзии, разграбленным раскопкам и множеству скандальных приключений.

Так почему же, когда у него в руках была возможность продолжить знаменитые раскопки покойного сэра Реджинальда Грейнджера, он так легко упустил ее?

– Эта барышня захотела остаться в Египте, – пробормотал Дилан.

Он пытался убедить себя, что именно поэтому он с такой легкостью отказался от Долины Амона. Или он просто ищет причину, чтобы вернуться туда?

Сейчас уже слишком поздно. Все, что ему оставалось, – это надеяться, что Шарлотта Фэрчайлд и в самом деле такая же сильная и бесстрашная, какой кажется. Проклятие! У него и так уже много чего лежит на совести. Не хватало еще казнить себя из-за этой ненормальной англичанки. Но все же он знал, что если из-за его решения относительно тех раскопок с дочерью сэра Реджинальда что-нибудь случится, он никогда себе этого не простит.

Лодка медленно развернулась к югу, и он оглянулся назад. Он чувствовал себя трусом, неопытным мальчишкой, который боится взять на себя ответственность. Будь он взрослым мужчиной, он должен был бы сделать все возможное, чтобы заверить миссис Фэрчайлд, что в его руках участок будет в полной сохранности. Ему надо было разогнать ее страхи и оставаться с ней, пока не стало бы ясно, что ни разъяренный муж, ни жаркое пустынное солнце не причинят ей никакого вреда.

А вместо этого он сейчас плывет по Нилу с женщиной, которая ему всего лишь симпатична. А та, которая тронула его сердце, осталась в пустыне. Дилан был явно недоволен собой. Впрочем, это было его обычное состояние. Если бы только он мог придумать, как придать смысл своей бестолковой жизни!

Может быть, для этого ему не хватает амулета миссис Фэрчайлд?

С тех пор как умер отец, вряд ли у Шарлотты была более плохая неделя из прожитых ею в Египте. Каждый день грозил преподнести им новые бедствия. Вчера загорелась палатка, в которой хранились инструменты, позавчера один из рабочих порезал ногу зазубриной на вскрытой крышке саркофага.

А сегодня среди рабочих начались беспорядки. У входа в недавно откопанную гробницу нашли спящего котенка. Суеверные рабочие посчитали это дурным предзнаменованием. Все это вносило нервозность в жизнь лагеря.

Сидя в палатке, она слушала, как Йен спорит с прорабом:

– Мне наплевать на все ваши идиотские приметы, Ахмед. Это просто-напросто глупый котенок. Они стаями бегают по пустыне. Их и в Каире целые сотни. Сегодня днем мне необходимо проникнуть в гробницу вместе с тремя рабочими. Эта кошка ничего не значит. У нас и раньше на раскопках бывали кошки.

– Но они не лежали у входа в гробницу. – Голос старшего мастера звучал еще более зловеще, чем обычно. – Эта гробница находится под защитой богини Бастет, и мы чуть не осквернили ее своим нечестивым присутствием. Богиня послала одного из своих подданных прогнать нас прочь. Никто не сможет войти в гробницу, если на ней лежит заклятие богини. – Он помолчал. – В том числе и я, мистер Фэрчайлд.

Готовясь к битве, Шарлотта сосредоточенно завязывала ленты шляпы от солнца. Она не хотела все утро сидеть в душной палатке, хотя еще меньше ее привлекала перспектива столкнуться снаружи с черным юмором Йена.

Когда она наконец вышла, муж бросил в ее сторону разъяренный взгляд, в котором она без труда прочитала запрет. Шарлотта вздохнула. Да, видно, опять ей сегодня предстоит день, полный бесконечных обвинений.

– Я слышала, рабочие расстроены находкой котенка. Оба мужчины не обратили на ее слова внимания, они смотрели на небольшого зверька, вырывающегося из рук Ахмеда.

Йен, хрустнув пальцами, обратился к прорабу:

– Я сыт по горло этой проклятой чепухой. Давайте сюда эту мерзкую кошку.

Ахмед протянул ему пушистое желтое создание, издающее противные мяукающие вопли. Котенок цеплялся когтями за рукав турка.

– Если я утоплю эту тварь на глазах у рабочих, это, надеюсь, их успокоит?

Ахмед издал протестующий возглас. Шарлотта не дала ему даже раскрыть рот, ринувшись в бой.

– Ты в своем уме? Убивать беззащитного маленького котенка? Дай его сюда! – Она схватила котенка и прижала его к груди. – Неужели в тебе не осталось ничего человеческого?

Йен резко повернулся к ней.

– И это я слышу от женщины, которую приволокли домой пьяную в стельку! Тебе повезло, что я не утопил тебя в бадье с водой. Мало найдется мужей, которые дозволяют своим женам откалывать такие номера. Шарлотта обратилась к прорабу:

– Скажите рабочим, что дочь сэра Реджинальда готова принять на себя любое проклятие богини, если она пожелает послать его на наши раскопки. А котенку не будет причинено никакого вреда. – Она гневно посмотрела на мужа: – Ты слышал мои слова?

Ахмед пошел прочь, качая головой.

– Твое мрачное настроение выводит рабочих из равновесия гораздо больше, чем дюжина кошек. Последнюю неделю ты словно сошел с ума. Орешь на всех, расшвыриваешь вещи. Не схвати я тебя вчера вечером за руку, ты бы разбил тот прекрасный кувшин. – Она погладила котенка, который в ответ громко замурлыкал. – Ты должен взять себя в руки.

– Ты умеешь прекрасно читать лекции, как держать себя в руках. Накачалась бренди и ускакала в пустыню! Просто удивительно, как ты не рухнула с верблюда и не сломала себе шею.

Она почувствовала, что покраснела.

– Я же объясняла тебе! Я сделала всего один или два глотка. Все случилось оттого, что я не привыкла к крепким напиткам.

– Не оправдывай свое постыдное поведение! – Он ткнул рукой в сторону палатки. – Ты под домашним арестом, Шарлотта! Скройся с моих глаз, не то я потеряю терпение и в конце концов побью тебя.

Губы у него побелели, он был в ярости. За последнюю неделю Шарлотта не видела его в таком состоянии. Йен и в самом деле был взбешен.

– Я по горло сыта твоими угрозами и твоим раздражением! – Шарлотта раскаивалась в своем поведении и терпела всю неделю. Но теперь ее прорвало, и она не могла больше сдерживать себя. – Если ты собираешься продолжать в том же духе, это ни к чему хорошему не приведет. Я не буду тебя останавливать, если ты вздумаешь расколотить канопы[1] хоть об свою голову.

Йен сердито нахмурился:

– Тебе только и забот, что об этих проклятых раскопках. Ты просто копия своего отца! Тебя ничто не волнует, кроме очередного открытия гробницы или еще одного обворованного саркофага. Тебе следовало бы выйти замуж за мумию, а не за живого человека.

– Мне казалось, что я вышла замуж за археолога. – Неожиданно она поняла абсурдность того, что вообще вышла замуж за этого человека.

– Так оно и есть. В нашей семье всего один археолог. Пора уже наконец это понять. Если я решил, что мои профессиональные интересы требуют моего присутствия в другом месте, значит, мы собираем чемоданы и уезжаем отсюда. И меня не остановят помехи, которые ты создаешь, суя нос не в свое дело. Как только я найду подходящего кандидата, который возьмется за эти раскопки, мы немедленно отправимся в Англию.

Котенок лизнул Шарлотту в щеку, и она крепче прижала его к себе. Громкое мурлыканье успокаивало ее, помогало не реагировать на злые слова Йена.

– Может, ты передумаешь и не уедешь из Египта, когда мы проникнем в эту последнюю гробницу. Кто знает, что мы там найдем внутри?

– Мы? – Он тряхнул головой. – С этой самой минуты только я один из семьи Фэрчайлд буду проводить исследования. Тебе лучше подыскать себе место в каком-нибудь каирском отеле. Там ты будешь жить до окончания сезона.

– Я понимаю, ты хочешь сделать мне больно. Я огорчила тебя, уговорив мистера Пирса отказаться от прав на раскопки. Но если наше противостояние затянется, мы станем врагами. Разве ты этого не понимаешь? Я хочу сделать лучше для нас обоих. Мне очень жаль, что я нарушила твои планы…

– Ты не нарушила моих планов, Шарлотта, а всего лишь отложила их исполнение. К несчастью, я не могу все бросить – уложить вещи и уехать. Потому что не могу найти археолога, который захотел бы взять на себя ответственность за раскопки, стал бы платить всем этим рабочим, которых я нанял до конца сезона.

– Но ты не оставляешь мне никакого выхода…

– Что ж, ты тоже не оставляешь мне выбора. Как только я найду себе замену, мы уедем из Египта. И больше не вернемся сюда. – Немного помолчав, он добавил: – Никогда.

Шарлотта смотрела, как он твердой походкой удалялся прочь. Неужели она совершила ошибку, бросившись навстречу Дилану Пирсу? Даже не ошибку, а гораздо хуже… Неужели она своим необдуманным шагом разрушила их брак? Йен и раньше сердился на нее, но не так, как сейчас. Он никогда не обходился с ней с такой жестокой, неослабевающей яростью. Будто он никогда и не любил ее. А временами ей казалось, что и она никогда не любила его.

Что-то мягкое коснулось ее щеки. Она рассеянно посмотрела вниз и встретилась взглядом с маленьким котенком. Он смотрел на нее умными глазками янтарного цвета.

– Думаю, он меня теперь ненавидит, киска. Котенок жалобно мяукнул.

Шарлотта решила так не потому, что муж кричал или угрожал ей, а потому, что запретил ей сопровождать его в гробницу. Раньше, до этого случая, она всегда участвовала в раскопках вместе со своим отцом, а потом и с Йеном. Она научилась читать иероглифы, когда ей еще не исполнилось и пятнадцати, и однажды сама откопала мумию царицы, когда они работали недалеко от Нила. Она была таким же хорошим египтологом, как и мужчины-археологи. И вот теперь Йен хочет лишить ее этого. Раньше в такие ответственные моменты она всегда была рядом, а сегодня он уже готов войти в гробницу без нее. Ей было ясно, что ему совершенно наплевать на ее чувства. И это Йен, который всегда говорил, что она приносит ему удачу. – О нет! – Шарлотта уронила котенка, который неодобрительно мяукнул.

Сжав в руке висящий на шее амулет, она побежала за мужем, успев заметить, что Йен стоит у входа в гробницу.

– Йен, подожди! – Расталкивая рабочих, она подбежала к нему. – Вот, надень. – Сняв с шеи амулет, она аккуратно надела его ему на шею. – Если ты не хочешь, чтобы я шла туда вместе с тобой, возьми хотя бы мой талисман.

На какое-то мгновение ей показалось, что он сорвет с шеи амулет. Но вместо этого он погладил его рукой. Лицо его было грустным и усталым.

– Будь осторожен, – прошептала она.

Он поднял на нее глаза. Впервые за всю неделю она увидела в них не только гнев и ярость.

– Я тебя люблю, – сказала она.

В это мгновение она верила, что так оно и есть. Он резко притянул ее к себе.

– Я тоже люблю тебя, Шарлотта, несмотря на твое упрямство и на мой ужасный характер. Но твое вмешательство расстроило все мои планы. – Его объятие стало еще крепче. – Ты должна понять: в том, что с нами происходит, виноваты мы оба.

Она кивнула. Значит, это было еще не полное примирение, но хорошо, что Йен хотя бы не отталкивает ее.

– Удачи, дорогой!

Спустя мгновение он исчез в сумраке галереи, ведущей в гробницу. Какая-то часть ее существа рвалась последовать за ним в темный переход, но в то же время она хотела, чтобы Йен испытал удовольствие и гордость первооткрывателя.

Она села неподалеку от входа в гробницу, обхватив колени.

Если Йен найдет внутри гробницы что-нибудь ценное – эбонитовую статуэтку Бастст или настенную роспись, сохранившую яркость красок, – тогда он не так сильно будет сердиться, что ему пришлось остаться в Египте.

Может, он даже простит ее когда-нибудь за то, что она отговорила Дилана Пирса взяться за раскопки. Хотя она совершенно не могла вспомнить подробностей их неожиданной встречи в пустыне. Умоляла ли она этого валлийца со слезами на глазах отказаться от участка или была гневной и требовательной? А может быть, даже пыталась его соблазнить? Ничего удивительного, что Йен смотрит на нее теперь так, будто хочет задушить. Но откуда ей было знать, что бренди может подействовать на нее так ужасно. До недавнего времени самым крепким напитком, который она пила, был ромовый пунш. Да и пила она его из крошечной рюмочки размером с наперсток.

Несмотря на гнев Йена и на провалы в памяти, она не жалела о том, что отправилась в пустыню дать отпор Пирсу. Что бы ни произошло тогда между ними, она добилась чего хотела. Долина Амона все еще принадлежит ей, и никакие охотники за сокровищами не смогут подорвать ее динамитом.

Неожиданно из тоннеля до нее донесся грохот.

Ахмед с беспокойством оторвался от своих записей.

– Что это? – Шарлотта отбросила котенка в сторону и вскочила на ноги.

Ахмед, побелевший как полотно, шагнул было в сумрак гробницы. Он выкрикнул что-то по-турецки и выскочил обратно.

Она попыталась рвануться за ним вслед, но прораб обхватил ее своими сильными руками. Еще несколько рабочих выскочили наружу, пронзительно крича и причитая.

Из тоннеля снова послышался грохот.

– Йена завалит там! Помоги ему, Ахмед! Несколько человек сдерживали ее. Теперь из входного отверстия вылетали пыль, камни и грязь.

Шарлотта замерла, широко раскрыв глаза. Вскоре грохот стих. Прохода больше не было, как будто никто не копал здесь много дней, а может быть, и много месяцев.

– Йен! – бессильно прошептала она.

Ее наконец отпустили, и она рухнула на землю. Как сквозь мутную завесу она видела снующих вокруг нее людей, слышала их крики по-арабски. Никто не может остаться в живых под таким завалом. Никто.

Эта мысль пронзила ее как молния, и она, корчась, покатилась по земле. Окружающий шум исчез, его заглушил пронзительный вопль. Она долго не могла осознать, что этот нечеловеческий звук вырвался из ее гортани.

Однако она поняла, что не песок и камни обрушившейся гробницы убили ее мужа. Это сделала она.