"Мальчик из Брюгге" - читать интересную книгу автора (Синуэ Жильбер)ГЛАВА 6Мужчине было лет пятьдесят. Представительный, плотный, с бычьей шеей и необыкновенно синими глазами. Его удивительно матовая кожа была необычайна для фламандца. Одет он был в черный камзол, доходивший до половины ляжек. На голове сидело касторовое кепи, отбрасывающее тень на его нос. Визитер производил впечатление, и Ян дотошно рассматривал его, словно гиганта из сказки. — Меня зовут Идельсбад. — Степенно, глуховатым голосом, продолжил: — К вам меня прислал бальи из Мёникенреде. Если вас не затруднит, я хотел бы побеседовать с вами. — Бальи из Мёникенреде? По какому поводу? — Вам, конечно, известно, что позавчера было совершено убийство. — Увы, да. Я даже полагаю, что первым узнал об этом. Ван Эйк взлохматил волосы Яна. — Труп обнаружил мой сын. Его уже опознали? — Слутер. Николас Слутер. — Слутер? Это ужасно! Но разве этим занимаются не власти Брюгге? — Частично. Убитый был гражданином Мёникенреде. В Брюгге он находился проездом. К тому же его семья, которая хорошо знакома с бальи Ван Пюйвельде, желает знать, что же произошло на самом деле. Ван Пюйвельде попросил бургомистра Брюгге, чтобы он поручил расследование мне. Он сделал вид, что открывает сумочку, прикрепленную к поясу. — У меня есть документ, составленный по всей форме и подписанный. Если вы… Ван Эйк приостановил его словоизлияния: — Послушайте, минхеер, мне не совсем понятно, какое касательство имею к этому я. Идельсбад удивленно заморгал: — Разве Слутер не был вашим учеником? — Правильно. Кстати, с того времени прошло уже больше пятнадцати лет. Да и жил я тогда в Лилле. — И все же вы можете рассказать о нем что-нибудь? Впрочем, речь идет не об одном только Слутере. Есть убитые в Турне и Антверпене. Вы, конечно, в курсе… — Он стал загибать пальцы: — Виллебарк, Ваудерс… Все они посещали ваши мастерские. Вы понимаете, что в данном случае… — Ладно-ладно, — неохотно сдался Ван Эйк. — Только позвольте мне поправить вас. Это были не Виллебарк и Ваудерс, а Виллемарк и Ваутерс. Да и какая разница! Прошу за мной, у меня нам будет спокойнее. Но предупреждаю, я не смогу уделить вам много времени. — Обещаю вас не задерживать. Он повернулся к Яну. — Его свидетельские показания окажутся ценными. Вы не против, если он пройдет с нами? Художник протянул мальчику руку: — Согласен? Ван Эйк предложил гиганту табурет, а сам удобно устроился на скамье с подлокотниками. — Напомните мне, пожалуйста, ваше имя. — Идельсбад. Тилль Идельсбад. Ян чуть не прыснул: — Тилль? Как Тилль Уленшпигель, герой? Мужчина беспомощно развел руками: — Я здесь ни при чем. Мой отец очень восхищался этим персонажем. Тилль Уленшпигель олицетворял для него все ценимые им достоинства: свободу, справедливость, смелость. — Он мог бы выбрать имечко и похлеще! — бросил развеселившийся Ван Эйк. — Но перейдем к делу. — Очень хорошо. Сколько времени Слутер работал в вашей мастерской? — Около пяти лет. — Почему он ушел от вас? — Насколько я помню, у него сильно болел отец, и за ним нужен был уход. — Не думаете ли вы, что Слутер мог нажить себе врагов? Или совершить поступок, который послужил бы при чиной мести? — Когда он приступил к обучению, ему было от силы четырнадцать лет. Разве в таком возрасте можно вызвать к себе столько ненависти? Безудержную ярость, которая толкает кого-то на убийство через пятнадцать лет? — Но затем он вернулся в Брюгге. Наверное, хотел с вами встретиться? — Это мне неизвестно. — Здесь что-то непонятное. Слутер работает с вами больше пяти лет, приезжает в Брюгге и не пытается увидеться с вами? — Может, он и собирался это сделать. Откуда мне знать? — Когда вы видели Николаса Слутера в последний раз? — Несколько месяцев назад. Три, пять — не помню. — Это очень важно. Постарайтесь вспомнить. Художник нетерпеливо взглянул на него: — Минхеер, к чему вы клоните? — Я хочу найти убийцу, разумеется. — Полагаете, что он скрывается у меня? Его собеседник упрямо повторил: — Когда вы видели Николаса Слутера в последний раз? — Да что же это такое! Я ведь вам ответил! — Извините, — вмешался Ян, — я помню. Мы встретили его на площади Бург. В тот день там проходила процессия в честь Святой Крови. Казалась, он так спешил, что чуть не опрокинул меня. Ван Эйк мягко заметил: — Твоя память явно крепче моей. Он одарил гиганта торжествующей улыбкой. — Ну вот вам и ответ. — Слутер ничего особенного вам не говорил? — Нет. Только упомянул о будущем бракосочетании с молодой флорентийкой, встреченной им во время поездки в Италию. Я подтрунил над необузданным и непредсказуемым темпераментом южных женщин и расхвалил внушающую доверие спокойную безмятежность женщин севера. Я пожелал ему удачи, и мы расстались. — Понятно… Тошнотворный запах вдруг ворвался в комнату вместе с ветерком. — Помойная баржа, — прокомментировал Ян, зажимая нос. По каналу проплывало открытое судно со своей ежедневной ношей утонувших свиней, различных домашних животных, разбухших от воды, и гниющей растительности, выловленной за ночь лодочниками-чистильщиками. Идельсбад с интересом спросил: — Итак, мой мальчик, именно ты нашел Слутера? — Да. На улице Слепого осла. Я возвращался домой. — Помнишь ли ты о каких-либо поразивших тебя деталях? О чем-то необычном? — У него было перерезано горло, а рот набит веронской глиной. — Веронской глиной… — задумчиво повторил Идельсбад. Он замолчал, не отрывая своих голубых глаз от лица Яна. — Немного раньше ты взял у кого-то ящичек с красителями? Ян захлопал ресницами: — Да, но… — Они предназначались мне, — уточнил Ван Эйк. — На тот случай, если вы забыли, я — художник. Если вас хорошо информировали, то среди заказанных мной красителей веронская глина не значилась. Идельсбад поклонился с учтивостью, но трудно было понять, наигранная она или искренняя. — Мне известно, кто вы, минхеер. Разве не вас называют королем художников? — Почему вы притворились, будто не знали, что именно Ян обнаружил труп Слутера? Вы это знали, поскольку уже допросили Корнелиса. — Ошибаетесь. Я действительно допросил Корнелиса по поводу красителей, но ни он, ни я не знали, что ваш сын имел к этому касательство. — Я не понимаю… — Не вы ли мне сказали об этом? «Именно мой сын обнаружил труп» — это ваши собственные слова. — Допустим. А Слутер? Как вы узнали, что он был у меня подмастерьем, учеником? — От его семьи. Напомню, что именно по ее просьбе меня послали сюда. Брюгге — большой город, но и его семья живет не в деревне. — Он сменил тему: — Вы верите в совпадение? Трое убитых, и все — ваши ученики. Согласитесь, поводов для вопросов много. Пальцы Ван Эйка сжали подлокотники. — Вы говорили о совпадениях. Это единственное объяснение. — Вы недавно ездили в Турне или Антверпен? — Какого ответа вы ждете? Разве Виллемарк не был убит в Антверпене? А Ваутерс в Турне? — И с упреком поспешил добавить: — Ну же, минхеер, будьте посерьезней. Нет, я никогда не ездил в эти города. — Тем не менее вы много путешествуете. — Признаюсь, это моя слабость. — Цель поездки? — Мне кажется, это вас совсем не касается. — Португалия, например… — Вы не можете не знать, что я был направлен туда герцогом Филиппом, чтобы написать портрет инфанты Изабеллы. — Красивой женщины, впрочем. Однако этому путешествию уже несколько лет. А мне известно, что вы только что прибыли из Лиссабона. Художник промолчал. — Это правда? Ответа не последовало. Гигант немного выждал, прежде чем снова приступить к допросу: — Если вы не против, я хотел бы осмотреть вашу мастерскую. На этот раз видимое спокойствие вдруг покинуло Ван Эйка. — И вопроса быть не может! Никому, кроме моих близких, не разрешено туда входить. Вот уже десять лет, как я пользуюсь в этом городе всеми правами буржуа, и хорошо знаю, что со мной нельзя обращаться как с иностранцем! — Забавно, что вы затронули эту тему. Представьте, прежде чем прийти к вам, я навел справки в городском реестре. В нем вы не записаны. — Что вы сказали? — Правду. Я ничего не нашел, разве что дату: 9 сентября 1434 года, имя и место рождения, похожие на ваши: Ян. Но Ян де Тегг, родившийся в Маесейке департамента Льеж. И следа нет некоего Ван Эйка. — Абсурд! Я тоже родился в Маесейке, мной уплачена пошлина в размере ровно двенадцати ливров. Все это просто смешно. Как бы то ни было, ноги вашей не будет в моей мастерской! — Образумьтесь. Бальи облечен полной властью. Художник выпрямился: — А у Ван Эйка ее еще больше! Никто, слышите, никто не будет копаться в моей личной жизни! Еще меньше — в моих творениях. — Вы совершаете большую ошибку. Бальи… — Мне наплевать на бальи! Передайте ему от моего имени: если он станет настаивать, то будет иметь дело уже не со мной, а с самим герцогом. Все ясно? — Да. Я знаю о ваших связях с Бургиньоном. Вы на короткой ноге с сильными мира сего, это очень большая власть. Позвольте мне воззвать к вашей совести. — Я единственный судья своей совести. А теперь я буду вам весьма признателен, если вы покинете этот дом. — Что ж, вы здесь хозяин. — Мэтр! Мэтр Ван Эйк! Он указал пальцем на дверь. Ян заметил, что его рука дрожала. Ледяным тоном гигант произнес: — Я с вами прощаюсь. Но я еще вернусь… — И он умышленно сделал ударение на последнем слове: — минхеер. Ван Эйк пришел в себя, только услышав звук захлопнувшейся входной двери. — Этот тип либо сумасшедший, — пробормотал он, — либо бессовестный, что одно и то же. — Сжав кулак, он властно произнес: — Тилль Идельсбад… Герцог запомнит это имя! Ян обошелся без комментариев. В его памяти крутилась фраза, сказанная накануне Петрусом Кристусом: «И на этот раз — человек из нашего братства…» Откуда, черт побери, он знал, что тот мертвец был художником? До визита агента никто этого не знал. В конце концов, этим убитым на улице Слепого осла мог оказаться кто угодно. Как же он-то узнал? Ян приоткрыл рот, чтобы задать этот вопрос художнику, но в этот момент, привлеченная голосами, вошла Маргарет. — Что случилось, друг мой? Ваш гнев, должно быть, долетел до Бурга! — Все дело в этом мужлане! Он вывел меня из себя. У него препротивнейшая манера задавать коварные вопросы, она граничит с невежливостью. Маргарет указала на Яна: — Я почему-то уверена, что это все из-за него. — Из-за меня? — Да брось ты, моя милая. Ян не имеет к этому никакого отношения. На лице ее все же появилось сомнение. — Хотела бы надеяться. Но от этого мальчишки всего можно ждать. — Повернувшись к двери, она напомнила: — Скоро начнется месса. Мы уже опаздываем. Когда они вернулись из церкви Сен-Клер, их ожидала новая неприятность. Подойдя к двери, художник вставил в замочную скважину ключ и тут же убедился в тщетности своих усилий: дверь была уже открыта. — Это еще что такое?.. — проворчал он. — Кателина забыла закрыть ее? Он первым переступил порог, его одолевали мрачные предчувствия. Что-то необычное витало в воздухе. — Кателина! Зов остался без ответа. — Кателина! — Может, ушла на рынок? — предположила Маргарет. Ван Эйк прибавил шагу. — Боже!… На полу валялись осколки светильников, горка была взломана, исчезли шесть серебряных кубков, подарок герцога. Потрясенный художник бросился в другие комнаты. Повсюду царил необычайный беспорядок, будто ураган прошелся по дому, опустошив шкафы и ящики. Из располосованных матрасов и тюфяков вывалился пух, одежда была разбросана. Но в мастерской оказалось еще хуже: красители рассыпаны, чашечки перевернуты, мольберты сломаны, панно разбиты вдребезги. В одном из углов комнаты скорчилась Кателина, ее лодыжки и запястья были связаны, а изо рта торчал клубок шерстяных нитей. — Господи помилуй! — закричал Ван Эйк. — Спеша на помощь к служанке, он на ходу приказал Маргарет: — Уведи детей! Ван Эйк лихорадочно вынул кляп изо рта Кателины, освободил ее от веревок и помог встать. — Что тут произошло? Она икала, пыталась что-то выговорить, не в силах сдержать сотрясавшую тело дрожь. — Да успокойтесь же… Теперь все в порядке… Застыв на пороге, Ян со страхом наблюдал за сценой, убежденный в том, что ему снится кошмар. — Так что же произошло? — повторил Ван Эйк. — В это трудно поверить. Трое мужчин проникли в дом сразу после вашего ухода. Я слышала шаги, но подумала, что вернулась мадам Маргарет, забыв что-нибудь. Едва я вышла из кухни, как наткнулась на них. Я не успела понять, что со мной: один из мужчин, тот, что помоложе, бросился на меня с посохом… — Вы хотите сказать, с палкой? — Нет, — воспротивилась Кателина, — с посохом. Знаете, это что-то вроде большой трости с набалдашником, с которой ходят зарубежные паломники… — Продолжайте… — Я попыталась убежать. Мужчина ударил меня по голове, и я будто провалилась в черный колодец. Очнулась здесь, в мастерской. Кто-то на плохом фламандском орал мне в ухо: «Где ключ?» Он, конечно, имел в виду ключ от… — Проклятие! — вскричал Ван Эйк, охваченный ужасом. Он рывком повернулся к двери «собора». Она была закрыта, но наличник находился в жалком состоянии, болтался на двери почти оторванный, сломанное лезвие кинжала торчало из щели между дверью и косяком. — Успокойтесь, им не удалось туда войти, и из-за этого они разъярились, особенно тот, который, похоже, был у них за старшего. С ужасным акцентом он все время спрашивал у меня: «Где ключ?» Я поклялась всеми святыми, что у меня его нет — и это правда, — что вы всегда носите его с собой. Если бы он мне поверил, его гнев не был бы таким страшным. Он выхватил у своего сообщника посох и начал крушить все, что попадалось на глаза. — Но что они искали? — воскликнул Ян. — Ведь здесь нет сокровищ! Ван Эйк одернул его: — Продолжайте, Кателина. — Это все. Они связали меня и оставили в углу, где вы меня и нашли. Она перевела дыхание и указала на место за верстаком. — Собираясь уходить, старший подошел туда и неразборчиво написал что-то. Ван Эйк обернулся и прочитал на стене: «Tras las angustias de la muerte, los horrores del infiemo! Volveremos!» Он помолчал, потом негромко произнес: — Это должно было случиться… Изумленный Ян хотел спросить, что написано на стене, но предпочел промолчать. Художник принялся кружить по мастерской, точно попавший в западню зверь. Никто не понимал, что замышляется в его мозгу, какие мысли сталкиваются в нем. Он наконец вышел из задумчивости и подошел к двери, чтобы осмотреть ее. Попробовал вытащить остаток лезвия, но это ему не удалось. — Ян, — приказал мэтр, — быстро сходи за Ван Блоском, слесарем. Скажи ему, чтобы явился немедленно. Ты понял? Немедленно! — А если он занят? — Мне плевать! Я заплачу, сколько он запросит! Беги же, быстрей! Оставшись один, он погрузился в горестные размышления. «После смертных мук — ужасы ада! Мы вернемся!» Испанцы… почему? Кто им рассказал? Самое время повидаться с герцогом Филиппом. Может быть, он сумеет найти объяснение. А пока нужно принять кое-какие меры предосторожности. Ван Эйк открыл один из ящиков, вынул из него чистый веленевый лист, чернильницу, перо и стал писать… |
||
|