"Агасфер. Том 2" - читать интересную книгу автора (Сю Эжен Жозеф)

9. ШТУРМ И ВЗЛОМ

Пробило половину двенадцатого, когда Дагобер с сыном достигли бульвара Госпиталя.

Несмотря на яростный ветер, проливной дождь и густые тучи, ночь казалась довольно светлой благодаря позднему восходу луны. Белые стены монастырского сада и его высокие деревья выделялись в бледной полумгле. Вдали, сквозь туман и дождь, мелькал красноватый огонь фонаря, раскачиваемого ветром и слабо освещавшего грязную дорогу пустынного бульвара. Изредка слышался вдали глухой звук задержавшейся кареты, и снова наступало угрюмое молчание.

После ухода из дома наши путники обменялись всего двумя-тремя словами. Цель этих людей была самая благородная и честная, однако, молчаливые и решительные, они скользили во тьме, как разбойники, в этот час ночных преступлений. Агриколь нее на плечах мешок с крюком, веревкой и железной полосой, Дагобер опирался на его руку, а Угрюм следовал по пятам.

— Должно быть, уж недалеко та скамейка, на которой мы сидели, — сказал Дагобер, останавливаясь.

— Да, — отвечал Агриколь, вглядываясь в темноту, — вот она, батюшка.

— Надо подождать полуночи, — продолжал Дагобер, — сядем отдохнуть и договоримся, как действовать…

После минутного молчания солдат начал, волнуясь и крепко сжимая руки сына:

— Агриколь… дитя мое… еще есть время… умоляю тебя: отпусти меня одного… я сумею выпутаться… Чем ближе страшная минута, тем больше я тревожусь, что вовлек тебя в столь опасное предприятие…

— А я, батюшка, чем ближе эта минута, тем сильнее убеждаюсь, что могу быть вам полезен… Какова бы ни была ваша участь, я ее разделю с вами… Наша цель похвальна: это долг чести, который вы должны оплатить… я хочу иметь в этой оплате свою долю… Уж теперь-то я не отступлю ни за что… Поговорим о плане действий.

— Ты, значит, все-таки пойдешь? — спросил солдат, подавляя вздох.

— Надо, батюшка, — продолжал Агриколь, — постараться добиться успеха без помехи… и мы добьемся его… Вы заметили там, в углу стены, маленькую калитку? Уж одно это превосходно…

— Через нее мы проберемся в сад и станем искать то место, где кончается стена и начинается решетка.

— Да, да. С одной стороны помещается павильон, где живет мадемуазель де Кардовилль, а с другой стороны та часть монастыря, где заперты дочери генерала Симона.

В эту минуту свернувшийся у ног хозяина Угрюм вскочил и, подняв уши, начал прислушиваться.

— Угрюм, должно быть, что-то чует, — сказал Агриколь, — послушаем.

Ничего не было слышно, кроме шума ветра, колебавшего высокие деревья бульвара.

— Батюшка, если калитка в сад отворится, мы возьмем Угрюма?

— Да, возьмем. Если там есть сторожевая собака, он справится с ней. Кроме того, он даст нам знать о приближении людей, совершающих обход. А потом, кто знает? Он так умен и так привязан к Розе и Бланш, что, пожалуй, укажет, где они спрятаны. Я видел раз двадцать, как он разыскивал их в лесу только благодаря своему инстинкту.

Медленные, торжественные, звонкие удары, как бы господствуя над воем бури, пробили двенадцать.

Бой часов болезненно отозвался в душе Агриколя и его отца; немые и потрясенные до глубины души, они невольно вздрогнули и обменялись энергичным рукопожатием.

Помимо воли сердца отца и сына бились в такт ударам колокола, дрожащие звуки которого протяжно вибрировали в ночном мраке.

При последнем Ударе Дагобер сказал сыну твердым голосом:

— Полночь!.. Обними меня… и вперед!

Отец и сын обнялись. Минута была решительная и торжественная.

— Теперь, батюшка, — сказал Агриколь, — надо действовать смело и хитро, как действуют воры, взламывающие сейф!

Говоря это, кузнец вынул из мешка крюк и веревку. Дагобер вооружился железной полосой, и оба осторожно двинулись к маленькой калитке, помещавшейся недалеко от угла, где соединялись улица и бульвар. Время от времени она останавливались и прислушивались, стараясь различить, нет ли иных звуков, кроме шума ветра и дождя.

Ночь по-прежнему была довольно светлой. Подойдя к калитке, они сумели разглядеть, что доски были очень стары и казались непрочными.

— Хорошо, — заметил Агриколь, — она сразу уступит!

И кузнец хотел уже нажать могучим плечом на дверь, как вдруг Угрюм глухо заворчал и, казалось, готов был сделать стойку.

Дагобер знаком заставил собаку замолчать и, схватив сына за руку, шепнул:

— Не трогайся… Угрюм кого-то почуял там в саду.

Несколько минут они стояли неподвижно, чутко вслушиваясь, настороже, сдерживая дыхание… Собака, послушная воле хозяина, не ворчала больше, но сильно волновалась, хотя ничего не было слышно.

— Собака ошиблась, — шепнул Агриколь.

— А я уверен, что нет! Не двигайся…

Через несколько минут Угрюм лег на землю и насколько мог просунул морду под калитку, тяжело дыша.

— Идут, — шепнул Дагобер сыну.

— Отойдем! — сказал Агриколь.

— Нет, послушаем. Успеем убежать, когда отворят дверь… Сюда, Угрюм… сюда.

Послушная собака отошла от калитки и легла у ног хозяина. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги, шлепающие по лужам, солдат и кузнец не могли различить слова из-за воя ветра.

— Это обход, о котором говорила Горбунья, — сказал Агриколь.

— Отлично… Раньше двух часов они в другой раз не пойдут… У нас есть, значит, впереди часа два времени… Дело теперь почти верное…

Вскоре шагов не стало слышно: они удалились в глубину сада.

— Ну, теперь, не теряя времени, давай отворять дверь, — сказал минут через десять Дагобер сыну. — Они ушли далеко.

Агриколь с силой уперся в дверь плечом и толкнул ее; однако она не поддавалась, несмотря на ветхость.

— Проклятие! — сказал Агриколь. — Наверное, она сзади держится на засове. Иначе бы эти старые доски не устояли.

— Как же быть?

— Я влезу на стену с помощью крюка и веревки и отворю ее с той стороны.

Говоря это, Агриколь взял веревку, и после многих попыток ему удалось зацепить крюк за стену.

— Теперь, отец, помоги мне подняться, а затем я взберусь по веревке, сверху перекину веревку на ту сторону и живо буду там.

Солдат прислонился к стене, сложив руки, а сын, ловким движением опираясь на них, а потом на крепкие плечи отца, с помощью веревки, через минуту был уже на стене. Несчастный не подозревал, что на ее гребне были насыпаны осколки стекол от разбитых бутылок, которыми он порезал себе руки и ноги. Но, боясь испугать отца, кузнец сдержал невольный крик боли и, перекинув веревку, спустился по ней в сад. Тотчас же он подбежал к калитке, которая, действительно, была закрыта на громадный железный засов. Но замок был настолько плох, что одно сильное движение Агриколя — и он слетел. Засов отодвинулся, дверь отворилась — и Дагобер вместе с Угрюмом очутились в саду.

— Теперь, — сказал солдат сыну, — благодаря тебе главное сделано… Вот надежный путь для побега наших пленниц… Нам остается только добраться до них без помехи… Угрюм пойдет вперед разведчиком… Иди, собака, иди… и главное молчи… ни звука.

Умное животное сделало несколько шагов, прислушиваясь и поводя носом с осторожностью и внимательностью настоящей ищейки.

При бледном свете луны, задернутой облаками, Дагобер и его сын увидали несколько длинных аллей. Не зная, по какой из них идти, Агриколь дал совет отцу держаться стены, которая, несомненно, приведет их к какому-нибудь зданию.

— Верно… пойдем по траве… а не по грязной аллее — меньше будет шума, — сказал солдат.

Они пошли рядом с аллеей, тянувшейся близ стены; Угрюм бежал впереди. Время от времени все они останавливались и прислушивались, прежде чем продолжать путь мимо колеблемых ветром деревьев и кустарников, которые принимали при лунном свете причудливые формы.

Пробило половину первого, когда они дошли до железной решетки, отделявшей собственный сад настоятельницы. Сюда-то и забралась утром Горбунья, чтобы поговорить с мадемуазель де Кардовилль.

Через решетку Агриколь и его отец разглядели забор, стоявший на месте воздвигающейся постройки, а за ним небольшой четырехугольный павильон.

— Вот там, верно, и есть павильон сумасшедшего дома, где находится мадемуазель де Кардовилль.

— А здание, где помещаются Роза и Бланш, должно быть, напротив него, — сказал Дагобер. — Только нам отсюда не видать их окон. Бедные девочки… они тут… бедняжки… в горе, в слезах! — прибавил он с волнением.

— Только бы калитка не была заперта, — сказал Агриколь.

— А может… ведь это внутри сада…

— Пойдем потихоньку.

Через несколько минут они достигли двери, запертой только на задвижку. Дагобер хотел ее отворить, но Агриколь его удержал:

— Смотри, чтобы она не заскрипела!

— Как ее лучше отворять, сразу или потихоньку?

— Пусти меня, я это сделаю!

И Агриколь так быстро отворил дверь, что она еле скрипнула. Но как ни слаб был этот звук, он раздался в ночной тиши очень ясно, потому что как раз в этот момент ветер стих.

Агриколь и Дагобер замерли на месте… Они боялись переступить за порог калитки, чтобы не закрыть себе путь к отступлению. Но все было спокойно, нигде ничего не слышно. Успокоившись, Агриколь и его отец вошли в сад настоятельницы.

Как только Угрюм попал за решетку, он начал выказывать величайшую радость. Он прыжками достиг места, где утром Роза говорила с мадемуазель де Кардовилль, затем, обнюхав траву, начал бегать, нюхая землю и подымая нос кверху, как охотничья собака, напавшая на след.

Дагобер и Агриколь дали полную волю животному, следя с тревогой и надеждой за его движениями и вполне полагаясь на инстинкт Угрюма и привязанность к сиротам.

— Должно быть, Роза стояла тут, когда Горбунья ее видела, — шепнул Дагобер. — Теперь Угрюм напал на след, пусть ищет.

Через несколько секунд собака обернулась, взглянула на Дагобера и вихрем понеслась к дверям нижнего этажа здания, расположенного против павильона мадемуазель де Кардовилль. Добежав до дверей, собака легла, как бы поджидая хозяина.

— Сомнений нет, девочки здесь, — сказал Дагобер, подходя к Угрюму. — Здесь заперта Роза.

— Посмотрим, заделаны ли окна решетками? — сказал Агриколь, следуя за отцом.

Когда они подошли к Угрюму, Дагобер наклонился к собаке и сказал, показывая на дом:

— Что, старина? Здесь наши Роза и Бланш?

Пес поднял голову и радостно залаял. Дагобер еле успел схватить и зажать ему морду.

— Все пропало! — воскликнул кузнец. — Несомненно, его услыхали:

— Нет!.. — отвечал Дагобер. — Но теперь я уверен, что девочки здесь.

В эту минуту дверь в железной решетке, через которую они вошли в сад настоятельницы, с шумом захлопнулась.

— Нас заперли, — живо промолвил Агриколь, — а другого выхода нет!

Отец и сын обменялись испуганным взглядом. Но кузнец скоро пришел в себя и заметил:

— Быть может, она сама захлопнулась от собственной тяжести… Я пойду взгляну и, если возможно, снова открою…

— Иди, а я осмотрю окна.

Агриколь пошел к калитке, а Дагобер, скрываясь у стенки, прошел на ту сторону, куда выходили окна, и дошел до окон первого этажа. Их было четыре. Два из них не были заделаны решетками. Он поднял голову и взглянул наверх. Окна второго этажа не были зарешечены. От земли они были не высоко. Та из девушек, которая помещалась там, могла легко спуститься вниз на простыне, как в гостинице «Белый Сокол». Но для этого надо было знать, где ее поместили. Дагобер знал, что комната эта находилась над комнатой в нижнем этаже, где помещена была другая сестра, но в нижнем этаже было тоже четыре окна, и в которое надо было постучать, солдат не знал:

Агриколь поспешно возвратился.

— Это ветер захлопнул калитку, должно быть: я снова ее открыл и заложил камнем… но надо торопиться…

— Как же узнать окна бедных девочек? — с отчаянием воскликнул Дагобер.

— И правда! Что же теперь делать?

— Позвать так, на авось, нельзя… Можно поднять тревогу, если ошибемся.

— Боже мой! — с возрастающим отчаянием сказал Агриколь, — прийти сюда, быть уже под их окнами и не знать…

— Делать нечего… рискнем наугад… будь что будет!

— То есть как это?

— Я позову громко Розу и Бланш… Бедные девочки в горе: не может быть, чтобы они спали… Услыхав мой голос, они сразу вскочат, и та, которую заперли во втором этаже, с помощью простыни, через пять минут спустится к нам. Что касается другой, которая внизу, то если ее окно не заделано решеткой, так и говорить нечего: через мгновение она будет у нас… а то придется выломать решетку.

— Но все же, отец, возможно ли это?

— Может быть, все же услышат только они?

— А если другие услышат? Тогда все пропало?

— Почем знать! Пока сообразят, да пока отопрут двери, пока позовут сторожей, мы успеем, может быть, вернуть сирот и удрать через маленькую калитку…

— Опасно… Но иного я не вижу!

— Если мужчин только двое, то мы с Угрюмом с ними справимся, а ты тем временем похитишь девочек, если тревогу подымут раньше, чем мы закончим…

— Батюшка! есть ведь средство… и самое верное! — воскликнул Агриколь. — Горбунья ведь рассказывала, что мадемуазель де Кардовилль переговаривалась знаками с Розой и Бланш.

— Да.

— Ну, так она несомненно знает окна их комнат, если бедняжки ей отвечали.

— Верно… пойдем скорей за ней… Но как узнать?..

— Горбунья сказала, что над ее окном есть нечто вроде навеса…

— Идем скорее… проломать забор ничего не стоит… С тобой железная полоса?

— Вот она.

— Идем… идем!

Через несколько секунд три доски были взломаны в заборе, и Агриколь пролез через отверстие.

— Ты, батюшка, карауль здесь, — сказал он отцу, отправляясь в сад больницы доктора Балейнье.

Окно, о котором говорила Горбунья, узнать было нетрудно. Оно было высоко и широко, над ним помещался навес; несомненно, прежде это окно было дверью, но теперь его на треть заделали, и несколько железных полос, расположенных на довольно большом друг от друга расстоянии, защищали его извне.

Дождь прекратился. Луна, выйдя из-за туч, которые ее до сих пор скрывали, полным светом озаряла павильон. Агриколь, приблизившись к окну, увидел, что комната погружена во мрак и только в глубине через полуоткрытую дверь пробивается довольно сильный свет. Кузнец, надеясь, что Адриенна не спит, легонько постучал в окно.

Дверь из внутренней комнаты тотчас же распахнулась, и мадемуазель де Кардовилль, еще не ложившаяся спать, одетая так же как утром, со свечой в руке вошла в комнату. На ее очаровательном лице читались боязнь и изумление… Девушка поставила свечу на стол и приблизилась к окну, внимательно прислушиваясь… Вдруг она вздрогнула и остановилась: она различила лицо мужчины, заглядывавшего в окно.

Агриколь, боясь, что мадемуазель де Кардовилль испугается и скроется, снова постучал и рискнул произнести довольно громко:

— Это я… Агриколь Бодуэн.

Адриенна, услыхав это имя и вспомнив разговор с Горбуньей, решила, что Агриколь с отцом пришли похитить из монастыря Розу и Бланш. Она осторожно открыла окно и узнала при ярком свете луны молодого кузнеца.

— Мадемуазель, — сказал последний. — Нельзя терять ни минуты: графа де Монброн в Париже нет… Мы с отцом пришли вас освободить.

— Благодарю вас, господин Агриколь… я вам очень благодарна… — полным трогательной благодарности голосом сказала Адриенна. — Но надо подумать сперва о дочерях генерала Симона…

— О них позаботились также… Вы укажете нам, где их окна…

— Одно внизу… последнее со стороны сада, а другое как раз над ним на втором этаже.

— Теперь они спасены! — сказал кузнец.

— Однако мне кажется, — живо заметила Адриенна, — что окно второго этажа довольно высоко… но там около постройки вы найдете много длинных жердей… они могут вам пригодиться.

— Это послужит мне лестницей… Но теперь дело идет о вас.

— Позаботьтесь только об этих бедняжках: время не терпит… Они должны быть освобождены сегодня же ночью… А мне ничего не стоит посидеть здесь еще день или два…

— Да нет же, мадемуазель, — возразил кузнец. — Я вижу, что вы и не подозреваете, как важно для вас выйти отсюда сегодня же… Речь идет о вещах очень серьезных…

— Что вы хотите этим сказать?

— Некогда объясняться… Умоляю вас, выходите… я сейчас сломаю эти засовы.

— Незачем. Дверь только замкнута с улицы. Отбейте замок, и я свободна. Живу здесь я одна.

— И через десять минут после этого мы будем на бульваре… Только поторопитесь, да не забудьте надеть что-нибудь теплое… ночь холодная… Я сейчас вернусь…

— Господин Агриколь, — сказала Адриенна со слезами на глазах, — я знаю, чем вы для меня рискуете… Надеюсь когда-нибудь доказать вам, что у меня память не хуже вашей. Вы и ваша названная сестра — замечательные люди: какое благородство, какое мужество! Я рада, что столь многим вам обязана… Но приходите за мной только тогда, когда будут освобождены дочери маршала Симона!

— Благодаря вашей помощи дело практически сделано… Я бегу к отцу, а затем вернусь за вами…

Агриколь последовал совету Адриенны: выбрал толстую, длинную жердь, взвалил ее на плечи и пошел к отцу.

Но еще в ту минуту, когда Агриколь направился к постройке, Адриенне показалось, что из-за купы деревьев в саду отделилась какая-то темная фигура, быстро перебежала через аллею и скрылась за деревьями. Испуганная Адриенна, желая предупредить Агриколя, позвала его вполголоса. Но он не мог уже ее слышать: в это время он был возле отца, который в мучительной тревоге ходил от окна к окну, внимательно прислушиваясь.

— Мы спасены! — шепнул ему Агриколь. — Вот окна твоих девочек!

— Наконец-то! — с неописуемой радостью сказал Дагобер. — В них нет решеток! — воскликнул он, осмотрев окна.

— Убедимся сперва, здесь ли они… А потом я с помощью этой жерди поднимусь наверх… Не высоко ведь.

— Ладно, ладно. Как взберешься туда, постучи в окно, позови Розу или Бланш и, когда они тебе ответят, спускайся вниз. Эту же жердь мы прислоним к окну, и они по ней спустятся… Они ведь ловкие, смелые девочки… Живо за работу!

Пока Агриколь устанавливал жердь и собирался по ней лезть, Дагобер постучал в окно нижнего этажа и громко сказал:

— Это я… Дагобер!

Роза Симон, действительно, жила в этой комнате. Разлученная с сестрой, девушка не спала и, охваченная лихорадкой, обливала слезами свое изголовье. При стуке Дагобера она сперва задрожала от страха. Затем, услыхав дорогой, знакомый голос солдата, она вскочила, провела рукой по лбу, чтобы увериться, что не спит, и с радостным криком бросилась к окну.

Но вдруг… прежде, чем она успела открыть окно, раздались два выстрела и послышались крики:

— Караул!.. разбой!

Сирота остановилась, окаменев от изумления. Она совершенно машинально взглянула в окно и при бледном свете луны увидела ожесточенную борьбу между несколькими мужчинами, причем неистовый лай Угрюма покрывал беспрерывные крики:

— Караул!.. Грабят… Убивают!