Степан Вартанов Белая дорога

Дорога шла по живописному склону. Справа и слева расстилался сплошной зеленый ковер, усеянный пятнами цветов. По крайней мере раз в полгода мне приходилось спускаться в эту долину, и каждый раз возникало беззаботное ощущение праздника. Страна вечной весны. Я привстал на козлах и поглядел назад, на сверкающие снегом вершины, затем вновь окинул взглядом долину. Нечего себя обманывать, подумал я. На самом деле такие же горы и луга с ручейками я видел и в тысяче других мест. Не в этом деле. А дело в том, что из этих кустов в тебя никто и никогда не пустит стрелу. Здешний народ не знает и знать не желает такого слова, как война. В отличие от всех прочих народов.

Да, наверное, дело было в этом — в отсутствии угрозы. Странная, вроде бы, вещь, за тридцать-то лет я должен был бы привыкнуть — ан нет. Человеку нравится, когда его не бьют.

Горное селение, из которого мы возвращались, называлось не то Рестак, не то Рестат. Круглый год местные жители лазили по горам, собирая удивительные лечебные травы. А потом приезжали мы, и выменивали их на ножи, топоры и прочие хозяйственные мелочи. Грабеж, если вдуматься… Впрочем, я уже давно отучил себя вдумываться в такие вещи. Торговля есть торговля.

Я уселся поудобнее и отпустил вожжи. Лошади знают дорогу и достаточно хорошо обучены, так что можно без помех насладиться покоем летнего дня. Чуть слышный скрип колес, полет чайки в вышине. Наверное, ее нанесло сюда бурей, подумал я. И в этот самый миг, словно почувствовав мой взгляд, чайка сложила крылья и молнией спикировала к первому из трех наших фургонов. Через секунду он остановился. Я тронул вожжи и подъехал поближе.

Чайка, точнее, создание, принятое, мною за чайку, сидело теперь на плече у Таписа, а Ор, его напарник, извлекал у нее из глотки какой-то предмет. Подошли остальные торговцы — Одорф, мой напарник, и Бигольби с Си-ву из третьего фургона.

«Курьер», — подумал я удивленно. Курьеров на моей памяти не использовали ни разу. Одна такая механическая птица, способная найти адресата, где бы он ни находился, стоила дороже, чем десять наших караванов.

Ор выудил наконец цилиндрик с посланием и отвинтил крышку. Вынув оттуда записку, он вручил ее Тапису. Несколько минут наш предводитель беззвучно шевелил губами, переводя строки шифра на обычный язык…

— Нам предлагается, — произнес он наконец, — срочно отправиться в мир Кланзон. Поворачиваем…

«Нам предлагается, — подумал я иронически. — Что собственно говоря, означает — предписывается».

Я был изрядно озадачен этим сообщением, да и напуган, пожалуй. Мы — я имею ввиду торговцев — не являемся организацией с развитой вертикальной структурой. Причин для этого великое множество. Сложно управлять и координировать деятельность многочисленных полуразбойничьих формирований, путешествующих везде и всюду. Сложно с точки зрения исполнения — добропорядочный гражданин охотно сделает у нас покупки, но я позволю себе усомниться, что он согласится стать одним из нас. От бандитов торговцы отличаются двумя особенностями — во-первых, образованием и, во-вторых, тем, что предпочитают обменивать товары, а не отбирать их силой. Прибыль от этого если и уменьшается, то не так существенно, как можно было бы ожидать. Многие из нас грабили прежде на большой дороге. Поэтому заставить торговцев подчиниться какому бы то ни было приказу крайне сложно. Против воли, я имею в виду. Хотя, конечно, попытки были и, видимо, будут впредь.

Вторая сложность — чисто техническая. Во главе маленьких караванов стоят обычно такие люди, как наш Тапис, а они настолько хорошо знают свое дело, что попросту не нуждаются ни в чьих советах.

Ну и, конечно, создание любого рода координирующего центра для управления нашими перемещениями неминуемо потребовало бы организаций разветвленной системы всевозможных связей и средств обработки и хранения информации, складов товаров… А ведь у торговцев не так уж мало врагов, так стоит ли строить то, чему все равно суждено обратиться в дымящиеся развалины?

Сам я считаю, что нынешняя наша система совершенна. У нее две задачи, и с обоими она справлялась до сих пор блестяще. Первая — сбор и хранение сведений, — тех крох знания, которые нам удавалось купить, украсть или завоевать. Хороший торговец — это эксперт в технике, медицине, философии, религии. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Вторая задача — спасение торговцев, попавших в беду. Это тоже обычно удается. Все. Больше никаких целей и никаких ограничений.

И все-таки центр или, по крайней мере, его подобие, у нас есть. Назовем это советом наиболее опытных торговцев. Вовсе, кстати, не обязательно — самых старых. Мы вполне доверяем этим людям решение глобальных задач, а в мелкие они и не суются. Последний и единственный на моей памяти раз этот совет подал голос десять лет назад, когда началась Война. И вот…

Прибыть срочно. Что значит — срочно? Я попытался вспомнить все, что знал о Кланзоне. Это был мир-самоубийца, вот и все, что мне удалось вспомнить. Одорф знал не больше моего. Не началась бы новая заварушка, подумалось мне. Подозрительно, когда тебе назначают встречу в месте, наверняка нашпигованном всевозможным оружием. Конечно, возможны варианты.

— Одорф!

— Да?

— Допустим, это не война. Тогда что?

Одорф почесал в затылке.

— Война, Рат, — заявил он. — Война или подготовка к войне. — Он заворочался в темноте фургона, устраиваясь, а затем добавил: — Станем проходить канал — буди.

Канал… Некоторое время я смотрел, как проплывают мимо гигантские валуны, покрытые бурым мхом. Цветущие луга моей долины вечной весны остались позади, теперь наш караван приближался к перевалу. Затем короткий спуск и опять подъем — между двух гор, по руслу высохшей реки. А в конце пути нас ждал канал. Мы пересекли бегущий с горы ручеек, и я, не покидая своего места, зачерпнул горсть ледяной воды.

Проклятье! Если б я умел закрывать каналы! Я закрыл бы их — все три дороги, ведущие в долину вечной весны. Есть места слишком хорошие, чтобы позволять человеку их портить. Говорят, что Древние умели закрывать каналы… Да мало ли, что говорят о Древних! Может быть, их вовсе и не было, а была чья-то злая шутка? Впрочем, если они всё-таки существовали когда-то, то шутка получилась не умнее.

— Одорф!

Мой напарник отодвинул брезентовый полог и завертел головой.

— Ага, — констатировал он, — приехали. — Затем завздыхал и принялся растирать лицо. Прохождение канала — процедура весьма неприятная.

— Минут десять, — заметил Одорф, а затем скрылся в глубине фургона и зазвенел там железом.

Вернулся он, держа в руках наши перевязи с оружием и два арбалета в придачу. Я натянул через голову перевязь и стал глядеть на канал, к которому мы двигались. Ничего там не было — ничего особенного, я хочу сказать. Просто небольшой участок пыльной дороги. Можно проехать по нему тысячу раз — и ровным счетом ничего не случится. Но в передней повозке Тапис достает из шкатулки голубой кристалл…

— Ближе — произнес Одорф. — Сократи дистанцию.

Я тронул вожжи:

— Н-но!

Сперва ничего не произошло, а затем чуть дрогнула земля — и первый фургон вдруг растаял в воздухе. А еще через десять секунд я испытал такое ощущение, словно пробивался лицом сквозь паутину. Многослойную паутину с прочными липкими нитями. Свет померк и вспыхнул снова.

— Вроде все тихо, — Одорф опустил арбалет и расслабился — настолько, насколько вообще может расслабиться стодвадцатикилограммовый гигант, всю жизнь зарабатывавший свой хлеб опасным трудом.

Теперь мы двигались по холмистой равнине, покрытой редким кустарником, бесконечной равнине, тающей в дымке у горизонта, которого на самом деле не было. Небо над головой было не голубым, а серым, непривычно высоким. В нем вспыхивали и гасли мириады серых искр, а солнца не было вовсе, ибо мы находились в великом Центральном мире, в котором светят все звезды. Каждая сквозь свой канал, словно искорка в небе.

Торговец — не торговец без чувства направления, и все же я не смог отказать себе в удовольствии поиграть в старую игру. Поглядев на небо, я задержал дыхание и сосчитал до десяти. Искры, словно почувствовав мое к ним внимание, замигали чуть по-другому, и вскоре через весь небосвод протянулись две широкие линии, образующие Серый Крест. Понятия не имею, почему так происходит. Потрясающее зрелище, и очень полезное, кстати, так как по кресту можно ориентироваться — он всегда указывает на север, юг, запад и восток. Некий странный аналог горящих в небе созвездий прочих миров.

Второй переход мы совершили к вечеру, проехав по равнине Центрального не меньше двадцати лиг. Канал находился почти на самой вершине пологого холма, земля вокруг была изрыта копытами. Забавно, подумал я. Обычно подобные места сразу же становились объектом внимания разного рода грабителей, но здесь все почему-то было спокойно. Но тут я увидел всадника в сером и сразу понял причину, Это был человек из клана Хамелеонов — организации достаточно могущественной, чтобы стереть с лица земли любую банду. До недавнего времени, мы, я имею в виду торговцев, старательно делали вид, что никаких Хамелеонов в природе не существует, а они отвечали нам тем же. Но, видимо, времена изменились, раз служители Тени охраняют для нас дорогу.

Когда Фургон проезжал мимо, Хамелеон поднял руку в приветственном жесте. Я счёл нужным поступить так же.

— Интересно, — пробормотал Одорф, — у нас с ними перемирие или военный союз?

Я промолчал. Хамелеоны были бойцами беспощадными и умелыми. Люди-невидимки. Сотни лет этот клан разрабатывал и оттачивал способы отвлечения внимания — чтобы противник не видел тебя вплоть до того момента, когда ему перережут глотку. На наш обоз, к примеру, хватило бы одного бойца — я имею в виду рядового члена клана. А ведь у Хамелеонов были ещё и воины. Вот только с момента последней Войны и до сих пор, насколько я знаю, вся активность серого клана была направлена на самосохранение. Так почему же они зашевелились? Скрип колес фургона… Липкие нити невидимой паутины ложатся на лицо. Храпят кони, скрипит тетива арбалета… Серый свет становится серебряным, и все предметы приобретают вдруг необычную, противоестественную глубину. Ночь. Мы движемся по покрытой высокой травой равнине, залитой ярким лунным светом. Луна висит в черном беззвездном небе. Тихо как во сне, ни облачка, ни ветерка. Мир Кланзон. Если двигаться достаточно долго, переходя из мира в мир, то примерно один из десяти окажется мертвым. Я не имею в виду земли, на которых почему-либо вообще не возникла разумная жизнь, или те, откуда население ушло по доброй воле. Таких мало. Мертвый мир — это мир, где человек уничтожил самого себя, мир-самоубийца.

Иногда, когда на меня находит хандра, мне представляется, что все люди, сколько бы их ни было на свете, упрямо стремятся покончить с собой. В разных местах это происходит по-разному. Иногда — хотя и не очень часто — это война. За идеалы или за земли или за то и другое вместе, а в результате идеалы теряются в веках, а земли становятся безлюдными.

Чаще же бывает так, что истощаются ресурсы, уходят под воду или превращаются в пустыню плодородные поля, с которых брали больше, чем они могли дать.

Были и места, которые стали полем боя жителей других миров. Десять лет назад я был на такой планете, и отнюдь не как проповедник мира и братства, так что, как бы я не философствовал, не следует считать меня сторонним наблюдателем. Впрочем, Кланзон, видимо, пустовал давно. Вокруг была только степь, жутковатая степь, в которой росла, кажется, трава всего одного вида, но ни скелетов, ни развалин я не видел. И прекрасно. Затем раздался дробный топот, и мимо, совершенно не скрываясь, проскакал отряд Хамелеонов. На нас они не обратили ни малейшего внимания.

— Они в походной форме, — заметил Одорф, — не в боевой.

— Ну и хорошо, — отозвался я. — Только имей в виду — тебе не приходилось видеть их в бою, а я как-то… Хамелеон и в походной форме стоит десяти наших.

Одорф что-то пробурчал в ответ.

Равнина была совершенно плоской, и все-таки лагерь я проглядел. Безусловно, это поработал серый клан — ярко освещенный цветом костров и факелов палаточный городок был со стороны абсолютно незаметен. Он словно возник вдруг из лунного света, вместе с тремя пешими воинами. Они вгляделись — и отступили, пропуская караван.

Я осмотрелся. Здесь были, в основном, торговцы. Десятка три Хамелеонов держались поодаль. Судя по всему, мы прибыли в числе последних.

Меня тронули за плечо: Обернувшись, я увидел Бигольби, веселого и взъерошенного, как всегда.

— Здесь Шант, — весело сообщил он.

«Шант? — подумал я. — Очень даже…» — Шант был неофициальным главой всех торговцев.

— Будут большие дела, — Бигольби подмигнул.

— Дела… — скептически произнес я, и в этот момент ударил гонг сбора.

Шант ничуть не изменился за те годы, что и его не видел. Худощавый и совершенно седой старик. Торговый гений. Он был краток.

— Будут говорить Хамелеоны, — произнес он.

Дворяне духа… Ну, послушаем…

Одни из одетых в серое сделал шаг вперед и заговорил, непривычно глотая окончания слов. Суть его выступления сводилась к следующему. Два дня назад воин Хамелеонов, носящий имя Лин, сумел бежать из плена. Находился он, кстати, в плену у черного клана. Было это странно, особенно если вспомнить, что серые и черный уже не раз клялись друг другу в вечной дружбе.

Сбежал Лин не один, а прихватив с собой кого-то еще, видимо, тоже пленника. И вот пропал. Браслет его при бегстве вышел из строя, так что засечь беглеца Хамелеоны не могут. Здесь оратор намекнул на ценность пленника и прочее, и прочее… Как я понял, они и через неисправный браслет сумели передать Лину, чтобы он искал контакт с торговцами.

Что я извлек из этой речи? Первое, конечно, что Хамелеон врал. Врал безбожно и не особенно скрывал это. Воин, конечно, ценность, но если вспомнить, сколько таких воинов серый клан потерял за последние годы… Не сходится. Что-то он знает — Лин, либо тот, второй. Очень ценное.

Сами Хамелеоны вне Центрального мира ориентировались плохо, так что с их стороны естественно было обратиться к нам. Хотя и накладно, особенно если учесть, что неустойку, связанную с изменением маршрутов караванов, Шант наверняка потребовал вперед…

— Мы выполним вашу просьбу, — с достоинством произнес Шант, и серые немедленно покинули лагерь.

— Чуешь, что сейчас произойдет? — прошептал Бигольби.

— Что?..

— Подумай, торговец…

К Шанту, по-прежнему стоящему на возвышении в центре лагеря, протолкался сквозь толпу человек в пестрой куртке и что-то прошептал. Шант кивнул.

— Итак, наши друзья покинули Кланзон, — сказал он громко. — Теперь мы можем поговорить серьезно. Слушайте. Два дня назад наши наблюдатели в Центральном зарегистрировали активность в одной из малых крепостей черного клана. Судя по силам, которые были приведены в действие, там пытались создать новый канал. Мы не знаем, увенчалась ли успехом их попытка, но ныне крепость лежит в руинах, полагаю, не без помощи… — Он указал пальцем вверх. — Одновременно активизировались Хамелеоны, — продолжал Шант, — и вчера подобная же участь постигла один из их замков. Вот вся информация. Хамелеонам мы, безусловно, поможем, ибо здесь налицо конфронтация серого и черного кланов. Это, я надеюсь, ясно? И все, что идет во вред черным, идет, как известно, на пользу всему свету. Но прежде, чем передавить Лина и его спутника… хозяевам следует получить всю, я подчеркиваю, всю информацию о происшедшем. Два разрушенных замка-крепости за два дня — это такая вещь, мимо которой проходить не следует. Куда должен вести канал, чтобы такое случилось?

«Куда должен вести канал, чтобы такое случилось? Или Шант ошибается, — подумал я, — или близок конец света».

Мы покинули Кланзон и тряслись теперь по одной из западных равнин; Тапис рассчитывал пройти путь, ведущий к нашей цели, за два дня. Груз лекарственных трав мы, воспользовавшись удобным случаем, продали, не покидая Кланзона, и везли теперь парусную ткань для королевства Онизоти. Обычный торговый переход. Пару часов назад я сменил Одорфа, и он немедленно захрапел, оставив меня один на один с заданной Шантом загадкой.

Миров очень много. Может быть, их бесконечное число, или конечное, но столь большое, что это уже неважно. Легенды гласят, что когда-то давным-давно миры эти существовали отдельно и независимо друг от друга. О масштабах этого «давным-давно» не сохранилось никаких сведений, впрочем, если судить по летописям миров, с которыми мы ведем торговлю, получается не меньше пятидесяти веков. Может быть, и больше.

Те же легенды сообщают, что существовала все в том же «давно» раса Древних, искусных мастеров и ученых. И раса эта якобы задумала соединить все миры друг с другом. С этой целью и было создано то место, по которому полз теперь наш караван и которое получило название Центрального мира. В этот мир вели каналы из всех прочих миров. Вы можете представить это в виде книги, где каждый лист — это мир, а Центральным миром является корешок. Каналы же — особые пространства, пройдя которые, вы оказываетесь — если умеете открыть канал — в том или ином граничном мире, причем не просто оказываетесь. Способом, никому ныне неведомым, канал заставляет человека, вошедшего через него в мир, заучить язык этого мира или той его части, которой принадлежал канал, на уровне, строго соответствующем лексикону среднего обывателя. Кроме того, человек приобретает иммунитет к местным болезням, но опять же, не ко всем, а лишь к некоторым. Очень удобно, но иногда мне кажется, что за всеми чужими языками я скоро забуду родной…

Вели себя каналы беспокойно: двигались, открывались, закрывались, уходили под землю и взмывали в небо — словом, найти их было нелегко. Тогда, опять же по легенде, те же Древние создали Белую дорогу. Неуничтожимая — а ее впоследствии не раз пытались разрушить — белая лента протянулась, перечеркивая с севера на юг, единственный материк Центрального мира. Древние закрепили на Дороге многие сотни тысяч каналов, наиболее важных, как я понимаю. Затем они ушли в один из граничных миров, уничтожив все ведущие туда пути, и больше о них никто ничего не слышал. Этакие скромные боги.

О том, что было после, легенды деликатно молчат, но, зная род людской, нетрудно восстановить ход событий. Можно предположить, что некоторое время все было тихо, а потом какой-нибудь король взял да и ввел в Центральный мир войска и принялся грабить идущих по Белой дороге путников. Можно также без труда представить, что соседи решили от него не отставать, и вскоре во всем Центральном шли бои. Техника, как известно, не стоит на месте, и под серым Небом загремели взрывы.

Тогда-то и появился Хранитель. Не знаю, был ли это могучий маг и волшебник, или просто закон природы, но теперь, стоило вам попытаться применить в Центральном оружие, мощнее обыкновенной дубинки, как ваша жизнь подвергалась опасности. Не успевал человек нажать на курок, как всевидящее нечто обрушивало на него карающий удар. Воякам ничего не оставалось, как вооружаться мечами и луками, что и было проделано.

Итак, Шант считает, что замки были разрушены Хранителем при попытке управлять неким каналом. Куда должен вести такой канал? Я не знал ответа.

Онизоти переводится как «властелины моря». Скромностью эти властелины, надо сказать, не отличаются, но в данном случае это не хвастовство. Море принадлежало им. Мой фургон вынырнул на горном склоне в десяти шагах от дороги, и следующий час ушел на то, чтобы распрячь лошадей, разгрузить фургон и, перетащив поклажу через нагромождение валунов, проделать все это в обратном порядке.

Наглядная демонстрация того, что «далеко не все двери — парадные». С каналами, закрепленными на Белой дороге, ничего подобного, естественно, произойти не может.

— Канал сместился, — флегматично заметил Тапис — он только что закончил возиться со своим фургоном. — Еще немного, и он уйдет в скалы.

— А где второй канал? — поинтересовался я. — Я слышал, их тут несколько?

— Трудно сказать. Поищем… Тронулись? — Наш караван начал свой долгий спуск вниз, к морю.

Триста лет назад на этот берег высадились первые мореходы. Всего три века потребовалось им, чтобы стать властелинами моря. И мира. Онизоти был богатым торговым городом, центром, куда сходились караванные пути планеты.

Мы везли туда ценнейший груз — парусную ткань. Ни сжечь, ни порвать ее нельзя. Добавлю, что именно из такой ткани сделаны подкладки наших курток…

Я поменялся с Одорфом и, забравшись в фургон, задремал. Скоро мы снова окунемся в суету города-базара, тропически яркого, кричащего, хватающего тебя за рукав с требованием непременно купить… Я улыбнулся, представив, как спущусь в нижний город к своему другу, сумасшедшему ювелиру Шанди.

— Я пришел, — скажу я ему, как сказал впервые много лет назад. — Я ищу самую прекрасную драгоценность этого мира.

И Шанди, расхохотавшись, обнимет меня, а потом вывалит на стол груду сверкающих поделок, таких же безумных, как и их создатель, и мы весь вечер будем наслаждаться игрой самоцветов и пить терпкое вино. Шанди в который раз расскажет мне историю о том, как слуги си-Орета, короля и большого любителя роскоши, выменяли его у князя варварской страны Визанг на пудовую глыбу янтаря, и как глыба эта вернулась в Онизот в обмен на им же, Шанди, созданную диадему. И я почувствую, что тоже схожу с ума, и не буду возражать…

— Взгляни-ка, — Одорф дернул меня за сапог.

Я сел и вгляделся.

— Это что за новости? — Справа, на обочине, врыта была Т-образная перекладина, на которой раскачивались и крутились под порывами ветра два тела.

— Вон еще. — Одорф махнул рукой. — Раз, два, три…

— Давно? — поинтересовался я.

— День-два… Жарко.

Жаль Онизоти, подумал я. Похоже, еще один мир хочет стать мертвым. И что им неймется?

На козлах головного фургона поднялся Тапис и махнул рукой влево, в сторону небольшой рощицы. Мы свернули с дороги.

— Правильно, — заявил Одорф. — К чему соваться в пекло?

Мы въехали в рощицу и первым делом тщательно её обыскали. Никого не найдя, загнали фургоны поглубже и только тогда Тапис вернулся к делам насущным.

— Бигольби!

— Да?

— Нужен горожанин.

— Будет! — Маленький торговец поклонился, и, одарив нас на прощание воздушным поцелуем, быстрым шагом направился вниз.

Вернулся он спустя два часа — без «языка» и к тому же без шпаги. На левой скуле у него красовался свежий кровоподтек. Тапис неодобрительно покачал головой:

— Только не говори, что тебя вынудили обстоятельства.

Бигольби широко улыбнулся, и я вынужден был отметить про себя, что синяк не сделал эту улыбку менее обаятельной. В прошлом он был вором, и многие замашки, свойственные этой профессии, сохранил и поныне, например, принципиальное нежелание избегать конфликтных ситуаций. Отчаянно смелый парень.

— Конечно, обстоятельства, — растягивая гласные, прожурчал он. — Этот мешок с… назвал меня коротышкой. Что мне оставалось делать? Впрочем, все это не важно. Я добрался-таки до этого города, и имейте в виду — Онизоти больше нет.

— Что же есть? — поинтересовался его напарник, полная противоположность Бигольби, высокий и флегматичный Си-ву.

— Есть комендантский час и военное положение. Еще была гражданская война, но ее всю вчера повесили. — Бигольби махнул рукой, указывая на виселицу.

— Кто?

— Новый король. Ту… Туран. Да, кажется, Туран.

— Турман?

— Вот-вот!

— Племянник прежнего короля, — пояснил Тапис. — А что с благородным си-Оретом?

— Мне сказали, — отозвался Бигольби, осторожно ощупывая челюсть, — что он сидит и ждет. То есть, я говорю — сидит в тюрьме и ждет казни. Пока что за него порт — это тысячи две матросов, зато армия — тысяч пять, безусловно, за Турмана.

— Шпага?

— Отобрал патруль. Какой-то нелепый указ, — Бигольби мило улыбнулся.

— Не вижу разницы, — проворчал Одорф, — старый король, новый король. Ему все равно понадобится парусина.

Си-ву безучастно кивнул.

— Едем, — решил Тапис. — Оружие спрятать.

Онизоти — торговый город. Через какие бы ворота вы в него не въехали, первое, что увидите, — это базар. Наши фургоны катились мимо пустых прилавков, а под колесами хрустело то, что еще вчера было товаром. Торговали лишь в двух-трех рядах, продуктами, да и то весьма вяло. Затем из-за угла появился патруль — офицер и шестеро солдат. Меня позабавило, что герб си-Орета на нагрудных пластинах их панцирей замазан синей краской, поверх которой грубо намалеван герб Си-Турмана. Нечто вроде восхода солнца из-за кочана цветной капусты.

Несколько секунд офицер разглядывал наш караван, затем небрежно произнес: «Следуйте за мной!» Мы последовали. Как я вскоре понял, вели нас во дворец, что было не так уж и плохо. Офицер, безусловно, представлял себе, кем являются торговцы между мирами, и ссориться не спешил.

Я вертел головой, стараясь побольше увидеть. Пустой постамент в сквере. Так, ну, это понятно. Очень мало прохожих. Скорее всего, жители отсиживаются по домам. Несколько мальчишек, спрятавшихся при нашем приближении в переулок, да слепой нищий, вот и все, кого мы встретили. Ну и, конечно, патрули, но их я не считал. Пустыня. Город словно вымер. В обычный день по этой улице слонялись бы толпы народа, и стража, обмениваясь с горожанами солеными шутками, принялась бы прокладывать дорогу для фургонов. Такое не раз бывало раньше, и всякий раз, когда мы добирались до цели, Тапис выгребал из кармана горсть серебра и предлагал солдатам выпить за процветание торговли…

Сейчас на улицах не было ни души. Не знаю, пользовался Си-Турман у народа авторитетом или нет, но страх он, бесспорно, вызывал. Иногда, попадая в то или иное место и еще, по сути дела, не увидев ничего страшного, вы чувствуете нечто — назовем это запахом. Запах страха. Предупреждение. Именно так.

Что я увидел? Виселицы? Я видел их и раньше. Разгромленный базар? Пустые улицы? Но соедините это все вместе, прибавьте сюда взгляды, которыми вас провожают сквозь щели в ставнях, бесконечные отряды патрульных, попадающихся навстречу, и вы поймете, что я имею ввиду.

И тут из глубины фургона раздался тихий, чуть насмешливый голос. Детский.

— Мир вам, торговцы.

Я обернулся и увидел, как изумленный Одорф во все глаза таращится на неведомо откуда появившуюся пару — худого мальчишку в сером плаще и мужчину лет двадцати семи, высокого исцарапанного блондина с бегающими глазами. Очень испуганного.

— Ты как сюда попал? — свистящим шепотом поинтересовался Одорф.

Мальчишка чуть заметно пожал плечами и промолчал. Я посмотрел на его правую руку. Так и есть. Браслет…

— Ты — воин Лин?

— Да. Это — жест в сторону спутника, — Олег, мой пленник.

Я внутренне усмехнулся, заметив, как передернуло Олега при слове «пленник». Воин серого клана мог выглядеть как мальчишка, да он и был мальчишкой, но ему помогала Сила, и по физическим данным Лин многократно превосходил любого атлета. Другой вопрос — каково в двенадцать лет точно знать, что не доживешь до четырнадцати… Кстати, не исключено, что именно из-за его возраста так беспокоятся Хамелеоны. Законы серого клана мальчишка знает и старается выполнять, но они еще не успели стать его сутью. Прежде чем сделать, он думает. А сие кланом не поощряется. Ну да ладно. Совесть им судья, этим Хамелеонам.

— Голоден? — поинтересовался я.

Ноль эмоций. Воин… Сидит, уткнув подбородок в колени, и поблескивает зелеными, как у кошки, глазами. А его Олег и вовсе скис.

— Что творится в городе? — спросил я.

— Противостоят две силы, — спокойно ответил Лин. — Армия и флот. Идет перегруппировка войск. Си-Турман-а-Кату Громкий готовит полный захват власти.

— Будут беспорядки? — поинтересовался Одорф, доставая рацию.

— Да.

Я сосредоточился на управлении лошадьми. Честно говоря, было бы лучше, если бы ни этого Воина, ни его дрожащего от страха спутника мы не встретили. Я представлял себе нравы королей Онизоти и знал, что на нас станут давить. Сильно. Прежний король, если верить Тапису, тоже с этого начинал… Но пути назад не было, и причиной тому была вовсе не жадность торговцев, везущих ценный товар…

Дворец стоял на крутом обрыве, в сотне метров над белой полосой прибоя. Я подошел к окну и уселся на широкий подоконник.

— Все-таки тюрьма, — пробормотал я тихо.

Но Лин услышал.

— Отсюда ничего не стоит выйти, — быстро сказал он.

— Мы пришли сюда торговать, а не драться, — заметил Ор. — Подождем.

Когда мы вошли во дворец, Тапис, как главный в караване, был приглашен на прием к королю, а нас, недостойных, отправили отдыхать в роскошные апартаменты, правда, с замками на дверях.

Ор, вставив в ухо крошечный шарик рации, слушал разговор нашего предводителя с королем. Он хмурился и кусал губы, но от комментариев воздерживался. Мне надоело за ним наблюдать, и я перенес внимание на наших гостей.

— Что произошло с твоим браслетом? — поинтересовался я.

Лин подумал, затем подошел ко мне и протянул руку. Браслет Хамелеона…

Впрочем, я сразу понял, что нам, торговцам, не удастся воспользоваться подобной вещью: этот браслет был подчинен силам Тени — и для нас бесполезен. Кроме того, он был сломан — смят и перекручен, а кое-где и оплавлен. Стальная лента в полпальца толщиной.

— Нам его не починить, — чистосердечно признался я.

Лязгнул засов, и в комнату вошел Тапис. Видно было, что он расстроен и зол.

— Король сочувствует нам и восхищается нами, — заявил он с порога. — И он дает нам сто пятьдесят человек для охраны каравана, дабы впредь дороги наши стали безопасны.

— Глупый! — с укором произнес Бигольби.

Остальные подавленно молчали, и только Лин, незнакомый с подобными тонкостями, удивленно переводил взгляд с одного лица на другое.

— Это означает следующее, — пояснил я ему шепотом, — нас будут сопровождать полторы сотни головорезов, готовых отобрать у нас все, что только можно. Элементарный грабеж.

— Ты подарил ему наш груз, конечно? — поинтересовался вдруг Си-ву.

Тапис принялся ожесточенно сдирать с себя портупею с парадной шпагой, состоящей из эфеса и пятисантиметрового клиночка. Прочее оружие у нас отняли.

— Конечно, — сказал он наконец.

— Ну и ветер ему… в паруса, — резюмировал Си-ву.

— Вы это о чем? — заинтересованно спросил Бигольби.

Я тоже ничего не понимал.

— Уймись, — посоветовал Тапис.

— Может быть, есть другой путь? — поинтересовался Ор. — Оппозиция… Пошлем разведчика в город… — Он посмотрел на меня.

— Стемнеет — пойду.

— Хорошо, — сказал Тапис. — Лин?

— Слушаю.

— Расскажи подробно все, с момента твоего плена.

Не выйдет, подумал я, ни за что не выйдет. Не станет он говорить, он же Хамелеон. Хотя браслет его и сломан.

— Плена я почти не помню, — ровным голос[FIXME]далось разорвать веревки и выбраться из зала.

— Подробнее.

— Внутри замок представляет собой сложное переплетение коридоров. Если не знать дороги, там очень легко потеряться. А к тому же, чёрные дали набат — ну, частый колокол, так что ловило меня человек двести. Долго это продолжаться не могло, собственно, меня уже почти поймали… И тут в одной из комнат я увидел канал. Открытый канал в его, — кивок в сторону Олега, — мир. Я прошел канал и…

— Что случилось с каналом потом? — перебил мальчишку Ор.

Тот удивленно глянул на него, затем пожал плечами и ответил:

— Он существовал еще с полсекунды. Потом закрылся. Я попытался связаться через браслет со своим кланом — браслет был еще цел тогда, но связи не было. И я стал ждать.

— Расскажи об этом мире.

— Мир как мир. Машины. Всюду. Оружие. Запрещенное.

— Мир-самоубийца?

— Нет… нет еще. Как я понял, они пытаются обойтись без войны, но экология… — Лин пожал плечами. — Я был там всего два дня. Потом пришел сигнал по браслету — вернуться с пленником. Странный сигнал, искаженный. Я взял этого. — Судя по всему, к Олегу Лин не питал ни малейшего уважения. — Прошел канал и оказался в замке нашего клана. Тут… — он запнулся, подбирая слова. — Тут что-то случилось. Машина — та машина канала, через которую меня вызвали, — расплавилась прямо на глазах. Потом… Стали оседать стены. И тогда на мой браслет пришел приказ.

— Что это значит? — спросил Тапис.

— Не знаю. Приказ могу отдавать только я. Даже мой клан, если что-нибудь приказывает, то приказывает мне, а не браслету. А тут… Браслет начал нагреваться и гнуться. А вокруг уже все плясало, стены рушились, огонь… И в этот момент пришел еще один приказ — и меня выкинуло сюда. Вместе с пленником.

— И ты не знаешь, кто отдавал приказы? — спросил Си-ву.

— Нет.

— Какого рода приказы — ты уловил?

— Браслет использовали, чтобы открыть канал.

Си-ву поднял брови.

— Браслет имеет такую власть?

— Нет.

— Теперь ты, — сказал Тапис Олегу.

Тот вздрогнул:

— Что я?

— Где находятся основные каналы вашего мира?

— Я спрашивал, — вмешался Лин. — Они понятия не имеют ни о каких каналах.

— Бывает…

— Как долго вы здесь?

— Третий день.

— Я хочу вернуться домой, — неожиданно подал голос пленник.

Лин в упор поглядел на него, и он замолчал.

— Даже если бы мы хотели, — сказал Тапис, — вернуть тебя мы не можем, так как не знаем — куда. Мы постараемся обеспечить твою безопасность. Так? — Он обвел нас взглядом. Мы, естественно, закивали. — Главное — слушайся нас во всем. Никакой самодеятельности. Здешние законы не похожи на те, к которым ты привык. Ясно?

Олег втянул голову в плечи:

— Да. Ясно.

— Темно, — заметил я. — Пойду?

— Возьми перчатки, — Ор вытащил из-за пояса пару перчаток из черного бархата. — Удачи.

Я подошел к окну и перенес ноги через подоконник. Проклятая боязнь высоты… Прижав одну перчатку к стене, я подождал, пока она приклеится, и начал спуск. Перчатки Ор выиграл в карты в горной стране Хон — удивительные перчатки, в которых можно было удержаться буквально на чем угодно. И все-таки я вздохнул с облегчением, ступив наконец на землю.

Уже почти стемнело, и на фоне неба, слегка подсвеченного звездами, возвышалась громада замка, а в десяти шагах шумел прибой. Полоса земли под обрывом имела длину в обе стороны метров по пятьдесят, справа переходя в крутую лестницу, вырубленную в камне. Строго говоря, можно было проползти по стене вбок и сразу оказаться на лестнице, но этот путь для такого скалолаза, как я, был, пожалуй, сложноват. Проще спуститься, а затем подняться по лестнице, а не как муха, по стене. Что я и сделал.

Лестница не охранялась. Одолев последние ступени, я оказался в дворцовом саду, знакомом мне по прошлым посещениям. Старый и мрачный полу-сад, полулес, где вековые дубы мирно уживались с аллеями роз, и где редкий час не слышно было звона клинков и взволнованных голосов секундантов. Но сейчас было тихо. Я прокрался по аллеям, удачно избежав встречи с караульными, и перемахнул через ограду.

За всю свою жизнь я лишь дважды нарушал комендантский час, так что особого опыта у меня не было. Еще хуже было то, что я понятия не имел, что именно мне следует искать. Собирать информацию на улицах пустого города?

Хорошо бы, конечно, найти Шанди и расспросить его обо всем. Но до него даже днем добираться часа два, ночью же я просто не нашел бы дороги. Да и опасно это — в том смысле, что, попавшись в гостях у моего друга, я подставил бы его под удар, а это меня не устраивало. Оставались два варианта — влезть в первый же дом, как сделал бы Бигольби, и расспросить хозяев, любезно приставив им к горлу нож, дабы ответы звучали не слишком громко, либо искать оппозицию, тех, кто, подобно мне, бродит по ночному городу… Но пойди-ка, найди их. Порт. До него далеко. Можно не обернуться к утру.

Эти горестные размышления несколько рассеяли мое внимание, так что патруль я заметил, лишь когда перед лицом у меня заблестел клинок. Было их почему-то трое, а не шестеро, думаю, они просто разделились, обходя свой участок. Так или иначе…

Я вежливо отвел шпагу в сторону и, шагнув вперед, изо всех сил наступил офицеру на ногу. Он взвыл дурным голосом и выпустил из рук оружие. Тогда я захватил его за верхний и нижний края панциря и швырнул в объятия его же товарищей. Получилось очень эффектно, но, вопреки ожиданиям, все трое очень быстро оказались на ногах. Смелость не входит в число моих добродетелей. Конечно, будь на моем месте Одорф, эта троица отпраздновала бы пышные похороны… Но Одорфа здесь не было, так что я подобрал шпагу и бросился наутек. Можете, конечно, считать меня трусом, но если бы вы знали, скольких смельчаков мне довелось пережить… К тому же, я не терплю крови.

После увлекательной пробежки по ночному городу я забился в какую-то подворотню и попытался отдохнуть, а заодно собраться с мыслями. Хватит дергаться. Что мне известно? Противостоят армия и порт. Значит я пойду в порт. Опоздаю, так опоздаю. Только тут я сообразил, что забрался уже довольно далеко, к счастью, в нужную сторону.

Я услышал звонкое «грум-грум» и высунулся из своего укрытия. Мимо маршировал, непривычно делая отмашку и усердно чеканя шаг, взвод солдат, облаченных в ту же, что и у патрульных, форму. Шли в сторону порта, и я, не долго думая, пристроился сзади. А что? Солдатня не оборачивалась, а встречный патруль вряд ли решится делать замечания, даже если заметит, что за взводом топает «хвост». Главное, держаться нагло.

Дорога — широкая, мощенная камнем, с трогательными канавами для слива нечистот, шла под уклон. Сто лет назад тогдашний король си-Генчен, решил расширить город, возвел дамбу. Теперь нижний город — не порт, а именно город, главным образом склады и лавки, — стоял ниже уровня моря. Там было темно, с высоты я различал лишь два или три горящих внизу огонька. Зато порт светился целым морем огней — факелы, костры и заморские светильники, различимые даже отсюда по веерам огненных искр. Комендантский час там явно не соблюдали.

Дойдя до старой пристани, места, где раньше начиналось море, командир остановил солдат и неожиданно тонким голосом велел им рассыпаться. Я счел за благо исчезнуть, и после недолгих раздумий взобрался на крышу какого-то здания — о лучшем наблюдательном пункте нельзя было и мечтать.

Офицер между тем быстро и со знанием дела расставлял своих людей. На дороге он разместил пятерых — с факелами и на виду, а справа и слева в переулочках и без всяких факелов — остальных. Кого-то он ждет, подумал я. Кто-то должен выбежать из нижнего города, очертя голову, шарахнуться от солдат в переулки и…

И там умереть. И не только там — я заметил, как справа и слева заплясали на стенах огни факелов, зазвенело оружие и задвигались тени.

В порту что-то ярко вспыхнуло; взметнув ослепительное облако искр, и через несколько секунд донесся глухой удар. Пороха в Онизоти не знали, так что, думаю, они подожгли горючее для своих чертовых искрилок — порошок с большим содержанием магния. Затем огни порта пришли в движение, словно огненная лава, перелившись через край вулканического кратера, устремилась светящимся языком в низину. Сейчас она коснется домов… И, словно в ответ на мои мысли, вспыхнул первый пожар. Похоже было, что начинались обещанные Лином «беспорядки».

Солдаты не двигались с места, безучастно наблюдая, как в нижнем городе набирает силу огненный водоворот. Мне ничего не оставалось, как ждать событий и надеяться, что до рассвета мои стражи покинут свой пост. А ведь там где-то Шанди…

Внизу гулко ударил колокол и звонил некоторое время. Затем он умолк, но вспугнутые шумом птицы долго еще кружили в темной вышине. Затем одна из них села на крышу в двух шагах от меня — нечто вроде крупной чайки, черной как смоль, с белым пятном на груди. Она посмотрела в мою сторону и, издав недовольный крик, взлетела.

Развязка наступила под утро. Вдали, над черной линией дамбы, вспыхнуло ослепительное пламя. Пожалуй, из всех, кто мог это видеть, лишь я знал или догадывался, что произошло. Выходит, порох им все-таки известен…

— Крут же ты, си-Турман, — произнес я медленно. Потопить в море тысячу, а то и две ни в чем не повинных жителей…

Лежа на самом краю крыши, я смотрел, как ворвавшееся в пролом дамбы море, невидимое в темноте, гасит огни, зажженные мятежниками. Если бы ты учился у черного клана, си-Турман, они бы гордились своим учеником…

Первые беглецы показались через пятнадцать минут, и солдаты прикончили их на месте. Затем хлынула основная масса — мокрых, шатающихся из стороны в сторону — и тут началась бойня. А снизу, метр за метром, приближалась вода, такая спокойная, что даже не верилось. Итак, Турман захватил власть и уничтожил оппозицию.

Примерившись, я спрыгнул с крыши, отшиб пятки и, не удержавшись, упал на четвереньки. Выпрямился — и вынужден был упасть вновь, уворачиваясь от палача.

— Ты всегда бьешь в спину? — поинтересовался я, скрещивая свою шпагу с этим варварским оружием.

Солдат издал боевой клич и сделал глубокий выпад. Мне без труда удалось отбить клинок, а затем последовал удар ногой в челюсть. Поспешно стянув с него панцирь и шлем, я надел их — жалкая, но все-таки маскировка. Пробежку по городу обратно ко дворцу я запомнил плохо. По улицам шли и шли солдаты. Я прятался, а где это не удавалось, переходил на строевой шаг и отдавал воинский салют — еще днем подглядел, как это делается. Остановили меня у самого дворца.

— Хорош солдат, который драпает, когда его товарищи борются с мятежниками, — произнес у меня над ухом насмешливый голос.

Я отпустил прутья ограды, через которую собирался перемахнуть, и нащупывая левой рукой застежки панциря, медленно повернулся. Он стоял в трех шагах от меня, здоровенный бык, с нашивками офицера. Ну и, конечно, с «цветной капустой». А за его спиной маячили улыбающиеся физиономии еще троих — судя по форме, это были простые солдаты.

— Хороша та армия, — тем же тоном отозвался я, нащупав наконец, нужный шнурок, — которая сражается с собственным народом. — Панцирь упал к моим ногам, и я отшвырнул его пинком.

Улыбка пропала с лица офицера.

— Что?!

— Я говорю, хороша та армия…

Он взревел и извлек из ножен свое оружие. Ну и прекрасно. Я снял шлем и учтиво поклонился, стараясь не выпускать вояк из поля зрения. Выпрямившись, швырнул шлем офицеру в физиономию и одновременно прыгнул вперед, вытаскивая из-за пояса шпагу. Этому приему научил меня в свое время Бигольби, я имею в виду шпагу, а бросок шлема входит в стандартный, так сказать, набор любого торговца.

Шпага извлекается из ножен, или, в моем случае, из кольца на поясе, с шагом вперед, так, чтобы рукоять ударила противника в лицо. Прием вполне бандитский. Однако офицер, успев сориентироваться, отскочив назад и вправо, так что в результате я едва не лишился половины головы. Это было неприятно. Я принял боевую стойку и дал себе слово не пижонить. Мельком глянул на солдат, они не вмешивались. Пока. Я сделал выпад, он взял защиту и очень лихо ответил. Я отступил, и когда он двинулся на меня, сбил его клинок вниз и с поворотом ударил пяткой в голову. Точнее, попытался ударить, а опустив ногу, обнаружил, что на сапоге у меня наполовину срезан каблук. Офицер улыбался. Видимо, поединок доставлял ему искреннее наслаждение: противник был, с одной стороны, весьма силен, а с другой — ничего не мог сделать по существу. Я же, признаться, растерялся — за последние бог знает сколько лет мне впервые встретился житель граничного мира, владеющий оружием лучше меня.

Сюда бы Лина, мелькнула шальная мысль, и тут же я понял, что надо делать. Конечно! Три кисточки, нашитые на мой пояс с левой стороны, были не просто украшением, только я так давно не пользовался ничем подобным, что отвык даже думать об этом.

Оторвав одну из них, я ясно услышал тихое потрескивание запала. Кисточка была световой бомбой — лишь один свет, но на несколько десятков секунд человек терял способность видеть — даже днем. А уж ночью…

Пожелав мысленно своим недругам всего наихудшего, я перелез через ограду и помчался в сторону замка. Сзади слышались сдавленные проклятия и лихой посвист стали — видно, офицеру почудилось, что я продолжаю атаку, и он отмахивался вслепую. Затем раздались крики, и это было куда хуже.

До дворца я добрался, когда на западе уже вовсю полыхала заря. Если бы со стороны моря была выставлена хоть какая-нибудь охрана, я стал бы для нее неплохой мишенью… Охраны, однако, не было. Я перевалился через подоконник и плюхнулся на пол, тяжело дыша. Мои товарищи смотрели на меня с сочувствием, что же до Лина, то к его сочувствию примешана была изрядная доля иронии. Понятное дело — мальчишка наверняка осилил бы такой подъем безо всяких перчаток, да еще и со мной в качестве груза.

Его пленник, мрачный и нахохленный, сидел в углу, видно было, что за время моего отсутствия с ним поговорил кто-то из наших, скорее всего, Бигольби. Если так, то теперь, по крайней мере, он не будет проситься домой.

— Ну как? — спросил Ор.

Я содрал с рук перчатки и протянул ему.

— Как?.. Вот, каблук отрубили.

— Хороший удар, — констатировал Си-ву.

— Лучше некуда… Порт перестал существовать. Как сила, по крайней мере. — Я коротко пересказал свои ночные приключения.

— Затопил четверть города, — задумчиво произнес Тапис.

— Лин?

— Слушаю. — Кажется, мой рассказ произвел впечатление и на мальчишку.

— Были еще силы в Онизоти, кроме порта, которые выступали против короля?

Лин подумал, затем кивнул:

— Купечество. В ходе войны оно практически не пострадало.

— Зато пострадало теперь, — резюмировал Тапис, — ведь купцы заселяли нижний город.

— В основном, да.

Тапис надолго замолчал, затем повернулся к Си-ву:

— Нужен какой-нибудь зверек. Скажем — крыса.

Си-ву кивнул и вышел в соседнюю комнату. Тапис извлек из-за пазухи кошелек из зеленого бархата и вытряхнул оттуда горсть разноцветных кристалликов и блестящих металлических деталей.

Когда произносится слово «магия», большинство здравомыслящих людей пожимают плечами — и правильно делают. Однако…

Те же легенды гласят, что, создавая Центральный мир, Древние вмонтировали в него три Машины, или, как стали говорить позже, три Силы. Силы эти управляли погодой, сменой дня и ночи, и, надо полагать, ни на что иное первоначально рассчитаны не были. Человеку, впрочем, всегда свойственно вмешиваться в действие сил, управляющих миром, — с помощью науки, если он знает, что это за силы, или магии, если о природе сил он не имеет никакого понятия. Последствия сплошь и рядом оказываются трагическими, но взгляните-ка — не успевает пройти и десятка лет, как именно те, по чьей некомпетентности, или даже злому умыслу, произошла очередная «прелюдия к концу света», начинают преподносить события как чуть ли не свой подвиг. И готовят новую заварушку, перед которой бледнеют все прежние, взятые вместе.

Прошло полчаса, и перед Таписом на столике возникло блестящее разноцветными гранями сооружение, в два кулака размером. Над машинкой ощутимо дрожал воздух, пахло едким химическим дымом. Как я понимаю, Тапис собирался пробить микроканал в Центральный мир и вытянуть оттуда часть энергии одной из сил — Тьмы, Тени или Света.

Подошел Лин, присел на корточки и некоторое время рассматривал прибор.

— Ничего не понимаю, — признался он наконец.

— Торговцы тоже имеют свои секреты.

— Могущество Тени безгранично, — равнодушным голосом произнес Лин.

— Там, где нет Тьмы и Света.

— Тьма и Свет — лишь частные случаи Тени.

— Когда я сидел в плену у гвардейцев, — заметил Ор, — я слышал, что Тьма и Тень — лишь отсутствие Света, готовые исчезнуть, едва он появится.

— А когда черный клан собирался меня повысить, — добавил Одорф, — я краем уха слышал, что Тень — лишь краткий момент перехода от побеждаемого Света к побеждающей Тьме.

Лин стоял теперь посреди комнаты, растерянно переводя взгляд с одного торговца на другого. Был он явно озадачен, и это меня порадовало.

Напряжение разрядил Си-ву. Он вернулся, держа в руках небольшую, но судя по всему, очень воинственно настроенную крысу. Зверек отчаянно теребил кольчужную перчатку, защищающую руку торговца.

— Сюда, — произнес Тапис.

Си-ву положил крысу на стол рядом с машиной и разжал руку. Крыса дернулась было, но, словно передумав, легла обратно, влажно блестя бусинками глаз.

— Начали, — сказал Тапис.

Машина зажужжала, дрожащий воздух над ней окрасился синим. Крыса вскочила и заметалась у поверхности стола, не пересекая, впрочем, некоей невидимой границы. Затем зверек вытянулся столбиком и замер. С кончиков ушей и усов у него посыпались крупные зеленые искры. Они катались по столу, оставляя светящиеся дорожки, и, шипя, гасли в полировке.

Тапис наклонился, заглядывая крысе в глаза, постоял так с минуту, затем выпрямился.

— Все, — произнесен, и принялся разбирать машинку.

Крыса, спрыгнув со стола, пересекла комнату и шмыгнула под диван.

— Ждем, — сказал Ор.

Я по-прежнему ничего не понимал, но нельзя сказать, чтобы это меня угнетало. Магия — не мой профиль. В моей экипировке есть несколько простеньких вещичек такого типа — и только. Ору, Тапису и Си-ву, нашим магам, я вполне доверял, считая, что они знают, что делают. Обычно так оно и было.

Лязгнул засов, и дверь без стука отворилась. В сопровождении двух солдат вошел лысый толстяк в фиолетовой ливрее и совершенно к ней не подходящих розовых полусапожках.

— Владыка Онизоти и глубокого моря и ветров и бури си-Турман-а-Кату Громкий, — торжественно произнесло это чучело, — оказывает вам честь приглашением на торжественную церемонию коронации. Будьте готовы через час.

Он повернулся было, чтобы выйти, когда Тапис, не поднимая головы, негромко бросил:

— А как поживает чур-Тамзиз? Что-то его не видно.

Толстяк буквально подскочил на месте. Если надо, торговцы тоже умеют шутить, и весьма зло.

— Чур-Тамзиз — изменник и предатель, — возмущенно проблеял он. — Не пройдет и дня, как вы увидите его голову! — Он перевел дух и повторил с усмешкой. — Голову. — А вам бы я не советовал упоминать имени этого негодяя.

— Благодарю вас, ступайте, — отозвался Тапис.

Толстяк, задыхаясь от возмущения, удалился.

— С каких это пор короли Онизоти носят титул властелинов бури? — задумчиво пробормотал Тапис. Он придирчиво осмотрел нашу довольно потрепанную, надо сказать, компанию. — Приведите себя в порядок, что ли. Хотя, насколько мне известно, король вряд ли окажется от нас ближе, чем в лиге. Рат, — добавил он, — позаботься о пленнике. Лин, ты тоже. Если что — в свалку не лезьте.

— Ясно, — отозвался я безо всякого энтузиазма. Лин молча кивнул.

Прошло примерно полчаса, когда в дверь постучали, и слуга, судя по цвету ливреи, рангом пониже, чем давешний толстяк, пригласил нас созерцать коронацию. Он так и сказал — созерцать.

В коридоре рядом со мной оказался Олег — либо случайно, либо, что я тоже вполне допускаю, он хотел поговорить именно со мной. Думаю, потому что я отсутствовал, когда Бигольби вел с ним воспитательные беседы.

— Скажите, пожалуйста, — вежливо произнес он, — вот… э… Тапис сказал, что я из запретного мира. Вы не объясните, что это значит? А то…

Видимо, я все-таки сильно изменился в лице, потому что он тут же скользнул в сторону, даже без намеков с моей стороны. Запретный мир! У меня в мозгу словно с грохотом совместились гигантские детали чудовищной головоломки. Все стало ясно — и разрушенные замки, и несоразмерные усилия, которые прилагали Хамелеоны, чтобы вернуть свою добычу. Запретный мир!.. Мир, содержащий знание, способное уничтожить Хранителя, и потому закрытый. Древние и Хранитель, кто-то из них разрушил все ведущие туда каналы… Я стиснул зубы и затряс головой, отгоняя жуткое видение — грибовидные облака атомных взрывов под высоким серым небом…

Механически я вышагивал по коридорам дворца. Лин… Лин — всего лишь воин, пушечное мясо серого клана, он ничего не знает ни о черной зоне, ни об опасности для жизни Хранителя… Значит, с этой стороны неприятностей ждать не приходится, до тех пор, по крайней мере, пока он не встретится с кем-нибудь из своих… Или не достанет новый браслет. Что же отсюда следует? Что везти Лина и уж тем более этого Олега в Центральный нельзя. Ни в коем случае. Убить его? Лин не позволит. Да и не все мы пока знаем. Не исключено, что со смертью Олега у какого-либо из кланов вновь появится возможность проникнуть в запретный мир. Как удалось открыть ход в закрытый мир, кто еще знает способ и существует ли еще канал, или под развалинами замков нет уже ничего, кроме пыли? Ничего не известно.

Тем временем мы вышли из дворца. Я имею в виду нас, Лина с его пленником и два десятка солдат, шедших рядом, видимо, для того, чтобы скрасить наше одиночество. Вся процессия двигалась к обрыву. Когда до цели оставалось не более двух сотен шагов, нас остановила охрана и началось представление. Возглавлявший наших солдат офицерик, совсем еще мальчишка, со странным иероглифом на рукаве, там, где обычно нашивались знаки различия, принялся звонко докладывать офицеру охраны. Офицер хмуро разглядывал меня покрасневшими, слезящимися глазами, а я отвечал ему приветливой улыбкой идиота. Н-да. Бывают встречи и посмешнее. Впрочем, сейчас офицер ничем не мог мне отплатить за выходку со световой бомбой и прекрасно это понимал. Переведя, наконец, взгляд с меня на нашего провожатого, он вытащил из ножен короткую золоченную шпагу и проделал сложный ритуал. По всей видимости, это означало, что дорога свободна.

Мы направились к обрыву. Справа и слева, насколько хватало глаз, стояли кучки вроде нашей, дворяне и знатное купечество, судя по виду. Очень много было военных. Я перевел взгляд на расстилающуюся перед нами морскую гладь. Солнце уже стояло довольно высоко, дул ровный ветер — именно такой, какой нужен хорошему паруснику.

Флот Онизоти — весь флот, все суда, крупнее какого-то определенного предела, — готов был встречать короля.

Я люблю военные парады. Трудно сказать, почему, ведь, как и всякий торговец, я отношусь к войне с ненавистью и презрением… Может быть, какая-то частичка моего подсознания обходит таким путем барьеры, построенные воспитанием, чтобы продемонстрировать лишний раз, что в основе человеческой заложена вовсе не ангельская кротость?

Флот выстроился в одну неправдоподобно прямую линию, перпендикулярно к берегу. Первое судно — нечто вроде галеры — находилось примерно в лиге справа от нас и шагах в трехстах от полосы прибоя. Следующее отстояло от него на двести шагов, и так далее, до горизонта, а может быть, и дальше. Вся армада стояла с поднятыми парусами, но именно стояла — используя мощное приливное течение. Слева от нас, в полулиге от берега, словно клешня гигантского краба, поднимались из воды Королевские скалы. Это были два каменных пика — один повыше, другой пониже, а расстояние между ними не превышало, как я прикинул, сорока шагов. Казалось немыслимым провести корабль между этими исполинами, и все-таки претендент на трон Онизоти становился королем именно в тот момент, когда это проделывал. Сам, лично, стоя у штурвала.

Неожиданно где-то ударил барабан. Я прищурился — на горизонте показался флагман. Он шел под всеми парусами и быстро приближался. Когда он проходил мимо очередного корабля, тот салютовал ему флагом и звоном рынды. Вспомнив ночные события, я подумал, что недалек тот час, когда королю будут салютовать пушки.

Тут внимание мое привлек Тапис — совершенно, как мне показалось, не к месту, он принялся расстегивать куртку. Расстегнув две нижние пуговицы, он нагнулся, как бы для того, чтобы почесать колено, и тут же из травы ему за пазуху серой молнией шмыгнула крыса. Тапис поспешно выпрямился и застегнул куртку, а затем вновь сосредоточил свое внимание на маневрах флагмана.

При этом он рассеянно играл ниткой, длиной сантиметров десять, серебристый цвет которой напомнил мне что-то. Посмотрев на судно, я понял. Ткань, из которой сшиты были паруса корабля си-Турмана.

Тем временем флагман прошел мимо последнего, ближнего к берегу судна и, сделав разворот, устремился к Королевским скалам. В тот же миг на нем были подняты и флаги — синий флаг Онизоти и королевский штандарт — уже знакомая мне цветная капуста. Си-Турман провел корабль мимо скал, затем направил его через гигантскую каменную клешню.

— Время, — едва слышно произнес Си-ву.

Тапис кивнул и, намотав нитку на палец, разорвал ее резким рывком. Флагман в это время находился строго между скалами. В прошлом мне приходилось ходить под парусом, и я хорошо представлял себе сложность операции — провести судно по узкому коридору при сильном боковом ветре и волнении. Тем не менее си-Турман почти справился со своей задачей — почти, потому что, когда Тапис разорвал нитку — часть, как я понимаю, груза нашей парусной ткани, той самой, из которой сшиты были паруса флагмана, они, эти самые паруса, растаяли без следа. Все словно замерло. Обернувшись, я увидел музыкантов, поднявших трубы, уже готовых играть марш… Или что там играют в Онизоти на коронации? Секунды две эта немая картинка сохранялась, а затем флагман бросило на камни. Я увидел, как сломалась фок-мачта, как накренился, зацепившись снастями за правую скалу, корабль, и посыпались с его палубы маленькие, словно игрушечные, фигурки.

Тапис распахнул на груди куртку, и крыса, до тех пор неподвижно сидевшая у него за пазухой, выскочила наружу и, в три прыжка преодолев расстояние до обрыва, исчезла из виду. Тут же внизу что-то гулко бухнуло, и от берега к гибнущему судну устремилась гигантская акула — самой рыбы не было видно в мутной воде, зато хорошо просматривался десятиметровый спинной плавник.

— К бою, — спокойно произнес Тапис, а затем, набрав в легкие побольше воздуха, проревел: — Да здравствует король си-Орет Веселый!!!

Честно говоря, я подумал, что наш предводитель спятил — такое бывает при обращении с магией. В голове у меня вереницей пронеслись ужасные сцены нашей гибели — чтобы вы получили о них представление, замечу, что в качестве варианта спасения я всерьез рассматривал прыжок с обрыва в море. Однако все оказалось не так страшно. Видимо, в армии имелись серьезные разногласия по поводу того, кто же должен быть королем Онизоти, а что касается торговой аристократии, то, полагаю, после затопления нижнего города эти люди имели все основания ненавидеть узурпатора. Так что, вместо быстрой и жестокой расправы над бедными торговцами, на обрыве возникла — назовем это так, дуэль на пять-шесть тысяч человек. Нас, естественно, сразу же закрутило и разделило, единственное, что я еще слышал, это был боевой клич Одорфа, больше похожий на рев мамонта.

Первым на меня напал — о человеческая неблагодарность! — наш офицерик-сопровождающий. Он возник передо мной и, нимало, видимо, не озаботясь тем, что я совершенно безоружен, взмахнул шпагой. Драться меня учил Бигольби, и один из его советов звучал примерно так: «Если тебе хотят отрубить голову, подбери с земли камень и запусти этому мерзавцу в рожу». Так я и сделал. Булыжник попал офицерику в лоб, и тот свалился как подкошенный. Бросившись вперед, я подобрал шпагу — и очень вовремя. Не знаю, то ли военные сделали правильный вывод, что виной всему происходящему являются торговцы, то ли они просто атаковали всех, кто был в штатском, но теперь на меня напали сразу четверо. Положение сильно осложнялось тем, что моя рубашка-кольчуга из каменной парусины исчезла без следа вместе с парусами покойного короля. Это было очень неприятно — я чувствовал себя таким уязвимым!

«Имей в виду, — учил меня Бигольби, — что твой враг должен бояться сильнее». Поэтому, не дожидаясь, пока они возьмут меня в кольцо, я сделал зверское лицо и прыгнул вперед, не забывая, впрочем, об осторожности. Батман, укол в руку и удар тяжелым башмаком в коленную чашечку освободили меня от первого противника, второго я уложил, сделав двойной финт, и когда он сосредоточился на моей шпаге, свалив его кулаком в челюсть. Не думайте пожалуйста, что я жалел своих врагов, — средний торговец втрое сильнее среднего человека, и говоря, что я кого-то ударил по челюсти, я имею в виду перелом или сотрясение мозга. Или то и другое сразу.

Третий солдат не имел, видимо, о фехтовании ни малейшего представления, зато его шпага весила втрое больше моей, и он махал ею как бешеный. Наверное, я мог бы к нему подойти, но было страшно. Угрожая шпагой, я отступал до тех пор, пока он, решив, видимо, покончить со мной одним ударом, не взмахнул своим оружием так, как это делают обычно с двуручным мечом, забыв, что фехтование на последнем предполагает наличие панциря. Я прыгнул вперед, целя в сердце. Черт возьми! У этого парня под мундиром оказалась кираса! Шпага моя разлетелась на куски, и мне ничего не оставалось, как отскочить и повторить трюк с булыжником. Потом я обернулся к четвертому нападающему — как раз чтобы встретить его — и восемь человек подмоги. А я ведь даже не успел поднять шпагу! Ближний солдат улыбнулся и сделал глубокий выпад…

…Его рука со шпагой продолжала движение, и перевернувшись в воздухе, упала у моих ног. Сам же он, рассеченный надвое, повалился набок, словно кукла, продолжая улыбаться. Я повернулся и вздрогнул — остальные восемь моих противников лежали на земле, и нигде не было видно того, кто это сделал.

— Спасибо, Лин, — прошептал я. Почему-то среди криков и звона оружия я говорил шепотом. — Спасибо, воин. — Затем я поднял с земли шпагу, отодрал от нее обрубок кисти, и направился в гущу боя.