"Судебные ошибки" - читать интересную книгу автора (Туроу Скотт)

27 29 июня 2001 года Враг

— Ромми это объяснит, — сказала Памела, когда Артур в шесть часов утра посадил ее в машину для очередной поездки в Редьярд. Она убеждала себя в этом всю ночь, но Артур подозревал, что так до конца и не убедила. После девяти месяцев работы в большом городе у Памелы начал прорезаться скептицизм. Оппоненты лгали ей. Судьи выносили несправедливые решения. Он даже слышал от нее несколько уничтожающих замечаний о мужчинах.

Однако сегодня Артуру не хотелось спорить ни с кем. Он сидел за рулем, но сердце его парило. В его постели только что спала рыжеволосая красавица, женщина с изящными плечами и золотистыми веснушками на спине. Он, Артур Рейвен, выбился из сил, занимаясь любовью с женщиной, которую желал. Желал так долго, что она стала символом желания. Он говорил с Памелой о деле, однако мысли его возвращались к Джиллиан, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы смех не вырвался из груди.

Да, она отбывала срок заключения. Дух его резвился на узком плато с глубокими ущельями по обеим сторонам. После нескольких месяцев напряженной работы обнаружилось, что Ромми виновен. И время от времени ему приходило на ум мрачное марево позора над Джиллиан. В эти минуты он вспоминал ее предостережение, что вскоре она его разочарует. Но потом, чуть ли не вопреки своей природе, позволял себе вновь погрузиться в какую-то сентиментальную радость.

В тюрьме, как обычно, им пришлось ждать. Артур позвонил на работу, и помощник зачитал ему ходатайство, которое Мюриэл отправила утром в апелляционный суд с просьбой запретить дальнейшее разбирательство по делу Гэндолфа. Приложила к нему расшифровки записи обоих допросов, Эрно и Женевьевы, и отметила, что спор ведется не об Эрдаи, а о Ромми. Прокуратура не обязана устанавливать, то ли Эрно злобный шутник, находящий мрачное удовлетворение в том, чтобы спутать перед смертью все карты, то ли он искренне заблуждается. Суду требуется только выяснить, есть ли реальные основания полагать, что у Ромми Гэндолфа не было раньше благоприятной возможности опротестовать выдвинутые против него обвинения. Показания Женевьевы, явно вынужденные, служат лишь дополнительным подтверждением вины Гэндолфа. Таким образом, продолжать этот процесс не имеет смысла.

Поскольку Мюриэл обращалась в апелляционный суд, а не к Харлоу, она вполне могла бы озаглавить свою бумагу «Ходатайство о предотвращении дальнейших решений, принимаемых чутким судьей» и выбрала нужную инстанцию. Судьи этого суда будут отстаивать свою юрисдикцию в непрерывных сражениях с Кентоном Харлоу. Артуру с Памелой требовалось немедленно составлять ответ. Выходным предстояло быть напряженными, особенно если у Ромми не найдется никакого ответа Женевьеве.

Когда дело Гэндолфа стало громким, служащие тюрьмы начали реагировать на частые приезды Артура с Памелой по-разному. Большинство их, отождествляющее себя с полицией, встречало адвокатов холодно. Так, начальник тюрьмы поначалу не разрешал им приехать в этот день, ссылаясь на постоянную нехватку персонала, и смягчился лишь после того, как Артур позвонил главному советнику управления исправительных учреждений. Однако в тюремной иерархии находились и более сочувствующие. Они давно поняли, что не все заключенные такие уж плохие, среди них встречаются даже невиновные. Некоторые охранники, ежедневно общаясь с Ромми в течение десяти лет, прониклись к нему симпатией. Кое-кто из них даже намекал Артуру, что нелепо думать, будто Ромми мог совершить убийство. В караульном помещении Артур поймал косой взгляд дежурной женщины-лейтенанта, особенно приветливой в течение всех прошедших недель. Видимо, она сочла себя обманутой после того, как видела газетные заголовки в течение последних суток. И ощутил прилив стыда за то, что не оправдал надежд как ее, так и многих других.

Ромми должен был знать, почему адвокаты приехали так внезапно. Заключенные без конца смотрят телевизор, и тюремные слухи, главный источник новостей о внешнем мире, распространяются со скоростью информации в Интернете. Ромми, бродивший с цепями на руках и ногах по свою сторону стеклянной перегородки в комнате свиданий, выглядел исхудалым, но оживленным.

— Привет, привет, как дела? — Он спросил Памелу, привезла ли она подвенечное платье. Это был их примерно десятый приезд, но для обоих оставалось неясным, делал ли Ромми предложение всерьез. — Как поживаете?

Ромми воспринял их визит как дружеский. Собственно говоря, он привык к посетителям. Здесь часто бывал со своими приспешниками преподобный доктор Блайт. Артур мог бы следить за его приездами по тому постоянству, с которым Блайт сурово говорил с ним о его клиенте.

— У нас возникло препятствие, — сказал Артур, потом догадался, что Ромми может не понять этого слова. И, не объясняя, спросил напрямик, помнит ли он Женевьеву Каррьере из аэропорта.

— Она черная?

— Белая.

— Полненькая такая?

— Да.

— И носит золотой крест с маленьким сапфиром?

Артур припомнил камень, лишь когда Ромми сказал о нем. Глаз вора был безупречным. Следующий вопрос он задал, чувствуя, как сжимается горло.

— Вы говорили когда-нибудь ей, что хотите убить Луизу Ремарди?

— Она так говорит?

— Да.

Ромми наморщил лоб и задумался, словно об этом часами не вели речь в тюремном корпусе.

— Вроде бы не говорил ей такого. Н-нет.

И продолжал покачивать головой с нарастающей уверенностью. Когда Артур глянул на Памелу, державшую между ними телефонную трубку, ее вытянутое лицо как будто слегка оживилось.

— Нет, — сказал Ромми. — Вроде бы я говорил так только с тем малым. А его уже много лет никто не видел.

— Как говорили?

— Ну, что убью ее и все такое. Ту женщину.

— Вы говорили это?

— Да, но сказал же, тот малый исчез. Еще до того, как полицейские меня загребли, он подсел. Видать, за что-то серьезное. Собутыльники его говорили, что ему никогда не выйти. Только я не видел его здесь. Наверно, сидит в федеральной тюрьме или умер.

— О каком малом мы говорим?

— Он брал авиабилеты у той женщины.

Артур опустил взгляд на свой блокнот. Он имел привычку потирать сохранившиеся на голове участки волос, словно не мог дождаться, когда волосы вылезут. Поймал себя, что снова принялся за это. Они с Памелой разговаривали с Ромми множество раз и никогда не слышали об авиабилетах. Когда Артур начинал работу в фирме, Раймонд Хорген сказал ему: «Запомните, клиент не только свой злейший враг, но и ваш».

— Вы говорите о Фараоне? — спросил Артур.

Ромми широко заулыбался:

— Вот-вот. Он так называл себя. Никак не мог вспомнить его прозвище.

Памела спросила, не помнит ли Ромми фамилию Фараона.

— Может, знал и фамилию, но помню только Фаро.

Он произнес только первые четыре звука. Памела бегло улыбнулась.

— А как вы познакомились с ним? — спросил Артур.

— Точно не помню. Я давно знал его. Вроде бы он у меня кое-что покупал. Я долгое время его не видел. Потом вдруг натыкаюсь на него в одном клубе. Я сбывал кое-что. И на тебе — он там. Я даже не помню его имени, но он меня узнает. Мы отметили встречу. Он нашел для себя совсем новое дело. Как оно называется? — наморщил лоб Ромми.

— Кражи, — сказал Артур. Стоявшая рядом Памела отпрянула, бросив холодный взгляд, но это его не тронуло.

Положение ухудшалось с каждой минутой. Ромми давно научился потакать собеседнику, а не спорить с ним. И дружелюбно подхихикнул своему адвокату.

— Нет, я знал это слово. У него было место, где он мог сбывать краденые билеты и никогда не влипнуть. Толкал их через какую-то компанию. И спросил, не знаю ли я кого, кто мог бы добывать для него билеты, навар будет для нас обоих. Вот так эта женщина и вошла в то дело.

— Луиза? Напомните, как вы познакомились с ней, — сказал Артур. И бросил искоса предостерегающий взгляд на Памелу. Он не хотел, чтобы Памела помогала Ромми выпутываться из прежней лжи.

— Она брала у меня кое-что.

— Кое-что? Имеете в виду краденое?

— Краденое? — переспросил Ромми. — Я никогда не спрашивал ни у кого, чем они занимаются. Могу ли зашибить доллар — вот и все, что я хотел знать.

— Но Луиза покупала у вас?

— Кое-что по мелочи. Там был один экспедитор. Мы с ним принесли кое-что на продажу. Помню, она взяла приемник. Вот так мы и познакомились с ней. Она всегда любила поговорить. Среди ночи у нее работы было мало. Пришлось бы со стенами разговаривать, если бы не я. Другая, как там вы назвали ее...

— Женевьева?

— Она все читала книжки, если не было самолетов. Я с ней почти не разговаривал. Честно говоря, она небось даже не знала моего имени. Должно быть, говорит, что знала, потому что тот полицейский нажал на нее, как и на меня. Правда?

Ромми воззрился на Артура, чтобы увидеть, как тот воспринял это объяснение, которое наверняка придумали накануне вечером другие заключенные. Артур предложил ему продолжать.

— В общем, так. Как-то ночью я спросил эту женщину, Лизу. Сказал, что знаю малого, который купит у нее лишние билеты.

Поначалу она вроде не заинтересовалась, но я не отставал — Фараон говорил, что навар будет хороший, — и наконец она говорит, что встретится с этим малым, чтобы отказаться напрочь. Они сидели у Гаса, а я ходил под окном. Не мог войти, потому что Гас был там. Лиза вроде бы все больше качала головой, но, видно, Фараон уговорил ее, потому что через неделю она дает мне приличную пачку денег за то, что свел их, и все такое.

Потом все вроде затихло. И как-то я встречаю в аэропорту Фараона, оказывается, он и эта женщина, Лиза, уже месяца два работают на пару. А мне ничего не достается. Фараон говорит, я думал, она тебе наверняка что-то отстегивает. Тогда я сказал ему, что убью ее, как только увижу. За то, что обходит меня. Это не по правилам, совсем не по правилам. И она сама это понимает, только не хочет признавать. Мы пошумели немного, но в конце концов она дает мне свое ожерелье, чтобы я успокоился.

— Камею?

— Вот-вот. Говорит, чтобы я его никому не показывал, боится, что, если в аэропорту пойдут разговоры, она потеряет работу. Сказала, это ожерелье самая дорогая для нее штука, потому что там внутри фотографии ее детей, и я могу не сомневаться, что она отдаст мне деньги. Только так и не отдала.

— И потому вы убили ее, — сказал Артур.

Ромми откинулся на спинку стула. Нахмурился. Артуру показалось, что совершенно непроизвольно.

— Теперь вы тоже так думаете? Снюхались с полицейскими?

— Ромми, вы не ответили на мой вопрос. Я спросил, вы ли убили Луизу?

— Нет, черт возьми. Я не такой, чтобы кого-то убивать. Просто немного пошумел, потому что она осрамила меня перед Фараоном, и все такое.

Гэндолф пускал в ход все примитивные уловки, какими пользовался на протяжении всей своей бестолковой жизни, добиваясь, чтобы ему верили. Криво улыбался, махал тонкой рукой, но в конце концов под неотрывным взглядом Артура снова принял робкий, растерянный вид. Продолжая внимательно изучать своего клиента, словно расшифровывая некий код, Артур внезапно подумал о Джиллиан. Не столько о ее просьбе сохранять надежду, сколько о счастье любить эту женщину. И ему почему-то показалось, что защита всех Ромми на свете от выпавших на их долю невзгод неразрывна с этим счастьем. Эти люди были близки ему. Ведь если бы не отец, он вполне мог бы стать Ромми. Сьюзен была Ромми. Планета была полна бедолаг, неспособных защищаться от ударов судьбы. Закон лучше всего служил своей цели, когда обеспечивал им достойное обращение. И любовь, и цель жизни были ему необходимы. Получив наконец то и другое, он не знал, сможет ли никогда их не утратить.

И так же отчаянно, как хотел любви, он хотел сейчас поверить Ромми. Но не мог. У Ромми был мотив убить Луизу. Он сказал, что убьет. А потом, схваченный с ее камеей в кармане, признался в убийстве. Все это не могло быть совпадением.

Покуда Артур размышлял, Памела наблюдала за ним, словно нуждаясь в его разрешении питать надежду. Он слегка кивнул, давая понять, какого держится мнения. Ее ответный взгляд был ошеломленным, но покорным. И тут она сама задала их клиенту нужный вопрос:

— Ромми, почему вы не рассказывали нам ничего этого? Мы разговаривали с вами об этом деле уж и не знаю, сколько раз.

— Вы не спрашивали. Тем адвокатам, которые спрашивали, я рассказывал.

Ромми всегда находил что сказать, когда вера в его полную бесхитростность улетучивалась. Точнее, когда обнаруживалось, что это очередная маска. Хотя индекс его интеллектуальности был ниже семидесяти пяти, хитрить он умел. Ему с самого начала было ясно, какое впечатление правда о Луизе произведет на Памелу с Артуром. Как подействует на их вдохновенное стремление заниматься его делом. Он видел, что происходило, когда рассказывал о том, что помог Луизе сбывать краденые билеты. Как оказался обойденным и пообещал ее убить. Артур с самого начала решил не нарушать его привилегию против самообвинения напоминанием о прошлых адвокатах. Новый адвокат, новая история. Но теперь было совершенно ясно, почему его адвокат на суде прибегнул к защите ссылкой на невменяемость, почему их предшественники не оспаривали виновность Ромми. Основываясь на прошлом опыте, Гэндолф без труда читал, что написано на лицах его нынешних адвокатов.

— Я никого не убивал, — повторил он. — Я не такой.

Потом, видимо, даже ему стала ясна бессмысленность этих протестов. Он ссутулил плечи и отвел взгляд.

— Но это не значит, что меня не казнят, так ведь?

Артур был намерен исполнять свой долг и сражаться. Напомнить апелляционному суду о признании Эрно и медлительности Женевьевы с показанием об угрозе Гэндолфа. Однако показания Эрно нечем было подкрепить, а свидетельство Женевьевы совпадало с известными фактами. Честность этого свидетельства подкреплялась нежеланием его давать. И хуже всего было то, что Артур знал — Женевьева сказала правду.

— Нет, — ответил Артур. — Не значит.

— Да, — сказал Ромми, — я понял это, потому что ночью опять видел тот сон.

— Какой? — спросила Памела.

— Будто за мной приходят. Будто настало время казни. Когда только попал в коридор смертников, я видел этот сон каждую ночь. Клянусь, просыпаешься в таком поту, что самому противен свой запах. Иногда я думаю, что меня и казнить не придется, сам отброшу копыта. Все мы, «желтые», только об этом и говорим. Если какой-то малый плачет ночью, значит, видит этот сон. Нельзя так обращаться с человеком, вынуждать его слушать такое. Если меня выпустят отсюда, — сказал Ромми, — я уже никогда не буду нормальным.

Ни Памела, ни Артур не нашли что ему ответить.

— Знаете, при мне много раз приходили за людьми. Дня за два до казни тебя переводят вниз, в камеру, где приводят в исполнение приговор. Забирают, пока у тебя еще есть какая-то надежда, чтобы ты не сопротивлялся и не шумел. Последний, кого забирали, Руфус Трайон, сидел в соседней камере. Он не давался. Сказал, что убьет кого-нибудь раньше, чем выйдет. Его здорово отделали. И все равно, говорят, он досадил им под конец. Съел последний обед и выблевал все на себя — видно, сломали ему какие-то кости, когда связывали. Но тут уж это никакого значения не имеет, так ведь? Как думаете, лучше, чтобы тебя волокли, или идти не противясь?

Памела была красной как рак. В конце концов она нашла какие-то слова утешения и сказала, что лучше вообще не проделывать этого пути.

Понимавший шутки Ромми улыбнулся, обнажив зубы.

— Оно, конечно, лучше, но все равно, хочешь не хочешь, думаешь об этом. На нервы действует. Как я позволю себя убить? Большей частью думаю, что войду в ту камеру с поднятой головой. Я не сделал ничего такого, за что нужно казнить. Крал кое-что, но ведь за это не казнят, правда? Только меня один черт ждет казнь.

Памела, забыв о профессиональном достоинстве, выпалила невыполнимое обещание:

— Нет, не ждет.

— Ладно вам, я привык. Должен же человек когда-то привыкнуть, если знаешь, что тебя убьют. Думаешь, что пойдешь в ту камеру и кто-то убьет тебя. Что это твой последний путь, последнее, что ты увидишь. Тут ничего не поделать. Когда-то это должно случиться. Представлю себе, как иду туда, и меня начинает всего трясти. — Ромми ссутулил плечи и на глазах у адвокатов сосредоточился на этом ужасе. — Вы делаете все, что делаете, но я до сих пор здесь. Для меня ничего не изменилось.

Обычно недовольство у Ромми было смутным даже для него самого чувством, но тут он вдруг нашел, на кого его обратить. Несомненно, под влиянием преподобного доктора Блайта. Но благодаря этому он обрел редкую смелость посмотреть сквозь стекло прямо в глаза Артуру.

— Я невиновен, начальник, — сказал он. — Я никого не убивал.