"Алые буквы" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Z

В понедельник утром, без нескольких минут десять, Эллери стоял в комнате судьи Леви, соседней с залом суда. Перед ним сидели судья, прокурор и адвокат Дерка.

— Мне дали понять, мистер Квин, — сказал судья Леви, — что вы хотите сообщить нечто важное, прежде чем начнется заседание?

— Что именно? — холодно осведомился Дэррелл Айронс. Его насторожило возникновение чего-то важного, когда он ожидал быстрого завершения процесса и благоприятного вердикта.

Прокурор молчал с выжидающим видом. Эллери тщательно подбирал слова:

— Есть вероятность нового доказательства, сэр. Если его удастся найти, это окажет значительное влияние на ход процесса. Не могли бы вы объявить перерыв в заседаниях, скажем… — он попытался прочитать что-то в лице судьи, потерпел неудачу и сделал выбор в пользу консервативного подхода, — на двадцать четыре часа?

— Новое доказательство? — нахмурился Айронс. — Какого рода, Квин?

— Да, мистер Квин, — присоединился судья. — Какого рода это доказательство?

— Я предпочитаю не объяснять.

— Мой дорогой сэр! — воскликнул судья Леви. — Вы не можете рассчитывать, что я прерву процесс по делу об убийстве только на основании вашей просьбы.

— У меня нет выбора, — быстро отозвался Эллери. — Юридический ум не способен переварить подобные вещи без неопровержимого доказательства. Я даже не уверен, что такое доказательство существует. Могу только сослаться на свою квалификацию и опыт в подобных делах. Даю вам слово, судья Леви, что здесь нет никаких трюков и что я действую не в своих или чьих-либо интересах, а только в интересах правосудия. Все, что я прошу, — это один день.

Айронс улыбнулся и покачал головой, как будто за все годы своей адвокатской практики ни разу не слышал такой детской просьбы.

— Конечно, — начал прокурор, — мистер Квин занимает уникальное положение, Сэм…

Судья поднялся.

— Сожалею, но я не могу прервать процесс на таких основаниях. Вы готовы, джентльмены?

Эллери коснулся рукава прокурора, и тот задержался в комнате.

— Что у вас в рукаве, Квин? — тихо спросил он.

Эллери пожал плечами:

— В данный момент ничего, кроме клочков паутины. Какие шансы, что дело сегодня перейдет к присяжным?

— По-моему, небольшие. На данном этапе это в основном зависит от Айронса. Кажется, он твердо намерен представить Вэна Харрисона закоренелым прелюбодеем.

Эллери облегченно вздохнул.

— Тогда не могли бы вы мне помочь? Я прошу вас о двух одолжениях: передать одно из вещественных доказательств в лабораторию для анализа и предоставить мне на несколько часов для изучения все сведения о банковских счетах Харрисона.

— Полагаю, это можно осуществить с разрешения суда и под соответствующим наблюдением, — с сомнением произнес прокурор. — О каком вещественном доказательстве идет речь?

Эллери сказал ему.

Прокурор выглядел озадаченным.

— Почему именно это?

— Сейчас я предпочел бы не объяснять. Если то, что я подозреваю, правда, вы многое узнаете до конца дня.

— Меня вызывают. Возможно, я не смогу обратиться к судье Леви до полуденного перерыва… Пошли! — Прокурор поспешил в зал.

Однако он поговорил с судьей сразу же. Судья Леви посовещался с Айронсом, который взмахнул руками и возвел очи горе. Эллери устремился к вещественному доказательству.

Пристав проводил его в пустую комнату. Эллери разложил отчеты о банковских счетах Харрисона на скамье и принялся за работу. Вещественное доказательство уже было на пути в лабораторию.

Спустя сорок пять минут он поднял голову.

— Пристав, вы знаете в лицо мисс Никки Портер — одну из свидетельниц?

— Рыженькую малышку? Да, сэр, — с энтузиазмом ответил пристав.

Эллери нацарапал что-то в блокноте и вырвал листок.

— Не будете ли вы любезны передать ей эту записку и попросить ее написать ответ внизу? Она в зале суда.

— Я не должен оставлять эти вещи…

— Ручаюсь за них головой, так как заинтересован в них больше, чем весь штат Коннектикут. Побыстрее, прошу вас!

Когда пристав вернулся, Эллери прочитал каракули Никки и удовлетворенно кивнул.

— Я сейчас приду.

Он нашел телефонную будку и позвонил отцу в Главное полицейское управление.

— О, Эллери! Все кончено? — осведомился инспектор.

— Еще нет. Папа, ты можешь получить разрешение на обследование определенного документа в отделении Акционерного сберегательного банка на Пятой авеню?

— А в чем дело, сынок?

— У меня нет времени объяснять. Можешь все сделать сам? Тогда я приеду и встречусь с тобой через два часа.

— Хорошо, выезжай.

Эллери побежал назад в комнату.

— Я должен съездить в Нью-Йорк, пристав. Отнесите все это в зал суда.

Эллери вернулся в здание окружного суда уже во второй половине дня. Он бросился к телефонной будке и позвонил в лабораторию, куда отправили вещественное доказательство.

— Это точно?

— Да, мистер Квин. Минимум четыре года, а может, и все пять.

— Благодарю вас!

Эллери поспешил в зал суда, на ходу глядя на часы. Коридор был переполнен громко разговаривающими людьми.

— Эллери!

— Что все это значит, Никки? Сегодняшнее заседание окончено?

— Разве вы не знаете? Вас что, не было здесь?

— Как видите, нет. — Эллери словно сковало ледяным холодом. — Что произошло?

— Дело только что передали присяжным.

— Нет!

— По какой-то причине, — продолжала Никки, с любопытством глядя на него, — мистер Айронс прекратил защиту незадолго до полудня. После перерыва были краткий перекрестный допрос и заключительные слова. Жюри удалилось из зала минут пятнадцать назад… Куда вы?

— Повидать судью Леви!

Эллери стоял перед судьей, прокурором и сохраняющим полную бесстрастность защитником в судейской комнате. Никки сидела в углу, наблюдая за ним.

— Я не стану тратить время на взаимные упреки, мистер Айронс, — быстро начал Эллери. — Вы действовали в интересах вашего клиента. Но судя по тому, что я о вас знаю, правосудие значит для вас не меньше, чем профессиональный успех. Относительно чувств прокурора и ваших, судья Леви, у меня нет никаких сомнений.

Итак, мы все хотим, чтобы правосудие свершилось. Единственный вопрос: есть ли на это время? Ибо, коль скоро жюри удалилось на совещание, может быть слишком поздно… Нет, пожалуйста, не прерывайте меня. На то, чтобы вдаваться в подробности юридической процедуры, у нас тем более нет времени.

Слушайте внимательно. — Эллери склонился над столом судьи. — Я провел день, пытаясь найти доказательство гипотезы, пришедшей мне в голову вчера вечером. Как я уже говорил, мне не приходилось рассчитывать, что профессиональные юристы примут эту гипотезу без исчерпывающего доказательства. Я нашел его. Оно представляет дело в совершенно новом свете.

Гипотеза зависит от правильной интерпретации сообщения, которое пытался передать мне умирающий Харрисон и которое все игнорировали, потому что оно казалось бессмысленным.

В действительности же оно имеет очень большой смысл.

У меня были три различные точки зрения на то, что Харрисон написал на стене собственной кровью. Первая состояла в том, что буквы «XY» содержали сообщение целиком и полностью. Эту версию я отверг по той простой причине, что не нашел никаких возможных объяснений. В таком виде сообщение никак не могло иметь отношение к ситуации, к предшествующим ей событиям или к ее кульминации.

Моя вторая точка зрения, естественно, вытекала из отказа от первой. Если в таком виде сообщение не имеет смысла, то, вероятно, оно не было окончено. Харрисон умер, написав короткую левую нисходящую линию буквы «Y». Мне казалось, что логическим продолжением букв «XY» должна быть буква «Z». Значит, целиком сообщение выглядело бы как «XYZ»? Но это так же, как и «XY», не вело никуда. Я вновь оказался в тупике.

— Подождите, — прервал судья Леви. — Я никогда не был силен в головоломках. Вы имеете в виду, что если бы Харрисон дописал свое сообщение, то добавил бы не букву «Z», а что-то еще?

— Совершенно верно, ваша честь. Неудача с «Z» направила мои мысли по совсем другому руслу.

— И теперь вы знаете, что хотел добавить Харрисон?

— Да, ваша честь.

— Одну минуту, — вмешался прокурор.

Вскочив со стула, он подошел к двери и сразу вернулся.

— Из комнаты присяжных еще нет сообщений. Продолжайте, Квин!

Дэррелл Айронс пошевелился на стуле.

— Могу я получить карандаш и листок бумаги, судья? — попросил Эллери.

Судья протянул ему карандаш и бумагу. Эллери склонился над столом.

— Я повторю демонстрацию, которую проделал в зале суда. Вот в каком порядке Харрисон писал свое сообщение. Сначала он прочертил нисходящую линию по диагонали справа налево.

Эллери нарисовал на бумаге линию:

/

— Потом он нарисовал такую же поперечную линию слева направо:

Х

Третья линия повторяла первую и находилась справа от уже написанной буквы «X»:

Х/

И наконец, Харрисон начертил короткую нисходящую линию слева направо, дошедшую только до точки пересечения с поперечной линией:

ХУ

В этот момент он умер. Но дело в том, джентльмены, что Харрисон мог оставить послание неоконченным, не только не написав еще одну букву. Я понял это вчера в бронкском зоопарке, видя, как маляр рисует буквы на указателе. Он начал рисовать букву «G» в слове «ZOOLOGICAL». Но пошел дождь, и маляр прервал работу, оставив букву «G» недорисованной. При этом она выглядела как «С», потому что он так и не нарисовал маленькую вертикальную линию внизу справа… Предположим, что Харрисон умер, не успев довести до конца последнюю нисходящую линию слева направо?

— Вы имеете в виду… — нахмурившись, начал судья Леви.

— Предположим, ваша честь, что Харрисон собирался прочертить линию, аналогичную второй линии в первой букве «X»? Тогда буква, следующая за «X», не «Y», а…

И Эллери довел линию до конца:

ХХ

— Еще одна буква «X»! — воскликнул судья. — Не «XY», а «XX»!

Айронс уставился на бумагу, сдвинув густые седые брови.

— «XX», — повторил судья. — Но я не вижу, чтобы вы продвинулись хотя бы на йоту, мистер Квин. Вы говорили о новом доказательстве, которое должно меня заинтересовать. Может быть, вы перейдете к нему?

Эллери подошел к двери. Присяжные еще не возвращались.

— Да, сэр, — сказал он. — Я продвигаюсь к нему шаг за шагом, потому что это дорога к истине и доказательство находится в конце ее. Давайте поставим вопрос так: что еще означает «X», кроме буквы алфавита?

— Римскую цифру «десять».

— В такой интерпретации «XX» должно означать «двадцать». Имеет ли число «двадцать» какую-либо связь с делом?

— По-моему, нет, — ответил судья, повернувшись в кожаном вращающемся кресле и с нетерпением глядя на часы.

— Двадцать? — Прокурор покачал головой.

Адвокат откинулся назад и зажег сигару, полностью сосредоточившись на снятии ленты и отрезании кончика.

— Если в качестве римских цифр «XX» не приводит нас никуда, — продолжал Эллери, — то мы должны найти другое объяснение. Что еще означает «X»?

— Математический знак, — фыркнул судья. — Символ умножения.

— Тогда «XX» должно означать двойной знак умножения? Очевидно, нет. Существует ли еще одно значение «X»?

— Крест! — воскликнул прокурор. — Два «X» — два креста…

— Иными словами, джентльмены, — кивнул Эллери, — Вэн Харрисон, будучи физически неспособным говорить и сознавая, что ему не хватит времени написать свое сообщение словами, изложил его в самой экономной форме. Он начал рисовать широкоизвестный знак двойного креста. Харрисон из последних сил попытался дать мне понять, что был обманут…[47]

Последовала долгая пауза.

Затем Дэррелл Айронс закинул ногу на ногу и выпустил облако дыма.

— Обманут, Квин? Но какое отношение это может иметь к делу?

— Думаю, ответ вам известен уже несколько минут, мистер Айронс, — сказал Эллери. — Харрисон упал, смертельно раненный. Я был свидетелем стрельбы, и он, зная это, пытался сообщить мне, что был обманут. Что это могло означать, кроме того, что виденная мной пальба была не тем, чем казалась? Что, будучи застреленным, он оказался обманутым?

— Ничего не понимаю! — сердито заявил судья Леви.

— А вот мистер Айронс, по-моему понимает, — отозвался Эллери. — Каким образом Харрисон мог рассматривать свое убийство как обман? Только получив определенные заверения, что ничего подобного не произойдет. Ему обещали, что он не подвергнется никакой опасности, и это обещание было нарушено. Кто мог дать такое обещание и нарушить его? Только один человек — тот, кто произвел выстрелы; якобы обманутый муж. Иными словами, Вэн Харрисон и Дерк Лоренс действовали сообща. Все дело оказывается совсем не таким, каким выглядело — историей неверной жены и обманутого мужа. Посмотрим с другой стороны. С мужем и любовником в качестве сообщников, с мужем, подстрекающим к связи и содействующим ей, обманутой становится жена. Марта Лоренс была обманута и оклеветана собственным мужем, джентльмены.

Никки встала. Она казалась больной.

— Извините меня, — тихо сказала она.

Мужчины машинально поднялись Когда дверь за девушкой закрылась, они сели вновь.

— Но доказательство?! — воскликнул судья Леви.

— Дойдем и до него, — заверил Эллери. — Только дайте мне пройти весь путь без остановок. Присяжные еще совещаются?

— Да-да. Продолжайте!

— Если принять гипотезу, что за всем этим стоял муж, что жена была им подставлена и что любовник был его сообщником, то меняются абсолютно все аспекты дела.

Если это не подлинная любовная связь, то Марта Лоренс давала деньги Вэну Харрисону не так, как другие женщины — в знак благодарности за сексуальные услуги и в качестве подарка. Очевидно, она давала их ему, потому была вынуждена так поступать. Если женщина вынуждена давать деньги мужчине, то можете не сомневаться, что она подвергается шантажу. Харрисон шантажировал Марту Лоренс, заставляя ее часто выплачивать ему очень крупные суммы.

Но Харрисон был орудием Дерка Лоренса. Следовательно, не являлось ли мотивом Лоренса стремление использовать Харрисона в качестве инструмента шантажа? Да, но только между прочим. Ибо что, в конце концов, сделал Лоренс? Убил Вэна Харрисона и попытался убить свою жену. Если бы Марта Лоренс умерла, муж унаследовал бы ее огромное состояние. Вот почему я характеризую порученный Харрисону шантаж всего лишь как деталь грандиозного плана Лоренса, о котором Харрисон, конечно, ничего не знал.

Целью Лоренса были большие деньги, и для их получения он выработал безжалостную схему. Каковы бы ни были его прежние чувства к Марте, он, должно быть, устал от нее и начал тяготиться своим браком. В довершение всего писательская карьера не принесла ему финансового успеха. В итоге он оказался связанным с женщиной, которую не любил, но у которой были деньги. Лоренс жаждал свободы и безопасности, но как он мог получить и то и другое? В результате он нашел способ.

Айронс обследовал обгорелый кончик своей сигары.

— Способ заключался в том, чтобы убить свою жену, мистер Квин? Если, как вы говорите, целями моего клиента были свобода и безопасность, то я едва ли рекомендовал бы подобный метод в качестве средства их обретения.

— Я тоже, мистер Айронс, — сказал Эллери, — но не будем забегать вперед. История вашего клиента полна сюрпризов. Так что я продолжу, пока не вернулось жюри.

Примерно год назад Дерк Лоренс начал проявлять патологическую ревность — это выглядело навязчивой идеей, почти фобией. Но поскольку ничто в этом деле не является таким, каким казалось ранее, а обманутый муж обернулся коварным убийцей, мы должны подвергать сомнению все его поступки. Была ревность подлинной или нет? Разумеется, нет, так как мужчина, страдающий подлинным комплексом ревности, вряд ли стал бы сознательно подталкивать жену к связи с другим мужчиной. Приступы ревности были ложными. В таком случае весь план Лоренса развертывается перед нами во всем своем безобразии.

Лоренс решил притворяться ревнивым мужем, одержимым постоянным страхом перед «неверностью» жены, тщательно культивируя это притворство в течение многих месяцев, создавая атмосферу подозрительности и внушая эту ложь своим друзьям и друзьям жены — прежде всего мисс Поттер и мне. Потом настает черед спустить с цепи своего сообщника, дабы вовлечь Марту в подобие тайной связи. Сообщник по указаниям Лоренса должен осуществить задуманное при помощи романтических аксессуаров — кода, книги с ключом к этому коду, тайных свиданий в городе со «случайными небрежностями» со стороны «любовника», чтобы их иногда видели вместе, и тому подобного. Наконец, бедный обманутый муж должен быть отомщен. Подслушав телефонный разговор с назначением ближайшего свидания в доме «любовника», Лоренс ринется в погоню, застанет жену и «любовника» в спальне, в приступе ярости при виде своего «открытия» схватит оружие хозяина дома и застрелит обоих при свидетелях, так как ему известно, что в доме будет слуга Харрисона, что Никки Портер — шпионка в его собственном доме, а я — ищейка, идущая по его горячему следу.

Да, мистер Айронс, ваш клиент разработал способ совершить убийство ради денег и спокойно жить на эти деньги. Ибо какова была ваша линия защиты Лоренса? Неписаный закон, отсутствующий в кодексе, тем не менее оправдывающий вашего подзащитного, которому обстоятельства дела позволяют к нему прибегнуть!

Вы, я, судья Леви, прокурор и Дерк Лоренс — все знают, что традиция неписаного закона в этой стране и во всем западном мире оправдывает жертву адюльтера. Присяжные не признают виновными в убийстве мужей, уличивших своих жен в измене, да еще при свидетелях, как вы правильно указали жюри, мистер Айронс. Ваша уверенность до самого недавнего времени в благоприятном исходе дела для вашего подзащитного — красноречивое тому доказательство. Думаю, ваш клиент разделяет эту уверенность и в данный момент.

Да, Дерк Лоренс шел на риск. Это была игра, которая стоила свеч. Его отец совершил убийство при таких же обстоятельствах и был признан невиновным — несомненно, это явилось источником вдохновения Дерка. Все складывалось в его пользу, а раз уж это игра, то взгляните на ставки. Состояние в несколько миллионов! Многие люди рисковали попасть на электрический стул, виселицу или в газовую камеру ради гораздо меньшего.

В этот момент пристав постучал в дверь и сказал:

— Простите, ваша честь, но присяжные пришли к соглашению. Они готовы выйти.

— Не открывайте больше эту дверь, пока я вас не позову! — рявкнул судья Леви.

Прокурор встал, снова сел и нервно закурил сигарету.

Дэррелл Айронс тоже поднялся, но не стал садиться вновь. Он подошел к окну и посмотрел на Бриджпорт, сжимая в зубах потухшую сигару.

— Слишком поздно! — заговорил Эллери. — Вердикт, разумеется, «невиновен». Они не могли прийти к иному решению на основании представленных им доказательств. Мои поздравления, мистер Айронс! Как только жюри объявит вердикт, Лоренс может показать нос и нам, и всей вселенной. Так как за одно преступление нельзя судить дважды, он выйдет сухим из воды, совершив хладнокровное преднамеренное убийство.

— Нет, — не оборачиваясь, произнес Айронс.

— Нет, — подтвердил судья Леви. — Согласно закону, что бы ни решило жюри в комнате присяжных, вердикт не вынесен, пока судья не прикажет клерку спросить присяжных об их решении. Дело еще не закрыто. И не будет закрыто, пока я не займу место в судейском кресле.

— Но я думал…

— Не важно, что вы думали, мистер Квин. Мне нужно доказательство, которое вы обещали предъявить и которое, по вашим словам, будет приемлемым для суда.

— Да, сэр, — кивнул Эллери. — У меня было всего несколько часов, но даже за этот короткий срок я смог раскопать два до сих пор неизвестных факта, которые поддерживают мою гипотезу и переносят ее из области предположений в царство доказательств.

Первый факт с юридической точки зрения не так важен как второй, но он подтверждает мой исходный тезис, что Марта Лоренс не была влюблена в Вэна Харрисона и что их связь подтасована обвиняемым.

По моей просьбе прокурор отправил одно из вещественных доказательств в лабораторию на анализ. Этим доказательством была пачка любовных писем, найденных в письменном столе спальни Харрисона и, как считалось, написанных ему Мартой. Я потребовал произвести анализ чернил.

Причиной был странный факт, озадачивший меня. Ни одно из писем не лежало в конверте и не имело даты — отмечены были только дни недели. Кроме того, ни в одном из приветствий Харрисон не был назван по имени — только «дорогой», «любимый» и так далее. Иными словами, письма сами по себе не содержали никаких признаков того, что они относятся к периоду связи Марты с Харрисоном или что они написаны Харрисону. Его сочли адресатом, так как письма обнаружили у него в доме.

Я позвонил в лабораторию перед тем, как войти в эту комнату. Мне сообщили, что чернила в этих письмах по меньшей мере четырехлетней, а может, и пятилетней давности.

Марта Лоренс впервые встретила Вэна Харрисона не раньше чем несколько месяцев тому назад. Это было установлено на процессе и, несомненно, может быть подтверждено.

Следовательно, миссис Лоренс не могла написать эти письма Вэну Харрисону. Как же тогда они очутились в ящике его письменного стола? И что еще важнее, почему они вообще оказались в его доме? Это неизбежные вопросы.

Хранились ли они там с целью шантажа? Но страстные письма замужней женщины к любовнику не имеют ценности для шантажиста, если они не содержат дат и имен и не могут указывать на конкретное лицо. Обнародование писем в таком виде не могло связать их ни с Харрисоном, ни с другим мужчиной — следовательно, угроза огласки была бы пустой.

Но если письма не служили для Харрисона средством шантажа, то чем же они для него являлись? Сентиментальным воспоминанием? Но ведь они даже были написаны не ему.

Чем больше я думал об этих письмах, — продолжал Эллери, — тем яснее становилось, что единственной их целью могла быть та, которой они в итоге и послужили, — то есть чтобы их нашли, сочли написанными Харрисону и представили в качестве документального доказательства его связи с Мартой Лоренс.

Подтверждение этому имеется. Когда я впервые посетил Харрисона, чтобы потребовать от него держаться подальше от Марты, телефонный звонок весьма кстати вызвал его из дома часа на полтора, оставив меня одного. Но если бы Харрисон действительно поддерживал связь с женщиной, состоящей в браке с ревнивым мужем, то последнее, что бы он сделал, — это оставил бы у себя дома в одиночестве заинтересованное лицо — да еще известного детектива, — давая ему возможность обыскать дом и найти столь неопровержимые доказательства связи! Зная, что я приеду к нему, Харрисон, очевидно, велел Марте позвонить ему, дабы у него появился предлог уйти из дому и позволить мне найти доказательство, которое потом фигурировало в суде.

Но где же Харрисон взял эти письма? Они могли попасть к нему только от человека, которому были адресованы в действительности. До встречи с Харрисоном и в течение последних четырех-пяти лет — возраста чернил — у Марты Лоренс был роман только с одним мужчиной — ее мужем. Она сама говорила мне, что писала во время этого романа множество любовных писем Дерку. Если эти факты могут быть установлены к удовлетворению суда — а я в этом уверен, — тогда вывод ясен: письма передал Харрисону Дерк Лоренс. Можно не сомневаться, что он сделал это с вышеуказанной целью, так как не существует другого разумного объяснения. Лоренс уничтожил конверты с адресом и тщательно отобрал те письма, где нет ни дат, ни имен в приветствии, ни фраз, способных оказаться разоблачительными.

Доказанные факты насчет писем вкупе с логически вытекающими из них выводами подтверждают мою теорию, что Марта Лоренс была оклеветана Дерком.

Второй факт, который мне удалось сегодня раскопать, — продолжал Эллери, переведя дыхание, — куда важнее, и на нем одном мне придется строить всю мою систему доказательств.

На процессе фигурировало то, что крупные вклады Вэна Харрисона на его банковские счета в точности совпадали с суммами, снятыми Мартой Лоренс с ее счетов. Но до сегодняшнего дня никто — включая меня самого — не удосужился проверить снятия со счетов Харрисона.

Я принял за аксиому сделку между Лоренсом и Харрисоном, по условиям которой Харрисон должен был вовлечь жену Лоренса в ситуацию, внешне выглядевшую как любовная связь. Хотя новизна подобной ситуации могла привлечь циника вроде Харрисона, все же он едва ли пошел бы на такое соглашение исключительно ради желания взбодриться. Это было опасно, незаконно и в случае разоблачения привело бы его за решетку. Пойти на такой риск Харрисона могла побудить только перспектива получения больших денег. Следовательно, Лоренс должен был обеспечить ему солидный финансовый стимул, а также назвать причину своего поведения. Харрисон был неглуп, а только абсолютный идиот мог не спросить у Лоренса о мотивах столь необычного предложения.

Какой же мотив мог придумать Лоренс в качестве объяснения? Простейшим, который наверняка убедил бы Харрисона, был подлинный мотив, но в сокращенном и измененном виде. Вероятно, Лоренс сказал Харрисону, что также идет на это ради денег, что все состояние принадлежит Марте, а так как она отказывается передать ему сколько-нибудь значительную долю, он постоянно нуждается в деньгах и единственный способ их получить — шантажировать Марту через третье лицо. Харрисон должен шантажировать ее с помощью средств, которыми снабдит его Лоренс, а потом они поделят между собой то, что Харрисон сможет из нее вытянуть.

Таким образом, я пришел к теоретическому выводу, что Харрисон выплачивал часть денег, получаемых от Марты, Дерку Лоренсу. Мог ли я это доказать?

Я доказал это, джентльмены, — мрачно произнес Эллери, — проверив суммы, снятые Харрисоном с различных его счетов. Просмотрев счета и записав снятые суммы, я убедился, что каждый раз, когда Харрисон делал крупный вклад, он в тот же или следующий день снимал со счета ровно половину этой суммы.

Тогда я отправился в банк Дерка Лоренса и проверил его счета. Выяснилось, что каждый раз, когда Харрисон снимал со счета крупную сумму, Дерк в тот же день или вскоре вносил точно такую же на свой личный счет.

Идентичность сумм и близость по времени не могут быть отвергнуты как случайные совпадения, поскольку носят массовый характер.

Если все это не докажет этому или любому другому суду и жюри, что Лоренс и Харрисон состояли в сговоре, что Лоренс не был добропорядочным мужем, которому изменяла жена, что он являлся третьим, тайным актером этой драмы, неизвестным своей жене, что он, следовательно, стрелял в Харрисона и Марту Лоренс не с целью отомстить за свою честь, а чтобы заткнуть рот Харрисону и присвоить состояние Марты, то я принесу в зале суда извинения Дерку Лоренсу и поклянусь никогда больше не совать нос ни в какое расследование.

Вот мои записи сумм, снятых со счетов Харрисона, — оригинальный банковский отчет, из которого они взяты, находится в зале суда среди вещественных доказательств. А вот мои записи соответствующих вкладов Лоренса, составленные по документам отделения Акционерного сберегательного банка Нью-Йорка на Пятой авеню, откуда я получил их сегодня днем.

Судья Леви, прокурор и защитник склонились над бумагами, которые Эллери положил на стол.

Спустя несколько минут судья и обвинитель молча заняли свои места, а Дэррелл Айронс также молча вернулся к окну.

Эллери ждал, мучительно сознавая, что присяжные тоже ждут за дверью.

И Дерк…

— Некоторые моменты мне неясны до сих пор, — пробормотал наконец судья. — Я понимаю, как Лоренс мог уговорить Харрисона участвовать в шантаже, но какое объяснение он мог дать Харрисону насчет того, почему это должно одновременно выглядеть как адюльтер? Лоренс едва ли мог сообщить Харрисону, что адюльтер необходим для того, чтобы он мог убить свою жену и ее «любовника» и быть оправданным на основании неписаного закона. Тем не менее, Лоренс должен был назвать Харрисону причину, которую тот счел бы убедительной. Что вы на это ответите, мистер Квин?

Эллери пожал плечами:

— Очевидно, Лоренс сказал Харрисону, что его конечная цель — развод. Они должны выдоить из Марты с помощью шантажа столько, сколько смогут, а тем временем Лоренс создаст основания для будущего развода по причине связи его жены с Харрисоном в качестве соответчика.

Это полностью объясняет сотрудничество Харрисона, следы, оставляемые им для меня согласно инструкциям Лоренса, который, несомненно, знал, что мисс Портер и я наблюдаем за ними, и использовал нас в соответствии со своим планом так же ловко, как и Харрисона. Актер проделал отличную работу. Он назначил первое свидание в гостиничном номере. Он начал обнимать и целовать Марту при первом подозрении, что я нахожусь поблизости. Он неоднократно приводил ее к себе домой и заставлял подниматься с ним в спальню, чтобы его слуга впоследствии мог это засвидетельствовать — хотя Харрисон вряд ли предвидел, что Таме придется свидетельствовать этот факт на процессе его убийцы! Он поместил личные веши Марты — одежду, которой снабдил его Дерк, — в стенной шкаф своей спальни, чтобы их обнаружил я или тот, кто заинтересован в доказательствах для бракоразводного процесса. Харрисон дошел до того, что прямо заявил мне, будто он спал с Мартой Лоренс. Конечно, это ложь, так как Харрисон мог внушать ей только ужас, но он бодро лгал, не сомневаясь, что создает тем самым основания для развода… Разумеется, Вэн Харрисон был всего лишь марионеткой Дерка Лоренса, но величайшая ирония состоит в том, что Лоренс, со знанием дела манипулируя своими марионетками и успешно доведя план до кульминации, в итоге все испортил. Его рука дрогнула, и он не смог убить Марту. Все оказалось напрасным.

Слушатели молчали. Потом заговорил судья Леви:

— Я все еще озадачен, мистер Квин. В конце концов, миссис Лоренс ходила в отель с этим человеком, посещала его дома, неоднократно уединялась с ним в спальне, терпела его объятия на людях и так далее. Как мог Харрисон заставить ее согласиться изображать любовную связь? Какое Лоренс вложил ему в руку оружие, которое вынудило миссис Лоренс к повиновению?

Эллери снова пожал плечами:

— Дерк Лоренс был единственным мужчиной, которого Марта когда-либо любила. Как часто случается с женщинами, нашедшими свою единственную любовь сравнительно поздно — ей было больше тридцати, когда она познакомилась с Лоренсом и вышла за него замуж, — это явилось для нее эпической страстью. Следовательно, каким бы ни было это оружие, оно должно было серьезно угрожать Лоренсу. Самая страшная угроза — разумеется, угроза жизни. Предположим, Марта считала, что, подыгрывая Харрисону, она спасает мужу жизнь?

— Спасает от обвинения в преступлении! — воскликнул судья.

— В самом серьезном — в убийстве, — кивнул Эллери. — Конечно, это не значит, что Лоренс действительно совершил ранее еще одно убийство. Требовалось лишь то, чтобы Марта в это поверила. Дерк запросто мог состряпать фальшивые улики в убийстве против себя самого — такие, которые можно было легко разоблачить как ложные, чтобы его безопасности ничего не угрожало, если бы Харрисон, скажем, внезапно стал бы его противником, но достаточно убедительные, чтобы напугать женщину, которая не чает в нем души.

Думаю, Лоренс дал Харрисону подготовленный им фальшивый документ, доказывающий, что он кого-то убил, а Харрисон продемонстрировал документ Марте и предупредил, что он передаст его в полицию и отправит ее драгоценного супруга на электрический стул, если она не станет ему платить. То, что Марта как-то сказала мне и мисс Портер, подтверждает эту теорию. Незадолго до их знакомства, когда Лоренс работал в издательстве, у него была связь с девушкой, которая тоже там работала, и эта девушка покончила с собой.

Лоренс мог приспособить для своего плана этот инцидент из прошлого, сфабриковав доказательства того, что девушка не покончила жизнь самоубийством, а он сам убил ее с целью от нее избавиться.

Бедная Марта не могла поделиться своим несчастьем даже с мужем, боясь с его стороны «неосторожных» действий, которые могли бы погубить его окончательно. По-видимому, наш умный мистер Лоренс забрал документ назад после того, как он сослужил свою службу. Дерк едва ли мог оставить его у Харрисона, чтобы документ обнаружили после того, как он застрелит актера. Так что, если Дерк не признается во всем сам или Марта не доживет до того, когда сможет поведать свою историю, природа орудия шантажа, которым Лоренс снабдил Харрисона, никогда не будет точно установлена.

— Но какую причину назвал Харрисон Марте Лоренс для симуляции адюльтера? — спросил судья. — Мне кажется, по его поведению она должна была заподозрить подтасовку.

— Сомневаюсь. Харрисон имел самый лучший предлог для своего поведения. Он был известен как великий любовник. Марте не казалось странным, что, помимо шантажа, Харрисон также пытается приударить за ней. Очевидно, она была слишком занята, отбиваясь от него, чтобы размышлять о его мотивах. Меня бы не удивило, если бы у Харрисона развился подлинный интерес к охоте — такая ситуация могла бы выглядеть привлекательной для сардонического склада его ума. Или, коли на то пошло, если бы Дерк Лоренс об этом знал.

Эллери умолк и задумался.

— Думаю, ваша честь, это все, — закончил он.

Дэррелл Айронс отвернулся от окна.

— Судья Леви, — заговорил он, — я хотел бы, чтобы вы поняли, что я согласился защищать моего клиента, веря в подлинность нанесенного ему оскорбления. Но больше я в это не верю, а потому отказываюсь от защиты.

По прошествии некоторого времени члены другого жюри вернулись после совещания в зал суда и заняли свои места; тот же человек на скамье подсудимых впился взглядом в их лица, словно пытаясь открыть хорошо охраняемый секрет; другой судья кивнул клерку, и в зале наступила тишина.

Клерк, повернувшись к присяжным, громко спросил:

— Не будет ли любезен старшина жюри встать?

Человек, сидящий с краю на первой скамье присяжных, поднялся.

— Пришло ли жюри к единому мнению? — осведомился клерк.

— Да, — ответил старшина.

— Каков же вердикт жюри? — в третий раз спросил клерк.

Старшина посмотрел прямо в глаза Дерку Лоренсу и четко произнес:

— Мы считаем обвиняемого виновным в убийстве первой степени.

В маленькой комнате, соседней с залом суда, бледная женщина встала и со вздохом сказала сидевшим рядом с ней мужчине и девушке:

— Пожалуйста, отвезите меня домой.