"Рассказы. Миры Гарри Гаррисона. Том 14" - читать интересную книгу автора (Гаррисон Гарри)

ИСТОРИЯ КОНЦА

— Когда народный вождь Ийссел Дийк прошел сквозь двойник без всякого ущерба для себя и остановил встречный процесс концентрации, сводящий на нет все их устремления к расширению, он тем самым оказал влияние на будущее Эльстарана; отныне ничто не могло воспрепятствовать расширению пределов Эльстарана. Конец предложения. Конец параграфа. Конец главы. Конец книги. В набор.

Дехан с наслаждением потянулся. Экран, перед которым он сидел, потемнел, но уже через мгновение на нем появился продиктованный им текст. Легко прикасаясь к экрану стилосом, он внес в текст кое-какие поправки, затем удовлетворенно кивнул.

— В печать, — приказал он вслух и, оттолкнувшись от рабочего столика, взглянул на часы. Было почти семьдесят пять: в это время он обычно ходил купаться с Субуа, но сейчас он чувствовал себя безмерно уставшим для плавания. Работа требовала от него слишком большого напряжения и концентрации сил; усердно трудясь над книгой, он частенько забывал даже про сон. Зевая, он снова потянулся — сказывалось хроническое недосыпание — и, предвкушая долгожданный отдых, отправился спать.

— Выключить свет, — произнес он и закрыл глаза, полностью отдавая себя во власть бархатистой тьмы. Дехан заснул.

Когда он проснулся, часы показывали восемьдесят четыре. Субуа, конечно, давно ушла, не дождавшись его, но он был бы не прочь искупаться и без нее. Быстро скинув повседневную одежду, он облачился в халат и, как всегда, направился к правой Двери, которой обычно пользовался при выходе. В мыслях он уже наслаждался солнечным светом и плеском волн, а пальцы, словно подчиняясь немому приказу, автоматически набирали на панели связи нужный двенадцатизначный цифровой код. Поверхность Двери замерцала, и он прошел сквозь нее.

Из прохладного подземного помещения, скрытого в толще скальных пород планеты, о которой он, в сущности, ничего не знал, он ступил прямо на побережье Итонга, под обжигающие лучи голубого солнца. Дыша полной грудью раскаленным, как в печи, воздухом, он пробежал по золотистому песку до самой кромки воды, где неторопливо и равномерно набегали на берег волны, разбиваясь на шипящие пузырьки. Чувствуя, как весь покрывается испариной, Дехан сорвал с себя халат, скинул сандалии и бросился в воду. Прохладные волны тотчас сомкнулись над ним; он нырял и плавал, и снова выныривал, а то и просто барахтался в воде, испытывая при этом огромное удовольствие.

Поднимая над водой голову, Дехан видел узкую прибрежную полосу, теряющуюся в необозримой дали по обе стороны от него, и возвышающуюся над ней серую пологую стену. И, как всегда, глядя на огромный барьер из серого камня, он лениво спросил себя, что же там может находиться, за тем барьером; но мысль эта занимала его недолго. Как-то на пляже ему сказали, что там, по всей вероятности, всего лишь тот же камень, поскольку суша, как и здешнее море, оказалась не способна породить хотя бы простейшие формы жизни. Чуть ниже скалы и рядом с ней виднелось множество Дверей: ведь Итонг считался излюбленным местом для купания. Люди торопливо входили и выходили из них; все мелководье, насколько Дехан мог охватить взглядом справа и слева от себя, было усеяно купающимися. Прозрачная свежая вода умиротворяюще действовала на него. Голову начало припекать, и он, полностью погрузившись в приятную прохладу волн, медленно поплыл вдоль совершенно ровного дна. Вынырнув, он заметил, как из Двери, которой он обычно пользовался, появился мужчина. Так же, как и Дехан, тот быстро пробежал к воде по обжигающему песку пляжа. Мгновение спустя он уже шумно плескался на мелководье, то ныряя, то снова появляясь на поверхности неподалеку от Дехана.

— Линкика, — представился незнакомец, заметив, что он здесь не один.

— Дехан.

Некоторое время они плавали рядом, соблюдая положенное время молчания — на случай, если кто-либо из них не расположен беседовать. Судя по тому, что никто из двоих не выказывал желания отплыть подальше, оба были настроены на разговор.

Дехан, прищурившись, посмотрел на солнце.

— Время на этой планете, кажется, перевалило через полдень, — произнес он. — Видите, солнце начинает склоняться к воде?

— Да. Вскоре нам придется подыскивать себе другой пляж, пока солнце снова не вернется сюда. Я тут как-то произвел некоторые расчеты, и у меня получились довольно интересные цифры. Оказывается, период вращения этой планеты — шесть тысяч четыреста тридцать единиц времени, а продолжительность дня — три тысячи двести пятьдесят. Впрочем, ранним утром здесь купаться слишком холодно.

— Вы ученый?

Насколько Дехан понимал, его собеседник должен был занимать в обществе высокое положение, иначе он не пользовался бы той Дверью, что и сам Дехан. Конечно, наслаждаться отдыхом на Итонге может любой, но у каждого определенного круга людей, занимающих одинаковое положение, были свои номера Дверей. Где-то на этом пляже была Дверь для детей, а возможно, и для сумасшедших. В последнем Дехан был не совсем уверен, да это и не интересовало его.

— Я — филогенетик.

Дехан не понял, тем не менее кивнул и плеснул водой на голову. Еще одно длинное слово. Еще одна специальность. Их, должно быть, тысячи, а может, и миллионы.

— А я — историограф.

— Как интересно. Я всегда хотел познакомиться с историографом.

Дехан закрыл глаза, мимикой изображая комическое недоверие.

— Правда? Я еще ни разу не встречал человека — кроме других историографов, конечно, — который хоть что-то слышал об этой специальности.

Его новый знакомый потер гладкую, как полированный шар, голову, начинающую краснеть под лучами солнца, и улыбнулся.

— Я не претендую на широкий диапазон моих познаний. Должен признаться, я отыскал значение этого слова в сноске, когда работал над…

При упоминании о его работе Дехан, естественно, пришел в замешательство и, нырнув, проплыл под водой круг, чтобы немного успокоиться. Существует определенный круг тем, которые не подлежат обсуждению во время купания.

— Я бы с удовольствием сейчас закрыл поры, — сказал он, снова вынырнув. А вы?

— Отличное предложение.

Они выбрались на берег и быстро оделись.

— На днях я посетил совершенно необыкновенный охладитель, — охотно поделился информацией Линкика, в надежде сгладить свой недавний промах.

Он вслух произнес номер кода, пальцами непроизвольно набирая в воздухе комбинацию цифр.

— Не знал о таком. С удовольствием отправлюсь, туда вместе с вами.

Оживившись, Линкика подошел к Двери и активировал ее. Дехан шагнул за ним и… едва устоял под яростным напором снежного вихря и ледяного ветра; дыхание его перехватило. Они очутились на обледеневшем гребне, оба склона которого круто уходили вниз, в затянутую снежной пеленой пустоту. Впереди, прямо на шероховатой поверхности скалы, виднелись еще две Двери, еле различимые в снежной кутерьме. Вьюга грохотала и выла на все лады, и, чтобы быть услышанным, Линкике пришлось кричать в самое ухо Дехана.

— Когда нет снегопада, отсюда прекрасный обзор. Вечный снег на вершинах гор, сами горы, долины — впечатляющее зрелище!

— Я… запомню, — пробормотал Дехан занемевшими от холода губами.

Стараясь придерживаться дороги, протоптанной их предшественниками, они осторожно пересекли гребень, постоянно поскальзываясь на его гладкой ледяной поверхности; от внушающих ужас обрывов с обеих сторон гребня их отделяли только поручни, укрепленные по одному на уровне пояса. С видимым облегчением они прошли сквозь Дверь и попали прямо в гардероб, где оба разошлись по кабинкам. Через малую Дверь Дехан отослал домой свою запачканную одежду, затем насухо вытерся и надел одноразовый костюм из распределителя. Кожа его горела; он чувствовал себя превосходно. Поистине то был прекрасный охладитель. Он обязательно наведается сюда еще раз, но лучше, конечно, в ясный день.

Линкика ждал его за столом возле огромного окна. Снаружи свет двойной луны заливал долину, наполняя ее всеми оттенками серого и черного там, где сливались друг с другом джунгли, холмы и река. Дехан узнал это место — они находились в одном из тропических миров, а помещение, из которого он любовался долиной, располагалось внутри высокого холма, и окно выходило на поверхность склона. Они кивнули друг другу и заказали себе по напитку. Заказ вскоре появился перед ними, и оба стали неторопливо потягивать содержимое бокалов.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Дехан. — Филоген… простите, не помню, как вы сказали.

— Филогенетик. Я пытаюсь проследить происхождение различных биологических видов, выявить их предшественников, установить связи между видами. Моя работа приносит ощутимую пользу животноводству, продовольственному растениеводству и тому подобному.

Дехан одобрительно кивнул, хотя понятия не имел, о чем идет речь. Приободренный, Линкика продолжал:

— Не так давно я консультировал по поводу одного генетического заболевания. Я проследил этиологию болезни и выявил, каким образом можно вылечить больного. Этот случай заставил меня заинтересоваться самым необычным представителем животного мира — человеком, и я начал прослеживать историю человечества. Можно сказать, что в некотором смысле между моими скромными исследованиями и вашим грандиозным трудом есть небольшое сходство. Не сомневаюсь, что вы добились потрясающих результатов за последнее время, не так ли?

Дехан кивнул и улыбнулся. Что бы там ни было, а его собеседник обладал прекрасными манерами. Ведь хорошо воспитанные люди не рассуждают о своей работе во всех подробностях, пока все участники беседы не расскажут о своей.

— Я завершил свою работу над Эльстараном. Утомительное занятие, должен вам сказать. Это самая неясная страница в истории человечества, причем написана сухим, невыразительным языком и изобилует ненужными подробностями, искажающими истинное значение этого периода истории для всего человечества. Конечно, то время было многим примечательно — взять хотя бы дюжину солнц и двадцать или около того планет, благополучно исчезнувших благодаря счастливой случайности, проявившей себя во взрыве Сверхновой. Я сократил более чем девятьсот томов до одного-единственного тома, не потеряв при этом ценности их содержания.

— Замечательно. Как мы нуждаемся в подобного рода таланте, чтобы из длинной ленты истории получились поддающиеся восприятию отрезки. Если бы не вы, нас бы захлестнул поток избыточной информации.

Могу заявить об этом со всей ответственностью, так как, занимаясь научной работой, я впервые осознал, в какое невероятно далекое прошлое уходит корнями история рода человеческого. Она, наверное, насчитывает миллионы единиц времени — как вы полагаете?

— Больше, много больше. — Дехан медленно и с чувством произнес эти слова.

— Вполне возможно. Я склонен верить этому. — Линкика наклонил голову, словно не выдержав бремени мыслей. — Мгновение, которое стоит посвятить красоте, если не возражаете. Близок рассвет; посмотрите, как сменяются краски неба.

Некоторое время они молча любовались предрассветным небом. Оно светлело прямо на глазах, и ничего удивительного в том не было — такая стремительность смены дня и ночи всегда присуща тропической зоне. От реки и деревьев поднимался туман; и первый робкий отблеск розовой зари упал в предрассветную мглу, легко касаясь темных омутов и водоворотов невидимой кистью. Картина, открывающаяся перед ними, завораживала своей красотой, и они замерли перед ней в восхищении.

— Кстати, в этой бесконечной цепи развития прогресса я выявил странные, любопытные, необычные и приводящие в недоумение факты, — нарушил молчание Линкика. — Вы когда-нибудь задумывались, почему мы взяли за основу двенадцатеричную систему счисления?

— С точки зрения математики это самый удобный вариант. Надо помнить только одиннадцать цифр и ноль. К тому же возможен неограниченный диапазон действий. Делится на один, два, три, четыре и шесть. Прекрасная основа.

— И это все?

— Этого достаточно.

— А вы никогда не задумывались, что в далеком прошлом, еще на заре нашего рода человеческого, мы, впервые начав считать, по своей наивности использовали в качестве основной системы свои пальцы? — Он положил руки на стол и посмотрел на свои двенадцать пальцев. — Разве это так уж невозможно?

— Возможно. Но это лишь теория. С таким же успехом вы могли бы сказать, что, будь у нас по пять пальцев на каждой руке, мы бы взяли за основу десять.

Линкика внезапно побледнел и одним глотком осушил свой бокал. Самообладание вернулось к нему.

— Интересное число. Вы его выбрали случайно? Или же в математике использовалась десятеричная система, подобно двоичной системе в компьютерах?

— Не помню. Но это довольно легко выяснить.

Дехан не спеша пересек комнату и подошел к одному из выводов компьютера, которые служили одним из элементов внутренней отделки всех общественных мест. У него был большой опыт в области работы с компьютером, очень большой опыт; и в своем стремлении вскрыть самые глубокие потаенные факты он был упрям до беспощадности, а эта задача показалась ему элементарной по сравнению с другими. Он всегда знал, какие вопросы ему следует задавать. И сейчас его пальцы безостановочно двигались по клавишам пульта управления, меняя отображение информации почти в тот же момент, как оно появлялось на дисплее. Через местный компьютер его сигналы передавались на пространственный, связанный через передатчики материи со всеми галактическими банками памяти, хранящими данные по математике, истории и даже далеко, казалось бы, отстоящим от данной задачи другим наукам. Получив ответ, он быстро вернулся к столу и отпил из бокала.

— Интересную информацию выдала мне машина.

Когда-то — о боже, боже, как же давно это было! — повсеместно использовалась именно десятеричная система счисления, которую впоследствии заменили на двенадцатеричную, явно из-за превосходства последней. Так что от теории с пальцами придется отказаться.

— Не так быстро. Мои исследования выявили неизвестный до сих пор факт, что когда-то у большей части человечества было только по десять пальцев на руках.

— Совпадение, не больше. — В глубине души Дехан не верил в то, что сам говорил.

— Возможно. Но если моему факту есть объяснение — то каково оно? Если два факта взаимосвязаны, то вытекающий из этого логического уравнения результат может существовать в одном из двух вариантов. Переход от десятеричной системы счисления к двенадцатеричной повлек за собой изменение количества пальцев.

— Совершенно немыслимо.

— Согласен. Поэтому мы должны рассмотреть альтернативный вариант, а именно: человеческая раса исчезла в результате какой-то значительной мутации, кардинальных изменений или военного конфликта. Возможно, существовало противостояние двух враждующих групп населения, и в разразившейся между ними войне люди с двенадцатью пальцами победили людей с десятью…

— Подобной войны никогда не было. Я бы знал о ней.

— Разумеется. Но согласитесь, вопрос довольно интересный.

Некоторое время они молча потягивали напиток и наблюдали, как дневной свет постепенно заливает долину. Утренние туманы испарились с первыми же лучами огромного оранжевого солнца, брызнувшими из-за острых вершин грозных, величественных скал. У реки раскинулся целый поселок из примитивных хижин, и, чтобы разглядеть их получше, Дехан тронул рычажки управления окном. В то же мгновение изображение увеличилось настолько, что возникло ощущение, будто они находятся среди хижин. Голубокожий абориген неуклюже перешагнул порог одной из них и широко зевнул, обнажая торчащие в длинных, как у ящера, челюстях ряды впечатляющих острых зубов. Существо подобрало палку и с раздражением ткнуло ее в глубокие складки кожи, холодно созерцая при этом нарастающее с каждой минутой пробуждение природы.

— Пленники времени, — произнес Линкика. — Когда-то и мы были такими же. Сама жизнь подтверждает теорию о сущности бытия.

— Что вы имеете в виду?

— Этих созданий. Их жизненный цикл связан с вращением планеты. Они спят в темное время суток и бодрствуют днем.

— Но это неестественно!

— Вовсе нет. Для любого организма, живущего на планетах, это вполне естественно. Нам потребовались тысячи поколений, чтобы преодолеть зависимость от цикла бодрствование/сон и прийти к нынешнему состоянию, при котором мы спим лишь тогда, когда устаем, причем нам достаточно непродолжительного сна.

— Не представляю себе, как может быть иначе. Если все же допустить, что кардинальные изменения действительно имели место, то что могло послужить причиной?

— Но это же очевидно! Двери. Их повсеместное использование, несомненно, повлекло за собой перемены, коснувшиеся всех сторон нашей жизни.

Дехан в удивлении приподнял брови.

— Значит, вы — один из тех, кто не верит в существование Дверей с момента зарождения жизни во Вселенной?

— Сказка для детей. Двери — творение рук человека, и мы до сих пор продолжаем их производить. Хотя сейчас они представляют собой единый узел, прочный, неразъемный блок; конструкцию, практически неподдающуюся разрушению. Они не всегда были такими. В музеях можно найти более ранние модели. Вы никогда не задавались вопросом, почему Двери всегда двойные? Всегда.

— Никогда не задумывался над этим. А разве их конструкция может быть иной? Мне она представляется такой естественной.

— Этому есть причина. Один инженер сказал мне: как ни совершенен механизм Двери, в нем случаются сбои, хоть и крайне редко. Если подобное когда-либо произойдет, то вторая Дверь всегда наготове. Ведь таких мест, где оставшемуся без Двери не позавидуешь, сколько угодно.

— Вы правы, — сказал Дехан, невольно поежившись при одной мысли о своей комнате.

Она находилась в самой толще скалы — в недрах мира, чье название он забыл. Он никогда не выходил на поверхность планеты, потому что там не было воздуха. В поисках драгоценных металлов на планете когда-то разрабатывались рудники, и в самом сердце каменных гор были пробиты огромные штольни. Когда запасы руды подошли к концу, штольни залили расплавленным шлаком. С промежутками. В результате получились своего рода отсеки, достаточно просторные, чтобы их можно было использовать как жилье — в конце концов, человек имеет право на частную жизнь. Каждый отсек снабдили Дверью. Без Дверей они были бы просто пузырями в скале. Любого оказавшегося внутри одного из них ожидала бы медленная смерть в одиночестве и забвении.

— Логически рассуждая, можно прийти к единственному заключению, — сказал Линкика. — Очевидно, было время, когда человечество не располагало Дверьми как невероятно это ни казалось бы для нас.

— Значит, вы — сторонник теории развития человечества из одного первоисточника, а не из многих?

— Конечно. Во-первых, биология как наука отрицает возможность появления одного и того же вида в разных местах, а затем последующее смешение. И так же, как было время, когда мы жили без Дверей, было и время, когда мы, словно в заключении, обитали лишь в какой-то одной ограниченной области пространства.

— То есть на одной планете?

— Не я, но вы пришли к такому выводу, — улыбнулся Линкика. — Подобные мысли могут завести нас слишком далеко.

— Почему же? Я не тороплю вас с выводами, поскольку я такой же горячий приверженец теории развития человечества из одного первоисточника, как и вы, хотя сейчас и не принято придерживаться этой теории. Я пойду даже дальше. Я уверен, что нашей прародиной действительно когда-то была одна-единственная планета. Так же как и у тех созданий снаружи, аборигенов этого мира, неспособных покинуть его.

— Вынужден согласиться с вами. Я признаю изменение физического облика, но, честно говоря, никогда не предполагал, что ему должны сопутствовать изменения в интеллекте. Вполне возможно, что при зарождении человечества мы были так же примитивны, как здешние аборигены. Но если так — то, очевидно, была лишь одна планета, на которой и возникло человечество.

— Я уже давно так думаю. За время своей работы я проследил весь путь человечества от наших дней назад, в глубь веков — конечно, насколько это было возможно. И всегда я сталкивался с явлением, когда простое перерастает в более сложное. Я завершил свои исследования и думаю, что полностью раскрыл неведомое нам доселе.

Линкика на мгновение закрыл глаза, всем своим видом показывая, как высоко он оценивает заслуги ученого.

— Не хотите ли вы сказать, что обнаружили этот протомир — нашу прародину?

— Возможно. Хотя порой меня одолевают сомнения. Я просмотрел все записи по нашей истории, даже самые древние, касающиеся событий невероятно далекого от нас времени. Я не совсем уверен, что найденная мной планета — та самая, но только древнее ее нет.

— Не будете ли вы так любезны сообщить мне ее код?

— С удовольствием. — И Дехан вслух произнес комбинацию цифр. — Более того, мы можем отправиться туда прямо сейчас и взглянуть на нее собственными глазами.

— Вы так добры. Признаться, я даже не ожидал такой любезности с вашей стороны.

— Буду рад пойти туда вместе с вами. Столь немногие проявляют интерес к этой теме.

Дехан первым прошел сквозь Дверь. Оба очутились в небольшой комнате, обстановка которой отличалась чрезвычайной простотой.

— Люди так редко приходят сюда, что это помещение чаще всего бывает закрыто. Взгляните, все мои посещения зафиксированы на счетчике. До меня в последний раз здесь были многие тысячи единиц времени тому назад. — Он посмотрел на показания контрольных приборов и удовлетворенно кивнул. — Воздух, температура — все в норме.

Отперев дверь, они прошли в длинную, похожую на коридор, комнату. С одной стороны в стене находились наблюдательные амбразуры, все остальное пространство было занято шкафами и дисплеями.

— Никаких признаков жизни, — сказал Линкика, посмотрев в одну из амбразур на мертвый высохший мир.

Солнце; немногим более яркое, чем остальные звезды, в черном небе выглядело холодным немерцающим диском. Жизнь давно покинула эту планету, воздух улетучился, вода испарилась, и лишь голые скалы и бесплодные пески однообразно и уныло тянулись до самого горизонта. Однако ближайшие огромные монолиты, покрытые трещинами и изъеденные временем, все еще носили на себе следы обработки, напоминая о создавшем их разуме.

— В этих шкафах хранится несколько найденных здесь предметов, о назначении которых нужно еще догадаться.

Линкика с живейшим интересом повернулся к нему, ожидая увидеть нечто, потрясающее воображение. Однако оживление на его лице потухло и сменилось разочарованием.

— Все это может оказаться… ничем, — заметил он, указывая на бесформенные, тронутые временем глыбы металла и камня.

— Знаю. Но чего еще можно ждать от мертвой планеты?

— Ничего, вы совершенно правы.

Линкика еще раз глянул на обломки — немые свидетели ушедших веков, — затем снова перевел взгляд на безжизненную равнину и вздрогнул, словно от холода, хотя в помещении было тепло и уютно.

— Такое ощущение, будто все тысячелетия, что пронеслись над этим миром — а их было намного больше, чем я могу себе представить, — давят на меня своей непомерной тяжестью. Теперь я вижу, как мимолетен непродолжительный период моей жизни и как она незначительна.

— Я и сам не раз чувствовал здесь то же самое. Говорят, что человеческий разум не в состоянии вместить в себя идею собственной смерти, но, когда я здесь, я начинаю понимать, каким образом может вымереть биологический вид. Если бы не Дверь, мы навсегда остались бы на этой планете, словно в ловушке, и умерли бы здесь, как если бы то был единственный известный нам мир.

— Хорошо, что это не так. Для человека не существует границ. Мы правим повсюду.

— Но как долго? Не подобна ли одна галактика — в бесконечности времени одной планете? Не умрет ли она? Или — разве нас не может вытеснить какое-либо иное существо? Кто сильнее нас, совершеннее и лучше. Должен сказать, что в мои сны частенько врывается этот кошмар. Ведь Двери — повсюду. Разве не может оказаться одна из них там, где не следовало бы? Скажем, на планете, где то самое более сильное и совершенное существо, готовое к вторжению, дожидается удобного момента, чтобы незаметно проникнуть к нам, жить среди нас, постепенно нас вытесняя. Чтобы на вечные времена положить конец нашему существованию.

— Вполне вероятно, — согласился Линкика. — Нет ничего невозможного в нескончаемом потоке вечности. Думаю, что для нас вытеснение произойдет безболезненно. Впрочем, об этом мы никогда не узнаем. На что вы показываете? Что это?

— Подойдите сюда. Я хотел поговорить с вами прежде, чем вы увидите эту последнюю находку.

Они приблизились к ней, и освещение сразу усилилось, так что они без помех смогли разглядеть изображение незнакомого им существа. На рисунок — или фотографию — был нанесен толстый защитный слой из прозрачного материала, и, несмотря на почтенный возраст изображения, многие детали на нем хорошо различались.

— Что это за существо? — спросил Линкика. — Оно очень похоже на человека. Но, взгляните, в отличие от нас на его черепе есть шерсть, к тому же на глазах нет мигательной перепонки. Другое строение организма, суставы… и, обратите внимание: на каждой руке по пять пальцев, всего десять…

Он умолк, пораженный внезапной мыслью, пришедшей ему в голову, и с безмолвным удивлением повернулся к Дехану. Тот медленно кивнул:

— Именно это и пугает меня. В надписи под изображением указано имя одного из вождей настолько великих, что я обнаружил ссылки на него в нескольких источниках. В наших источниках. В древних записях. Глядя на этого человека, для меня становится очевидным…

— Но ведь люди — это мы!

— А так ли это? Мы называем себя людьми и владеем наследием человечества. Но разве не могло произойти — как мы недавно теоретизировали — вытеснение человечества? Что мы попросту вытеснили их?

— В таком случае кто же мы? — Линкика содрогнулся от догадки, промелькнувшей в голове.

— Мы? Сейчас мы являемся человечеством. И если не по кровному родству, то по общему культурному наследию. Но не это волнует меня. Мои мысли более эгоистичны.

Он надолго замолчал, и от воцарившейся тишины помещение казалось таким же мертвым, как сама планета.

— Меня ни на секунду не оставляют эти мысли. Кто же тот, ждущий за Дверью; который со временем — возможно, очень скоро — вытеснит нас?