"Ричард Блейд, победитель" - читать интересную книгу автора (Лорд Джеффри)

Глава 11

Акнир, придворный сармийский летописец, сделал эти записи в 548 году эры Пришествия Блейда. В них он комментирует тайну Оксемской рукописи — документа, обнаруженного историками Сармы.

«Оксем — небольшая рыбацкая деревушка, лежащая на западном побережье Алого моря в пределах древней Империи Тиранны; весь этот край сармийские войска захватили еще во время Первой Освободительной войны в начале эры Пришествия, Недалеко от Оксема была найдена кожаная фляга, в которой находились сильно испорченные временем и морской водой листы пергамента с записками Ричарда Блейда.

Впрочем, само существование этого человека весьма сомнительно, хотя легенды о нем бытуют и по сию пору, а в некоторых районах Великой Сармы он даже считается полубогом, почти сравнимым по могуществу с Бек-Тором.

При описании событий глубокой древности любой ученый должен проявлять осторожность, отделяя драгоценные зерна истины от плевелов мифов и вымысла, я надеюсь, что мне удалось справиться с этой задачей. Лично мне очень хочется верить, что Блейд, герой и полубог, все-таки существовал, иначе записи, найденные в кожаной фляге, надо признать мистификацией. Но зачем? Кому это нужно? Ответов на подобные вопросы не существует. Косвенные доказательства реальности героя общеизвестны; это и многочисленные легенды о нем, и тот факт, что наше летоисчисление ведется от даты его таинственного исчезновения. Удастся ли нам когда-нибудь выяснить, являлся ли он исторической фигурой или мифическим персонажем? К сожалению, пока это неизвестно. Меня, Акнира-летописца, живущего при дворе Ее Величества тайрины Ферты, повелительницы Великой Сармы, сей факт печалит вдвойне — мне очень хотелось бы поверить в реальность древнего героя. Но доказательств его существования, которые можно было бы считать бесспорными, я привести не могу. Я лишь представляю на суд публики манускрипт, предположительно написанный Блейдом на древнесармийском языке и переведенный мною.

Несколько слов о самом переводе. Воистину, мне пришлось преодолеть огромные, почти нечеловеческие трудности! Если Блейд все-таки существовал, то он, несомненно, не был сармийцем. Построение фраз в его записках отвратительно, язык беден, стиль — если здесь вообще можно говорить о стиле! — примитивнее, чем у любого современного графомана. Много раз он использует такие странные термины, что они вообще не поддаются расшифровке. Только любовь к истории Великой Сармы и чисто научное упрямство подвигли меня закончить эту чудовищно трудную работу. Мой личный врач, Киклос, может подтвердить, сколь часто я приходил к нему в состоянии полнейшего нервного истощения во время работы над этой рукописью.

Поэтому я предлагаю вниманию читателей всего лишь часть записок со своими комментариями, которые я старался сделать как можно более объективными. Что касается главного вопроса — жил ли когда-либо Ричард Блейд в древней Сарме, — пусть каждый специалист, каждый историк решает его сам. В одном я уверен — жизнелюбие, решительность, твердость духа и стремление к свободе, присущие Ричарду Блейду, тронут даже неверящие в него сердца. Я знаю, что это первый перевод судового журнала, найденного около Оксема, на современный язык, и надеюсь, что он займет достойное место в нашей литературе».

Я должен вернуться немного назад, чтобы соблюсти правильную хронологию записей в своем дневнике. Возможно, его вообще не стоило вести, но Пелопс случайно наткнулся на письменные принадлежности в деревушке южнее Сармакида, где мы запасались провизией и пресной водой; кроме того, эта работа позволяет скоротать время и усовершенствоваться в письменном языке. Скоротать время! Как странно это звучит! Ведь именно времени мне может не хватить для выполнения задуманного. Вчера я ощутил приступ головной боли; возможно — простая мигрень, но я полагаю, что лорд Лейтон пытается обнаружить меня с помощью своего компьютера. Могу лишь упрекнуть его в поспешности, так как я пока что дьявольски далек от мест, где обретается мой двойник.

«Пфира» — прекрасное судно, крепкое, отличной постройки. В ее трюме достаточно запасных парусов и весел, такелажа, оружия и вообще всего, что может понадобиться в длительном плавании. Это довольно странно, и я могу объяснить подобную щедрость только недосмотром людей Оттоса, которые отбирали корабли для морских игр. Впрочем, Пелопс утверждает, что эти придворные больше думали о развлечениях, чем о своих обязанностях.

Когда мы отошли достаточно далеко от берегов Сармы, я решил проверить, нет ли на борту спиртного. Обнаружив несколько бочонков капни, местного горячительного, я перенес их в свою каюту. С этим зельем мне приходилось иметь дело — оно немного походит на ром, хотя и не такое крепкое. Пелопс рассказывал мне, что напиток готовят из красных ягод, произрастающих в болотах Сармы. Лучше держать спиртное подальше от экипажа. Была у меня, правда, мысль выдавать людям по кружке капни в день, но я решил не связываться с этим делом. Все-таки здесь не Британский военно-морской флот!

Мы шли вдоль сармийского побережья на юг, изредка заглядывая в маленькие поселения, чтобы узнать новости. После морских игр, когда Черный Оттос приказал долго жить и флаги разнесли сообщение об этом по всей стране, Сарма восстала против Тиранны. Тайрина Пфира выслала флот, с мудрой предусмотрительностью решив нанести первый удар — до того, как сын Оттоса (как, черт возьми, его зовут?) придет в себя и соберется с силами. Что ж, пусть удача не покинет мою тайрину…

Несколько дней я потерял совершенно без пользы, обследуя судно и пытаясь решить несколько внезапно свалившихся на меня проблем. Одна из них заключалась в том, что у меня было слишком много людей. «Пфира» рассчитана на экипаж в двести человек, а на борту — четыреста, и все они — бывшие рабы. Есть только один выход — захватить второе судно. Я позвал Айксома — он, хвала Беку, быстро выздоравливает — и Пелопса и объяснил им ситуацию. Айксом только улыбнулся и заявил, что все очень просто — надо взять на абордаж какого-нибудь торговца и перевести на него часть экипажа. Думаю, он прав. Пелопсу, однако, это не понравилось, и он пустился в длинные размышления о том, что пиратство — безнравственное занятие. Я заверил его, что мы не собираемся никого убивать, и велел ему заткнуться. Пелопс вспыхнул и положил руку на эфес меча. Малыш теперь стал совсем другим; настоящий мужчина, только уж слишком вспыльчив. Кроме того, он постоянно драит свой клинок, совершенно запустив все прочие дела, и ведет себя так заносчиво, словно судно принадлежит ему. Чувствую, рано или поздно придется приложить руки и сбить с него спесь.

Голова больше не болит. Может, действительно простая мигрень?

Примечание Акнира, переводчика:

«Этот отрывок вполне ясен, если не считать упоминаний о некоем Лейтоне, его компьютере и Британском флоте. Возможно, Лейтон являлся божеством, объектом поклонения Блейда, а „компьютер“ — священным предметом? Что касается Британского флота, то из контекста ясно, что флот сей принадлежит Британии — стране, из которой, скорее всего, прибыл Блейд. Но подобного государства в нашем мире не было в древности и нет сейчас.

С одной стороны, это ставит под сомнение реальность самого Ричарда Блейда; с другой — он пишет о Пфире, Великой Государыне, являющейся исторической личностью! Именно в период ее правления сармийская армия разгромила Тиранну, и обе страны были объединены в огромную империю. Более того, судно Блейда названо именем Великой Тайрины!

Смесь достоверных фактов и вымысла… Что еще я могу сказать по этому поводу?»

Сегодня случилось еще одно событие — я словно прозрел. Удивительно, каким слепцом может быть человек! Как долго я не замечал очевидного!

Рений! Горы рения! Если я вернусь домой живым, лорд Лейтон будет вынужден всерьез взяться за телепортатор, дабы Англия опять заняла достойное место среди великих держав! Сармийским рением можно завалить всю Землю, и еще останется для Марса и Венеры. Другое дело, сумею ли я снова попасть сюда?

К сожалению, его светлость еще не решил проблему транспортировки минеральных богатств из других измерений, хотя держать пари по этому поводу я бы не рискнул… Вряд ли стоит касаться этой темы на страницах моего дневника, я совсем не хочу, чтобы будущие поколения сармийцев сочли меня заурядным грабителем, который примеривается к их сокровищам. Впрочем, Пелопс клянется, что никто — абсолютно никто! — не сможет понять мой сармийский. Сам он попробовал, долго мучился над одной страницей и в конце концов так зашелся от смеха, что я был вынужден вытолкать его из каюты.

Но вернемся к рению, этому драгоценному серебристому металлу. Связанная с ним история началась с Шефрона. Этот бывший ассенизатор сармакидского цирка по-прежнему неразговорчив и мрачен, но надо отдать должное — он прекрасный барабанщик, знает, как обращаться с людьми, и умеет выжать из гребцов пот не прибегая к плетке. Это очень важно, так как на судне все по очереди садятся на весла — кроме меня, Пелопса и Айксома.

Пелопс, который считает себя великим целителем, пытался лечить язвы на коленях Шефрона какой-то мазью, которую он нашел на борту. Это не помогло, но Пелопс выяснил, что Шефрон постоянно таскает с собой несколько кусочков метитовой руды.

— Они — мой талисман, — объяснил барабанщик, — и напоминают мне о днях, которые я провел в шахте. Когда мне плохо, я достаю эти камешки, гляжу на них и думаю, что все могло обернуться гораздо хуже.

Я сначала не обратил внимания на россказни Пелопса, но ему показалось, что руда как-то связана с незаживающими язвами Шефрона. Барабанщик, однако, не захотел расстаться со своей минералогической коллекцией, и тогда Пелопс притащил его ко мне.

— Я хочу выбросить эти камешки за борт, сьон, но этот дурень не отдает их, — заявил наш лекарь. — Он носит их давно, еще с тех пор, как попал в шахту, и я уверен, что именно они не дают зарубцеваться язвам. Меня он не слушает — может, ты прикажешь ему?

Мне не хотелось глядеть на угрюмую физиономию Шефрона, ни, тем более, на его язвы, и я решил покончить с этим делом побыстрее. Шефрон мог бы стать приятным парнем, если б научился улыбаться, но он, похоже, забыл, как это делается.

— Дай-ка мне посмотреть твои сувениры, — велел я.

Он недовольно заворчал, но повиновался. Я поднес к глазам невзрачный камешек и стал рассматривать его.

Странный минерал! Образец был небольшим, величиной с мизинец. Мягкий, довольно тяжелый, свинцово-серого цвета с синеватым оттенком. Я сжал камень в ладони, почти не думая о нем, и перевел взгляд на стоявшего рядом Шефрона. В голове у меня мелькали некие цифры — что-то о химическом составе человеческого тела и о том, насколько ничтожна ценность этого сырья. Кажется, мне припомнилась статья в популярном американском журнале… Я даже смог бы привести точные цифры — стоимость составляющих нашу плоть химических элементов, которая с 1936 года повысилась в три с половиной раза, с 98 центов до 3 долларов 50 центов в настоящее время. Углерод, кислород, кальций, азот, фосфор, даже немного золота и серебра — и всего этого меньше чем на четыре доллара! Я смотрел на тощего Шефрона и думал, что в этой шкале за него не взять и шиллинга.

Главное все-таки заключалось в том, что эти воспоминания натолкнули меня на мысли о минералах, и я опять стал внимательно разглядывать амулет барабанщика. Что-то зашевелилось у меня в голове, какие-то смутные ассоциации, но ничего конкретного я припомнить не смог.

Я бросил камень в койку и сказал Шефрону, что разберусь с ним попозже, когда как следует изучу этот минерал. Барабанщик сделался еще угрюмее, однако поклонился и ушел. Затем мне пришлось выслушивать очередную нотацию Пелопса.

— Если ты будешь держать камень при себе, сьон, то заболеешь и покроешься язвами. Я в этом уверен! Погляди, он мягкий, словно олово, и от него летит ядовитая пыль. Надо бы выкинуть его. Я долго думал…

Тут я оборвал Пелопса.

— Хватит, приятель, ты мне надоел! Забудь о своих страхах, за одну ночь я не отравлюсь! Лучше найди слиток чистого метита или тираннскую монету. Да поживее!

Пелопс посмотрел на меня, как на помешанного.

— Слиток метита, сьон? Откуда я возьму его на борту?

Мне пришлось согласиться, что это маловероятно.

— Ладно, тогда принеси мне монету. Любую. Ведь монеты Оттоса сделаны из метита, верно?

— Да, сьон. Но они чеканятся только в Тиранне, а в Сарме их не так много. Редкая и ценная вещь, куда дороже золота! Как я найду такую монету среди рабов? Знаешь, я был учителем в сармакидском дворце, но видел их не так много раз. Говорю тебе, сьон, что…

Я погрозил ему пальцем и сказал:

— Пелопс, отправляйся хоть к чертовой бабушке, но раздобудь мне монету. Обыщи всех на борту. Я уверен, что хоть один из наших бездельников припрятал монетку-другую. Иди и найди ее. И не возвращайся, пока не выполнишь приказ.

Когда я говорю таким тоном, Пелопс не решается возражать и не лезет со своими нотациями.

Он ушел, а я снова примялся рассматривать кусочек метитовой руды. Пытаясь мысленно вернуться в кабинет минералогии в Оксфорде, где мне довелось учиться, я прикрыл глаза.

Эта штука сильно напоминала молибденит; в оксфордской коллекции был образец из Гренландии, и я припомнил, что на Земле его добывают также на Аляске, в Никарагуа и Казахстане. Однако блеск камешка на изломе казался более серебристым, как будто бы минерал содержал еще какую-то примесь. Откинувшись к стене каюты, я на миг прикрыл глаза. Молибден сам по себе немалая ценность, но молибденит является еще и практически единственным источником гораздо более редкого металла — рения. Но почему же близкий контакт с рудой приводил к появлению незаживающих язв? Содержался ли в ней какой-то радиоактивный компонент? Возможно ли такое? Черт возьми, почему бы и нет? Ведь я в Сарме, не на Земле!

Вскоре вернулся мрачный Пелопс с маленькой квадратной монеткой. Протянув ее мне, он объяснил, что ему пришлось тщательно отмывать сию драгоценность — этот умник, ее хозяин, прятал монету в анальном отверстии. Как Пелопс разыскал там небольшой металлический квадратик, я не решился расспрашивать, но владелец, несомненно, захватил его во время грабежа судна Экебуса.

Я внимательно рассмотрел монету с помощью неуклюжей лупы, которую нашел у себя в каюте. Царапнул ее ножом. Тяжелый плотный металл, похожий на никель, но цветом больше напоминавший серебро. Очень прочный. Все сходилось!

Ближе к вечеру, перед тем, как зажечь масляную лампу, я опять изучил кусок минерала. Потом, уже сомневаясь в собственном зрении, решил позвать Пелопса и Айксома.

Нет, мне не померещилось. Они тоже это увидели — слабое, едва заметное свечение, не флуоресценцию, а скорее намек на нее, мерцающий нимб вокруг странного камешка.

Это была руда, содержащая молибден, рений и еще что-то, какую-то радиоактивную примесь! Но главное — рений!

Кажется, я нашел сокровище — нечто, имеющее бесспорную ценность на Земле. В этом мире, в Сарме, были целые горы рения! Почему бы и нет? В Кате целые горные хребты слагались из нефрита, а Райна оказалась богата золотом… Что касается язв Шефрона и гибели рабов в шахтах, то их, несомненно, вызывала радиация!

Я сунул монетку и кусок руды в маленькую бронзовую флягу, обернул ее кожей и подшил изнутри к своей тунике; пусть эти драгоценные образцы всегда будут со мной. Рабу, из задницы которого Пелопс извлек монету, был выдан бочонок спиртного — в качестве компенсации за потерю. Он не возражал против такого обмена.

Примечание Акнира, переводчика:

«Эпизод с метитом носит совершенно загадочный характер. Этот металл является обычным для Сармы и до сих пор используется нами для чеканки монет и производства особо прочных сплавов. Да, он ценится выше золота и серебра, однако интерес, который проявил к нему Блейд, непонятен. Вероятно, в его стране метит очень дорог и, следовательно, если бы мы нашли родину Ричарда Блейда, он мог бы послужить предметом выгодной торговли.

Где же, однако, эта родина? В первом отрывке упоминалась Британия, теперь же Блейд пишет о Земле, о Гренландии, Оксфорде, Казахстане и других абсолютно неизвестных нам местностях. Возможно, они находятся в другом полушарии планеты? Миновала уже сотня лет с тех пор, как ученые убедились в шарообразности нашего мира, и если Ее Величество тайрина Ферта соизволит послать морскую экспедицию к южному полюсу или в просторы Великого Западного океана, наши моряки, возможно, сумеют отыскать там Оксфорд или Казахстан.

Я должен обратить внимание читателей на то, что и в первом, и во втором отрывках Блейд часто говорит о Пелопсе, своем спутнике по странствиям. Как известно, святой Пелопс — дух воздушной стихии, правящий колесницей самого Бек-Тора. Согласно религиозной традиции, он умеет летать и почитается в Сарме как младшее божество, благожелательно настроенное к людям. Я не сумел проследить связи между Блейдом и этим гением воздуха; скорее всего, тот Пелопс, о котором упоминается в записках, не имеет никакого отношения к нашему святому Пелопсу».

О событиях, изложенных ниже, я пишу по памяти, много позже, чем все произошло. Причина одна — только сейчас мне удалось вернуться к своему дневнику. Черт знает, сколько всего приключилось с того вечера, когда я разобрался с метитом. В основном — плохого, но кое в чем мне повезло. Я нашел Зену!

С другой стороны, это трудно счесть счастливой находкой. Мне нелегко писать о ней; особенно сейчас, когда в мыслях у меня другая женщина.

Дайте-ка сообразить… Очень сложно возвращаться к записям после долгого перерыва и после такого множества событий. Но попробую изложить все по порядку.

Итак, я сидел и размышлял о метитовой руде и о том, сумеет ли Лейтон построить телепортатор, чтобы перебросить местные сокровища на Землю. Внезапно Айксом просунул голову в мою каюту: новости у него были неважные. Мой помощник еще не снял повязки с раненного плеча и был довольно бледен. Айксом — хороший парень и превосходный моряк; если бы не он, вряд ли я писал бы сейчас свой дневник.

Мой навигатор с тревогой сообщил:

— Погода меняется, сьон Блейд! Похоже, нас ждет буря, дело обычное для этого времени года. Надо идти в открытое море, подальше от берега.

— Так в чем проблема? Поворачивай руль и постараемся сбежать от шторма.

Айксом нахмурился. Он явно не разделял моего легкомысленного спокойствия. Вытащив из сумки карту, навигатор развернул ее на столе.

Главной особенностью Алого моря является его небольшая ширина — в этом отношении оно напоминает Красное море на Земле и точно так же разделяет два континента. Но главное — ширина! Вот чего я не учел! Айксом щелкнул пальцами по карте — между берегами было миль сто, и сейчас прямо напротив нас находилась Тиранна. Там мне, черт побери, совсем 302 нечего было делать! Впрочем, слоняться у берегов Сармы я тоже не хотел.

К северу лежали неведомые земли, не обозначенные на карте. Айксом объяснил, что еще ни один моряк не высаживался там, поскольку берега гористы, обрывисты и недоступны. Меня совсем не прельщали лавры местного Колумба, так что север отпал сразу.

По словам Айксома, шторма в Пурпурном море бушуют по нескольку суток, а иногда и неделями. Даже если мы бросим плавучий якорь и спустим паруса, нас будет сносить ветром. Куда? На востоке и западе мы можем сесть на мель или разбиться о камни, на севере — то же самое. Остается юг, где лежит страна Пылающих Песков. Туда я и стремился; собственно, это и было бы решением проблемы. Нам надо уйти от шторма и плыть только на юг! Такое распоряжение я дал навигатору. Он покинул каюту, покачивая головой — мол, милостивый сьон никогда не видел здешних штормов. Ничего, теперь увижу.

И я увидел.

Когда я пишу эти строки, у меня перед глазами снова встают сизо-багровые волны высотой с мачту. Даже выше! Между огромными валами — пропасти чудовищной глубины. Ветер задувал с яростью тайфуна, не ослабевая ни на секунду и постоянно меняя направление; он выл и пронзительно визжал, обрушиваясь на верхушки гигантских водяных гор.

За два дня мы потеряли четыре рулевых весла. В первый же час человек пятнадцать смыло за борт, пока мы не натянули леера по всей длине судна. Я привязался к румпелю, и это спасло мне жизнь, — правда, ценой дюжины синяков. Гребцам приходилось постоянно вычерпывать воду. Люди работали из последних сил — они понимали, что жизнь их висит на волоске. Да, они работали, как заведенные, но этого оказалось мало! К счастью, «Пфира» была крепкой посудиной, но с каждой волной перегруженный корабль получал тонну-другую воды. А волны шли одна за одной, без остановки.

К концу третьего дня я понял, что дела наши плохи. «Пфира» по самые борта сидела в воде и могла затонуть в любую минуту. Но вдруг произошло чудо — шторм внезапно прекратился.

Я выскочил на ют и произнес речь, чтобы поднять дух экипажа. Я сказал им:

— Парни, мы выжили! Соберитесь с силами, вычерпайте воду и освободите судно от обломков. Все, что не годится для ремонта — за борт! Проверьте запасы пресной воды. Те, кто пострадал во время шторма, пусть обратятся к Пелопсу.

Затем я велел вычистить гальюны, приготовить горячую пищу и выдать команде порцию спиртного.

Я бушевал не хуже шторма, заставляя своих людей трудиться — занятый делом человек никогда не теряет мужества. Сам я все эти дни не спал и, наверно, даже не присел ни на миг; веревки, которыми я привязался к румпелю, оставили кровавые рубцы на теле. Мне было совсем худо, но не мог же я показать слабость перед своим экипажем!

Пелопсу досталось еще больше. Он, бедняга, страдал от морской болезни — которой я, слава богу, не подвержен, — и провалялся большую часть времени в моей каюте, спрятавшись под койкой. Буря сбила с него всю спесь, избавив меня от неприятной работы. Но теперь я должен был привести его в чувство.

— Возьми себя в руки, Пелопс! — я вытащил его из каюты и как следует встряхнул. — Ты же лекарь! Принимайся за работу и помоги людям!

Лицо Пелопса отливало сизым болотным цветом. Держась за живот и постанывая, он заявил:

— Я еще болен, великодушный сьон. Меня до сих пор трясет и выворачивает наизнанку.

Это было заметно — каюта напоминала свинарник. Кликнув двух парней с ведрами и тряпками, я выволок Пелопса на палубу и отправил заниматься делом.

— Если не можешь лечить, — сказал я ему, — то хотя бы покажи пример команде. И приободрись. Худшее позади.

Когда Пелопс, пошатываясь, ушел, фиксом, который стоял рядом, буркнул:

— Ты не прав, сьон. Худшее нам еще предстоит.

— Что означают твои слова, Айксом? — я с удивлением посмотрел на своего помощника.

Он повел рукой вокруг — морская гладь, насколько мог видеть глаз, казалась совершенно спокойной; воду словно залили толстым слоем масла.

— Ты не знаешь особенностей здешних штормов, — сказал мне Айксом. — Буря вернется. Через час, через день или через несколько дней, но вернется. Шторма здесь всегда идут друг за другом, с полным штилем в промежутках. Скоро ты в этом убедишься, сьон.

Мне пришлось поверить ему. В том, что связано с морем, Айксом никогда не ошибался; правда, на суше в азартных играх ему не везло — из-за чего кредиторы и продали его в рабство. Я только спросил, где мы находимся. Этого он не знал, но не сомневался, что во время шторма нас все время несло на юг и что земли ни разу не было видно.

На море по-прежнему стоял полный штиль. Айксом сказал, что ветра не будет, пока шторм не вернется.

— Мы должны плыть на юг, — решил я. — Доберемся до Пылающих Песков и найдем какую-нибудь бухточку, в которой можно укрыться. Как ты думаешь, Айксом?

Мой навигатор только пожал плечами:

— Мне никогда не доводилось бывать в тех местах, сьон. И должен сказать, что немногие из моряков Сармы добирались туда живыми. Но я знаю, что Пылающие Пески — ужасное место, и оно очень далеко от Сармакида. Там пустыня, и говорят, что никто не может пересечь ее — никто, кроме моуков, обитающих на другом ее краю.

Однако в тот момент моуки меня не интересовали. Я бросил взгляд на небо, посмотрел на спокойное море, гладкое, как зеркало. И снова спросил Айксома:

— Ты уверен, что шторм вернется?

— Да, сьон, клянусь Бек-Тором, — он начертал священный знак.

— Тогда прикажи гребцам садиться на весла. Надо спешить. Я знаю, люди вымотались, многие больны и покалечены, но нам надо добраться до берега. Еще один такой шторм «Пфира» не выдержит.

— Второй шторм, — угрюмо заметил Айксом, — будет еще сильнее.

Это прозвучало многообещающе, и я решил не терять времени. Люди еле двигались, но не прошло и получаса, как гребцы заняли места на скамьях, взялись за весла и затянули заунывную песню. «Пфира» двинулась вперед.

Во время шторма мачта триремы была сломана, и в открытом море мы не могли ее заменить, хотя на «Пфире» имелась запасная. Я велел одному из матросов, который выглядел покрепче, залезть на нижний рей и немедленно сообщить мне, когда появится берег.

Тот самый проклятый берег, пустынный и жаркий, о котором толковал Айксом! Если мы успеем добраться туда и вытащить «Пфиру» на песок, мы спасены. Возможно, мне придется обыскать всю прибрежную полосу или пересечь пустыню, пока я не найду кости любимого братца, но сейчас об этом было рано говорить.

Мы шли на веслах часов пять, когда парень, что висел на рее, вдруг завопил, показывая на восток

— Корабль, сьон Блейд, корабль! Он тонет!

Видно, кому-то не повезло еще больше, чем нам. Я крикнул наблюдателю, чтобы он постарался разглядеть судно.

— Мне кажется, это пиратский корабль, капитан, — ответил матрос. — На носу намалеван череп, мачта сломана и в борту пробоины… Вокруг люди, на воде… Похоже, женщины!

Волна возбужденного бормотания пробежала по палубе «Пфиры». Черт возьми, женщины! Только этого мне не хватало! Их не запрячешь под замок, как бочонки с капией!

Я посмотрел на Айксома.

— Что это значит? Может, нам попалась одна из галер тайрины с женским экипажем?

В этот миг меня пронзила мысль о Зене.

Айксом взял у меня подзорную трубу и уставился на судно. Я и без нее уже видел барахтавшихся в воде женщин; они кричали и размахивали какими-то тряпками. Ни одного мужчины не было видно.

— Действительно, одни женщины, — сказал помощник, облизывая пересохшие губы.

— Это я уже понял, — мой взгляд немного охладил его. — Держи себя в руках, парень. Что это за судно?

— Пиратский корабль, сьон Блейд. Ему хорошо досталось, но я не думаю, что он тонет. Это не исправительное судно, все такие корабли — биремы или триремы, а я вижу только один ряд весел. Да и череп на носу… верный признак! Пиратская галера!

Я продолжал задавать вопросы:

— Тогда где же пираты? Или женщины сами пустились в разбой?

Айксом отдал мне подзорную трубу.

— Нет, конечно. Думаю, пираты захватили один из кораблей тайрины и взяли на борт самую ценную часть груза.

Так оно и оказалось. Я велел подойти к галере и лечь в дрейф. Мы начали вылавливать из воды женщин; они выглядели жутко — истощенные, избитые. Была ли среди них Зена? Не знаю. Я не смог бы узнать ее и не имел времени для подробного осмотра.

Я расспросил первую девушку, попавшую к нам на борт; она едва шевелила губами. Их бирема — корабль, на который сослали Зену, — действительно была захвачена пиратами. Мерзавцы убили капитана и хорошо повеселились с его командой, а потом побросали женщин за борт. Только нескольких, самых красивых и молодых, они взяли на свою галеру. Во время шторма их судно было повреждено; когда буря кончилась, они бросили и женщин, и корабль, направившись к берегу на плотах. И они забрали с собой весь запас пресной воды!

Впрочем, я забегаю вперед. Итак, мы подняли всех женщин на «Пфиру». Черт побери! Среди них наверняка была Зена — если только ее не прикончили под горячую руку.

Мой навигатор оказался прав, когда говорил, что судно удержится на плаву. Пожалуй, его можно было сохранить. Это очень обрадовало меня, хотя терять Айксома мне не хотелось. Тем не менее я собрал команду и торжественно объявил, что произвожу своего первого помощника в капитаны.

— Возьми все, что тебе нужно, — сказал я, — и приведи корабль в порядок. Выбери сотню парней, назначь помощника и постарайся залатать пробоины. Мы на «Пфире» ляжем в дрейф и подождем тебя.

Айксом посмотрел на небо и нахмурился.

— Помолись Бек-Тору, — я хлопнул его по плечу, — может, шторм чуть запоздает.

Женщинами пришлось заняться Пелопсу. Я велел отвести их на ют, накормить и дать воды — они умирали от жажды. И еще, самое важное — Пелопс должен был найти Зену или узнать о ее судьбе. Я беспокоился насчет тайриоты и хотел еще раз повторить Пелопсу свои распоряжения, но тут меня прервал Айксом. Обычно он не позволял себе такого.

— Прости, сьон, я хотел бы получить еще кое-что. Ты ведь понимаешь, нам не нужен бунт в открытом море.

Я уже сообразил, в чем дело, и кивнул ему головой.

— Говори!

— Если у меня будет сотня человек и собственное судно, то надо поделить и женщин, иначе вспыхнет мятеж. Многие из нас, бывших рабов, не видели женщин годами. Как бы не начались беспорядки… Погляди, люди уже волнуются.

Пелопс кивнул.

— Он прав, сьон.

Я и сам знал, что Айксом прав. Я находился на корабле, среди недавних рабов, самых непокорных и беспокойных мужчин Сармы. Я понимал, что должен действовать в соответствии с их представлениями о справедливости.

— Постарайся найти тайриоту Зену, малыш, — сказал я Пелопсу. — Остальные меня не интересуют. Поделите их с Айксомом между командами.

Примечание Акнира, переводчика:

«Здесь пропущен большой кусок текста — морская вода и время сделали его абсолютно недоступным для связного прочтения. От десятка страниц остались только обрывки, и попытка расшифровать утерянное скорее всего лишь введет читателя в заблуждение. Помня об этом, я перескажу своими словами то, что мне удалось понять.

Женщин поделили между экипажами двух судов, что являлось обычным делом в те жестокие времена. Блейд нашел свою тайриоту, хотя она сильно изменилась, — и не только ее. Там была еще одна женщина, доставившая ему немало хлопот.

Все рабыни — их было около тридцати — без возражений остались на судах Блейда. Впрочем, куда им было деваться?

Пиратскую галеру привели в порядок, и оба корабля двинулись дальше на юг, в поисках Пылающих Песков. Видимо, это та самая местность, которую мы сейчас называем пустыней Бек-Тора. Подобные детали не столь важны; гораздо интересней другое — можем ли мы считать, что предлагаемый читателям манускрипт действительно написан рукой легендарного Ричарда Блейда и лично им запечатан в кожаную флягу? Итак, перехожу к последним страницам дневника. Блейд успел заполнить их до того, как налетела буря».

Я пишу эти строки на палубе, так как мне пришлось распрощаться со своей каютой; теперь в ней обитают Зена и еще одна девушка, Канда. Эта красотка тоже принадлежит к благородной фамилии. Она утверждает, что приходится дочерью Эль Калу, повелителю моуков.

Зена, увы, не узнает меня — рассудок ее помрачен. При виде мужчины она забивается в угол и смотрит дикими глазами. Я догадываюсь, что творили с ней пираты! Наверно, бедняжка сменила не один десяток хозяев. Другая девушка, Канда, выглядит гораздо лучше. Она совсем оправилась, но теперь я не знаю, что делать с этой заносчивой красавицей. Она обращается с Пелопсом так, словно он — грязь под ногами. На меня же принцесса поглядывает с многозначительной усмешкой и тоже пытается командовать. Что она знает обо мне? Что ей рассказывала Зена? Меня томит предчувствие, что эта Канда принесет мне изрядные неприятности. Однако надо отдать ей должное — она исключительно красива. Никогда я не видел у женщины такой прекрасной груди! А ее ноги…

Спокойно, Дик, спокойно! У тебя и так хватает проблем! И среди них — бедная Зена. Очнется ли она когда-нибудь? Но если это произойдет, легче мне не станет. Мой интерес к Канде растет с каждой минутой, и боюсь, «Пфира» станет тесной для нас троих.

Айксом сигналит со своей галеры; похоже, проклятый шторм возвращается. Небо нахмурилось и почернело, волны становятся все выше и выше… А мы все еще в открытом море. Я продолжу потом, когда…

Примечание Акнира, переводчика:

«Это все. Мы знаем, что Блейд — если, конечно, этот мифический полубог и в самом деле существовал, — вложил свою рукопись в кожаную флягу из-под вина. Этот сосуд выловили из воды рыбаки недалеко от берега. Конечно, фляга не могла плавать в море все эти долгие столетия; скорее всего, она лежала в каком-нибудь гроте или расселине в скалах на берегу, откуда ее смыло волнами.

Впрочем, мои рассуждения по этому поводу не решают основного вопроса: создан ли манускрипт Ричардом Блейдом и жил ли он на самом деле в те жестокие древние времена. Многие выдающиеся историки считают его мифическим персонажем, плодом народного вымысла, сказочной личностью. Я же, однако, верю, что он был реальным человеком… или хочу верить в это. Узнаем ли мы когда-нибудь истину?»