"Ричард Блейд, странник" - читать интересную книгу автора (Лорд Джеффри)

Глава 7

Он очнулся от забытья в каком-то темноватом каземате с низким потолком, нависавшим будто бы на расстоянии протянутой руки. Здесь плавали клубы дыма, остро и едко пахло металлом и гарью, откуда-то доносился звон и тяжкие вздохи кузнечных мехов.

Блейд открыл глаза и повернул голову — рядом с ним на каменном полу лежал Ханк. Ханкамар Киталла, рирдот, первый джарат-лейтенант Арколы Байя… Это было правильно; они сражались рядом и лежать тоже должны рядом. Но почему в кузнице? Кто их сюда принес?

Веки Ханка приподнялись, взгляд уперся в лицо Блейда — осмысленный, вопрошающий. Но у странника был свой вопрос. Едва двигая одеревеневшими губами, он прохрипел.

— Мы удержали форт?

Ханк моргнул, казалось, он никак не мог понять этих слов.

— Мы удержали форт?

Губы джарата шевельнулись, и Блейд скорее догадался, чем услышал:

— Теперь это для нас неважно… все равно…

— Все равно?

Он попытался сесть, но вдруг получил сильный удар по ребрам. Секунду странник в недоумении глядел на толстую четырехпалую лапу, что нанесла удар, потом поднял глаза вверх: над ним маячила безносая зеленокожая физиономия в низко надвинутом шлеме с алым знаком на забрале, напоминавшем коготь. Такой же знак блестел на грудном щитке склонившегося над ним карвара; слева на поясе у него висел меч, справа — серебряная чаша на цепочке. У стены стояло еще с полдюжины тварей, а перед ними — человек, тощий, жилистый и черный. Внезапно Блейд понял, что темный цвет кожи не был дарован тощему от рождения — просто ее покрывала навечно въевшаяся угольная пыль.

— Ты — лежать. Ты — шевелиться, я — бить, — монотонно произнес карвар со знаком алого когтя. Его круглые золотистые зрачки мерцали в фосфоресцирующем свете, струившемся от расставленных по углам корзин.

Я — встать, ты — лечь! — рявкнул Блейд, чувствуя, как ненависть вновь охватывает его. — Лечь — не шевелиться — мертвый!

Он вновь попробовал приподняться, но карвар издал не то шипение, не то свист, и две массивные фигуры отделились от стены. В следующую секунду горла и груди странника коснулись острия клинков.

— Не надо, Блейд, — с натугой выдохнул Ханк, — не надо. Попадем на мясо.

— Умный! — теперь карвар ткнул в бок второго пленника. — Умный! Не хотеть — стать — мясо. Так! — Он ощерил пасть. — Этот — глупый! — Когтистая лапа проехалась по ребрам Блейда. — Слизь! Глупый! Но большой! Крепкий!

— Ты еще не знаешь, какой я крепкий, черепашье дерьмо, — произнес Блейд, ярость распирала его. — Когда я доберусь до твоих ребер — или что там под твоей вонючей шкурой — будет стоять сплошной хруст. — Внезапно он понял, что говорит поанглийски, и смолк.

— Глупый, — резюмировал карвар с когтем. — Говорить — не понять. Лучше — не говорить, лучше — работать. Иначе — мясо! — он выразительно щелкнул челюстями

— Помолчи, бредоннец, — посоветовал Ханк, в полной неподвижности лежавший рядом. — Если нас сейчас сожрут, то будет уже не на что надеяться.

Справившись с гневом, Блейд в знак согласия прикрыл глаза; замечание молодого джарата было совершенно резонным.

— Ты! — карвар, ткнув когтистым пальцем в сторону тощего человека, отцепил висевшую на поясе чашу. Тощий сделал осторожный шаг вперед. — Пить! Мне!

Через минуту, шумно прихлебывая из сосуда, он начал давать тощему инструкции:

— Ты — брать — этого — и этого, — теперь когтистый палец указал поочередно на каждого из пленников. — Два — больших — крепких! Махать — молот. Махать — хорошо! Если — плохо, ты — говорить, я — есть — два — больших — крепких. Ты — не говорить, я — есть — ты. Понимать?

— Ясно, чего уж там, — запорошенный угольной пылью человек угрюмо сморщился. — Вам тоже ясно? — спросил он пленников и, когда Ханк утвердительно хмыкнул, распорядился: — Вставайте! Пища и ночь отдыха, чтоб отойти от их проклятого зелья… а с рассветом — к наковальне! Слышали, что Коготь велел? Махать молот хорошо, иначе есть! Либо вас, либо меня, если не донесу!

Проклятой зелье, о котором упоминал старшина молотобойцев, являлось на самом деле каким-то газом; люди, надышавшись им, приходили в каталептическое состояние, которое, в зависимости от дозы, могло длиться от часа до нескольких дней. Все жизненные функции замирали, снижалась потребность в кислороде, и пленников можно было транспортировать в густой атмосфере Римпады словно бесчувственные бревна. Как объяснили Блейду рабы из кузнечной мастерской, именно таким образом их с Ханком и доставили от сарпатской бухты в Акка’Ранзор. Правда, путь проходил не по поверхности земли, где карвары вообще показывались редко; они предпочитали жить в пещерах, заполненных бирюзовым туманом, и перемещаться в длинных тоннелях, протянувшихся на сотни миль. Странник так и не сумел выяснить, пользовались ли они при этом какими-то транспортными средствами или путешествовали пешком. В любом случае, дорога от Сарпаты до карварской крепости заняла не один день, и значит, им с Ханком поднесли изрядную дозу местного наркотика.

Страннику так и не удалось восстановить в памяти все обстоятельства пленения, и джарат ничем не мог ему помочь. Он вскочил на парапет, пытаясь удержать приятеля, но тут же был захвачен арканами и сброшен вниз, в бирюзовый воздух Римпады. Вероятно, их просто подвесили на веревках, пока оба не потеряли сознания, а затем дали понюхать этого газа, превращавшего человека в деревяшку. Впрочем, поев горячего, выспавшись и снова поев, Ричард Блейд и Ханкамар Киттала, новые узники и рабы карварской цитадели Акка’Ранзор, почувствовали себя вполне сносно. Достаточно хорошо, чтобы махать десятифунтовой кувалдой с утра до ночи!

Они и махали — уже дней десять. Эта работа не была Блейду в тягость, как и сон на жестком ложе в подземной камере, где ночевали еще два десятка кузнецов. Он даже отметил некую приятную перемену — огонь на Акка’Ранзоре не находился под запретом, и любой мог приготовить себе горячее без риска попасть в ту же печь, на которой варился бульон. Это было хорошо, и вторым столь же приятным обстоятельством являлся поток любопытнейшей информации, щедро изливавшейся из уст кузнецов, плотников, шорников, пастухов, забойщиков скота, носильщиков, поваров и прочего люда, который суетился в подземельях и на поверхности Акка’Ранзора, плавил руду, ковал железо и заботился о пище для своих повелителей. Плохо же было то, что Блейд не переносил даже вида карваров; при их приближении его начинало трясти от бешенства.

Правда, они не любили болтаться у кузниц и огня, хотя причины, по которым зеленокожие обитатели Римпады избегали жаркого ревущего пламени, оказались совсем иными, чем у людей. Людей страшили последствия, карваров же — сам их первоисточник. Люди избегали разводить огонь в своих городах, выстроенных из чикры — прекрасной легкой чикры, которая так отлично обрабатывалась и была буквально даром Божьим для этого мира; издревле они выносили все производства, связанные с огнем, за городскую черту, в пещеры и каменные здания, откуда ни искорки не могло долететь до их домов и лесов, покрывавших изрядную часть обитаемых плоскогорий. Это стало традицией, освященным временем законом, и всякий, нарушивший его, подлежал вечному изгнанию или мучительной казни, ибо из-за неосторожности одного могли погибнуть многие — почти все, если бы воспламенились леса чикры.

Люди Таргала, однако, не испытывали мистического ужаса перед огнем. В их обществе, как и на Земле, существовало множество профессий, связанных с горнами, печами и кострами; все эти мастера проходили долгое и тщательное обучение, и труд их оплачивался хорошо. Еще бы! Ведь им приходилось терпеть массу неудобств, чтобы обеспечить соплеменников металлическими изделиями, стеклянной посудой, обожженными горшками и горячей пищей! Им приходилось жить в домах из мертвого камня при своих мастерских либо добираться к ним из города; им надо было соблюдать величайшую осторожность в работе и в оба глаза следить за своими учениками; наконец, не всякая женщина согласилась бы разделить их нелегкую судьбу полуотверженных — правда, весьма уважаемых и нужных специалистов. Тем не менее таргальцы с разумной осторожностью использовали огонь, ибо он являлся таким же необходимым элементом цивилизации, как колесо, культурные злаки, домашние животные и крыша над головой.

Что касается карваров, то огонь был для них просто непривычен. В бедной кислородом Римпаде не мог бы, пожалуй, понастоящему воспламениться и бензин; древесина и уголь там не столько горели, сколько тлели. Буйное, ослепительное и жаркое пламя являлось для зеленокожих столь же непонятной, ужасающей и разрушительной стихией, как раскаленная лава, выплеснутая вулканическим кратером, как яростная волна цунами или многофутовый пласт льда, внезапно сковавший океан. Вдобавок эта стихия была порождением Среднего Мира, дитем жидкого воздуха, которым они могли дышать не более пяти-шести часов: затем их кровь перенасыщалась кислородом и наступало отравление.

Но никакая культура не может развиваться без огня, и карвары не составляли исключения. Они питались сырым мясом и вполне бы обошлись без кухонь, глиняных горшков, стеклянной посуды, свечей, золотых украшений и фейерверков, но им был нужен металл — для оружия и прочих вещей, которые должны иметь надлежащую прочность, долговечность и остроту. И они решили эту проблему самым рациональным и естественным путем — с их точки зрения, разумеется: отвоевали несколько частиц Раннара, населив их подневольными существами, которые умели обращаться с огнем. Поскольку же со временем можно привыкнуть ко всему — даже к тому, что еще вчера казалось таинственным и ужасным, — то Блейд не сомневался, что кое-кто из безносых уже относится к огню вполне терпимо. Например, тот же Тосс’от, надсмотрщик Коготь, который первым приветствовал его и Ханка в Акка’Ранзоре! Этот карвар с алым крючком на груди, надзиравший над всеми узниками, не боялся огня, а значит, мог при случае натянуть арбалет и послать в любой из городов Среднего Мира стрелу с пылающим пучком пакли на острие. Так что опасения Ханка и капитана Ронтара отнюдь не являлись игрой воображения.

Иногда Блейд, раз за разом обрушивая молот на раскаленные полосы железа, пытался обнаружить корни своей иррациональной ненависти к карварам. Странно! До сих пор он был уверен, что не страдает антропоцентризмом! Четырехрукие катразские хадры не являлись людьми, но он относился к ним с симпатией… как и к примитивным племенам, встреченным в Уркхе и в Брегге… Пожалуй, лишь гобуины, чудовищные стражи Джедда, вызывали у него неприязнь, поскольку были такими же отвратительными и жестокими, как карвары. Неприязнь, но не ненависть! Они были слишком глупы, чтобы их ненавидеть!

Возможно, в этом-то и кроется причина? В том, что он видит в карварах равный человеческому, но злонамеренный разум? Или же его чувства подогревают их гастрономические пристрастия? Они и в самом деле использовали людей как скотину, которую можно заставить работать, а можно и пустить на убой…

Блейду, однако, казалось, что существует какой-то иной повод для столь активного неприятия карваров. Рядом с ними он ощущал какое-то странное напряжение, какое-то давление, возникающее где-то в глубине — в разуме?.. в душе?.. в сердце?.. — заставлявшее его едва ли не передергиваться всем телом. Припомнив свои ощущения от прежних встреч с зеленокожими, он решил, что именно это послужило причиной ярости, с которой он дрался в Урпате и в сарпатском форту. Не исключалось, что в последнем случае виновны и чары старца Ирнота, но на него, на Ричарда Блейда, они подействовали сильнее, чем на прочих бойцов Арколы. Странно! Странно и то, что во время первого контакта с безносыми — месяц назад, на плоту — он не испытывал к ним особой ненависти. По крайней мере поначалу, уточнил Блейд. Они были противниками, обычными противниками, с которыми он сражался и которых убил — но сделал это с холодным сердцем. Во всяком случае, гнев не помешал ему точно рассчитать все свои действия во время той схватки…

Наконец, после долгих размышлений, Блейду стало казаться, что ненависть его сродни наведенному магнетизму: она слабела, когда он не видел безносых, и вновь вспыхивала яростным пламенем в их присутствии. Может быть, на самом деле карвары ненавидели людей, а его собственные ощущения являлись лишь отблеском тех черных чувств, которые нижняя раса питала к верхней? Он знал, что одарен ментальным талантом — не очень большим, но все же позволявшим работать с телепортатором и другими приборами с мысленным управлением; возможно, эта способность позволяет в какой-то степени улавливать мысли карваров? Даже не мысли, а эмоциональный настрой, эмпатические переживания?

Наверняка беседа по душам с одним из надсмотрщиков — с тем же Когтем, например, — прояснила бы многое, но на это рассчитывать не приходилось. К тому же такая беседа предполагала владение языком, а люди не знали наречия карваров. Понаблюдав за зеленокожими, Блейд начал сомневаться, что у них вообще существует развитый устный язык. Они обменивались жестами, испускали шипение, скрип, скрежет — звуки, совершенно недоступные для человеческого горла, и слишком краткие, чтобы их можно было счесть настоящей речью. И все же они отлично понимали друг друга! И Блейд, со скрежетом зубовным наблюдая за зеленокожими, начал догадываться, что эта раса владеет сверхчувственным даром, столь редким среди людей. Правда, у грубых воинов и надсмотрщиков ин проявлялся не слишком заметным образом.

Иногда эти наблюдения и раздумья Блейда прерывались другими мыслями. Он то горевал о вновь утраченном таллахском мече, то вспоминал лицо и жаркие объятия Дионы; ему хотелось бы вновь увидеть свою зеленоглазую подружку. Временами он вел долгие беседы с Ханком, стараясь поддержать в нем бодрость духа. Джарат страстно мечтал о побеге, Блейд же относился к такой возможности более спокойно, так как нераскрытые тайны Нижнего Мира влекли его не меньше, чем губы и тело Дионы. В конечном счете странник решил, что ему нечего жаловаться на судьбу: он хотел попасть в Акка’Ранзор, и он туда попал.

Однажды их с Ханком и еще десятком мужчин покрепче отправили наверх, в помощь грузчикам, перетаскивавшим забитый скот. Пастухи регулярно пригоняли десятки животных, овец и мелких таргальских коров; их резали, разделывали на крупные части и швыряли мясо в несколько глубоких колодцев, на дне которых мерцал голубоватый туман.

Попасть в пастухи считалось большой удачей. Они жили на поверхности, дышали чистым воздухом и каждый день могли видеть солнце и ясные небеса. Собственно, никто не запрещал мастеровым и ремесленникам выбираться наверх — в свободное время, разумеется. Однако долгий рабочий день выматывал все силы, и большинство подневольных тружеников не имело никакого желания любоваться солнечным закатом и яркими звездами.

Блейд с Ханком провели с пастухами и забойщиками два дня, и страннику вполне хватило этого времени, чтобы навести все необходимые справки и изучить местность. Теперь он понимал, почему карвары не ограничивают свободы передвижения рабов, интересуясь лишь результатами их труда. Бежать с Акка’Ранзора было некуда, и до сих пор это никому не удавалось; бирюзовый туман Римпады, окружавшей остров, держал пленников крепче цепей и решеток.

Собственно говоря, тут было два острова, весьма обширных, каждый не меньше тридцати миль в поперечнике. Люди находились на восточном — высоком безлесном плоскогорье, где выпасали скот. Его крутые обрывистые берега тянулись сплошной каменной стеной, уходившей в глубь голубоватой бездны, и на всем острове нельзя было сыскать ни одного ствола чикры, годного для плота. Несомненно, лес тут уничтожили еще в давние времена — чтобы предотвратить возможности побега и пожара. Все плоскогорье, поднимавшееся на пятьсот-шестьсот футов над уровнем Римпады, было изрыто ходами и тоннелями, шахтными выработками, гае добывали руду и уголь, спускными колодцами, что вели вниз, в пещерный город карваров. В этом огромном лабиринте находились литейные производства, кузницы и оружейные мастерские, душные вонючие камеры, в которых замачивали и мяли кожи, а также спальни, способные вместить тысячи рабов из всех таргальских земель. Узники Акка’Ранзора вволю ели и могли ходить где угодно — за исключением разве что двух-трех мест, хозяева требовали от них лишь работы. Тот, кто не хотел или не мог работать, шел на мясо, хотя обитатели Римпады явно предпочитали человеческой плоти скотину. Впрочем, они являлись существами рациональными и бережливыми все, что можно было использовать, шло в дело, в том числе — и мясо бунтовщиков.

Многие подземные ходы кончались лестницами, широкими и узкими, или пандусами, уходившими в чуть мерцающую голубоватую дымку. Оттуда поднимались карвары, сменяясь каждые три часа, туда уносили клинки и топоры, кожаную амуницию, оболочки для подъемных пузырей, тяжелые щиты с металлическими шипами, шлемы, похожие на перевернутые кастрюли с округлым дном, огромные бронзовые котлы и тазы — словом, все, что производили мастерские Акка’Ранзора. Груз обычно доставлялся рабами к лестнице, тонувшей в бирюзовом мареве, а дальше о нем заботились хозяева. Вероятно, где-то внизу были огромные склады, где хранилось все это имущество, но пробыть на тех подземных ярусах дольше десяти минут не смог бы ни один человек. Густой воздух Римпады отрезал все дороги, кроме небесных, а летать на Таргале еще не умели.

Второй остров, западный, был низменным и лесистым. Блейд отлично разглядел его с возвышенности — как и подвесной мост, перекинутый над пятисотфутовой пропастью, разделявшей два клочка суши. Эта переправа являлась одним из немногих мест, к которым было запрещено приближаться рабам, в находившейся рядом пещере дежурил караул зеленокожих меченосцев, бдительно следивших за дорогой и самим мостом.

И не даром! На другом берегу стеной стояли заросли чикры — такие же толстенные деревья с бутылкообразными стволами и огромными листьями, какие Блейд видел на островке покойного Кампала Эгонды. Пожалуй, тут они были повыше и помощнее — отличный материал для плота или лодки, на которой можно было бы покинуть негостеприимные берега Акка’Ранзора. Если б только до них удалось добраться!

Блейду казалось странным, что карвары не распорядились вырубить начисто или спалить на корню этот лес. Но вскоре он узнал — от того же тощего старшины кузнецов, которому было вменено в обязанность приглядывать за новыми молотобойцами — что древесина чикры дает более жаркое пламя, чем уголь, и в некоторых случаях является незаменимым топливом. Так что чикра на восточный остров все же попадала — в виде поленьев, годных лишь в печь. Возможно, карвары сами рубили и разделывали стволы, либо в лесу содержалась тщательно охраняемая группа рабов-дровосеков, подробностей тощий кузнец не знал.

Ханк, внимательно следивший за этой беседой, многозначительно мигнул приятелю. Вечером, придвинув свое ложе к топчану Блейда и опасливо поглядывая на храпевших сопалатников, он вновь завел разговор о побеге.

— Если бы мы ухитрились пробраться на западный остров…

— Как? — буркнул странник.

— Ночью, по мосту… или под мостом, цепляясь за канаты…

— Ты же видел, что безносые стерегут единственную дорогу к переправе. И если мы даже доберемся до моста, перелезть на ту сторону понизу не удастся.

— Почему? До другого берега всего двести шагов, и у нас хватит сил одолеть такое расстояние.

— Придется взять с собой немалое количество груза, — пояснил Блейд. — Как ты свалишь деревья? Чем свяжешь их? Из чего сделаешь паруса? Значит, нужно тащить топоры, инструменты и веревки, ткань — скажем, оболочки подъемных шаров. И нам необходимо что-то есть… и надо прихватить оружие, чтобы оборониться в случае чего. Прикинь, перелезешь ли ты под мостом с такой ношей за плечами!

Молодой джарат приуныл. Все перечисленное — и топоры, и веревки, и прочие припасы, даже оружие — они сумели бы раздобыть без труда, совершив ночной рейд по подземным мастерским, главным после этого было вовремя скрыться, пока пропажа не обнаружена.

— Мы могли бы удрать, если б повезло разжиться поленьями чикры, — наконец сказал Ханк. — Две-три хорошие вязанки удержат человека на плаву.

— А что дальше? Настоящий плот из поленьев не соорудишь, мачту не поставишь… Как мы станем передвигаться на этих вязанках?

— Возможно, нам удастся попасть в тот отряд, что рубит деревья на западном острове? — высказал новую гипотезу Ханк.

— Если он вообще существует. Но с какой стати Когтю переводить нас туда? Ему нужны крепкие люди в кузнице.

Некоторое время они молчали, потом джарат произнес:

— Что же нам делать, Блейд? Мне больше ничего не идет на ум… Но нельзя же провести тут всю жизнь и закончить ее в брюхе одного из этих ублюдков! Ты — опытный человек, повидавший мир и разные удивительные земли… Неужели тебе не удастся что-нибудь придумать?

— Удастся, я в этом не сомневаюсь, — Блейд вдруг ухмыльнулся. — Уже сейчас у меня есть целых три плана — два так себе, а один абсолютно надежный.

— О! Целых три! — лейтенант сразу воспрянул духом. — Что же ты задумал?

— Ну, во-первых, мы можем поднять бунт. На Акка’Ранзоре несколько тысяч человек, и в оружейных мастерских немало секир и мечей. И к тому же есть огонь! Справиться с восстанием будет непросто, Ханк.

— Если нам удастся подбить людей на такое дело. Я, как и ты, со многими говорил… Здесь все больше мастеровые да крестьяне… есть люди, которых взяли совсем детьми… Они сидят тут двадцать или тридцать лет и давно забыли, что такое свобода! — Ханк невольно повысил голос, и странник предостерегающе приложил палец к губам. — Пойдут ли они на мятеж? Да и смогут ли биться с карварами необученные новички? Они ведь ничем не лучше сарпатского ополчения… помнишь, нам говорили о нем в ратуше? И помнишь, что сказал тогда Ронтар? Это не бойцы, дружище…

Блейд так не считал. Всякий, у кого в руках меч, может сойти за бойца, а целая толпа таких новобранцев наделает немало шума. Шум — это главное! Под шумок можно и ускользнуть, хотя за побег двоих заплатят жизнями сотни.

— Теперь послушай насчет второго способа, — он поближе придвинулся к Ханку. — Я видел здесь крепких мужчин… Вспомни-ка, в той команде, с которой мы работали наверху, было два парня из твоего Рирдо и еще зарт, такой поджарый и крепкий… Явно — воины!

Джарат возбужденно засопел.

— Ты прав, Блейд! С теми рирдотами я перебросился парой слов… Они из Арколы Падды… была такая, да ее уничтожили года два назад… но несколько выживших попали сюда…

— Вот видишь! Значит, если мы не сумеем поднять всеобщий бунт или решим этого не делать, то есть и другой выход: собрать группу опытных и отчаянных людей и прорваться через мост!

Ханк, судя по всему, совсем воодушевился.

— Отличная идея! Собрать человек двадцать да перебить безносых! А потом…

— Тише! — прошипел Блейд. — Совсем не обязательно, чтобы об этом знала вся кузнечная мастерская, приятель! И не думай, что все получится так просто. Мы не знаем, сколько карваров стережет мост и есть ли патрули на другом берегу… Да и выстроить плот не такое простое дело! Надо взять с собой плотников и корабелов — я думаю, здесь такие найдутся. Поищи-ка их, Ханк.

— Конечно. Это я возьму на себя, — джарат привстал и окинул взглядом подземную камеру. Сияние, исходившее от корзинки-светильника на столе, позволяло различить только смутные контуры тел, но никто как будто не шевелился. Успокоившись, Ханк снова лег и шепнул: — А что насчет третьего плана? Самого надежного?

— Третья возможность — положиться на случай, приятель. На свою счастливую судьбу.

На лице джарата появилась улыбка.

— А! Ты шутишь, Блейд?

— Отнюдь.

— Но ждать подходящего случая можно годами!

Странник протянул руку, крепко сжал плечо Ханкамара Китталы.

— Возможно, ты не поверишь мне, Ханк, но послушай, что я скажу. Рок, судьба, случай, удача — все они благоволят одним и не замечают других. Ты прав, большинство людей годами ловит свой шанс да так и оказывается в могиле вместе со всеми радужными надеждами. Но есть иные, избранные…

— Ты хочешь сказать, что тебе везет?

— Что-то вроде этого, Ханк, что-то вроде этого.

Джарат помолчал, затем с сомнением в голосе поинтересовался:

— Какая-то магия, Блейд? Вроде той, что у нашего скальда?

— Я бы не назвал это магией. Понимаешь, тем людям, о которых я говорил, — тем, которых хоронят вместе с их надеждами, — на самом деле не раз предоставлялись шансы. Крохотные шансы, согласен! Но они возникали и требовали риска или немалых усилий, а большинство людей не способно ни на то, ни на другое. Они ждут редкостной удачи! Золотого самородка величиной с овцу, понимаешь?

— А ты?

— Я не надеюсь на чудеса. Просто я умею не упускать самый крохотный шанс, Ханк.

Джарат удовлетворенно вздохнул.

— Это тоже магия, Блейд. Недаром ты смог приворожить сестру… Я же помню, как она на тебя глядела, когда ты впервые появился на палубе «Орни»!

— То был мой шанс, дружище, но совсем не крохотный! И я еще не использовал его до конца!

— Думаешь, мы вернемся в Сарпату?

— Уверен в этом.

Снова вздохнув, Ханк отодвинулся и прикрыл глаза; через минуту он спал, чуть слышно похрапывая. Блейд же долго не мог сомкнуть век, но размышлял он вовсе не о побеге. Где-то под ним ярус за ярусом простирались тоннели, камеры, переходы, сначала заполненные воздухом, а затем — плотным бирюзовым газом Римпады; где-то находилась пещера с мерцающей электрическими огоньками установкой, рядом с которой застыли огромные фигуры древних карваров. Центр культуры Нижнего Мира, которой он еще и не коснулся! Что может знать о телепортации и других подобных вещах грубый надсмотрщик вроде Тосс’ота, этого Когтя? Ничего! Но установка, разумеется, существует… вот только как добраться до нее?

С этой мыслью он уснул.

Проходили дни. Блейд бил молотом по раскаленному бруску стали, потом брал огромные клещи, захватывал рдевшую вишневым полосу, швырял на груду остывающих заготовок. Это была самая грубая работа, требующая только физической силы и дьявольской выносливости. Прокованные им полосы уносили в соседние пещеры, где они превращались в оружие, в бляхи и шипы для поясов и щитов, в крючья и шлемы. Здесь же, в огромном каземате, по-прежнему вздыхали меха, рдели зевы трех дюжин печей, грохотали три дюжины молотов. Сухопарый кузнечный старшина с въевшейся в кожу угольной пылью расхаживал среди наковален, следил и за работниками, и за входом. Стоило там появиться Когтю с охраной, как тощий кузнец принимался покрикивать и корчить грозные рожи.

Иногда по ночам Блейд отправлялся бродить по огромному подземному лабиринту. Он не боялся заблудиться, ибо, несмотря на запутанность ходов на каждом ярусе, этажи четко разделялись друг от друга, связанные лишь многочисленными лестницами. Как бы глубоко не спускался странник, по любой из лестниц он мог вернуться назад, определив нужный ярус по запаху. На двух самых верхних, где находились мастерские, пахло углем и каленым металлом, воняло кожей, мокнувшей в огромных чанах, дымом и гарью. Ниже, на жилом этаже, в застоявшемся воздухе витал запах сотен человеческих тел, сдобренный аммиачными ароматами, настолько сильными, что они сами по себе служили превосходным ориентиром. Еще ниже, в перевалочных кладовых и транспортных коридорах, вонь слабела, потом исчезала совсем; тут, среди каменных стен, в подземельях, заваленных разным добром, люди появлялись сравнительно редко.

Блейд спускался на самый нижний этаж — из тех, что были заполнены воздухом — и долго стоял перед очередной лестницей или пандусом, наклонно уходившим в бирюзовый туман. Здесь, в мрачном мире Локкаты, тоже имелась граница между жидким и густым воздухом, почти недоступная для человека. Иногда он пересекал ее и, тяжело дыша, бродил пять или семь минут по ближайшему коридору, стараясь не упускать из вида лестницу; потом, задыхаясь, торопливо карабкался наверх. О, если бы он мог провести в Римпаде два или три часа! За этот срок он разведал бы куда больше, чем в результате этих коротких экскурсий в Нижний Мир!

Тем не менее ему удалось найти Пузырь.

Один из коридоров, уходивший предположительно в северном направлении, кончался тупиком. Собственно говоря, там имелась лестница, но для Блейда это все равно был тупик: широкие ступени вели вниз, и на уровне верхней застыла прозрачная бирюзовая дымка. Этот проход, как и все остальные, освещался большими корзинками с жуками, висевшими на вбитых в стену крюках; внизу тоже разливалось слабое свечение — жуки с одинаковым успехом фосфоресцировали в жидком и густом воздухе, если их вовремя кормили. Им годилось все: мясные отбросы, полусгнившие фрукты, размоченное зерно и хлебные корки.

В задумчивости постояв перед лестницей, Блейд решил спуститься. Пока он не обнаружил ничего интересного в нижних коридорах; по ночам в них было пусто, и неяркий свет озарял лишь длинные каменные тоннели с встречавшимися кое-где вертикальными шахтами и ступенями, что вели вниз, вглубь гигантского базальтового щита, служившего основанием острова. Но кто знает? Вдруг судьба улыбнется ему, направив прямиком в кладовую с кислородными баллонами? Правда, он сомневался, что карварам нужны подобные устройства, разве что для казни преступников — избыток кислорода грозил им смертью через пять-шесть часов.

Однако он спустился и выяснил, что под верхним коридором идет точно такой же нижний, заполненный густым воздухом. Но этот тоннель не перегораживала каменная стена; он вел дальше, на север, и странник рискнул пройти по нему две сотни шагов. Оттуда, где он остановился, была видна лестница, и сей факт не вызывал бы никакого удивления, если б она вела вниз. Но нет, она поднималась! Блейд ясно видел ступени и некоторое время раздумывал над тем, не добежать ли до них; потом, покачав головой, отправился назад.

Слишком далеко и слишком опасно! Он не успел бы добраться. Никто бы не успел! Вдобавок, что ждало его там? Несомненно, воздух, но что еще? Сторожа-карвары? Он не испытывал никакого желания наткнуться на них — особенно сейчас, когда у него подгибались колени и двоилось в глазах.

Возвратившись в верхний коридор, странник отдышался, потом принялся рассматривать стену, под которую ныряла лестница. Это был скальный монолит, а значит, верхний коридор дальше не прорубали; вместо этого сделали проход вниз, в более длинный тоннель в среде густого воздуха, а из него — снова вверх, к какой-то полости с обычной атмосферой. К некоему аппендиксу, пузырю, попасть в который можно было лишь через заполненный бирюзовой дымкой проход.

Пузырь! Недоступный для человека, но заполненный нормальным воздухом! Что может там скрываться?

На миг перед мысленным взором Блейда промелькнули его таллахские приобретения: округлые корпуса сообщателей и светильников, бутыли с вином, горы посуды, заветная шкатулка владыки Ордорима, чаши, кубки, мечи… Нет, чаши и мечи он вряд ли найдет: подобные вещи, похоже, пользовались у карваров популярностью. Но остальное…

Утром, во время завтрака, состоявшего из вареной баранины и лепешек, он сказал Ханку:

— Прошлой ночью мне удалось разведать кое-что любопытное.

— Ночью? — джарат наморщил лоб. — А, конечно! Я заметил, что куда-то исчезаешь по ночам, а потом выглядишь невыспавшимся.

— Пустое! — Блейд махнул рукой. — Зато теперь я знаю каждый уровень как свою ладонь.

Он принялся сосредоточенно жевать мясо.

— Ловишь шанс?

Блейд молча кивнул.

— Может быть, уже?.. — не закончив, Ханк с надеждой уставился на него.

— Не знаю. Я нашел нечто вроде воздушного пузыря. Туда можно попасть через коридор, заполненный воздухом Римпады.

— И что там?

— Одни Нусты ведают. Мне не удалось пробраться.

— Ну, тогда и не стоит говорить об этом твоем пузыре, — запрокинув голову, Ханк выпил мясной отвар из своей миски, а затем сообщил: — Мне удалось переговорить кое с кем из надежных людей. С рирдотами из Арколы Падды и с другими. Они готовы рискнуть.

— Сколько всего народа?

— Тринадцать, — джарат поставил миску на камень, служивший столом — Тринадцать, считая с нами.

«Чертова дюжина, — подумал Блейд. — Плохая примета!» Но вслух произнес.

— Если парни готовы рискнуть, попробуем прорваться этой ночью. Предупреди всех, Ханк Соберемся в кузнице, когда остальные уснут.

Внезапно сожаление охватило странника, если побег удастся, нераскрытые тайны Акка’Ранзора будут мучить его до скончания времен. Возможно, не стоило бы торопиться?

Однако глаза Ханка горели надеждой и воодушевлением, и Блейд почувствовал, что не может отступить.