Андрей Fallen Angels

Хотите верьте, хотите нет, но данный факт действительно произошёл со мной в ту безмятежную пору, когда я был ещё октябрёнком.

Дело было в одном из северных городов, куда люди ездили «искать длинного рубля» всего десяток лет назад. Мне было всего восемь лет, я уже принадлежал к великой семье ленинских внучат, уже попробовал вина из бокала на дне рожденья старшего брата и уже испытал первую эрекцию. Произошло сиё великое событие во время очередного просмотра «Кавказской Пленницы» — помните место, где Шурик пытаясь освободить «комсомолку, спортсменку и, наконец, просто красавицу» из бандитского плена внезапно её поцеловал — вот тут оно и нагрянуло. Отвернувшись к стене, я полночи пытался повторить это божественное ощущение (с помощью фантазий конечно, я в то время даже не догадывался, что ту штуку, что находилась чуть ниже пояса, можно использовать в качестве инструмента наслаждения).

Теперь каждый раз, когда ОНО повторялось, я спрашивал себя: откуда исходит такая сладкая истома, когда все члены твоего тела напрягаются и наполняются энергией, жаждущей вырваться наружу. Но плод этого знания оставался для меня запретным до тех пор, пока не произошло то, что и является главной темой моего скромного повествования.

А произошло это в долгую и дремучую полярную зиму, и хотя по улицам нашего города не ходили медведи, как частенько пугали приезжих, всё же мы старались не высовывать лишний раз носа на улицу, так как в сорокаградусную пургу можно было отморозить не только его (нос), но и всё остальное. Поодиночке же сидеть дома было ещё скучнее, поэтому разные интересные задумки нашей пионервожатой, например, коллективное мытьё кастрюль и стаканов в школьной столовой после уроков находили среди нас живой отклик. Столовая — это было ещё «блатное» место: там иногда за ударный труд давали пару лишних пирожных, а вот уклонение от ОППТ (обчественно полезный производительный труд — было же такое!) грозило мытьём туалетов вместе с завучем в конце четверти. Иногда (это была уж совсем малина) каста избранных (Актив) занималась и традиционным пионерским трудом: стенгазеты, побегушки у завуча на подготовке к какой нибудь торжественной линейке, привлечение злостных двоечников к ответу перед лицом общественности ну и далее по теме. В эту самую элиту брали либо круглых отличников, либо ребят с талантами, либо ребят с фамилиями, причём последних много чаще.

Я себя не причислял ни к тем, ни к другим, ни к третьим и поэтому сильно удивился когда Мария Станиславовна (так её звали) выловила меня из толпы на перемене и привела в святая святых — пионерскую комнату, чтобы представить активу. Надо было видеть раскрасневшееся от благородного гнева лицо отличницы Катьки: как? Он! Здесь? Ни за что! Но от неё, как оказалось, уже ничего не зависело (кстати, потом, в десятом классе выяснилось, почему она часто приходила в школу заплаканной: на белоснежной коже её восхитительно красивой попки — она вообще вся была такая красивая и правильная — я обнаружил следы рубцов от жестоких побоев, которым она подвергалась за нехорошие оценки — вот вам и другая сторона золотой медали… Но это уже совсем другая история)

И вот меня, свежепричисленного к лику святых посредством фото на стенде «Гордость нашей школы» вовсю закрутила бурлящая пионерская жизнь, и я уже допоздна засиживался с Машей чтобы дорисовать очередной барабан на стенгазету (что-что, а это я делать умел в совершенстве).

Здесь, думаю, стоит подробнее рассказать об этой длинноногой блондинке, неизвестно какими превратностями судьбы заброшенной в наш пионерский уголок. Когда она появилась в школе, то первым делом вызвала нездоровый интерес у старшеклассников, западавших на фирменный прикид, модную причёску и дорогую косметику. Это же сделало её кумиром всех без исключения девчонок и заклятым врагом старших преподавателей — ничто не могло заставить Машу снять сверхмодную в те времена мини-юбку, которую она иногда сменяла на мини же шорты. Плюс уверенная походка и вечно смеющиеся синие глаза — продолжать думаю не надо.

Вспоминая её глаза, я внезапно осознал чем были они наполнены в те моменты когда мы оставались одни — нет она не слушала мою болтовню о стенгазете, это было что — то такое, что ещё я не мог почувствовать своим слишком молодым телом и не было ещё опыта, который мог бы подсказать верный путь. Я блуждал в потёмках — Боже, как я был мал!

А излучали они страсть, нараставшую с каждым днём в своей неудовлетворённости, порождённую притяжением двух молодых тел, одно из которых спало чистым сном девственности, а второе стремилось потонуть в бушующем водопаде оргазма чтобы затем испытать пламень ада в наказание за совершённое искушение.

Я уже заканчивал раскрашивать нос у Деда Мороза, как снова выключили свет.

Это случалось часто и я начал складывать в сумку учебники, Маша подошла помочь, и внезапно я ощутил жар её дыхания у своего лица… спустя мгновение я почувствовал вкус её солёных губ. Я не знаю как долго ЭТО продолжалось но ЭТО было лучшее, что я когда-либо испытывал прежде.

Своим острым язычком она исследовала внутренний космос моего рта. Тут упал луч лунного света и я увидел её глаза — это были глаза дьявола — и во мне родилось желание, желание обладать этими глазами, губами, кожей с запахом жасмина и ВОТ ОНО: я понял что я хочу это тело и хочу именно той частью себя, что до сих пор оставалась терра инкогнита. Я набросился на её губы, вобрал их в себя, и тут Маша, до сих пор сдерживаемая табу, сорвала оковы со своей чувственности чтобы отдать мне её всю, до последней капли.

Медленно расстёгивая пуговицу за пуговицей она ласкала меня там, где начинается жизнь и я уже не мог сдерживать стоны наслаждения…

Она положила мою руку на своё божественное тело, я не без трепета провёл ладонью по бедру. Ощутив страсть зовущую к себе и её наставляющую руку, я исследовал её обнажённые уже груди, которые внезапно отозвались мелкой дрожью. Испугавшись, я отдернул руку. Она рассмеялась своим заливистым смехом. Господи, как она смеялась — и направила меня прямо к замку мини. С этим я к счастью справился, и вот я созерцаю её силуэт в залитой луной комнате, она смеётся мне, прекрасная в своей порочности:

Боже, что она делает — я думал она всего лишь желает освободить то, что так жаждет вырваться на свободу из форменных брюк — но делать ЭТО ртом: боже, как хорошо: как же ей не противно?!!.. почему мне так хочется погрузиться в эти прекрасные губы до самого конца, узнать тайну запретного плода, что жаждет взорваться прямо внутри.

Боже, этот взгляд сатаны: мне хочется рычать от наслаждения… она проводит самым кончиком языка по головке, затем вбирает его в себя, до конца… я умираю от счастья:

Она нашла те маленькие розовые шарики чуть ниже, лёгкий укус, она что хочет их оторвать?! И снова этот божественный язык!!!!!!..

Зачем она остановилась? Опять этот взгляд. ОН приобрёл цвет граната и размер одного из тех зелёных овощей из маминого салата, я ещё никогда не видел его таким здоровым.

На этот раз её губы пахнут чем-то другим, чем то приятным и отталкивающим одновременно… они снова мои… какой странный и вместе с тем приятный вкус… Я не знал что я такой вкусный!! Она прижимается всем телом и я ощущаю свою руку внутри трусиков, нет не свох. Какие они красивые, но почему же совсем мокрые?

Внезапно я испытываю желание снять их и исследовать вздымающийся холмик, скрытый кружевами. Как я мог решиться стянуть их зубами?…

Этот резкий и зовущий запах, у меня кружится голова: Боже как красиво!

Нежно розовый цветок, источающий наслаждение и утопающий в собственном соку, так хочется его поцеловать… Длинным пальцем она раскрывает передо мной глубины неизведанного, затем погружает его глубоко в себя, и что то там долго ищет… Так и не раскрыв загадку розовой пещеры, она извлекает его обратно и слизывает с него всю влагу, до последней капли. Я хочу знать загадку и целую цветок. Маша издаёт стон, переходящий в рычание, и прижимает меня к своим точёным бёдрам. Я осторожно раздвигаю языком лепестки и нахожу вход в заветную пещеру, но мой язык слишком мал чтобы проникнуть глубоко: Господи, как красиво!! Страстно целую содрогающийся в мелких конвульсиях холмик, Маша начинает извиваться: Сколько это длилось, не знает никто.

Внезапно я испытываю совсем новое ощущение: мне как бы хочется чихнуть, только щекочет не в носу, а там, в пылающей страстью части тела. Её ласки, разбудившие бы и мумию фараона: о-о-о, как это прекрасно!!! я чувствую как во мне зашевелился зверь, жаждущий вырваться на волю… Почему она остановилась?!!

И третий раз предстала передо мной в лунном свете эта нимфа, наверняка подарившая уже не один запретный плод в свои короткие годы. Несколько мгновений созерцания друг друга, короткая игра в «гляделки» и мой зверь на свободе.

Я смутно помню, что происходило в последующие несколько минут, но до сих пор стоит в ушах её пронзительный шёпот, призывающий продать душу в обмен на вечное блаженство (а может это было лишь видение). В эти короткие мгновения истины я познал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, мы были ближе друг другу, чем могут быть два близнеца в момент своего зачатия, мы составляли нечто большее, нежели просто одно целое: мы сношались в бешенном животном ритме, уже не контролируя положения рук и ног, единственным желанием было войти как можно дальше, прижаться друг к другу, как скалолаз к горе во время налетевшего урагана, ощутить каждой клеточкой своего тела конвульсии партнёра; я покрывал поцелуями соски самых красивых грудей, какие я встречал тогда и сейчас, десять лет спустя; иногда я чувствовал кожей её ищущие и находящие губы, поднимающие меня на вершину наслаждения…