Соколов МихаилХищник

Соколов Михаил

ХИЩНИК

ЧАСТЬ 1

БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ

ГЛАВА 1

ПЕРЕСТРЕЛКА В ГОСТИНИЦЕ

Я проехал перед ярко освещенным фасадом гостиницы "Савойя" и, свернув в полутемный переулок, притормозил. Вышел. Медленно, с едва слышным щелчком замка прикрыл дверцу, запер машину и осмотрелся. Все было тихо, как всегда бывает тихо ночью, под утро, только стрекотали со стороны кустов ночные цикады. Впрочем, стрекотанье насекомых к шуму не относилось.

А вот темный джип в глубине переулка чем-то не понравился. Я постоял, всматриваясь, но признаков жизни в салоне не обнаружил. Проверил, насколько легко выскальзывает пистолет из кобуры. Что-то мне подсказывало, он мне скоро понадобится.

Я нашел запертую дверь черного входа. К счастью, замок был обычный, английский. Через минуту дверь открылась, и я скользнул внутрь. Прикрыл дверь за собой, чтобы не привлекала любопытного внимание.

Пройдя по ковровой дорожке коридора, дошел до двери в вестибюль. Осторожно заглянул. В ярко освещенном вестибюле, устланном паласом красно-коричевого цвета, на котором разместились кресла из искусственной кожи, народу было немного. Весь народ представлял один грузный мужчина, смотревший фильм, дублируемый навсегда простуженным переводчиком. Мужик был, конечно, охранником. Чего бы ему тогда торчать здесь в четвертом часу утра? А больше никого видно не было.

В этот момент что-то твердое уперлось мне в затылок, а свистящий шепот приказал мне не шуметь и медленно поварачиваться. Это мне ужасно не понравилось. Я повернулся и удивился: парень, целивший мне в лоб длинным глушителем, был мне незнаком. Но и меня он не знал, а иначе не стал бы приближаться, чтобы попытаться обыскать. И он был точно не охранником, ибо, точно так же, как и я, старался двигаться и действовать как можно тише.

Я вспомнил вчерашнее сообщение своего оперативного дежурного, что за последние две недели, когда здоровье Князя окончательно ухудшилось, кто-то начал отстреливать местных бизнесменов, с которыми сотрудничал ныне покойный Князь, то есть мэр города, Куницын Николай Аркадийови.

Как только ствол оказался в пределах досягаемости, я схватил его левой рукой, а правой резко ударил мужика сжатыми пальцами по горлу. Забыв об оружии, тот рухнул на мягкую ковровую дорожку и свернулся в конвульсиях.

Может и выживет.

Я сунул его пистолет за пояс. Охранник в вестибюле ничего не услышал. Нарвавшийся злодей все ещё активно дергался, обхватив ладонями горло. Проходя, я стукнул его носком туфли в висок, тем заставив успокоиться. Лишний шум мне был ни к чему.

Я прошел к внутренней лестнице и поднялся на четвертый этаж. Сонное царство. На этаже дежурной не было, хотя столик с вазой и единственной розой имелся в наличие. Дойдя до сорок восьмого номера, я попробовал нажать ручку двери. Дверь немедленно приоткрылась. Странно; я секунду-другую смотрел в черную дверную щель, ощущая, что предчувствие надвигающихся бед вновь овладевает мной. А тут ещё тот парень внизу, напавший на меня. Я давно ожидал что-то похожее, ещё с тех пор, как заболел Князь, а лечивший его врач проговорился, что надежды на выздоровление - увы - никакой. Это Куницина Николая Олеговича все боялись, сын же его может показаться многим пустой помехой. Наверное и поэтому я был сейчас здесь. А кроме того, почему бы и не мне оказаться первым у отпрыска Князя, все-таки наследник.

Мысль возникла и тут же пропала: не до того.

Я вытащил свой пистолет, передернул затвор. Стволом осторожно приоткрыл вход, скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Все время прислушиваясь, стоял, пока глаза не привыкли к темноте. Дверной проем в гостиную серо светился. Не слыша своих шагов, я подплыл к двери гостиной. Выглянул. Луна косо серебрила угол окна. Из приоткрытой двери спальни вдруг донесся звук... Я не сразу определил: словно сустав хрустнул. Может быть это щелкнул во сне какой-нибудь сустав молодого Куницына? Может быть... Я, уже несколько торопясь, но стараясь двигаться все так же бесшумно, добрался до спальни. В этот момент луна зашла за тучи, и сразу комнаты погрузились в сплошной мрак. Но за долю мгновения до этого, я успел заметить... нет, ощутить присутствие человека в спальне. Не на кровати, а посредине комнаты - уплотненный мрак человеческого силуэта... со стороны которого тут же послышались негромкие дробные хлопки выстрелов. Киллер стрелял из оружия с глушителем, треск стоял, пока не была выпущена почти вся обойма. Я машинально отмечал все детали, одновременно проникая в спальню и шаря по стене в поисках выключателя, всегда в казенный домах располагавшихся на своем типовом месте.

Всё. Вспыхнувший свет озарил комнату. Прикрытый одеялом человеческий силуэт на кровати прошит несколькими пулями. Конечно, Аркадий. Опоздал. Но пока разглядывал кровать, мужик с пистолем успел круто повернуться. Тут зевать не приходилось.

Я целился противнику в голову, продолжая удивляться: и этот киллер был мне незнаком. Неужели это кто-то из гастролеров? Тогда дело вышло за городские рамки, раз кто-то пригласил гастролеров. Городских чистильщиков я знал всех до единого.

Однако, ситуация была патовая: я и мужик продолжали целиться друг в друга. И судя по положению ствола, промахиваться вражина не собирался. О себе и говорить нечего.

Надо было выходить из этого дурацкого положения. Я чувствовал, как на лбу выступили капельки пота. Не от страха, но от готовности действовать. Я ждал сигнала, интуитивного приказа собственного подсознания, которое обязано было среагировать даже на движение указательного пальца стоявшего напротив и целившегося мне в сердце киллера.

Развязка наступила неожиданно. В тишине, нарушаемой лишь гулкими ударами сердца, внезапно что-то громко звякнуло. Прыгая в сторону, я привычно выпустил две пули, конечно, попавшие в цель. Поднявшись на ноги, я, все же, проверил результаты стрельб: одна пуля в шею, другая в сердце.

Вспомнив о непонятном звуке, так неожиданно ускорившим развязку, посмотрел в сторону балконной двери. Из темноты, освещенный светом из спальни, смотрело на меня опрокинутое лицо молодого Куницына Аркадия Николаевича, сына и теперь владельца всего имущества Князя, сегодня же ночью назадолго до последних событий успевший скончаться в собственной постельке в загородном своем дворце.

Но что за черт! А как же тело в постели?

Я подскочил к кровати и, конечно, сразу убедился в правильности мелькнувшей догадки: одеяло лишь повторяло контуры человеческого тела, и киллер, в темноте не разобравшись, разрядил обойму в пустое место. Пули, разумеется, застряли в матресе.

Сзади послышался шум. Я оглянулся. Аркадий в одних трусах вихрем несся к двери. Тут же хлопнула входная дверь.

Убежал.

Что ж, вполне можно понять... поспать не дали.

Да, причиной всего этого бардака была, случившаяся два часа назад, смерть его папаши, из-за которой все достояние Князя, но и его обязательства перешли к наследнику. Кто-то спешно принялся за передел городской собственности.

Час назад мне позвонили домой, и дежурный по городу капитан Казанцев, время от времени получавший от меня вознаграждение за подобные информационные услуги, сообщил мне эту новость. В первый момент я ни черта не понял, так как накаеуне только вернулся из двухнедельного отпуска, частично проведенного в Москве, в консультациях с генералом МВД Романовым, другом моего покойного отца и моим личным покровителем, а частично проведенного на пляжах Турции. Вернулся поздно, устал, но ещё успел прошвырнуться по окрестным кабакам, радуя своим появлением друзей и пугая врагов. Но вот дошло: умер мэр, умер хозяин, умер Князь!

Бросив трубку, я прочистил мозги хорошим глотком коньяка, быстро оделся и помчался в "Савойю", где уже несколько месяцев, в номере люкс, проживал двадцатилетний сынок ныне усопшего Николая Олеговича Аркадий. Князь не захотел держать в одном доме подросшего сына и свою новую жену последнее серьезное увлечение жизнелюбивого и женолюбивого Куницина. А сынок вроде был не против жить на свободе. Он всегда был покладистый.

В общем, я сразу сообразил, что теперь будет мочиловка ещё та. А начнут, разумеется, с гостиничного инфанта.

И не ошибся.

ГЛАВА 2

АРКАДИЮ ПРИДЕТСЯ ТРУДНО

Я, на ходу пряча пистолет, спустился вниз по старому маршруту. Первый сюрприз ожидал здесь: дверь черного хода была открыта, а тела успокоенного здесь парня на ковровой дорожке не обнаружил. С пистолетом наготове выглянул наружу. Черный джип исчез, а с ним и мой крестник. Мимо все ещё открытой двери черного входа прошел к вестибюлю. В кресле у телевизора сидел давешний охранник. Телевизор продолжал озвучивать ночные кошмары, но охранник смотрел не на экран, а на растерянного Аркадия, стоявшего перед ним в одних трусах. В холе больше никого не было. Охранник продолжал молча и внимательно рассматривать Аркадия. Меня он ещё не мог видеть.

- Там, там!... - сказал Аркадий.

Кто-то забарабанил в закрытую дверь гостиницы. Мужчина поднялся из кресла и оказался необычно большого роста, не меньше двух метров. Он пошел к входной двери. Спросил, кто? Ему ответили. Он открыл. Вошел милиционер. Я узнал хорошо мне известного старшего лейтенанта Аксенова, который и заварил эту ночную кашу.

- Что это сегодня за ночь! - посетовал охранник. Милиционер вошел, посмотрел на Аркадия, на его трусы, потом на охранника.

- Что это тут у вас происходит?

- А что должно произойти? - полюбопытствовал в ответ тот.

- Не знаю. Почему он не в камере?.. Тьфу!.. - сыметировал он плевок, Почему не в номере?

- Да вот, проснулся постоялец наш. Уходить, наверное, собрался, насмешливо кивнул в сторону Аркадия охранник.

Охранник подошел к стойке и нажал кнопку вызова администратора. Вышел молодой мужчина в серой рубашке и белом галстуке. На ходу надевал пиджак и сонно зевал, одновременно пытаясь прикрыться свободной ладонью. Впрочем, мне подумалось, что это всё представление, что администратор лишь хочет выглядеть сонным. И вообще, вдруг, в единый миг, мне стало казаться, что все здесь, каждый по своему, представляются. Кроме Аркадия, конечно. Хотя, может быть, голова у меня у самого ещё плохо соображала после вчерашних излияний, но, тем не менее, все мне уже казалось подозрительным.

А Аркадий что-то там начинал соображать. Что-то там у него происходило в перепуганной голове. Да и сам вроде как с похмелья.тоже с похмелья.

- Ну так что произошло? - строго спросил Аркадия старший лейтенант.

Тот продолжал ошалело смотреть на всех.

- Стреляли, - вдруг выдавил он, - у меня в спальне.

Все переглянулись.

- Вы вчера в баре много выпили, - вдруг вмешался администратор, скорее утверждая, чем спрашивая. - Может вам кошмар приснился?

Все посмотрели на него, но ничего не сказали. Вновь стали разглядывать Аркадия.

- Ты так и собрался идти? - спросил его охранник, подразумевая форму одежды.

Только сейчас, видимо, Аркадий сообразил, что он в трусах. Он смутился. Милиционер неожиданно решительно сказал:

- Пойдем наверх и проверим, что там за кошмар.

- Может, вы хотите другой номер? - спросил администратор. - У нас, к счастью, освободился ещё один "люкс". Мы можем поместить вас туда.

Аркадий пожал плечами.

- Да нет, зачем другой номер?

- И действительно, незачем, - сказал милиционер и добавил веско. Сейчас сюда должен приехать сам Самсонов. Он лично распорядился... старлей не досказал, в чем состояло распоряжение Самсонова, но все поняли, что раз сам племянник Князя, к тому же формальный хозяин гостиницы должен приехать, значит дело важное. Но из всех присутствующих, один я знал истиную причину общего оживления: камень попал в болото и круги стали расходиться. Слишком многие судьбы задевала смерть Князя.

- А пока, - продолжил старший лейтенант Аксенов, - пока мы можем подняться наверх, одежду, вот, оденем и посмотрим, что там за привидения.

Я, не обнаружив в ходе своего тайного наблюдения ничего подозрительного, явил себя общим взорам. Аркадий немедленно побледнел ещё больше. Отведя в сторону охранника и администратора, я ввел их в курс дела. Парень, пояснил я, ещё не пришел в себя от страха. Администратор недоверчиво кривился. Его решили оставить внизу. Он не возражал и сразу ушел к себе. Старший лейтенант Аксенов, охранник и я сопроводили Аркадия. Хотели подняться на лифте. В шахте что-то звенело, гремело, лифт долго не шел, но торопиться не было нужды. Наконец, поднялись.

Дверь его номера была приоткрыта. Я, уходя вслед за Аркадием, видимо, не прикрыл дверь за собой. Аркадий замешкался, пропуская всех и странно поглядывал на меня. Все ещё не доверял, конечно.

А вот в спальне ожидал сюрприз.

Все вошли и столпились у входа.

- Может вам показалось? - вежливо спросил меня охранник.

Впрочем, шутил. Небольшой темный след от пролитой крови на ковре был заметен.

А вот самого тела не было. В спальне пусто было.

Сумасшедшая ночь!..

Аркадий вдруг успокоился. Наверное, исчерпал лимит эмоций. Я повернулся, выскочил из номера и побежал по леснице вниз. Дверь черного входа, оставленная распахнутой, сейчас была прикрыта. Выхватив оружие, я бросился на улицу. За углом взревела машина, но когда добежал туда, её и след простыл. Кто-то сумел ловко выкрасть труп, пока тот оставался без присмотра. Кто? Может тот первый подельник очнулся?.. так его!..

Поднялся на четвертый этаж. Старший лейтенант Аксенов разглядывал ковер со следами крови. Охранник равнодушно стоял у двери спальни. Аркадий, уже в штанах и рубашке, сидя на кровати, надевал кроссовки. Все вопросительно уставились на меня, но тут же сообразив, что беготня оказалось пустой, вернулись к своим занятиям. Обувшись, Аркадий отдернул одеяло. Отверствия от пуль уходили в матрас. Я видел, он сунул палец в ближайшую дырку и что-то пытался нащупать - пулю, конечно. Посмотрел в сторону двери - там стоял я. Аркадий тут же отвел глаза. Ладно, ещё будет время объяснить."

Подытожили. Кто-то, узнав о давно ожидаемой кончине Князя, явились по душу единственного сына покойного мэра, решив немедленно его убрать. Я своим быстрым появлением помешал убийце. Может быть, тот так и ушел бы, не проверив постель, но вряд ли. Скорее всего, Аркадий, незадолго до появления киллера вышедший на балкон покурить и освежиться от поглощенного накануне в баре спиртного (информацию сообщил администратор), чем-нибудь бы себя выдал. Например, зажигалкой, оброненной им при очной ставке киллера и меня. Кто забрал тело даже выяснять не было нужды: конечно, подельники. Видно, кое-кто прикрывал (плохо, однако), а один пошел исполнять простое дело. Но не справился из-за меня.

А старший лейтенант Аксенов что-то был необычно возбужден. Словно бы ощущал ветерок будущей бури и не хотел оказаться на периферии всего, как было раньше.

Внизу администратор впускал высокого мужчину. Это был молодой Самсонов, племянник Князя от родной сестры, урожденной Куницыной. За ним вошли два сопровождающих, очень похожих друг на друга массивностью фигур. Самсонов, войдя, бегло скользнул взглядом по присутстующим, задержался на мгновение на мне и, тут же переключившись, повернулся к Аркадию.

- Вашего двоюродный брата, кажется, чуть сейчас не убили, - сказал гостиничный охранник вошедшему..

Дальше я не услышал, потому что охранник, нагнувшись к уху пришедшего, начал шептать. Самсонов слушал внимательно и поглядывал на Аркадия с любопытством, наконец перестал слушать и нетерпеливо приблизился к кузену.

- Тебе, Аркадий, наверное следует поехать со мной? - сказал он сухо, но вежливо. - Твой отец и мой дядя умер сегодня ночью. Мы теперь должны быть все вместе. Сейчас поедем ко мне, а завтра, нет, уже сегодня, поправился он, - поедем к вам. И прими мое сочувствие. А с нападением на тебя мы ещё разберемся.

Самсонов был красивый молодой мужчина лет тридцати, стройный блондин выше среднего роста, в отличие от своих спутников, чисто выбритый, с умным и очень красивым лицом. Вообще, лицо его было ещё замечательно своей правильностью черт. И что ещё ощущалось, так это то, что он был прекрасно осведомлен о собственной привлекательности. Но взгля его, несмотря на видимое сочувствие, был что-то уж слишком холоден и испытующ.

- Да, с покушением мы ещё разберемся, - добавил он.

Я, со стороны наблюдая происходящее здесь, вдруг явственно ощутил, как растет в Аркадии напряжение. Вероятно смысл событий связался, наконец, в его сознаниии в единую цепочку и он начал подозревать всех и каждого. Еще бы, родная кровь.

"Надо будет поговорить с ним наедине, объяснить реальный расклад сил. - подумал я. - Хотя недостатка в учителях он, скорее всего испытывать теперь не будет. Но вряд ли это поможет. Князь, то бишь старший Куницын, умел и держать удар, и крепко давать сдачи. Вырос на этом. Пацана же никто не учил. Пацан после смерти матери был никому не нужен. Может и пропасть.

Аркадий между тем торопливо распрашивал, как умер отец, уже подозревал:

- Но почему мне вчера ничего не сообщили, ему наверное стало хуже?.. Если бы я был дома, может быть и на меня не напали бы?

- Подожди, - нахмурился Самсонов и обвел взглядом обступившие их лица. Кроме обоих его телохранителей с ним тут же стояли охранник гостиницы (его человек), администратор (тоже его, но с запашком), мент Аксенов ("шестерка" самого полковника Конева) и человек сам по себе, легендарный Оборотень, то есть я собственной персоной.

- Подожди, - повторил он. - Это мы все обговорим в кругу семьи. Теперь я за тебя отвечаю. Я буду следить, чтобы ничего с тобой не случилось... неприятного.

ГЛАВА 3

НОВОЕ ПОКУШЕНИЕ

Резиденция Сергея Владимировича Быкова, то бишь меня, известного в определенных кругах по кличке Оборотень, располагалась в бывшем детском саду, снятом в аренду филиалом "Сигма-Банком", и по этой причине отреставрированным приезжими турками так, что теперь ассоциации с детством возникнуть уже не могли. Нет, все было уже более, чем взросло. Я занимал здесь несколько комнат под офис, имел отдельный вход и, кроме того, обеспечивал безопасное функционирование банковского учреждения. Мне также принадлежала целая сеть охранных предприятий, которые занимались безопасностью всех банковких филиалов в городе, охраняли порт, многие офисы. А ещё принадлежало казино "Метелица", школа телохранителей и оздоровительные спортклубы. Механизм всех служб был отлажен и четко функционировал.

Я с утра сидел в кабинете, задрав по-американски ноги на стол, и ждал звонков от информаторов. Занимала меня в основном проблема преемственности, всегда возникавшая с появивлением наследников. В данном случае, Аркадия Куницина, который после смерти папы окоазался в центре раскручивающихся событий и вдовы Князя, несравненной Еленой Михайловной, двадцати с чем-то лет от роду и уже три года бывшей первой леди города. Так или иначе, но люди мои уже третий день, прошедший с времени кончины Князя, отслеживали все, что происходило как в самом городе, так и вокруг Аркадия. И с Аркадием.

Ждать хуже всего. Терпеть не могу ожидать. Хорошо еще, что утро сегодня для меня началось поздно. С вечера опять надрался. Но в одиннадцать я уже был в офисе, и в корзинке для бумаг рядом с креслом уже накопилось десяток пустых банок из под пива. Чтобы скоротать время, я попросил своего дежурного подыскать мне какой-нибудь общий материал о клане Кунициных и принести мне в кабинет. Через несколько минут дежурный передал мне компьютерный диск, и я занялся просмотром.

Начал с общих данных. Дело в том, что уже вчера произошли некоторые события. Покушений на Аркадия больше не было, но зато пристрелили двух-трех местных бизнесменов, с которыми сотрудничал покойный Князь, то есть мэр города Куницын Николай Олегович. Но самое интересное, половина собственноти предприятий, контрольные пакеты акций которых принадлежали убитым, была записана на молодого Самсонова, Константина Сергеевича. То есть, на самом деле, заинтересован в убийстве мог быть сам Константин. Теперь он формально распоряжался теми двумя-тремя фабриками, что раньше контролировались убитыми.

Ну ладно. На экране монитора между тем возникла фамильное древо Кунициных. На вершине, разумеется, восседал сам Князь. Словно гриф на горной вершине. У него была сестра, Генриетта Олеговна, вышедшая замуж за некоего Самсонова Сергеея Николаевича. Вместе они породили Константина, приходящего Князю родным племянником. Кроме Кости, Генриетта Олеговна с мужем имела и дочь, вышедшую замуж очень удачно за энергичного майора Конева Станислава Сергеевича, ныне полковника, начальника УВД города и совсем недавно правая рука Князя в семейном бизнесе. Есть ещё молодая вдова, успевшая, возможно, за три года замужества привыкнуть быть первой дамой в городе. Однако, как привыкнет, так и отвыкнет. Без связей, без крыши ей ни за что не удержать собственность, тут и говорить не приходится. Как и прямому наследнику. Значит, реальных здесь фигур, которые могут что-нибудь значить, здесь двое: Константин Самсонов и Конев Станислав Сергевич. И те, кто стоит за ними. Аркадий и его мачеха - зернышки, попавшие в жернова серьезных интересов.

Тут мои размышления превравал звонок Ксюши, молоденькая домработницы Кунициных. Было уже больше часа. Ксюша, таинственно приглушая голос, сообщила, что семейка, включая мальчика (Аркадия, значит) отправляется на кладбище, хоронить тело усопшего крестного отца. Для этого случая выделили кучу охраны, а вдова едет одна (но тоже с охраной) в лимузине покойного, возглавляет кавалькаду машин.

Потом позвонил садовник и сообщил, что машины поданы, и все отъехали.

Было два варианта: один более удобный, другой - менее. Можно было оставаться на месте, ждать очередного сообщения, а можно было ехать самому, проследить все на месте. Ехать не хотелось, но именно поэтому ехать было надо. Стоит хоть раз поддаться такому вот расслабленному настроению и пиши пропало - удача может покинуть почти наверняка.

Так что, вздохнув, я вышел в коридор, кивнул своему дежурному и скоро уже выезжал на белом, огромном, обвитом толстыми трубами американском внедорожнике, уже несколько месяцев моем любимом коне.

Приехал почти одновременно с машинами сопровождения и крузовиком-катафалком. Припарковал свой "форд" чуть в стороне, чтобы его не было видно, за непонятного назначения, похожими на гаражи сараями, несомненно кладбищенской принадлежности.

Само кладбище находилось в черте города, хотя раньше, возможно, это был пригород. Дома давно обошли ограду, разрастаясь и дальше. Было ещё и другое, загородное, кладбище, где простору было больше, а престижу меньше. Здесь же остался мирно дотлевать древний прах, и если и прибавлялся новый, был он из клиентов уважаемых даже и по ту сторону бытия... Я оборвал мысль, машинально и цинично мелькнувшую в голове, и тут увидел, как отовсюду высыпали ребята из охраны, а из сверкающих машин, соблюдая не терпящее суеты погребальное достоинство, выползло семейство, с которым я совсем недавно заново знакомился на экране монитора; впереди под черной вуалью потерянно двигалась стройная фигурка вдовы, рядом с которой напряженно шагал длинный и худой Аркадий, затем шли Самсоновы и, наконец, полковник Конев с супругой и двумя очаровательными дочками, младшая из которых, ещё школьница, уже была известна в злачных городских местах своим необузданным нравом. Впрочем, издержки современного воспитания.

Кладбище, несмотря на городское суетливое окружение, было тихое и похожее на все правосланые русские кладбища. День был будний, не праздничный, оттого посторонних старушек не было совершенно. Посему прибывшие буквально залили своей массой все аллеи и аллейки. Ибо покойный воистину был уважаемым человеком и почтить его память пришло множество людей. .

Из-за множества скорбящих ни о какой дельной охране, конечно, говорить не приходилось. Ребята толклись возле хозяев, по гусачьи вытягивая шеи, но на самом деле лишь имитировали профессиональную деятельность. Наконец начались речи, дело грозило затянуться, но полковник Конев, незаметно для других ускорявших ритуал, вмешался, гроб опустили, оркестр грянул скорбно, пригоршни земли посыпались на крышку гроба - все кончилось.

Могила оказалась на самом высоком месте кладбища. Во всяком случае, отсюда, сквозь деревья, сплошной аллеей засаженных по периметру кладбища и кое - где внутри, было видна Волга - серебристый простор разливался снизу и вдаль, а каменному изваянию Князя, о котором, видно, заботливые родственники позаботились заранее, с высоты постамента было видно ещё дальше.

Я смотрел, как Аркадий и другие родственники рассматривают черное строгое лицо вверху - тяжело задумавшееся, властное - и пытался представить, что они могут ощущать при виде памятника, какое чувство... трепет?.. почтительность?.. какое-либо волнение?.. Кто знает.

Протискиваясь сквозь медленную толпу, я поспешил к выходу. Несмотря ни на что, подозрительных людей я не заметил. На подозрительных у меня чутье, атавистически застрявшее во мне ещё со времен работы в милииции. Незнакомых и подтянутых мужиков глаз не зафиксировал, так что выбрав место наблюдения недалеко от входа под сенью тополей и кустов акации, я спокойно и уже расслабленно наблбдал за неторопливо вытекающей массой людей.

Вдова цепко держалась за руку Аркадия и упорно тянула его к своей машине - черному мужнину мерседесу. Видно хотела наладить отношения. Я видел, что её действия совершенно не нравились остальным родственникам, особенно Самсоновым, в обществе который наследник и приехал. Генриетта Аркадийовна внезапно позвала Елену Михайловну, та, все-таки посадив Аркадия в машину, отошла к стоявшим метрах в двадцати родственникам.

Все эти интриги были так обнажены и так забавны, если наблюдать со стороны, что было одно удовольствие наблюдать... Вдруг я заметил, как Аркадий, что-то сказав одному из двоих охранников, выпростался из машины и неторопливо пошел в сторону, вдоль низкой железной кладбищенской ограды, крашенной зеленой краской, причем концы прутьев, расплющенные на манер наконечников копий, были темно-красные, словно бы смазанные кровью усопших. На него никто не обращал внимания, взгляды всех были устремлены на вдову и прочих родственников, сейчас кучковавшихся вместе.

Я заинтересованно следил, прячась за густым кустом акации.

Оказалось, чепуха; Аркадий шел в сторону деревянного, крашенного зеленой краской туалета недалеко от кустов акации, за одним из которых стоял я. Никем незамеченный, Аркадий вошел в нужный домик. Охранники, ленясь идти ещё и в сортир, остались в машине. "Увольнять таких надо," сурово подумал я, а тут Аркадий вышел. По малой, значит, надобности ходил.

Я посмотрел на солнце; высоко в небе чисто звенел жаворонок, шумела листва тополей и берез под легким ветерком. Андрей, шофер вдовьева "мерседеса", стоял рядом с открытой дверцей. Второй, имя которого я запамятовал, сидел на переднем сиденье и курил. Видны были туфли из-под приоткрытой дверцы. При виде Аркадия, идущего к ним, Андрей махнул рукой, мол, мы сейчас подъедем, и сел в машину. Хлопнули дверцы с обеих сторон, и Андрей включил зажигание.

Так вероятно, и было, судя по всему. В ту же секунду страшный взрыв потряс мир и меня. Меня мягко, но сильно толкнуло, и я упал. Аркадий упал тоже, и это спасло ему жизнь, потому что точно над ним пролетел, вертясь, словно в замедленной съемке, лист металла - мне показалось, кусок дверцы, глубоко вонзившийся в ствол тополя. А из лобового проема вылетели и полетели под острым углом друг к дружке шофер Андрей и шар его оторванной головы.

ГЛАВА 4

НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ БЕГСТВО

Возможно, все произошло мгновенно. Возможно, я отвлекся на собственные ощущения и пропустил что-то... Возможно. Впрочем, все равно у меня остались в памяти медленно летящие в воздухе: лист металла, человек и его отторванная голова.

Я поднялся; после страшной силы взрыва стояла такая же страшная тишина. На самом деле нет, он просто не слышал: вдруг донесся истошные вопли потревоженной сигнализации, чьи-то живые крики... визги. Но странно, упавших и раненый видно больше не было. Видимо, взрыв готовили профессионалы, знали куда направлять. Взорванный "мерседес" сильно грорел, языки пламени рвались из порванного салона, сквозь проемы выбитых стекол. Вдруг раздался ещё один взрыв, много слабее, чем первый, и я, словно бы пробудился: увидел, как Аркадий, затравленно оглянувшись, пригнул голову и метнулся к невысокой ограде кладбища. Перемахнул ограду и, по аллеям, прячась за памятники, быстро побежал прочь.

Вот не кстати! Однако, вспомнив, как в офисе не хотел идти на похороны, но пошел, зная, что произойдет нечто подобное, я невольно порадовался сверхчувственной остроте собственной интуиции. Она меня и в Чечне не подводила, в той первой еще, где я не раз бывал на волосок от смерти.

Подумав, я решил не скакать по буеракам вслед за перепуганным Аркадием, а перехватить его уже в городе. Все дороги ведут в город, так что успеется. Тем более, что и интуиция молчала.

Ну и ладно.

Вновь пробрался сквозь бурлящую толпу (кажется никто не заметил исчезновение Аркадия, или думали, что он погиб в машине) я сел в свой "форд", завел мотор и, на всякий случай объехал вокруг кладбища. Аркадия нигде не было видно. По переулкам, все более распрямляющимся, поехал к центру города. Благо было недалеко.

А день был чудесный, на синем небе ни облачка... нет, низко над домами, на пределе видимости кучерявились белые, действительно, как барашки облака. Солнце горячо томило, но спасал ни на секунду не утихающий ветерок с реки. На асфальте, особенно у урн и на изредка собирающихся у бардюров барханчиках пыли, бестолково, вперемежку с голубями, суетились воробьи. После вчерашнего выпитого до сих пор мутило. Пиво уже не спасало, хотелось чего-нибудь покрепче. А может и минералки. И хорошо бы на реку, вытянуться на пляже, полежать, поплавать... И где этот молокосос запропастился?

И вдруг увидел. Парень спокойно выходил на остановке тролейбуса и, вобрав голову в плечи, куда-то торопливо направлялся. Поравнявшись с ним, я притормозил, приоткрыл дверцу, высунулся, окликнул... Аркадий, ещё сильнее вобрав голову в плечи, ускорил шаг... Пришлось выскочить из машины, догнать, схватить за плечо. Развернул позеленевшего от пережитого страха Аркадия и только тогда тот узнал. И однако, не обрадовался. Хотя уже мог слушать.

- Куда же ты бежишь, Аркадий? Я тут все объехал, а ты как дернул, не догнать. Спринтер, в общем. Я смотрю, а ты между могил, да по алейкам... только тебя и видели.

Я продолжал болтать чепуху, лишь бы отвлечь парня на звуки речи.

- Хорошо, я приблизительно соориентировался, где тебя ловить. А то пока петлял, ты вон где оказался.

Я открыл переднюю дверцу.

- Садись! Отвезу, сдам родственникам и будя. А то с тобой хлопот не оберешься.

Аркадий подошел к дверце, забрался внутрь. я, повернувшись к нему, продолжал весело болтать.

- А бегать ты здоров. Я уж стал бояться, что не найду тебя. Хотел родственникам твоим звякнуть, но решил повременить. И хорошо, что так, сейчас они там собой заняты, правда?

Я привез его, однако, к себе в офис. Аркадий покорно последовал за мной по коридору мимо стола дежурного. Я открыл дверь кабинета, пропустил Аркадия вперед. Едва сам зашел, сразу направился к холодильнику, вынул упаковку баночного пива. Потом подумал и достал из бара бутылку коньяка.

- Это, знаешь, будет полезнее, - сказал я Аркадию, щедро наливая в два стакана. - Пей, быстрей придешь в себя.

Аркадий покорно выпил. Был он высокого роста, как и я, но из меня можно было бы слепить - если бы у кого возникла такая дикая идея - не менее двух Аркадиев. Не потому, что он был таким узеньким. Это я такой широкий.

Кабинет у меня - чистый, светлый, оживленный недавним ремонтом сильно захламлен, если можно так сказать в отношение оружия. На столе, на стенах, полках, стульях, диване - всюду, были всевозможные ножи, мечи, арбалеты, диковинные на вид пистолеты и прочее холодное и пневматическое оружие. Я, видя проснувшийся интерес Аркадия к моему интерьеру, стал объяснять назначение моих побрякушек.

- Огнестрельное держу в сейфе, а это так, баловство, места нет, пылиться. Впрочем, удобно, под рукой. Я из арбалета вот, люблю пострелять, здесь у нас тир внизу есть. Или ножи покидать.

Аркадий внимательно приглядывался ко мне. Да и то, до сего времени мы с ним как-то не сталкивались. Я все больше имел дело с его папой, много мне помогавшего, так что чувствую себя должником теперь уже и его сына, которого Князь, несмотря ни на что, все-таки любил, я знаю. Так что я изображал радушие, хотя и несколько снисходительное, учытывая молодость Аркадия и, некоторое превосходство мое во всем.

Я усадил Аркадия на диван, просто сдвинув в сторону весь оруженйный арсенал.

- На беспорядок не обращай вимания, мне так удобнее работать, а клиентов я редко здесь принимаю.

Я нажал кнопку телефона на столе и попросил присести две чашки кофе.

Дверь открылась и вошла Ира, моя секретарша, с подносом, на котором дымились две чашки кофе. Девушка была одета в длинную узкую юбку и пепельного цвета блузку с темным галстуком из каких-то ленточек. Я - в черных джинсах и черной джинсовой рубашке - не соответствовал шикарному облику кабинета и своей секретарши, но так мне нравилось.

Я поставил обе чашки перед собой и долил в каждую коньяк. Одну дал Аркадию.

- Хорошо, - сказал я, отпив глоток, - время у нас ещё есть. Можно поговорить.

Я прежде всего рассказал ему, как и почему оказался в номере гостиницы позавчера ночью. И почему так вовремя. Аркадий выслушал и, честно говоря, ничего не понял. Не мог уяснить, при чем тут он. И как связаны смерть его отца и чье-то там желание убить его? Я и сам толком не понимал. Интуиция?.. Но что такое интуиция? Нет, кое-какие соображения были, разумеется. И я их попытался довести до его сознания.

- Сам посуди, - говорил я, - возьми вот меня: в большинстве моих предприятий твоему отцу принадлежал значительный процент собственности. Теперь это все переходит к тебе. Так что, по идее, я тоже заинтересован тебя распылить. И я ведь не один такой, которого твой отец вывел, так сказать, в люди. Я с ходу могу насчитать десяток-другой коммерсантов, которые теперь должны делить прибыль не с твоим заслуженным отцом, а с тобой. Все держалось на авторитете твоего отца. У тебя его нет. Многие уже поверили, что стали полными собственниками и не захотят вновь становиться лишь номинальными владельцами всех своих фабрик и заводов.

- А вы? Вы-то с какой стати хотите со мной делиться? - вдруг спросил Аркадий.

Надо же, сообразил.

- Я исключение, - сказал я. - Во-первых, деньги для меня не самоцель. Их у меня и так предостаточно. Я вообще стараюсь быть эпикурейцем. Когда проголодаешься, кусок хлеба вкуснее, чем любая еда на сытый желудок. А все, что можно достать за деньги в конце концов приедается. Тебе ли это не знать, ты-то с детства все имел.

Аркадий слушал, но с сомнением во взоре. Я продолжал заливаться соловьем.

- Для меня жизнь - игра. Два года назад я приехал в ваш приволжский городок, осмотрелся и сразу пошел к твоему отцу в мэрию. Знаешь что я ему предложил? - спросил я.

Аркадий не знал.

- Я предложил ему освободить город от бандитского беспредела, от укоренившегося криминалитета, уже поделившего город на секторы личных интересов. А очистив, единолично, хоть и с поддержкой властей города, занять образовавшуюся нишу. На первый взгляд - абсурд, да?

Аркадий, кажется, соглашался.

- Нет, парень, твой папа никогда не стал бы Князем, если бы не мог взглянуть на проблему с точки зрения нетривиальной. Он согласился. Ну а дальше ты, конечно, слышал. Помнишь я тут устроил шум и гам? Не мог не слышать.

- Да, - согласился Аркадий. - Вас ещё Оборотнем после этого прозвали.

- Вот-вот, - сказал я и взглянул на часы. Начало пятого. Шестнадцать двенадцать. Взглянул на Аркадия. Тот молча курил.

- Ну что, пора звонить Станиславу Сергеевичу? Или лучше Самсоновым?

Аркадий махнул рукой: все равно, мол.

Я решил позвонить полковнику Коневу, потому что он, все же, был городским милицейским начальником, а я, ещё с времен своей службы в СОБРе предпочитаю людей в форме всяким штацким. Атавизм, короче.

Соединился быстро. Разговор был краток, но понятен и Аркадию.

- Аркадий у меня, - сказал я, представившись полковнику. И продолжал односложно. - Нет, он жив-здоров. Перепугался от неожиданности и дал деру. Я его в центре подобрал Все, все... Нет, нормально... Спокоен... Случайно отошел в туалет...

Потом полковник давал ценные указания, которые я не прерывал. Выслушал, обещал исполнить все точно и положил трубку.

- Все, - сказал я и потянулся к пачке сигарет на столе. - Тебя там уже искать начали. Можно было бы и раньше позвонить. Поедем сейчас в ваш фамильный Куницынский особняк.

Вот так все и началось.

Вышли из офиса, подошли в большому белому "Джипу", американского, фордовского происхождения, сплошь увитому толстыми трубами с боков и один раз - поперек. На трубу можно было встать, влезая внутрь. Машина, вообще, была под стать хозяину, то бишь, мне - большая, мощная.

Тут, как будто нарочно, померкло солнце, Аркадий тоже как-то скис, но надо было ехать.

- Ты чего, Аркадий? - спросил я и потянул его к машине. - Не кисни, все будет о,кей.

ГЛАВА 5

ПРИЕМ В КНЯЖЕСКОМ ОСОБНЯКЕ

Мы сели в мой трубчатый "джип" и рванули вперед, спеша на важное, кому-то особенно нужное собрание. Я закурил, опустив стекло передней дверцы, отчего ветерок, необычно свежий и влажный, несмотря на солнечно-пыльное обрамление улиц, проносящихся мимо машины, весело охлаждал мой раскаленный от мыслей лоб.

А между тем как-то совсем быстро дома снизили этажность, тут же стали одноэтажными, исчезли совсем, и вот уже дорога ровной лентой легла вдоль аллеи высоких тополей, изредка уступавших место раскидистым липам, навстречу вырастали и с ревом исчезали позади разноцветными солнечными бликами брызгающиеся отечественные и импортные машины. Вдруг впереди показался и быстро вырос в размерах велосипедист, оказавшийся молоденькой нимфой; медленно отталкивая педали лакированными шоколадными ножками, девушка поравнялась и мгновенно исчезла позади, скорее всего, навсегда.

И тут, так же внезапно, как кончился город, открылась Волга: сверкнула беспределом, шороховато заискрилась, залитая солнцем и небесной голубизной и потекла параллельно. Аркадий тоже курил, смотрел в приоткрытое окно и постепенно, - может, из-за речного и небесного простора, из-за вольного ветерка, гуляющего по салону, может быть из-за канувшей в прошлое молоденькой велосипедистки, - но он взбодрился. Чего горевать в его возрасте. А папа? Папу кажется он не так уж и любил. Уважал, конечно, но и грысся постоянно. Особенно, когда Князь сделал княгиней свою секретаршу. Меня тогда ещё не было в городе. Да, года три назад.

Тут впереди, с пригорка, легко подбросившего нас выше, внезапно показался лес, а показавшись, быстро приблизился. Потом вдруг пошли дубы, мелькнуло животное, размером с небольшую собаку, но коренастей - неужели барсук? - пролетела сорока, сверкнув белым животом и стало совсем хорошо. Машина давно уже шуршала колесами по гравию, дорога запетляла, стала уже, с обеих сторон придвинулись клены и липы, переплелись высоко над ними, так что образовали туннельный свод, под которым они, плавно качаясь на ухабах, и двигались. Кажется, на одной из веток сидела белка, во всяком случае звучное цоканье на мгновение громко зазвучало в окошке и тут же исчезло, вместе с рыжим, сердитым источником. Все было здесь тихо и неподвижно.

Мы углублялись в лес все дальше и дальше. На самом деле, я знал, что дорога больше петляет, создавая иллюзию проникновения в дебри; от опушки, где мы вьехали в лес, было километра три по прямой, не больше, но пора было бы уже показаться и дому.

Внезапно впереди показался просвет, затем синий клочок неба с пушистым отворотом облака, и через минуту деревья расступились, поредели, дорога изогнулась, превратилась в широкую подъездную аллею, они завернули за последний поворот и очутились перед усадьбой. И как же красиво светился красный кирпич стен сквозь зрелую летнюю листву буков и дубов, окружавших там и сям дом. Воплощение изящества и красоты, изысканно-безупречный, дом совсем не походил на возникающие последние годы, словно грибы, двух-трехэтажные дома обогатившихся граждан. Попался, видимо, хороший архитектор, или природный вкус старшего Куницына оказался тоньше, позволив отказаться от привычного. Во всяком случае, "ново-русской хрущевкой" здесь и не пахло. Когда же они подъехали к широкому каменному крыльцу, возле которого суетились одинаковая обслуга, а по обеим сторонам замерли на солнце разнокалиберные иномарки, увидели через высокие до пола окна, почти сплошь занимавшие стены первого этажа, что в холле полно людей.

- Судя по всему, все уже в сборе, - пробормотал я и, повернувшись к Аркадию, подмигнул - будет жарко.

Повернулся, замер на минуту, потом возразил сам себе:

- А может и нет. По идее, уже все решено и расписано. Осталось собрать консенсус и адьёс.

Я присматривался. Нащупал ручку дверцы, продолжая через опущенное стекло разглядывать людей за стеклом, сейчас зашевелившихся. Видимо, известие о нашем прибытии пошло гулять по залу, но тут подоспел один из шатающихся перед входом плечистых мужиков в черных костюмах и отпер - не передо мной - перед Аркадием дверцу.

Аркадий вышел из машины и посмотрел на меня. Я как раз разминал застоявшиеся мышцы.

- Ну пошли, - сказал я, - милое дело!

Ни как не мог настроиться на похоронный лад. Взрывы, нападения опасности меня чрезвычайно веселят, ничего не могу поделать.

Мы поднялись по широкой лестнице. Аркадий шел рядом со мной и у дверей, которые поспешно открыл перед нами один из одинаковых мужиков, словно охранные псы вынужденных находиться вне стен дома на дворе, он быстро взглянул на меня и я уловил мгновенную гримасу горя на его лице. Проняло, все-таки.

Полковник Конев выступил из толпы, коротко кивнул мне и, взяв Аркадия за руку, крепко сжал.

- Такое горе, такое горе!

Полковник Конев Станислав Николаевич, пятидесяти двух лет от роду, среднего роста, очень широкоплечий мужчина, с резкими чертами сухого лица, тяжеловесный, часто одним взглядом вызывающий страх у подчиненных, знающий об этом и умело пользующийся этим, сейчас имел вид доброжелательный, родственный.

Он ещё раз крепко пожал руку Аркадия и, проникновенно глядя ему в глаза, вполголоса и неопределенно пояснил:

- Я все понимаю.

Вздохнул, помолчал секунду и, взяв себя в руки, сказал:

- Сейчас я тебе представлю гостей. Большинство ты, конечно, знаешь. Или, хотя бы, видел.

Он взял Аркадия за локоть и, отступив в сторону, дабы открыть обзору зал, при этом едва не отдавил ногу своей дочери, незаметно подошедшей.

- А, Марго! Ты здесь? Поздоровайся с Аркадием. Вон и супруга моя.

Подошла Татьяна Сергеевна со второй дочкой, Верой. Эта, в отличие от Марго, была девушкой серьезной. училась даже в институте на первом курсе. Татьяна Сергеевна потянулась навстречу Аркадию - строгая, стройная дама, властное достоинство которой отмечалось даже в руке, сжавшей кисть своего двоюродгой братца. Надо же, подумал я, двоюродные брат и сестра с разницев в возрасте в целую жизнь.

Я отвернулся и отошел незамеченный. Несмотря на мои размеры, все видели только внезапно вылупившегося владетеля Княжеским наследством.

И где-то в зале находится последняя жена Куницина Николая Олеговича, ставшая вдовой.

Началось кругообразное движение в толпе. Все подходили к Аркадию выразить свое соболезнование. Я с высоты своего роста наблюдал за медленным круговым движением зала, перемешивавшего собравшихся, дабы каждый мог приложиться к руке нового хозяина.

- Какое горе!.. Вы не представляете!.. Позвольте, Аркадий Николаевич!.. Такое горе!..

Тут вдруг плавный водоворот бесконечного представления прервали общее телодвижение содрогнулось, раскололось было и в образовавшийся проход навстречу Аркадию шла молодая женщина столь поразительной красоты, что я, толком никогда не видевший жену Князя, невольно вздрогнул. Была она в черном бархатном платье, подчеркивающем траур и алебастровую белизну её безупречной гожи...

- Елена Михайловна! - обратился полковник Конев к красавице и сразу стушевался.

Я отметил плохо скрываемое волнение в голосе полковника и вспомнил данные из своего архива, что полковник Конев, обычно чрезвычайно строгих правил, время от времени любил приударить за очень молодыми красотками. К супруге Князя он также пытался подбить клинья, хотя и безуспешно, насколько я знаю. Последние полгода она ведет себя на редкость образцово.

- Я так волновалась, когда вас нигде не могли найти после этого ужасного взрыва. Хотели убить меня, а вы чуть сами не погибли. Такой ужас, такой ужас! - сказала вдова и протянула руку Аркадию, которую, на мой взгляд, не пожимать, следовало бы целовать стоя на правом колене, никак не иначе.

Она непринужденно взяла Аркадия за руку и, повернув голову к полковнику Коневу, сказала:

- Пожалуй пора идти всем в библиотеку открывать заседание? Как вы считаете, Станислав Сергеевич? А после перейдем к поминкам.

И вновь к Аркадию, даже не дождавшись ответа полковника Конева, заранее, видно, согласованного.

Я шел за ними следом и слышал о чем она говорила.

- Мой муж и твой отец оставил завещание. По его воле все движимое и недвижимое имущество переходит к тебе, Аркадий. Так что теперь я свободна. Согласись, хочешь не хочешь, но миллионы долларов держат сильнее цепей. Пока я была женой твоего отца никаких сил не было отказаться от денег. Теперь все принадлежит тебе, и вся зависимость от денег тоже на тебе.

На мой взгляд она говорила чушь. Мне даже показалось, что её слова хорошая мина при плохой игре. Кто в наше время радуется потере денег? Только сумасшедшие. Даже я, несмотря на свои закидоны, и то больше говорю о своем бессеребреничестве, чем являюсь таковым. Что же говорить о молодой богини?..

Толпа вслед за владетельной парой потекла к дальней двери. Обе створки двери распахнулись одновременно, народ вползал в библиотеку. Здесь стояло множество стульев, равномерно расставленных сиденьями к условному центру в дальнем конце библиотечного зала, по периметру которого, без просвета, от пола до потолка, сплошь, располагались полки с книгами. Корешки книг были очень красивые.

Я шел как можно ближе к Елене Михайловне и Аркадию, так что все ещё мог слышать их беседу.

- У меня к тебе просьба, - доверительно повернулась королева к Аркадию. - Если будет возможность, или семья все же захочет выделить часть наследства, мне бы хотелось получить этот дом. Согласись, все-таки твой отец его строил для меня - это было бы страведливо. Как ты считаешь?

- О конечно, разумеется, - начал было лепетать Аркадий и я впервые усомнился в официальной версии, согласно которой Князь выгнал сына в гостиницу из-за нелюбви последнего к молодой мачехе. Может наоборот?

- Что это вы тут обсуждаете? - с плохо скрытым беспокойством спросила Татьяна Сергеевна, жена полковника Конева, почти отолкнув меня, чтобы лучше слышать - Не пора ли открыть собрание?

И то, все постепенно рассаживались, делая осмысленным всю эту расстановку стульев.

Получилось (так и было, конечно, задумано), что в центре этого библиотечного амфитеатра оказались Аркадий, хозяйка дома, то бишь его мачеха, Елена Михайловна, и монументальный Станислав Сергеевич Конев, взявший бразды правления в свои крепкие родственные руки.

Я пошел в задние ряды и сел поближе к дверям. Полковник Конев позвонил в бронзовый колокольчик, звук от которого сразу проникал в мозг.

- Господа! Мы собрались здесь по весьма печальному поводу... - начал Станислав Сергеевич, а я, оглядывая блестящее и родственное общество искрились блики хрустальных кристалликов огромной люстры, перемигиваясь с более мелкими, острыми, на телах прекрасных дам - видел напряженные позы присутствующих, отовсюду устремленные к центру зала и вообще событий.

- Многоуважаемый Николай Олегович незадолго до смерти составил завещание, по которому, как все мы узнали после его кончины, все свое имущество и сбережения оставил Куницыну Аркадию Николаевичу, своему сыну от второй жены, Раисы Алексеевны Куницыной, в девичестве Ромашовой.

Мне очень хотелось курить, но здесь было нельзя. От нечего делать стал смотреть в потолок, заполненный чрезвычайно искусной деревянной резбой. Вдруг наступила пауза в председательской речи. Я посмотрел: Аркадий наливал воду из бутылки. Полковник Конев замолк, пережидая, пока Аркадий нальет себе воды, и в тишине бульканье раздавалось по всему залу. Потом Аркадий пил воду и тишина была такая, что звуки глотков громко разносились по всем уголкам, и, думаю, каждый в этой библиотеке считал и эти глотки, и длинные прыжки Аркадиевого кадыка, нацеленного на зрителей.

Подождав, пока Аркадий напьется, полковник возобновил речь.

- Мы все собравшиеся здесь долгие годы работали с покойным и наши деловые связи крепли из года в год. Все мы акционеры, и большая часть акций наших предприятий принадлежала Куницыну Николаю Олеговичу, а теперь - его сыну, Куницыну Аркадию Николаевичу.

Он и дальше продолжал говорить что-то торжественное и пустое, и я, всегда уставший от официозов гораздо больше, чем от реальных нагрузок, это торжественное собрание, перестало занимать; я стал думать о планах на будущее. Слова полковника, летящие так легко и свободно, казалось, складывались в речь на чужом языке: все скользит, все размывается, и непроворный слух начинает скучать. Мое внимание стало рассеиваться, и если бы сейчас у меня нашлась сигарета, я бы закурил. Но сигареты оставил в машине, приходилось терпеть. Оглядывая зал, я подумал, что здесь, если исключить членов семьи (жен и дочерей, коих было неожиданно много), так называемых акционеров было не более двадцати человек, может чуть больше. Я стал подсчитывать родственников: вон Самсонов Константин, блондин с лицом античной статуи, смотрит нервно и озабоченно. Марго, словно пай девочка, чинно сложила руки на коленях, рядом с ней и очень на неё похожая презрительно-скучающая Вера, а чуть впереди - строгая и яркая их мать, Татьяна Сергеевна. Я развалился на стуле, вытянув скрещенные ноги: становилось скучно, возня окружающих начинала надоедать.

И ещё одно: во всем происходящем чувствовалось нечто двусмысленное, но я, человек случайный здесь, мог ошибаться: свои ощущения относить на всех. Но все равно, чувствовалось, что все здесь заняты собственными подсчетами и находятся чрезвычайно далеко от поминок и всего мероприятия.

- Нам, разумеется, предстоит ещё урегулировать множество вопросов, но это проблемы частного характера, которые решаются в процессе непосредственной работы. Они не вызовут ни малейших недоразумений. Так что, Аркадий Николаевич, мы вас сейчас можем поздравить с тем, что вы становитесь владельцем по меньшей мере нескольких сот миллионов долларов.

Аркаша, кстати, не выказал никакой реакции на эти слова. Я так думаю, ещё не созрел. В его возрасте ценят иные ценности. Особенно, если денег с детства полно.

- Ваш отец был держателем акций почти всех крупных предприятий города, включая порт и машиностроительный завод, и нашу знаменитую кондитерскую фабрику. Поздравляю вас! Вы, Аркадий Николаевич, теперь можете всю жизнь отдыхать, если хотите, а нам, вашим младшим партнерам, предоставьте эту хлопотливую, но необходимую часть - трудиться и за вас, и за нас, конечно. Мы позаботимся, чтобы ваша жизнь стала здесь праздником, чтобы вы получили все, что захотите.

Присутствующие бурно аплодировали; бурно хлопала лодочкой сложенными ладошами Марго, я энергично включился в общую вакханалию и, думаю, мало кто смог перехлопать меня. Даже Марго оглянулась и подмигнула. Я захлопал ещё сильнее.

- Хочу предоставить слово уважаемой вдове, Елене Михайловне Куницыной. Она хочет сделать заявление, - сказал полковник.

Я посмотрел на вдову. Холодный царственный лик. Она, не вставая, ясно и четко произнесла:

- Во избежание недоразумений хочу заявить, что отказываюсь от наследства, даже если какая-либо часть могла бы мне принадлежать по спорным соображениям. Если Аркадий Николаевич не будет возражать, я буду жить в этом доме. Но это не значит, что Аркадий Николаевич не может, если захочет, поселиться здесь, в любой части особняка по своему желанию. У меня всё.

Ее выслушали в недоуменном молчании. В зале возник шумок: все перешептывались, переглядывались, некоторые задумчиво разглядывали люстру... Слова Елены Михайловны как бы не несли своего прямого смысла, присутствующие услышали их, приняли к сведению и, будто их произнесло радио, динамик, громкоговоритель, известивший информацию - все молча обдумывали каждый свое.

- Как это великодушно и благородно со стороны Елены Михайловны, говорил Станислав Сергеевич. - Да, очень благородно. Мы конечно, обсудим её желание, хотя, боюсь, в данном случае желание каждого не обязательно исполняется. Прежде всего закон, именно закон управляет нашими поступками. Но все равно, поблагодарим уважаемую вдову Николая Олеговича аплодисментами.

В общем, вышел обычный фарс.

Но ладно.

- Господа! Просим перейти к столам. Мы должны помянуть великого усопшего. Прошу всех перейти в столовую.

И то ли никто из присутствующих не знал ещё о взрыве, что было маловероятно, то ли всех сдерживали свои личные соображения, но об этом упомянуто не было. Может быть, не хотели нарушать торжественность момента?

После недолгого блуждания обнаружилась столовая - помещение огромное, я подумал, что никак не меньше спортивного зала в школе, но ни в пример тому, аскетизмом не грешащее. Здесь, в отличие от других помещений, обошлись без ковров на полу, так что цветной паркет ничем прикрыт не был. Сдвинутые столы располагались в виде буквы "П", причем верхняя перекладина была достаточно узкая; здесь стояли семь приборов и сюда, конечно вместе с Аркадием и Еленой Михайловной, и слетели ближайшие родовичи в число которых вошли: сам полковник Конев Станислав Сергеевич, его жена, Татьяна Сергеевна, затем Генриетта Аркадийовна с мужем и сыном. Вот и всё.

Остальные расселись произвольно, хотя, движимые неистребимым социальным инстинктом, все устремлялись поближе к перекладине, словно бы положение за столом играло важную роль в судьбе каждого. Впрочем, почему бы и нет, подумал я, севший в самом конце - мне можно, я Оборотень. Так вот, место за этим столом поднимало авторитет севших повыше, так что завтра к ним могли совсем иначе относиться в городе деловые партнеры. Как же, этот сидел третьим справа, гораздо ближе, чем тот-то и тот-то.

Я смотрел на все это сияющее великолепие вокруг: блестящие узоры паркета, обтянутые шелком стены, хрустальные люстры, наряды дам, букеты роз в серебрянных вазах на столе, глянцевые поросята, осетры, омары, а также иная экзотика, название и назначение которой мне всегда было безразлично; очень все было прекрасно.

Ну ладно. Я выпил водочки, потом еще, еще, и плотно стал закусывать. Как вспомнил, с утра ничего не ел. А здесь было всего довольно.

А за балюстрадой балкончика, в нише галереи, несколько человек оркестрантов исполняли музыку, возможно, что-то похоронное, классическое судя по торжественно журчащим мимо ушей звукам; впрочем, я был вообще к музыке равнодушен - не имел слуха.

Так все и продолжалось мелодично и кристально, и даже то, чего я терпеть не мог - протокольных тостов - было мало, и это, несколько, выбивалось из сценария, написанного поспешной и непрошенной мыслью, разыгравшимся воображением, которым я, иной раз, управлять почти не мог.

ГЛАВА 6

ПОХИЩЕНИЕ

И тут весь этот званый обед, или ужин (было уже часов семь, может уже восьмой час), вместе с жующими родственниками и совладельцами-акционерами стал понемногу бледнеть, туманиться, народ стал подниматься, медленно и сыто растекался повсюду, и мне удалось приблизиться к Аркадию и незаметно увлечь его в холл. Не хотел я его оставлять без своего присутствия, надо было приучать парня к собственной персоне, тем более, что с ним (как и с вдовой, Еленой Михайловной), я за год пребывания в этом городишке так и не познакомился поближе.

- Знаете что, пойдемте куда-нибудь на свежий воздух. Здесь душновато, и мне что-то тошно, - сказал Аркадий.

- Пошли. Проветриться не мешает. Здесь есть открытая веранда с отдельным выходом, там никто не помешает. Тебе что, правда плохо? - спросил я.

- Да нет, - сказал Аркадий, поднимаясь по лестнице вместе с ним. - Так что-то, муторно.

Мы прошли по проходу, спустились на один пролет лестницы, оказались в другом коридоре, где на стенах висели тяжелые старинные портреты, освещенные светильниками в виде подсвечников со свечами на стенах. Осматривая давно умерших когда-то процветающих дворян и священников (на одном из портретов пронзительно взглянул на них некто, похожий на католического кардинала в красной... рясе? мантии? - я не знал), вдруг столкнулись с вышедшими через приоткрывшуюся дверь Генриеттой Сергеевной с мужей и сыном. И я так никогда не узнал, случайно ли была их встреча с Аркадием, или семья специально высмотрела его.

- О-о! Вот вы где? - сказала обрадованная Генриетта Сергеевна. И обратилась уже к Аркадию. - Мы тебя искали, но ты так незаметно ушел... Вот и Костя хочет тебе сказать... Правда, Костя? Как это ужасно: убийство, мертвые!.. Вы куда-то шли? Сергей Владимирович! - повернулась она ко мне. Надеюсь, мы вам не помешали?

- Отнюдь, Генриетта Сергеевна, наоборот. Мы вот проветриться решили. Мы на веранду...

- Мы с вами, можно? - за всю свою небольшую семью спрасила Генриетта Сергеевна.

Конечно, можно. Я чувствовал, что кого-кого, но Генриетту Сергеевну сбить с пути, на который заставила её ступить воля и желание семейного блага, невозможно. Этакая бульдожья хватка. А кроме того, родственники. Кем она Аркадию приходится?.. Ну да, теткой.

В коридоре я открыл одну из дверей, и мы все вышли на небольшую, открытую, но утопленную внутрь дома веранду, сходящую тремя деревянными ступенями прямо на траву хорошо подстриженного газона. Дабы сохранить иллюзию уединения, с боков веранды тоже имелась полуискусственная граница; посаженные людьми, но вольно разросшиеся кусты ровными рядами уходили прямо к озеру метрах в ста пятидесяти, образуя зеленую границу аллеи.

Солнце, уже вечернее, низкое, мягко ударило, облизнув нас тяжелым, горячим, влажным языком, когда мы подошли к ступеням.

- Как здесь хорошо! - сказала Генриетта Сергеевна. - И как печально, что эту красоту больше никогда-никогда не увидит Николай.

Все мы помолчали вслед за ней. И она же первая нарушила молчание. Видно, жгло её ощущение неуверенности в исходе будущих событий. Вернее, близких ей частностей. У неё прямо-таки, вырвалось:

- Ты правда отдашь этот дом Елене Михайловне? На твоем месте, Аркадий, я бы сто раз подумала.

- Мама! - с трудом сдерживая раздражение, тут же вмешался Константин.

- Что, Костя! - немедленно повернулась к нему Генриетта Сергеевна. - Я просто сказала то, что думаю, и если у тебя свое отношение к этому вопросу и к Елене Михайловне, это твое личное дело.

- Мама! - уже с нескрываемой угрозой повторил Константин. - Это не наше дело!

- Красивая женщина, красивое оформление... Елене Михайловне этот домик очень бы подошел, - задумчиво сказал я, подставляя лицо к солнцу.

- Но она же интриганка! - не сдержалась Генриетта Михайловна, красные пятна на щеках которой выдавали её крайнее волнение.

И - что значит родная кровь! - те же красные пятна выступили на ланитах сына.

- Мама! - ещё раз с угрозой повторил Константин.

- Будет вам! - лениво проговорил Сергей Николаевич, обращаясь к жене и сыну. - Гера! Аркадий может непрвильно все понять.

- Он лучше всех вас разберется! - в сердцах сказала Генриетта Сергеевна. - Хоть он мне и племянник, но он, конечно, мне как второй сын. Да, Костя, второй сын. И я не позволю!..

- А день сегодня, действительно, хороший!.. Сейчас бы на реку... мечтательно проговорил я, все ещё с поднятым к солнцу лицом. - В хороший день похоронили достойного человека.

Я опустил голову и посмотрел на Генриетту Сергеевну, Сергея Николаевича, Константина - сплоченная, хоть и разномастная семья - и добавил примирительно:

- Какая же она интригантка, если она отказывается от претензий на наследство! Как вдове ей многое может перепасть. Если по закону.

- Ах, Сергей Владимирович, Сергей Владимирович! Ничего вы, мужчины, не понимаете. Это же ловкий ход, расчитанный на чистую, неопытную душу, - ещё больше разволновалась Генриетта Сергеевна. - Вы вот Аркадия спросите, спросите сейчас, что вот он думает на счет дома: отдавать, или нет? Я уверена, что он скажет, что дом не нужен и прочие юные глупости. Аркадий! Ну что, я не права?

- Нет, почему же? - смущенно сказал Аркадий. - Но у неё же больше ничего нет. И она привыкла. Да и отец дом для неё строил.

- Ну вот видите! - всплеснула руками Генриетта Сергеевна. - Что я говорила!

Она отвернулась. Она слепо смотрела перед собой. Красно-коричневый мотылек сел ей на плечо, повернулся, укорачивая тень от крыльев, взмахнул ими раз, другой - и застыл, как волшебная брошь, ожидавшая сигнала, чтобы развернуться, сверкнуть во всей красе.

- И не для неё Николай Олегович строил дом. Я брата хорошо знала, я все видела. Она была вначале совсем другая, потом бы он ни за что не стал заводить строительство. Недаром он ей ничего не оставил в завещании.

- Он и нам никому ничего не оставил, - зло вырвалось у Константина. Его римский профиль продолжал рдеть румянцем волнения.

- Это совсем другое дело, - сразу же не согласилась Генриетта Сергеевна. - Мы и так с голоду не пропадаем. Он знал, что все, чем мы управляем, перейдет к нам.

- Мама! - резко оборвал его сын. - Ты что, забыла, что все теперь принадлежит Аркадию.

- Ах! Боже мой! Аркадий другое дело! Аркадий наш близкий родственник, он все поймет.

Я внимательно разглядывал их всех. Меня они не замечали. Кто я был для них? Так, один из помошников Князя, почти слуга с уголовно-милицейским прошлым. Я покачал головой, вытащил сигарету, предложил Аркадию (тот взял) и насмешливо сказал:

- А день сегодня прекрасный!

В этот момент все и произошло.

Облако забрало солнце, праздничная зелень лужаечной травы и листьев живой изгороди внезапно потускнела, словно бы природа готовила фон для последующих событий; из кустов, по обеим сторонам веранды, будто ловкие черти, возникли четыре человека в черных масках с прорезями для глаз и камуфляжной форме - по два с каждой стороны - и, наведя на нас черные дула глушителей, вмиг оказались рядом.

Лишь я сумел мгновенно подобраться, но на меня сразу уставились два из четырех глушителей, причем хозяин одного из них медленно стал обтекать меня сбоку. Все остальные застыли в тех позах, которые остановило оружие: Генритта Степановна с брошкой-бабочкой на плече всплеснула руками, муж её меланхолически и успокаивающе тянулся к её рукам, отметив всплеск досады и злости, а на пришедших уставился с намерением выгнать отсюда - окрик не состоялся, а Аркадий, с усталой обреченностью просто ждал окончания того неизбежного, что сейчас-то обязательно должно произойти.

Произошло другое.

Охрана как всегда, когда она была нужна, отсутствовала. А собак, - я его знал точно - в виду прибытия гостей неосмотрительно заперли в псарне. Тот, что забрался к нам за спину, продолжал осмотрительно держать меня на мушке (Аркадий повернул ко мне голову посмотреть - дуло пистолета дернулось к нему, но тут же вернулось к более опасному объекту), а из троих перед нами один, самый маленький и широкий, тихим, грубым голосом произнес вдруг, ткнув пистолетом в Константина:

- Кто?

- Что? - не понял, или не захотел понять тот.

- Имя, фамилие?

- Самсонов Константин Сергеевич.

- Кто?

- Самсонов Сергей Николаевич.

- Кто?.. - И ещё раз. - Кто?..

Все назвались.

- Куницын! Два шага вперед!

Аркадий машинально подчинился. Я приготовился прыгнуть... Куда?.. вперед? назад?.. Один из троих, продолжая держать меня на мушке, шагнул мимо Аркадия, и в ту же секунду сзади на меня обрушилось небо. Причем, небесная лампочка разбилась о мою башку, отчего померк свет.

ГЛАВА 7

БЫКОВ РАССЕРДИЛСЯ

Невидимое сейчас солнце вышло, наконец, из-за тучки и залило этот темный мир. Сразу стало жарко, и я открыл глаза.

Череп мой раскалывался и, хоть я пролжал в беспамятстве какое-то время, мир даже не успел измениться. Чего нельзя было сказать о семействе Самсоновых, прилегших рядом в убийственно-непринужденных позах. Иначе не скажешь, потому что все трое лежали мертвыми. Стреляли профессионалы: по одной пули на человека. Сергею Николаевичу и Константину пули попали точно между глаз, а Генриетте Сергеевне один глаз выбили, и на нем, словно в этюде Босха, находилась прекрасная бабочка, успевшая вспорхнуть с её плеч и сесть сюда, видимо, привлеченная запахом крови.

Аркадия же нигде не было. Из чего я сделал вывод, что его похитили.

Не скажу, что настроение у меня было хорошее. Ладно Самсоновы, хотя жалко конечно. Но я их почти не знал, а к трупам привык ещё в Чечне, трупы дело привычное. Хуже всего было ощущать оскорбительное пренебрежение, с которым гастролеры (а напавшие были гастролерами, сомнений не оставалось) расправились со мной, отодвинув в сторону как ненужную, мешающую вещь. А Аркадия было жаль. "Скорее всего где-нибудь кончат по дороге," - подумал я И тут же сообразил, что ярость, продолжавшая душить меня, мешала и соображать: раз Аркадия не убили здесь, значит он для чего-то нужен, и, значит, пока ему особенно ничего не грозит.

Я закурил и пару минут старался прийти в себя. Это мне далось нелегко: в какой-то момент, не сдержав прилива бешенства, ударом кулака развалил журнальный столик, стоявший рядом, и тут же стал успокаиваться. А солнце уже клонилась к верхушкам деревьев, было жарко, гудели пчелы и шмели, на лбу Татьяны Сергеевны все ещё сидела красно-коричневая бабочка и, вздыхая крылышками, раз за разом опускала длинный упругий хоботок в густеющую кровь, залившую пробитый пулей глаз. Мимо ступенек веранды пробежала, на секунду приостановившись, большая рыжая мышь полевка. Я закурил новую сигарету. Я думал, что похитители уже убрались далеко, вряд ли их тут найдешь, тем более, что никуда они теперь не денутся, обязательно объявятся с требованием выкупа, если все было совершено ради этого, конечно. Только вряд ли. Против говорит убийство Самсоновых - на первый взгляд глупое, ненужное преступление, но я ещё во всем этом разберусь. Разбойнички сделали очень большую ошибку, оскорбив лично меня, лучше бы им было меня убить, потому что им нельзя будет позавидовать, когда я их найду. А я найду. И я ещё подумал, как же все странно происходит: умирает Князь, тут же убивают семью его сестры вместе с самой сестрой, похищают сына... И что теперь? Ждать других смертей? Последнее дни вообще много разборок, вспомнил я. Мой сотрудник доложил ещё по приезду моему из отпуска, что несколько человек уже отправили на тот свет с подозрительной чистотой и жестокостью. Есть о чем подумать.

Я щелчком выбросил окурок, по широкой крутой дуге покинувший веранду и почему-то спугнувший возможно насытившуюся бабочку-кровопийцу, и решительно вошел в дом. В коридоре увидел потерявшегося старшего лейтенанта Аксенова, которого хорошо знал: тот иной раз выполнял отдельные несложные поручения без отрыва от службы, так сказать. Впрочем, мелочь разную.

- Ты что здесь делаешь? - все же удивился я, так как по идее сегодня должны были присутствовать лишь родственники, либо компаньоны покойного.

- Идем со мной, - приказал я, на ходу выслушивая сбившиеся объясниния лейтенанта касательно того, что это полковник Конев распорядился быть ему здесь на всякий случай.

- На какой такой случай? - вдруг остановился я, подозрительно уставясь на милиционера.

- Не знаю, - ответил тот растерянно. - Распоряжение.

Я вдруг осознал, что подозрительный зигзаг мысли уводит меня в сторону, и, вновь жестом торопя старшего лейтенанта, вышел из коридора в большую гостиную (кстати, в этом доме было все большое: гостиная, библиотека, бассейн в подвальном этаже - многое).

Я увидел хозяйку, Елену Михайловну, в обществе нескольких пожилых дам, от которых и на расстоянии тяжело пахло пудрой и плесенью (последнее можно было отнести за счет моей злобы, кое-как погашаемой). я, сопровождаемый старшим лейтенантом Аксеновым, подошел к этой группе, поклонился и светски осклабившись, сказал, обращаясь ко всем:

- Вы позволите украсть у вас ненадолго прекрасную хозяйку?

Никто не возражал. Почти не знавшая меня, - и потому несколько удивленная, - Елена Михайловна все же последовала за нами. То, что она не знала меня было не удивительно, ибо я появился в городе много позже её заточения её в этой башне из слоновой (то есть супружеской) кости, так что если она и видела меня, то издали.

Мы сделали несколько шагов в сторону. Старший лейтенант Аксенов следовал за ними, словно тень.

- Вы?..

- Быков Сергей Владимирович - компаньон вашего покойного мужа.

Она повернула голову в сторону старшего лейтенанта Аксенова, и, несмотря на то, что мысли мои и чувства занимало совсем другое, я не мог не отметить царственности, почти пугающего очарования каждого её движения. Старший лейтенант Аксенов, во всяком случае, был подавлен, так что фамильярность, с которой он обратился к ней, была, конечно, наигранной:

- Привет, Лена. А ты изменилась за эти три года. Повзрослела... нет, похорошела.

- Простите?.. - сказала она.

- Ты что, не узнаешь меня? Это же я, Сашка Аксенов. Мы же с тобой танцевали в бальных классах...

Он, видя её недоумение, окончательно стушевался, и я, молча переводящий взгляд со старшего лейтенанта Аксенова на хозяйку дома, заметили искреннее недоумение и обиду на его лице. Но Елена Михайловна уже вспомнила:

- А, Саша! Извини, у меня и так голова идет ругом. Впору себя забыть... Так чем могу служить... или быть полезной? Сейчас все хотят что-нибудь... чтобы я была полезной.

Старший лейтенант Аксенов вспыхнул, но Елена Михайлована, словно не замечая его реакции, обратилась к мне:

- А вам чем я могу быть полезной?

- Я бы хотел попросить вас пройти со мной к полковнику Коневу. Я думал, вам тоже следует знать...

- Что знать?.. Впрочем, пойдемте. Станислав Сергеевич кажется в библиотеке

Она поврнулась и поплыла впереди. я, как всегда ничего не упускавший, отметил вдруг, что её безусловная красота чем-то мне неприятна. Чем? Я не мог понять. Да и мысль сразу же исчезла.

Мы с лейтенантом вслед за хозяйкой, вошли в библиотеку, где стулья частично уже были вынесены, а частично расставлены вблизи журнальных столиков, количество которых в доме было слишком большим. Впрочем, мало ли сколько здесь могло бы быть народу, чем-то занять гостей все равно надо. Я между тем уже увидел полковника Конева, стоявшего на степеньках складной лестницы на высоте метра двх метров с книжкой, снятой с полки. Он читал. Вдруг полковник Конев заметил какое-то движение в полутемном и полупустом зале (до сего момента всего лишь три-четыре человека, вооружившись сигаретами, бутылками и рюмками, о чем-то тихо спорили в углу ) и стал спускаться с лестинцы.

- Полковник! - сказал я, сверху вниз глядя ему в глаза. - У нас ЧП.

Надо отдать полковнику Коневу должное: он мгновенно, каким-то шестым чувством, сообразил о серьезности происшествия и, ещё даже не спрашивая, распорядился:

- Ведите!

Все вышли из зала библиотеки и молча проследовали за мной. Если кто и хотел спросить о причинах нашего траурного шествия, не спросил, беря пример с полковника. Через несколько минут я пропустил их на веранду, где ничего не изменилось, и где все сразу стало понятно - объясняй не объясняй.

Нет, кое-что объяснять пришлось, и от этого скрытый смысл происшествия не стал, конечо, яснее, но таков уж порядок. Полковник Конев дожался молодцом, все-таки погибшие были его родственниками, а Генриетта Аркадийовна с Сергеем Николаевичем - родители жены. Так или иначе, после нескольких минут, лишь изобразивших подобие деятельности - где? что? как? и сколько? и почему вас не убили? и почему похители Аркадия? - дело пошло по заведенному в таких случаях сценарию: вызвали опергруппу, следователя, фотографа, скорую помощь (которая никому не была нужна), затем труповозку. На диво хорошо державшаяся Елена Михайловна взяла на себя трагическую обязанность сообщить гостям и, прежде всего, Татьяне Сергеевне, о гибели троих, многим близких, людей. Страшно было то, что погибшие только что, совсем недавно, здоровались со всеми: ели, и пили за столом, и были связаны со многими нитями, которые внезапно и резко порвались. Весть, конечно, разнеслась мгновенно и собрала всех в библиотеке, куда официанты стали поспешно заносить стулья. Полковник Конев отдал распоряжение никому не уезжать, требовалось допросить каждого, но, судя по всему, никто ничего не видел и не слышал.

Но надо было дождаться опергруппу. Та неожиданно быстро прибыла. Следом явилась скорая помощь, фотограф щелкал вспышками, а потом, отложив фотоаппарат, стал снимать тела на видеокассету и мимоходом присутствующих. Майор, старший опергруппы и хороший знакомый мне, по моей просьбе ускорил составление протокола - хотелось быстрее закончить формальности и отправиться собирать информацию. Я проглядел протокол, составленный с моих слов, - все было правильно, - подписал, и подошел к полковнику Коневу, беседующему с Еленой Михайловной в сторонке (о чем-то важном, если судить по его масляным взглядам). Я сказал, что хочу съездить в гостиницу, где вчера едва Аркадия не застрелили. Опергруппа, конечно, была, но надо и самому следы изучить. Вчера не до следов было, сами понимаете. А так мало ли?.. Полковник не возражал. Я вышел из дома и, сев в свой "Форд", отъехал.

Между тем воздух по сумеречному загустел. Солнце давно уже скрылось за деревья, и в лесу заметно потемнело; но птицы ещё покрикивали - слышно было сквозь опущенные стекла окон. Скоро я въехал в город. Улицы, спускавшиеся к набережной, и сама набережная были, как всегда ближе к вечеру, веселы; много гуляющих девушек... И это хорошо, ухмыльнулся я, закуривая на ходу.

ГЛАВА 8

ЖЕНЩИНЫ ОБОЖАЮТ УБИЙЦ

Вскоре выехал на набережную. Здесь было люднее, чем днем. Улицы, радиально спускающиеся к набережной, сама набережная - все было заполнено гуляющими... Девушка прошла... такая куколка!.. Еще целая группка... все курят, школьницы, наверное... засмеялись, увидев сквозь открытое окно, что я их разглядываю на ходу.... Дорогу перебежала, едва не попав под колеса моего "Форда", большая светло-желтая собака, на набережной и живущая. Две женщины важно прошли с детскими колясками, из которых, одинаково привстав и в одинаковых белых чепцах на головах, оглядывали заповедный мир младенцы. С расположенных прямо на тротуаре мангала азейбарджанцев слетел ветерок и донес аппетитный запах жаренного шашлыка, и я понял, что несмотря на недавний обед в имении Куницыных, успел проголодаться. И хотелось пива. Я немедленно притормозил. Вокруг мангала были расставлены несколько столиков, и один был незанят. Вышел из машины, запер дверцу и подошел к продавцам. Меня, конечно же, узнали сразу. Удивительно было бы, если не узнали. В свое время я такую чистку устроил в южной среде... до сих пор не опомнились. Так что мнея радостно приветствовали, наперебой спрашивали:

- Начальник! Шашлыка отведай, сделай радость!

- Давай! - согласился я. - Сделаю. И пару бутылок пива организуй, сказал я старшеи пожелание, для них, конечно же, являвшееся законом, было исполнено буквально. Я присел к свободному столику, и мне принесли заказанное. Разговор об оплате не стоял, разумеется, все они должны быть счастливы... Чему счастливы, я не конкретизировал, только вспомнил, как в первой здесь разборке, состоявшейся в загородном карьере, лопались головы тех, у которых от крупнокалиберных пуль большой армейской винтовки... Ладно, черт с ними!

Еще больше стемнело. Вода за бетоном парапета маслянисто переливалась, разчерченная перепонками огней с другого берега и с проходящих катеров на частые радиальные сектора... Девушка, облокотившись на парапет, нагнулась вниз к воде... белые брючки сильно обтянули круглый задик... оглянулась внезапно, видимо, почувствовав взгляд, но поклонника не обнаружила.

Я доел сочное мягкое мясо и, посмотрев в сторону азейбарджанцев, тут же устремивших взоры ко мне, сдержанно кивнул, мол, хорошо, доволен. Те расплылись усатыми улыбками, словно глянцевые коты. Из киоска, где продавались напитки и сигареты (киоск тоже принадлежал азейбарджанцам) густо, сладко растекалась южная музыка, и в тон, так же невыносимо страстно, непонятно и жалобно чужой певец страдал о чем-то, ясно о чем.

Я взглянул на часы. Почти девять. Надо было съездить в гостиницу. Я встал сел в машину, закурил и, заведя мотор, рванул с места так, что завизжали шины.

Район набережной, где расмещалась гостиница с пышным провинциальным названием "Савойя" (все названия, дублирующие атрибуты дальнего, призрачного, недоступного мира - провинциальны, что там ни говори), находился в так называемом старом городе. Районы эти в иное, доброе социалистическое время были, естественно, забыты властями, регулярно косметически реставрировались, но за подкрашенным фасадом имели древнюю, гнилую, рассыпающуюся подоплеку. Все средства, естесственно, уходили на строительство спальных микрорайонов, по-хрущевски расползающихся к светлому будущему. Однако, даже отсутствие средств и внимания руководителя города не разрушило вконец древнее покрытие древнего центра: кое-что латалось жителями и работниками предприятий, а по большому счету спасало качество старых построек, - в цемент, что-ли, они там добавляли для прочности - не иначе. Так что до счастливых перестроечных времен сохнанилось несколько классических образцов позднецарского архитектурного искусства, радующие глаз заезжего знатока пышным хаосом собирательной любительской смеси. Вот и гостиница "Савойя", бережно отреставрированная, доведенная до блеска современными строительными методами, являла восхищенным зрителям фасад, украшенный балюстрадами, фризами, пилястрами и орнаментами, берущими начало из готики, ренесанса, барроко (ничего не забыто? - подумал я, оглядывая ярко освещенный лик одного из самых привлекательных зданий города), из всего, давно уже почившего великолепия старины.

Дома вокруг, конечно, не столь великолепные, превратили в магазины, салоны, рестораны, бары и забегаловки. Здесь был даже каким-то чудом сохраненный кинотеатр, правда, делящий здание с баней, предлагавшей все виды услуг; и оба до сегодняшего вечера принадлежали одному хозяину - семье Самсоновых. А теперь, естесственно, по наследству должны были перейти к Аркадию. Тем более, что часть акций была оставлена Князем себе с самого начала.

В общем, район был хороший, последние годы вполне респектабельный и по вечерам здесь изыскано проплывали великолепные иномарки, прогуливались, а то и просто стояли в определенных местах ярко одетые молодые женщины и девочки - приезжие, большей частью. Время от времени их обходили крупные, быстрые парни с обязательно стриженными затылками; парни, прикрывая огоньки зажигалок, поднесенные к сигаретам, бегающими глазами из под руки косились по сторонам; патрульные милицейские машины проезжали изредка по долгу службы и из окон смотрели с каменными лицами и пристальным взглядом знакомый милиционер; сновали наркоманы и торговцы наркотиками; и уж совсем рядом, по недосмотру, оставались жить в ближайших домах те, кто каждый день ходил на работу. Но последние из дома уходили рано, и приходили рано, когда улицы и тротуары безлюдны, а завсегдатаи ещё спят.

Я припарковал свой "Форд" на противоположной от гостиницы стороне улицы, возле парикмахерской, превращенной в Салон красоты, - стрижка, макияж, маникюр и педикюр, - вышел и запер машину, предварительно включив сигнализацию; мало ли гастролеров и отморозков может занести сюда ветер наших перемен. Швейцар почтительно придержал тяжелую дверь. Швейцар то ли знал меня в лицо, то ли просто был вышколен; я усмехнулся: почему бы и нет, Константин Самсонов умел работать с подчиненными... но как же быстро люди после смерти уходят в прошлое!

В холле людей немного: кто-то смотрит телевизор, два человека толстый мужчина в шортах и такая же супруга - стояли у окошка обмена валют. За стойкой администртора сидела симпатичная мордашка; брюнетка заметила мою мгновенную заминку у входа, сама успела меня рассмотреть, явствено подтянулась и заблестела загоревшимися, словно от лазерной подсветки глазками.

- Снять номер хотите? - солидно, мягко пророкотал за спиной голос швейцара. - Вот сюда, к администратору, пожалуйста.

"Наверное, ещё не знают о смерти хозяина, - злорадно подумал я. - А ну как сейчас скажу, то-то забгают, как подвальные крысы."

Впрочем, администратор был симпатичный.

Я подошел к стойке, девушка подняла на меня только что скромно спрятанные глазки.

- Что вам угодно? - спросила тут же она и взмахнула длинными черными ресницами.

- Мне было бы угодно отправиться с вами на Ривьеру, или на Капри, крошка, а я вынужден искать тех, кто дежурил здесь вчера ночью.

- Значит, на Капри и на Ривьеру мы не поедем? - с лукавым разочарованием сникла она. - Очень жаль, я бы согласилась ехать с таким мужчиной.

- Вопрос не закрыт, мы, надеюсь, обсудим ещё мое предложение?

- Может сегодня? Я как раз скоро заканчиваю дежурство. Сменщица опаздывает, - и она одарила меня взглядом, который, конечно же, мог превратить в воск и не такое от природы мягкое сердце, как у меня.

- А вы что, из милиции? - вдруг догадалась она. Надо сказать, что, довольно, не сразу. Впрочем, у меня при виде такой красотки мысли тоже забегали по иным, отнюдь не будничным тропкам.

- Нет, я я. Может слышали такое имя. Меня ещё зовут Оборотнем. Это тоже я.

- Оборотень! - она была поражена. - Так вот вы какой? Вот бы не подумала?

- А что ты думала, киска? - поинтересовался я, уже вовлеченный в игру.

- Я представляла вас этаким мафиози в черном костюме... нет, в малиновом пиджаке и всего в пистолетах. Еще парочку растопыренных телохранителей, вроде нашего Ивана Силантьевича.

Девушка отвечала бойко, раскраснелась, забыла уже, видно, о том, что она на работе. А главное, что отметил сразу я, и что особенно понравилось, она как-то растерялась, хоть и старалась не показать виду, когда я назвал известную всему городу кличку (зачем? поразить захотел?.. или она так мне понравилась?). А девушка, конечно же, была поражена неожиданным знакомством с известным городским авторитетом, и тем более, что флиртовать начала не с ним, а с понравившимся ей, просто, даже бедно одетым молодым мужчиной. Так или иначе, чувствовать эту её растерянность было мне приятно, сразу расположило меня к ней, и я решился.

- Как тебя зовут, киска?

- Катя, - ответила он и тут же. - Можно, Катенька.

- Катенька, Катюша!.. - сказал я, глядя в её долгие, темно-карие, бойкие глаза, прикрытые черными бархатными ресницами и прикидывая уже, как совместить приятное с полезным...

- Анюта! - сердито, но изо всех сил стараясь погасить досаду улыбкой, крикнула она сейчас только вошедшей в гостиничный холл девушке. - Ты опять опаздываешь!

Та подошла - высокая блондинка с черными бровями и отрастающими темными прядями у корней волос, - легкомысленно сказала, разглядывая меня, словно жеребца на ярмарке.

- Да ладно тебе, будто сама всегда вовремя. А это кто? - бесцеремнно кивнула на меня.

- Анюта!

- Ну что Анюта, всю жизнь Анюта. Уже, значит, глаз положила? Или это твой?

- Анюта! - не зная что сказать, Катя покраснела от возмущения.

- Ее, её, - подтвердил, ухмыляясь, я. Меня позабавила сытая фамильярность Катиной сменщицы. - Ну, теперь ты свободна? - спросил Катю, и она обрадованно кивнула.

- Да, сейчас. Минутку, только переоденусь, - вскочила она.

Катя была в синем фирменном платьице и белом фартуке, с карманом на лоне.

- Могла бы и не переодеваться, - продолжал посмеиваться я. - Тебе идет быть школьницей.

- Подожди! - вспомнил он, когда Катя уже убегала. - Я сначала пройду в номер, который записан у вас за Куницыным младшим. Ты в курсе ночных событий? Ну, когда на него напали?

- Конечно, я же дежурила, - подтвердила она. - Прямо сейчас хотите? Я провожу.

- Вот, вот. Слушай, я ведь тоже там был, что-то я тебя не видел. Хотя ладно. Я в номере немного осмотрюсь, а ты пока переоденешься.

Лифт поднял нас на четвертый этаж и, хоть были мы одни, Катя тесно и соблазнительно прижималась ко мне, и эта её милая развязность была в удивительном противоречии с временами стыдливо мерцающими ресницами.

В номереян сразу забыл о девушке, едва она, подведя к двери, торопливо упорхнула, словно боясь, что я уйду не дождавшись её.

В спальне, куда я направился прежде всего, я быстро нашел пулевые отверствия в матрасе. Белье успели заменить, и я представил себе реакцию горничных, обнаруживших семь аккуратных дырочек, которые можно было бы зачесть в счет моли, если бы белье изготавливалось из шерсти.

Оперативники, особенно не церемонясь, расширили входные отверствия пуль, просто разорвав полосатую ткань и вату. Следы от пуль позволили мне сделать вывод, что в парня стреляли наверняка. . Ну и ладно.

До прихода Кати я изучил обстановку, стены и пол, но ничего, что могло бы меня заинтересовать не нашел.

В номер вспорхнула преображенная Катя, радостно потянувшаяся мне, но остановилась в метре, начав поправлять прическу, которая, конечно же, была в порядке. На Кате было что-то надето... ну, юбка, кофточка, однако, текстильная промышленность не очень-то выиграла на ней, поэтому, когда Катенька поправляла свои вьющиеся локоны, содержимое её где-то прятавшегося бюстгалтера едва не вывалилось к ногам моим. Содержимое оказалось округлым, соблазнительным и загорелым, из чего можно было заключить, что владелица сего великолепия загорала, вероятно, в туземной наготе. Я тут же спросил её об этом и получил подтверждение.

- Вы можете составить мне компанию.

- Не премину воспользоваться предложением, крошка.

Особенно не церемонясь, я использовал усвоенный уже двано бесцеремонный тон с теми женщинами всех возрастов и положения, которые тучей, подобно ночным бабочкам натурального происхождения, с некоторых пор порхали вокруг меня, притягиваемые светлой аурой моей мужественной безжалостности. Женщины, как я давно понял, обожают убийц, слабы и беспомощны перед ними, а ежели и существуют такие, что держаться от оного мужественного отряда подальше, так и я не знаю об их существовании. А вообще, мысли подобного рода меня не волнуют, особенно сейчас, когда я с удовольстием рассматривал уже уверившуюся в себе Катеньку.

Катя между тем порылась в сумочке, достала коричневую сигарету и сунула себе в ротик.

- У вас есть зажигалка?

- Разумеется... - я протянул ей протестующий огонек и отметил, как, словно при поцелуе, сложились её пухлые губки. Она прикурила, улыбнулась и вдруг, совсем осмелев, решилась: выпустила мне в глаза струйку дыма, чем заставила развеселиться. Мне было забавно видеть её попытку сразу выглядеть подругой крутого мафиози. И было её немного жаль.

- Слушай, бутончик! - скаазл я. - Прежде чем мы отсюда двинем, возьми-ка адреса всех, кто дежурил из персонала той ночью.

- У меня телефоны записаны.

- И телефоны и адреса.

- Ладно. Нас всего-то трое было.

- Трое?

- Ну да: я, Иван Силантьевич и Сошкин-Мошкин-Кошкин.

- Что за Сошкин-Кошкин?

- Это мы, девочки, его так за глаза называем. Нашего администратора. Сошкин Володя. Занудистый и противный, вечно предирается, чего-то ему все время надо. Вот мы его зовем между собой Сошкин-Мошкин-Кошкин.

- Чего он хочет, я чувствую: работать в таком цветнике!..

- Хотят все много, получают немного, - сказала она, томно уронив ресницы и вновь окутав меня облаком дыма.

Я вновь засмеялся и в свою очередь закурил.

- Пошли, - сказал я. - Здесь мне уже делать нечего.

- Нашел что-нибудь интересное?

- Что-нибудь. Любопытной Варваре что?... - ухмыльнулся я. - Нос оторвали.

- Это я знаю, - подтвердила Катя. - В наше время меньше знаешь, целее будешь.

- Чаще всего так, - подтвердил я, в этот момент даже не подозревая, насколько прав.

Спустились в вестибюсь. Катя прошла в комнату администратора, а я стоял на улице у входа. Швейцар вежливо говорил о погоде, давно, мол, не было дождя. Катя выпорхнула, протягивая ему листок.

- Здесь телефоны и адреса.

Я посмотрел. Арсеньев Иван Силантьевич, ул. Бакинских Комиссаров, дом семнадцать, квартира восемнадцать, телефон 27-30-49 и Сошкин Владимир Павлович, улица Степана Разина, дом тринадцать, квартира девятнадцать, телефон 26-17-86. Сунул листок в карман рубашки. Повернулся к ней. Смотрит, раскраснелась вся, горит. Тронул за цечку.

- Ух, какая ты горячая!

- Это что, в другом месте я могла бы сжечь, - с угрозой, очаровательно скривив ротик, сказала он.

- Ну это надо нам проверить, мало ли что можно на себя наговаривать.

- И проверим, мне это самой доставит большое удовольствие.

Я открыл перед ней дверцу своего "Форда".

- У-у-у, какая у вас большая машина! Хотя вы сами вон какой большой... и сильный, - она медленно облизала язычком губы и села на переднее сиденье.

Я обошел машину, сел за руль.

- Сначала в ресторан, подкрепимся?

- Да, быка могу целиком проглотить, - заявила Катя, уже окончательно войдя в атмосферу праздника.

Я сунул себе в рот сигарету, дождался, пока щелкнет электрозажигалка и прикурил. Включил мотор и отжал сцепление. Решил ехать в ресторанчик, под завлекательным названием "Охотники на привале".

ГЛАВА 9

СТРАСТЬ

Когда вышли из ресторана, уже стемело. Свет из окон мягко терялся у стен, а уличные фонари, нависшие над кленами, разрисовывали асфальт резкими, слабо колыхающимися тенями. Все застыло, ни ветерка. Мы перешли улицу и подошли к машине.

- Я видела, вы не дали им денег. Как вам это удается? - спросила Катя.

- Как? А я вообще денег не ношу. Только в крайнем случае. Здесь меня все знают, если что мне нужно, я беру, а счет мне присылают. Жаль, что сейчас поздно... Ничего, завтра зайдем в магазин, выберем какие-нибудь тебе шмотки - шубки, шапки - увидишь, киска, как хорошо жить при коммунизме.

- Как же, при коммунизме, скажите тоже!..

- Ты права. Но главное, без наличных. Сегодня стулья, завтра деньги.

- Какие стулья? А, Остап Бендер! Хорошо, наверное, так жить! - Она в истоме закинула голву; низко в небе - рукой подать - горели крупные лучистые здвезды. - Хорошо как!..

Мы проехали по набережной, потом свернули на Татарскую улицу. Дорогу показывала Катя. По мере удаления от набережной, машин встречалось больше, но когда проехали центр города, с ярко освещенной мэрией, автомобили стали попадаться реже.

- Так вы сегодня были у мэра дома? - спросила неожиданно Катя.

- Да.

- И видели Окуневу?

- Кого? - не понял я.

- Окуневу Ленку. Правда она уже три года как не Окунева, а Куницына. Я с ней до восьмого класса училась вместе, потом родители переехали, получили новую квартиру, и я её не видела до сих пор. Я с ней недавно в городе столкнулась. Она же сейчас за городом все время живет. Я забежала как-то в ювелирный, денег нет, так хоть посмотрю, что люди покупают, - засмеялась Катя. - И там как раз она с какими-то тремя мордами. Я к ней, а она меня не узнает. Загордилась. Но красивая стала!..

Морды меня отталкивать стали, я говорю, ты что, Ленка, совсем? Забыла, как мы историчке кнопки на стул подсовывали, а она весь урок не замечала, такая задница была!.. Признала, все-таки. Так, поболтали, но, чувствую, что ей наше прошлое, если она уже в таких сферах? Распрощались.

- Жалеешь? - спросил я, отметив в её голосе нотку горечи.

- Да нет, просто противно, когда люди так меняются из-за денег. Мы с ней почти подружки были. Я её увидела, обрадовалась. Конечно, подумала, что может работу какую найдет, мало ли? А вот как вышло.

Я взял её за подбородок и заглянул в глаза.

- Не горюй, котенок. Коммунизм вокруг нас.

- Да-а, - обиженно, но вовь уже оживляясь, проговорила она. - Это для вас коммунизм, а мы трудящиеся массы.

Ее пухлые губки слегка приоткрылись, и мне страшно захотелось поцеловать её, но тут мы приехали.

Квартира находилась в панельной "хрущевке", и напротив её подъезда стояли два мусорных бака. Поднялся легкий ветерок, и тени на тротуарах зашевелились. Мяукнув и дико сверкнув глазами, прошла дикая кошка. Загомонили вороны. я громко хлопнул дверцей и запер машину. Поднялись на третий этаж, Катя вынула из сумочки ключ, открыл дверь, и мы вошли в квартиру. "Квартирка, конечно, бедноватая", - подумал я, но потом вспомнил, какой бардак творится в моей собственной богатой холостяцкой трехкомнатной, расположенной в престижном кирпичном доме за пляжем, где имеют жилые аппартаменты и полковник Конев, и бедные Самсоновы, имел и Князь и ухмыльнулся, хотя уже невесело, потому что мысли от собственной неустроенности плавно перешли к нынешним событиям, и вновь заболела голова.

Я прошле в камнату, щелкнул выключателем. Повернулся к ней. Катя странно выжидательно смотрела на меня.

- Я принесу пива, или вы хотите водки? - таинственным шепотом спросила она. Я обнял её и так сильно прижал к себе, что она выгнулась, застонала, но я уже поймал её губы и то, что давно хотел сделать, исполнилось. Я жадно целовал её в запрокинутое лицо. Она продолжала шептать:

- Осторожнее, ты сломаешь меня... Я с ума схожу...

Немного погодя провела меня в спальню, открыла балкон, и сразу хлынула луна. Катя быстро скинула платье, бюстгалтер, трусики и, облитая серебряной лунной пылью, торопливо стала помогать мне раздеваться. Что произсходило со мной?.. я не понимал. Наверное, совпало всё: смерть, вино, неожиданная близость... Я чувствовал себя мальчишкой, видел только её приподнятые груди с темными торчащими сосками, крутой изгиб бедра... Я зверски кинул её на неразобранную постель, и глаза у неё закрылись, лицо запрокинулось, губы горячечно раскрылись, и я, как в омут, рухнул в беспамятство охватившей нас обоих страсти.

ГЛАВА 10

ОХРАННИК НИЧЕГО НЕ СКАЖЕТ

Я стоял под душем, чувствуя, как потрясенный организм медленно и сладко приходит в себя. Напротив, в зеркале, бугристый атлет медленно поворачивался под струйками воды, являя взору наблюдателя все свои прелести, - своему зеркальному взору, разумеется. Но тут заглянула Катя в халатике, открывавшем её прелестные загорелые ножки (которыми она совсем недавно так страстно душила меня) и, наряду с виртуальным свидетелем, стали наблюдать живые глазки, вмиг вновь заблестевшие.

- Боже мой! И я спала с таким чудовищем! Как ты меня не сломал?

Пришлось мне напрячь спину, оттопырить руки раздувшимися пластами мышц и принять позу атлета на подиуме. Катя захлопала в ладоши, невольно опустив взор и сказала, однако, другое:

- Идем, я кофе приготовила. Или ты предпочитаешь пиво?

- Пожалуй, пивка дерну, - сказал я.

Прежде всего я оделся и вышел на кухню в джинсах и рубашке, хотя и босой. Не нашел второпях скинутые носки.

- Ты чего как на параде? - спросила Катя, увидев меня одетым.

- Понимаешь, котенок, у меня сегодня ещё дела, так что мне придется тебя покинуть.

Она побледнела. Чашка в её руке задрожала было, но она тут же справилась с собой. Спокойно сказала:

- Конечно, я понимаю. Случайно познакомились, случайно разойдемся.

Я внимательно посмотрел на нее. Сел.

- Дай-ка мне лучше пива.

Она, как автомат, дошла к холодильнику и достала две бутылки пива. Подошла, села напротив и пододвинула ему бутылки и стакан. Лицо её вмиг постарело и стало видно, что ей уже никак не восемнадцать лет, как все время казалось, а никак не меньше двадцати одного, даже старше. Я налил себе пива в стакан, медленно выпил и утер с губ пену.

- А ты бы хотела, чтобы было иначе?

- Что? - переспросила она, находясь, видимо, уже далеко.

- Я говорю, ты что, хотела бы продолжения?

- Какая же девушка этого не хочет?

- Ну раз ты так откровенна, то и я могу признаться, - сказал я и стал доставать пачку сигарет из кармана. Сунул сигарету в рот. Катя, не вставая, взяла с газовой плиты коробку (кухня была карманная, стандартная) и зажгла мне спичку. Я наклонился к огоньку и прикурил. Она ждала.

- Я хочу сказать, что тоже предпочел бы продолжение, - я улыбнулся, наблюдая, как медленно засияло её личико, лишь смысл слов стал проникать в сознание. - То-то, малышка, не стоит никогда огорчаться раньше времени.

Дальше я пил пиво и курил, она пила кофе и тоже курила. Они не разговаривали и лишь с улыбкой следили друг за другом. Он думал, чем же она смогла так его привлечь? Множество девушек были гораздо привлекательнее, чем она. На счет ума - глупый вопрос. Кто же оценивает женщину с этой стороны? Может быть сами женщины? Так или иначе, но Катенька ему нравилась, и с этим ничего нельзя было поделать. Да и не нужно было ничего делать.

- Но мне, действиельно, надо ехать. Я уже должен был поговорить с вашими работниками, с вашими Кошкинами-Сошкинами. В общем так, я сейчас к ним съезжу, а потом обязательно вернусь. Обещаю.

- Раз так, - решительно сказла Катя. - Я еду с тобой.

Я ухмыльнулся.

- Нечего смеяться, - сердито сказала Катя. - Ты сам подумай, уже десять часов. Будут открывать дверь неизвестному мужчине так поздно? А меня они знают.

Довод был, конечно, глупый и критики не выдерживал, но мне была приятна её горячность. Почему бы и нет, можно и вместе.

- Хорошо, согласился я. - Тогда бери телефон и включайся в работу.

- Что я должна делать? - деловито схватила она трубку.

Я ухмыльнулся.

- Звони обоим мужикам и придумай, почему ты сейчас хочешь приехать в гости. Только не переигрывай, - вновь ухмыльнулся . - Что нибудь деловое.

Я подумал:

- Ну ладно, сама знаешь.

- Конечно, знаю.

Катя взяла протянутый мною листок, который сама же в гостинице отдала мне. Быстро набрала номер. Долго слушала.

- Дома, что-ли, никого? - задумчиво глядя на меня, сказала она. Обычно он дома в это время. Надо же, такой положительный.

- Ты кому звонишь?

- Арсеньеву. Нет, никто не подходит.

Она положила трубку.

- Позвоню Сошкину-Мошкину.

Набрала номер.

- Ало! Будьте добры позвать Володю... Кто спрашивает? Это Катя, я работаю с гостинце "Савойя"... Да, вместе... Что вы говрите? Как жаль! А где он может быть сейчас?.. Да нет, конечно, ничего серьезного, просто мой друг... у нас вчера в гостинице ночевал один человек, его сейчас не могут найти, а Воодя дежурил ночью... Да, мой друг как раз ищет того человека... Нет, что вы, ничего серьезного, уверяю вас...

Я покачал головой не столько выражая недовольство, сколько удивляясь многословию женскому. Катя попыталась закруглиться.

- Хорошо. Значит, он может быть в клубе "Белая чайка"?.. Да, мы подъедем. Большое спасибо.

Она попрощалась и положила трубку, победно взглянув на меня.

- Слышал? Ну что, едем?

- Позвони ещё раз Арсеньеву, может уже объявился?

Катя позвонила, но также безрезультатно.

- Все, - решительно поднялся я. - Я кое-что знаю об этом клубе. Там даже моих людей нет, епархия Князя. Сейчас заедем ко мне, я переоденусь, а то меня не пустят.

Я задумчиво посмотрел на Катю.

- Есть у тебя что-нибудь вечернее? Сегодняшнее платьице, конечно, тебе очень идет, но не для клуба, ты уж извини.

Она было надулась, но потом рассмеялась.

- Ну ладно, раз сама назвалась, так приходится изворачиваться.

Катя была готова быстрее, чем я предполагал. Платье было на этот раз длиннее, но странно - в нужных местах все смотрелось так, что можно было только диву даваться: как она в него влезла. Я решил, что смотреть на неё приятно, а все остальное - чепуха.

- Я поднимусь с тобой? - спросила Катя, когда они подъехали к моей навороченной семиэтажке. В понятие "навороченная" входили разного рода нестандартные балкончики, башенки и орнаменты.

- Конечно, - согласился я.

Прошли мимо охраны в боьшом, покрытом голубым паласом бестибюле, где по углам стояли высокие, полутораметровые керамические вазы, покрытые бело-голубьой лазурью. Охрана кивнула издали, и мы прошли к лифту.

- Моя фатера на пятом этаже, - сообщил я.

Лифт остановился. Мы вышли, я открыл сначала двери в свое крыло, где, кроме моей, были ещё две квартиры. Потом щелкнул замком своей двери. Дверь была красивая, дубовая, с матовым блеском, но то, что предстало перед Катенькиным взором внутри, сначала повергло её в шок, потом развеселило.

- Ну и берлога! Как же ты здесь живешь?! Надо тут у тебя убраться...

И неудивительно, беспорядок был страшный, разбросанные вещи, одежда... коробки. Правда, я прекрасно ориентировался во всем этом безобразии, так что сейчас, улыбнувшись и одобрительно похлопав её по упругой попке, сложно отправился в спальню. Мне пришлось обогнуть ещё стопку больших коробок, но дошел. Катя попыталась было оценить, с чего начать уборку, но за дело надо было приниматься всерьез и надолго, потому через мгновение пыл её иссяк, а тут и я вышел.

Я вышел в прекрасном черном костюме с едва уловимой искрой, галстук тоже был повязан безукоризненно, и Катенька не удержалась, подняла руку и погладила меня по щеке. Перед уходом я ещё раз проверил, взял ли пистолет и - на этот раз должен был пригодиться, так какехали в места незнакомые туго набитое портмоне с русской, но больше американской валютой.

Мы спустились вниз, вновь охранники кивнули уже вслед. Вышли из подъезда. Ночь была тиха и прекрасна, и воздух, потяжелевший к ночи, прохладно оседал с синего, подсвеченного городом неба на нас, на мой "Форд", одинокого прохожего, оказавшегося представителем внешней охраны.

- Знаешь что, - сказал я, - заедем сначала к твоему положительному Арсеньеву из гостиницы, как его по имени-отчеству, совсем забыл?

Катя засмеялась, снизу вверх лукаво взглянула мне в лицо.

- А я тебе и не говорила. Иван Силантьевич. Поехали.

Улица Двадцати шести Бакинских Комиссаров, где жил ночной охранник гостиницы "Савойя", была недалеко. Возле дома номер семнадцать я остановился. Дом был такой же, как и Катин - панельная пятиэтажка.

- Седьмая квартира, это первый подъезд, второй этаж, - сказал я. Скорее всего, вон те окна. А ведь свет горит. Странно, но твой положительный сослуживец кажется дома.

- Да, - подтвердила Катя, - вон и его "Жигули". Видишь, синяя "шестерка"?

- Вижу. - Я достал телефон из бардачка и протянул ей. - Позвони, скажи, что рядом, хочешь зайти... - я покосился на нее, - по личному делу.

Катя, улыбнувшись, быстро набрала номер. Я слышал слабые гудки в тишине салона. Никто не поднимал трубку в квартире.

- Странно, - сказала Катя. - Он должен быть дома. Он без своей любимой тачки шагу ступить не может. Как казак без коня, - усмехнулась она. - Что будем делать?

- Пойдем в дверь позвоним. Раз уж приехали. Что-то все мне это не очень нравится.

Еще несколько секунд сидел молча.

- Ну, пошли.

Мы вышли из машины, и я с силой захлопнул дверцу. Закрывая машину, огляделся. Час не очень поздний, а на улице никого. Нет, возле ощетинившейся ветками кустов низкой бетонной изгороди детского садика, в тени большого клена стоял подозрительный широкий силуэт, тут же распавшийся на две половинки - влюбленные, конечно!.. А когда подходили к подъезду, от газонов под окнами, густо засаженных цветущей растительностью, сильно пахло конфетами, и вовсю цыкали кузнечики, или цикады - черт их тут разберешь. Я мимоходом проверил, легко ли выходит пистолет из наплечной кобуры. Катя ничего не заметила. На самом деле, ничего опасного не предвиделось, чутье ничего не подсказывало, но... все равно что-то было не так.

Поднялись на второй этаж. Квартира номер семь. Я сделал шаг в сторону, чтобы меня не было видно в глазок. Кивнул Кате, и та позвонила. Еще раз. За соседней дверью номер восемь продолжительно, захлебываясь, засмеялся ребенок, ему что-то глухо, почти неслышно сказал мужской голос, и детский голосок зазвучал вновь. Катя ещё раз позвонила. И ещё раз. Никто не отзывался. Я решился, открыл клапан карманчика на поясе и вынул связку ключей. Ключей был всего пять штук, но подходили они ко всем отечественным замкам, кроме сугубо секретных, против которых были свои секреты.

Дверь открылась почти сразу. Я зашел первым, жестом показал Кате, чтобы тоже заходила и закрывала за собой дверь. Тишина. Вдруг в комнате громко и звонко отбили мелодию часы. Я машинально посмотрел на свои одинадцать тридцать. Все тихо. И это вдруг так не понравилось, что пистолет сам собой очутился в руке. Огляделся. Катя испуганно смотрела то мне в лицо, то на пистолет. Я приложил палец к губам, давая понять, чтобы молчала и двинулся вперед, переступив через валявшиеся посредине прохода туфли остальная обувь находилась на открытых полках тумбочки под зеркалом.

Я, вслед за пистолетом, плавно перетек в комнату. Квартирка маленькая, однакомнатная. Хозяин, чувствуется, бережлив, копит деньги, либо не умеет зарабатывать. Впрочем, игриво подумал я, жизнь здесь идет на одну зарплату, сдобренную мечтами: платянуой шкаф, диван-кровать в небольшой нише, торшер, люстра с тремя плафонами ещё советского производства, хороший, правда, телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр - вот и все, чем пользовался здоровенный упитанный мужчина лет тридцати пяти от роду, никак не больше и не меньше, сейчас сидевший в кресле у телевизора. Ноги и руки его были связаны широким упаковочным скотчем. На правой руке недостает мизинца и безымянного пальца - они лежали у его ног вместе с садовым секатором, который и послужил орудием экзекуции. Ну и, разумеется (дабы объяснить отсутствие реакции на водворение незваных гостей - меня и Кати, конечно; те, кто был здесь раньше отсутствовали, ушли, тщательно закрыв дверь и поставив последнюю точку), - большая дыра в затылке была сделана вырвавшейся пулей, проникшей через рот, до сих пор открытый в предельном изумлении; не верил, наверое, до конца в такой исход.

Сзади послышался сдавленный всхлип, потом быстрый вздох, чтобы было больше воздуха пережить увиденное.... Я бысто повернулся и успел сдержать ладонью уже исходящие изнутри начальные ноты крика; одни глаза метались над моей ладонью, но вот успокоились, уставились на меня. Я отнял руку от её рта, встряхнул - укусила палец.

- Успокоилась?

Катя молча кивнула. Я указал на диван: сядь, мол. Она подошла и села. Я повернулся к трупу, бегло осмотрелся. Мужика пытали перед смертью. Зачем? Когда вскрывал дверь, она была не взломана, замок открылся легко, значит, гостей впустили, хозяин их знал. Я чувствовал, здесь цепь связанных событий. Действительно, смерть Князя стало тем камешком, который страгивает лавину - теперь следует ожидать новых трупов. "Это ясно, - ухмыльнулся я своим мыслям, - ясно хотя бы потому, что у меня есть кое к кому должок, что у меня ещё болит череп, когда дотрагиваешься. Впрочем, если и перестанет болеть, ничего не изменится.

Пулю я, все-таки, нашел. Пуля, пробив настенный ковер, застряла в штукатурке. Ее либо не искали, либо, не найдя сразу, посчитали трату времени на поиски излишней. Так, девятый калибр. Конечно, нужна экспертиза, но ему думалось, это оружие было то же (или подобное), из которого убили Самсоновых, а ещё раньше - пытались убить Аркадия Куницына. Я спрятал пулю.

Катя успокоилась, хотя продолжала с ужасом посматривать на тело сослуживца. Взглнув её глазами, я усмехнулся - жуткое зрелище для непривычного человека. Интересно, этот Иван Силантьевич когда-нибудь снимал свой мафиозный костюм, или просто не стал переодеваться перед приходом гостей, только снял пиджак, оставшись в рубашке и галстуке. Кто знает, что там происходит в умах маленького-большого человечка (я окинул взором огромное тело покойника), с трудом выносящего груз повседневности.

Еще раз осмотрел комнату. Нашел взглядом телефон на столе. Сел на стул, взял трубку и позвонил полковнику Коневу на его мобильный телефон.

- Ало! - почти сразу послышался глуховатый уверенный голос полковника.

- Это я, Быков. Не разбудил?

- Смеешься? Я только что уехал от Елены Михайловны. Успокаивал. На неё все эти события подействовали удручающе, но когда я уезжал, понемногу призходила в себя. - его голос при упоминании Елены Михайловны странно потеплел, и я игриво подумал, что точно таким тоном полковник лепечет со своими любовницами - приходилось слушать, так сказать, оперативные записи.

- Надеюсь, Елена Михайловна как-нибудь перенесет все эти ужасы. Тем более, что других они коснулись сильнее, не правда ли, товарищ полковник? Да... но к делу. Я к тому, что сейчас нахожусь в квартире некоего Арсеньева Ивана Силантьевича, охранника гостиницы "Савойя". Или ночного охранника, я ещё не разобрался, - сказал я и посмотрел на Катю, поспешно кивнувшую: мол, ночной.

- Что он говорит? - поинтересовался полковник Конев.

- В том-то и дело, что ничего не говорит. Но возможно, что-то уже сказал. Тут до меня было гости, и они его пытали. Я вот отсюда вижу два отрезанных пальца. А перед уходом, эти самые гости выстрелили ему в рот, затылка нет, мозги под ногами, - сказал и тут же пожалел, быстро взглянув на Катю. Она встала и пошла в ванную, и вскоре звуки донесли - не выдержала Катя, рвало Катю.

- Что-нибудь нашли?

- Пулю, больше ничего. Девятого калибра. Вполне может быть аналогичное оружие. А больше ничего не нашли. Я бы хотел не впутываться в это дело. Вы уж там распрядителсь на счет опергруппы. Я минут через десять отплываю.

- Что вы намерены дальше предпринять?

- Дальше? Дальше я собираюсь навестить администратора. Он дежурил позавчера ночью в гостинице. Сейчас я еду прямо в "Белую чайку". Там сейчас администратор "Савойи" гуляет. Может что узнаю. У меня всё.

- Добро, действуй.

Вышла Катя с припухшими глазками, но уже внешне спокойная. Правда, взглянув на тело, вздохнула порывисто, но и всё. Справилась.

- Я тебя сейчас завезу домой, - бодро сказал я, - сам отправлюсь в "Белую чайку", а потом к тебе.

- Нет, - испугано возразила Катя. - Что я сейчас дома буду делать? С ума сходить? Нет уж! На людях веселее, я на люди хочу, с тобой спокойнее.

- Вот тут ты, малышка, глубоко ошибаешься. Со мной-то как раз все время что-то да случается. Ну да ладно, как-нибудь. Ну что ж, пошли? предложил я.

- А он? - кивнула Катя на труп.

- А что он? Ему все равно. Пусть ещё посидит. Уже недолго. Сюда скоро опергруппа приедет, так что нам лучше с ней не встречаться. Одно только дельце... - вспомнил я.

Понадобилось ещё пару минут. чтобы вытереть телефонную трубку и те части мебели, которые касались мои и Катины руки. Свои следы стирала она сама. То, что это может повредить работе оперативников, меня не волновало. Все равно расследование вел я, и я же был намерен довести его до конца. А работа милиции - это понимает и полковик Конев, - конечно, для проформы, для чего же еще? Тем более, что на них наседать не будут, а значит, дело как-нибудь закроют, чтобы не повредить самому себе как-то ненароком...

Я ухмыльнулся своим мыслям, пока отворачивал язык замка, чтобы оперативникам не пришлось ничего взламывать. Прикрыв за собой дверь, мы, под аккомпонимент заливистого детского смеха из квартиры номер восемь, сошли вниз, сели в "Форд" и благополучно отбыли.

ГЛАВА 11

ПОШЕЛ В БАНЮ

Клуб "Белая чайка", где весело гулял администратор "Савойи" Сошкин-Кошкин, находился в небольшом двухэтажном из больших тесаных камней сложенном доме, крыльцо которого поддерживали почти дорические колонны с золотым орнаментом на капителях и нелепо сияющей неоновой вывеской с летящей чайкой и пояснительной надписью для тех, кто не увлекается орнитологией. Тяжелая, окованная медью дверь, сейчас приоткрытая, охранял огромный и толстый мужчина, видимо страшной силы и веса, особенно если судить по выпирающему животу. Мне мужчина был не знаком, как и клуб, о котором, разумеется, слышал, но бывать не приходилось; заведение это курировалось самим Князем, так что особой нужды лезть сюда не было. До сегодняшнего дня.

Мужик, возможно, не разобрался, а возможно, по каким-то своим соображениям, преградил нам путь. Смерив взглядом Катю и принципиально избегая смотреть на меня, он пробасил что-то на счет того, что у них и своих девочек навалом, нечего, мол, с посторонними являться. Катенька вспыхнула, я подумал, что надо будет отвести её завтра, или как время будет в магазин, оформить гардероб, чтобы гориллы не приставали. Я вынул бумажник, нашел пятидесятидолларовую купюру и сунул её в нагрудный карман пиджака швейцара.

- Слушай, малыш, не пыли, у меня алергия к грязи.

Запихивая купюру погрубже пальцем, я вплотную приблизился к нему, почти улегшись ему а брюха, а другой рукой как бы невзначай, откинул полу своего пиджака, дав возможность увидеть кобуру с пистолетом под мышкой.

- Мы тут культурно оттянуться решили, а ты пылишь. Нехорошо, браток.

Браток сумел оценить ситуацию, отметил номинал купюры, а, главное, наглый вид посетителя, и почел за лучшее не связываться. Отступил в сторону, приглашая войти.

Ну что ж, начало предвещало массу необычных впечатлений. Мы вошли.

Весь этот клуб когда-то, вероятно, был клубом настоящим, пышностью и богатством отделки расчитанный приводить в трепет рабоче-крестьянвские массы гегемона. Вестибюль был выложен полированными каменными плитами, в которых можно было, вероятно, видеть собственное размытое отражение. Сейчас это было возможно по краям зала, возле пустующего, барьером огороженного гардероба с рядами вешалок, сейчас пустующих. Все пространство пола покрывал искусственный ковер. То, что ковер был искусственный, догадаться можно было только по размеру его - совершенно гигантскому, - а так, имитация национальных узоров сохранила иллюзорность натуральной роскоши. Компания расхлябанных юнцов оседлала барьр гардероба и чему-то смеялась. Было ещё несколько групп - одна, две - вышедших сюда проветриться, потому как здесь, вероятно, из-за камня вокруг, было прохладно.

- А говорил, что денег с собой не берешь, - вдруг сказала Катя, со странным выражением страха и предвкушения, оглядывавшаяся вокруг.

- Здесь меня не знают. Вдруг я никого знакомого не встручу? Для подобных ситуаций я предпочитаю иметь с собой бабки. Кстати, - вспомнил я, - на всякий случай, возьми и ты себе немного денег, мало ли?

- Ты что же, хочешь меня оставить одну?

- Не бойся. Просто я хочу здесь мелкий шмон устроить, туда-сюда прошвырнуться. На, бери, скорее всего не понадобиться, но все же... - я сунул в её слабо сопротивляющуюся ладошку несколько зеленых бумажек. - А теперь пошли.

Кроме посетителей, здесь в вестибюле находились и служащие: парочка упитанных парней в черных костюмах и галстуках и с одинаково оттопыренными подмышками - пистолетами в таких же наплечных кобурах, как и у меня самого. Рядом с этими спортивными ребятами стояли три девушки, одна из которых уже скользила к нам.

- Добро пожаловать в клуб "Белая чайка", - прочирикала она. - Куда прикажите вас отвести.

- У вас здесь выбор? - приятно удивился я. - И что же можете предложить?

- Ресторан, бар, зал рулеток. У нас здесь и казино есть. Для желающих - сауна и басейн.

- Ничего себе, сервис! - по-настоящему удивился я. - Как же это я не интересовался раньше вашим пркекрасным клубом? Катя! Нет, ты слышала? Куда ты предпочитаешь? В баню, или ресторан?

- Чего я не хочу, так это в баню, - рассмеялась Катя.

- И напрасно, - не согласилась девушка. - У нас все по первому классу: отдельный номер и туда же вам принесут всё, что можно выбрать в меню ресторана.

- Нет, радость моя, - сказал я. - Для начала хотимс в бар. А там посмотрим. Ты не против? - повернулся я к Кате.

Она не была против.

Терпеливо дожидавшаяся реакции посетителей, девушка повела нас в бар. Сначала мы поднялись по парадной лестнице к двери, менее тяжелой и менее торжественной, чем входная, но тоже не без величия, и попали в небольшое фойе, где уже громче звучала со всех сторон музыка, в вестибюле лишь намечавшаяся отдаленным звуковмй фоном. Отсюда, из фойе, в обе стороны шел коридор, прямо были две двери, люди входили и выходили, было сильно накурено и курили не только табак, судя по всему.

Нас провели в бар, девушка сразу испарилась. Взобравшись на высокие табуреты перед стойкой, заказали у раз и навсегда заведенного бармена, у которого в руках все быстро летало туда-сюда, пару коктейлей. Я заказал себе джин с тоником, Катя захотела что-нибудь пАркадийче, игристое. Бармен неистово затрясся вместе с шейкером, выдывая продукцию на гора (невольно просится шахтерская производственная лексика, подумал я, наверное потому, что и здесь и там - тряска, неважно - отбойный молоток в руках, или сосуд для смешивания коктейлей), долил шампанского и передал Кате. Я купил пачку своего любимого "Кемела", закурил и, со стаканом джина в левой руке, раскрутился лицом к залу, вибрирующему от музыки, лазерной подсветки, дыма и удовольствий. Катя повернулась тоже и вдруг весело прыснула, узнав за одним из сталиков каких-то своих подруг. Я, к своему удивлению, стал один за другим вычленять знкомые лица. Странно, было много и моих работников, вернее, тех, кто работал на моих предприятиях, и кого я привык видеть расслабляющимися в других местах. Подошел и примостился на оставленном Катей табурете длиннолицый Лёха директор одного из охранных моих предприятий. Он попросил у бармена рюмку водки, выпил и закурил, лениво щурясь на веселый хаос вокруг. Поинтересовался, мол, как там?.. имея ввиду, конечно, обстановку с похищением, о котором, конечно, уже знал.

- Ты не знаешь, случайно, администратора "Савойи"? Можно сказать, ночного портье. У него ещё фамилия такая: Сошкин. Дразнят за глаза Сошкин-Мошкин-Кошкин.

- Кажется нет... - подумал Лёха. - А какой он из себя?

- Я его тоже не видел. Но по рассказам - юркий, дохлый, с усиками, мозгляк, в общем.

- Геннадий! - повернулся Лёха к бармену. - Ты администратора "Савойи" здесь не встречал? Сошкин... Как зовут? - повернулся он к мне, - Володя? Вову Сошкина не встречал сегодня?

Бармен, оказавшийся Геннадием, осмотрел на свет хрустальный бокал, который он яростно натирал и подтвердил.

- Где-то здесь. Он чаще всего ставит по маленькой на рулетку. Говорит, что каждый день сотню, а то и полторы сотни зеленых берет стабильно. А по мне - врет. Хотя, если каждый день ставит, может что ему и попадает. Но больше врет. Этот соврет, не поморщится.

- Что это ты к нему так... суров? - спросил Лёха.

- Чего там суров. Вот ваш друг правильно сказал - мозгляк. Злобы много, амбиций много, ума мало.

- А ты психолог, - усмехнулся я. - Небось учишься где?

- Не вечно же за стойкой стоять? В Академии бизнеса, на заочном.

- Это где там Академия? - удивился я. - В Москве? Налей мне ещё джину. И тоник тоже, - попросил я бармена.

- У нас Академия, в городе. А чего, главное, диплом обычного образца. Говорят, везде котируется, даже за бугром. Раньше был бухгалтерский техникум, а сейчас Академия. Но мне плевать, лишь бы диплом получить.

- Так купил бы, - рассеянно предложил я, соображая, оставлять ли здесь Катю, а самому идти на поиски, или идти с ней.

- Купить?.. Купить легче всего. Но покупай-не покупай, если тупой, так никакие деньги не помогут, - убежденно сказал бармен.

- И наоборот, - обронил я и, кивнув Лёхе, слез с табурета и пошел к Кате.

Катя цвела, о чем-то быстро пересвистываясь с тремя знакомыми куколками, немедленно, как завороженные, уставившиеся на подошедшего меня.

- Привет, фотомоделям! - поздоровался я. - Как веселимся?

- Сережа! - радостно защебетала Катя. - Это мои одноклассницы: Оля, Настя и Люба. Ты знаешь, кто здесь сегодня? Ни за что не догадаешься.

- Ну, я думаю, вряд ли ты о Сошкине-Кошкине. Он, кстати, где-то здесь.

- Да? Это хорошо, - обрадовалась она, но тут же вернулась к поразившему её известию. - Здесь ещё и Окунева Ленка. Представляешь? Ну, Куницына сейчас. Девочки видели. Представляешь?

Меня известие о том, что Елена Михайловна, после всего, что случилось сегодня у неё дома, да с похорон мужа приехала сюда, удивило. Если не сказать больше. Впрочем, почему бы и нет? Тем более, что этот клуб "Белая, так сказать, чайка" - фактически, да нет, действительно, принадлежит ей. Или Аркадию. Или ещё кому, с учетом того, что Елена Михайловна не очень-то стремится к обретению власти над империей покойного мужа. Неожиданно захотелось увидеть её сейчас, увидеть в такой вот раскованной обстановке, а не у неё дома, среди родственников и деловых партнеров мужа.

- Так где же вы, красавицы, видели вашу одноклассницу?

Оказалось, была здесь, потом вышла в один из залов, возможно в ресторан. Катя уже поднималась, чтобы идти вместе с ним.

- Может хочешь с подружками поболтать, а я пока в зал рулеток схожу, там, вроде, ваш администратор тащится.

- Нет, я с тобой, - весело, но решительно заявила Катя, и повисла у него на руке.

Махнув рукой Лёхе на прощание, я с Катей покинули бар и попали в ресторан, где на высокой круглой платформе, метров пяти в диаметре, с неизменным никелированным шестом, твердо вмонтированным в пол и потолок, исполняла неизменные сексуальные действия очень красивая пышная блондинка в одних узеньких кружевных трусиках. Публика здесь была покруче, в основном представители диаспор, сплошные сливки, и многих из них я знал в лицо. Как и они его. Но в этот момент все, даже незаметная охрана по стенам (кто кого и от кого здесь охраняет?) были заняты голенькими прелестями оседлавшей шест дриады, то бишь лесной нимфы, мысленно перевел я термин как бы для представителей публики и усмехнулся.

К нам скользнула девушка, точная копия той, что проводила их из вестибюля.

- Чем могу служить? Вам столик?

- Нет, дорогуша. Нам надо отсюда выбраться в какой-нибудь игральный зал.

- Я провожу..

- Сделай милость, - развлекался я.

Девушка провела.

Здесь было ещё более людно. И однако же, если в ресторане публика была собрана по национальному признаку (надо будет высянить, всегда здесь так, или заранее известный репертуар развлечений погнал братьев нацменов в одно место - скорее так, думал я), то здесь, в игорном зале, преобладали загривки налитые салом и годами; впрочем, разномастной дряни и здесь было предостаточно. я, не любивший азартные игры и редко показывавшийся в подобных местах, заранее был настроен раздражительно и скептически. И вот ещё что, интересуясь историей вопроса (все, что так или иначе имело отошение к деньгам, последние годы входило в круг моих интересов), я знал, насколько изменилось отношение к рулетке, например, за последине сто лет. Если раньше было возможно (может быть только таким образом) вмиг улучшить свое материальное положение, и из разряда всеми, в общем-то, презираемых бедняков очутиться в компании сильных, то сейчас, уже в двадцать первом веке, разбогатеть на азарте стало почти невозможно. Хозяева игральных столов остаются в выигрыше, но не игроки. Холодный расчет трезвейшего долопроизводства заменил древний аристократизм, когда джентльмен, весело проиграв все до последнего, так же весело уходил в соседний зал (может специально приготовленный для сего) и с чувтвом благорасположения ко всем, хладнокровно стрелялся.

Катя потянула его к столам. Ее волнова атмосфера денег вокруг: гул голосов, жужжание рулетки, звуки катающихся шаров. И мне показались чрезвычайно глупыми и снобистскими эти мои дилетанские мысли новоявленного джентльмена. И глупо морализировать там, где мораль давно не обитает. Я рассмеялся вслух, поймал любопытный взгляд горячих Катиных глазок, и повел её к кассе.

- Давай-ка мы наберем фишек. Ты, наверное, никогда не играла?

Она не играла.

И ещё некоторое время я с удовольствием посвящал её в тактику игры, которую сам знал чрезвычайно поверхностно, но все же больше, чем она. Я объяснил, что фишки ставят на клетки, раскрашенные по цвету - красные, черные, на числа - чет и нечет, и если выпадет выбранный цвет, или числа, выигрыш удваивается. Для примера он поставил двадцатидолларовую фишку на нечет и, так как выпала шестерка, - проиграл. Поставил на красную. Колесо раскрутилось, и шарик остановился на красном. Довольный больше блеском её глаз, чем сорока долларами выигрыша, я высыпал перед Катей все фишки. Всего поменял фишек на две тысячи долларов, и я надеялся занять её на час-полтора, пока сам займусь поисками.

- Ты давай здесь осваивайся, а я все же поищу Кошкина, - сказал я, оглядываясь по сторонам и вдруг увидел за одним из столиков в стороне, большей частью незанятых, Елену Михайловну, в компании крепкого мужчины, которого я где-то видел - да у неё же в доме, конечно, приехала с собственной охраной - и двух шикарных ципочек местного производства, может подружки детства, нет, помоложе, лет семнадцать-восемнадцать.

- Ну играй, а я пошел, - сказал я Кате.

- Да, да, играй, я здесь побуду, - рассеянно ответила она, совершенно очарованная своим первым выигрышем, только что свершившимсяю. - Я никуда не уйду.

В этом я был уверен, глядя на лихорадочный блеск её глаз, мгновенно заразившихся азартом.

Невольно выбирая кружной путь, чтобы прямолинейными целеустремлениями не привлечь внимание раньше времени, я приблизился все же к столу этой персидской княжны. Но до чего хороша, подумал я: смугло-янтарное светящееся лицо, пышные, блестящие, как черный соболий мех волосы, синие, кажущиеся черными в этом восточном, почти зловещем оформлении глаза, бархатисто-пунцовые губы - всё это детали, но они складывались в такой образ, что у мужиков в зале, даже случайно взглянувших на нее, отваливались челюсти и происходил подъем тонуса - то бишь подъем жизненных сил. У всех, кроме, как у меня, подумал я, обманывая сам себя. И тем не менее, все-таки, что-то отталкивало меня от этой дивной, дивной женщины. Все было в ней слишком, все было вызывающе прекрасно, и это "слишком" в глубине души предвещало опасность.

Я ухмыльнулся: странные мысли возникают при виде её. Наверное, поэтому она так и привлекательна. Я не смог стереть с лица улыбку, и с этой усмешкой меня и заметила Елена Михайловна.

- О, как кстати, - сказала она, протягивая ко мне узкую, теплую руку, которую я, невольно, поцеловал, донельзя удивляясь естесственностью этого своего, для меня, все же, странного, порыва.

- Присаживайтесь, прошу вас, я так надеялась вас здесь увидеть. Все это так ужасно, - продолжала говорить она и, тут же повернувшись к своей компании, сказала уже для них. - Ребята, погуляйте немного, мне надо посекретничать с молодым человекам.

Девчонки и охранник безропотно встали и пересели за другой столик. Подскочившего официанта, Елена Михайловна попросила принести коктейль и... - подождала, пока я назову, - джин с тоником, - выудила из пачки, лежавшей перед ней, сигарету.

Официант успел первым поднести огонек, после чего его сдуло. Я тоже закурил. Меня странно волновала сидящая рядом женщина, и я ощущал непривычную для себя скованность. Она была одета в гранатовое бархатное платье, и такие же туфли, а на шее - золотая цепочка с несколькими крупными изумрудами, чрезвычайно ей шедшими. И ещё - эти удивительные, жгучие, бархатные глаза - я не мог отвести глаз.

Официант принес бокалы. Я все ещё только думал, что сказать. Елена Михайловна улыбнулась.

- Я услышала, что вы едете сюда, в "Белую чайку". Терпеть не могу это название. Не правда ли, ужасно пошло звучат все эти: "Розовый закат", "Луазурное море", "Белая чайка"? Но, наверное, какая публика, такие должны быть и названия. А вообще, мне здесь нравится, я здесь бываю часто, обслуживают вполне прилично.

- Особенно, если учесть, что вы здесь хозяйка.

- Не преувеличивайте. Хозяином был мой муж, все это Княжеские игрушки. А сейчас вообще неизвестно кому все это принадлежит. Но мы отвлеклись. Нашли вы... администратора, кажется? Да.

- Нет, я думал, он здесь. Мне в баре сказал Геннадий, бармен, что тот здесь.

Елена Михайловна огляделась, посмотрела вокруг.

- А как он выглядит?

- Щуплый, верткий, с усиками. Его, вроде, здесь нет.

- Да? - она взмахнула рукой, и охранник порывисто встал, подошел к ней.

- Не трудно тебе будет, Валера, спросить у кого-нибудь, видели ли здесь?.. - она вопросительно взглянула на меня, и мне пришлось докончить:

- Некоего Сошкина Владимира Петровича, администратора "Савойи".

Охраненик отошел и стал говорить с официантом.

- Я так волнуюсь за Аркадия, - сказала Елена Михайловна и положила ладонь мне на руку. - Я думаю, если бы я держалась за это наследство, то и меня подобным образом могли настичь.

- Может быть. Но скорее всего вас не принимают всерьез, простите меня. Аркадий, хоть он и молодой, но все же мужчина. А бизнес - это мужская игра... - я замолчал, потому что подошел Валера-охранник.

- Он в сауне. Номер сорок два. Кажется, не один.

- А с кем? - удивился я.

- Елена Михайловна постучала длинным красным ногтем по полированному пластику стола и пояснила:

- Мой муж не был бы Князем, если бы упустил возможность где-нибудь заработать. Имеется в виду, что для сауны здесь полный набор услуг... включая и девочек.

- Да, - глупо сказал я, потому что не знал, как реагировать. В присутствие Елены Михайловны. - Ну тогда я схожу поговорю.

Он встал из-за стола. Елена Михайловна вновь протянула ему руку, которую я на этот раз просто пожал.

- Сергей Владимирович! Нет, можно я вас буду звать Сережей, а вы меня Леной? - подождала секунду, чтобы получить мое торопливое согласие и добавила. - Надеюсь, вы завтра же сообщите мне, если что узнаете?.. А лучше, просто приезжайте без затей. Мне, признаться, скучно бывает. Ну как? Значит, я вас завтра жду, хорошо? А я поеду домой, поздно уже, - сказала она и взглянула на часики - золотые, с красным, под цвет платья, циферблатом. - Ого! Уже первый час. Ну, до свиданья.

Она поднялась и как-то заторопилась. Обе её знакомые девушки остались за соседним столиком, а охранник, как и положено охраннику, стоял наготове. Я отвернулся, ещё раз попрощавшись, и подошел к рулетке. Катя была там, где я её и оставил, и горка фишек перед ней значительно возросла. "Конечно, новичкам везет," - подумал я. Катя скользнула по мне восторженным и невидящим взглядом, ласково улыбнулась и вновь отвернулась к игре.

- У меня ещё дела, - сообщил я, и Катя кивнула в ответ.

- Я не думала, что это так интересно.

Я пошел к дверям. Вышел в широкий коридор, приостановился. Народу было и здесь довольно: стояли, прохаживались, курили. Музыка заполняла все уголки этого увеселительного клуба, было накурено, кроме того пахло благовониями, возможно, индийскими. "Наверное, чтобы заглушить запах марихуаны," - подумал я. Ко мне вновь подошла одна из девушек, дежуривших, как видно, везде.

- Чем могу быть полезна? - спросила она, и я впервые присмотрелся: какие же тут, все-таки, прелестные девочки! Темно-каштановые волосы, карие глаза, узкое, словно чулок обтягивающее, коротенькое платьице, оголявшее спину и двумя узкими веревочками державшаяся за шейку. Просто куколка!

- Не решаюсь сказать, - ухмыльнулся я.

Девушка вышколенно улыбнулась, но с плохо скрываемым усталым презрением во взоре подняла на меня глаза, всмотрелась в свою очередь и вспыхнула.

- Мы знакомы? - на всякий случай осведомился я.

- Не думаю, хотя все может быть впереди, - улыбнулась она пухлыми губками. - Вы здесь один? - тут же поинтересовалась.

- Нет, - признался я, и, видя её разочарование, успокоил. - И вообще, я здесь по делу. Проводи меня, пожалуйста, в сауну, кабина номер сорок два.

- Вас там ждут? - продолжала допытываться, забывшая о служебных обязанностях девушка.

- Не скажу, что особенно ждут, но посмотрим.

Мы спустились в подвальный этаж. В оформлении ничего не изменилось: ковровые дорожки, картины на стенах, только двери здесь были из белого пластика с начищенными до блеска латунными ручками.

- Вот ваш номер, - сказала ночная красавица, подведя меня к двери с цифрой сорок два из той же блестящей латуни. Она перед уходом постучала в дверь, громко сказала в ответ на нечленораздельный мужской вопрос изнутри: "К вам посетитель!" - с сожалением в карих глазках отвернулась и на тонких шпильках удалилась.

Я нажал ручку двери - та поддалась - и вошел в номер. Длинный пустой коридорчик. Справа открытая комната с деревянным столом, лавками, неизменным самоваром, но и бутылки пива, стаканы... Несколько пустых бутылок, початая водка, шкурки закусок. Рядом холодильник, откуда, по идее, можно доставать свежие явства. По коридорчику метрах в трех-четырех несколько дверей одна за другой. Наверное, парилка, моечная, ещё что-то. И никого. Нет, какие-то осторожные звуки, приглушенные стенами. Я подошел к первой двери. Вдруг мне все здесь не понравилось, и я решительно вытащил пистолет. Окрыл дверь. Небольшая парная, вся оббитая деревом, судя по белого цвета древесине - осина. И здесь никого. Подошел к следующей двери, открыл. Здесь была моечная с кабинками для душа европейского качества, сквозь матовые стенки которой угадывался... нет, мужской силуэт. Кто-то отмокал. Еще маленький стационарный бассейн, скорее большая ванна - три на четыре метра, не меньше, с металлической лесенкой поверх бетонной стенки, откуда можно даже нырнуть .

В душе шемела вода, мужик мылся, из бассейна ничего не доносилось, ни звука. Где-то здесь играла музыка. Там ещё одна дверь, может там? я осторожно пошел к душу. Постучался о стекло стволом пистолета. Силуэт мужика слабо вырисовывался, неподвижно светясь изнутри. Я, не дождавшись реакции, отодвинул скользнувшую вбок дверьцу...

Напротив стоял и смотрел на меня невысокий, худой парень, судя по узким усикам как раз Сошкин-Кошкин собственной персоной. Стоял, но, конечно, не видел; кто-то другой, недавно, со страшной силой вбил ему в горло кинжал, воткнувшийся за спиной в деревянную обивку стены. Так что бедный администратор даже упасть не мог, так и мылся, бедняга.

- Спокойно! Руки за голову! Пистолет!.. - услышал я чей-то смутно знакомый голос и, стремительно повернувшись, приготовился...

Ни к чему я не приготовился. Что-то холодное, обжигающее брызнуло мне в лицо, все занемело, кто-то рванул мой пистолет, и сознание стало меркнуть, и тут вдруг кто-то очень знакомо ударил меня, ослепшего, чем-то очень твердым, по голове, как раз чуть выше правого уха, где и дотрагиваться рукой было больно.

И все, тьма.

ГЛАВА 12

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Было ужасно больно, и какое-то время я был занят этой своей болью, пульсировавшей в голове огромным разрядником. И только через несколько мгновений неудобства остальные стали доступны чувствам: во-первых, я понял, что руки мои скованы наручниками за спиной, во-вторых, что я лежу в машине, которая быстро едет, в-третьих, что это не легковушка, так как меня, словно большую... колбасу (иное сравнение не шло, и это обнадеживало, потому что, пока не исчезает чувство юмора, живет и надежда) катало из стороны в сторону, из стороны в сторону... Я болезненно натыкался на какие-то предметы, а потом вдруг понял, что часть этих предметов является ногами, которыми, пиная менали к центру... - кузова? кунга? - владельцы оных, продолжая какой-то мало вразумительный разговор. Я хотел рассмотреть своих похитителей - не удалось, и стало понятно, почему так трудно дышать и слышать: натянутая мне на самую шею вязанная шапочка ослепляла. Или маску свою поганую натянули задом наперед...

Собственно, машина ехала не так уж быстро, с обычной скоростью, просто, будучи грузом, я невольно все преувеличивал, и, судя по относительной мягкости движения, эта машина была либо "Газелью", либо аналогичной ей маркой зарубежного автомобиля. Тут в городской фон стали вплетаться характерные звуки, и я сообразил, что машина вьехала на территорию порта. Еще немного попетляв, остановились.

Меня выволокли из кузова как бревно. Бросили на больно отозвавшийся в костях причал (плескалась вода, резко и продолжительно пропел мотор маломерного судна - моторной лодки, конечно, и вслед - один раз, другой, с мучительным безумием вскрикнула чайка); после недолгого молчания последовал уже членораздельный разовор.

- Какой тяжелый экземпляр, - сказа один голос.

- Я слышал, он тут хорошо пожил, многих на тот свет отправил, покуралисил, в общем, - сказал второй голос.

- А меня он задел, - заметил первый. - По идее, он должен был сразу отрубиться, когда я ему прыскал в хлебальник, а он ещё меня саданул, до сих пор искры светятся. У скотина!.. - и сильный удар ногой в бок перекосил меня.

Я, невольно, застонал.

- Смотри, очнулся, - сказал второй. - Наручники тогда не будем снимать, мало ли?.. Пусть на дно в наручниках идет.

- Долго вы с ним возиться будете? - послышался новый голос. Кто-то третий оставался в машине.

Участь моя была ясна: меня сейчас скинут в воду, и пора было что-то предпринимать. С меня содрали шапочку, и расцвеченная портовыми огнями ночь, засияла вокруг волшебными сполохами. Впрочем, в этой отдаленной части порта было темновато, - это внезапное ослепление, да желание жить сделало окружающую ночь столь яркой.. но ближнее окружение темно давило.

Я стоял почти на краю причала. Метрах в двух подо мной плесклась вода, я забыл о боли в голове, все мышцы напряглись в готовности действовать... Рядом со мной стояли два мужика примерно моих лет. Нет, один моложе, светлый, выгоревший, как половец. Второй был постарше, с кавказским типом худощавого лица.

- Может пристрелить для начала? - спросил блондин.

- Обойдется, пулю ещё тратить, - сказал второй, и вдруг быстро, не очень правильно, но очень сильно ударил ступней меня в грудь.

И я полетел спиной в воду.

Погрузившись с головой и полагаясь исключительно на инстинкт (в кромешной тьме эта мокрая преисподняя, с полной потерей ориентациии. да со скованными за спиной руками больше полагаться кроме как на инстинкт было не на что), я заработал ногмами, как большая лягушка и поплыл в сторону, не вверх. Глаза я держал открытыми, видеть ничего не мог, мой импровизированый брасс плохо пропихивал сквозь водную стихию, и скоро воздуха стало не хватать...

Воздуха стало катастрофически не хватать, грудная клетка судррожно заходила ходуном в напряженных поисках воздуха, выхода не было... Вдруг голова пробила воздушую пленку.. - воздух!.. я, ещё помнил краешком сознаиня об опасности, длинно, с легким хрпипом, все-таки почти бесшумно вздохнул... ещё раз, еще! - задышал.

Да, я дышал, но продолжал ничего не видеть, словно бы внутри темной воды оказался пузырь воздуха, куда я и попал... Нет, поверхность воды ощущалась всем телом и медленно, плавно колыхаясь, говорила о том, что я, действительно, вынырнул. Но где? Сделав гребок ногами, я тут же стукнулся головой о стену. Щека прошлась по шершавому бетону... оцарапало. И как же было неудобно со скованными руками за спиной!..

Вздохнув побольше воздуха, я переключил все усилия на то, чтобы пропихнуть ноги в кольцо скованных рук. Из-за толстых мышц спины все было так тесно!.. Почти теряя надежду, я все же справился. Вынырнув, вновь жадно дышал. Теперь, с руками впереди, пусть и в наручниках, все казалось не таким уж безнадежным. И все-таки, все-таки, где я?! Что за ловушка, куда не доходят внешние звуки порта?!

Я стал ощупывать стену и, подняв руки над головой, вдруг, действительно, обнаружил такой же шершавый потолок. Что за черт! И тут меня осенило! Ну конечно, черт побери! Конечно, я, вслепую плывя, поднырнул под причал. Причал не сплошной стеной лежал на дне, а держался на сваях. Конечно!.. Теперь поднырнуть обатно и... А там, как доведется.

Набрал воздуха побольше и ногами вниз ушел на дно. Стена не кончалась, действительно, уходила на дно. Я подавил мгновенную панику. Не хватало ещё приступа клаустрофобии. Вынырнув, вновь отдышался и, перпендикулярно оттолкнувшись ногами от стены, поплыл в другую сторону. И невольно обрадовался, с хрустом приложившись черепом о бетон. А когда повторил нырок, буквально в метре уже ощутил пустоту.

Подныривать не стал. Вновь поднялся на поверхность и, благо осторожность была здесь не нужна, сколь мог быстро поплыл вдоль причала... внутри причала... "Ну конечно! - со злобной ненавистью подумал я, доберусь я до вас!" Осознал вдруг, что вернулась надежда и с ней жажда мщения. А когда и это понял, вдруг охватила такая страшная ярость, что чуть не захлебнулся. Ничего!..

Когда по расчетам отплыл достаточно далеко от места казни, повторил, уже не страшный, нырок и благополучно нашел себя в ином мире. И так же, как в миг, когда с меня сдернули шапочку, нет, даже чище, ярче, - ослепила и поразила меня ночь. В стене тут же обнаружились квадратные ниши, сантиметров по тридцать, где внутри были вмонтированы толстые железные тумбы, вроде маленьких кнехтов. Может тоже для причаливания судов, непонятно. Но очень удобно; ниши шли до самого верха и, пользуясь ими как ступенямя, я благополучно вылез.

Метров в двадцати большая квадратная бетонная будка скрывала за собой грузовичок, высовывался только край брезентового фургона. Было темно, но все же я разглядел два горящих светлячка у кромки бетона и понял, что мои палачи все ещё стоят и курят. Немного погодя разглядел оба силуэта. Где-то в машине был ещё третий.

Я бесшумно вылез и метнулся к стенке закрытых сейчас складов. Прижимаясь к ним, добежал до кирпичного куба будки, за которой стояла машина. "Может здесь трансформатор?" - подумал мимоходом. Будка была метров пять на пять. Хорошо прятаться. Двое у воды продолжали приятельский разговор. Потом взлетел светлячок окурка, с шипением упал в воду и другой.

- Ну скоро вы там? - крикнул водитель. - Не выплывет, уже ясно.

Я злобно ухмыльнулся. С одежды стекала вода, но уже беззвучно. Киллеры меня обыскали, сейчас со мной пистолета, конечно, не было, даже складного ножа, который я всегда брал с собой не обнаружил.

- Ладно, пошли, - сказал тот, что ударом ноги сбросил меня в воду. Утоп сдешний супермен. Оно всегда так бывает - дутая фигура, а все привыкают бояться.

- Ты думаешь? - спросил молодой. - А мне говорили, что он крутой был.

- Был, да сплыл. Был бы крутой, так глупо не подставился.

Я, слушая их неторопливый разговор, скрипнул зубами от злости. На этот раз злился на себя, соглашаясь с кавказцем. Действительно, подставился, как лох.

- Хватит болтать, поехали! - вновь крикнул водитель.

- Идем, Сыч, идем, - ответил ему старший. И уже блондину добавил:

- Я с Сычом в кабине, а ты в кузов лезь.

- Давай, мне все равно, - соглавился молодой и, откинув ткань, прикрывающую кузов, приготовился лезть через борт.

"Газель" была с металлическими бортами, а сверху на каркасе была накинута капроновая ткань, превращавшая кузов в фургон.

- Иду, иду, Сыч, - говорил старший, направляясь к кабине. Водитель захлопнул дверцу со своей стороны и выбросли в окно окурок. Молодой взялся за борт и поднял ногу, собираясь закинуть её в кузов В этот момент я бесшумно бросился к нему, схватил за голову обеими руками и, нагнув парня, ударил лбом о борт. Правая моя ладонь продолжала зажимать парню рот, левой только-только можно было обхватить затылок; очень мешали сковывавшие руки наручники.

После удара парень обмяк и зубы его, уже успевшие вцепиться в мой палец, разжались.

- Икрам! Ты чем там машину таранишь? - крикнул с подножки кавказец. Я тут же с такой силой рванул голову белобрысого парня, оказавшегося тоже кавказского происхождения, что развернул её почти на сто восемьдесят градусов В ушах стоял громкий хруст, казалось, те двое в кабине тоже слышали. Придерживая сразу вдвое потяжелевшее тело на весу, быстро забрался в кузов. С момента последнего вопроса кавказа прошло секунд пять. Я, воскрешая навсегда умолкший голос высящего за бортом белобрысого парня, крикул:

- Давай! Я влез.

Вроде сошло. Машина заурчала и стронулась. Я не отпускал мертвеца, чтобы водитель, случайо взглянув в зеркало заднего вида, не обратил внимание на возникшее сзади тело. Хоть и темно, но множество далеких и слабых огней со всех сторон, давали возможность просматривать поверхность причала. Перед поворотом на третий причал, отпустил надоевшего уже страдальца, тут же исчезнувшего из поля зрения и жизни навсегда.

Пока ехали, я шарил в кузове, искал какой-нибудь инструмент, которым можно было освободить руки. Хотя бы перекусить цепочку. Ничего не обнаруживалось. И пистолета не было, жаль. Впрочем, я надеялся на рукопашный бой. При непосредственном контакте лучшее оружие - собственные конечности. Жаль, руки скованы!..

Машина между тем вышла из порта и продолжила путь уже по городу. Скорее всего, конечным пунктом должна быть база этих залетных артистов. То бишь, гастролеров. Продолжая рыться в каком-то тряпье в поисках инструментов, я подумал, что все складывается не так уж плохо. Если это те же самые люди, что убили Самсоновых и похители Аркадия, то можно убить двух зайцев одним выстрелом: и ганстеров прихлопнуть и найти Куницына младшего.

Выехали в пригород, и в слегка отвернувшемся сзади крае полога, замелькали одноэтажные частные дома, изгороди, свет в окошках. И вновь, как часто в минуты опасности, страшно захотелось курить. Так бы и завыл от того, что нельзя сейчас же... разорвать кого-нибудь пусть и голыми руками!.. Мне почудился запах сигаретного дыма; возможно откуда-то занесло ветром, а скорее всего, эти двое курили в кабине и через щели выдуло сквозняком. На всякий случай, бросив бесполезные поиски, стал, позвякивая цепочкой браслетов, рыться у себя в карманах. Нет, пусто, все обчистили. От мокрой одежды тело мое била крупная дрожь. Или это давно не тренированные нервы сейчас способствовали выбросу адреналина?

Машина свернула с дороги, валко проехала по грунту и приостановилась, рыча вхолостую. Залился лаем пес, судя по бессмысленной хрипящей злобе, цпепной. Дверца машины хлопнула, кто-то кому-то крикнул. Я, подумав, решил пока оставаться в своем полутемном убежище. Через некоторое время "Газель" медленно вползла во двор через распахнутые ворота, возле которых остался хлопотать, по силуэту ещё незнакомый мужик. Проехав немого, машина развернулась и стала за домом. Я бесшумно выпрыгнул, хотя следить за тишиной нужды не было: собака оглашала все окрестности лаем, отрабатывая хозяйский хлеб. Все как-то остановилсь, застыло... ворота все ещё закрывались, водитель Сыч в кабине вместе с южным мужиком вроде и не собирались выходить, в доме, правда, в завешанном занавеской оконце мелькнула какая-то тень - и все. Я, стоя у задней стороны кузова, ждал. Чего? Сейчас посмотрим! И весело ухмыльнулся.

Вдруг совсем некстати, выглянула где-то прятавшаяся доселе луна, залила все неоновым светом, высветила каждую травинку, листочки на плодово-ягодных деревьев вокруг: ближайшая слива засияла множеством серебряных плодов. Вот напасть! А впрочем, плевать, подумал я, от нетерпния весь окаменев - так хотелось взорваться, разнести все к чертовой матери!

- Икрам! Ты заснул там?

Послышались шаги, но ещё прежде появления своего неудачливого убийцы, я почувствовал запах сигаретного дыма. Я сам в последний момент шагнул навстречу и обоими сдвоенными кулаками, изо всех сил выброшенных вперед, смял нос, зубы, тлеющую сигарету... превратив в хлюпающую кашу... с наслаждением ощутив наконец освобождение сил.

Не дав потерявшему сознание киллеру упасть навзничь, поймал за одежду, притянул за угол, под прикрытие кузова, бросил на землю. Опять не было времени!.. Все же стал лихорадочно рыться в карманах, наткнулся на ключи какая-то связка, не то... нашел от наручников. Отомкнул один браслет, услышал жесткий звук железа у ворот... закрыл на засов... тут же щелкнул замок дверцы водителя... Я, не став возиться с другим браслетом, пошел к кабине, пряча правую руку с блестевшими никелированными наручниками от света за спину.

Сыч в последний момент, наверное, что-то почувствовал и оглянулся. Можно было бы не прятать наручники - огромная фигура, шагнувшая к водителю никак не походила формами на одного из приятелей. Сыч не крикнул, не успел. Левая рука его открывала дверцу и за нее, вытянутую, схватился я, тут же выдернув мужика из кабины. Свободной правой рукой, звеневшей цепочкой, я ударил вылетавшего водителя в ухо и тут же, на всякий случай, зажал ему рот ладонью. Пока все действия мои были инстинктивны, пока что разум лишь после одобрял все, что я сейчас делал; вытянутая левая рука Сыча, вывернутая ладонью кверху, оказалась у меня на уровне груди - очень удачно: я выбросил вверх колено и, используя удобный рычаг, с дикой силой рванул руку вниз... с огромным наслаждением услышав страшный хруст ломающегося локтевого сустава... увидел ещё белый излом разорвавших кожу костей... я погасил рвущийся наружу вопль Сыча, продолжая зажимать ему рот. Мычания почти не было слышно, я приготовился покончить...

- Шволочь! Шволочь! - кто-то шепеляво выкрикнул сзади и что-то твердо уперлось в затылок. Я резко повернул голову...

Сзади, уткнув мне в голову длинное дуло пистолета с глушителем, стоял недобитый кавказец... бросилась в глаза залитая кровью яма разбитого рта, откуда неслись эти шепелявые звуки. Я, отпустив покалеченного водителя, нырнул вниз (тут же услышав пустой хлопок выстрела), перехватил дуло, ломая чужие пальцы, вырвал оружие, схватил мужика за шею и несколько раз всем лицом приложил о железную ступеньку машины. На последнем громком ударе весь двор огласил чудовищный вопль - брошенный мною водитель нашел в себе силы огласить мир о своем несчастье; дико, дико забился где-то рядом в петле ошейника хрипящий кобель; я выстрелил в голову кавказцу и, понимая, что фактор неожиданности утерян, выскочил навстречу гулко топающему от ворот хозяину. Я убил его двумя выстрелами - в грудь и в голову, а сам кинуся к крыльцу. Я уже добежал (как все быстро происходит, прошла минута, как я выскочил из кузова, не больше, вся схватка заняла секунды, а казалось, мы здесь пляшем уже полночи), - входная дверь распахнулась, оттуда пушечным ядром вылетело что-то компактное, невысокое, метнувшееся навстречу ко мне; я инстинктивно метнулся влево, услышал несколько негромких автоматных хлопков, почувствовал, как с дикой силой вырвало из руки пистолет, но уже сам достал носком туфли пролетавший мимо, все ещё стрлявший автомат в руке нападавшего.

Удар достиг цели: я сумел выбить оружие, и вот мы уже вдвоем, словно волки, кружимся один против другого, выбирая удобный для нападения момент. И почему-то я сразу уверился, что этот недобитый мужик и есть тот плотный коротышка, что управляет всей приезжей бандой киллеров. "Ну что же, пришла пора платить," - подумал я. Я прыгнул вперед, вкладывая в удар руки всю силу и тяжесть тела... промахнулся; противник отскочил в сторону, на ходу мгновенно вытащив нож и успев в одном движении достать шею врага. То есть, меня. Я почувствовал, как мокро стало за воротником, но тут же понял, что рана - не рана, даже, царапина - не опасна. Сколько раз сам на войне кончал врагов, вспарывая горло, так не то что увлажняло, заливало всё.

Я едва увернулся от выпада ножа, тут же получив удар ноги в живот. Вся эта возня стала безумно раздражать. Я быстрым взмахом левой ноги отвел руку с ножом в сторону и мгновенно достал лицо своего шустрого противника ударом расслабленных пальцев, хлестнувших словно плеть. Такой прием ошеломлял, и тех нескольких мгновений, в течение которых враг ничего не соображал, обычно хватало... как и сейчас: я всем весом обрушился вперед, дотянувшись кулаком до близкого сейчас подбородка. Ну всё. Тот ещё успел, правда, ударить меня ножом в живот, не достал, но это был скорее, рефлекс тренированного тела, не больше; сознание враг потерял, так что я, пару секунд переждав и не вычислив ничего опасного, уже неторопясь снял с себя последний браслет и защелкнул наручники на руках последнего из оставших в живых противников. Я опять пожелал, чтобы это был командир группы; последний поединок показал с его стороны ту реакцию, и ту тренированность, которая обычно не встречалась в скороспелых уголовных кругах и которую воспитывали лишь годы напряженных специальных тренировок. Взвалив пленника себе на плечи, прошел в дом. На всякий случай держал наготове подобраные с земли пистолет-пулемет "Аграм-2000", который я только что выбил из рук врага. В доме никого не оказалось. Те две-три минуты, которые прошли с момента, когда наша "Газель" вплыла в ворота, освободились души трех... Черт! Как я мог забыть!.. Сбросив тяжелое тело на пол, выскочил во двор. Ну конечно, оставшийся без присмотра Сыч бежал к крыльцу, мучительно подвывая на ходу и придерживая правой рукой с пистолетом белеющий разлом костей сустава другой руки.. И только это не дало водителю выстрелить так быстро, как - чувствовалось - он сумел бы в нормальном состоянии. А так - пуля вошла ему в основание шеи, и он тоже умер.

Ну всё. Да, теперь кажется всё. Очень не хотелось трогать собаку, но пес своей чудовищной истерикой мог привлечь внимание всех соседей. Ничего не оставалось делать, пришлось послать ещё одну пулю. Я сделал ещё последнее: забросил трупы в кузов "Газели", чтобы они не маячили на виду не дай Бог соседи, все-таки, нагрянут! - и вернулся в дом.

ГЛАВА 13

ДОПРОС

Дом был - обычный дом, полудеревенского быта, только вот на кухне, куда, осматриваясь, тоже заглянул я, была вместо печки типовая газовая плита, и водопровод был, только без горячей воды, зато на стене висела газовая колонка, вполне приличного состояния. Проходя, я везде плотно задергивал занавески на окнах. Мне, вообще-то, на случайных свидетелей было глубоко плевать, но не хотелось, если что, терять время на объяснения с милицией. Сейчас мне предется нелегко и напряженно работать, я чувствовал, потому всячески, инстинктивно, оттягивал начало: ходил по дому, рассматривал обои, семейные фотографии, которых было предостаточно, заглядывал в платяные шкафы. В общем, мужики, скорее всего, снимали дом для своих нужд, а хозяева здесь жили вполне добропорядочные, законопослушные. На это указывали и и снимки, и аккуратно сложенное, тщательно выглаженное, часто ветхое белье в шкафах. Нашел я и сумки гастролеров, где были смена белья, какие-то мелкие вещи и, хоть на это мало что указывало, - потому как кроме паспортов с московской пропиской никаких иных документов, вроде удостоверений, найдено им не было (а ведь как будто ничего не стоило: тем более, что криминалитет любит рядиться то в помошников депутатов, то в городскую власть) - что-то все равно убеждало видеть в этих мужиках сплоченную дисциплиной группу. Да, мысли появились, и с этими мыслями я и вернулся к оставшему пока в покое пленнику.

Мужик, однако, ещё полностью не очнулся, постанывал едва. Я вновь воспользовался паузой, придвинул стул к батарее, усадил на него коротышку и пристегнул его руки к трубе отопления. Потом поискал веревку и связал ноги. После пошел на кухню, разделся и включил газовую плиту, над которой на веревочках развесил свой мокрый ресторанный смокинг. Остался в трусах, решил, что на мне быстрее высохнут. Было и спиртное, и я, выпив полстакана водки, стал чувстовать себя прилично. А когда, сев на диван перед киллером, я закурил, жизнь, несмотря на предстоящую работу, показалась вполне сносной.

Докуривая, я - по затихшим стонам и подрагивающим ресницам определил, что пленник очнулся. Поэтому внезапно спросил:

- Долго ещё будешь притворяться спящей царевной?

Я встал, подошел к неподающему признаков жизни телу, и несколько раз похлопал по щекам. Не особенно церемонясь.

- Я же вижу, что ты очнулся. Давай, открывай глаза и колись. И без глупостей, со мной это не пройдет.

Наконец мы сидели напротив и осматривали друг друга. Поймав его взгляд на своем голом теле, я понял его по своему и объяснил:

- Не бойся, это твои ребятишки меня искупали в порту, а я люблю, чтобы было тепло и сухо.

Я зловеще ухмыльнулся и вдруг рявкнул:

- Имя, фамилие, должность, цель прибытия!

Мужик ухмыльнулся в свою очередь и разжал, наконец, зубы:

- Рашид, - сказал он. - Зови меня Рашидом.

Ухмылка его мне не понравилась, Рашид этот, был мужик крепкий, беспощадный, но и сам, чувствовалось, пощады просить был не намерен. А банда, выходит, с югов, судя по преобладанию кавказских имен.

- Не хочешь отвечать, - спокойно сказал я, - твое дело. Только знай, мне информация нужна, и я её добуду. Мы будем сидеть тут с тобой до тех пор, пока я не узнаю, где похищенный вами Аркадий Куницын, и по-чьему приказу вы сюда прибыли, и кто вами командует - все в общем.

- Да пошел ты, - презрительно сказал мужик и плюнул в мою сторону. Не попал, однако.

Я молча смотрел на него. Был этот Рашид худой, широкий, жилистый и длиннорукий. Сидел сейчас передо мной, гнул коротко стриженную черную голову, глядел исподлобья запавшими блестящими глазами и ничего не боялся. Я вздохнул и стал рассказывать, что его ожидает в ближайшие часы, если сейчас не расколется. Тот молча выслушал и зло скривившись в усмешке, сквозь зубы спокойно спросил, ударяя на "во":

- Вы шо говорите?

Еще раз вздохнув, я поднялся и пошел на кухню ставить на огонь ножи, вилки и другой подручный инструмент, который мог пригодиться.

Вернувшись, я снял с Рашида ботинки и, изредка вопросительно поглядывая пленнику в лицо, принялся с помощью шила извлекать из-под ногтей информацию.

Ногти, кстати, были чистыми.

По ходу дела я включил телевизор - там как раз передавали ночной концерт очередных бесов и бесих, употребляя лексику одного известного доперестроечного классика, потом удачно сумевшего продаться новым, сначала ненавистным властям. В общем, включив песенки на полную мощь, так что через некоторое время, когда крики все же срывались сквозь крепко сжатые зубы кавказского милиционера (постепенно я все узнавал), вопли здесь и вопли с телевизора чудным образом перемешивались, так что уже трудно было понять, где крики боли, а где - сексуально-эстрадного пароксизма.

Итог: группа земляков из селения Челуши, что в горной части Ичкерии, возглавляемая бывшим капитаном милиции Рашидом (фамилию не назвал, а я и не спрашивал) прибыла две недели назад в этот город для проведения зачистки неких объектов. Так это все называлось. Под объектами понимали граждан, подлежащих ликвидации. Зачем? Это исполнителей не интересовало. Им приказали в руководстве их клана, их дело маленькое, никто в обиде все равно не остался бы. Рашид, конечно, догадывался, зачем все это делалось, и догадки свои рассказал. Картина вырисовывалась простая: кому-то где-то понадобилось подмять под себя финансовую и имущественную инфрастркутуру города, стать очередным владельцем. И для этого использовались кавказские профессионалы. Становился теперь понятным потайной смысл всех тех убийств местных предпринимателей, что прокатились по городу за эти две недели: умершие были совладельцами семьи Самсоновых. Теперь, после сегодняшнего убийства самих Самсоновых все, что им принадлежало переходит Аркадию, ибо он тоже совладелец и родственник. Надо будет уточнить, начали ли подкапываться под семейку Коневых, других?.. Конечно, все просто. Хотя вопросы, разумеется, были.

- И когда все будет упираться в Аркадия Куницына, когда он станет неформальным главой города, его заставят написать завещание и тоже уберут? Или просто уберут без всякого завещания? Кто за всем стоит?

- На счет Куницына никаких указаний не было. Приказ был просто похитить и держать до новых указаний. Кто у вас тут всем управляет, мы не знали, - ответил уставший от жизни киллер.

Я уже выяснил, что приказы передавались старшему группы на пейджер, номер которого знали лишь их глава клана и здешний резидент, внедренный сюда всего полгода назад. Подробности известны не были: какой-то москвич... да, из московких чеченов... Но кто? Как выглядит?..

Я понимал, что киллер не врет, он, действительно, мог не быть в курсе, если операцию проводили так загодя и с такой тщательностью. Я вновь попытался собраться с мыслями. Вынул пачку сигарет, предложил:

- Будешь курить?

Тот кивнул.

- Пива будешь, или что покрепче?

Джигит предпочел водки, и я, уже зная места расположения спиртного, налил целый стакан, который пленник с наслаждением выпил. Я прикурил две сигареты, и одну вставил в запекшийся рот Рашида. Итак, ещё раз: месяца три назад некий клан чеченов обратил внимание на этот город, внедрил сюда человечка, который сумел разобраться в структуре задешнего бизнеса. Для этого ему надо было работать в городской мэрии, или у полковника Конева под началом, но лучше у Князя, именно к тому стягивались все нити. Но Князь умер, у него ничего уже не спросишь. . Ладно, все эти линии все равно придется проработать, думал я, это уже дело техники. Идем дальше: пришла пора, или был дан сигнал для решительных действий, и две недели назад пошли трупы.Это когда Князь уже не был способен из-за болезни контролировать ситуацию. Теперь после его смерти тайное просто стало явным. То есть перешли от переферии к главным собственникам: Самсоновым, например. И Аркадию. Но почему его похители? Непонятно. Здесь отсутствовала логика. Или была неизвестна мне.

- Еще раз расскажи, как было дело в гостинице? - приказал я, машинально подхватив выпавшую из распухших губ киллера сигарету и вставляя её обратно. - Может ещё стакан, или пока хватит?

- Давай полстакана, - согласился тот, и я налил и дал ему выпить.

- Мне на пейджер пришло сообщение, что в номере на четвертом этаже надо ликвидировать постояльца. Для связи использовали ночного администратора Сошкина Владимира. Я послал двух человек. Один поднялся наверх, второй остался внизу. Я был в машине, контролировал черный ход, видел, как ты приехал и отправился следом. Сыча нашел внизу без сознания. И перетащил...

- Погоди, так это был Сыч? То-то и в темноте почудилось знакомое. Ну ладно, продолжай.

- ...перетащил в машину и отправился наверх. В номере уже шумели. Потом вниз сбежал перепуганный объект, то есть младший Куницин, вышел ты, я зашел и нашел в номере труп своего второго. Труп вынес в машину и уехал. Все.

- Хорошо, но зачем убрали Сошкина?

- Приказ на пейджер. Наверное, много знал.

- А охранника зачем? - продолжал допытываться я.

- Тоже приказ. Может гостиницу надо обезопасить от посторонних?

- Нет, это глупость какая-то! - сам с собой рассуждал я. - Это ни в какие ворота не лезет. Прямо война какая-то, нет, бойня. На что вы рассчитываете? Неужели думаете вам все это сойдет с рук?

Какие-то странные звуки отвлекли его от рассуждений вслух. Что-то ухающее, ритмичное... Это пытался смеяться искалеченный допросом Рашид.

- Скажешь, тоже, сойдет с рук! Если бы не получалось, мы бы и не ввязывались. Половина ваших городов по Волге нами уже куплена, или под нашим контролем. Получалось раньше, везде получится, - страшно веселился, превозмогая боль, мужчина. Отдышался. - Если хочешь знать, ты дурак, я. Ты все равно труп. На твоем месте надо бежать отсюда без оглядки. Раз на город глаз положили, вам всем конец. Что ты!.. Что вы все тут можете с вашими потугами, когда за вас взялись сильные люди. Планы то продумывают не у нас в горах, а у вас в Москве. Мы просто получаем свою долю. Уходи. А меня отпускай, тогда и тебе ничего не будет.

- Ну это мы ещё посмотрим, - сказал я.

Он отвернулся, встал и пошел в кухню, проверять, высох ли костюм. Почти высох. На кухне сильно пахло жаренным мясом, наверное, ароматы сквозняком выдуло из комнаты. Он стал одеваться. Одевшись, вернулся к пленному.

- Коньяк или водку?

- Ну давай уж коньяк, - согласился тот.

Я налил ему полный стакан. Подумал и плеснул себе половину стакана. Помог выпить мужику, к которому давно уже не испытывал ни ненависти, ни жалости... ничего. Выпил сам.

- Закусывать будешь?

- Да пошло оно всё!..

- Ладно, - сказал я. - Так кому же пришла блестящая мысль так спрятать Аркадия? Неужто тоже пейджер? Ладно. Теперь твой пейджер будет у меня, теперь я буду получать приказы, очень интересно.

Я сунул пистолет в кобуру, взял первую попавшуюся сумку, вытряхнул из неё все вещи, положил туда пистолет-пулемет "Аграм-2000" с глушителем и несколько обойм. Потом осмотрелся ещё раз, подошел к связанному пленнику и несколько секунд смотрел на него глаза в глаза.

- Слушай, может не надо? - спросил тот. - Мы же оба из милиции. Знаем что и как.

- Не могу. Ты воин, ты поймешь. Мы хоть и бывшие милиционеры, как ты сказал, но на войне. Ты по одну сторону баррикад, я - по другому. Извини.

- Ну тогда желаю тебе сдохнуть тут вместе со всеми, сгнить, как!..

Я быстро выстрелил ему в грудь и лоб, тем сразу прервав проклятия. Да, на войне, как на войне, - пробормотал я и, повернувшись, вышел.

Во дворе уже начинал сереть воздух, туманным накатом сминая граненую ясность ночных деталей. На востоке светлело ещё больше, и там зарождалось, ещё не явная, но ожидаемая розоватость зари. Я обошел дом и нашел то, что искал: светлую "Ладу", ключи от которой позвякивали у него в кармане, взятые у умершего последним Рашида. На доме, прикрытый жестяным козырьком от непогоды и подсвеченным лампочкой с умирающим накалом вольфрановой нити, был жирно записан адрес: Староволжская улица, дом двадцать три. Я вынул из кармашка на поясе чей-то телефон (ставший моим по праву... по праву, в общем) и позвонил одному из своих ребят, сейчас дежурившему в офисе. Коротко проъяснил ситуацию, сказав куда ехать и зачем.

- Пошли человека три-четыре, пусть наведут порядок, трупы где-нибудь зароют. Здесь машина, "Газель". В кузове трое и один в доме. Чтобы следов не осталось. А ты там сразу выясни, кто прописан здесь, на Староволжской двадцать три, и кто проживал. Уяснил?

- Будет сделано, шеф. Ты там будешь?

- Нет, - сказал я. - У меня тут ещё одно дело. Эти жмурики сказали, где они упрятали пацана, молодого Куницына, потом скажу, обхохочитесь. Поеду достану. Всё.

- Помощь не нужна?

- Нет, когда будешь нужна, свяжусь.

Я спрятал телефон, достал пачку сигарет. Посмотрел на свет "Мальборо". Закурил и пошел к машине. Предстояло возвращаться в порт, куда последние дни сходились все нити интересов совершенно разных людей, и где сейчас, весьма оригинально спрятанный, находился Аркадий Куницын.

ГЛАВА 14

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

Было темно - час поздний, - и все в порту заполнено необычайно ясным тонким звуком. Доносились голоса, знакомый лязг механизмов, даже плеск воды - все как-то странно обширно, многоголосо, словно бы я находился в фокусе, куда стекались звуки с огромного пространства, наполненного, кроме того, далекими, но тоже хорошо различаемыми шумами проезжающих автомобилей и, одновременно, моторных лодок, а над всем дрожало, струилось, как наваждение, хрустальное журчание.

Впрочем, было не до красот. Я посмотрел в небо и только через пару секунд понял, что мрачная ажурная паутина, пересекающая Млечный Путь длинными переплетавшимися струнами - это стрела башенного крана, на конце которой и висела, слегка пошатываясь от дуновения ночного ветерка железная люлька, в которой, связанный по рукам и ногам, и находился наш наследник. На мгновение представив, что чувствует пацан, вися между небом и землей в железной ванне, представив увеличенную воображением бездну под ним, я содрогнулся.

Только что подъехал в нужный угол порта и вычислив уснувший кран с грузом, поднятым почти к стреле, я, на секунду отвлекся с посторонними мыслями. Но сейчас, встряхнувшись, ни секунды не медля, полез по лестнице крана в кабину управления. Здесь мой энтузиазм несколько поутих, ибо те несколько ручек, что торчали из пульта, оказались незнакомыми. Сумел, правда, оживить механизм, но потом кран неожиданно так дернулся, что я живо представил, как вследствие моих лихих маневров, бедный парень полетит вниз, расплескается об асфальт и рельсы, по которым двигается эта башенная махина, что экспериментировать больше не стал. Тут за креслом водителя крана, обтянутого засаленным черным дерматином, нашел бухту веревки, достаточно толстой, чтобы выдержать мой вес. И я, вновь спрятав телефон, по которому хотел уже вызывать помощь, - просить ребят найти где-нибудь побыстрее крановщика, - прихватив всю бухту, стал быстро выбираться наружу.

Наверное, все, что случилось за эти сутки так подействовало на меня, что я невольно вновь ощутил себя в том, уже далеком времени, на войне, когда нескончаемое чувство опасности, перманентные стресы, опьянение смертью - требовали постоянной, все возрастающей подпитки, когда именно такая жизнь - страшная, подлая, ненавистная - казалась единственно возможной, а все остальное - сон разума и сознания, неизбежное подение, тлен. Наверное... ах! разве поймешь! Тем не менее, вновь откинув прочь это спокойствие, мирным жирком облитые годы, сам себе казался такими же быстрым и непобедимым, как прежде. Желание сделать что-нибудь самому заставило решиться лезть к железному корыту, где связанный, как поросенок или агнец на заклание лежал Аркадий Куницын.

Ферма гигантской стрелы крана, облитая лунным светом, стала ещё больше. Слегка усилился ветерок, и вся железная конструкция, казалось, стала мерно раскачиваться, хоть и плавно, но по широкой амплитуде. Стрела крана летела сейчас в ночи сквозь светлые облака, застилавшие уже бледнеющие от поспевающего утра звезды. Я долез до блока, через который вниз спускались нити тросов и стал привязывать конец веревки. Сбросил вниз бухту и сразу полез вниз, прямо к раскачивающейся колыбели, в которой возлежал наш младенец.

Крепко держась за веревку, я кое-как утвердился в шатком металлическом сосуде. Длинное тощее тело Аркадия сложилось в тесной ванне, почти заполнив все полезное пространство. Он был связан веревкой, концы которой пропустили сквозь ушки, за которые цеплялись крюки тросов. Я не боялся отдавить ему конечности, не до того.

Теперь, раз уж я оказался здесь, надо было продумать, как извлечь отсюда пацана. Поднимать вверх, хоть это и было ближе - стрела крана ависала метрах в четырех над нами, - смысла, по большому счету, не было. Я вновь ухмыльнулся, подумав, что большого смысла и в моих тарзаньих перемещениях нет. Ну ладно. И все же, надо было спускаться вниз.

Присев на колени рядом с Аркадием, но и не отпуская свою веревку, я стал одной рукой развязывать узлы, которые держали здесь парня всю ночь.

- Ты только не дергайся, - предупредил я. А сам подумал, что пацан и так не Бог весть какой силач, а от долгого неподвижного лежания вообще должен ослабеть. Несчатный. Ситуация представлялась во все более худшем свете.

Однако, нет большей глупости, чем начинать рассужадать в разгар действия. И я решительно продолжил освобождение Аркадия.

- Только не дергайся, - вновь предупредил я, когда большая часть петель была развязана. - Мы тебя сейчас мигом.

А вокруг уже плескался рассвет. Здесь же, на этой огромной высоте, предрассветное сиянье, неуклонно наполнявшее воздух, ощущалось ещё сильнее. Здезды растворялись в вышине, гасли одна за другой, и лишь луна, бледным диском склонившаяся к земле, ещё гладко сияла. Я случайно взглянул вниз и поразился. Никогда ещё я не видел этого города вот так; словно уменьшившийся макет лег мне на ладонь рукотворным планом - геометрически застроенный центр, темные крыши, стекающие к реке, улицы и переулки меж ними, захламленный двор, скверы и пустоши... Вон из ограды собственного дома выезжает маленький коробок "Уазика", вон кто-то маленький деревянной походкой подходит к освещенному шлагбауму, вон застыли у причала две баржи, возле которых всю ночь суетился погрузчик, сейчас уснувшие перед рассветом... я видел, что конец веревки с запасом лежит на земле, хоть с этим повезло. Еще раз мелькнула мысль, что разумнее вызвать ребят, отыскать где-нибудь крановщика, и тот опустил бы нас с комфортом... я поднял веревку в корыто и концом крепко привязал Аркадия под мышками. Трудность была в том, что приходилось действовать одной рукой, а второй держаться. Аркадий, ничего не спрашивая, молча подчинялся указаниям.

- Сейчас я тебя буду потихоньку опускать. От тебя требуется одно: не дергаться и не мешать мне. Виси, как куль, все остальное сделаю я. Усвоил?

Аркадий кивнул, соглашаясь.

Они продвинулись на самый край корыта у одного из торцов. Аркадий, вцепившись в оба троса, крюками державшими этот край ванны, стал перелезать. Сейчас, близко, видно было, как он побледнел. "Совсем, значит, рассвело," - подумал я. Это ничего, что побледнел, все равно делать ему ничего не надо, пусть бледнеет. Повис Аркадий. Я, ощущая всем телом шаткость опоры под собой и упираясь грудью в высокий край ванны (бетон они здесь в ней мешают, или песок таскают?), стал отпускать веревку. Тяжело не было, было неудобно. От нагрузки все как-то зыбко переваливалось подо мной. "Ничего, - подумал я, - уже полпути пройдено, осталось метров пятнадцать, может уже меньше..."

И в этот момент все и произошло.

Все-таки удвоенный вес тел, приложенных к одному краю, сделал свое дело: нагрузка на противоположный край ослабла до такой степени, что перераспределившийся центр тяжести в какой-то момент высвободил захваты обоих других, задних крюков... мгновенно вся эта чугунная посудина, словно сохраняя память прежнего положения, ещё висела неподвижно... и вдруг рухнула вниз одним концом. Я, только что перекладывавший собственный вес на грудь и колени, вдруг потерял точку опоры, ноги беспомощно скользнули, сорвались... повисли. Я не выпустил веревку, конечно, и Аркадий, качавшийся внизу, послужил противовесом, который частично помог удержаться... но как же болели кости рук, раздавленные мгновенным рывком падения!

Ничего. Я висел, зацепившись подмышками за страшно острый сейчас край ванны, уравновешеный на уровне груди: с одной стороны тянул вниз Аркадий, которого продолжал опускать, с другой стороны - я сам, а посередине все заострявшееся железное ребро ванны...

Время замедлило свой ползучий ход; как всегда в таких случаях, прошли если не месяцы, - недели, прежде чем груз тела Аркадия внезапно перестал тянуть... я едва вторично не сорвался, привыкнув уже к расстановки сил: вес моего тела чуть не утянул в другую сторону.

И вот что забавно: несмотря на все эти ужасы, боль в передавленых костях рук, мгновенные рывки - в глубине души я был уверен, что для меня реальной опасности нет, что я бессмертен, и даже если бы случилось худшее, и я упал - все равно все закончилось бы благополучно... Мало ли, невидимый снизу, где-нибудь лежит стог сена, или штабель минеральной ваты... где-то я сегодня видел?..

Что ж, теперь, одному, делов-то всего!..

Через пару минут, я уже стоял внизу, напротив Аркадия, поглядывая то на утопающую в небе стрелу крана с корытом ванны на носу и веревкой, свисающей к нам, то на все ещё бледного Аркадия.

- Видел? - насмешливо спросил я. - Нет, ты видел? Сейчас знаешь что надо?

Аркадий замычал.

Черт побери! В суматохе не заметил, что рот его все ещё заклеен пластырем. Сам Аркадий тоже вроде не заметил. Мычал только. Поспешил помочь отодрать.

- Нет, - ответил Аркадий, когда смог.

- Что нет? - спросил я, уже забыв о своем вопросе.

- Не знаю, что теперь надо, - пояснил он.

- Эх ты! - ухмыльнулся я. - Сейчас надо два дела сделать: закурить и выжрать по стакану. Лучше коньячку. Как ты?

- Да, - согласился Аркадий, вновь скользнув взглядом вверх по веревку до самого уже розовеющего неба и вдруг вздрогнул всем телом.

- Ничего, парень, все позади, - сказал я. - Все позади.

ЧАСТЬ 2

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

ГЛАВА 15

НЕОБХОДИМ ПЕРЕЕЗД

Я утром проснулся от телефонного звонка, в половину седьмого утра, но по причине очередного вчерашнего возлияния на ночь, раздраженный и с ватой в мозгу. Электронный зумер заставил дернуться теплую Катю, спавшую у меня под боком. Она протянула руку и нажала кнопку отключения будильника, но противный звук не умолкал. Я взял трубку телефона, а Катя попыталась заснуть вновь.

Звонил Леха. Его сообщение окончательно прогнало мой сон. Черт побери! Я надеялся, что вся кончилось. Или хотя бы не скоро возобновиться вновь. Леха сообщил неприятные новости, тем ещё больше испортив мне настроение. Надо было ехать к полковнику Коневу Станиславу Сергеевичу, где уже третий день после своего спасения живет Аркадий.

Я встал, пошел под душ, а потом наскоро приготовил себе яичницу. Катю я не стал будить. За эти два дня, что она жила у меня, я понял, что яичницу готовлю лучше, а ничего другого она приготовить все равно не могла.

Но ничего.

Пришлось ещё дозваниваться в особняк Князя. Местный коммутатор в лице неизвестного мне мужика (охрана особняка Кунициных осуществлялась не только с моими людьми - Князь часто сам подбирал кандидатуры) долго не хотел связывать меня с Еленой Михайловной. Наконец, связал. Я сообщил сонной красавице последние известия и поделился своими планами. К концу разговора, она была на моей стороне. На этом и закончили.

Я управился со всем минут за двадцать, и вот уже летел в своем белом и прекрасном "форде" к особняку полковника, расположенного на высоком месте у Волги и с видом на оную. На ходу закурил сигарету, ветерок из открытого окна несколько освежил, я почувствовал, что оживаю и тут вспомнил о пиве в бардачке, что вообще привело меня в хорошее настроение.

Когда я привез Аркадия в дом полковника Конева, первый день вообще прошел в какой-то кутерьме. Потом все как-то уладилось. Я с грузовиком и техниками приехал ещё утром, техники рыскали по саду, взращивая меж кустов телекамиры. Изображения должны были приниматься в помещении охраны, где круглосуточно стали дежурить похожие друг на друга мужики. Я принимал во всем деятельное участие. Кроме того, оставался обедать, шутил почтительно с Татьяной Сергеевной, расцветавшей в моем присутствии и несколько небрежно с Марго, которую больше занимала возможность шокировать семейство вольностью обращения с таким знаменитым гостем, как я, чем все, самые занимательные городские события. Разговор между тем крутился возле обзорных полей, слепых точек, которые следовало исключить дополнительными телекамрами, но общий вывод был таков: осторожность необходима и правила внутренней безопасности соблюдать надо, раз в городе наблюдается опасность для всего клана Куницинских родственников. Именно в этом направлении надо было напрячь все усилия, сконцентрировать волю и не позволить никому в городе, даже мысленно посягать на устаявшееся.

Аркадия же сюда решили поместить по нескольким причинам. Во-первых, за городом жизнь хоть чем-то и легче, но в случае крупномасшатабных неприятностей, помощь может прийти не вовремя. Во-вторых, некоторые необсуждаемые нюансы условностей, почему-то не позволили поселить наследника со своей молодой мачехой. Во-третьих, этого не хотели супруги Коневы, что сразу перевесило возможные доводы "за".

Я приехал рано, так что пришлось ждать все семейство, по раз и навсегда устоявшемуся расписанию выходившая к столу в половину восьмого. Но я времени не терял, благо знал, где в столовой находится бар.

Завтракали на веранде. Татьяна Сергеевна, несколько лет как осознав умом, что иметь деньги, а главное, тратить их уже не только не карается законом, последнее время развернулась в полную силу. Муж ей не мешал, справедливо полагая, что её масштабы так и остались социалистическими, и размах трат не выйдет за рамки новой мебели, одежды, машины. Так, собственно, и происхозошло, и приходилось лишь привыкать к появляющимся и вновь исчезающим креслам, люстрам, столам и кроватям. Машин же супруга сменила за последний год всего две, и в гараже, ещё не проданный "Опель-кадет" стоял рядом с розовым "Мерседесом".

На веранде недавно был закончен "косметический ремонт", как объясняла Татьяна Николаевна, все лакированно блистало, мебель была плетенной, легкой, коричневой и только красным полированным деревом была покрыта столешница большого круглого стола. Все, в общем-то, было приятно глазу, а яркое солнце, треньканье утренних птичек в саду и свежий влажный воздух, вливающийся через широко раскрытые высокие стеклянные окна-двери особенно развлекали.

Татьяна Сергеевна поздоровалась со всеми сердечно, хоть и сдержано, как приличествует даме, и отвлекалась, как всегда, делая замечание по поводу внешнего вида только входившей заспанной Марго, внезапно разцветшей улыбкой: увидела меня. Сегодня их интимный семейный уют (разбавленный Аркадием, разумеется) вновь был нарушен; рядом с Татьяной Сергеевной, отодвинув на одно место Веру, старшую дочку Коневых, сидел я. Я махнул рукой входившему Аркадию, подмигнул Марго и все - не прерывая изыскано-светскую беседу: да, погода нынче великолепная, да, на пикник выехать просто необходимо, это следует обсудить со Станиславом Сергеевичем ("где-то он задерживется?" "Помилуйте, сейчас семь тридцать четыре, через минуту будет". "Вот и прекрасно!"), с пикником могут, правда, возникнуть сложности...

- Доброе утро, товарищ полковник!

Полковник Конев вошел и удивился, увидев меня так рано. Поздоровался со всеми и, продолжая недоуменно поглядывать на меня, не прерывавшего общения с хозяйкой дома и игнорирующего рвущуюся ко мне из собственного платья Марго.

- Что случилось? - с присущей ему солдатской прямотой спросил полковник Конев, и я, только на секунду замявшись, ответил:

- Кажется, вновь началось.

Полковник Конев мгновенно все поняв, обвел глазами насторожившееся семейство и замершую с подносом горничную Наташу, ровесницу Веры (тоже что-то понявшую). Полковник Конев, видимо, раздумывал, стоит ли продолжать при всех разговор. Но решив, что такой опытный человек, как я и сам знает, о чем можно и о чем нельзя говорить при непосвященных, все-таки, спросил:

- Почему ты так решил?

- Нетрудно догадаться, - ухмыльнулся я, дернув головой, чтобы поправить чуб, опустившийся на бровь. - Вчера вечером у подъезда собственного дома был убит Наприенко.

- Это Андрей? - быстро спросил полковник Конев.

- Именно, - подтвердил я. - И это ещё не всё. Ночью кто-то выстрелил из гранатомета в спальню Каримовых. Жена и он сам погибли. И совсем последнее: Рубцов Николай со своей женой, или сожительнице, не помню точно, найдены утром мертвыми. Двери были открыты, соседи звонили, потом заглянули. Оба мертвые По предварительным данным - у обоих сердечный приступ. Рубцову, вы знаете, тридцать лет, а сожительнице - двадцать два. В общем, наглая работа. Очень они уверены в своей безнаказанности, - злобно добавил я.

Полковник Конев, нахмурившись, выразил недовольство:

- Мог бы при посторонних без подробностей.

- Папа! - тут же вскричала Марго.

- Это кто здесь посторонний? - ледяным тоном вопросила Татьяна Сергеевна.

- Все это оперативная информация и, значит, знать её должны только компетентные органы, - специально для жены пояснил полковник Конев.

Татьяна Сергеевна ещё секунду-две изучала мужа ледяным взглядом, потом любезно обратилась к мне, с любопытством изучавшего семейную сцену.

- А почему вы уверены, что это связано с текущими... беспорядками?

Меня термин "беспорядки" восхитил, и я любезно объяснил:

- Чутье, дорогая Татьяна Сергеевна. Я привык доверять своему чутью, оно меня ещё не подводило.

Я повернулся к все ещё хмурившемуся полковнику Коневу.

- Я специльно начал этот разговор при всех, товарищ полковник. Дело в том, что мне кажется, опасность угрожает уже вашей семье. Всем здесь присутствующим. Я приехал, чтобы настоятельно советовать вам всем сегодня же переехать в особняк Князя. С Еленой Михайловной я уже договорился, быстро сказал я, чем вызвал недовольство Татьяны Сергеевны, бросившей взгляд на мужа, а также озабоченность на лице Станислава Сергеевича, тут же отвернувшегося в задумчивости.

- Елена Михайловна не против? - наконец спросил полковник Конев.

- Еще бы она была против, если вся усадьба принадлежит Аркадию, - с досадой вырвалось у супруги.

- Может быть вы и правы, Сергей Владимирович, хотя почему все решили, что нам что-то угрожает?

- Чутье, товарищ полковник, и ещё кое-что. Я не хотел бы при всех...

- Нет уж, Сергей Владимирович, раз начали, так давайте уж кончайте, сказала Татьяна Сергеевна.

Полковник Конев подтвердил кивком головы.

- Ну хорошо, - согласился я. - Если помните, уже две недели в городе выборочно убирали коммерсантов, бывших совладельцами семьи Самсчоновых по некоторым предприятиям. Чем все кончиось вы тоже помните: Самсоновых... - я повернулся к Татьяне Сергеевне, - ещё раз мои соболезнования, ваши родители...

Я сделал недолгую паузу, как бы выдержав траурную минуту молчания и продолжил:

- Наприенко, Каримов и Рубцов уже совладельцы, насколько я знаю, ваших, товарищ полковник, предприятий.

- Вы многое себе позволяете, как я вижу. Это же закрытая информация.

- Стас! - крикнула Татьяна Сергеевна. - О чем это ты?

Полковник Конев опомнился.

- Извини, Сергей Владимирович, нервы.

- Знать все это, так или иначе, входит в круг моих профессиональных обязанностей, товарищ полковник, - пояснил я.

- Я иной раз думаю, что ты слишком много знаешь, - сказал полковник Конев, и всем стало неловко.

- Стас! - вновь прикрикнула супруга. - Как тебе не стыдно! Человек приехал, предлагает помощь, а ты так!..

- Да, папа, это ни в какие ворота не лезет, - вмешалась Марго. И обратилась к мне. - А ты, Сережа, его не слушай, мало ли что он может выдать!

Все посмотрели на Марго, и всем вновь стало неловке. Вера с таким изможденным презрением отвернулась, так изогнула длинный свой стан, что Марго вспыхнула: видимо, сестры давно уже могли вместо слов общаться языком жестов, отлично ими понимаемым. Марго не удержалась:

- Дура!

На что Вера, не снисходя к ответу, с тем же гибким презрением к сестре, поднялась и, словно бы вопрос был решен (а так и было, конечно, несмотря на препирательства и несогласие в частностях: ни Татьяна Сергеевна, ни Станислав Сергеевич умирать не собирались), спросила, ни к кому специально не обращаясь:

- Когда мы выезжаем?

Восхищеный, я немедленно вставил:

- В обед я пригоню машину и переедем.

- Знаешь что, друг ты мой, у меня свой автопарк, - не согласился полковник Конев. - Я свой автобус возьму.

- Как угодно. А я к вам часам к двенадцати, все же, загляну, - сказал я, вставая из-за стола. - Спасибо вам, и тебе, Наташа, за кофе, завтрак. Все очень вкусно, - я успел на ходу ущипнуть зардевшуюся Наташу за розовое ухо и пошел к выходу.

- Вы же не поели, Сергей Владимирович, - запоздало крикнул ему вслед горничная, тут же получив нагоняй от Марго:

- И куда ты лезешь, Наташка? Место занято, не видишь?

Аркадий, не проронивший ни слова за столом, поднялся тоже.

- Я до обеда пойду в сад, книжку почитаю.

- Конечно, Аркадий, иди, - согласилась Татьяна Сергеевна, уже думая о переезде - стихийное бедствие, как же.

ГЛАВА 16

КОНЕВЫ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПУТЬ

К обеду все смешалось в доме Коневых: было полно народу, приготовленных к переезду вещей и суеты: я, в своих неизменных джинсах и синей джинсовой рубашке выглядел подсобным рабочим среди одетых, словно банковские служащие охранников, тоже помогавших переносить шмотки. Прошла Наташа, сердито неся какую-то коробку к микроавтобусу, где уже находились какие-то корзины, велосипед...

- Аркадий! - озабоченно кричал я. - Ну уж ты должен показывать пример. Я думал мы в двенадцать выедем, а уже первый час и никто, я вижу, не собирается.

- Слышь, я, - вмешался полковник Конев, несколько отстраненно наблюдавший суету вокруг. - А может быть зря мы все это затеяли? Может?..

- Минутку, - прервал его я и, подойдя вплотную, несколько фамильярно обнял за плечи. - Отойдем на минутку. Вон туда, - указал я в сторону деревьев. - Я хочу вам кое-что доложить.

Пожав плечами, полковник Конев последовал за мной. Татьяна Сергеевна тревожно посмотрела нам вслед, что-то вспомнила и пошла в дом.

- Мне тут позвонили... мои люди, - сказал я, твердо разглядывая лицо полковника Конева, - и доложили, что час назад в своем бассейне обнаружили Домбровского. Нырнул - и что-то с сердцем. Он же вашу и Княжескую бухгалтерию вел. Он что, тоже был в деле, или просто наемный работник?

Полковник Конев при этом неожиданном известии переменился в лице.

- Домбровский?! Он же здоровее нас с вами, какое сердце?!

- И я о том, - с нажимом сказал я. - Так как, при деле, или наемный?

- Конечно, при деле, ещё как при деле, - ошеломленно бормотал полковник Конев.

И вдруг, словно только что дошло до него:

- Этак они и до нас доберутся!

- Товарищ полковник! - надвинулся не него я. - А я о чем вам тут с утра толкую. Ехать пора, ехать. Я тут с утра летаю, обо всем договариваюсь, с Еленой Михайловной все утрясаю, а вы только сейчас опомнились!

- Ладно, я, - подобрался полковник Конев. - Поехали. Что тут болтать.

И повернувшись, по солдатски твердо направился в дом.

Подгонять.

Между тем погода стала заметно портиться, и если совсем недавно были видны лишь одиночные облака, сейчас небосклон пестрел лезвиями перистых облаков, что предвещало непогоду. Тревожно потемневший воздух сразу похолодал, и это внесло дополнительное оживление в сборы. А впрочем, вполне осознав серьезность ситуации, полковник Конев теперь смог поторопить свое святое семейство.

Выскочила взъерошенная Марго, заметила меня.

- А, супермен, ты ещё здесь? Ну что, ещё не разлюбил свою?..

- Марго! - показалась сзади Татьяна Сергеевна, осторожно несшая перед собой редкой красоты китайскую вазу. - Что за манеры! Вера! Где ты копаешься? Стас! Я жду! - все было произнесенено без перехода, плавно и являло собой отражение мыслей, скачущих, словно захваченные общей скачкой кони. - Сергей Владимирович, мы готовы, сейчас едем.

Действительно, прошли все чинно один за другим в микроавтобус "Мерседес" цвета "металлик", пригнанный из какой-то автоконюшни полковника Конева. Сели. Я наполовину вошел в открытую дверцу, оглядел всех.

- А Аркадий где? Он что, не едет?

Все немедленно оглядели друг друга, словно мысленно пересчитывая. "А где Аркадий? Где?"

- Он в доме, - сказала Вера.

Хлопнула дверца впереди, водитель сел.

- Я поеду впереди, вы - за мной, а машина охраны будет замыкающей, сказал я.

Марго захлопала в ладоши.

- Как в боевике!

- Марго! - сказала Татьяна Сергеевна и привычно посмотрела на дочь. Я высунулся обратно в большой мир и посмотрел в сторону дома. Аркадия не видно. Подумав мгновение, пошел к дому.

В каминном зале оглянулся, посмотрел на автобус. Из открытой дверцы салона выглядывал полковник Конев. Откуда-то выскочила Наташа.

- О, Сергей Владимирович! А можно мне с вами доехать до Севастопольской? Вы же по этой улице поедете?

- Конечно, беги спроси у Станислава Сергеевича.

В зал вошел и направился ко мне Аркадий.

- Я с вами, - крикнула Аркадию Наташа и, выскочив за дверь, побежала к микроавтобусу.

- Ну где же ты ходишь? - раздраженно сказал я и отвернулся, смотря через огромные бронированные стекла первого этажа на машины, суетящихся охранников, Наташу, уже впорхнувшую внутрь: взметнувшийся сиреневый подол платья, загорелые девичьи ножки... В этот момент крышу микроавтобуса вдруг приподняло, машина словно бы стала разбухать, рассыпались стекла и вдруг ударил такой силы взрыв, что я отшатнулся, пригнулся, словно бы взрывная волна могла пройти сквозь бронированные трехсантиметровые стекла окон. А когда я вновь взглянул - пылал такой костер, такой!.. Все чадило, ревело... Я оглянулся; Аркадия рядом не было. Слава Богу, он хоть жив! Выбежав за дверь, бросился к своему уцелевшему "форду", схватил пожарный балон, ударил струей. Другие уже пытались тушить, но было видно, что в живых никого нет, что здесь применили какую-то горючую смесь, что надежды никакой. Подбегали ещё люди... Сколько много людей, оказывается, работало у полковника дома... человек пятнадцать. Многие принесли большие огнетушители, пены прибавилось. "Скорую! Вызвать скорую!", "Пожарных тоже, пожарных вызывайте!" "Давно уже вызвали, не ори!" "Сам не ори!"

ГЛАВА 17

ПОИСКИ УЛИК

Через несколько минут огонь сбили и страшно было заглянуть в выгоревший салон, где все ещё сидели угольные манекены.

- Все четверо, - сказал кто-то рядом. - Вот беда! Жили счастливо и умерли в один день.

В словах была какая-то циничная недоговореность, но взглянув на знакомого... Петр, повар?.. я увидел искренее потрясение в глазах.

Я вновь посмотрел внутрь машины. Да, полковник Конев, его супруга, обе дочки... А ещё Наташа, водитель!..

Я оглянулся на входную, настежь распахнутую дверь. Посмотрел на Аркадия, кивнул и, отвернувшись, уже приказывал открывать ворота подъехавшей кавалькаде сине-бело-красных казенных машин.

Когда бестолковая суета всей этой массы правоохранительных и пожарных людей совместно с медработниками обрели некую упорядоченность, говорящую о том, что первое любопытство новоприбывших, пораженных смертью всем известного в городе человека, было удовлетворено, началась рутинная работа.

Да, смерть полковника Конева, его жены и двух дочерей было событием чрезвычайного значения. Я проследил, как МЧСовец, большими кусачками вскрывал прокаленную, уже почти остывшую жесть машины, дабы извлечь в сохранности все шесть обуглившихся тел. Шестым был шофер, попавший за компанию. Как и бедная Наташа. Я сам для себя уже приблизительно составил картину преступления: машину заминировали загодя, и кто-то у исполнителей издали выжидал момент, чтобы наверняка послать сигнал взрывному устройству. Исходя из того, что взрыв произошел в отсутствие Аркадия, было ясно, что и на этот раз он ещё не являлся целью. Итак, полковник Конев, жена, две дочери... Бум! И конец.

Я вынул сигарету из почки и закурил. Из вскрытого нутра автобуса тащили на носилках уже третий труп (чей? мужской? женский?), гробовозки заглатывали... Я подошел к заместителю Конева подполковнику Свидригайлову, прибывшего мгновенно по случаю такого громкого терракта. Поговорили, посочувствовали умершим.

Я отбросил смятую сигарету и поглянулся на дом: в дверях, как бы охраняя, словно бы не желая никого пропускать, стоял Аркадий. Я подумав, повернулся и пошел к дому. Войдя, на ходу зацепил Аркадия рукой за плечи, развернул и увлек вглубь зала, в сторону камина с огромным гербом на вытяжном колпаке. Повернув Аркадия к себе, пытливо взглянул парню в лицо. Тот выглядел подавленным.

- Слушай, парень. Хватит хандрить. Пошли выпьем с тобой пива, или что-нибудь покрепче. Я как раз зашел выпить что-нибудь. В глотке пересохло. Пошли.

В столовой, в буфете у правой стены нашли все, что могло бы привести в восторг любого пьяницу.

Расположившись за столом, я открыл одну бутылку пива, налил в стакан и выпил залпом все поллитра. Взглянул на часы. Тринадцать тридцать. Около часа прошло после взрыва. Время как летит!

Налил ещё стакан, выпил. Слушая возобновившиеся птичьи трели в открытом в сад окне, вынул из кармана телефон и набрал номер Елены Михайловны. Она сразу ответила. С удовольствием слыша её голос, я ту же налил себе немного коньяка. Закурил.

- Лена! Тебе ещё не сообщили? - спросил я.

- Нет. А что? Почему вы не едете? Я уже собралась звонить. У меня все готово, повара жалуются, скоро все остынет.

- Пусть остывает. Никто не приедет.

- А что случилось? Ты меня пугаешь, Сережа. У тебя такой голос!.. Что случилось?

- Случилось несчастье.

- Не пугай меня, Сережа! Говори! - вскричала она, когда я помедлил, допивая пиво.

- Да, несчастье. Станислав Сергеевич и жена, и дети - все в общем...

- Что? - перебила она его, - погибли? Но как? Почему?

- Автобус, в который все сели,взорвался. Все погибли.

- Но может быть, Сережа! Ты должен ко мне приехать. Я боюсь!..

- Тебе, Леночка, я думаю. бояться нечего. Вот и Аркадия не тронули, взрыв был произведен без него. Он ещё даже не успел сесть в машину.

- Аркадий жив? Ох, Сережа, Аркадия может и не тронут, но я... Я боюсь! Я хочу, чтобы ты приехал.

- Хорошо, Лена, как только смогу, заеду, - сказал я, а сам подумал, что этак, у меня совсем не будет времени, если всех успокаивать. Аркадий, теперь Лена. - Я заеду, как только смогу. Но попозже. У меня сейчас дела. Помнишь, я звонил, вчера вечером и ночью погибли люди: Рубцов, Карелов, например.

- Да, но я их не знаю.

- Конечно, откуда тебе их знать. А я вот хорошо их знаю. Хочу сейчас заехать, поспрашивать самому соседей. Да и осмотрюсь. Начну с Рубцова - он ближе всех от дома Станислава Сергеевича жил, закончу с Неприенко, потом если не поздно, заеду.

- Только обязательно. Если не сможешь, позвони обязательно. Ты слышишь, обязательно.

Я отключился с приятным чувством. Каждый раз, общаясь с ней, я испытывал подъем... впрочем, не имеющий, по большому счету эротический оттенок; вся моя сексуальная энергия уходила эти дни на Катеньку. И странно, не в первый раз признавал я - моя Катенька сильно проигрывала в сравнении с Куницыной, та была полное, законченное совершенство, ей можно было непрерывно, без устали любоваться... а вот любить без устали мне хотелось Катеньку.

Подумав, я вылил остатки из второй бутылки пива в стакан, допил и решительно поднялся. Пора.

Прошел к выходу. Пожарные и труповозки уехали. Я добрался до своего неповрежденного "форда" и вскоре выехал за ворота, которые поползли вслед за мной - закрыл охранник из будки.

Николай Рубцов, действительно, жил неподалеку. я проехал по Пугачевской улице, свернул на первый Пугачевский переулок, потом на Демьяновский и у дома номер двадцать девять остановился.

Вышел, закрыл двери на ключ и двинулся ко второму подъезду девятиэтажного дома. В будке вахтера, специально спроектированной в этом типе домов, сидел, как было начертано над окошечком, консьерж. Консьержем оказался мужик лет пятидесяти, в пятнистом камуфляже, скорее всего нанятый самими жильцами. Он обедал. Из окошечка, куда нагнувшись сунул голову Фроов, тянуло жареной колбасой и кофем. Действительно, однокомфортная электроплитка стояла на табурете в уголке, а на сковороде перед охранником уже не шипела, но силно пахла кружки жаренной колбасы политой яйцом. Все это, несмотря на кустарность изготовления, выглядело весьма аппетино, и я внезапно почувствовал голод. И правда, ведь, не обедал. А утром у покойников Коневых выпил только кофе.

- Что надо? - с неудовольствием спросил консьерж, который успел уничтожить едва половину приготовленных явств.

Я сунул в окошечко для таких случаев имеющееся у меня удостоверение специального отдела ФСБ при кремлевской администрации. Документ был изучен, произвел впечатление, и еда была временного забыта.

- Чем могу? - по иному выразился боец.

Узнав, что меня интересует все, что касается семьи Рубцова, охранник успокоился. Оказалось, что консьерж заступил на дежурство в семь утра, когда уже соседи проявили свое известное любопытство и нашли сердечников. Его напарник перед уходом сообщил, что накануне вечером заходили два прилично одетых мужика в костюмах и при галстуках, но сразу видно, когда костюм сидит как форма, в общем, напарник обратил внимание и забыл. Только утром фраза брошенная одним из поднимавшихся, всплыла у него в памяти: "На четвертом?" А на четвертом этаже как раз и жил Рубцов Николай в квартире номер сорок девять. Да, когда утром все началось, напарник и вспомнил. Он же сообщил и милиции. Я выслушал все эти сведения, поблагодарил, пошел к лифту, нажал кнопку вызова и вошел в тут же открывшуюся кабину, игнорируя крик высунувшейся из окошка головы констьержа. Тот крикнул, что дверь опечатана и вообще нельзя.

Дверь, действительно, была опечатана длинным листиком с печатью. Я машинально сорвал бумажку и, немного покопавшись в замке собственным универсальным ключом, вошел.

Квартира была большая, четырехкомнатная, с отличной новой мебелью, огромной люстрой, но без индивидуальности. Однако, выполняла основную задачу - служить удобным и незаметным фоном, в пределах которого прекрасно жилось... и умиралось, хмыкнул я. Прошел в спальню. Здесь, как и в других комнатах, осмотр милицией если и был проведен, то лишь поверхностный. Дело было простое, смерть без признаков насилия. Конечно, сердце не выдержало. У обоих. Наверное, перенапряглись. Ночью. Это бывает, не часто, но бывает.

Я медленно огляделся. Да, ничего не искали, не смотрели. Постель была оставлена в том виде, каком её нашли. Вернее, Рубцова нашли с супругой, а постель оставили с отпечатками их тел. Хотя, продолжал я машинально следовать путями мышления оперативников, мало ли, может Рубцовы наркоманы, может передозировка, может отравление... И что-то все равно настораживало. Я, словно ищейка, медленно обходил спальню. Возле кровати стоял сервировочный столик, обе полочки которого - в основном нижняя - были заставлены бутылками. На верхней стояла наполовину пустая бутылка шампанского, два стакана, несколько банок с пивом, пепельница, полная окурков. Я посмотрел. Рубцов курил "ЛМ". Или его подруга. Вдруг насторожился: на полу, возле спинки кровати, у изголовья, лежал окурок без фильтра. "Прима". это ни о чем не говорило, могли оставить оперативники. А с другой стороны, они же здесь были долго, а окурок - один.

И больше ничего.

Так же тихо, как и вошел, я удалился. Спустился на лифте. Консьерж вновь высунулся из будки:

- Я же предупреждал, что опечатано. Мне говорили никого не пускать. На каком основании?

Я выслушал и вновь помахал своим спецудостоверением. Консьерж удовлетворился и втянулся обратно в окошко.

Я вышел из подъезда. Посмотрел на часы. Четырнадцать семнадцать. Время медленно, но упорно ползло. Однако, погода, действительно, портилась, и небо за время пребывания в квартире Рубцова густо покрылось облаками. Ветерок усилился. Недалеко, ввинчивая в воздух мусор и голубей, крутился невидимый смерчь. По тротуару шло в разные стороны довольно много людей. В соседнем доме, метрах в тридцати, в нижнем этаже был продовольственный магазин. Наверное, застрявший где-то внутри запах жареной колбасы и яичницы заставил меня пойти в эту сторону. Уже подошел к входу, когда густеющая здесь толпа, заставила опомниться: что я, колбасу покупать собрался? Да и денег, как всегда не взял. Отвернулся. Сзади зазвенело стекло. В толпе кто-то, наверное, упал. Я оглянулся. Надо же, все остолбенело уставились на разбрызганное стекло витрины, и из открывшейся глубины, словно из разбитого аквариума, течением ещё не набравшего силу возмущения, выносило продавцов. Я быстро вернулся к своей машине. Нет, надо заехать к Каримову, посмотреть, что там осталось, а потом к Наприенко.

Квартира Каримова была в кирпичной пятиэтажке на третьем этаже. Здесь консьержа не было. Поднявшись на третий этаж, я увидел, что железная дверь не опечатана. Секунду постояв в недоумении, я нажал кнопку звонка. Глазок непрофессионально затмился изнутри, меня изучали, потом женский голос спросил, кто я такой? Я вытащил свою волшебную красную книжицу, помахал перед глазком и сказал, что он из милиции. Внутри поколебались, но открыли. Черненькая испуганная девушка лет восемнадцати вопросительно смотрела на меня.

- Здравствуй, - сказал я, - я пришел снять показания.

- Но ведь уже два раза были из милиции.

- Я, собственно, не из милиции, - признался я и раскрыл свою "липу". Девушка прочла, поправила смоляную прядь, упавшую на лицо, и вновь посмотрела снизу вверх мне в лицо.

- ФСБ? - беспомощно спросила она. - Зачем?

- Надо, - твердо сказал я. - Вы позволите мне войти и осмотреть место происшествия?

- Да, заходите, - отступила она.

Я вошел.

- А вы кто будете? - спросил я девушку.

- Я племянница Рустама Исаевича, Фатима.

- Вы были здесь ночью?

- Да, - подтвердила она и заморгала черными ресницами.

- Ну, ну, - сказал я.

Мы прошли через всю застланную коврами гостиную и подошли к двери спальни.

- Здесь, - сказала Фатима.

Я стал открывать дверь и обнаружил, что это затруднительно: дверь была повреждена. Впрочем, открылась. Бардак в комнате был страшный. Мебель порушена, вся в расщепах, к тому же ещё тронутая огнем. На сохранившихся кроватях - бурые потеки. Крови конечно. Вместе со мной в комнату вошла и Фатима, огляделась, заморгала ещё чаще, потом беспомощно взглянула на меня. Показались слезы. Я вытащил платок, всегда хранившийся для экстренных случаев (встречающихся чаще, чем даже можно себе представить), решительно протянул девушке, дабы она вытерла глаза и нос, уже хлюпающий.

- Расскажи-ка мне, Шахеризада, все, что знаешь.

Она вздохнула.

- В час ночи выстрелили из открытого окна пятого этажа вон того подъезда, - указала она пальцем в проем пустого окна на дом напротив.

- А ты откуда знаешь? - спросил я, внимательно всматриваясь в окна указанного подъезда.

Метров тридцать, тридцать пять. Вполне доступно.

- Милиционеры определили, - сказала она.

- Ладно, царевна (она стала уже робко улыбаться пухлыми пунцовыми губками), я пойду, а вот ты, после меня никому не открывай, даже если назовутся исполняющим обязанности президента Путиным. У тебя дверь железная, поэтому ничего не бойся и сразу звони в отделение милиции, проси кого-нибудь прислать. И фамилию спроси, чтобы сказали, когда придут. Уяснила?

Фатима кивнула.

- Уяснила.

- Вот и отлично.

Уже у двери я остановился.

- Слушай, ты говорила, что два раза приходили? Когда?

- Первый раз ночью. Сразу после взрыва.

- А второй раз?

- Второй раз совсем недавно. Может час как уехали.

- Как они представились?

- Так же как и вы, только читать не дали. Просто показали удостоверения и стали все осматривать.

- Сколько их было?

- Человек семь... Да, семь человек, я помню.

- Ну ладно, принцесса, я пошел, а ты, все же, не открывай никому.

Фатима от общения со мной повеселела. Закрывая за мной дверь, даже улыбалась.

Я быстро сбежал по ступеням. Настроение было хорошее. Я подумал, что мой блондинистый чуб нравится таким вот восточным красавицам.

Дом напротив. Я вошле в подъезд и поднялся на пятый этаж. Окно было открыто. Как и остальные на всех этажах. Жара, август, летнее проветривание. А черное окно без рамы просматривалось отсюда хорошо. Там в комнате двигалась тень. Подошла к окну, и я ясно увидел Фатиму. Та, кажется, тоже меня увидела. Я на всякий случай помахал ей рукой. Действительно увидела. Девушка помахала мне в ответ.

Ну что, пора двигаться дальше, в общем-то ничего... Я вдруг замер, на что-то среагировав... Конечно, окурок. Точно такой же я нашел в квартире Рубцова. Здесь было несколько... три, четыре, пять. Пять окурков без фильтра. "Прима". Я вытащил свою пачку "Кэмел", позаимствованную в доме Конева, закурил. Значит, можно предположить, что Рубцова и Каримова кончили одни и те же люди. Подошли творчески. У Рубцова дверь с замком для маленьких детей. Поэтому вошли и сделали сердечный приступ. Не особенно маскируясь, нагло и уверено. За одну ночь провернуть четыре дела. Это вместе с Домбровским, утонувшим в бассейне. А кроме того, запланировали убийство семейство полковника Конева. Ну да, чего разводить конспирацию? Я подумал, что сам невольно подыграл исполнителям, собрав всех Коневых в одно место. В данном случае, в машине. Вспыхнул от злобы, заскрипел зубами... Руку чуть не обжег, смяв сигарету в ладоне. Постарался успокоиться; вся эта злость на отсутсвующего сейчас врага вредит мне же, нервы вхолостую перегорают. Теперь необходимость найти этого законспирированного резидента-коммерсанта стала жизненно необходима. Во всяком случае, я так чувствовал. Идет серьезная чистка в городе. Действуют грубо, нагло. Действуют по принципу: нет человека, нет проблемы. Ну жизнь! Видимо, наши российские масштабы раздвигают горизонты во всем: раззудись рука, развернись плечо!..

ГЛАВА 18

ПОПАЛ В ЗАПАДНЮ

Ну ничего. Однако, если подумать, то теперь в городе две главные мишени. Остальное - шушера. Удивительно еще, почему силы брошены на уничтожение всех этих людей, когда можно было бы, путем небольших коммерческих операций, да небольшого давления... Нет, действительно, тянет на наших просторах идти по размашистому варианту. Не воспитана в нас любовь к искусным интригам. У нас другое. У нас чуть что, сами собой раззуживаются руки, да разворачиваются плечи. Значит, в городе остались две реальные мишени: Аркадий и я сам. В большей части крупных предприятий так или иначе есть и моя доля собственности. Заработал. Крышу организовывал под руководством мэра, то бишь Князя. Если убрать меня, (я ухмыльнулся) самого опасного из всех, то, фактически, особых трудностей по захвату города не возникнет. Аркадий - это не проблема. Девушка Фатима из дома напротив вновь робко помахала мне рукой. Ее тонкая фигурка в закопченом бетонном проеме с выбитой рамой казалась символом вечных потерь: так, в разгар войн, среди развалин прощались женщины с ухожящими в бой мужчинами. Я улыбнулся разгулу своей фантазии и махнул рукой в ответ. Ладно, нечего задерживаться. Отбросил свой окурок в общую кучку, разбавив фильтром более демократические останки, решительно повернулся и сбежал вниз.

Вышел из подъезда. Рядом был большой застекленный стенд с платными объявлениями. Я, проходя мимо, посмотрел туда... чепуха сплошная: сдача, наем, прием на работу... Вдруг стекло без всякой причины разлетелось вдребезги и в одном из обнажившихся листочков, совсем близко, появилась маленькое отверствие. Мгновение я смотрел, как остолбенелый, уже понимая, что к чему, но все равно пытаясь осознать, почему сейчас?.. На самом деле, я почти сразу отпрыгнул в сторону, тем сумев спастись от нового выстрела, расщепившего стойку стенда. И тут же мелькнуло воспоминание: разлетевшаяся витрина магазина... Меня пасут! Меня!!. Я в гневе огляделся: какой-то "БМВ" улетал с бешеной скоростью... Мерзавцы! Не умеют, видно, целиться на ходу.

Когда я добежал до своего "форда", на горизонте, конечно, ничего уже не было. Только сновали с собственными заботами - туда, сюда - не приобщенные к утехам сильных мира сего бедные горожане. Меня всего трясло. Вновь, как и три дня назад, меня нагло - самое главное, неуважительно! пытались замочить. Я сел в свой "форд", желая побыстрее закончить намеченное.

К дому Наприенко, расположенном в другом концые города, я подъехал в три часа. Вернее, в четырнадцать пятьдесят восемь, отметил я, взглянув на часы. Семиэтажный дом, построенный год три назад, отличался от прочих близнецов вокруг только большими лоджиями. Я, сверившись с адресом, записанном на листке, поднялся на пятый этаж. Нужную квартиру я нашел бы и без записки, лишь по оставленному здесь ночью автоКнязю. Сейчас, стоя перед дверью, я мысленно реконструировал происходящее ночью: кто-то позвонил в дверь, кто-то изнутри спросил, что надо посетителю. И конечно же, убийца знал, что хозяин живет один, жена и дети предпочли переехать в Москву, раз деньги есть, а папаша ни о чем, кроме как о бизнесе думать не желает. Так вот, скорее всего, увидев потемневший глазок, сразу выстрелили. Пуля прошла линзу глазка, потом линзу глаза, потом тонкую кость глазницы... и застряла внутри черепа, произведя "несовместимые с жизнедеятельностью разрушения мозга"

Я, досконально изучив заклеенную изнутри дыру, позвонил. Было тихо. И это понятно, так как Наприенко жил один. Но тут вдруг, вместе с шорохом из квартиры, до меня долетела мысль, что листок, которым была опечатана здесь дверь, был разорван. В следующее мгновение дверь распахнулась, и мне в лоб стремительно уперлось дуло пистолета. Не давая опомниться, решительный боец в камуфляже мгновенно рванул меня за ворот к себе. Не ожидав этого, я сделал несколько шагов внутрь, меня тут же подхватило множество рук, я получил удар чем-то твердым по голове (пистолетом, чем же еще!), несколько пинков ногами, потерял равновесие, упал, все вокруг громко орали, давили на психику, тыкали в меня стволами, потом кто-то больно наступил ботинком на лицо, ещё раз сильно ударили по затылку, и я едва не потерял сознание. Едва... ибо, словно обездвиженный зверь в африканской пустыне Калахари, я мог лишь смутно воспринимать окружающее... Да, меня вздернули вверх, поставили на ноги. Кто-то шустро натянул на меня шапочку до подбородка, руки сковали за спиной и немедленно поволокли... по ступеням, вниз, из подъезда. Втолкнули в машину. Из-за моих габаритов рядом поместился только один, все время державший у ребер твердое дуло - мало хорошего было во всем этом. И я горестно и зло думал: может теряю квалификацию? Может все эти передряги - закономерный результат моего самоуспокоения, фатальной уверености в свои силы и счастливую звезду, наблюдавшую за мной вместе с ангелом-хранителем, любовно убирающим камешки с пути? Может, так все и происходит, думал я, старое должно уступать новому, и лишь неумение взглянуть на себя со стороны мешает заметить в себе возрастную окостенелость. Я ещё не успел до конца проанализировать свои горести, как мы приехали.

Меня грубо выволокли из машины и, придерживая с двух сторон. шустро увлекли за собой. Вошли в помещение. Звуки, доносящиеся со всех сторон, звучания голосов, акустика (или отсутствия оной) показалась знакомой. Я не решился поверить, но повеселел. Вверх, вниз, ещё вниз... я все более укреплялся в мысли, что узнаю местопребывание... тут меня бросили на стул, сдернули шаплчку, сильный свет лампы ударил прямо в лицо, ослепил, но я успел узнать погруженное в полумрак помещение.

Конечно узнал.

Теперь сомнений не было, я узнал эту камеру для... не пыток, конечно, дознания. Помещение для допросов, которое использовалось чаще всего подполковником Свидригайловым и куда пару раз гостем, вернее, финансовым благодетелем, захаживал и я.

- Имя, фамилие, год рождения, род занятий! - выкрикнул кто-то из темноты знакомо и грубо.

- А вы, что, читать разучились? Мои документы у вас, разуйте глаза и кончайте свои игры, - насмешливо сказал я., и тут же получил кулаком по уху. "Завтра ухо будет с оладью", - подумал мельком, повернув голову и пытаясь рассмотреть ударившего. Рассмотрел было - глаза начали привыкать к направленному освещению, - но тут же новый удар, уже в зубы, заставил отвернуться. Брюнет с оловянно блеснувшими глазами и толстыми брылами вместо щек, запомнился.

- Умник нашелся, - сказал ударивший.

- Да это же Я! - воскликнул чей-то удивленный голос и тут же что-то забубнил кому-то невидимому за лампой, светившей так прямо.

Черт знает что творилось здесь! Если эти ребята были ночными мокрушниками, то зачем они устраивали засаду? А если нет, то почему я их не знаю? Или они меня? Я вспомнил слова Фатимы о прибытии группы милиционеров незадолго до моего появления. Черт знает что!

- Может хватит гестапо разводить? - в сердцах сказал я и не так заметил, как почувствовал очередной замах толстого брюнета, очевидно любителя подраться.

"Это следует запомнить", - подумал я, имея в в виду склонность незнакомца к безопасной драке.

- Хватит, Аркадий! - услышал я голос из-за лампы, и тень движения тут же погасла, растворившись в общем полумраке.

- Ну так что будем делать? - спросил гораздо тише командир, распоряжающийся здесь.

В ответ знакомо забубнило, и я узнал наконец скороговорку подполковника Свидригайлова Владимира Владимировича, заместителя начальника УВД города, очень часто вот так при нем говорившем по телефону: "бу-бу-бу-бу". Совсем недавно расстались.

- Владимир Владимирович, объясни ты этим бойцам, что они туфту гонят! А то у меня руки затекли.

Еще короткое "бу-бу-бу" и неузнаваемый за лампой начальник распорядился:

- Ладно, снимите с него наручники. И свет врубите, ни черта не видно.

Наручники сняли, свет врубили. Я, разминая руки, встал. Хозяин командирского голоса оказался высоким, лысеющим, плотным. очень крепким на вид и напряженным, как сжатая пружина, мужиком. Видно было, что, несмотря на излишек веса, он в любой момент готов стремительно развернуться, действуя быстро и точно. Всего в комнате трое человек: два незнакомца и подполковник Свидригайлов. Себя я по привычке не считал.

- Майор Вараскин, старший следователь по особо важным делам МВД. Срочно, с группой, командирован к вам из Москвы... в связи с событиями последних дней.

- Быстро же вы обернулись! - восхитился я.

- Ничего удивительного, ваш милый городок у нас на особом счету. Как только был получен сигнал, нас сразу и откомандировали сюда. Спецрейсом.

- Солидно. А мои документы? - поинтересовался я.

- Вот, пожалуйста. Но согласитесь, очень все выглядело подозрительно: не успели мы заняться работой, как является до зубов вооруженый амбал с каким-то липовым удостоверением...

- Почему липовым? Только одно, кремлевско-ФСБешное, остальные три официальные.

Майор Вараскин оглядел документы ещё раз.

- Ну и ну! Помошник депутата... директор охранного предприятия "Титан"... заместитель директора судостроительного завода... Когда вы успели... Сергей Владимирович?

- Уметь надо, товарищ майор, - сказал я, принимая документы. - И пистолет мой верните. А то, знаете, голым себя сейчас чувствую.

Брюнет за спиной презрительно хмыкнул, и это тоже я запомнил.

- Ладно, ладно, но вы толком расскажите, что вам надо было в квартире потерпевшего... Науменко, - спросил майор Вараскин.

- А то же, что и в квартирах Рубцова, Наприенко... следы искал.

- Не кажется ли вам... помощник депутата, что это не ваше дело?

- С таким же успхом я это могу и вам сказать, - ухмыльнулся я. Настроение и так было не особенно хорошим, а после захвата и бесцеремонного обращения вообще испортилось.

- Мы, правоохранительные органы!...

- Да брось, майор, лапшу вешать! Мы, правоохранительные органы! передразнил я. - Знаем мы, кого вы правоохраняете. Еще надо проверить, когда вы тут прибыли. Может, с вечера, и сразу занялись делом? Может, это вы наших людей на распыл пустили? - распалялся и я, зеленея от злости. Судя по этой ряхе, - кивнул я на брюнета - вполне возможно.

- А ты мне ещё ответишь, подонок! - бросил я брюнету, и вновь повернулся к майору. - Судя по этому вашему жирному борову, вы тут вполне могли развернуться.

- Сергей Владимирович! - попробовал остановить меня подполковник Свидригайлов. - Это же официальный представитель!

- Да плевать я хотел на всех официальных представителей. Я ими в первой Чеченской накушался, этими представителями. Одни дело делают, а другие свой личный бизнес. Сволочи! Ненавижу!

Я внезапно сделал шаг назад к ехидно улыбающемуся недавнему палачу и изо всех сил ударил его в нос. Тот без единого звука рухнул, где стоял, даже не отлетев в сторону. Я и сам почувствовал, что удар получился, наверное, переносицу сломал. Ничего, прямой удар не страшен, если бы снизу, можно было бы вогнать кость в мозг, тогда летальный исход, а так ничего.

Я повернулся в общей тишине.

- Все, мужики, все, инцидент ичерпан. Он сам нарвался. - И не давая опомниться. - Ты о чем там, товарищ майор?.. Ах да. Дело в том, что все погибшие, включая начальника Управления внутренних дел города полковника Конева Станислава Сергеевича, все их имущество находится под наблюдением сотрудников моих охранных предприятий. И то, что произошло, делает меня должником: я просто был обязан - и формально и этически - заняться расследованием. Так что, если хотите. будем сотрудничать.

Майор Вараскин оценивающе смотрел на меня. Потом перевел взгляд на своего лежащего без сознания бойца. Встал, вышел из-за стола, подошел к подчиненному.

- Помогите мне его поднять, - обратился он ко мне.

Взгромоздили на стул. Мужик весил килограммов сто, не меньше. Но был рыхловат. До меня, с моими ста семнадцатью килограммами, ему было, конечно, далеко. Степень глупости определяется последствиями, - злорадно подумал я и озабоченно сказал майору Вараскину.

- Ничего, завтра, я думаю, он сможет встать в строй.

Майор Вараскин вернулся к столу, сел. Я, пододвинув единственный стул ближе к столу, уселся тоже. Посмотрел на подполковника Свидригайлова.

- Владимир Владимирович! Голова гудит. Не будешь так любезен, у тебя всегда в сейфе бутылка коньяка припрятана, принеси пожалуйста.

Подполковник Свидригайлов с готовностью вышел.

- Как это вы его... послали! - заметил майор Вараскин.

- А вы не удивляйтесь. Вы залетная птица, местных условий не знаете. Москвичи снобы: чего у нас нет, то все глупо. Я знаю, сам москвич. Вы здесь поживите год-другой, я посмотрю, кому вы коньячок будете носить.

- Я могу передать разговор подполковнику Свидригайлову? - спросил майор Вараскин.

- А хоть и спляшите после, мне плевать. Мне не плевать только на весь этот бардак, который уже две недели тут происходит. Я думал последние дни, все само собой уляжется, так нет же! И что людям неймется? Имеют многое, но постоянно, постоянно чего-нибудь хотят! И жрут, и жрут!.. Все равно человек не съест больше одной-двух порций, и в двух домах одновременно жить не сможет. И в друх машинах одновременно не поедет.

- Может по очереди, - заметил майор Вараскин. - Вы что, серьезно?

- Что?

- Ну, эту философию бедности толкаете? Как мне успел доложить сейчас подполковник Свидригайлов, вы тут считаетесь одним из самых богатых людей в городе. И власть неофициальная у вас. Не у других, а у вас. А вы мне тут чушь порете! Давайте лучше о деле. Итак, что вы можете сказать?

- Особенно много сказать не могу. Почти месяц назад начались такие вот похожие не нынешние убийства. Я сам был в отъезде. Приехал несколько дней назад, так что все это началось без меня. Тоже коммерческую верхушку чистили. Я понял, что все делается для того, чтобы сконцентрировать финансовые ресурсы в одних руках, чтобы потом было легче все забрать одним махом.

- Я что-то не совсем понимаю. - заинтересовался майор Вараскин, - Если можно, подробнее.

Вошел подполковник Свидригайлов с сумкой. В сумке звенели бутылка коньяка, три рюмки, три стакана и три банки пива. Ко всему этому благолепию прилагалась половинка шоколадки.

- Вот, в сейфе было, - словно бы извинился подполковник Свидригайлов.

Майор Вараскин не возражал, когда наливали и ему. Випили коньяк, отметив в воздухе начало чоканья. Закусили кусочками шоколадки, я похлопал себя по карманам, сигарет не нашел и вопросительно уставился на офицеров. Майор Вараскин досадливо поморщился и вытащил пачку "ЛМ".

- Курите мои.

- Ладно, обычно я свои предпочитаю. - ворчал я, - Но раз такое дело...

Закурил и, откинувшись на стул, огляделся. Комната метров пятнадцати. Без окон и... с одной дверью. Стены оштукатурены, сверху побелены, снизу покрашены синей масляной краской, от которой почему-то пахнет Гулагом. Наверное, такова задумка. Вверху, дополняя общую картину экономной казенщины, свисала лампочка на шнуре. Как это я раньше не обращал внимания на атмосферу этой... комнаты свиданий? Наверное, потому, что всегда был по ту сторону баррикад. Подумал и налил себе и другим. Поднял свою рюмку. Собутыльники отказались. Выпил сам.

- Вы хотели привести подробности, - напомнил майор Вараскин.

- Да, конечно. Подполковник меня поправит, если я ошибусь, не так ли, Владимир Владимирович?

- Конечно, Сергей Владимирович, - с готовностью подтвердил полнеющий пятидесятилетний подполковник.

- Хорошо, - начал я. - У нас в городе основным коммерческим гигантом был до недавнего времени бывший мэр города Куницын Николай Олегович. Три дня назад он умер, и его имущество перешло к сыну. Имущество, но не связи, что, конечно, более ценное. Вы же знаете, как в бизнесе все сцеплено, и можно иметь на каком-нибудь предприятии контрольный пакет акций, а управлять им будет все-таки другой. И основную прибыль будет получать этот другой. Вы со мной согласны?

- Допустим, - кивнул майор Вараскин. - Пока все доходчиво.

- Ну вот, все связи перешли к полковнику Коневу, который и раньше был правой рукой мэра. Недели две назад кто-то стал убирать наших предпринимателей, а три дня назад даже родственников полковника Конева. Я даже грешным делом уже начал подумывать, а не он ли всему голова. Каюсь, Владимир Владимирович, была такая мысль. Очень уж все сходилось. Стоило убрать Аркадия Куницына - это сын мэра, - пояснил для майора Вараскина, - и все становится достоянием семьи Коневых. Но некоторые факты убедили меня в беспочвенности этого пути.

- То есть? - встрепенулся майор Вараскин - Это почему же?

- Главным доказательством того, что я оказался прав, не позволив себе подозревать полковника Конева, это скоропостижная гибель его и всей семьи.

- Хорошо, допустим. Но тогда кому все это выгодно? По вашим словам я делаю вывод, что выгодно все происшедшее этому вашему сыну мэра. Или я не прав?

- Да нет, формально правы. А по сути, совершенно тупиковая версия. Этот Аркадий вообще здесь никто. Ему и положенное никто не отдаст. А на завещание, по которому ему переходит имущество отца, все плевать хотели с высокой колокольни. За ним ведь никто не стоит. Он если и нужен, то как юридическая зацепка, которая позволит кому-то все перевести на себя единым махом, не трудясь особенно. И парень, чувствуется, не имеет призвания к делу, не в отца, парень. Да и понимает, что ему ничего кроме пули не светит.

- Ну и картину вы тут нарисовали! Хорошо, допустим вы правы. Тогда напрашивается ещё один вопрос. И его так или иначе надо задать. Кстати, повернулся он к молчавшему все время подполковнику Свидригайлову, - вы бы не могли кого-нибудь отрядить отнести отсюда моего бойца. Пусть где-нибудь отлежиться.

- Разумеется, - подполковник Свидригайлов с готовностью потянулся к телефону. Он коротко отдал распоряжение. Вошли два толстых от бронежилетов сержанта и вынесли на плечах все ещё не пришедшего в сознание любителя подраться. А из носа у него тихонько шла кровь.

- Если не очнется, надо будет врача вызвать, - озабоченно проговорил майор Вараскин. - Я слушаю, - уже мне.

- Это я слушаю. Вы хотели задать вопрос.

- Да. Вопрос такой: в какой мере все заинтересованы в этих смертях? Мне так кажется, что уж кто-кто, но вы идеально подходите к роли чистильщика. Или я не прав? Владимир Владимирович! Будьте судьей.

Владимира Владимировича роль судьи смущала.

- Да, разумеется, на первых взгляд так может показаться...

- И на первый, и на второй, и на третий! - решительно отрубил майор Вараскин. - Что мне прикажете делать? Арестовывать вас?

- Можно бы, но мешают две вещи, - сказал я.

- Это какие же? - оживился майор Вараскин.

- Первое, презумпция невиновности, но которую, по большому счету всегда можно обойти, согласен, и второе - самое главное - то, что я лучше вас знаю: я невиновен.

- Н-да, - помолчав, сказал майор Вараскин. - Доводы ещё те.

- Давайте ещё по рюмашке, - предложил подполковник Свидригайлов. - А на счет вас, Сергей Владимирович, я, конечно, не думаю. Вряд ли бы вы стали... - он разлил всем по рюмкам, все чокнулись на этот раз, выпили. Подполковник Свидригайлов вновь предложил сигареты мне, закурил сам и, глядя в даль сквозь стену, неожиданно проговори:

- А по большому счету, не в обиду Сергей Владимирович вам, тут в своей душе ничего не разберешь, а чужая уж совсем потемки.

- Ладно, не будем хреновину разводить. Меня что, действительно, подозревают? Я, действительно, задержан?

- Сергей Владимирович, Сергей Владимирович, - раздвинул резкие морщины в улыбке майор Вараскин. - Никто вас задерживать не собирался. А на счет подозрений... Ну так все подозрения спишутся, когда мы найдем убийц. Вы согласны? Тогда напоследок посошок и по делам.

Теперь уже майор Вараскин разлил коньяк по рюмкам. На пиво так никто внимания не обратил. Выпили. Закусили кусочками шоколада, и я поднялся.

- Не смею задерживать.

Тут же остановился, вновь повернувшись.

- Да, пушку мою, если позволите.

Майор Вараскин протянул пистолет, и я вышел. Дорогу я знал, так что вышел без провожатых. Надо было решать, что делать дальше. Посмотрел на часы: четырнадцать часов семнадцать минут. Отсюда до "форда", оставленного у дома Наприенко, было минут двадцать езды. Вынул телефон из чехла на ремне, позвонил в офис. Распорядился прислать за ним к зданию УВД. Дежурный обещал, что машина будет через десять минут. Потом позвонил домой, Катя сняла трубку после третьего звонка.

- Сережа! Это ты? А я в ванне была, стирала.

- Что ты там стирала? Впрочем ладно, стирай, если тебе нравится. Могла бы кого-нибудь нанять, носили бы твои вещи в стирку. А ещё лучше, выбрасывай и сразу новые покупай. Денег, что-ли, мало?

- Ну Сереженька!..

- Ладно, это я так ворчу. Знаешь, котенок, я может быть задержусь, дел полно. Ты слышала, полковника Конева с семьей подорвали.

- Не может быть!

- Может, котенок. Так что ты меня особенно не жди. Мне ещё надо заехать в пару мест. Хочу Аркадия пристроить в Княжеский замок. Там ему будет безопаснее, я думаю.

- Ты поедешь к этой противной Ленке?

- Да ладно тебе, крошка. Совсем недавно она не была такой противной. Помнишь, одноклассница и все такое?

- Может раньше она и ничего была, но сейчас она совсем другая.

- Ну хорошо, хорошо. Когда приеду, закатим куда-нибудь в ресторан. По твоему выбору. Вот тебе и задание до моего приезда, думай, куда мы поедем.

Ждать долго не пришлось. Скоро на "уазике" прикатил Сашка-Селедка. Прозвище получил за неуемное пристрастие к упомянутой рыбе. Я с ним познакомился в Чечне. Он уже тогда был притчей во языцах, даже во время боя немыслимым образом успевая находить в покинутых "чехами" домах селедку в банках или просто так, уже готовую к употреблению. И удивительно, ни разу не отравился. Впрочем, любовь - любовью, но он ясно представлял возможную опасность: иногда отказывался от совершенно внешне аппетитной рыбки.

Сашка подъехал и лихо затормозил передо мной. Хозяйская жилка немедленно подсказала сделать замечание на счет стираемой резины, но здравый расчет вынудил этого не делать: все-таки ребятки приносили доход как раз из-за своей неуемной лихости.

- Куда шеф? - спросил Сашка, долговязый черноволосый, двадцатисемилетний, в прошлом десантник, ныне - работник охранных структур, так же, как и многие прошедшие службу в казенных структурах, вынесший ненависть к начальству, всегда озабоченному собственной выгодой и ожиданием иерархического нагоняя. За счет своих воинов.

Я назвал адрес и, корректируя повороты, через восемнадцать минут достиг места. Никем не тронутый "форд" стоял там, где я его оставил.

- Я свободен, шеф? - спросил Сашка.

- Да. Дальше я на своей тачке.

- А что вообще творится? Ребята говорят, война вроде начинается.

- Вряд ли. Я сам думаю управиться, - сказал я. И тут же задумался. Вопрос Сашки подсказал мысль... - Да, передай ребятам, пусть на всякий случай мобилизуются. Скажешь Семену, он пусть свяжется с Лёхой, а там передадут всем остальным. Я думаю, вряд ли, но на всякий случай пусть будут в полной готовности.

Я ещё постоял, собираясь с мыслями, потом махнул рукой, езжай, мол, сам сел в свой любимый "форд", закурил и тронулся с места, быстро набирая скорость.

Скоро я уже был в пригороде. К вечеру на дороге появилось больше машин, приходилось напряженнее следить за дорогой, лавируя между встречными и попутными автомобилями, и довольно поздно я вдруг обратил внимание, что мчусь с довольно приличной скоростью. Я взглянул на секундомер, тот показывал девяносто километров. Тут же, желая избегнуть столкновения, я, маневрируя, нажал на педаль газа, перестроился и, одновременно обгоняя плетущуюся "Волгу", догнал всеми этими маневрами скорость до ста пяти километров. Некоторое время, совсем недолго - секунду-две - ехал с этой скоростью, как вдруг отметил, что нога давно уже давит на педаль тормоза. Осознав это, я оглянулся назад, вновь резко надавил педаль... И так же безрезультатно. Машина продолжала мчаться. Ручной тормоз тоже не работал. Хуже всего было то, что на этой, уже почти загородной дороге, многие двигались с повышенными скоростями и, иногда, чтобы не столкнуться при вынужденном обгоне, да со встречными машинами, приходилось нажимать педаль газа. И душила ярость на тех, кто в мое отсутствие успел попортить тормоза. Ребята отнеслись к делу творчески. Или им надоел один и тот же метод? Если судить по разнообразию способов убийств, второе предположение имеет более реальную основу. Секундомер показывал сто двадцать, когда я вылетел за пределы города. И хуже всего было то, что впереди, насколько я знал, не было никакого препятствия, с помощью которого можно было бы безопасно погасить скорость. Хотя бы стог сена! Не завалящего, частно-собственнического, а большого, колхозного, в который от души можно было бы врезаться.

Я попробовал выключить мотор. Увы! Все было продумано, все было сделано профессионально. Приходилось следить за дорогой и лететь, лететь... Вдруг я понял, что делать. Дальше дорога разветвлялась. Правая, более узкая, шла к Волге, основная дальше, откуда надо было сворачивать к лесу Князя. Я свернул направо и понесся к Волге. Вспомнил, что один из витков дороги проходит недалеко от прибрежного обрыва и, как-то, я видел прыгающих здесь подростков, с десяти метровой высоты красовавшимися смелым полетом перед девчонками. Именно в этом месте , с сожалением прощаясь со своим прекрасным, везже проходимым "фордом", с дикой скоростью взлетел в воздух. В полете я открыл дверцу и, оттолкнувшись от порога машины, ушел в сторону. В воду врезался чуть позже утерянного скакуна. И, как был уверен, здесь оказалось глубоко. Я тормозил раскинутыми руками, поэтому дна, как и надеялся, не достиг. Вынырнул, подставил лицо слепящему солнцу, и, собираясь с силами и изгоняя излишек злости, полежал секунду на воде, потом быстро поплыл к берегу.

Пришлось проплыть немного ниже по течению, где берег, снижаясь, переходил в пляж. Здесь нашел стайку подростков, которые, сидя на своих полотенечках, очумело смотрели на меня.

- Видели? - подмигнул я им. - Видели, как я прыгал?

Все закивали, видели, мол.

- Это я тренируюсь, - объяснил я и начал раздеваться. - Хочу в каскадеры записаться, там каждый день вот так придется прыгать. Боюсь, придется прервать тренировки, машины кончаются, да и скоро здесь плотина будет из иномарок.

Ребята продолжали дико смотреть на меня. Раздевшись до трусов, я выжал рубашку и джинсы и развесил на кустах. Долго сушиться не стал. Подождал пятнадцать минут (часы у меня, действительно, были водонепроницаемые) и одел на себя теплую, но сразу ставшую охлаждать кожу одежду.

Пока сушился, пока одевался я думал, что делать дальше. Телефон не работал. Ну это естесственно, какая иностранная электроника выдержит русское купание! Ничего, как-нибудь. И подумал, что хватит мушкетерствовать, и вообще, больше без денег из дома ни ногой. Привык, понимаешь, что все идет само собой. А как сейчас? Без машины и без денег?

ГЛАВА 19

ОБСУЖДЕНИЕ ОБОРОНЫ

Через двадцать минут уже подъезжал на попутной машине к усадьбе Князя. Владелец желтого "Москвича", которого я соблазнил тридцатью рублями, довез меня до самого парадного входа. Пришлось подождать в машине, любуясь на клыкастые пасти овчарок, пока не подошел Семеныч, старший псарь, отогнавший зверей. Я слышал, раньше он был майором, работал, кажется, в ФСБ. Надо бы, как-нибудь, запросить у дяди Семы, у генерала нашего Романова, личного покровителя, информацию на разных там местных отставников из органов. Кстати, давно не созванивались, подумал я. Генерал последнее время зачастил сюда, в Лермонтов. Это когда я познакомил его с Князем несколько месяцев назад. Князю надо было тогда уладить дела с кредитами, а генерал предложил использовать свои связи в Белом Доме и Минфине. После того случая дядя Сема почитай каждый месяц приезжал к Князю, какие-то общие дела завелись. Но и для меня было полезно, Князь ко мне стал лучше отноститься.

Я, выходя из машины, попытался вспомнить фамилию Семеныча. Кажется, Щербаков. Впрочем, ладно.

- Семеныч! - сказал я и поздоровался. - Ты слышал, что в городе творится?

- Да уж, беспредел. Кто же это там?

- Есть заинтересованные человечки. Полковника Конева тоже взорвали, слышал?

- Елена Михайловна сказала. Да ты же и звонил. А что это с тобой? спросил он, указывая на сырую ещё одежду.

- Так, пришлось выкупаться, - неопределенно ответил я.

К нам подошли ещё два человека, но остановились в нескольких шагах.

- Это кто такие? - спросил я, вдруг сообразив, что вижу их в первый раз. Собаки, хоть и не проявляли к нам враждебности, но держались отчужденно. Мне особенно один мужик не понравился. Немного за тридцать и с таким брезгливо-насмешливым лицом, будто с детства понял, насколько он лучше других, и насколько другие гаже. Сбоку носа прилепилась большая, жирная, волосатая родинка - поцелуй дьявола.

- Новички, - не оборачиваясь в их сторону, спокойно сказал Семеныч.

По моей просьбе Щербаков расплатился с частником, дав ему пятьдесят рублей, и тот уехал.

Я пошел к парадному входу. Щербаков за моей спиной звонил Елене Михайловне, предупреждая о госте.

Я вошел прямо в зал. На улице уже потемнело, низкие тучки раздавили небо. В зале, правда ещё слабо, горели большие хрустальные люстры. Видимо, электричество включили фотоэлементы. Почти одновременно со мной со стороны лестницы в зал вошла домоуправительница, Мария Степановна, совсем недавно появившаяся в доме, но управлявшаяся по слухам прекрасно. Ко мне Мария Степановна хорошо относилась. Она с улыбкой протянула мне руку.

- Здравствуйте, здравствуйте, Сережа! Меня Леночка послала вас встретить. Она сейчас подкрасится, и вы через минуту сможете подняться прямо к ней. Она вас ждет.

- Ну и отлично. Вы слышали?

Мария Степановна сделала скробное лицо.

- Ах! Какой ужас! Такой приятный мужчина! А Татьяна Сергеевна! Такая дама!.. Да и дочек жаль, ещё жить не начали. Ну ладно, дорогой, можете подниматься, Леночка ждет. - Но что у вас за вид, Сережа? - сказала Мария Степановна вдруг оглядев мою одежду. - Вам надо во что-нибудь переодеться. Я попробую подыскать что-нибудь размером побольше и принесу наверх, сказала она, провожая меня к двери.

Я, оставив Марию Степановну в холе, пошел наверх один. За последнии дни я здесь не раз бывал и дорогу в личные покои королевы изучил отлично. Елена Михайовна - я до сих пор по привычке называл её так про себя заметно меня выделяла, постоянно зазывая в гости. Но удивительно, чем обворожительнее она мне казалась, чем более совершенной блистала красотой, тем чаще последнее время странное ощущение овладевало мной. Это не потому, что несколько месяцев назад, передавая заказанный материал Князю, имел возможность рассмотреть снимки лихой измены её с собственным охранником. Тогда, по подозрениям Князя, я послал своего лучшего специалиста проследить за ней и, если что будет, добыть доказательства сексуальных излишеств княгини. Будучи человеком холосты, к женским изменам я относился легко, тем более, что находился на стороне рогоделателей, а не рогоносцев. Нет, доказательства того, что Елена Михайловна, все-таки, изменила старому мужу, меня только позабавили, не больше. Даже чуть-чуть привлекли мое внимание к ней. Но тогда не настолько, чтобы познакомиться поближе. А вот последние дни, особенно после похорон, она стала вызывала во мне странное чувство, как уже было сказано. Это было похоже... Да, вот. Однажды, на войне, в разбитом прямым попаданием сельском доме, где раньше жил какой-то местный интеллигент (русскоязычный, конечно), я прихватил с собой почитать книжку. Это был дневник Пабло Неруды. Книгу я потерял на второй день, и жалел, потому что откровения латинского поэта были забавны. Так вот, будучи ещё совсем молодым человеком, лет двадцати с небольшим, Пабло Неруда удосужился отправиться консулом на Цейлон. Забавный, кстати, обычай, отправлять на дипломатическую работу, представлять, так сказать, лицо страны, не обременных лизоблюдством потомственных чиновников, а деятелей искусств и науки. Но короче. Пабло Неруда, как поэт, интересовался многим, всем, чего касался его поэтический взор. Так, он заметил, что ведро, в кое он обильно испражнялся в отхожем месте, каждое утро - как бы рано он не вставал, блестело словно новенькое, тщательно отполированное заботливыми руками. Это заинтересовало его чрезвычайно. Он устроил засаду и обнаружил, что за оным сосудом приходит молодая женщина из неприкасаемых и такой поразительной красоты, что поэт в нем был поражен до глубины души. Женщина была - по его собственному описанию - богиня. Ее формы, лицо, руки - вся она - были столь пугающе прекрасны, что вызывли благоговейный восторг. И все же, сумев превозмочь себя, Пабло Неруда в одно прекрасное утро подняся пораньше, подстерег даму на пути к сортиру и немедленно овладел ею. Девушка не сопротивлялась, она словно бы и не заметила его усилий, и, после всего, так же величаво поднялась и пошла исполнять свои обязанности. Поэт Пабло Неруда делал вывод, что богинями надо восхищаться на расстоянии, спать с ними пустая трата времени, ибо совершенство к людям не относится, и, значит, представляет собой явление другого измерения. И сейчас, постучав и услышав голос Лены, приглашавший войти, я невольно ухмыльнулся, соглашаясь с Нерудой и все же пытаясь представить её в своих объятиях... Не получилось; избытком воображения я вообще не страдал, предпочитая мыслительной работе реальное действие.

Закрыв за собой дверь, повернулся. Навстречу мне шла Лена. Мгновенно оббежав её взглядом, я подивился, насколько мое воспоминание о ней, бледнее реальности: в черном, облегающем бархатном платье, Лена плыла ко мне с такой томительной грацией, что я чуть не забыл зачем приехал. Но и вспомнив, продолжал любоваться: складки кажущейся тяжелой ткани отливали во впадинках лиловым шелком, она казалась выше, тоньше, поражала блеском своих смоляных волос, матовой белизной обнаженных рук и шеи, угольным бархатом глаз, гранатовым пурпуром губ и пурпурным блеском крупных гранат на шее. В общем, божественная женщина, в который раз вынес я свой приговор, принимая протянутую в приветствии руку.

- Что с вами случилось? - встревожено спросила Лена. - Это как-то связано с последними событиями?

- Как-то, - ухмыльнулся я. - А на самом деле, сказать трудно. В моей машине отказали тормоза, так что пришлось тормозить... так своеобразно.

- Что вы имеете в виду? - заинтересовалась Лена.

- А что тут иметь в виду. Пришлось нырять в Волгу, чтобы погасить скорость.

- В городе? - изумилась она.

- Почему? Я уже выехал из города, когда все произошло. Повезло как-то. Я ехал к тебе сюда, так что был выбор обо что тормозить.

Вошла Мария Степановна с новыми джинсами и рубашкой.

- Вот нашла самое большое. Надеюсь, подойдут.

Она вышла.

- Где тут можно переодеться? - спросил я.

- А где стоишь, - посоветовала Лена и, видя мое замешательство, усмехнулась. - Я отвернусь. Вот не думала, что такой большой мужчина может стесняться. Я тебе пока налью что-нибудь выпить.

Она отвернулась и подошла к буфету.

- Что будешь пить?

- Налей мне коньячку, - попросил я.

Я быстро скинул с себя штаны и рубашку, затем трусы, обнаружив, что Мария Степановна позаботилась о нижнем белье. В этот момент я заметил, что Лена, продолжая наливать вино себе и ему, спокойно разглядывала меня в зеркале над буфетом.

- А ты ничего, - засмеялась она, ничуть не смутившись. - Все как и ожидалось, - усмехнулась она и, повернувшись, пошла ко мне с бокалами.

Несмотря на то, что я обычно не испытывал смущения, раздеваясь перед женщинами, причем, проделывал это довольно часто, сейчас стоять голым перед оценивающим взглядом Лены было неприятно. Быстро одеваясь, я пытался проанализировать свои ощущения, но не смог. Было ясно, что мое смущение глупость, не более, но тем не менее...

Я оделся. Если брюки оказались коротковаты, но сидели вполне прилично, то рубашка, обтягивая плечи и руки, трещала по швам.

- Придется заехать по пути в магазин, - задумчиво проговорил я. Впрочем, чепуха.

Лена согласилась и, протягивая мне бокал, сказала.

- Как жаль, что все так вышло.

Она покачала головой.

- А я вас всех ждала к обеду. Такое несчастье!

Она пригласила меня садиться на диванчик, села сама. Я уже был здесь, но, невольно оглядывался, вновь замечая, как обстановка подходит к хозяйке. Все здесь было продумано и создано специально для нее: и полукруглый диван, спинкой прислоненный к застекленному проходу в другую комнату, что превращало эту нишу в своебразное окно, причем реальные окна, такого же размера, по всей высоте комнаты, были завешаны легким газовым тюлем и шторами под цвет мягкого ковра и деревянных частей дивана. Впрочем, детали в данном случае меня не интересовали - отметил общее впечатление и ладно.

- Да, - продолжал я тему соболезнования. - Раз - и нет людей. Хорошо, хоть Аркадий не успел сесть и... - я прервал себя, потому что мысль, прежде витавшая в голове как неплохой, но доселе не оформившийся вариант, вдруг обрела четкость и мне понравилась. - Я вот о чем хотел посоветоваться. Что если Аркадию, действительно, пока переселиться к тебе? Я бы хотел, чтобы он пока пожил здесь. В целях безопасности. Я бы мог подкинуть людей, чтобы организовать круговую оборону. Как ты к этому относишься?

Лена вдруг, словно бы очнулась.

- Что? Оборона? Ты знаешь, а ведь это мысль. - Она оживилась. - Но что если он не согласится? . - Она вновь задумалась на короткое время. - Знаешь что, поеду-ка я сейчас с тобой. Я думаю, вместе нам это лучше удастся. Хотя чего это ему отказываться? Да, пускай здесь живет. Это его дом, да и подальше будет от города. Правда, да? Все эти убийцы!.. Мне, знаешь, тоже страшно делается. Тут особенно умным не нужно быть, убивают всех, имеющий отношение к моему мужу и его деньгам. Хорошо, все знают, что у меня ничего нет. Хоть это и плохо по отношению к Аркадию, но я рада, что у меня ничего нет. И потом... если он будет здесь жить, я как бы косвено сниму с себя вину.

- Какую вину? - я отвлекся и не сразу сообразил. Я уже думал о том, как сходу убедить Аркадия переехать. Лена заставила меня усомниться. До этого я как-то даже не думал, что с этой стороны могут возникнуть трудности. - Какая вина? - переспросил я.

- Ну как же! Вина в том, что я отказываясь от всего, вроде как бы сделала Аркадия мишенью.

- А-а! Не волнуйся, Ленок, это все его папа и твой любимый муж решил. Ты-то тут при чем? Ты тут ни при чем.

Она вдруг снова спохватилась:

- Может хочешь ещё выпить что-нибудь?

- Ладно, бутылку пива и поехали.

- Пива? - с сомнением спросила она.

Я ухмыльнулся.

- Это как говорится: водка без пива - деньги на ветер.

- Ну водка.. - с сомнением покачала она головой. - Водка, а тут коньяк.

- А-а, что в лоб, что по лбу, - легкомысленно махнул я рукой.

Лена принесла мне пиво.

- Я пойду распоряжусь, чтобы машину готовили и через минуту-другую буду.

Она, действительно, появилась скоро. Я едва успел допить свое пиво, как она вошла вновь. Наверное, ходила звонить своему персоналу по телефону.

- Ну что, поехали?

Лена только прикрыла оголенные плечи черным блестящим пиджачком, или кофточкой, сразу превратив платье в костюм, и мы вышли.

ГЛАВА 20

ЛЕНА ФЛИРТУЕТ

Щербаков был внизу с Марфой, вожаком стаи, и ещё двумя собаками. Остальные где-то патрулировали окрестности. С Щербаковым, немного в стороне, стоял и тот мужик с отметиной на носу, что не понравился мне недавно. У него были странно крупные черты - каждое в отдельности делавшие лицо очень большим, лошадиным и глуповатым. Но парень - было ему лет под тридцать, - был уверен в себе до такой степени, что смотрел на всех снисходительно, насмешливо и чуточку презрительно.

- Кто это? Что-то я раньше не видел, - спросил я Лену, чуть ли не указывая пальцем, даже не пытаясь скрыть свой недоброжелательный интерес.

- А, этот, - равнодушно сказала она. - Это мои друзья попросили устроить. Мой новый охранник. Кажется, бывший милиционер, не помню.

В ту же минуту подъехала машина - ослепительно белый "форд-седан" длинный, представительского класса. Я даже подивился было, откуда Лена могла достать такой роскошный лимузин, но тут ж одернул сам себя. Откуда, откуда? Оттуда. Деньги у нее, все же, есть. После такого мужика, хоть все формально и перешло к Аркадию, деньги обязательно должны были быть. Я ухмыльнулся. Тем более, как раз наследник, имея все, реальных денег не имел. А знакомые и родственники денег, кроме карманных, ему не предлагают, считая, наверное, более важным продолжить обслуживать механизм производственный - товар, деньги, банк. Все, конечно, на счетах. Я распахнул перед Леной дверцу, усадил и сел рядом. Новичок с родинкой сел за руль. Лена нажала кнопку, и тонированные стекла отсекли нас от водителя.

- Так будет уютнее, - пояснила она в ответ на мой удивленный взгляд. Мотор заурчал так тихо, что его почти не было слышно. Мне вдруг стало неудобно в своем тесном одеянии.

- Напомни остановиться по дороге у салона "Кассандра". Вроде неплохой. Я был там несколько раз. Последний - позавчера.

- Очень хорошо, - согласилась она и тут же продиктовала шоферу в микрофон остановиться у салона "Кассандра" на улице Зои Космодемьянской.

Машина быстро и плавно несла нас к городу. Лена включила видеоблок. На экране по-кошачьи извивалась и одновременно пела Мадонна - кумир всех геев и лесбиянок планеты. Открыв небольшой бар, Лена достала шоколадку, орешки и повернулась ко мне.

- Тебе хватит, или ещё что-нибудь будешь?

- Давай джин с тоником, мешать так мешать.

И вновь я отметил собственное странное ощущение: оказался в столь уютной обстановке, со столь очаровательной женщиной наедине... и не испытывать привычного возбуждения. Я припомнил события ночи и дня - отстрел и подрыв знакомых людей... Наверное, бесследно не проходит, не мальчик как-никак. Хотя, что мне-то смерть, я давно с ней на "ты". Я взял бокал.

- Хоть и известные события настраивают на иной лад, но я хотела бы услышать от тебя тост, - улыбнулась она.

Привычный настрой

- Я буду банален, - поднял я бокал. - За красоту, за прекрасных женщин, за богинь, которые способны иногда спуститься к нам, простым смертным.

- Если ты имеешь в виду меня, - улыбнулась Лена, - а я надеюсь, что это так, то я, в свою очередь, пью за полубогов, за тарзанов, гераклов, котрых ты здесь представляешь. Видишь, у тебя на плече уже шов разошелся, рубашка не выдержала.

- Она просто мала, - скромно сообщил я.

Вообще-то, все, что происходило сейчас между нами двоими, настраивало на определенный, решительный лад, и пора было уже, протянув свою гориллообразную мощную длань, сильно притянуть Лену к себе, жадно впиться губами в её рот... все-такое. Тем более, что машина шла плавно, а до города было ещё минут пятнадцать ходу... Но, почему-то вновь вспомнив поэта Пабло Нуруду, я погасил в себе, довольно натужные, впрочем, мысли, и, дивясь сам себе, потянулся за сигаретами. Лена тоже что-то поняла, поэтому усмехнулась в свою очередь, закурила и сказала:

- Да, видимо, тебя все это серьезно тревожит.

- Еще бы не тревожило. Хуже всего, что на днях я ведь сталкивался с исполнителями. Все, что я выяснил, это то, что в городе уже больше полугода как, живет вражеский агент. Он тут хладнокровно планирует похищения, убийства, я кручусь-верчусь, а только исполнителей и встречаю. Они прибывают в город, часть, заметь, с Кавказа, боевики, то бишь, связь имеют одностороннюю, через пейджер... Кстати, так ведь ни одного сообщения я и не получил. Помнишь, я тебе показал пейджер, который я конфисковал. Так вот, получил вчера одно длинное, злобное, вонючее проклятие. Как операционистка ещё передала? Видимо, своя, приказано, наверное, не реагировать на мат-перемат. На этом работать перестал.

Лена мило сморщила лобик.

- И как на тебя подействовала эта угроза? Неужели испугался? Вот уже не думала, что такой огромный сильный мужчина может испугаться угроз по пейджеру.

- Смейся, смейся. Конечно, не испугался, но из колеи выбило. Я уже несколько дней мечтаю найти этого конспиратора.

- И что ты с ним сделаешь, если найдешь? - спросила она.

- Честно?

- Конечно, я люблю только правду.

- Ну если честно, то я сплю и вижу, как я его настигаю и... в общем, он у меня получит, - скрипнул зубами я от внезапного приступа ярости.

Лена внимательно разглядывала меня. Потом плеснула себе в стакан джин, следом тоник, тоже повторила с моим бокалом. Проговорила, как бы задумчиво:

- Не хотела бы я оказаться на его месте. Но все же, как ты его хочешь... победить? Представь, что я - это он, как бы ты меня тогда убивал. Мне ужас как нравятся всякие страшилки. Тем более, что от тебя так и веет... реальностью. Расскажи.

Я повернулся к ней. Лена поощрительно улыбнулась.

- Во-первых, тебе не грозит быть моим врагом, а во-вторых, если тебе так уж нужны подробности, то за все про всё он у меня умрет от ножа. Не знаю ещё как, каким образом, но я его заставлю помучиться, - мечтательно сказал я.

Лена вновь некоторое время смотрела на меня, потом вдруг вздрогнула.

- Я теперь понимаю, почему ты пользуешься таким успехом у женщин. Ты зверь. Ты - поэт насилия. Может и я когда-нибудь не устою перед твоими звериными чарами.

Ее глаза стали бездонными, и смотрела она так, что я, казалось мне, уже падаю, падаю в эту волшебную пропасть.

Не упал и, отчасти, сожалел об этом. Но тут машина остановилась перед салоном "Кассандра", где продавали и мужскую одежду. Он заходил сюду с Катенькой дня два назад и хорошо еще, что его "джип" был достаточно по-американски просторен и вместителен, а то бы пришлось пригонять микроавтобус, чтобы увести все приобретенное. Но Катенька была счастлива.

Лена решила зайти с ним и, пока, мигом признав в нем знакомого клиента, продавцы одевали меня в новый легкий очень удобный костюм, она выбирала себе в ювелирном отделе рубиновое колечко, за которое тут же и расплатилась. Я же распорядился прислать счет мне в офис за костюм и золотую зажигалку, украшенную рубином, которую выбрал только что. Менеджеры уже знали куда присылать счет, мои реквизиты, небось, с первого раза помнили наизусть.

Потом мы быстро добрались до особняка полковника Конева. Охрана остановила нас у ворот, но узнав меня в приоткрытом окне дверцы, пропустила машину.

Дома нас встретил Аркадий, а узнав, что они хотят от него, некоторое время молчал. Лена, будучи по годам не намного старше его, а по сути старше Аркадия на полжизни, стала мягко приводить доводы "за" его отъезда и против того, чтобы оставаться здесь. Выходило, действительно, убедительно. Аркадий внимательно выслушал Лену, пожал плечами и пошел собирать свои вещи.

Я и Лена посмотрели друг на друга.

- Ничего, все обойдется, - сказала она и положила мне руку на ладонь. - Дай-ка мне лучше закурить. У тебя сигареты с собой?

У меня на этот раз нашлись, взял в машине пачку перед уходом. Щелкнул своей новой золотой зажигалкой, поднес ей огонек, закурил сам. Сидели рядом, молчали, курили. Думали вроде бы об одном, а на самом деле наоборот.

Вернулся Аркадий. Я попросил Лену добросить меня по дороге домой. Она была не против. Так что через двадцать минут я уже поднимался к себе на лифте.

ГЛАВА 21

СНОВА В "БЕЛОЙ ЧАЙКЕ"

Катя была уже готова к выходу в свет. Я, придерживая одной рукой радостно висящую на мне Катеньку, прошел в комнату и сел в ближайшее кресло. Катеька немедленно прыгнула мне на колени.

- Я устал, котенок! - простонал я, но тут каким-то чудом длинный разрез подола разошелся, обнажив две чудные точеные ножки, росшие как раз оттуда, куда невольно потянулись мои руки. Катенька радостно застонала, гибким движением лишила меня остатков воли и мигом перенесла в спальню. Как-так произошло... непонятно.

А ещё через некоторое время я, уже после душа, сидел в халате на кухне, за круглым столом с толстой точеной ножкой, упиравшейся в голубые плитки пола четырьмя когтистыми лапами, сидел и расслабленно ждал кофе, который раскрасневшаяся Катенька варила мне. Закурил, глубоко затягиваясь. Вспомнил, что надо позвонить, потянулся к телефону. Вначале набрал номер своего офиса и, рассказав дежурному о происшествии с тормозами "Форда", некоторое время обсуждал с ним, какова вероятность в этом терракта, и можно ли видеть во всем несчастный случай. Пришли к выводу, что только лохи пусть успокаивают себя случаем. В таких делах лучше перестраховаться - конечно, терракт. Посерьезневшая Катенька, слушавшая мою телефонобеседу, поплотнее запахнула полы халатика, все время ненароком распахивающегося (куда-то, взмахнув крылами рукавов, улетело её предназначение исполнившее выходное платьице), и поднесла ему дымящуюся чашку кофе. Я, описав приметы берега, с которого нырнул на "джипе", попросил машину извлечь из вод не сегодня, так завтра прямо с утра. Дежурный обещал исполнить. Вот и хорошо.

Катя налила и себе кофе и тихонько устроилась напротив.

- Что заскучала, котенок?

- Я подумала, что уже забыла, что там в городе твориться. Это что же, на тебя тоже нападали? Какой ужас!

- Ты, главное, котенок, все это близко к сердцу не принимай. Если все близко к сердцу принимать, никаких нервов не хватит. Инфаркт можно заработать от переживаний.

- Это они твой "форд" испортили? - начало до неё доходить только сейчас. - И ты мог разбиться?!

Катя нервно передернувшись, задумалась. Я, видя такую её реакцию, предпочел не рассказывать о стрельбе, которой подвергся сегодня. А уже была приготовлена в юмористических тонах повесть о рассыпающихся витринах. Нет, тут ближе слезы, чем смех, решил я.

- Так куда мы пойдем? В ресторан?

- Ах, какие рестораны, когда взрывают средь бела дня! - воскликнула она.

Я встал со стула, подошел к буфету, вынул бутылку коньяка и две рюмки. Вернулся к столу, налил себе и ей. Катя машинально выпила содержимое своей рюмки.

- Ты кофем запей, - посоветовал я, выпил свой коньяк, добавил немного вина в кофе, сделал затяжку и, медлено выпустив дым, веско сказал.

- Ты, котенок, наверное не понимаешь, с кем решила связать судьбу (ее глазки удивленно и заинтересованно заблестели). Ты не понимаешь, что если вокруг начнутся стрельба и взрывы, и прочая чепуха, волноваться надо другим, а не нам. Дураки приходят и уходят, дуракам на роду написано лезть куда не надо, нам же только веселее.

- А полковник Конев, а Самсоновы, а Князь? Они тоже дураками были? запальчиво воскликнула Катя.

- Конечно, нет. Но они жертвы. Но мы-то не жертвы... - я вдруг спохватился. - А при чем тут Князь? Князь умер своей смертью.

- Князь? Я сказала Князь? - удивилась Катя. - Ну это я, значит, до кучи и его. Но все равно.

- А знаешь, это мысль, - задумался я. - Может тут тоже собака зарыта? Может как раз начали с него? Знаешь, поедем-ка сейчас в его ресторан-клуб. Совместим приятное с полезным. А я там кого-нибудь поспрошаю.

- В "Белую чайку"? - заинтересованно спросила она. - А помнишь, я там почти три тысячи баксов выиграла?

- Вот-вот, - поощрил я её, - может ещё выиграешь.

Катя пошла переодеваться. Я подумал и и позвонил Лене.

- Ало! - ответила она почти сразу.

- Это я, я. Как там дела? Вы уже доехали?

- А, Сережа. Да, я уже распорядилась. Мария Степановна уже Аркадия устраивает.

- Ну и хорошо. Я чего ещё звоню. Тут мне Катя мысль подкинула... Не знаю, как сказать... Может быть, если исходить из всех последних событий, может смерть твоего супруга была не случайна? Сама посуди, болеть он, вроде, не болел и тут - бац! - и умер. И тут же они начали начали чистку. Как ты думаешь?

- Ну не знаю. Хотя он же был старый!..

- Какой же старый? Мужчина шестидесяти с небольшим, а ты говоришь старый. Э, как вы с интересной точки раскрываетесь, котята: замуж не старый, а потом - старый. Да шучу я, - засмеялся я, услышав её путанное оправдание. - Но шутки шутками, а проверить все надо. Сейчас с Катей поедем в ваш клуб "Белая чайка", там я поспрошаю кое-кого. А завтра я попробую потрясти медицину. Заеду в поликлиннику. Допрошу личного врача твоего мужа. Ты случайно не помнишь, он и раньше жаловался на сердце?

- Нет... - растеряно сказала она. - И кажется у него не было своего врача... - и остановилась, уловив то же, что и я сразу заметил.

- Вот видишь, у него даже постоянного лечащего врача не было. И как мы не обратили внимания? Ну ничего, выясним. Ладно, счастливо. Я завтра заеду, обещал Аркадию. Всё.

Я бросил трубку. Вышла Катя в серебристом длинном платье и крупным жемчужным ожерельем на шейке.

- Как тебе? - спросила она.

Я одобрительно кивнул.

- А с кем это ты разговаривал?

- С твоей Окуневой.

- У-у! Противный. Все с ней, да с ней. То-то я чувствовала по твоему голосу.

Я усмехнулся и вновь потянулся к телефону. Вызвал такси. Через четверть часа машина подъехала, а ещё через двадцать минут мы окунулись в сразу узнаваемую атмосферу "Клуба "Белая чайка".

Фирменная девушка провела нас в ресторан, где в этот раз публика была разношерстная, на эстрадном пятачке играл популярный в городе вокально-инструментальный ансамбль "Перекресток" и несколько пар танцевали под томную мелодию и слова о нежной и безнадежной любви.

Нас обслуживали быстро. А когда мы доели "утку по-пекински" и нам на десерт принесли мускат ликерный, я спросил официанта, где сейчас можно найти шефа?

- Кого вы имеете в виду? - спросил корректный официант.

- Кого же я должен иметь в виду, когда спрашиваю о шефе? - с веселым удивлением спросил я. Настроение мое после сытного ужина улучшилось. - Не своего же шефа, которого в природе нет?

- Мое дело не загадки отгадывать, а клиентов обслуживать, - вежливо ответил зажатый официант.

Так как разговора не получалось, я сунул парню в нагрудный карман двадцать долларов и, подождав, пока тот не разглядит купюру, продолжил:

- Я, друг, хочу узнать, кто после Князя пока руководит этим замечательным "Клубом "Белая чайка", который принадлежит моему лучшему другу Аркадию Куницыну?

- Вам бы следовало у него и спросить, - посоветовал ещё более, почему-то, насторожившийся официант.

Меня наша беседа начинала раздражать.

- Что мне следует я лучше знаю, парень. Я тебя спрашиваю, ты не хочешь отвечать. А так как я, фактически, уполномочен вашим хозяином провести ревизию его собственности, я могу сделать так, что тебя завтра же уволят.

Катя, чувствуя, что я завожусь, положила мне руку на ладонь.

- Ну так что ты выбираешь, парень? - спросил я.

Я вынул сигарету и закурил от купленной сегодня в салоне золотой зажигалки с рубином на одной стороне. На другой был какой-то выпуклый узор, может герб, я ещё не присматривался.

- А что? - риторически воскликнул официант, - Мне больше всех надо? Кабинет управляющего на третьем этаже. Зовут его Серебряков Геннадий Федорович. Он сейчас на месте.

- Всего делов-то! - сказала я и, протянув руку, похлопал его по плечу. - Тогда торт, фрукты и мороженное. А также шампанское и все остальное. Мы гуляем.

Через некоторое время я повел Катеньку танцевать. Мы долго кружились среди нескольких томных пар, Катя, подчиняясь музыке и собственному настроению, положила голову мне на грудь, а когда музыка смолкла (музыканты решили промочить обезвоженные глотки), секунду-другую ещё оставалась в позе беспомощного ребенка - оторвалась, наконец. Подводя её к столику я сообщил, что хочу сходить к управляющему.

- Я попробую побыстрее обернуться, но если захочешь, можешь сходить поставить на рулетку.

ГЛАВА 22

ЗАМОЧИЛ В ТУАЛЕТЕ

Я дал ей денег заблаговременно, так что с этой стороны не тревожился. Выйдя из зала ресторана, решил прежде посетить туалет. Предстоял серьезный разговор и надо было подготовиться. Вспомнил, что не знаю, где находится туалет. Прошлый раз мне не понадобился. Пришлось поймать за ушко пробегавшую девчушку из проводниц и заставить объяснить маршрут. Она, очарованная моей мужественным обаянием, чуть не зашла вместе со мной в дверь со стилизованной криптограммой мужской фигуры, опомнилась, остановилась, я ей подмигнул, зашел в дверь и забыл о ней.

У раковины умывальника, разглядывая себя в зеркале, мыл руки, потом сушил их в горячей струе воздуха из электросушилки, прикрепленной к стене здесь же. Зеркало длинное и широкое, почти на всю стену, и там, в зазеркалье, на меня смотрел очень широкий, одетый в свободный мерцающий костюм здоровенный блондин, слегка утомленый отдыхом, но в общем, бодрый. Я так засмотрелся на этого шикарного чувака, что не обратил внимание на вошедших один за другим мужчин. Один из них стал у входа, а двое, южного, кавказского типа, не глядя ни друг на друга, ни на меня, подошли ближе, и только тут ловко выхватили откуда-то пистолеты с глушителями и нацелили на меня. Мораль: Нарцисам не везет, ибо они через чур заняты.

- Руки, руки... за голову, за голову... - сказал один, скривив толстую рожу (и так неприглядную) в маску жестокости и торжества. Он зашел сбоку, а другой, тощий и долговязый, остался за моей спиной, уткнув мне глушитель в голову. Третий - и тоже с пистолетом - продолжал дежурить у входа.

Вот влип!

- Ребята! - попытался я начать льстивые переговоры. - Да вы меня за кого-то другого принимаете. Деньги хотите, так я сам вам дам. Зачем нам сложности? Каждый получит свое и все расходятся.

Тот, что стоял сбоку и кривил мерзкую рожу, сделал шаг вперед, сунул руку мне под пиджак и вытащил пистолет.

Пауза. Все трое смотрели на меня, я в зеркале на них.

- И что тебе не хватало, ублюдок? - лениво сказал толстомордый. - И зачем это тебя понесло тревожить сильных людей? Что же ты такой глупый уродился.

- Бросьте, ребята, у нас в городе и нет таких, вы уже всех вчера-сегодня выбили, - миролюбиво сказал я.

- Дурашка ты дурашка, - не успокаивался садистки настроенный бандит, неужели мы тебе говорим о вашем вшивом городишке. Ты в Москве людей потревожил. Неужели это ты группу Керимова кончил?! - удивился он. - Что-то мне не верится, хоть ты и шкаф.

- А кто у вас старший? - невинно спросил я, расчитывая купить мужиков на требухе. - Говорят такой замаскированный, как жук в деревенском сортире?

- Кончайте вы с ним! - потребовал парень у входа. - Скоро сюда народ ломиться начнет.

- Да и то. А то хитрый больно. Я же тебе сказал, что мы от сильных людей, а они все детали продумывают. Мы сами даже, малыш, не знаем, кто тут нам приказы отдает.

- На пейджер, что-ли? - навскидку спросил я.

- А ведь это, пожалуй, действительно, ты наших ребят уел. Шустрый, да? Дай-ка ему чуток, Саид.

Тот, кто стоял сзади меня, тут же так ткнул стволом пистолета в затылок, что мало не показалось. Не обращая внимания на боль, я спокойно продолжал распросы, результата не дававшие, правда, но чем черт не шутит? А главное, глядя на этих нервничающих и что-то ждущих мужчин, стоявших в зеркале за моей спиной, на себя, светловолосого арийца, попавшего в плен и ведущего себя с таким спокойствием и хладнокровием, я, словно учавствуя в военно-патриотической игре "Зарница", любовался собственной выдержкой.

- Ну а цель у вас какая? Многих ещё мочить будете?

- Пока плацдарм не очистим для нормальных людей, идиот. Ну хватит, дай ему ещё раз и кончай, - распорядился толстомордый.

Долговязый за спиной вновь примерился ударить стволом. Я понял, что пора прекращать это безобразие и в то мгновение, когда пистолет бандита уже почти коснулся моей головы, рухнул на пол, словно бы сам выбив из себя опору. Упав, я сделал сразу два дела: сильно лягнул толстяка по колену, а левой рукой вырвал пистолет у долговязого, ещё на лету успев схватить его за глушитель. Толстомордого киллера отбросил пинок; я свободной рукой уцепился длинному за пояс и рванул его в сторону товарищей. И вовремя: два негромких хлопка последовали в ту же секунду и окончательно на пол упал уже труп длинного. Пока совершались эти упражнения, шансы почти уравнялись: я успел схватить пистолет за рукоять и выстрелил в парня, стоявшего у двери. Затем, чисто инстинктивно, откатился в сторону кабинок, ещё пару раз выстрелив в сторону толстяка. Тот тоже стрелял - что-то сыпалось и трескалось кругом. И вновь все происходило так быстро, так быстро!.. Весь сортир заполнился сдавленным воплем, и я, наконец-то сообразил, что моя стрельба была более меткой, или удачливой: пули попали толстому в колено и руку, причем второе ранение заставило выронить оружие. На парня у двери я даже не смотрел, шестое чувство подсказывало, что там все о/кей. Толстомордый, кончив орать и метнув на меня полный жуткой ненависти взгляд, схватил пистолет левой рукой. Наверное, был обоерукий боец, то есть умел стрелять с обеих рук. Так ли это, я точно никогда не узнаю. Мой пистолет негромко выплюнул пульку, та вошла в глаз, успев на долю секунды ослепить врага, прежде чем прикончить. А парню у входа пуля попала точно посередине горла, раздробив и позвоночник.

"Это называется, зайти руки помыть, - ухмыльнулся я, оглядывая побоище. - Весело!"

В дверь пока не ломились, и, отряхивая слегка помятый падением и последующим валянием по полу костюм, я подумал, ухмыльнувшись, что хорошо сейчас у нас капитализм, а не старое доперестроечное время; что бы стало с моим костюмчиком, если бы так поелозить по полу прежнего общественного сортира! Жуть!..

Подняв свой пистолет, валявшийся под рядами фаянсовых умывальников, я двинулся к входу и там, напоследок оглянулся, отсалютовав погибшим в честном бою бойцам. Вышел.

Я подумал, странно, что за время потасовки никто не лез... И сразу нашел причину: на ручке двери один из бандитов повесил табличку на английском, уже выученном русским большинством за последние годы - closed, то бишь, закрыто. Я осмотрелся: в вестибюле среди курящих и проветривавшихся встречались знакомые лица. Я выхватил из толпы Быка-Сему и Леху Пряхина из охранной фирмы "Секрет". Обоих отозвал в сторону. Бык-Сема - перекаченный бугай - был директором одного из клубов атлетизма, которого тоже в организовал я. На вопрос обоим, сколько людей они могут сейчас организовать? и Леха и Сема насчитали человек десять. Это из тех, что гуляли здесь. Конечно, хватит. Я объяснил им ситуацию, они посерьезнели, но и повеселели: скучно мужикам просто выпивать, как и все, а тут такое развлечение. Пустив по клубу гонцов, сами остались присматривать за туалетом. Чтобы никто ненароком не зашел. Пока народ собирался, я с приятным чувством сопричастности наблюдая всюду некоторое оживление, поднялся в ресторан. Кати за столом не было. Я поднял палец, подозвал официанта. Подошел все тот же сдержанный скромник, уже начавший раздражать.

- Где девушка?

- Она расплатилась и ушла, - со скрытым злорадством почтительно ответил официант.

- Уволю я тебя, - неожиданно выплеснул я раздражение на ничем не повинного маленького человечка. Впрочем, почему не повинного? Каждый сверчок должен знать свой шесток, живем не на вшивом Западе, а в России, черт вас всех дери!

Катю я нашел тут же в игорном зале, где, возле одного из столов она ловко метала фишки.

- Играешь, золотко? - спросил я и так все видя.

Она подняла счастливый и виноватый взгляд, сразу отвлеклась, только кивнула - играю, мол, милый.

Ну играй, играй.

Я спустился в вестибюль. Да, десяток бойцов набралось. Курящий народ начинал с опаской наблюдать концентрацию сил. Кто поумней, то есть, более битый, уже начинал продвигаться к выходу.

- Хватит столько? - спросил преисполненный серьезной деловитости Сема-Бык, в миру Семен Владимирович Остроумов. Впрочем, был, действительно, не глуп, инфантильно чуток, но это от сенсорной недостаточности - нигде ещё за пределами города пожить не успел.

Объяснив, что делать Лехе и Семе, взял с собой троих ребят повнушительнее и пошел на третий этаж.

ГЛАВА 23

ДИРЕКТОР НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ, МАЙОР НЕ ПОНИМАЕТ

В длинном административном коридоре с рядами дверей по обеим сторонам встретились несколько человек обоего пола, тут же настороженно или испуганно жавшиеся по стенам; капитализм - лучший учитель уважительного отношения к ближнему, злорадно подумал я, вдруг с удивлением ощутив, что сортирная драка, прошедшая скорее в минорных тонах, запоздало начинает подогревать все разгорающейся злобой.

У торцовых дверей генерального директора лениво подпирали стены трое атлантов, один из которых, сделав в нужный момент шаг вперед, преградил мне путь.

- Босс занят.

- Смена власти, малыш, - предупредил я бывшего боксера-тяжеловеса, без выражения смотревшего на меня заплывшими глазками поверх дважды сломанного носа.

- Шеф не принимает.

Ах, не принимает!..

Вся накопившаяся злоба, уже некоторое время требовавшала повода выплеснуться!.. В ту драку как-то не вжился...

Падая в сторону, я всем весом ударил тяжеловеса в висок. Когда же обмякшее тело, на секунду потерявшего сознание цербера стало скользить по стене, мгновенной серией прямых ударов превратил и так не аполоновское обличье во взбитую оладью. Последним ударом в очередной раз сломав охраннику нос, я почувствовал даже некоторую вину.

Но ничего, пройдет.

Еще один из охранников попытался трепыхаться, но ребята, на которых произвела впечатление беспощадная решительность вождя, быстро успокоили мужика. Сурово оглядев последнего, самого умного из противников, я медленно протянул ладонь к ручке двери, открыл и вошел.

На редкость хорошая звукоизоляция была здесь. Сидевший за огромным, лакированным, недавно отреставрированным и, видимо, древним столом, генеральный директор не слышал, что происходило за дверью. Впрочем, видеомагнитофон давал песенные картинки на экран большого телевизора, а рядом со столом, на длинной подставке ряд мониторов изображал внутренность всего клуба. Сколько всего?.. Шесть мониторов, шуршащих о неторопливых, солидных пороках, процветающих в данном шикарном заведении. Я неторопливо осмотрелся: вся мебель выдержана в одном тоне, заданом древним столом темно-коричневым, полированным, блестящим. Был кожаный диван у стены, пара кресел, небольшой стол современного дизайна и стулья, приставленные к нему. Людей же было двое: сам хозяин, впившийся взглядом в мониторы и напрягшийся крепкий человек - служащий, либо телохранитель. Или все вместе в одном лице, ухмыльнулся я.

Я подошел и сел на стул, ближний к телу хозяина и молча стал его рассматривать. Это был мужик за пятьдесят, солидный, уверенный, с резко вырезанными пухлыми фигурными губами, презрительно опущенными вниз по сторонам подковой выгнутого рта.

- Что вам надо? - резко выпалил недовольный генеральный директор. Он перевел взгляд на своего сотрудника.

- Володя! Попроси товарищей удалиться.

Тот встал, сделал шаг ко мне. Вошедшие следом за мной ребята двинулись к нему. Управляющий встревожился и злобно залаял:

- Что здесь происходит? Кто вы такие? Что вам надо?

- Ничего страшного, уважаемый. Власть переменилась, я пришел уведомить вас об этом. Прошу предоставить финансовые и регистрационные документы.

- Да кто вы такой? - вскричал ошеломленный наглостью пришельца генеральный директор. - Что здесь вообще происходит?! Володя! Вышвырни их немедля!

- Не советую, - с сонной злобой сказал я. - Ты, парень, сядь, а то тебя посадят. Как твоих корефанов за дверью.

Предупреждение возымело действие. Но не надолго. Парень замешкался, но вдруг решившись, ринулся ко мне с намерением вполне ясным, так что я, более не вступая в переговоры, выбросил в его сторону ногу, попал носком туфли по колену, заставил Володю споткнуться, а затем и рухнуть подбородком на подставленный кулак.

Брезгливо оттолкнув дергающееся тело на руки подскочивших помошников, Я вновь повернулся к директору.

- Кто вы такой вообще? - подозрительно и неторопливо спросил он. - Как вы сообще здесь появились? И кто вас назначил?

- Я уполномоченный нынешним владельцем этого клуба Куницыным Аркадием Николаевичем, требую предоставить мне всю документацию. Иначе я сам её возьму, - добавил я. - Но тогда с издержками для вас, уважаемый.

Генеральный директор вдруг выдвинул ящик стола и сунул туда руку. Я опередил; молниеносно выхватил свой пистолет, с глухим стуком бросив его на стол перед собой.

- Что ещё придумаешь? Ты учти... директор, что мое терпение может скоро лопнуть.

Генеральный директор был неглуп. Он набрал побольше воздуху в грудь, выпучил глаза, собрался было лопнуть... но передумал.

- Что вы хотите узнать? - довольно спокойно выдохнул он.

- Я уже сказал: документы. И не раздражай меня, директор. Мое терпение вот-вот лопнет. Оно и так на исходе.

- А как я могу быть уверен, что вы, действительно, представитель хозяина? Может быть вы вообще со стороны?

- Да какое тебе дело, директор? Будь я хоть сто раз со стороны, тебе-то что? Ты чего, не видишь, кто перед тобой? Не видишь пистолета? Выполняй, а потом жалуйся. Только учти, мое терпение на самом деле кончается. Нервы, понимаешь, истрепались. Я только что в вашем сортире отправил на небо троих хулиганов, так ты что, думаешь, что мне четвертого будет трудно к ним присоединить? Не зли меня, директор!

И вновь все происходящее - несмотря на привычку, ставшую уже почти натурой, несмотря на нынешние события - вмиг обернулось фарсом. И даже то, что большинство людей безоговорочно считают важнейшей вещью - тема жизни и смерти, - стала казаться глупой, а все мельтешенье вокруг - игрой в детском садике, оправдываемой весомостью конечных призов. Мысли уже знакомые, первый раз посетили они меня во время имитации растрела, который серьезно разыгрывали перед пленниками чечены. И это несоответствие: игра для одних и ожидание самого важного в жизни события - смерти! - для других, поразили тогда меня своей явной условностью; я подумал тогда, что кто-то забавляется над людьми, из безопасной ложи наблюдая цирк человеческого муравейника. Дьявол, олигархи ли, развязавшие войну?.. есть ли во всем этом смысл? О, тогда сиюминутный смысл быстро смыл глупые мысли, ненавязчиво тянувшие меня в могилу. А в последующие разы, к счастью, настигали они меня в минуты безопасные, вот такие, как сейчас...

Я справился с собой. Генеральный директор, с любопытством наблюдавший за метаморфозами внутреннего мира, ясно отражавшимися на лице странного посетителя, тоже это понял. И смирился вдруг.

- А мне что, больше всех надо? Все равно вас завтра либо вздернут, либо, если вы, действительно, тот, за кого себя выдаете, этот кабинет завтра перейдет под ваше крылышко.

Стукнула входаная дверь. Я, попридержав пистолет на столе, оглянулся. Двое моих ребят, недавно вынесшие Володю-телохранителя, вернулись. Один подошел прямо ко мне и, нагнувшись к уху, прошептал:

- Прибыли Свидригайлов с незнакомым майором. Говорят, московский. Он о вас спрашивал, может сюда явиться.

Я кивнул. Генеральный директор ждал, что приключится дальше.

- Где документы? - повернулся к нему я. - Я кажется ясно сказал?

Тот, уже совсем смирившись и, поэтому, даже повеселев, стал отпирать большой железный ящик за спиной - сейф. Стал бросать папки перед гостем.

- Все здесь. Могу и кассеты дать, все на компьютере продублировано.

- Давай. Я и то и то возьму. Дай какую-нибудь сумку.

- Может вам еще... - сказал и осекся, не договорив.

Я быстро нашел учредительные документы. Раскрыл Устав акционерного общества закрытого типа "Клуб "Белая чайка", зарегистрированного семь лет назад. Учредитель - Куницын Николай Олегович. Генеральный директор Архипов Геннадий Михайлович.

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Меня? Петрухин Анатолий Сергеевич.

- Но здесь в документах генеральным директором числится другой. Некто Архипов Геннадий Михайлович.

- А-а! Когда это было!..

- А когда ты здесь появился?

- Я? Три месяца назад.

- Кто тебя назначил? - терпеливо допытывался я.

- Как кто? Хозяин.

- Где это указано? В учредительных документах...

- При чем тут учредительные документы? Их составляли при царе Горохе. Там где-то протокол за подписью Куницына: уволили, приняли... Старого уволили, меня назначили.

- Документы! - потребовал я и протянул руку.

- Послушайте! - вновь вспыхнул генеральный директор. - Может вам ключ от квартиры дать, где деньги лежат?

- Паспорт! - повторил я.

- Ну знаете, - в сердцах сказал генеральный директор и, нырнув в открытый сейф, извлек оттуда паспорт.

Я просмотрел документ. Действительно, Петрухин Анатолий Сергеевич.

- Так говоришь, протокол тоже здесь? Хорошо, посмотрим. Сумку или пакет! - повторил я.

Петрухин, ворча себе под нос, дал мне полиэтиленовый пакет, куда я и сложил документы. Ребята, раздув грудь от готовности исполнить любой мой приказ, стояли рядом. Я ухмыльнулся и сказал, оглядывая их.

- Пошли что-ли, бойцы?

И уже у двери повернулся к Петрухину.

- Завтра наведаюсь, продолжим разговор. И чтобы без штучек! Завтра-послезавтра будете сдавать мне дела, и я посмотрю, оставить вас здесь или нет. До завтра.

Закрывая за собой дверь, я слышал, как генеральный директор хватался за телефон. Кому-то звонил с докладом. Кому? Все равно узнаю.

На полпути вниз встретили гонца от Лехи и Севы, сообщившего, что подполковник Свидригайлов тих как обычно, а приехавший московский майор рвется видеть меня.

Давно не виделись.

Майор Вараскин развил бурную деятельность, распоряжаясь и людьми подполковника Свидригайлова, солидно, но и несколько потеряно топтавшегося в стороне. Майор Вараскин зло сощурил крупные обезьяньи морщины.

- А вы, Сергей Владимирович, ещё более шустры, чем я предполагал. Не успели мы с вами так хорошо и плотно пообщаться, а к вечеру вы уже троих на тот свет отправили. Придется опять с нами проехать.

- Нет, майор, не придется, - покачал я головой.

- Почему? - искренне удивился майор.

- А потому, уважаемый товарищ майор, что не вижу причин мне ехать с вами.

- Вы что, с ума сошли? Я вас задерживаю по подозрению в совершении преступления, - он повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Товарищ подполковник! Распорядитесь задержать этого человека!

Бесцеремонность приезжего силовика заставила зазвенеть мои и так истонченные за сутки нервы.

- Майор! А не двинул бы ты отсюда... в Москву. Что ты лезешь, что ты суешься не в свои дела? Кто ты вообще такое? - злобно накинулся я на него. Повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Владимир Владимирович! Вы документы этого варяга внимательно читали? У меня он вызывает подозрение.

Меня понесло и, закусив удила, я бешено рвался в бой. Огляделся. Случайных свидетелей было мало. Стояли в сторонке несколько человек рядом с выходом. Скорее всего служащие. Сверху по лестнице изредка спускались ничего не подозревающие клиенты. Некоторые при виде милиционеров торопливо бросали сигареты, видимо опасаясь попасться с марихуаной. Некоторые с веселой удалью лезли в самую гущу дабы узнать новости. А музыка продолжала звучать со всех сторон, никто не подумл снизить накал вечернего праздника. И то, кому какое дело до чьих-то смертей? Тем более, каких-то ублюдков, злобно ухмыльнулся я, скрипнув зубами от нового наплыва злобы. Вокруг человек десять-пятнадцать - стояли ребята Лёхи и качка Семы, которые, видя мой запал, сами были готовы ринуться в бой. Милицию, впрочем, никто и не собирался трогать. Ребята тоже были свои. Вон, Найденыш маячит, подойти не решается. А вот этот майор и три человека с ним...

- Сергей Владимирович! - примирительно выступил из внешнего круга подполковник Свидригайлов. - Не будем горячиться. Никто никого задерживать не собирается. Протокольчик составим, и все будет нормалёк.

Я слушал его нервно.

- Протокольчик хорошо. Протокол подпишу.

Он вновь, даже где-то удивляясь себе, резко повернулся к майору, ощутив новую волну злобы.

- А ты, майор, запомни! В чужой монастырь не лезь со своим уставом. Понял? - спросил я, нарочито и гнусаво смазывая последнее слово.

Майор, рассерженный, хотя и порядком удивленный, промолчал, сдержался. Вздохнул, видимо, успокаивая нервы, и спокойно сказал:

- Хорошо. Составим протокол, если понадобится, вызовем в Упрвление. Да, - повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Как на счет подписки о невыезде?

Подполковник Свидригайлов даже поморщился - как все не кстати!

- Это ты, майор, по поводу меня? - снова взвился я. - А как на счет того, чтобы тебе сделать подписку о выезде? В Москве заждались, наверное. Сколько ты тут у нас? Сутки? Не многова-то ли?

Я заметил, что ребята вокруг ещё более сгрудились. Я подумал, что эта моя нервная истерика доставляет мне удовольствие. А ещё я подумал, что все неспроста. Что события последних дней здорово давили и давят на психику. Я, вроде бы, последние дни отдыхал, за неимением зацепок не занимаясь делом, этим засевшим где-то в городе резиденте, охотящимся за чужим имуществом и финансами, но все равно был в постоянном напряжении, которое, воспользовавшись предоставленной возможностью, так звонко выплеснулось. Тут надо, конечно, присовокупить и этих мертвых уже убийц, неожиданно попытавшихся поймать меня в туалете. И однако же, где-то в глубине души я чувствовал: дело сдвигается с мертвой точки, что-то произошло серьезное, такое, что дает надежду в ближайшее время все разрешить. И я сразу успокоился.

- Ладно, майор. Погорячились и хватит. Пойми, меня тут эта троица над писуаром зажала, хочешь-не хочешь взорвешься. Забудем.

Обезьяньи морщины майора Вараскина сложились в ехидную усмешку. Ситуацию он оценил: тот, кто по идее вполне мог бы подойти на роль преступника, по сути прощает его, майора, законопослушные действия. А с другой стороны, мало ли что это за городок, его командировали сюда с конкретным заданием, а все что происходит за рамками его задач может быть связано с основным делом, а может и не быть связано. Да и расклад сил сейчас... оставлял желать лучшего. Так, вероятно, он думал.

- Хорошо. Замнем для ясности. Протокол только подпиши.

Тем временем слухи о происшествие стали проникать наверх. Спустился по лестнице кем-то вызванный генеральный директор, избегавший смотреть на меня, но резким, лающим голосом уже отдававший приказания обслуживающему персоналу. Отдыхающие клиенты тонкой, потом все увеличивающейся струйкой потекли в обход милиции и моих подозрительных ребят на улицу. Вверху где-то сбилась музыка, вновь заиграла, в темный открытый проем входной двери влетела огромная плюшевая ночная бабочка и пошла кружиться вокруг люстры, словно большой тряпичный лоскуток.

Еще минут через двадцать с протоколом было покончено, Я послал какого-то парня, откуда-то знающего Катю, пригласить её вниз. Через десять минут спустилась и она, немного недовольная. Вновь пошла удача, а тут, зачем-то, оторвали. Но сообразив, сквозь заслон алчного азарта, что мельком услышанное о трупах произошло здесь, рядом, а её Сережа опять вел себя героически, сразу перестроилась.

Мы вышли из дверей клуба вдоем. В одной руке я нес пакет с документацией, на другой повисла Катя. Отошли несколько шагов в сторону от парадного подъезда, откуда, потревоженные недавним событием и прибытием милиции, расходились через чур осторожные. Ночь была светлая, ясная. Свежий ветер с реки раогнал облака, так и не спресовавшиеся в весомые тучки, дождь не пролился, но все равно свежо, бодро. Я взглянул на небо, что-то сразу вспомнилось, недавнее... Ах да, мои паучьи подвиги на кране, совсем близко к звездам.

- Что ты там видишь, милый? - запрокинула голову и Катенька. - Ох! Как красиво, я давно на небо не сомтрела. Как красиво!

И правда. Ночная синева неба, по котоой тихо плывут светлые, возле луны серебристые облака. Луна тоже плывет сквозь поджигаемые ею облака, а вокруг льются, льются золотые слезы звезд, густо покрывающие весь бездонный небосвод - без конца и края.

ГЛАВА 24

МЕДИЦИНСКАЯ ТЕМА

Пришлось сидеть до двух часов ночи пока не удалось разобраться в этих книгах. я больше полагался на своих бухгалтеров, поэтому в финансовых документах путался очень быстро, но если не брать детали, основу понять вполне можно. Петрухин Анатолий Сергеевич действительно был генеральным директором АООТ "Клуб "Белая чайка". Его, согласно протоколу от такого-то и такого-то за подписью Куницына Николая Олеговича, назначили генеральным директором на место уволенного по собсвенному желанию Архипова Геннадия Михайловича, проживающего по адресу город Лермонтов, улица Степана Разина, дом двадцать девять, квартира восемнадцать. За что уволили - непонятно. А вот что оказалось интересно: Петрухин был не местный. И примерно тогда же, когда был принят на работу, приехал из Москвы. Здесь был просто зарегистрирован, проживал в квартире, которую снимало АОЗТ "Клуб "Белая чайка". Его московский адрес был таков: Третий переулок Измайловского Зверинца. Ничего себе адрес. Впрочем, звучит.

Еще было не очень поздно, когда я позвонил Елене Михайловне.

- Не разбудил? - спросил сразу, как только представился.

- Что ты, Сережа! Я поздняя птица, ложусь за полночь. Что-нибудь узнал?

- Я вот чего звоню, - сказал я, - сегодня поговорил с директором клуба... Ну, вашего, "Белой чайки". И не могу понять. Его из Москвы перетянули. Но кто? За какие заслуги? Он же москвич. И он, как мне кажется, фактически бесконтрольно распоряжался всеми финансами клуба. Ты случайно не знаешь, за какие такие заслуги его сделали директором? На протоколах подписи Николая Олеговича, но что-то все мне это кажется подозрительным. Не прояснишь?

- Ты много от меня хочешь. Всеми делами заправлял муж, я даже и не лезла в его дела. Да он и не позволил бы.

- Это верно, - подствердил я. - Но мало ли. Значит, не знаешь. Ну ладно. Теперь о другом. Не знаю... Я завтра с утра хочу отыскать врача, который лечил твоего мужа и к тебе съездить, Аркадия повидать... Нет, наверное сначала к вам, потом в поликлиннику. Впрочем, посмотрим. Так или иначе, с утра заеду.

- Заезжай, мы будем ждать.

Я положил трубку. Еще не ложившаяся Катенька вбежала ко мне в кабинет и ревниво поинтересовалась, кому это он звонил? Узнав, что это опять её Окунева, рассердилась было, но я тут же послал её на кухню за пивом, и она умчалась.

И вот что оказалось интересно. Разбирая квартальные и годовые отчеты, я сообразил неожиданно, что почти вся выручка - по отчетам совсем небольшая - уходила на какой-то анонимный московский счет в "Агро Банке", откуда деньги регулярно переводили в неизвестном направлении, судя по тому, что сумма всегда из месяца в месяц не увеличивалась и оставалась чисто условной. В связи с тем, что "Клуб "Белая чайка" процветал и приток денег осуществлялся в виде "нала", то есть наличности, а проконтролировать ничего было нельзя, все, разумеется, уходило куда-то. Во всяком случае, фронт работ на следующий день наметился.

Утро было ясное, утро было солнечное, и через открытую дверь балкона громко, словно через динамик, ухали голуби. Особенно усердствовал один сизарь, так самодовольно крутившийся на перилах, что все время упускал момент, когда улетала его очередная сиюминутня избранница. На часах было без десяти восемь. В такую погоду хорошо на лодке заякориться где-нибудь в тихой заводи и таскать одну за другой свежую и упругую плотвичку. Но... прежде всего дело.

Я выпрыгнул из кровати прямо под душ и, пока смывал с себя остатки сна в открытую дверь стали вползать кофейные волны. Что может быть лучше для непритязательного человека: хорошая погода, по утрам кофе, который готовит тебе твоя женщина... Что еще? Да, здоровье. А ещё деньги, как символ свободы, сама эта свобода и тогда, действительно, незачем торопиться в неизбежный рай, ибо он уже здесь. Лениво разглядывая себя в зеркале напротив, я подумал, что надо ужесточить собственный распорядок дня и заезжать в спортзал не два раза в неделю, а каждый день. И время тратиться меньше, и психологически меньше расслабляешься, пытаясь пропустить невзначай день тренировки. Я ещё раз критически оглядел себя и решил, что килограмма два уже набрал лишние за последнюю неделю. Это, конечно, не страшно при моих габаритах. Я напряг все мышцы, словно на подиуме, и в этот момент вновь заглянула Катя, быстро оценившая обстановку. Все ещё хихикая, уходила, звонко сообщая на ходу, что кофе готов, вылезай, хватит любоваться.

Кофе, сыр, варенье... Тостер выплюнул подсушенный хлеб... На подоконник открытого окна с газовым пузырем невесомой занавески громко приземлился голубь, поочередно и нервно оглядел нас обоими глазами и, несмотря на их неподвижное любопытство, почел за лучшее ретироваться, что и совершил с неменьшим шумом.

Теперь сигарета, необыкновеннао вкусная по утрам. Катя, проходя к мойке, дотронулась до моей шеи - мимолетная ласка, атрибут устойчивого счастья. Я потянулся к телефону, позвонил дежурному, спросил, как обстоят дела с моим нырнувшим "фордом". Оказалось, ребята хорошо сработали с утра, вытянули лебедкой, отвезли в автомастерскую, пусть сохнет, потом проверят. Я одобрил их действия и приказал подогнать к подъезду свой "Мерседес". Положил трубку и решил больше никому не звонить. Сначала заеду в поликлиннику, потом к Елене Михайловне в Княжеское именье. Одел костюм, купленный вчера с Еленой Михайловной. Странно, даже за глаза нет-нет, а назовешь её так, инстинктивно сохраняя дистанцию. Дама хоть куда, княгиня, что и говорить. Посмотрел на себя в зеркале и остался доволен. Этакий викинг славянской национальности, обряженный в свободного покроя костюм. Катя, оглаживая меня со всех сторон, загляделась в зеркало, прислонила голову к моему плечу, задумалась на мгновение, но вдруг порывисто обняла:

- Ты меня правда любишь?

Я рассеянно похлопал её по упругой попке, вытащил пачку сигарет, закурил и, махнув ей рукой, вышел.

Машина уже ждала. Голубой "шестисотый" "Мерседес" редко мною используемый. И сейчас предпочел бы привычный свой "форд".

Машину пригнал Пинаев Василий, недавно демобилизовавшийся из армии и кем-то порекомендованный. Он стоял рядом с дверцей автомобиля. Поздоровались.

- Вы за руль сядите, или мне вас сегодня вести?

- Сам, сам. А ты на своих двоих доберешься, или тебя подкинуть?

- Да мне все равно, как-нибудь доберусь, - скромно сказал Василий, не желавший стеснять начальство.

- Ладно, садись, - сказал я, - доброшу.

Заехали в гараж. В одном крыле здания помещалась авторемонтная мастерская где и работал Василий. Там же над ямой уже стоял белый выкупавшийся "форд". Пришлось выйти полюбоваться. А ещё через десять минут припарковался у Центральной городской поликлинники, где с незапамятный времен стоял на учете отец города, и куда решительно, минуя регистрацию, вошел я. Разумеется, я не собирался на общих основаниях стоять в регистратуре. Жизненный опыт давно подсказал, что в казенных учреждениях надо прорываться на самый верх - сил тратиться столько же, а толку часто гораздо больше.

Молоденькой и очень стерильной секретарше, как и все здесь щеголявшей в белом халатике, распахнутом на груди ровно настолько, чтобы заставить больное мужское население сомневаться, есть ли там что-нибудь под белым хлопком (наверное, нет), я показал свое липовое удостоверение капитана ФСБ и прочее, прочее, на пару минут задержался, чтобы пожаловаться на опасные будни секретной службы и, наконец, был допущен.

Главный врач поликлинники оказался женщиной в летах. Было ей лет под шестьдесят, брови имела густые и сросшиеся на переносице, взгляд умный, и немного раздраженный от постоянного начальственного бремени. Здесь лучше было говорить прямо, что я и сделал. Сообщил, что по желанию единственного сына бывшего мэра города Куницына Николая Олеговича (главный врач его лично прекрасно знала), он расследует некоторые обстоятельства... в связи с новыми данными... внезапная насильственная смерть родственников мэра...

Тут меня подстерегал сюрприз. Главный врач, которую как оказалось звали Ираидой Леонидовной, прежде всего сообщила, что насколько она помнит, Николай Олегович, действительно, был чрезвычайно здоровым мужчиной, то есть она хотела сказать, имел здоровый организм. Кажется, ему делали операцию аппендицита. Он и заходил в поликлиннику либо с комиссией, либо раз в десять лет по собственной нужде. По этой же причине личного лечащего врача у него не было. Лучше свериться с медицинской картой. Но это увы, невозможно. Сегодня ночью случилось ЧП местного значения: кто-то похулиганил и забрался в архив. Подъехали на машине и, пользуясь тем, что сигнализации нет (увы, бедность), зацепили решетку тросом, вырвали оную, разбили стекло и вошли. Внутри хулиганы хулиганили мало: взяли несколько покойницких карт и на железном подносе устроили хулиганский костер. Конечно, совершенно случайно исчезла и карта Куницына Николая Олеговича.

Меня оперативность преступников просто восхитила. Но свое восхищение оставил при себе. Что я мог найти в этой карте такого, из-за чего можно было устраивать весь этот сыр бор?

Уже летя в Княжеские угодья, я вновь обдумывал все, что удалось узнать к настоящему моменту. Очень мало. И вообще, намечался определенный тупик. Для меня. Преступники же действовали на шаг впереди, опережая во всем. Надо было ехать в Москву, подключить вышестоящие силы, решил я. Пора моему старому другу, генералу Романову помочь мне. Может у них в министерстве есть какая информация на того же Петрухина Анатолия Сергеевича, нового гендиректора "Белой чайки".

Возле парадного дворцового входа все повторилось как обычно: примчавшиеся собаки во главе с лохматой Марфой, конечно, узнали его, но глухо, предупреждающе рычали. Марфа одновременно повиливала хвостом, давая понять, что её недружелюбие необходимо по службе и лично к нему, мне, она относится неплохо. Так оно и было, потому что всегда, когда Щербаков или иной охранник формально приобщали его к числу гостей, собаки позволяли себя гладить и чесать за ушами. Так же было и сейчас.

ГЛАВА 25

ЛИСТОК С БАНКОВСКИМИ РЕКВИЗИТАМИ

Я нашел Лену и Аркадия в столовой. Плюхнулся в кресло напротив их и объявил, что умираю от жажды, но готов довольствоваться джином с тоником. Лена сама смешала мне коктейль и на всякий случай поставила передо мной бутылки джина с тоником.

Я коротко рассказл им обо всем, что случилось со мной вчера и сегодня, сумев избежать трагических сторон, всегда присутствующих в рассказах об убийствах и покушениях на оное. Мой приглаженный оптимизм невольно передался слушателям и когда я закончил рассказывать, настроение у Лены и Аркадия, несколько подавленное по моему приезду, вопреки смыслу происшедшего, стало лучше.

- У меня сложилась версия, которую ещё надо проверять. Нет, почти ничего нового, - быстро заметил я, увидев, как все встрепенулись. - Я вам повторю, чтобы лишний раз самому для себя все прояснить.

Я сильно затянулся сигаретой и долго выпускал дым в потолок, в тот угол, где липились белые с вкраплениями позолоты гипсовые виноградные гроздья.

- Незадолго до смерти Николая Олеговича в город внедряется человек от одной из структур в силовых кругах. Задача: прибрать город к рукам, что в нашем бардаке сделать нетрудно: были бы возможности и прикрытие. Этот человек быстро входит в курс дела, узнает основной расклад сил и, возможно, способствует быстрой кончине Николая Олеговича. Да, да, - подтвердил я, увидя их реакцию. - я делаю это предположение вот почему. Во-первых, когда я сегодня приехал в поликлиннику, где на учете состоял мэр, то есть Николай Олегович, медицинскую карту не нашел. Кто-то ночью забрался в архив и сжег несколько медицинский карт на букву "К". Захватили побольше, и нет нужного документа. Так или иначе, я сегодня-завтра, скорее завтра, махну в Москву, все там на месте проверю. Но дальше. Во-вторых, примерно тогда же поменяли генерального директора "Клуба "Белая чайка". Старый был уволен, а новым стал москвич. Кто такой, мы ещё проверим по своим каналам. Бывший генеральный директор тоже переехал в Москву со всем семейством. С ним я тоже попробую повидаться. После всех этих перетурбаций несколько месяцев все было внешне спокойно. Что на других предприятиях творилось, мы пока не знаем. Я думаю, что творилось примерно тоже, что и в "Белой чайке": начальство заменили, а финансовый поток просто уводили в сторону. Это, в принципе, сделать нетрудно. Ну вот, недели две назад основная работа была сделана и начали отстреливать тех, кто заведомо не был согласен на добровольную смену власти. Для этого были задействованы наши кавказские супермены, а может быть и ещё кто-либо. Сложность в том, что Николай Олегович часто не вел документацию, все держал в уме, и сейчас точно сказать, какие из предприятий города управляются подставными лицами, но принадлежали ему, трудно. Найти-то все это можно, но надо провести большую работу, а времени у нас нет.

Я раздавил окурок в пепельнице и сделал глоток из своего бокала. Все невольно отпили из своих. Я посмотрел на Лену, потом на Аркадия. Хмыкнул.

- Тут объявилась группа горских киллеров, которую мне удалось нейтрализовать, вы это знаете. Мы на этом успокоились, а они начали новую атаку. Я думаю, в город прибыла новая группа, и троих из них я вчера удачно замочил в сортире, - сказал я, не удержавшись, чтобы не повторить знаменитую фразу.

Все смотрели на меня. Аркадий вдруг сказал:

- Я бы хотел попросить вас, Сергей Владимирович, помочь мне самому во всем разобраться. Я уверен, кое-какая документация по предприятиям все же осталась где-нибудь, мне нужен в помощь опытный бухгалтер. Я правда, ничего не понимаю в этом деле, но вот для этого и нужен бухгалтер. А выводы я как-нибудь пойму. Это можно сделать?

Я удивился и неопределенно пожал плечами, что можно было понять и как согласие. На Аркадия это было не похоже, он никогда не интересовался делами отца. Мысли свои оставил при себе, а выскался вполне определенно:

- Конечно, почему бы и нет. Тем более, это твое право, как ни крути. А учиться надо, учиться никогда не поздно. Сегодня же отряжу тебе человека поопытнее, - решительно закончил я. - Ну, если всё...

- Нет, - прервал его Аркадий. - У меня ещё не всё.

- Да? - удивленно и заинтересованно переспросил я. - И что же?

- Я хотел рассказать... За день до смерти отца, вечером, в баре, ко мне подошел какой-то человек и передал конверт. Сказал, что это от отца. Ну я тогда и внимание не обратил, мало ли отец мне делал замечаний и устно и письменно, так что сунул конверт в карман и совершенно забыл. Да и пьяный был. А сегодня случайно наткнулся на брюки, которые были тогда на мне, ну и нашел конверт.

Лена и я молча сморели на него. Аркадий также молча смотрел на нас.

- Ну и? - нетерпеливо спросил я.

- Что?.. А да, там были листок с цифрами и название банка. И все.

- Где он? - спросил я. - Он при тебе?

- Да, - сказал Аркадий, - я хотел бы съездить вместе с вами в банк.

- Где этот листок? - спросил я.

- Вот он, - сказал Аркадий, доставая из кармана рубашки сложенный вдвое лист из обычной тетради в клеточку. Мы заинтересовано подвинулись к нему, рассматривая этот листок, словно манускрипт с тайнописью, в корявых иероглифах которой заключена тайна мироздания, никак не меньше. Кто знает, кто знает?.. Для человека судьба Вселенной заключена в его собственной жизни и бесконечность отлично укладывается в краткий предел от купели (если повезет) до последнего "прости" (что наверняка).

- "Сигма-банк"! - удивленно воскликнул я, качая головой; каждый день пребывая в своем офисе, не знал, что возможная разгадка тайны рядом, руку протяни к телефону, сделай несколько шагов по коридору!..

Это удивление я сохранил в себе до прибытия к собственному офису, то есть к банку, но тут же забыл, когда необходимость действовать очистила мысли.

- Сейчас пойдем прямо к Мишке, он нам все предоставит и объяснит. Неплохо устроился мужик. Слышал о Мишке? Хотя, что говорю, откуда тебе? Миша племянник одного из вице-президентов Московского "Сигма-банка". Тот и пристроил своего молодого перспективного родственника к нам. Парень ничего, только у них, у банкиров, мода какая-то толстеть. Может, для солидности, бормотал себе под нос я, выпуская дым и рассматривая листок с цифрами. Наверное, все же для солидности, - продолжал я тему лишнего веса. Встречают, как-никак по одежке, то есть по внешнему виду. А толстые кажутся такими надежными. Как ты думаешь? - повернулся я к Аркадию.

- Не знаю, - равнодушно пожал он плечами.

- Интересно, что же мы там найдем, в этом сейфе? - сказал я.

- Может надо сходить и посмотреть? - предложил Аркадий.

- Истинно! - воскликнул я, сразу обращаясь в свою привычную, деятельную ипостась. - Устами твоими глаголет истина.

Мы вышли. я захлопнул дверцу машины, запер, кивнул прохоживающемуся у вьезда на территорию бывшего детского садика милиционеру с автоматом-малышом на ремне, и вот уже мы входим в здание, в котором какой-нибудь нынешний школьник, года три назад ходивший сюда кушать манную кашу, ни за что бы не узнал детскую Альма-Матер - так все величаво, просто, блестяще. "Ясное дело, ремонт ведь делали турки," - игриво и отвлеченно подумал я.

На двери кабинета висела блестящая хромом металлическая табличка с золотыми буквами: Ордынский Михаил Григорьевич, Генеральный директор. Я кивнул тоненькой черненькой секретарши в узкой коротенькой юбке, сидевшей (не юбка, а секретарша) перед сияющим ликом большого монитора, и, ведя за собой Аркадия, сходу ворвался в кабинет, где перед взорами нашими предстал Генеральный директор собственной персоной.

Михаил Григорьевич, он же Миша, действительно был полнеющим, очень розовым блондином, лет двадцати семи-восьми, с жиденькими прилизанными волосиками, прекрасными голливудскими зубами и пухлой упругой ладошкой, которой он пожал руки нам. Я тут же упал в кресло, указал Аркадию на другое, напротив, и сразу перешел к делу. Рассказ мой чрезвычайно заинтересовал Михала Григорьевича, который, как видно, и не подозревал, что под крышей его банковского филиала хранится ячейка такой важной, хоть и местного значения, персоны.

Дай-ка ещё взглянуть, - попросил он и близоруко стал всматриваться в цифры, словно надеялся сквозь арабские значки разглядеть внутреннее содержание ячейки. - Вы хотите забрать содержимое? - спросил он Аркадия, уважительно поглядывая на него время от времени.

- Да, прямо сейчас, - подтвердил Аркадий.

- Тогда не будем терять время, - сказал Миша, и мы поднялись вслед за ним.

Сейфы и прочие ячейки находились в подвале. Мы спустились по мраморной лестнице и по гулким полированным каменным плитам подошли к двери, возле которой сидели за столиком с небольшим монитором, показывавшие подходы к лестнице наверху, два охранника. Я, ожидая, пока откроют дверь, а потом могучую решетку, сваренную из толстых железных прутьев, поглядывал на экран монитора, где сновали уменьшенные фигурки людей, ни один из которых не рискнул спуститься.

Прикрыв за собой замком щелкнувшую решетку, прошли по коридору внутрь, свернули налево и попали в комнату, все стены которой состояли из дверок сейфовых ячеек. Здесь же находилась и лестница на колесиках, предназначенная для тех, кто по причине малого роста, либо недостатка средств (расположение ячейки регулировалось финансовыми возможностями клиента: чем беднее ячейконаниматель, тем менее доступна ячейка) не мог дотянуться куда надо. Ячейка, указанная на нашем листике, была недалеко от входа. Я, взглядом испросив разрешение у Аркадия и руководствуясь цифрами на листке, быстро набрал шифр замка, распахнул дверцу, заглянул внутрь и отошел на шаг.

- Прошу, - сказал я Аркадию.

Аркадий тоже заглянул внутрь, сунул туда руку и вынул пластмассовую, перетянутую встроенными резинками черную канцелярскую папку, которую, не решившись сразу открывать, передал мне. Я не стал колебаться и ту же, сбросив резинки с уголков папки, раскрыл её. Миша, не справившись с любопытством, сделал шаг, заглянул. Внутри лежали две обычные школьные тетрадки. "Наверное, в клеточку," - подумал я, вспомнив листок с шифром. Так и оказалось. В одной, тонеькой, были какие-то схемы, квадратики, кружочки. Ее я сразу захлопнул. Вторая, более толстая. была сплошь исписана. Я и её, не стараясь ничего прочесть, закрыл. Закрыл и папку, по старому укрепив резинками уголки и протянул Аркадию.

- Все, пошли, - сказал ему и повернулся к Мише. - Спасибо тебе, Миша, но, сам понимаешь, нам пора.

- Может зайдете, коньячку?..

- Спасибо, дела. Слышал, наверное, что в городе творится?

- Ты считаешь, что все связано? - кивнул сообразительный Миша на папку в руке Аркадия.

- Кто знает, кто знает... - философски заметил я.

ГЛАВА 26

СЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ КНЯЗЯ

Выйдя из катакомб банка, прошли прямо к моему офису. Дежурному я приказал никого к себе не пускать. Расположились за столом. Я, чтобы лучше работали мозги, извлек из холодильника по бутылке пива, одну из которых, вместе со стаканом, поставил перед Аркадием. Сам пил из горла. Уже через несколько минут стало ясно, что одна тетрадь представляет собой нечто вроде дневниковых записей, очень личных, разбавленных сантиментами начинающейся старости. Сколько там Князю было лет перед кончиной? Шестьдесят девять кажется. Ну да, с двадцать первого года. Надо же, уже скоро будет прошлого века! Извлекать информацию из этих мемуаров - время терять. С другой стороны, надо.

- Вот тебе, Аркадий, и занятие. Почитаешь. систематизируешь, может информацию какую надыбаешь.

Аркадий странно посмотрел на меня, но я отнес это к сыновнему трепету. Или ещё так к чему, времени не было разбирать.

А вторая тетрадочка показалась гораздо интереснее. Там и заполнено всего было несколько листков... главное, что там было. Неизвестно, что там было. Все было испещрено стрелками, буквами, кружочками и квадратиками. Впрочем, алгоритм нащупывался сразу: возглавлял весь этот разгул схематизированной криптографии большой кружок с буквой "Г" в центре, что можно было расшифровать в общепринятом смысле, но скорее всего подразумевалась начальная буква известной клички: Князь. Если принять это допущение, то парадигма личного бизнеса Князя начинала проясняться... Нет, все было слишком сложно. Например, нигде не расшифровывались инициалы или буквы кличек, непонятно было назначение цифр, приписанных возле кажного из кружков. Цифры были от тридцати до ста. Но то, чтобы составить какое-то представление всерьез, рабочую гипотезу, понадобилось полтора часа, поллитра коньяка, пачка сигарет и один из прямоугольников с буквой КБЧ и цифрой сто.

Вот к чему пришли: вся тетрадь была какой планом-схемой всего бизнеса Князя. Здесь были указаны все предприятия, которые принадлежали ему, их взаимосвязи, отмеченные стрелками, и, вероятно, та часть собственности, выраженная в абсолютных цифрах, которая принадлежала лично Князю. Если это так, то КБЧ вполне может расшифровать как "Клуб "Белая чайка", а сто - это сто процентов принадлежащей Князю собственности предприятия.

На радостях выпили ещё по сто грамм. Аркадий заметно повеселел, то бишь, немного опьянел и, неловко схватив дневниковую тетрадь, выронил оттуда слабо державшийся листок. Листок оказался просто вложенным. На нем четким, хотя и мелким Княжеским подчерком были написаны расшифровки всего буквенного ряда из первой тетради. Более того, указано было куда и сколько уходит денег. Например, тот же "Клуб "Белая чайка", генеральный директор Архипов Геннадий Михайлович, переводил сто процентов выручки в филиал "Сигма-банка", где они с Аркадием сейчас и находились. О новом генеральном директоре Петрухине здесь упомянуто не было. В общем, тетрадь была очень и очень интересная. То, что в ней было нарисовано и написано, конечно, было бы расшифровано в любом случае. Попозже, разумеется, но было. Раскрутить дело не представлялось труда. Но тетрадь была полезна ещё и потому, что, хотя бы на примере "Белой чайки" показывала: собственностью Князя, а теперь и Аркадия, кто-то всерьез и давно занимался, продолжая и сейчас перечислять средства на свои тайные счета. Я взял трубку телефона и сделал несколько звонков. Прежде всего связался со своим главным бухгалтером Андреем Струнилиным, очень юрким, суетливым мужчиной за тридцать. Вначале, при знакомстве, суета эта раздражала, потому что заставляла подозревать во всех смертных грехах, а главное, в сильном его желании что-нибудь и где-нибудь подсчитать таким образом, чтобы разницу перевести на собственный счет. Потом оказалось, что схожие мысли возникали у всех, все проверяли и перепроверяли Струнилина, и эти проверки только убеждали в кристальной честности его. Так что, из-за своего подозрительного вида карьера Андрея Струнилина быстро шла в гору: кроме основной работы, он занимался и частным аудитом, а я, зная об этом, не препятствовал. Тем более, что кристальная честность Струнилина была сильно преувеличина теми, кто ждал от Андрея прямого воровства; категорично не желая воровать напрямую, он был непрочь запомнить и передать мне данные аудитов. За вознаграждение, разумеется. Такое вот хитросплетение бизнеса.

Я попросил Струнилина пока отложить собственные дела и помочь молодому Куницыну разобрать дела отца. Тот был изрядно удивлен, но и обрадован: не каждый день выпадала возможность ознакомиться с империей Князя изнутри. О возможных осложнения в связи с этой работой, я не стал упоминать. Тем более, что Струнилина это не остановило бы. Некоторые люди, вполне рядовые обыватели в жизни, в делах, то есть в погоне за выгодой становятся одержимыми. Обычно это кончается для них плохо, но тут уж ничего не поделаешь, такова их природа. Я разрешил снимать с других работ столько людей, сколько Андрей посчитает нужным. В пределах разумного, конечно, чтобы не оголить собственный бизнес. Распорядился начинать сегодня же. Пусть созвонится с Аркадием и договориться о совместной работе. Да, да, это желание самого Куницына. Аркадию полностью подчиняться, он теперь полновластный хозяин всего. Я взглянул на Аркадия, тот слегка покраснел. Возможно и от спиртного. Я ещё позвонил Лехе и нескольким другим мужикам такого же ранга, то есть, тоже руководителям подразделений или фирм и предупредил о возможной помощи Струнилину. Это на тот случай, если новые или старые директоры будут препятствовать Струнилину совать нос в дела руководимых ими фирм, как генеральный директор "Белой чайки".

- Мужик дельный, - сказал я, после всех этих звонков, имея в виду Струнилина. - Он во всем поможет разобраться.

Я закурил и решил позвонить Кате. В это время она всегда дома, ждет его звонка или самого к обеду. Боится упустить, ещё трепещет. Я ухмыльнулся, но мысль была приятна. Катя находилась, конечно, дома. Я предупредил, что скоро заеду и положил трубку.

- Тебя не приглашаю, - сказал я Аркадию. - Ты езжай к себе. Надо же, буквально к себе. Это же твой дом, никак не привыкну, что отца твоего нет. Это была фигура, скала, Князь, в общем. Тебя сейчас отвезут.

Я позвонил в автомастерскую. "Форд" был уже подсушен и проверен. Все было нормально, главное, провода не пострадали. Я сказал, чтобы сейчас же пригнали его к банку. И заодно, пусть тот, кого пришлют, отгонит мой "Мерс", сначала подбросив Куницына младшего домой.

- О тебя уже в городе все знают, заметили.

И вновь показалось, что Аркадий покраснел.

Ну все. Еще осталось распорядиться выделить охрану в количестве трех человек (пока прямой опасности нет, и трех гавриков хватит) проводить Аркадия до усадьбы. Там свои люди. Теперь уже всё. Нет. Еще позвонил Лене.

- Лена! . Мы тут с Олегом кое в чем разобрались. Поверхностно, конечно. Аркадий сейчас вернется, все расскажет.

- А ты разве не приедешь? - спросила она. - С тобой как-то надежней.

Я рассмеялся, но было приятно. Да, приятно, черт возьми, когда такая ослепительная женщина делает тебе комплимент.

- Нет, малышка, сейчас заеду домой, пообедаю, а потом съезжу в "Клуб".

- Клуб? Зачем же в клуб? Я думала там уже все выяснили.

- Что ты, радость моя, мы вот только что раскопали с Аркадием, что, судя по всему, твой муж и не думал менять генерального директора. Во всяком случае, в записях об этом ничего нет.

- Да? - с сомнением сказала Лена. - Тогда давай. Значит, после обеда туда поедешь? А Аркадий сейчас едет? Знаешь, передай ему, пусть, как приедет, подождет меня. Я немного прогуляюсь, а то сижу взаперти, вдалеке от всех дел. Надоело.. И погода хорошая.

- Хорошо, передам, - сказал я и положил трубку.

- Елена Михайловна погулять хочет, - сообщил я Аркадию. - Ты как приедешь, её подожди.

Аркадий пожал плечами. Он листал тетрадь отца. Ту, что с дневниковыми записями. Пожал плечами, небрежно бросил на стол. Я отметил этот его жест. Как же, проблема отцов и детей.

- Знаешь что, - сказал я, - оставь ка мне эту тетрадку, а ту со хемами возьми и передай бухгалтеру, когда он приедет. Будете вместе с ним разбираться. А я эту почитаю. Если не возражаешь. Хорошо?

Аркадий, как я и предвидел, не возражал.

Офис был на первом этаже и из окон хорошо просматривался двор и место парковки. Видно было, как вьехал на дорожку, потом свернул к месту парковки и стал рядом с "мерседесом" краса и гордость моя, любимый мой белый "форд", весь полированный и блестящий в ярких лучай солнца. Я повернулся к Аркадию.

- Ну все, пошли. Делу время.

Собрались. Аркадий уложил свою тетрадь со схемами в папку, я сунул в карман другую, и мы вышли. Подошли заказанные мной телохранители. Я поздоровался и представил им Аркадия. Потом они с Аркадием сели в "мерседес" и укатили. Я с удовольствием оглядел свою извлеченную из волжских вод машину. Приятно взору. Открыл дверцу и сел внутрь. Все было как новенькое. Даже сиденья. Интересно, как им это там удалось так быстро высушить?

ГЛАВА 27

ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ ПОДВЕЛ

Домой я приехал уже через десять минут. И - словно с утра прошла вечность - с удовольствием подхватил прыгнувшую мне на шею киску. То есть, Катеньку. За эти дни, незаметно внедряемый ею, а мною снисходительно поощряемый, выработался ритуал, обоих устривающий (это я так оценивал, с мужским превосходством снисходя к причудам женского пола, - на самом деле мне тоже нравилось): эти прыжки на шею, поцелуи на прощанье... "Ей Богу, с комическим ужасом думал иной раз я, - эдак недалеко до ЗАГСа, а ещё ужаснее - до венца, модного ныне!

"На всю жизнь!" - ужасался я.

Но пока нравилось.

- Соскучилась, крошка? - спросил я, приподнимая её и целуя. Знал, что ей нравилось, когда я поднимал её как маленькую девочку. Катя немедленно обхватила меня ногами, а я немедленно стал искать оправдания, чтобы задержаться дома подольше.

Не нашел. Пришлось с сожалением опустить её на пол и, хлопнув по попке, направить в кухню.

- Я, котенок, поесть должен и сразу бежать. Дела.

Уже за столом сказал ей, что завтра с утра еду в Москву. Надо там кое в чем разобраться. Катя немедленно испугалась.

- Надолго?

- Нет, день-два, не больше.

Дома задерживаться не стал. После еды за чашкой кофе выкурил сигарету. Потом встал, несколько расслабленный. Но ехать было надо.

Возле клуба в этот неурочный час народу было мало. Случайные прохожие. Дворник метлой разгонял на торотуаре пыль и опавшие, раньше времени отжившие свое листья. Голуби ловко уклонялись от метлы и бодрой рысью перебегали на безопасные места, разучившись летать от людского благодушия. На дворнике был серый брезентовый фартук, а на голове - тюбетейка. Татарин, конечно, как сказал бы Штирлиц.

Я вышел из машины, заперь дверцу, не доверяя прохожим людям, и вошел в прохладный после палящего августовского солнца каменный полумрак вестибюля. Услышал женский смешок. На барьере гардероба, невидимые для моего ослепленного солнцем взора, угадывались силуэты двух девушек. Да, девушки, разглядел я и пошел к лестнице на третий этаж. А девушки, занятые своим хихиканьем, так и не заметили меня.

Вообще-то, жизнь была. Из раскрытых дверей ресторана лилась музыка, везде ощущалась жизнь, слабый пока запах табака и более заметный, но не такой привычный, запах марихуаны, которым здесь были пропитаны стены. Проходя мимо открытых дверей ресторана, заглянул внутрь. Несколько столиков были заняты, что удивительно для такого раннего часа. Наверное, дабы не упустить выгоду, здесь кормят обедами.

А вот на третьем этаже никого не было. Дверь генерального директора была тоже закрыта. Я попытался постучать посильнее, и тогда из соседней двери выглянул маленький пожилой человечек в черном атласном жилете и с синим широким галстуком, объявивший, подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, что директора нет, директор ушел домой обедать.

- Это за каким чертом? Что здесь нечего поесть?

- Директор ушел домой обедать.

- Он каждый день ходит домой обедать? - по наитию спросил меня.

- Нет, - ответил дребезжащий голос, - обычно он обедает в кабинете, но иногда едет домой, это его право.

- А вы кто такой будете? - почему-то заинтересовался я.

- А вы? - в свою очередь подозрительно вопросил человечек, выставив вперед пронизанный крупными красными жилками нос. - Что вам надо?

- Шоколада, - неожиданно сказал я и ухмыльнулся, глядя, как дедушка с порывистым негодованием прикрывает за собой дверь.

Подождав секунду, он вошел в дверь и попросил у старичка домашний адрес генерального директора. Лишь когда я представился доверенным лицом Куницына (какого? отца, сына?), он получил адрес: улица Дениса Давыдова, дом шестнадцать.

- А квартира?

- Квартира, квартира, - поворчал старичок, почему-то не желая говорить. Но все же сказал, выдав свою потаенную веру в приметы, тринадцатая квартира.

- А вы кто здесь будете? - спросил я, почему-то догадываясь.

И верно, старичок оказался бухгалтером. До того, как его определил сюда Николай Олегович, служил в мэрии помощником старшего бухгалтера, а ещё раньше...

Я поспешил попрощаться и уйти от словоохотливого старика: слишком много дел.

Улица Дениса Давыдова находилась недалеко от набережной, на два квартала ниже центра, но словно бы на окраине. В незапамятные времена здесь, видимо, был овраг, так что улица довольно явственно падала вниз, параллельно Волге, образуя ощутимый спуск. Дом был старый, довоенной постойки, отделенный от улицы высоким забором и глухим фасадом.

Дом номер шестнадцать отличался от других типовых советских строений уже тем, что от прежней архитектуры сумел сохранить переднее крыльцо с двумя каменными колоннами, небольшим фронтоном и каким-то гипсовым барельефом, давно изъеденным солнцем, дождем и химическими красителями. К этой фасадной стене, за которой некогда начинался древний дом, впоследствие пристроили вполне современное окончание, может быть времен "хрущевок", так что получился вполне уютный на вид трехэтажный монстрик, слегка утопленный в глубину двора и огороженный высоким забором из железной сетки, крашенной зеленой краской. Этой сеткой жители, видимо, спасались от бродяг и подростков, мешавших мирному течению жизни внутри городского островка. Дом мне понравился. Кроме того, дабы дополнить картину древности и уюта, дом был увит плющом, а асфальт перед боковым подъездом разрисовали цветными мелками. На лавочке сидели три, совершенно разные старушки, у которых я и спросил квартиру Петрухина Анатолия Сергеевича. Бабушки с энтузиазмом указали на второй этаж, второй подъезд, где и находилась упомянутая квартира номер тринадцать, трехкомнатная, окно кухни выходит сюда, вон открытое окно, значит Анатолий Сергеевич дома, другие окна на той стороне, нет, вон то окно тоже его, хоть и закрытое. Скрипучий щебет бабушек я прервал, поблагодарил и скоро нажимал кнопку тринадцатой квартиры.

Я позвонил несколько раз, пока не убедился, что за дверью не слышно ни малейшего шума. Вышел из подъезда и вновь подошел к старушкам, изо всех сил разглядывавших меня с ног до головы.

- Что-то никто не отвечает, - пожаловался я. - Может он ещё не приходил? Или уже ушел? Мне на работе сказали, что Анатолий Сергеевич пошел обедать. Старушки устроили бойкое совещание и быстро пришли к выводу, что Анатолий Сергеевич дома. Дома и нигде больше. Он домой в это время не приходит, а сегодня пришел, значит дома. Если бы ушел, они бы заметили. Дома.

- А вы постучите. Может звонок не работает?

Конечно, может. Я задумчиво огляделся, думая, что предпринять. Солнце в зените. Жаркий августовский полдень. Здесь во дворе, затененном огромными липами, прохладно, уютно. Не хватает только фонтана, как в узбекской чайхане, или ручейка с журчащей прохладой. По старушкам бегала узорчатая тень, и бвсовито гудел залетевший с лугов шмель.

- Пойду попробую постучать, - сказал я. - Может, действительно, заснул?

- Идите, идите.

Особенно не надеясь, больше для очистки совести, я позвонил ещё раз. Тишина. Вынул свои ключи и открыл дверь. Вошел в полутемный коридор и прикрыл за собой дверь. Если хозяин на самом деле спит, можно будет сказать, что дверь была открыта. А если его нет, надо будет обыскать квартиру, очень удобный случай. Я прошел коридор и очутился в большой, прохладной и уютной комнате, пол которой был укрыт толстым войлочным китайским ковром с выпуклым цветным рисунком - какие-то драконы на фоне растительного орнамента. На стенах несколько светильников, большая люстра на потолке. Направо мягкий диван, рядом, возле столика, бездонное кресло. На столике большая бутылка "Мартини" и две рюмки, из которых пили - в одной ещё темнела жидкости на треть, в другой - лужица на дне. В пепельнице окурки "Мальборо". Пусто. И полная тишина.

Я вышел в коридор и проверил ванную, потом туалет. Никого не обнаружил и решил продолжить осмотр. Вдруг я осознал, что давно уже чувствую запах... аромат духов, неуловимо знакомый, но где я его последний раз удостоился ощутить? С запахами всегда так: либо память упрямо и назойливо выдает тебе живую, красочную картинку может быть ничуть не интересного тебе прошлого, либо упрямо прячет, дразня надеждой - вот-вот, сейчас, вспомнишь владелицу духов, мало ли женщин каждый день встречаешь, мало ли?.. Здесь были две двери, и обе закрыты. Одна, конечно, в спальню, другая... Анатолий Сергеевич жил один. Что может устроить себе одинокий мужчина во второй комнате: кабинет? Открыл ближайшую дверь. Еще не спальня, но широкая тахта у стены. Цветные подушки. Стенной шкаф, заполненный мужской одеждой... кожаное пальто эссесовского покроя, костюм.

Я закрыл шкаф и подошел к письменому столу... удивительно пустому. Впрочем, ничего удивительного. Петрухин жил здесь всего чуть больше трех месяцев, время, в основном, проводил на работе, там же, конечно, хранил документы. Здесь же место не для работы, скорее для отдыха и развлечений. На это намекал и запах духов, а также вино, прочие явства и неуловимые детали.

Осталась спальня, куда я тихонько и заглянул, двигаясь как можно тише в расчете на то, что, ежели сладкий полуденный сон и сморил гендиректора "Клуба "Белая чайка", то лучше его не будить.

Действительно, спальня. Шторы были предусмотрительно задвинуты (женские духи, вино, сигареты...), натуральный ковер обычной расцветки, современная, довольно приличная мебель темного дерева, туалетный столик перед трюмо. На столике журчал маленький итальянский водопадик с подсветкой, и старик китаец удил рыбу из крошечного озерца. Светильник освещал трюмо и кровать приятным мерцающим светом, уплотняя полумрак спальни по углам, куда не достигал свет слабой сампочки. Разобранная кровать была хорошо видна и там, на простыне, откинув одеяло, совершенно голый и пузатый лежал Петрухин Анатолий Сергеевич, томно смотря на меня и сложив губы на этот раз не в презрительной, а ласковой улыбке. Видимо, ожидал женщину, уж никак не меня. Впрочем, в данный момент Петрухин уже никого не ожидал. Он был мертв, давно мертв и не скрывал этого, потому что в голой груди его, как раз в районе сердца, казавшаяся удивительно чуждой, торчала рукоять ножа.

Удар был настолько ловок, смерть, как видно, наступила столь быстро, что мертвец так и застыл с этой похотливой улыбочкой, изогнув ещё круче, от природы и так волнисто вырезанные сладкие губы старого козла.

Тоже эпитафия!

Отличная работа... Анатолий Сергеевич приятно взволнован предвкушением праздника плоти, молодецки раззудевшись, летит домой в неурочное время, чтобы провести обеденный перерыв (а может и остаток дня) в постели с пахнущей Парижем женщиной, пьет с ней вино, раздевается, ложится, ждет, видит, наконец, её, ослепительную (уже судя по улыбке на его устах)... Дальше что? Да, женщина подходит, отбрасывает одеяло, наклоняется или падает на широкую, жирную грудь любовника и так ловко всаживает тонкий клинок (я заглянул сбоку), что одержимый пароксизмом желания партнер ничего не почувствовал. И уже никогда не почувствует. Я, покачиваясь на пятках, смотрел на этот памятник разврату и думал, что такой вот подарок смерти может перечеркнуть самую праведную жизнь. Конечно, никто не собирался посылать фотографии семье, но слухи доходят, слухи всегда доходят. А у Петриухина, конечно, дети, скорее всего, и внуки... С другой стороны, от лося лосенок, от свиньи - поросенок, и если папа такой вот, детишки (тем более в наше, прокладочно-контрацептивное время) должны быть ещё краше. "Вот такое насмотришься и в монастырь пойдешь" - подумал я и взял трубку телефона, стоявшего рядом с заснувшим китайцем итальянского производства. Я позвонил подполковнику Свидригайлову, объяснил ситуацию и попросил прислать группу. Сказал, что кроме телефона и дверных ручек сам ничего не трогал, стирать свои отпечатки, чтобы не повредить других, не буду, но и не останусь здесь - слишком много дел. И посоветовал предупредить старшего группы, чтобы со слов старушек-свидетельниц не искал по городу высокого блондина с светлых ботинках.

Я положил трубку на телефонный аппарат и пошел к двери. На пороге повернулся и рассмеялся.

Но это не был веселый смех.

Неожиданно пришла в голову мысль, что простая жизнь мирного обывателя, лишенная прелестей стрельбы и холодных ударов клинков, не так уж и пресна. Возможно, что-то в ней есть милое и приятное. Как-нибудь надо будет над этим подумать, решил я.

Я вышел на улицу, кивнул старушкам, тут же закачавшимся мне вслед, сел в машину и уехал.

ГЛАВА 29

УЖАСНОЕ БУДУЩЕЕ БЫКОВА

На следующий день рано утром, ещё не было семи, я в "форде" выехал в Москву. Предстояло встретиться с бывшим сослуживцем отца, другом того, Семеном Зелимхановичем Романовым, ингушом по национальности, но обрусевшим. И отец, и Семен Зелимханович окончили один и тот же институт, но потом их пути разошлись. Семен Зелимханович учился дальше, служил, продвигался по службе и умудрился к настоящему времени получить первые генеральские звезды, то бишь, стал генералом-майором МВД. Именно с ним решил посоветоваться я, зная, что память о давно ушедшем человеке - моем отце - и на этот раз сослужит службу.

Я накануне позвонил в Москву, быстро соединился с генералом, договорился о встрече на следующий день, да, вторая половина дня, но ещё раз надо позвонить, сделать контрольный звонок, мало ли?..

Погода была прекрасная. Отфильтрованный за ночь воздух розово светился, ровное полотно серого асфальта раскатывалась передо мной, в открытое окно сквозь неслышно-привычный рокот мотора ввинчивалась песенка жаворонка. Я выставил в окно локтоть, подставил лицо ветерку и был готов вот так ехать и ехать, не только в Москву, но дальше, дальше к чудесному, дрожащему где-то вдали горизонту счастья, не совсем мне понятному, но влекущему необычайно.

Вначале по сторонам широко разлились поля с тучными хлебами и овощными культурами, кое-где шлялись тракторы с людьми и в одиночку, убирали что-то. Потом пошли леса, стеной подступая к трассе, и иногда дорожный знак намекал о перенаселении окрестностей копытными: оленями, косулями, кабанами. Я, следя за встречными машинами, мгновенно размазывавшимися позади, наслаждался прелестями дороги. Как это прекрасно, как увлекательно бывает вот так, сорвавшись, хоть и в небольшое путешествие, наслаждаться прелестями мелькавших за стеклом пейзажей и мимолетными сценками местной, движущейся куда-то мимо жизни! И как сразу начинает работать фантазия, какие увлекательные домыслы рояться в голове! ..

Набравшее силу солнце пробралось к углу открытого окошка и вдруг облило мои колени. Будка ГИБДДешников... толстый милиционер, защищенный салом, бронежилетом и властью, лениво помахивая дубинкой идет к остановленному "Камазу", успевая равнодушно зацепить взглядом мой, пролетавшего мимо "форд". Вновь пошли поля с лесозащитными полосами, незаметно переходящими в рощи. Свалка машин впереди, устроенная каким-то лихим и бессмертным джигитом... милицейский вертолет на поляне у дороги, машины "скорой помощи"... видно давно все произошло, раз успели доехать все исчезло позади, кануло, и вновь лента дороги, вновь солнце по ясребиному заходящее то с одной стороны, то с другой, следуя топографической разверстке местности и транспортного пути.

Вот так, с милыми дорожными подробностями, развлекавшими праздный ум, я к полудню добрался до пригородов Москвы, которые узнавал по приметам; отличить же начало столицы и многочисленные города-спутники было иначе трудно - единая госархитектурная планировка планировка ранее чуждалась примеси индивидуальности.

На часах было двенадцатьать часов семнадцать минут. Время ни то, ни сё. Решил заехать домой и оттуда прозвонить Семену Зелимхановичу. От старых времен у меня на Первой Мещанской улице, недалеко от бывшей Колхозной, а ныне Сухаревской, сохранилась небольшая двухкомнатная квартира в доме крепкой сталинской постройки. Заехал в магазин и купил себе немного ветчины, сыру, хлеба и виноградного сока впридачу. Потом припарковал "форд" под окнами и поднялся на четвертый этаж. Я не был здесь уже около полугода. Открыв наружную дверь, пошел в длинный коридор, заканчивающийся перпендикулярно поставленными дверьми. Дверь налево вела в его квартиру, правая - к соседям. Архитектору в старое доброе довоенное время позволялось отходить от стандарта, который только-только нащупывался, а в Хрущевско-Брежневские времена расцвел пышным цветом. Во всяком случае, я, ещё до своего отъезда из Москвы, подумывал о приватизации и соседской квартирки, чтобы объединив обе, иметь такое вот оригинальное жилище. Теперь все это представлялось неактуальным, теперь я жил далеко и уже стал отвыкать от сумасшедшей карусели столичной жизни.

В квартире было пыльно, да, но ожидал увидеть худший бардак. Отвык постепенно от родных пенатов и, на расстояние, рисовал картины упадка, на самом деле не дотягивавшие до моего воображения.

Оплаченный за год вперед телефон отозвался гудком. Я позвонил генералу Романову, напомнил о встрече. Тот прекрасно помнил. Договорились встретиться в ресторане на Чистых прудах, у метро, выход к Тургеневской, все забывал Семен Зелимханович название ресторана... кажется, "У Тургенева". Договорились на четырнадцать часов ноль-ноль минут. Тогда и смысла не было устраивать себе обед здесь. Я, покопавшись в платяном шкафу, нашел себе чистое полотенце и отправился в ванную, освежиться. Ехать тут было всего ничего: пять-десять минут. После душа хлебнул сока и скоро выходил из дома.

На часах было без пятнадцати два. Доехал минут за семь, некоторое время примеривался, куда поставить машину, потом вспомнил, что здесь, в глубине Боброва переулка находится Первая Нотариальная контора города Москвы, возле которой и припарковался.

Поднялся по ресторанной лестнице ровно в четырнадцать часов. И сразу окунулся в мятный красноватый полумрак питейного заведения. Прямо у входа расположилась стойка бара и тут же - несколько столиков, наполовину занятых. Как-то давно он сюда заходил. Сейчас, вспоминая расположедение помещений, прошел за дверь ресторанного зала, сейчас, в неурочное время, полупустого, и сразу увидел машущую высоко поднятую руку - генерал уже был здесь. Подошел. Дядя Сема встал навстречу. Обнял. Крепко пожал руку. Похлопал по спине. Одобрительно взглянул из под разросшихся кустистых бровей. Весело закивал. Словно не виделись три недели назад.

- Ну ты и шкаф! А я каждый раз забываю! - и снова восхищенно и покровительственно хлопает меня по плечу.

- Садись, если тебя стул выдержит. Ну рассказывай, - поощряет он, но тут же отвлекается к официанту:

- Вот что, друг, организуй нам что-нибудь фирменное, потом закусь там, водочки-шпроточки, для начала грамм триста, а там посмотрим. Ну, лети, а то нас время поджимает.

Во время еды я ухитрялся не прерывать свой рассказ. Генерал - в данный момент генерал, судя по обострившемуся, отрешенно-оценивающемуся взгляду, который он то бросал на меня, то на свою тарелку, то вглубь себя, сверяя что-то со своим жизненным опытом) слушатель был хороший, не прерывал, только переспросил однажды, как звали бойцов, которых я прикончил на днях... Сыч, Рашид, Икрам... Кивнул, продолжая молчать, и вновь жевал и слушал. Потом допили водку, Семен Зелимханович заказал ещё двести ("Как раз доза, чтобы хорошо себя ощущать" - хохотнул он), но уже коньячку, а тут перешли к десерту, и я рассказ свой закончил наконец.

Семен Зелимханович разлил коньяк, поднял рюмку, намечая в воздухе тост и молча выпил. Я последовал его примеру.

- Ну, - наконец спросил я, наблюдая сосредоточенную отрешенность на покрасневшем от спиртного лице генерала, - что вы можете мне посоветовать?

Семен Зелимханович, погрузив взгляд в возникшее перед ним мороженное, задумчиво произнес:

- Рашид, Икрам, Сыч... кавказцы, значит, учавствуют. Что-то я из оперативных сводок помню... Сыч, Икрам... Кажется это люди Салима Бекмурзаева, его тейп последние годы как раз занимается Поволжьем. Если так, то ты влип, парень, влип основательно, надежно. Ты знаешь, что за человек Бекмурзаев? - оглянувшись, наклонился ближе - Ты же ему теперь дорогу перешел. Он тихо-мирно прибирал к рукам свой кусок, вотчину, так сказать, начал возделывать... а тут ты, я Сергей Владимирович, сын моего покойного друга и мой хороший друг, сын, можно сказать. Да, сын. Что я могу сказать? - покачал головой Семен Зелимханович. - Могу сказать только банальность: не хотел бы я быть на твоем месте. Знаешь, как все завязано? Ты думаешь, это просто Кавказ? Это интересы больших людей. А посоветовать?.. Бери-ка ты все, что можешь с собой взять, лучше деньги и мотай отсюда куда-нибудь за "бугор", только подальше. У них же организация! Что вы там в своем городишке можете противопоставить этому?

Он вновь покачал головой, затуманенным взором разглядывая ужасное будущее мое, которое его профессиональное воображение уже живо нарисовало.

Он махнул рукой официанту, попросил ещё чашку кофе.

- Жаль, что ещё столько дел. В неурочное время мы с тобой встретились, надо бы вечерком, отвели бы душу, Серега, помянули бы отца твоего и моего друга, Ванюху!.. Вот человек был, бессребренник, таких уже нет, старой закалки мужик.

- Ну почему же... - сказал я, думая о другом.

- Нет, ты мне на счет отца своего не говори, настоящий был друг.

Чувствовалось, генерал прочно ухватился за тему дружбы, обрадовавшись возможности уйти от другой, сейчас более опасной. Я же, попивая свой кофе, думал, что поездка моя в Москву, хоть и не оправдала надежды в отношение старого знакомого, но ситуацию прояснила. Оказывается, прошлый и нынешний наезд гастролеров не является случайной импровизацией какого-то там сильного человека, а представляет собой частный случай хорошо работающего механизма - деление страны на вотчины с князьями во главе. Всё должно быть поделено, и всё будет поделено. Все в меру своих сил продолжают рвать себе кусочки пожирнее. Непонятна вот только роль разных там майоров Вараскиных... Кто они? Пушечное мясо? Или сами в деле?..

- Как ты сказал? - вдруг вернул его в ресторан Семен Зелимханович. Майор Вараскин? Кто это такой?

- Я разве не сказал? - удивился я. - Это командир группы "СОБРА", которая к нам прибыли несколько дней назад. Для расследования новой серии убийств.

- Вот оно что?.. А он точно из "СОБРа"? Впрочем, все равно. Да, сынок, мой тебе совет, лучше даже в город не возвращайся. Позвони, уладь там всё по телефону, но в город - ни-ни! Ты ведь холостой, деньги есть, забирай свою девушку - как ее: Катя? - и гони куда-нибудь подальше. Салим Бекмурзаев - это величина. Кое с кем в Москве у него тоже все повязано. Если у вас там Бекмурзаев, - качал головой генерал, - оно, значит, дело серьезное. Кстати, знаешь, я ведь увольняюсь из МВД, - отвлекся вдруг он. Да, да, хватит, поработал на государство, пора и отдохнуть. Им, видите ли, не нравится мой стиль работы, им, видите ли, хочется, чтобы я только на них корячился. Дудки. Буду теперь в гости ко всем ездить. Вот к тебе, например. Как на счет того, чтобы пригласить меня в гости?

- Да я всегда рад вас видеть. Тем более, что в нашем городе вы и так частый гость. Кажется с покойным Князем последний год друзьями стали, не разлей вода.

- Да, мужик что надо был, мы с ним большие друзья стали. Ну ладно, стал собираться генерал, - если всерьез тебя прижмет, я, конечно, тебя как-нибудь прикрою. Для сына старого друга все сделаю. Но подставляться тебе тоже резона нет. Серьезно советую: ноги в руки и беги.

Я допивал свой кофе, поглядывая по сторонам. Несмотря на дневное время, здесь, в полупустом зале был полумрак, и было жаль потраченного времени. Сейчас, когда каждый день может быть решающим, я здесь слушаю предупреждения слегка сдрейфившего пожилого генерала, которому, конечно же (сам находится у власти - думать надо!) нравится существующее положение дел. И тут же толстое лицо Семена Зелимхановича уткнувшего лакирванный нос в чашку кофе, где вместо жидкости оставалось лишь тина кофейной гущи, начало постепенно бледнеть, угасать; дальнейшее прощание не затянулось, мы расстались недалеко от входа, где генерала ожидал черный "Ауди" с уснувшим под газеткой шофером, а самого меня - личный американский внедорожный конь - увитый железными трубами "форд".

Ехать по адресам, намеченным прежде, нужды уже не было. Разговор с Семеном Зелимхановичем прояснил все, что на данном этапе надлежит знать. И какая сейчас, в общем-то, разница: кто конкретно стоит за беспределом в Лермонтове, какой там боярин, какой там горский князь?.. Может потом, на досуге, будет любопытно узнать... Сейчас надо было ехать домой. Именно там события могут выйти из под контроля. Да, решаю я, переночую - и в Лермонтов.

Я заехал по пути в магазин, купил себе все необходимое для того, чтобы скоротать вечерок в одиночестве и поехал домой под редкий ещё перестук капель все ещё сомневающегося в собственных силах дождя, решившегося излиться наконец, когда я выходил из магазина.

Ничего, почти не промок.

ГЛАВА 29

ПОКОНЧИТЬ СО ВСЕМ

В комнатах сразу потемнело, набирающий силу ливень сплетал струи на стекле в косички, шуршал и гремел водосточными трубами, на часах было половина шестого, часа три я сидел с этим бывшим - бывшим другом отца, бывшим, судя по всему, генералом, бывшим дядей Семой, бывшим честным человеком - в новой ипостаси обретшим самоуважение и любовь к благам, которые дает власть: с каким апломбом он сейчас подъедает свой рабочий день, сочиняя, верно, докладную записку о встрече с личным информатором. И впервые за много времени - месяцев? лет? - страх начал вползать в мое сердце. Страх не за себя, за Катеньку, Лену, Аркадия... Нет, за себя, за себя тоже! Я подумал, что будет, если достанут Катю, и мне стало так плохо, что пришлось щедро налить себе виски, купленный недавно для разнообразия. Выпил. Хорошо, что не забыл купить сигарет. Я закурил. Звездочка сигареты ярко рдела в затененной шепчущим дождем комнате. Небо оплакивало город, захваченный баронами, небо оплакивало лично меня, меня, мелкую судьбу маленького человека... Ни просвета, ни проблеска надежды - сплошной мрак впереди, мрак и смерть.

Может быть не надо было во все это ввязываться? Может и сейчас ещё не поздно?.. А что, воодушевился я, стоит позвонить... Катя-котенок, как это?.. да, ноги в руки и сюда, в Москву... где легче отщелкать ненужного человечка, где легче и спрятать концы... Нет, бесполезно. Теперь, когда я засвечен своими идиотскими древнерусскими "иду на вы!", меня тем более в покое не оставят, где-нибудь в бетон закатают вместе с Катенькой: ложе вам твердый бетон, а одеяло - бетонный раствор... очень оптимистично.

Я налил себе ещё вина, выпил. Сигарета прогорела. Какая гадость эти американские сигареты, сгорающие как бикфордов шнур... чем больше сигарет, тем ближе последний взрыв... все там будем. Надо пойти спать, лучше пораньше отправиться в обратный путь. Сутки, завтра с утра пройдут сутки, как я уехал. День, да ночь - сутки прочь. Что там могло произойти за сутки? Я боялся звонить.

Я достал ещё одну сигарету, заурил и потянулся к телефонной трубке. Позвонил. Трубку сразу сняли. Катя.

- Ала! Ало! Это ты? Сереженька!

- Правильно, котенок. Конечно, я. А ты кого надеялась услышать?

- Не говори глупости, конечно, тебя, - возмутилась Катя. - Ты где сейчас? У тебя голос такой...

- Нормальный голос, мы сегодня с другом отца... отметили встречу, посидели...

- У тебя все в порядке? - вдруг встревожилась чуткая Катенька. - Как же ты поедешь? Ты где сейчас?

- Дома я, дома. На Мещанской. Один я.

- Тогда немедленно ложись спать, а утром поедешь.

- Хорошо, хорошо. Ты лучше скажи, новости какие-нибудь есть? Что-то меня тревожит. Никто не звонил?

- Нет, никто. А хочешь, сам позвони.

- В том-то и дело, что не хочу.

- Тогда спать, спать.

- Хорошо, котенок. Жди, в общем, завтра днем буду.

- Я тебя все время жду, Сереженька, жду, как!..

Я засмеялся, уловив нотки экзальтации в её голосе.

- Ну, пока, котенок.

Положил трубку. Настроение чуть-чуть улучшилось. Но чуть-чуть. Общее состояние безнадежности было густым и вязким, как ливень за окном. Еще налил себе в стакан. Какая, все же, дрянь, этот виски. Надо было водки взять. Вот, хотя бы, "Князь Юрий Долгорукий" - водка чистая, хрустальная, которая не во вред даже могучему организму Ельцина, вместе с Горбачевым сотворившим этот новый бравый мир.

Всё, надо идти спать. Прыгнуть в кровать, как в омут. Вырваться от всех забот хотя бы на часы ночного забвения. Забыть, заснуть, исчезнуть. Хватит с меня доводов. Направо пойдешь - жизни лишишься. Налево пойдешь та же пуля. Прямо пойдешь тринитротолуольчик найдешь. К черту советы! Как жернова мельницы, перемалывающие жизни... К черту жернова полезных советов! Лучше сон - сладость небытия, зеленая одурь, сковывающее все тело тончайшими путами сновидений. Сегодня - одно, завтра - другое. Если все время думать о том, что будет, можно сойти с ума. Здравый смысл подсказывал только плохое. Разве может быть что-нибудь хорошее в нашей стране без конца и без края. Бескрайние просторы, а деться никуда нельзя. Как он там говорил, дядя Сема, друг наш семейный?.. Все поделено между сильными людьми. Каждый может и должен иметь свой кусок: одни - свои шесть соток, другие - Красноярский никелевый комбинат, третьи - два метра... Шесть соток - мерило ценности законопослушного гражданина... О чем это я? Ах да, разве не смешно, что шестая часть суши выделяет шестью сотками шестерочных своих граждан?.. Две шестерки, плюс ещё шестерка, в которую мы все обратились пред сильными бесконечными генералами... Шесть, шесть, шесть.. Число Зверя - шестьсот шестьдесят шесть!.. Смеяться хочется, как все гнусно!

Скоро я убедился, что не могу уснуть. Дотянулся до бутылки и прямо из горлышка отпил несколько гулких глотков. Закурил. Дождь, умеривший пыл, тихо шептал за окном. Слегка посветлело, но ранние сумерки уже погасили воздух. Я лег на бок, чтобы удобнее было стряхивать пепел. Что случилось за последние дни?.. Почему я попался в западню безысходности? Может быть из-за Кати? Я ухмыльнулся. Да, да, герои и бандиты не должны ни к кому привязываться... Иначе перестаешь быть свободным. Иначе думаешь о завтрашнем дне, строишь планы, которые никогда не сбываются, перестаешь жить одним днем, как того требует природа зверя внутри тебя. Какая мерзость!

Сытый генерал Романов спит сейчас со своей славной боевой полковой лошадью, то бишь, со своей женой-генеральшей. Я вспомнил - Элеонора Михайловна, как же, как же... А может быть, спит наш генерал со своей молодой любовницей, секретаршей и младшим офицером по особым поручениям. Люди похожи на заводные манекены с несложной программой... каждый второй заводной органчик Салтыкова-Щедрина... пить, жрать, спать... И ещё раз, только больше: пить, жрать, спать!.. Значит, во имя этого славного жизненного позыва меня и Аркадия, и Лену, и всех, всех, всех подвесят на виселице небытия, четвертуют взрывами праведного гнева, растреляют пулями стратегических замыслов.

Я раздавил окурок в пепельнице и перевернулся на спину. Закрыл глаза. Под веками сразу зашевелились вереницы спецназовских бойцов, возглавляемые генералом... у каждого свой генерал... У генерал-майора Романова - своя шеренга бойцов, у других - своя... Все бодро идут по тропам войны всех со всеми за светлое будущее, где пьют, жрут и спят до одури, вволю...

Я уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить вопли мыслей, чтобы не видеть за частоколом ресниц бледные привидения чужих жестких фигур... Не открывая глаз протянул руку к стулу и дотянулся до кобуры. На ощупь вытащил пистолет и взял тут же на стуле лежащий глушитель. Навинтил. Оружие готово к бесшумному бою... Теперь можно разом погасить эти гнусные фигуры врагов... одним выстрелом в висок... все они пляшут, кривляются тут у меня под костями черепа... Один выстрел и нет проблемы, тем более, что до сих пор не известно: мы творим мир вокруг нас, или, все же, мир творит каждого из нас - вопрос веры... Я поднес глушитель к виску... холодный металл... примерился. Бах! - и нет никаких вопросов...

Боясь соблазна, я осторжно отвел руку, положил пистолет на стул... Ухмыльнулся в лицо сгустившемуся мраку... Все это подождет... пока есть надежда... лучше выпить еще... Я сделал ещё несколько глотков. Оторвал горлышко от губ. Поболтал бутылку - ещё булькает достаточно. Ослепил мрак щелчком зажигалки, прикурил сигарету... И все же, как тошно, как безысходно!.. При свете огонька зажигалки я успел машинально взглянуть на часы - уже половина двенадцатого. Надо спать. Докурив, изгнал все мысли и, простейшим тренингом расслабив мышцы тела, тут же уснул.

ГЛАВА 30

БУДЕТ ВАМ ВЕСЕЛЬЕ

Проснулся я неожиданно рано, только-только рассвело, ночной дождь давно почил, за окнами кричали вороны, и голова была неподъемно тяжела. Я хотел протереть глаза, чтобы разогнать туман, обволакивающий мозг влажным ватным компрессом. Надо было что-то предпринять, чтобы вынырнуть из этого белесого марева, в котором я продолжал плавать. Ничего лучшего, кроме как поправиться остатками виски не пришло в голову. Вылакал все, что было в бутылке, некоторое время просто сидел, пережидая метаморфозы внутри организма. Внезапно стало легче, я вдруг ощутил себя человеческим существом, а не бестелесным призраком, а сигарета взбодрила окончательно.

Прежде всего необходимо было принять душ и убираться отсюда домой, в Лермонтов, к Кате и всем тем несчастьям, которые вчера казались столь убийственными. Я покосился на пистолет с навинченным глушителем, так и оставленным вчера на стуле. "Вот дурак!" Утро вечера мудренее - истина из истин! Сдаваться уже не хотелось, как и склонять свою могучую выю перед разными там боярами властных структур. Шлепая босыми ногми пошел в ванную, включил душ - очень горячий и сразу - ледяной. Повторил несколько раз, пока ощущение относительного здоровья и вполне ральной силы не вернулось. "Ничего, жить будем!" - оптимистично подумал я и тут оказалось, что полотенце, вчера оставленое в комнате, не захватил с собой. Пришлось мокро шлепать в гостиную. В ванне громко шумела вода, оставленная для второго захода. Когда проходил мимо входной двери, услышал слабое щелканье, остановился в недоумении и смотрел, как дверная ручка стала медленно опускаться. Тут только сообразил; и понимание того, что лишь случайность помогла заметить попытку глупого вторжения, вызвало мгновенную досаду. Но все это были ощущения вторичные, сейчас мной управляли тут же проснувшиеся рефлексы; яобесшумно прыгнул в спальню, схватил пистолет, подскочил к дверному проему в коридор, замер, успев подасадовать, что мокрые следы легко заметны.

Щелкнул замок, входная дверь тихо отворилась. В черной полировке приоткрытой двери платяного шкафа я увидел освещенный входной проем и два скользнувших внутрь темных силуэта.

- В ванной, - прошептал кто-то тихо, явственно и совсем рядом. - Ты стой здесь, а я туда пройду.

Через секунду в спальню стал медленно вплывать глушитель, потом сам пистолет, который я левой рукой перехватил. Не давая налетчику передышки, ткнул стволом ему в глаз, шепотом предупредив, что стреляю без предупреждения. Мужчина, одетый в темный костюм с голубым широким галстуком, без сопротивления отдал свое оружие и, подчиняясь указаниям, послушно повернулся обратно в коридор. Не успел пройти и пару шагов, как из двери ванной, расположенной в самом конце коридора, вышел второй бандит, в таком же темном костюме. А дальше все происходило как и всегда в таких случаях: быстро, хаотично и совершенно не укладываясь в намеченный ранее сценарий. Не нашедший никого в ванной громила мгновенно направил в нашу сторону пистолет, второй бандит, которого вел я, тут же, словно подкошенный, рухнул на пол, освободив тем самым сектор обстрела... Раздался хлопок выстрела, я отшатнулся к стене, сам выстрелил, почувствовав резкий ожог левого плеча - задел, все-таки. А тот, кто лежал передо мной, уже перевернулся на спину, успев за считанные мгновения достать второй пистолет, уже без глушителя... громкий выстрел и тихий хлопок моего пистолета слились... во лбу киллера появилась аккуратная дырка, а в стене коридора выбоина, из которой я потом выковырил пулю.

Еще по инерции сторожась, я подошел осмотреть первое тело: пуля вошла в горло, раздробив и позвоночник. Быстрая и легкая смерть, обоим можно позавидовать.

Обнаружил себя стоявшим над убитым совершенно голым, мокрым и размышляющим о том, что надо поменять замок, так легко отворенный. И тут же понял, что ещё не совсем пришел в себя. Вошел в ванную и закрыл воду. Вернулся в кухню, пошарил по полкам и нашел сомнительную бутылку водки. Открыл и сделал большой глоток прямо из горлышка. Закусил вчерашним сыром. Встряхнулся. Прежде всего надо было одеться. Быстро вытерся, оделся. Обыскал трупы. Никаких документов. У первого подстреленного тоже нашелся ещё один пистолет. Выследили, значит. Видно здорово я им попортил крови, если идет такая упорная охота. Мне стало весело. Привычная здоровая злость заставила ухмыльнуться. Я вспомнил вчерашние слюни и коротко хохотнул.

Будет вам веселье!

Все время прислушиваясь и надеясь на ранний час (в этом доме, насколько я знал, пролетарии не проживали, значит, вставать рано смысла никому не было), вышел. Тихо. Отнес тела в лифт, забежал в квартиру, схватил приготовленную сумку с оружием и собственными вещами, выскочил на лестничную площадку и прыгнул в лифт. Лифт старый, ещё ручного управления. Я закрыл за собой дверь, нажал кнопку первого этажа и спустился вниз. Подумал было затащить мужиков под лестницу, но в последний момент не захотел возиться. И чувствовал, что вот-вот сюда придут сотоварищи, проверить молчание друганов. Двигаясь быстро и резко, рванул на себя дверцу подъезда и выскочил в предбанник. Внешняя дверь открывалась наружу. Я толкнул её, выбежал, споткнулся и, летя со ступенек, быстро-быстро перебирал ногами, не поспевая за стремительно падающим телом. Успел. Сзади зазвенело стекло одного из декоративных окошек, врезанных в тело входной двери. Мгновенная догадка заставила быстро посмотреть вперед. И вовремя. В подхезде дома напротив в открытом окне второго этажа стоял ещё один мужчина в костюме, целился в меня длинным глушителем. Вновь все завертелось бездумно и быстро: я, теряя сумку, прыгнул в сторону, что-то вновь зазвенело, я, достав пистолет из кобуры уже стрелял... так же удачно, как и раньше... Мужика сдуло, не испытывая ни малейшего желания проверять состояние ещё и этого нового бандита, я направился к своему "форду", возле которого стояла пустая сейчас черная "Волга". Наверное, только трое и приехали. В общем, надо было линять и как можно быстрее. В Лермонтов, в Лермонтов. У себя дома и стены помогают, домой, домой!..

В ределах Москвы я ещё осторожничал. Сейчас, когда за мной объявлена охота, было бы глупо попасться ещё и ГИБДДешникам. Нет ничего проще, правда, чем откупиться и от них, но кто там их знает?.. Пока же дело обстояло таким образом: этот пока несостоявшийся хозяин из Москвы решил рвать жилы и, видимо, пошел ва/банк. Сейчас для меня задача стояла простая до невозможности, кристально чистая, как вода в коралловых рифах, где я как-то плавал наперегонки с пестрыми рыбками и не мог надивиться абсолютной прозрачности среды, где словно персонажи чудного сна, порхали радужные обитатели - каждый, словно в отдельной собственной линзе, так хорошо были видны; задача разрушить планы этого барона-генерала, который стремится уничтожить всеми доступными путями очаг сопротивления в Лермонтове и, как основу всего - меня. Охота началась, судя по беспределу в квартире. Для меня же, задача номер один - добраться живым до Лермонтова, вычислить осевшую там за последние дни иногороднюю мразь и быстренько активизировать иные свои собственные связи, всех тех, кто не любит беспредела... от посторонних сил. Задача очень даже не сложная, кампанию можно развернуть только треск будет строять: полетят бароны. Но вначале следовало бы вырваться из столичного вертепа.

Пока что все шло неплохо. Я одолел кольцевую, выехал на Горьковскую трассу и поддал жару, все время следя за дорогой и антирадаром. Дорога была относительно свободна, на некотрых местах я летел со скоростью до ста пятидесяти - ста семидесяти километров, рисковал, конечно, но очень хотелось побыстрее домой. Если так смогу ехать, часа за три, нет, даже быстрее, доберусь. И не забывал следить за попутными машинами, особенно теми, которые выдерживали его скорость. Благодаря этому обратил внимание на темно-синюю "Волгу", изредка появлявшуюся в поле зрения, потом выделил из общего ряда голубой "Опель", тоже два раза пропадавший, но потом появлявшийся вновь.

Не раздумывая, свернул на ближайшую боковую дорогу, пролегшую сквозь древние леса, а когда "Волга" и "Опель" свернули за мной и, уже не отвлекаясь на маскировку устремились следом, увидел случайно сам себя в зеркале и лицемерно пожалел мужичков: будет вам погоня!

За ближайшим поворотом рванул, полностью выжимая педаль газа, тут же достиг пустой развилки, ещё раз свернул, а дальше действовал сноровисто, как отлаженный автомат... кем я в иные ситуации и являюсь: вышел из машины, открыл багажник, вытащил гранатомет "Муха", автомат с подствольником и побежал навстечу преследовавшим меня машинам, уже ревевшим невдалеке. Только приготовился - вот они. "Волга" впереди притормозила, когда водитель за поворотом увидел стояший "форд", и это было очень удобно: граната ударила в бок, громыхнула, пламя взвилось... Я уже стрелял из подствольника в "Опель" - неудачно; "Опель" быстро вильнув, притормозил и граната, едва не задев салон, все же ушла в продорожные кусты, сгорев бестолку. Не давая опомниться седокам, я стал поливать их свинцом из автомата, разрядил один рожок, потянулся к другому, наблюдая, как двое пассожиров успели вывалиться из дверей и с ходу, под прикрытием машины, открыли пистолетную стрельбу. Рука моя, тянувшаяся к рожку, изменила направление, выхватила из кармана ручную гранату РГН - круглую, компактную, гладкую - мгновение, чека выдернута; я бросил гранату по широкой дуге, надеясь положить её сразу за "Опелем". Удалось. С удовольствием отметил, что уложился в десять-пятнадцать секунд. Насколько я успел заметить, в каждой машине вместе с шофером сидело по четыре человека; счет растет, и это хорошо. Ясное, чистое, светлое ощущение, ощущение работы каждой клетки тела, когда организм функционирует, словно японский плейер, и радость победы распирает!

Я, вглядываясь в трассу, улыбался, вспоминая только что прошедший бой: я жил, я был счастлив!

И теперь, расслабившись после удачно проведенной операции, я, довольный прекрасным утром, ехал уже без опасений: конечно, не армию же на меня напускать, две машины - больше, чем достаточно по умным тактическим разработкам генеральского штаба. Я все так же гнал машину, но, проезжая через поселки и городки, замедлял ход, чтобы по глупости не стать участником ДТП - дорожно-транспортного происшествия, а то и - не дай Бог! сбить какого-нибудь раннего пенсионера-жаворонка, уже навострившегося занять какую-нибудь свою жизненно необходимую очередь за свежим молоком или творожком. И с таким вот настроением, которое не испортил неожиданно вновь начавшийся мелким дождик, я вьехал на заповедную территорию княжеского особняка.

ГЛАВА 31

КНЯЗЬ ПОДВОДИТ ИТОГИ

В доме Кунициных ещё все спали. Мария Степановна встретила меня и сразу захлопотала, готовя мне завтрак. Заодно послала Ксюшу, домработницу, посмотреть, не проснулись ли хозяева. Я раздумывал, не поехать ли мне домой, но вернувшаяся веселая Ксюша сообщила, что Елена Михайловна и Аркадий Николаевич скоро выйдут.

Мария Степановна быстренько организовала мне кофе, ещё что-то и ушла. Я потянулся в карман за сигаретами и вдруг наткнулся на тетрадь. Совсем забыл. Это была тетрадь Князя. Все равно, пока сонные хозяева пробуждаются, есть время. Я стал читать. Записи были, как уже упоминалось, личные, писались не столько для сынка, сколько для себя. Я даже заинтересовался. Тем более, что узнал кое-что ранее неизвестное.

Недавно мне исполнилось шестьдесят девять лет и понадобилось ещё несколько дней, что внезапно осознать: следующий год поставит на мне круглую печать даты, за которой уже видятся, наверное, шажки, ведущие к могиле.

О нет, я не склонен предаваться меланхолическому отчанию, и близкая смерть - может на самом деле ожидающая меня за дверью спальни - не пугает. Я могу с гордостью признаться себе и повторить это всем и каждому - я никогда не боялся кончины, смотрел Костлявой прямо в пустые глазницы, поэтому она и обходила меня, настигая других. Но сегодняшний день - особый.

Моя жена, Елена Михайловна, спит долго, потому что юности свойствена эта беспечная щедрость по отношению к времени - роскошь, недоступная старикам. Она, моя двадцатилетняя женушка, спит в своей спальни и проснется тогда, когда подскажет её великоленое молодое тело, купленное мною почти три года назад. Я не хотел оставаться один, проституки, отлакированные изысканным развратом, с некоторых пор стали вызывать у меня одну блевотину, так что я рассудил, что могу ещё за свои деньги обеспечить себя собственным женским телом. Может это звучит цинично, но мои годы разрешают эту привелегию: быть честным. Так или иначе, но это произошло: однажды, как я уже говорил, три года назад, в мой кабинет в мэрии, по звонку вошла новая машинистка, стала ловко набирать на компьютере текст, который я диктовал и спокойно позволила себя рзглядывать, судя по всему, только радуясь вниманию хозяина. Была она очень красива - черненькая, стройная, - а, главное, изумительно юная, что для меня было главное. Уже через несколько дней она пошла со мной в ресторан, а потом оставалась у меня несколько раз, пока однажды я не предложил ей выйти за меня замуж, резонно объяснив выгоды такого мезальянса. Я сказал, что жить мне осталось не долго, и после моей смерти все достанется ей, надо только потерпеть и быть мне верной эти несколько лет, потому что единственное, что я никогда не прощаю, это предательство.

Она согласилась. И я построил для неё этот особняк в лесу, который - я это знаю - называют Княжеским, по кличке, которую сам давно ношу: Князь.

И вот теперь я сам попал в положение, которое ничем иным как поражением не назовешь. Ах, Лена, Лена!.. И что тебе не жилось, зачем потянуо на подвиги?

Мы прожили с женой года два с половиной, когда я стал замечать неполадки в собственной финансовой империи - не все операции проходили гладко, кое-что рушилось в самый критический момент; мне пришлось прибегнуть к помощи нашего Оборотня, то бишь меня Сергея Владимировича, который кому-то там дал поручение (я подозреваю, попросил помочь своего давнего покровителя и моего, с некоторых пор, хорошего знакомого генерала МВД Романова Семена Зелимхановича), в общем, такт и тайна были соблюдены, и на мой стол легли фотографии, с большой разрешающей четкостью убеждавшие в неверности моего юного ангела; она весьма изощренно выращивала мне рога всеми доступными ей способами. И с кем? С личным охранником, молодым человекообразным идиотом, которому она добросоветсно передавала все мои финансовые тайны. Причем, только часть из них я сообщал ей по ночам, радуясь вниманию к собственным делам, остальные она, с хитростью влюбленной ведьмы добывала сама из бездн моего сейфа в кабинете, код замка которого я перед ней не скрывал.

То, что я прочел и рассмотрел в пухлой папке, переданной мне серьезным Оборотнем, привело меня в такое бешенство!.. я был захвачен такой ослепившей меня ненавистью, что частью сознания, всегда остающейся холодной, был, помнится, обрадован, что ещё способен... Мысль погасла; я все делал автоматически...

Был ли это аффект? Мог ли я контролировать себя?.. Не знаю. Я помнил только, что по оперативным данным, только что усвоенным мной, время с пятнадцати до семнадцати часов, как раз сейчас, любовники использовали на дивные утехи...

И я вошел к ним...

Я услышал голоса Лены и Аркадия и поспешно спрятал тетрадь. Мне хотелось, конечно, дочитать, я так и не узнал тогда, полгода назад, что предпринял Князь после того, как материал об измене жены был ему передан мной. Сейчас могло бы проясниться, но... Я уже встал им навстречу, расшаркиваясь перед хозяйкой и пожимая руку парню.

- Как прошло утро? - спросил я Лену.

- Как обычно. А ты, я вижу, чем-то озабочен. Что-нибудь новое?

- Ладно, - сказал я. - Я заехал сказать, что положение наше изменилось. Дело движется к развязке и, насколько я понял, все должно решиться в ближайшие дни. Я ездил в Москву, только что оттуда, встречался кое с кем, хотел выяснить, насколько дело серьезно и возможна ли помощь.

- И что? - спросил Аркадий.

- Выяснил, что нам надо расчитывать только на себя. Если мы выстоим и окажем достойное сопротивление, от нас отстанут.

- Я не совсем понимаю, - сказал Аркадий. - Что вообще происходит?

Я и Лена посмотрели на него и ничего не ответили. Что тут ответишь! Впрочем, я открыл было рот, но тут раздался зуммер мобильного телефона и пришлось мне, извинившись, отойти в сторону. Говорил, правда, громко, не думая о тайнах.

- Ало! - крикнул он. - Это кто? Ты, что-ли, Катя?.. Да, я уже в городе... здесь, здесь. Тебе что?.. Нет, сейчас заеду. Через полчаса-час. А что такое?.. Чью тетю, я не совсем врубаюсь... Тетю Лены? Родную?.. Где ты её встретила?.. - я некоторое время слушал, и повисшее в зале молчание показало, что все, невольно, тоже озаботились по поводу возникшей внезапно тети. Я вновь заговорил. - Конечно, заскочу домой, а потом либо сам отвезу, либо пошлю кого-нибудь... Нет, нет, сама не езжай, тетя успеет повидать Лену. Ждите меня, я скоро буду. Ну все, киска, целую.

Он спрятал телефон в чехол на поясе и повернулся ко всем троим. Посмотрел на Лену, спросил:

- Поняла? Тетя твоя приехала. Катя, оказывается, была с ней хорошо знакома. Встретила и обрадовалась. А я и не слышал, что у тебя тетя в Сочи живет. Катя сказала, ей твой муж квартиру купил с видом на море. Ей никто и не сообщил о смерти Николая Олеговича. Приехала навестить благодетеля, Катю на улице встретила, та ей все новости выложила. А ты что, не рада? - вдруг остановился я, обратив внимание на отсутствие эмоций у Лены.

- Да нет, очень рада, - сказала Лена. - Просто давно не видела, уже отвыкла.

- Ну ладно, я её приведу, ты с ней разберешься, привыкнешь.

- Подожди, - остановила его Лена. - Подожди минуту, я сейчас.

Она быстро вышла. Я пожал плечами. Лена вернулась через несколько минут. подошел к бару, открыл небольшой холодильник и вынул банку пива.

- Я распорядилась накрыть на стол, сейчас пообедаем.

- Да полно, Лена, какой обед, ехать надо. Вот тетушку твою привезу и пообедаете все вместе. Небось разговоров будет!.. Сколько вы не виделись? Года три как она уехала?

- Да, примерно. Только наговориться мы с ней ещё успеем, да и Катя твоя её не оставит голодной. А вот ты нам ничего так и не рассказал. Зачем ездил? Что случилось в Москве? Почему ты такой встрепаный вернулся? И не говори ничего. Полчаса ты нам, я думаю, уделить можешь.

Ладно, почему бы и не задержаться?

Тут вошла Мария Степановна и доложила, что кушать подано. Перешли в столовую. За обедом, достаточно, впрочем, легким, я, сначала нехотя, а к концу все более увлекаясь, поведал о своих приключениях - сегодня достаточно бурных. Да и приятно, рассказывая, видеть восхищенные глаза.

Так или иначе, но восхищаться было чем: мимоходом расправиться с целым отделением врагов, если уж переходить на военную терминологию, да ещё не придавая этому большого значения - кое-что само по себе значило. За успехом рассказа следил по лицам, хотя временами что-то проскальзывало на них мне непонятное. И вот что интересно, это непонятное - не отвращение и не испуг - видел и у Аркадия, да и у Лены. Скорее всего, человек нормальный (себя я к этой категории не относил), конечно, боиться крови. А из уст хорошо знакомого человека все услышанное может произвести достаточно тягостное впечатление. Так что мне, хоть и доставило удовольствие заново пережить собственные подвиги, но двоякое впечатление от рассказа, уловленное из невольной реакции друзей, заставило поспешить закруглиться.

- Ладно, ребята! Поеду-ка я домой. Моя Катя уже заждалась - сутки не виделись, даже больше. И так задержался, пора домой.

Меня не задерживали. Лена посоветовала самому не приезжать, а просто послать кого-нибудь, или такси вызвать. Вряд ли в городе кто-нибудь мог не знать, где находится Княжеский особняк.

ГЛАВА 32

ЖИВОЙ ТРУП

Лена попрощалась со мной: её рука была холодна, как лед, но щеки горели. Кивнув Аркадию, я сбежал по лестнице вниз, обогнул мужчину в красной форменной куртке слуги, неторопливо натиравшего паркет дедовским способом - толстыми войлочными полавками на ногах, - и вышел наружу.

Погода вновь прекрасная, что обычно и бывает здесь в это время; лето на исходе, все ещё очень тепло, но проблески осени и увядания заметны в смягченной жаре - уже не пекла, - и в кое-где начинавших подкрашиваться желтой и красной охрой листьях, все более заметных на дорожках и лужайках парка.

Я пошел к своему "форду", отогнанному кем-то немного в сторону, к площадке для гольфа, в который никто здесь не играл, но и не забывал название, звучное для непревычного слуха. И уже взявшись ладонью за ручку дверцы своей машины, я вдруг так захотел оказаться рядом с Катей, наедине, что весь задрожал, словно от приступа боли.

Впрочем, подобные настроения были более чем естественны для молодого мужика, только что побывавшего в обществе пркрасной дамы, а немного раньше, выкупавшегося в озерце крови, что как известно из древней истории, чрезвычайно увеличивает потенцию у представителей обоих полов. Я, думая над этим заложенным в генную память явлением, выжимал из своего белого красавца все что допустимо на этой заплутавшейся лесной дороге, а сам был, в свою очередь, гоним нетерпением плоти, может быть, усугубленным выпитым недавно красным вином, которым я запивал молодого барашка.

Скоро я вылетел на простор приволжских полей, а когда подъезжал к шоссе, навстречу мне свернул и быстро разминулся со мной чем-то знакомый черный "Ауди", а главное, и знакомыми лицами в салоне с приспущенными от жары и близости природы стеклами. Я не сразу узнал двоих мужчин только потому, что мое настроение и эти два лица (особенно одно, особенно одно!) были так несовместимы, что произошла заминка с идентификацией. Когда же переферийная информация дошла, наконец, до моего активного сознания, я развернулся почти на месте и с таким яростным нетерпением бросился в погоню, что сумел обогнать и подрезать "Ауди" ещё до вьезда в рощу.

Выскочив из машины я сразу остановился, потому что из "Ауди" тоже выходили все трое ехавших: шофер, с черной родинкой на носу, майор Вараскин, приехавший из Москвы и вчера оставленный у ресторана на Тургеневской дядя Сема, мой личный покровитель и друг покойного отца, генерал майор МВД Семен Зелимханович Романов.

Я сам не понял, что меня так поразило в неожиданном появлении здесь Семена Зелимхановича, уже шедшего мне навстречу чуть ли не с распростертыми объятиями, тут же замененными размашистым хлопком всей распяленной пухлой пятерни.

- Здорово, Серега! Что, не ожидал? То-то. А я думаю вчера, чего это я делаю, сын друга приехал посоветоваться, а я его безнадегой кормлю, хотел тебе позвонить, так не знал куда. И что думаешь, командировку себе выписал и сразу выехал. Вот майора затребовал, погудели малость, он меня в курс ввел. Да, брат, дела тут у вас. А ты куда едешь? Я как раз о тебе, а ты мимо, я тормозить только подумал, а ты уже здесь. Лихо, лихо. Мне майор о тебе все уши прожужжал, правда майор?

Майор Вараскин стоял рядом с высоким и грубослепленным шофером и ухмылялся толстой физиономией, правда, мол, генерал говорит. Вообще, генералы всегда правы, эту истину знают умные люди и подчиненные, а майор Вараскин был и тем и другим. Шофер сунул лопатообразную ладонь в карман и вытащил сигареты "Прима", протянул майору, который, недовольно ворча, взял.

- Опять ты мне эти свои пролетарско-советские предлагаешь. Пора выходить на мировой уровень, - явно шутил майор Вараскин, прикуривая тут же.

Семен Зелимханович достал обычные "Мальборо", прикурил от огонька, который, думая о своем, протянул ему я.

- Какая у тебя зажигалка! - сразу обратил генерал внимание на золото-рубиновую вещь, купленную мною намедни в салоне "Кассандра". Хорошо живешь. А ты куда этак намылился? Мы вот в гости к хозяйке Шербурского леса... Тьфу ты, дрянь телевизионная на язык прет! Откуда это, майор?

- Робин Гуд, товарищ генерал-майор.

- Ах да, действительно, - захохотал Семен Зелимханович и вновь повернулся ко мне. - Так вот, мы к ней знакомиться, а ты отсюда. Поворачивай, поедем с нами. Представишь хозяйке.

- Шофер ваш у неё работает, он и представит. Я по делу спешу. Надо домой заехать, тетку Елены Михайловны забрать и сюда привести.

- Тетку? Ну ладно, тетку, так тетку. Езжай. Все равно ещё с тобой встретимся. Я тут на пару дней задержусь. Простор, Волга-матушка, красота!.. Елена Михайловна по старой дружбе приютит в своем замке. Муж её всегда меня оставлял гостить. Как ты думаешь, Сергей?

- Да, да...

Так вот и вышло, что я, даже не докурив свой "Кэмел", уже летел по шоссе к городу, в голове роились мысли, сновали туда сюда, что-то нашептывали важное, но я не мог поймать нить, все спутал быстро мелькающий пейзаж, за которым я машинально следил.

Мимо с ревом пронесся дальнобойный автопоезд с дымной дизельной трубой наверху, потянулись пригородные домишки, упорядочились, уплотнились и вознеслись на несколько этаже, обратившись в центр города.

Вот он и приехал.

Заглушив мотор, я вытащил телефон и позвонил домой. Прослушал длинные гудки. Не поднимала Катя трубку, заболталась Катя с тетей. Может быть выключила телефон? Случайно. Я полез в карман. Зачем? Да, закурить. Набрал номер Лехи. Сообщил, что приехал и что скоро понадобятся все силы. Позвоню чуть позже. Спросил, есть ли какие-нибудь новости. Пока нет, пока все живы. И то хорошо. Отключился. Выбросли окурок в окно. Чего я сижу? Вышел, запер машину. Стукнул ногой по колесу, проверяя, как накачаны шины.

- Ладно, - сказал я сам себе и пошел к подъезду.

Поднялся на свой этаж и позвонил. Ждать не стал, а, достав ключ, открыл дверь. Зашел. Конечно, они на кухне. Заглянул. Да, сидят на диване. Катя с тетей. С тетей, приехавшей к Лене. Кругленькая женщина, неуклонно превращающаяся в старушку. На настенных часах было тридцать пять первого. Круговорот часов. Вчера я примерно в это время осваивался в Москве. Я вышел в гостиную.. Через открытую балконную дверь доносились колоратурные переливы дроздиных песен, и невозможно было вынести эту агонию прозрения, эту мерзость жизни, этого краха!.. Все же постепенно я обрел некое подобие самоконтроля, простым методом плавного дыхания, о котором читал: вдох заканчивался на счете десять, выдох повторял тот же счет. Это помогло обрести тот настрой, в котором уже можно было дышать и думать почти совершенно нормально.

Я прошел на кухню. И Катя и тетя сидел и в тех же позах, в которых застигла их смерть, аккуратно и совершенно одинаково влетев им точно в середину лба. Выстрелы профессионалов. Зашли, точно выполнили порученное дело и, не задерживаясь, вышли. Да, аккуратно, быстро, точно.

Я позвонил дежурному по городу. Повезло, опять дежурил капитан Казанцев. Я объяснил ему, что произошло и попросил прислать группу. Объяснил, что только что приехал из Москвы. Объяснил, что убийца сам открыл дверь, а обе женщины, увлеченные беседой, увидели неизвесных гостей в самый последний момент. И даже не испугались. Голос капитана Казанцева сник от потрясения и жалости. Да, группа выедет немедленно, он лично распорядится.

До приезда оперов было ещё минут пятнадцать. Я принял душ, как-то освеживший меня, и все мои действия были основательно продуманы, тщательно взвешены, хотя за эти несколько минут вдруг заставал себя упорно разглядывавшим тюбик зубной пасты, потом крем для нормальной кожи, инструкцию к использованию которого внимательно прочитал. Я словно бы боялся невзначай расплескать в себе то тихое, хрупкое равновесие, которое только-только сумело воцариться во мне.

Тут в дверь позвонили, я открыл, с удивлением обнаружив, что уже вновь одет. Мужики, ввалившиеся гурьбой, деликатно приумолкли, заполняя квартиру шуршанием шагов, покашливанием, стуком передвигаемых предметов. Я, давая показания знакомому следователю, прошел на кухню. Фотограф посверкивал вспышкой, хотя света было довольно, кто-то снимал на видеокамеру, медэксперт суетился возле дивана...

Я вытащил сигареты, кто-то протянул мне возле лица щелкнувшую зажигалку, дым сразу кольцами поплыл к потолку. Я знал, что-то я должен был чувствовать, и ожидание этой лавины эмоций видел на лицах окружающие сейчас оперов. Был, как мертвец, сродни этим двоим, к одному из который я должен был что-то чувствовать, но не чувствовал, а так, повторял действия кого-то постороннего, словно бы шепотом подсказывающего мне неслышные другим советы. И вот ещё что: я двигался, говорил, объяснял, подписывал протокол, но ничего, ничего не осознавал, хотя все окружающее меня сейчас с ужасающей отчетливостью навсегда в мелких деталях запечатлелась в памяти, вплоть до пореза от бритвы на подбородке у врача, вплоть до белого прыщика вскочившего на сострадательно хмурившемся лбу следователя. Все, что творилось вокруг, и центром чего было то место на кухне, на которое было наложено уже действующее "табу" - вмещало память о тех моментах, которые отзывались во мне мукой невыносимоо раскаяния за разное из того, что уже навсегда стало прошлым. Главное, моя легкомысленная убежденность. что личная неуязвимость, которой я обладал, неким таинственным, связанным с собственной природой чудом перейдет на неё (даже имя пока нельзя было называть), сделав неуязвимой, как собственная продолжение. Связав её с собой, я тут же улетел прочь, забыв, что для меня она и есть та знаменитая Ахилесова пята, через которую легче всего погубить.

Мыслей было много, они были отрывистые, до конца не читаемые, лишь ощущения обладали целосностью и жгли, как каленым железом: её образ, весело тянувшийся к нему (так же, судя по позе, она в порыве мгновенного, но оказавшимся ложным узнавания, устремилась к двери поворотом тела), её смех, её обморочная страсть - сливались в единство, которое в действительности я не ощущал - но засевшее во мне ярче любого реального воспоминания.

ГЛАВА 33

ВОЕВАТЬ НЕ ТРУДНО

Когда все кончилось, я приехал в офис. Было это уже в в четвертом часу. Как-то машинально исполнил обязанности свидетеля - даже не свидетеля, а первого обнаружившего трупы. И теперь обдумывал дальнейшие шаги.

Прежде всего вызвал всех руководителей своих собственных силовых структур, начинапя с Лехи Пряхина, главы охранного предприятия "Секрет" и кончая директоров спортклубов. Пока их ждал, обдумывал расстановку сил. Хорошо, что банк и подходы к банку охранялись моими же людьми. Я позвонил дежурному и распорядился вызвать вторую и третьи смены охранников. Объявил общую тревогу. Тот ничего не спрашивал. я знал, что сразу примется исполнять мой приказ.

Начали приезжать вызванные мной руководители предпирятий. Сейчас, встречая их и приглашая рассаживаться в кабинете (скоро пришлось посылать за стульями) я порадовался, что к их подбору относился в свое время особенно тщательно, не мешая и им в свою очередь набирать людей по личным симпатиям. "Вассал моего вассала - не мой вассал". Главное, чтобы эти не предали.

Я пожалел, что торопясь домой, к Кате, и даже уже подозревая беду, я не попробовал убрать майора Вараскина и этого громилу с бородавкой, а если надо и бывшего друга умершего отца, бывшего собственного покровителя генерал-майора Романова. Неужели генерал с самого начала стоял за всем, что творилось здесь, в городе? Если это так, то дело плохо: я глупею. А может быть наоборот, ещё многого не знаю в жизни, раз напрочь исключил из своего ближайшего окружения (Семен Зелимханович как раз был из самых близких, ещё с дальнего детства) то, что сторонний человек заметил бы сразу предательство. Я ощущал лютую холодную ненависть, заполнившую каждую клетку моего тела. Это было восхитительное ощущение. Такого накала чувств я давно уже не испытывал. И пусть одна моя часть умерла сегодня с Катей, другая стала ещё сильнее: я не завидовал своим врагам. Тем, кто бросил мне сегодня вызов. Такой вызов!

Скоро мой кабинет оказался набит людьми. Открывая это совещание, пожалуй, самое многолюдное, из тех, что проводилось здесь, я коротко сообщил положение дел: москвичи решили прибрать к рукам ресурсы города, и, чтобы этого не произошло, надлежит немедленно, всеми силами выбить их с территории, которую они уже разохотились считать своей. Если сейчас дать слабину, нас раздавят. Все, как я и предполагал, были в курсе. Новостью оказалось лишь то, что штаб-квартира варягов обосновалась в Княжеском особняке за городом. Я знал, что кроме четырех-пяти человек, оставшейся ещё от прежнего владельца и по наследству перешедших к Лене, охрану особняка вели ещё семь мужиков из моей фирмы. Я поискал взглядом Романа Ольхова, директора фирмы, которая и направляла этих семерых.

- Роман! Кто из наших сейчас там?

Круглое, добродушное, покрытое крупными веснушками лицо выразило удивление:

- Щербаков пару дней назад звонил, передал, что Елена Михайловна отказывается от услуг наших людей. Оплату назад не требовала. У нас контракт ещё два месяца действителен. А я думал, ты в курсе.

- Надо было мне сразу лично сообщить, - нахмурился я.

- Но ты же каждый день там бываешь, я думать не мог, что это без твоего ведома.

- Значит, выходит, от наших людей там избавились.

Я тут же позвонил подполковнику Свидригайлову, в Управление, зная, что тот должен быть там. Связали немедленно.

- Владимир Владимирович! Это я. Вы не знаете, где сейчас находятся люди майора Вараскина? Сам он в особняке Куницыных, я знаю. А вот люди? И сколько их прибыло, вы не в курсе?

Я выслушал и положил трубку. Все выжидательно смотрели на меня. Во всем, что сейчас здесь происходило, была какая-то несуразность. Создавая эту свою многоярусную структуру, я никогда не думал, что придется мобилизовывать силы для серьезного дела. И не готовился к этому. Были люди, был бизнес. Каждый человек в отдельности выполнял свои мелкие обязанности, выполнял хорошо, структура работала блестяще, исполняя свое назначение приносить доход. Теперь надо было предпринять другое.

- Мы проиграли первый рауд, - сказал я. - С майором Вараскиным прибыло человек пятнадцать. Мне только что сообщил подполковник Свидригайлов, что ему сегодня предложили работу в Москве. Берут с повышением. Город его теперь не интересует. Милиция тоже пока будет сохранять нейтралитет. Но я думаю, это не надолго.

Я взглянул на старшего лейтенанта Аксенова, только что вошедшего.

- Хорошо что пришел. Что у вас там в Управлении слышно?

Тот сообщил совсем другое.

- Я сегодня видел, как из твоего подъезда выходил московский майор. По времени совпадет. Майор сел в машину к ожидавшему его приехавшему вчера генералу. Тоже из Москвы. Потом уехали.

- Ты сам видел?.

- Конечно. А вот куда поехали майор и генерал Петрович не знаю. Я тогда не мог подумать. Не подумал проследить.

- Зато я знаю, - сказал я, - к Князю.

И вновь ощутил новое для себя ощущение - словно окатило холодным душем. Эта новая форма ненависти была, как это ни странно, даже приятна. Я сказал:

- Что же, местонахождение нашего общего врага определено. Зря они в одном месте сосредоточились. Впрочем, от нас они ничего плохого не ожидают. Привыкли, сволочи, быть нападающей стороной. Что хотят, то и творят. Сегодня ночью, максимум до утра, мы должны очистить свою территорию. Иначе нам тут всем крышка.

Я вновь обвел всех взглядом, отлично понимая, что мои слова верны не до конца. Да, для большей части присутствующих здесь, перемена власти грозит отставкой. Причем, немедленной. Это в лучшем случае. А то могут и убрать, могут и дело завести. Но а другая часть смогла бы ещё некоторое время продержаться, пока будут искать замену. Год, два, три - за это время можно либо укрепиться, либо найти новый вид деятельности. Но это все, что касается бизнеса. Однако, не зря я набирал людей лично, все они именно лично мне были обязаны. И старшему не было ещё тридцати пяти, остальным гораздо меньше. В молодости реже предают друзей, холодный расчет приходит с возрастом и становится более весом потом.

- Нам надо окружить все подступы к особняку так, чтобы никто не ускользнул. Следы потом сумеем уничтожить. Все будет нормально. Но я не понимаю, - вдруг сказал я, - почему они активизировались именно сейчас? Никто же им повода не давал?

Я вновь посмотрел на них. Лёха, как самый старший, сказал:

- Какая разница? Может совпало?

Я помолчал, потом спросил:

- С кем-нибудь из вас разговаривали? Может делали предложения?

Первым молчание нарушил Лёха.

- Разговаривали и делали. Мне делали. Я думаю, многим делали.

- Ну и?..

- Что и? Конечно, отказались, - вновь за всех ответил Лёха. - Дураки, что-ли? Новые приходят со своими кадрами. Зачем мы им? Мы их уроем, Серега. Ты не думай.

Потом ещё часа два уточняли подробности, после чего я подвел итоги.

- Сейчас все возвращаются по местам, собирают людей. В общей сложности сотни полторы мужиков наберется. Когда озадачите своих, возвращаетесь сюда. С наступлением темноты личный состав выдвигается к Княжескому дому. Главное, никого не выпускать и не шуметь раньше времени. Если к этому времени приезжий генерал уедет, черт с ним. Я потом с ним разберусь. Но майор Вараскин не должен уехать. Хотя о нем я позабочусь особо.

Когда все ушли, я налил себе полстакана коньяка, выпил залпом и закурил. Ощущение, что все идет не так, как надо, усилилось. Какой-то детский дилетантизм. Вечером соберется толпа младых бойцов, окружат дом Куницыных, нашумят, собаки начнут лаять, собак пристрелят... Все глупо!

Вдруг я подумал, что по сути, весь этот бардак воспринимается мной как нечто личное, как оскорбление лично мне. При чем тут бизнес? Что мне до бизнеса? Денег мало? Семья большая?.. Сломанная сигарета упала на пол; вспомнил о Кате и невольно разломал. Вообще, что сегодня произошло? Майор Вараскин убил Катю и заодно эту случайную тетку свидетельницу. Последнее предупреждение лично мне. Если Семен Зелимханович, дядя Сема, замешан в этом деле - не в убийстве Кати, это вряд ли, майор Вараскин мог и не сообщить, зачем поднимался наверх, - значит, генерал и есть резидент. Опять не то. Резидент живет здесь последние месяцев пять-шесть, хорошо освоился и знает положение дел в местных деловых кругах как редко и местные знают. Хуже всего, что мое личное расследование за последние дни - поиски этого резидента - не дали никаких результатов. Просто никто из известных людей не приезжал в город полгода назад. А те, кто неизвестен, кто прячется по норам, выяснить ничего не смогли бы. Для этого надо крутиться в кругу тех, кто, так или иначе, на виду. Мне самому для того, чтобы обжиться здесь понадобился целый год, чуть больше, конечно.

Я покачал головой... Ох, напортачат сегодня мужики! В общем-то, я на них и не надеюсь. Не совсем так. Конечно, надеялся. Но во мне крепла сначала несмелая, сейчас явная - решимость самому лично разобраться во всем.

Я пододвинул к себе телефон, взял трубку и позвонил по личному номеру Лены. Отозвался незнакомый мужчкой голос:

- Кто говорит?

- А вы кто такой, черт побери! - взорвался я, словно бы именно такой вот малости и не хватало, чтобы привести меня в ярость.

- Как угодно, - спокойно отозвался этот невидимый и незнакомый собеседник, и стали слышны короткие гудки: положил, сволочь, трубку.

Я набрал номер заново и услышал знакомое:

- Кто говорит?

- Я, Я. Мне нужна Елена Михайловна.

- Так бы сразу и говорил, а то сразу ругаться, - добродушно зарокотал голос. - Нет её. Может что передать?

- А где она?

- Не могу знать, - по-военному ответил мужчина, - отъехала, вероятно.

- Тогда позови мне Аркадия Куницына.

- Его тоже нет.

- Тогда Семена Зелимхановича.

- А кто такой Семен Зелимханович? - вопросил незримый собеседник все так же насмешливо.

- Генерал Романов, идиот! - все-таки взорвался я. - Давай его сюда, или своего майора Вараскина..

- Сейчас спрошу, - наконец-то разговор сдвинулся с порочного круга.

Через несколько минут молчания по возникшим в трубке звукам я догадался, что трубку кто-то берет.

- Ало! Генерал-майор Романов слушает.

- Семен Зелимханович! Это я.

- А, Сергей, - узнал меня генерал, словно бы ему и не доложили, с кем будет говорить. Я не обращал уже никакого внимания на все эти несуразности. А голос в трубке все звучал. - Сергей! Ты где? В городе? Я думал, что ты уже едешь сюда. Ты вроде собирался.

- Собирался. Да обстоятельства изменились. Где там Елена Михайловна? И кто там хозяйничает вместо нее?

- Елена Михайловна? Да, да, Елена Михайловна немного приболела, сейчас отдыхает, подойти не может. Да ты сам приезжай, мы с тобой поговорим, найдем общий язык.

- Катю убили, - сказал вдруг я.

- Да, я слышал, - сочувственно отозвался Романов. - Прими мои соболезнования.

И вдруг я вспомнил то, что в ресторане, в Москве, когда речь зашла о Кате, генерал сам назвал её имя, хотя до этого нигде не мог его слышать. Во всяком случае, от меня. То есть генерал заранее знал, как зовут Катю. И тут, сейчас, уверенность, что за всем в Лермонтове стоит сам генерал Романов, разом укрепилась.

- А ведь это вы, Семен Аркадьевич, приказали её убить! - задыхаясь от силы своей ненависти сказал я.

Вновь гнев пронзил меня с ужасной силой. Я изо всех сил старался говорить спокойнее.

- Ты не прав, Сергей. Как раз это не мое распоряжение. Понимаешь, путаница вышла. Вообще, бардак страшный, - пожаловался Романов, словно бы речь шла не о смерти Кати, а о какой-то чепухе. - Могу тебе сказать, что это уже досадная оплошность. Тем более, что сейчас это уже не нужно. Я был не в курсе.

- А в курсе вы были, когда ждали майора Вараскина в машине? Это когда он поднимался ко мне в квартиру?

- Ты и это уже знаешь? - посетовал генерал. - Да, досадно. И все же, я прошу тебя приехать. Договоримся по старой дружбе. Ведь ничего нельзя уже изменить, слишком много усилий потрачено. Да и жертв принесено. Приезжай, я сына своего старого друга не обижу.

- Хорошо, приеду, - сказал я и бросил трубку. - Обязательно приезду, сказал я уже в пустоту кабинета. - Только я уж постараюсь вас обидеть. Обязательно.

Решение, к которому я был готов всегда, вдруг оформилось: я сам нападу на всех этих генералов и майоров, и их сателитов. Воевать - это не трудно. Решиться - вот в чем загвоздка, а воевать - это уже не проблема. Самое трудное всегда - решиться.

Стали поступать звонки моих генералов. Докладывали о готовности. У всех более-менее дело шло. Я посмотрел на часы: почти шесть. Часа через четыре стемнеет. И для меня начнется самое простое. Словно сто грамм опрокинуть.

Напоминание о спиртном заставило налить себе коньяк. Не много. Даже меньше ста грамм. А закурив, я несколько минут позволил себе сладость помечтать: как я разделаюсь с майором Вараскиным, тем крупногабаритным, неизвестного ему звания мужиком с родинкой на носу и напоследок - с генералом-майором Романовым. Я ещё немного помечтал об этом, пока не отвлек звонок с очередным докладом.

Потом я встал, прошел к своему оружейному сейфу и стал отбирать личное оружие.

ГЛАВА 34

ПОИСК СМЫСЛА

Меня зовут Быков Сергей Владимирович, русский, рост метр девяносто пять, вес сто семнадцать килограмм, двадцати восьми лет от роду, в жизни испытал многое. Я получил хорошее образование, высшим своим достижением в научной области была защита кандидатской диссертации по юриспрюденции. Я работал в милиции, учавствовал во множестве операциях по задержанию вооруженных бандитов, неоднократно посылался в горячие точки страны. Самой судьбоносной в жизни считал командировку на первую чеченскую войну, которая разубедила меня воевать по чьему бы то ни было приказу. После Чечни я недолго воевал в собственной войне... Что еще? Разбогател, обжился, едва не женился... Вот вроде и всё.

Я всегда был победителем, неуловимой саламандрой, всегда готовой восстать из пепла в новом блестящем обличие. И вот ничтожный повод очередная смерть ближнего - потряс меня до глубины души, заставил осознать, что моя личная бравада заключала лишь инфантилизм скороспелого человечка, надевшего на глаза цветные очки и потому с апломбом заявлявшего, что мир розовый.

Смерть Кати, каким бы ничтожным событием не являлась на фоне яркой и все имевшей в своем активе жизни, неожиданно произвела на меня впечатление удивившее меня самого. Я стал воспринимать последние события всерьез. Странно, да?

Я отвлекся; стали прибывать мои полковники, некоторые со своими рядовыми. Рабочий день в банке - и так обычно короткий - закончился, служащие отправились по домам или в увеселительные заведения, тем самым предоставив всю площадь здания, кроме операционных залов и нижнего этажа с сейфа, в распоряжение размоножившихся бойцов. Скоро и на улице, на детской площадке, где ещё сохранились отдельные деревья и кустарники, подойти незамеченным стало невозможно. Подъезжали все новые и новые машины, бойцы невидимого ранее фронта собирались группами на улице, курили, обсуждали предстоящее дело. Удивительно, сколько оказывается людей можно вот так мобилизовать! Я подумал, что собравшиеся здесь, даже исключая руководящий состав, тоже не совсем рядовые. Многие, во всяком случае. За ними тоже кто-то стоит, кто-то кормится, а в итоге собираются такие вот силы, которые скрепляются по чисто мафиозному принципу. Кстати, весьма аморфному, в данном случае. Вся структура организации частично держится на моем личном авторитете, но больше - на постоянном заработке. Стоит убрать меня, заменить меня на нового человека, как хочет генерал Романов Семен Зелимханович, или кто там за ним стоит, как все заработает так же чисто и эффективно. Нет ни родственных связей, как в итальянских моделях, ни диктата жестокости, как в китайских триадах - голое стрихийное стремление к сильной организации, которая рухнула в государственном масштабе. Если я докажу сейчас, что не просто случайный функциональный винтик в структуре, что смогу, если не по итальянскому образцу, так хоть по китайско-сталинскому доказать, что не зря стою во главе, нынешние события неизбежно меня сметут. Не важно, как сегодня закончится столкновение: у тех, кто пытается запустить сюда лапу, конечно, и денег больше и власти. Не мытьем, так катаньем... Уговором одного, другого... Меня могут убить из-за угла...

Я оглядывался на снующих вокруг, звонящих кому-то, спорящих с кем-то подчиненных, смотрю на них новыми глазами; вон растелили на соседним столе принесенную карту Княжеских угодий (достали, ведь!), все столпились вокруг, стали распределять места дислокаций между отдельными группами. Может я, действительно, привык слишком либеральничать? Или так хорошо, так продуманно заставил функционировать свою организацию, что на взгляд некоторых стал сам ненужен? Может и убийство Кати - как раз следствие моего отстраненного либерализма?.. Мысли, ничем не отвлекаемые, текли этим вот руслом... я, вдруг, закрыл глаза, сам ошеломленный силой захлестнувшего меня гнева, потом поднялся и, с трудом заглушив гомон, сказал:

- Будем делать так!..

Я решил - мгновенно, по наитию - убить одним ударом двух зайцев: отомстить убийцам Кати, всем этим мерзавцам, нарушившим равновесие сил в городе, и одновременно, этим же самым ударом, укрепить свою, крепнущую волею Бога империю, империю в масштабах одного города.

Я решил: либо жить свободным, не сгибаясь ни перед чьей бы то ни было волей, уважая себя и свое место в этом мире, либо сдохнуть рабом моментально ли, сразу - какая разница! И когда я стал распоряжаться, давать указания по проведению ночной операции, меня уже слушались с новым чувством, прежде не испытанным, - с готовностью, с желанием, с уверенностью, что я, исполненный внушительности и силы уже победил, потому что не победить не могу.

ГЛАВА 35

ВСТРЕЧА С ДОЗОРОМ

К восьми часам все детали были обговорены. Каждый знал свое место, знал, что делать. Было решено через час-полтора начать выезд отдельными машинами к месту дислокации. Народу при тщетельном подсчете, оказалось не так уж много, но когда решили отказаться от первоначального смелого плана окружения всего лесного массива, пришли к выводу, что сил достаточно. Вряд ли майор Вараскин и генерал Романов смогли привести больше пятнадцати-двадцати человек, так что для их полной нейтрализации вполне должно было хватить той сотни бойцов, что собрались в помещении банка и на прилегающей территории.

Кто-то подал дельную мысль, что неплохо бы перекусить. Тут же отрядили несколько человек на микроавтобусе за сухим пайком. Те вернулись через полчаса доверху груженные. Личный состав оживленно занялся разгрузкой снеди. Купили, конечно, пару ящиков водки, но я рассудил, что лишние сто грамм никому не повредят, а лишь добавят храбрости. А пива привезли достаточно.

Между тем погода к вечеру стала портиться, очень незаметно наползли тучи, потемнело и пришлось включать свет. В кабинетах весело переругивались, звенели стаканы, кто-то бойко нарезал колбасу, вскрывал банки консервов. Война - счастье для мужчин! Все ощущали здоровое оживление, подъем, все были довольны.

Я вновь теребил помощников-командиров, уточнял детали. Звонить по телефону только в крайнем случае. В лесу отключить всем свои мобильники. А то невзначай у всех зазвенит одновременно. С места чтобы никто не уходил. Дорогу заблокировать глухо, если разведчики московских гостей начнут шнырять по лесу, брать в плен не боясь покалечить. Потом все спишется. Если я не выйду на связь через два часа после начала операции, то в час ночи начинать общее наступление на усадьбу, чтобы вызволить из плена уже меня лично. А также Аркадия Куницына и, конечно, вдову Князя, Елену Прекрасную.

Все подтвердили усвоенное, все чокались за славное дело. К половине десятого за окнами стало совсем темно, пора было двигаться. Общая команда расшевелила массу людей. Один за другим уезжали "джипы", микроавтобусы, иной легкий транспорт битком набитый решительными парнями. Следом за последними машинами поехал на своем белом американце и я.

Подрулив к лесу не увидел никого. Народ рассредоточился, умело скрыв за деревьями-кустарниками личный транспорт. Это порадовало. Я нашел себе кусты погуще, въехал как можно дальше, царапая бока машины ветками. Вышел из машины и стал проверять амуницию. Кроме автомата с глушителем, взял пистолет. В сумке лежали несколько ручных гранат и запасные обоймы.

Ну всё. Попрыгал на месте. Даже гранаты и запасные обоймы, аккуратно уложенные по гнездам в сумке, не звенели. Пора.

Дорога была от меня слева, заблудиться было нельзя. Я, конечно, терял время, но эти полчаса, которые уйдут на дорогу, ничего не значили: впереди была вся ночь. Кроме того, я был настолько уверен в поджидавщих меня где-нибудь впереди засадах и дозорах, что предпочитал быть предельно осторожным. Приходилось напрягать все слуховые и обонятельные способности, ловя каждый звук, каждый шорох, продвигаясь вперед лишь после того, как слух, зрение и обоняние говорили мне, что впреди все спокойно. Вряд ли, конечно, майор стал бы сюда выдвигать своих людей, но и недооценивать противника не следовало.

В лесу казалось, что ночь совсем пришла. Воздух был влажный, сырой. Дождь ожидался с минуты на минуту. Блеснула голубоватая зарница, неожиданно раскрыв небо в пролетах крон, всю глубину леса до самых отдаленных дубов и вдруг залила все такой чернотой, что закружилась голова. Я невольно отступил к темному стволу гигантского дерева, ещё помня свою беззащитную, только что ярко высветленную фигуру. Где-то низко, гулко, загремел гром. Постояв несколько секунд, я различил вновь выступающие из мрака стволы деревьев, тусклые просветы между ними и пошел вперед все быстрее, мимо оврага, мимо скрипящих мачтовых сосен, туда, где глухо темнела роща дубов. На голову, на плечи посыпался дождь. И опять распахнулась черная тьма, застыли вокруг корявые ветки с резными лиистьями - растопыренные, словно ладонь, и круглые, словно сердечко, и длинные, овальные, словно наконечники копий - все они на мгновение застыли, четкие, повисшие, приклеенные к воздуху, небу и вновь исчезли, растворились во тьме.

Подгоняемый дождем, я пошел быстрее и минут через двадцать уже стал различать приметы культурного обустройства - следы деятельности садовников, начавших работу ещё со времен Князя. Вот расчищенная поляна, здесь возде дубов вырублен кустарник, и здесь же, уже сейчас, я едва не прошел мимо двух мужчин, вплотную прижавшихся к стволу дерева. Спасались от дождя и едва не спаслись от меня. Я их обнаружил только потому, что одному из дозорных вздумалось в этот момент прикуривать, хотя он и старался прятать огонек в ладонь.

Не удалось спрятать.

Абсолютно тихо, стараясь не потревожить ни веточки, ни листка, я обошел их по дуге. Надо было выйти им в спину. Одновременно приходилось прислушиваться, чтобы вовремя заметить приближающихся собак, если таковые объявятся, конечно. Но в отношение четвероногих стражей у меня были свои соображения. Как бы ни умны были немецкие овчарки, но дрессировка на постоянную недоверчивость даже к знакомым людям, вряд ли позволит выпускать их сейчас, когда понаехало совершенно новых людей. На всякий случай я отдал приказ своим подчиненным всремя от времени посвистывать. Не очень громко, но достаточно, чтобы привлечь чуткую собаку. Если такая, занятая свободным поискаом найдется, тем хуже для нее. Я приказал не церемониться и стрелять сразу. Благо оружие у всех с глушителем.

Между тем удалось подкрасться совсем близко. Теперь меня и этих двоих отделял только ствол дерева. Я очень медленно перетек на их сторону. Оба стояли, негромко разговаривая. Скорее обменивались репликами по поводу погоды, собачьей жизни и домашнего уюта. В последнем они намеревались отогреться после командировки во вражеский стан. То есть в Лермонтов.

Держа пистолет наготове, я негромко сказал:

- Не двигаться! Руки за голову! Медленно!

У одного оказалась превосходная реакция. Наверное, тут произошло сложение нескольких факторов, заставивших его действовать: то, что он стоял прикрытый напарником, и голос мой звучал чуть дальше, а может быть то, что автомат у него был под рукой, ну и уже упомянутая реакция хорошо тренированного бойца, который сначала действует, а потом думает. В данном случает это полезное качество оказалось гибельным. Я повел дулом глушителя, и мой пистолет тихо выплюнул две пули - одну за другой. Стоявший рядом со мной мужчина не двигался, сцепив руки за головой, а этот шустрик хрипел метрах в трех и не пытался стрелять, как опасался я. Кажется с ним было кончено.

Я быстро обыскал пленного, снял с его плеча автомат, из наплечной кобуры извлек пистолет, нашел две гранаты. После чего, не выпуская из под прицела почти сливающуюся с деревом фигуру, отступил к тихо хрипящему телу на земле. В этот момент вновь полыхнула зарница, мгновенно запечатлев на внутренностях век злобную физиономию распятого у ствола дуба бойца и искаженное болью лицо поверженного противника, рот которого был залит пузырящейся темной пеной. Автомат, потерянный при падении, лежал рядом. У мужчины было прострелено легкое и может быть, что-нибудь еще, ведь выстрелов было два.

Я быстро обыскал лежащего. Тот же набор, что и у первого. Только граната одна. Стоны и хрипы услились и действовали на нервы. Вернулся к уцелевшему.

Оба противника были опытные и решительные люди, если судить по быстроте реакции первого (ну, не повезло, бывает) и способности просчитать возможное будущее у второго; мне достаточно было предупредить, что я будет отстреливать по очереди коленные чашечки и локтевые суставы кааждый раз, когда мой вопрос останется без ответа, или когда ответ покажется недостаточно удовлетворительным, как пленный тут же заговорил. В словах моих он не усомнился ни на секунду.

И как же раздражали стоны умирающего!

Не известно, эти ли стоны, мои ли решительные действия, но язык второго развязался. Как и предполагалось, непосредственно командовал людьми майор Вараскин. Под его началом находилось сейчас до тридцати челвек, спешно собранных в усадьбе после прибытия вчера генерала Романова. Задача была поставлена следующая: очистить город Лермонтов от бандформирований, предводительствуемых местным авторитетом Быковым Сергеем Владимировичем по кличке Оборотень, чрезвычайно опасным преступником, убийцей и насильником. Я выслушал, но то, что меня выставляют насильником, задело. Кого он насиловал? Впрочем, и здесь пропаганда, как в войне НАТО с Югославией каждый старается очернить своего противника.

Сами насильники!

Раненый продолжал стонать, временами громко. Раздраженный, я сделал шаг к нему, приставил к виску дуло пистолета и выстрелил.

Чтобы не мучился.

Вернулся к "языку". Тот, видимо, пораженный моей решительностью, стал отвечать ещё торопливее.

- Где хозяйка дома? Где молодой наследник Куницын?

У меня странно сжалось все внутри, когда задавал этот вопрос. По сути, эти двое оставались единственной ниточкой, что ещё сдерживало во мне вполне человеческие чувства. Хотя бы простой приязни, может сильнее... Все остальное во мне давно... с момента, как вошел в свою квартиру и увидел устремленный на себя застывший взгляд Кати... оказалось заполненным черной ненавистью, неистрибимой жгучей злобой - я боялся, что не выдержу, выплеснусь во все разрушающем всплеске ненависти. Но мужчина ответил, что с этими двумя все в порядке. Никто их трогать не собирался. Их заперли в комнатах хозяйки, оставив Княжеский замок в полное распоряжение командированных сюда бойцов. Зачем приехал генерал-майор Романов, пленник не знал. Видимо, осуществляет общее руководство. Судя по концентрации сил здесь, и концентрации сил противника в самом городе дела тут завертелись нешуточные. На счет подкреплений из Москвы он ничего не слышал. Это вряд ли. Сил вполне достаточно. Двадцать-тридцать профессионалов могут справиться с любой задачей. Тем более, что противостоят им, как обычно, наглые дилетанты. Последнее мужик сообщил с нескрываемой гордостью, и я ухмыльнулся. Посмотрим.

Пока я задавал свои вопросы и слушал ответы на них, пленный стал медленно, почти незаметно заводить правую руку за спину. Быть может, он надеялся, что я не замечу этого из-за темноты, а ещё потому, что перемещал руку сантиметр за сантиметром. Может это и было незаметно, но участившиеся зарницы, время от времени освещавшие все здесь мгновенными вспышками холодного электрического света, оставляли в глазах долго не исчезающий контур, стоявшего передо мной тела. И этот контур с каждой новой вспышкой чуть-чуть изменял положение руки.

Я подумал, что парень возможно и не стал бы думать о сопротивлении, но, видно, на него повлияла смерть товарища. Мужик подумал, что его тоже не оставят в живых. Мысль была разумная, глупо оставлять в тылу пленного, который может освободиться и поднять тревогу. Но что делать с этим, я ещё не решил, поэтому с любопытством наблюдал за развитием событий. Пусть идет так, как идет.

Вдруг парень резко дернулся, взмах его правой руки совпал с очередной небесной вспышкой, отразившейся на полированном клинке, занесенном для удара... Я выстрелил два раза, как обычно. Уже прыгнувший на меня мужчина был убит на лету. Его пробитая голова ткнулась мне в ноги, испачкав брюки кровью и ошметками мозга.

Постоял несколько мгновений с закрытыми глазами. Все происходящее неуклонно подталкивало меня к бездне, за которой мутно и тяжко вздымается волны крови и смерти. Я чувтвовал, что готов поддаться опьянению мести, опьянению вольных инстинктов. Я чувстовал, как это было бы приятно. А следящая за мной Катя, улыбалась мне и подбадривала: ей тоже нравилось кровавая тризна по себе.

ГЛАВА 36

ВОЙНА

Собрав все запасные обоймы и гранаты, я быстро двинулся к дому. Вряд ли, подумал я, здесь расставляют охрану на каждом шагу. Двоих, которых я убрал, по идее, вполне достаточно. Но когда впереди лесной мрак стал уступать искусственному свету, навстречу мне вдруг выскочили две овчарки: сама лохматая Марфа и обычно сопровождавший её кобель Шамиль. Марфа и Шамиль узнали меня, только поэтому не кинулись сразу, как это произошло бы с совершенно незнакомым человеком. Глухо рыча, собаки с двух сторон окружали меня, давая всем видом понять, что лучше ему не двигаться.

- Это же я, Марфа, - льстиво сказал я, но в ответ услышал все более угрожающее рычание.

Пришлось двумя выстрелами уложить обоих сторожей, как мне ни жалко было. Марфа ему всегда нравилась, и приезжая сюда, я не забывал захватить с собой для неё какое-нибудь лакомство, которое, после разрешения Щербакова, охотно съедалось. Хорошая была собака, думал я, уже начиная спешить.

Наконец свет впереди уплотнился, деревья отступили, уступив место подстриженному кустарнику и полянам, окружающим замок - Куницынское имение сияющие изнутри и подсвеченное снаружи всеми имеющимися прожекторами предстало впереди, словно настоящий Княжеский замок. А немного в стороне, на поляне для гольфа, где в гольф так и не играли, перепахав травку, стояли несколько джипов и грузовик военного образца с кунгом.

Прячась от возможного обзора со стороны здания усадьбы, я приблизился к машине. Некоторое время изучал местность. Вокруг дома прохаживался часовой. С его позиции, удаленной метров на сто, были видны двигавшиеся пары часовых. Интервалы были расчитаны таким образом, чтобы пара все время находилась в поле зрения ни одной, так другой группы. "Опасаются, удовлетворенно подумал я. - Правильно делают." Во мне снова шевельнулось дикое предчувствие, ощущение: не ты, так тебя - третьего не дано! Вокруг машин тоже прохаживался часовой. Но один. Он курил, пряча огонек в кулак от дождя. В этот момент я задел затылком ветку дерева, под которой стоял, и за ворот хлынула вода, скопившаяся на листьях. Черт побери! Хоодно! В джипах людей не было, а вот в кунге грузовика горел свет, просаыивавшийся сквозь щели неплотно прикрытой двери. Я спрятал пистолет, не желая пока здесь стрелять. Хлопок выстрела на близком расстоянии хорошо слышен, лучше было все делать совершенно бесшумно.

Я вытащил нож, который взял у последнего из нападавших. Нож очень и очень острый, словно бритва. Я уже попробовал ногтем осторту - лезвие вязло в ногте. Лезвие широкое, блестящее, полированное. мне хорошее оружие нравилось до дрожи в коленках. Нет ничего лучше и прекраснее оружия. Все, что человек сотворил за свою историю - все временное, все на потребу преходящих интересов, но сершенство и красоту оружия поймет и современный человек и древний кроманьонец.

Я тщательно расчитал скорость перемещени часового между двумя точками и затем, подкравшись к ближайшему к джипу, прыгнул вперед в тот момент, когда пятнистый боец повернулся к нему спиной. Тот услышал шум и хотел было обернуться, но тут же рухнул с перерезанным булькающим горлом. Он умер, не успев крикнуть или нажать на спусковой крючок своего автомата. Тем более, как тут же проверил я, автомат стоял на предохранителе.

Я, едва вытерев лезвие ножа о комбинезон убитого, уже подскакивал к дверце кунга. Но оттуда в этот момент, выпустив из распахнувшихся дверцы сноп яркого света, выпрыгнул мужчина атлетического телосложения. Он сразу же пригнулся к земле с автоматом наизготовку и крикнул:

- Сашка! Что случилось? Ты где?

Мне повезло, что мужчина смотрел в другую сторону. В следующее мгновение он, вероятно, почувствовал приближение к себе другого. Он повернулся, но не настолько быстро, как следовало бы. Я ударил его по горлу ребром ладони прежде, чем он успел закончить движение. Мужчина ещё продолжал поворачиваться по инерции, но колени его подогнулись, и тело скользнуло на землю. Парень был явно не из слабых, весил, наверное, больше меня, и ростом превышал. Но он был явно оглушен. Не надолго. Тут же вскочил и, придя в себя, сразу перешел в атаку. Я перехватил его запястье и вывернул руку, заводя её ему за спину. Тот приготовился испустить крик боли, который сразу бы всколыхнул и ночь и подельников, но я, действуя скорее инстинктивно, чем руководствуясь разумом, успел и ему перерезать горло.

Итак, - подумал я, отдыхая над распростертым на земле телами, одно из которых агонизировало, - счет пока в нашу пользу. Четыре один, не считая двух собак. Что же, для начала неплохо.

В кунге грузовика я нашел гранатомет "Муху" и несколько выстрелов к нему. Отлично! Нашел ещё несколько гранат, сложил себе в сумку, потом сел в кабину. Ключ торчал в замке зажигания. Я завел мотор и, быстро набирая скорость, помчался к главному входу, по обеим сторонам которого, изнутри прикрытые тяжелыми шторами, сияли огромные, тоже бронированные стекла окон. Я направил грузовик в сторону одного из этих окон, а когда до дома оставалось метров тридцать, приостановился, высунулся из дверцы, и, не обращая внимания на спешащих ко мне патрульных, выстрелил гранатой. Граната, по длиннной дымной дуге достигнув огромного, во всю высоту этажа окна, разорвалась и дыру в стекле пробила. Я в это поврежденное стекло и устремил грузовик. Метров за пять я выпрыгнул, кинул ручную гранату в подбегавших патрульных, а сам метнулся в противоположную сторону. Вокруг стоял грохот, шум, выстрелы; сзади разорвалась граната, брошенная только что, разбросав, словно тряпичные куклы двух бежавших ко мне бойцов, грузовик врезался в нехотя поддавшееся стекло, застрял, натужно ревя мотором... стреляли откуда-то сверху... я кинул очередную гранату в приоткрывшуюся дверцу кунга грузовика и что есть силы побежал в углу здания. Обогнул и столкнулся нос к носу с ещё парочкой патрульных... сзади оглушительно сдетонировали лежавшие в грузовике запасные заряды к гранатомету... пользуясь остолбенением обоих охранников, я срезал обоих автоматной очередью и, не медля ни секунды, полез по водосточной трубе на крышу - хотелось быстро найти троих заложников, убедиться в их целости и сохранности. Особенно Лены. Смерть Кати подействовала странным образом, хотелось защитить всех женщин, словно бы моя подруга, уйдя от меня в иной мир, косвеным образом воплотилась во всех обиженных девушек. Я скрипнул зубами. подгоняемый мучительным воспоминанием - доберусь, доберусь!..

Взобравшись наверх, я по карнизу крыши на четвереньках пробежал назад, выглянул вниз. Из главного выхода высыпало человек десять-пятнадцать, обступили развороченный грузовик, галдели, блеяли, как бараны - все очень непрофессионально, глупо. Я, озлясь, словно бы небрежность врагов была оскорблением лично мне, кинул одну за другой три гранаты. Научит оставшихся осторожности.

Так, надо было отсюда сматываться, пробираться внутрь дома.

Тем же путем, по карнизу, пополз в сторону крыла, где жила Лена, и где сейчас находился Аркадий. Прополз, вроде, достаточно. Вновь посмотрел вниз. Подо мной находился ярко освещенный балкон. Балконная дверь отворена. Я даже увидел выдуваемую сквозьняком штору. Почему бы и нет? Сначала примерился взглядом, а потом решительно свесился вниз, покачался немного на руках, корректируя точку приземления, сорвался.

Попал туда, куда и расчитывал - на середину балкона. Тут же проник в открытую дверь. Спальня. На кровати сидит в ночной рубашке и каком-то страном чепчике Мария Степановна, домоуправительница.

- Сережа! Это ты? Что происходит? Что за стрельба? - вскричала она, едва только узнала меня. Видно было, сразу обрадовалась знакомому лицу.

- Все нормально, Мария Степанован. Я за Леной и Аркадием. Как они тут? Не обижали?

- Да кто обижал? Что случилось?

- Я говорю о майоре Вараскине и его людях, - терпеливо разъяснял я.

Я посмотрел на часы. Странно, с момента, как я ушел от своих людей, минуло всего тридцать пять минут. Мне казалось, я тут брожу полночи.

- А-а, майор!.. Но что произошло? - не понимала домоуправительница. Все было так спокойно!.. Вот и генерал приехал.

Дверь спальни была приоткрыта, и, через комнату, я видел входную дверь. Вдруг она открылась и внутрь быстро сунулась голова и плечи в комбинезоне. Спецназовец сумел разглядеть незнакомого мужчину, лицо его исказилось радостью и испугом одновременно, он попытался выстрелить из автомата, но не успевал - я уже наводил ствол. В остальном реакция была отменная; я выпустил пулю уже в захлопнувшуюся дверь. Сзади испуганно вскрикнула Мария Степановка. Не было времени успокаивать. Я пробежал к входу, выбил ногой дверь, выпрыгнул; в глубине коридора шибко мелькали ноги и руки убегавшего бойца. Я выстрелом в спину остановил этот бег почти на месте - так казалось мнке самому, как бы со стороны наблюдавшему за быстротой собственных действий.

Я побежал в ту сторону, куда стремился подстреленный мной мужчина. Добежал до торцовой двери, мгновенно выглянул и спрятался, успев просчитать пять или шесть человек. Тут же вырвал чеку из гранаты, вновь открыл дверь, бросил... Сам изо всех сил прыгнул назад, упал, прижался к плинтусу. Вышибив дверь влетела и взорвалась граната, пущенная из гранатомета с той стороны. Там тоже раздался взрыв. Кидая следующую противопехотную гранату в гущу врагов, в дверном проеме увидел - сразу расширившийся до размеров ста двадцати миллиметровго орудия - ствол гранатомета, нацеленный на меня. Взрыв был оглушительный, меня подбросило, шмякнуло, словно кусок свежей говядины, в голове зазвенело, но гранаты в сумке не сдетонировали. К счастью. Что-то сыпалось со стен, с потолка. Шатаясь, поднялся, пригибаясь, побежал к дверному проему. На круглой лестничной площадке шевелились окровавленные бойцы, и кто-то, матерясь, целился уже в меня... из-за расстояния или контузии недостаточно ловко. Я, перебросив автомат со спины, успел первым, изрешетив всю эту полуживую массу тел.

Но я терял время. Две цели, две цели стояли передо мной: достать майора Вараскин и спасти бедных детей. Или спасти, а потом достать... Не известно, что хотелось сильнее: убить, или спасти... Трупы кругом, кровь... А Катенька смотрит сверху и улыбается.

Я, очнувшись от мгновенного ступора, побежал в ту сторону, где находились комнаты Лены. Взрыв впереди распахнул другую торцовую дверь. Оттуда сейчас лезли автоматы, стали греметь выстрелы. Я, почти добежав, упал на мягкую ковровую дорожку, покатился в сторону. Что-то с диким воем пронеслось надо мной и взорвалось в противоположном конце коридора, где я только что побывал. Не вставая, я кинул в нападавших гранату, сразу ещё одну. Пол сотрясся, дверь сбоку, возле которой я лежал, вздрогнув, приоткрылась. Это вновь была дверь в комнаты Марии Степановны. Не раздумывая, я, под непрекращающийся свист пуль, пополз туда.

В гостиной поднялся, захлопнул за собой дверь на замок и побежал в спальню. Мария Степановна все так же сидела на кровати, только в испуге подтянула протыню к самым глазам.

- Лезте под кровать! - крикнул ей на бегу, и Мария Степановна послушно полезла.

Я выскочил на балкон. Снизу, освещенные ярким светом, бегали вооруженные люди, куда-то относили неподвижные окровавленные тела: бардак казался ужасающим, сверху суета выглядела совершенно бестолковой.

Я вновь заскочил к Марии Степановне, нагнулся, заглянул под кровать.

- Вы не знаете, где находятся генерал и майор Вараскин?

Она что промычала, потом сообщила, что они поместились в том же крыле, но этажом ниже.

Тут в наружную дверь стали ломиться, сильно быть чем-то тяжелым. Я, выглянув из спальни, резанул очередью из автомата поперек всей двери. Снаружи завопили, стали стрелять в ответ. Я кинулся обратно, ещё раз крикнув на бегу Марии Степновне, чтобы не высовывалась из под кровати. "Вот гады! - подумал на бегу. - Приехали, нарушили мир и порядок!.. Ну ничего, доберусь!.."

Здесь задерживаться не имело смысла. Я вновь выбежал на балкон, перелез через перила и, повиснув на руках, спрыгнул на балкон нижнего этажа. Мои маневры кто-то, наконец, заметил снизу. Раздались выстрелы, зазвенев, посыпались стекла. Быстро выглянув вниз, я заметил группу из трех человек, которые, при виде меня, сразу усилили стрельбу. К стрелявшим бежали ещё люди, тоже стреляли на ходу. Я кинул в них гранату, с беспокойством подумав, что количество боезапаса неуклонно уменьшается. Надо было ещё где-нибудь добыть гранат. Снизу громыхнуло, взорвалась моя граната. Воспользовавшись тем, что взрыв немного сбил воинственный порыв стрелявших, я несколькими ударами локтя выбил острые осколки в балконной двери и пролез внутрь. Спальня была точно такая же, как и наверху. Только пустая. Я быстро выбежал в гостиную и подскочил к входной двери. Накладной замок открывался изнутри. . В коридоре было тихо. Открыл дверь и выглянул. В коридоре - никого. Выскочил за дверь и изо всех сил побежал к торцевой двери в глубине коридора. Хорошо, что здесь везде постелены ковры или ковровые дорожки - можно было бесшумно бежать.

Дверь была чуть-чуть приоткрыта. я осторожно толкнул створку, та медленно приоткрылась и тихонько скрипнула, несмотря на все мои предосторожности.

На круглой лестничной площадке было несколько человек. Трое, присев на кроточки, караулили лестницу вниз, ещё двое держали под прицелом верхний пролет, где недавно было столько шума. Я, не раздумывая, бросил гранату и привычно упал вдоль стены. Дверь дернуло так, что я ещё подивился, что выдержали петли. Я выскочил на лестничную площадку. Все лежали неподвижно. Кроме одного, у которого оторвало ногу и вырвало внутренности. Раненый, видимо, не понимал, что произошло, потому что как-то деловито укладывал обратно красно-серые кишки. Он посмотрел на меня и крикнул, надсаживаясь, успев, наверное, оглохнуть при взрыве:

- Никак не лезут. Ты не знаешь, как их уложить, чтобы не вываливались?

Тут он побледнел и упал навзничь, лишившись сознание от шока и потери крови. Я, пожалев, не стал добивать его выстрелом из автомата и убежал, дивясь сам себе: неужели становится жалостливым? Но перед тем, как покинуть место побоище, быстро собрал гранаты поверженных врагов. Нашел всего четыре, с моими тремя это составило неплохой арсенал. С одной тут же пришлось расстаться, потому как снизу по лестнице уже бежали люди. Взрыв их остановил, возможно, кого-то убив или ранив. Я слышал крики боли, возвращаясь в коридор, откуда только что явился.

Вообще-то, вся эта беготня начинала надоедать. Я пришел сюда спасти обоих заложников - девушку и пацана, ну и конечно, достать майора Вараскина. Второе было не менее важным, чем первое. А уж удовольствие должно было принести не в пример больше. Генерал?.. Генерал никуда деться не мог, что с ним делать - это надо было ещё решить, во всяком случае, я не хотел его убивать, не то что майора.

В этот момент в противоположном конце коридора открылась дверь и появился ещё один боец в пятнистой камуфляжной форме, в которую здесь были обряжены все. Человек тут же открыл огонь из автомата. Я, не целясь, выстрелил в него и попал в плечо. От удара пули мужчина, сделав полный оборот вокруг себя, рухнул на пол. Еще один лез в дверь, стреляя на ходу. Он, вероятно, не так хотел попасть в противника, как прикрыть раненого. На этом попался. Две пули попали ему в голову, успокоив навсегда его благородные порывы.

Я выглянул за дверь. Там вновь была симметричная, только что мною оставленной, лестничная площадка. Но пустая. Наверное, здесь были оставлены дежурить эти два бойца, а услышав разрыв гранаты, поспешили на помощь. Раненый в плечо был в сознании. Его широко раскрытые глаза с испугом следили за мной.

- Где майор Вараскин и генерал Романов?

В глазах, следивших за мной, возникла надежда. Воин с готовностью ответил:

- В комнатах хозяйки. Там хозяйка и парень.

- Что с ними сделали? - продолжал задавать вопросы я.

- Ничего. Ничего не сделали. И не собирались. Майор Вараскин хотел лишь тебя взять. Он знал, что ты сюда явишься.

- Ага! Значит, эта война исключительно против меня? - язвительно заметил я.

- Конечно. От тебя здесь все беспорядки, - говорил раненый, от боли уже не следящий за словами.

Я вновь ощутил, что теряю время. Забрав автомат и пистолет у раненого, я отбросил его оружие подальше, чтобы тот не соблазнился воспользоваться им. Себе оставил запасные рожки с патронами и, по лестнице, устремился к комнатам Лены.

Пока что я даже не был задет пулей. Ощущение собственной неуязвимости, крепнущее с каждой минутой, сыграло злую шутку. Я добежал до дверей Лены и, не тратя времени на прослушивание и приглядывание, решил действовать сходу.

И напоролся.

Распахнул дверь и прыгнул вперед. На этот раз меня ждали. Я успел узнать выросшее передо мной крупнокалиберное лицо с большой черной родинкой сбоку носа, а на то, чтобы увернуться от неуклонно сближающегося с моим лицом прикладом уже не было времени; ослепительно и ужасно взорвавшись в голове, вражеский удар выбил из меня сознание и успокоил на некоторый срок.

ГЛАВА 37

ПРИЗРАК УЖАСА И БЕЗУМИЯ

Когда я пришел в себя, то услышал оживленное гудение голосов, и сразу, вслед за удивлением, когда понял, чем кончилась для меня битва поражением, как видно, - пришло чувство полной безнадежности, усугубленное дикой головной болью. Не открывая глаз, я попробовал определиться на местности. Голос генерала-майора Романова... гнусавый, веселый, жирный голос майора Вараскина... О чем говорят?.. Взрыв хохота... В комнате человек десять, может чуть меньше... И, главное, никто не обращал на меня внимание. Вдруг я поразился тому, что лежу без наручников. Я был даже не связан!! Оружие забрали, это осознал. Но и только. Бросили в угол, словно труп и смеются. Все ещё не веря в удачу - конечно, это была удача! - я осторожно приоткрыл глаза. В большой гостиной комнате стояли тесным кольцом генерал-майор Романов, майор Вараскин и ещё пять-шесть пятнистых воинов с этим бородавчатым, так ловно срубивший его прикладом. Генерал собственноручно разливал по стаканам, которые каждый держал перед собой. Судя по густому запаху разливал виски, найденный тут же в баре. Одновременно что-то рассказывал, всех веселившее. Кончилась одна бутылка, генерал, не прекращая говорить, открыл другую бутылку. Те, кому уже налил, не пили, терпеливо ждали и слушали.

- Вор, значит, залез в чужую квартиру, а там, значит, попугай в клетке и немецкая овчарка. Вор, значит, осмотрелся, видит, собака не дергается. Обчистил, значит, квартиру, нагрузился, а уходя, поворачивется к ним и говорит попугаю, мол, чего же ты, дурак, молчишь, слово хотя бы сказал. Попугай тут и говорит: "Фас!"

Воздух в комнате сотрясся от густого хохота, и я, медленно поднимаясь, ещё подивился невинности этого старого анекдота. Генералу подобает анекдоты о бабах, о ляжках и прочее.

- Ну, дернем, мужики! За победу! За победу и за товарищей.

В этот момент несколько человек одновременно заметили какое-то движение в стороне от себя. Уже тянулись губами к краю стаканов, но и уже ощутили что-то из ряда вон. Я успел заметить на лице с бородавкой недоверчивое удивление, тут же сменившееся жестокой радостью - мужик был не прочь подраться... что-то ещё на лицах других... Все смешалось в гостиной Куницыных и, с наслаждение впадая в транс, погружаясь в бездну схватки, я мог отмечать только фрагменты происходящего, да и то задним числом: чей-то висок, который разбивал мой ботинок... хрустевшие шейные позвонки под ребром ладони... треск ребер, в которые вонзалась пятка...

Потом я почувствовал скользящий удар ножа по плечу, и в следующее мгновение мне удалось завладеть этим ножом, оказавшимся необычайно острым. Наверное, у них все ножи подвергались особой заботой... Рукав моей рубашки быстро пропитался кровью, но, чувствовалось, что рассечена только кожа, даже боли не ощущалось. Внезапно хлынувший поток крови едва не ослепил меня, но это была кровь из сонной артерии очередного врага, которого достал мой новый нож.

- Живым брать! - запоздало закричал генерал, ещё не до конца осознавший происходящее перед собой.

Кто-то попробовал выстрелить, генерал вновь закричал, чтобы брали живым... я ударом ноги, в прыжке, сломал позвоночник какому-то неудачнику, а вплывшее лошадиное лицо недавнего обидчика ударил ножом, целясь в дьявольскую родинку... и промазал: то дернулся, отчего лезвие, вместо носа попало в глаз, со скрвжетом вползая в глазницу. Нож чуть не застрял, мне с трудом удалось вырвать лезвие, застрявшее в узкой кости...

С каждым мгновением я все более оказывался во власти подчинявшей меня стихии; руки, ноги, все тело превратились в слаженный механизм, действующий уже помимо воли и сознания, механизм, реализовавший труд, вложенный в него годами упорных тренировок. И я не видел, какой ужас вызывал у врагов, только чувствовал, как стихает этот смертельный вихрь, мельтешенье ножей, мимо летящих пуль, кулаков. Ах! И в наслаждении боем продолжало гореть сердце!

Генерала я не трогал. Отбросил пинком в ближайшее кресло, где тот и успокоился, время от времени то ли визжа от страха, то ли пытаясь отдавать команды. Чья-то нога, взлетев, здорово задела меня в челюсть. На секунду в и без того гудевших, словно вечевой колокол мозгах, не оправившихся о удара прикладом, все ватно поплыло, но следующий пропущенный пинок в лоб отрезвил. Я перехватил руку нападавшего, пользуясь инерцией чужого броска, завернул за спину, и тут же, изо всех сил дернул к себе, сломав и локтевой и плечевой суставы. Мужик взревел, как бык на бойне, но не давая ему опомниться, я одним движением вздернул его на вытянутых руках высоко вверх и бросил на двух оставшихся в строю бойцов, в одном из которых, с жестокой радостью только сейчас определил майора Вараскина. Все трое покатились по полу. Я, высоко подпрыгнув, приземлился обеими пятками на спину одного из поверженных врагов, ощутив, через собственные кости, как жесткая энергия удара ушла в чужое тело. Такое не опишешь, такое надо ощутить. Боксеры знают ощущение чисто проведенного прямого удара, когда, не глядя, уже уверен в победе. Здесь же, скорее всего, не только позвоночник, все внутренности превратились в желе.

Чуть не отвлекся на приятных ощущениях; секунда - и передо мной, с ножом в руке стоял майор Вараскин. Генерал с кресла вновь что-то замычал. Майор Вараскин неуловимым движением перехватил нож за лезвие и метнул, целясь мне в голову. Дернув головой, я спас себе жизнь: лезвие лишь царапнуло шею, не задев ни мышц, ни артерии. Майор Вараскин уже отработанным движением выхватывал пистолет, когда я, вспомнив в свою очередь о собственном ноже, метнул его противнику в кисть.

Все вновь происходило так быстро, и движения всех были столь стремительны, что я немного промахнулся: лезвие глубоко вошло в плечо, правда, заставив, тем самым выронить пистолет. В следующую секунду нога меня взлетела в воздух и с твердым стуком попала в висок майору Вараскину. Я надеялся, что замертво падающее тело ещё принадлежит живому человеку. Очень надеялся.

"Дело в том, - с наслаждением человека, сбросившего все моральные запреты, думал я, - сейчас начнется самое интересное - показательный урок, воспитание социального запрета, который не позволит больше соваться на мою личную территорию." Урок для генерала. Этот урок генерал-майор Романов должен усвоить на всю оставшуюся жизнь. И особенно приятно то, что здесь будет совмещено полезное (связанное с уроком для генерала) и приятное месть майору Вараскину, месть за убийство Кати, невинного существа, попавшего в жернова грязной охоты за властью и деньгами. Генерал усвоит этот урок. Его давно уже надо было преподать. Тогда не было бы этого моря крови и штабелей трупов, которых мои ребята ещё должны будут надежно и скрытно похоронить.

Я поискал глазами и тут же нашел чей-то мобильный телефон на столе. Не спуская глаз с парализованного страхом генерала Романова и парализованного ударом майора Вараскина, я быстро набрал номер Лехи. Тот отозвался мгновенно.

- Где ты пропадал? Мы уже готовы выступать.

- А сколько прошло времени? - удивился я. - Надо же, меньше двух часов! А я-то думал!.. Ладно, давай общую команду и штурмуйте дом. Если окажут сопротивление, стрелять на поражение. Все равно надо следы подчищать. Я тут попробую устроить, чтобы сопротивление было минимальным. Всё, дуйте. Основную работу я уже сделал.

Я отключился и повернулся к генералу. Подошел и протянул ему телефон.

- Майор в отрубе. Звоните, Семен Зелимханович, своим гаврикам, что ещё здесь остались после всей этой мясорубки, пусть прекратят сопротивление. Старший какой-нибудь есть у старших чинов.

Генерал что-то сообразил, стал трясущимися пальцами набирать номер, потом проорал приказ прекратить стрельбу и сложить оружие. Не слушая голоса в трубке, протянул телефон мне.

"Ну всё. Теперь последние усилие", - думал я.

Я закрыл входную дверь на замок, обыскал генерала и майора Вараскина. Забрал все имеющееся у них оружие. У майора нашел наручники. Этими наручниками - подобное было совсем недавно с неким Рашидом - приковал за спиной руки майора к ближайшей батарее. Потом вырвал нож из плеча и, не обращая внимания на толчок крови из раны, вытер нож о комбинезон майора. Нож, острый, как бритва, хищно и холодно заблестел. Посмотрел на генерала. Тот был, относительно, далеко. Надо было, чтобы не пропустил ни малейшей подробности. Я одним рывком пододвинул кресло с генералом ближе к майору. Генерал поджал ноги, чтобы было удобнее тащить его кресло. Это было бы смешно, если бы над всем происходящим здесь не витал призрак ужаса и безумия.

- Дядя Сема! Внимательнее смотрите, следующий раз, если сунетесь в мою вотчину, то же будет с вами.

Вновь всплыло не успевшее для меня умереть лицо Катеньки, и страшная злоба едва не нарушила замысел: я в последний миг сумел остановить метнувшееся к горлу майора лезвие ножа.

Не так быстро, не так быстро!..

На столе стояла наполовину опорожненная бутылка виски. Я хлебнул из горлышка и опрокинул бутылку над лицом майора. Хлопнул несколько раз по щекам. Тот пришел в себя. Налитыми кровью глазами огляделся, оценил свое положение. Незавидное.

- Надо было тебя, а заодно и твою шлюху сразу кончать, не церемониться!..

Я быстро взмахнул ножом. Лезвие страшно блеснуло в воздухе и точно, с хлюпающим звуком рассекло левое глазное яблоко майора Вараскина.

Взревели оба: майор Вараскин от боли и страха, генерал от ломавшего его ужаса. Смотреть было противно. Вдруг я вспомнил, что где-то здесь за дверьми заперты пленники, которых я пришел спасти. Незачем втягиваться. Майор набрал побольше воздуха и вновь заорал. Вновь выглянула из-за его плеча улыбающаяся Катенька. Несколькими взмахами ножа я превратил рот майора Вараскина в нечто хлюпающее, булькающее, пузырящееся...

Пожалуй, Катя была бы мной довольна. Я ещё кое что проделал... не хочется вспоминать, в тот момент был в запале.

Но Катенька была довольна!

Еще раз посмотрев на генерала я убедился, что эксперимент удался, достиг цели, и продолжения не требовалось. Генерал притих. Генерал был запуган, уничтожен, поражен ужасом и прочая и прочая. Я чуть не испугался, что его может хзватить удар. Всего-то и надо было - убедить Семена Зелимхановича, что я опасен, лишен моральных и этических устоев и если требуется, не остановлюсь ни перед чем.

Пока о генерале Романове можно было забыть.

Майор Вараскин бился и хрипел в кресле. Катенька была отомщена. Я тоже был доволен. Ну и хватит лишних мучений. Я аккуратно и точно воткнул нож в сердце майора, разом оборвав его, полную служебного рвения жизнь. Судьба. Не вина пса, что получил плохого хозяина.

Я повернулся к генералу и бросил:

- Кто резидент?

И генерал сказал.

Я не поверил. Не верить было нельзя, генерал был не в том состоянии, чтобы врать, но все-таки!..

У кого-то из погибших бойцов я нашел пару наручников. Один браслет защелкнул на руке генерала, а второй на какой-то трубе подальше. Слишком много кругом оружия, и Семен Зелимханович вполне может наделать глупостей. Не от большого ума, от глупости.

Сказанное генераом ошеломило. Надо было проверить.

Я сорвал со стола скатерть и прикрыл тело обезображенного майора.

Сказанное генералом все более обрастало собственными доказательствами.

Но не может же быть!..

Оба в спальне, как сказал Семен Зелимханович. Я прошел одну смежную комнату, вторую. Дверь спальни не была заперта. Я вошел. Аркадий сидел на кровати. . Рядом с ним с пистолетом в опущенной руке стояла Елена Прекрасная. Странным жгучим взором впилась в меня.

- Сергей! - крикнул вдруг Аркадий.

Лена, не отрывая взгляда от меня, быстро взмахнула рукой и сильно ударила Аркадия пистолетом в лицо. Тот рухнул, как подкошенный. Пистолет уже смотрел мне в сердце.

Выстрелила.

Я, дернувшийся в последний момент в сторону, избежал пули. И сразу же бросился вперед. Лена выстрелила еще. Ей удалось выстрелить ещё два раза, последняя пуля, правда, чиркнула сбоку, ожгла ребра, но ничего страшного. В очередном прыжке я выбил пистолет ногой. Пистолет, описав дугу, вылетел во двор, разбив оба оконных стекла.

Я стал перед Леной. Имея высокий рост, не меньше ста восьмидесяти сантиметров, она прямо и смело смотрела на меня своими страшными угольно-черными глазами.

И все же, не может быть!

Зацепив ворот платья и белье под ним, я дним движением руки рванул, с треском оголив её всю.

Черт побери, правда!!!

Такого бешенства я, действительно, не испытывал никогда. Немедленно перед его мысленным взором прошли лица тех, кто был убит по её приказу. И хуже всего, что последние дни он сам, как идиот, как лох, как мальчишка спешил ей доложить обо всем, облегчая задачу. Гендиректор "Белой чайки", к которому успели раньше него, тетка, о которой не знала, и которую на всякий случай убила, чтобы та не обнаружила в лице своей племянницы Лены подделку. А вместе с этой теткой майор Вараскин убрал случайную свидетельницу, его Катю, тоже жертву финансовой войны. Еще сожженные медкарты в поликлиннике о которых с вечера я ей сообщал накануне - все мелькнуло у меня в голове, сотрясая ещё и стыдом: ничего не стоит так дорого, как собственная глупость! Этот возникший вдруг, тщательно законспирированный капитан был передо мной излобно смотрел на меня. В страшной ярости я ударил раскрытой ладонью в живот, пробил пальцами кожу, мышцы и, как только что с платьем, рванул ладонью вниз, с треском разорвав ткани и связки...

Потому что она обманывала и меня, и всех; эта леди организовывала хладнокровные убийства, с извращенным удовольствием вживаясь в роль своей предшественницы, на которую была так похожа.

А главное потому, что передо мной умирал мужчина!

ЭПИЛОГ

Машина вырвалась за город, некоторое время была виден темно-серый разлив Волги с медленно тянувшейся против течения бесконечной длины баржей, затем пошли поля, кое-где скрывавшиеся в ватных клоках вечернего тумана. В зеркале заднего вида мерцал отдельными огоньками прячущийся за холмы город, ещё несколько километров и пора будет сворачивать в Княжескую рощу, к особняку, где последние дни уже обосновался я сам.

Я уже ожидаю, что когда минует знакомые петли лесной грунтовой дороги, после очередного поворота покажется усадьба, уже несколько недель реставрируемая целой армией рабочих. И там меня ждут слуги, возглавляемые неутомимой Марией Степановной, бессменной домоуправительницей Княжеского дворца.

Пока же я еду в выпадающих сумерках и вспоминаю день, каких-то два месяца назад, когда звонок дежурного по городу офицера погнал меня в гостиницу "Савойя" спасать будущего наследника. Потом была Катя, несколько дней, настолько насыщенных событиями, любовью и ненавистью, что вполне могли перевешивать тяжесть предшествующий вполне спокойных месяцев. События этих дней уже осели в памяти, уплотнились, заняли свое решающее место в жизни и понадобится ещё много времени, чтобы осознать все, вырваться, наконец, из под тяжести свершенного, свыкнуться с потерями, которых не вернешь.

Но и с победой.

Сейчас, уже вьезжая в просвет между отступившими деревьями, я вспомнил, какими хлопотными вышли первые дни после той жуткой ночи, сколько тогда понаехало людей, сколько комиссий, которыми занимался исключительно генерал-майор Романов!.. Потом все улеглось, увезли цинковые запаянные гробы и ещё через несколько дней попалась мне на глаза дневниковая тетрадь Князя, засунутая накануне событий в карман и тут же забытая. Я проглядел уже не актуальные строки и с горечью подумал, что все могло бы случиться иначе, доведись мне прочитать все сразу.

Но кто виноват?.. Все?.. Никто?..

И переключаясь на новую волну, я вдруг, почему-то, вновь вспоминаю записки Князя... Как там в конце?.. Ну да, с виньетками...

"Есть вещи, ситуации, а также и поступки пропитанные ароматом банальности, а лучше сказать, вонью. Но эти оттенки начинаешь различать потом, в личной же встрече все кажется наполненным необыкновенной катастрофической серьезностью. Вообщем, когда я, соблюдая осторожность, которая особенно и не была нужна, учитывая самозабвенную увлеченность моей жены и её телохранителя друг другом, вошел в спальню и увидел, чем они занимаются, это потрясло меня сильнее, чем лицезрение того же самого, но на фотографиях.

Наблюдал я недолго; после последнего сексуального извержения они разом утихли, и действительность в моем образе наконец-то дошла до их сознания. Испугаться они не успели. В первое мгновение, наверное, приняли меня за кошмарное пробуждение собственной совести (я здесь пытаюсь реконструировать их внутренний мир, возможно, отсутствующий). Лена даже улыбнулась мне синсходительно и торжествующе. Тогда я поднял руку с пистолетом и выстрелил в эту улыбку, а потом и в самца, все ещё покрывавшего свою хозяйку.

Еще через несколько минут я полностью обрел контроль над собой, позвонил генералу Романову, и он обещал приехать к вечеру. Почему обратился именно к Романову? Все дело в том, что последние месяцы мы с ним достаточно хорошо сблизились, и я ему стал доверять больше, чем городским соседям, заинтересованных в моих капиталах и собственности. Даже не считая экономического внимания со стороны своей, уже покойной жены, я чувствовал вокруг себя странное оживление, непонятную мне активность. Я не хотел, чтобы кто-нибудь в Лермонтове получил против меня козырную карту. А генерал Романов, который, как я подозреваю, и так все знает о взаимоотношениях в моей семье, все равно у меня под колпаком, сам в этом уверен, так что в его лояльности я не сомневался. Так или иначе, я выбрал генерала.

И угнетала банальность, пошлость всей ситуации.

Семен Зелимханович приехал, выслушал мой рассказ, бегло ознакомился с местом происшелствия, вдруг заинтересовался, долго вглядывался в лицо покойной, попросил её прижизненные фотографии, просмотрел видеоматериалы, отснятые давно и недавно, а потом ошеломил меня предложением. Сначала мне его слова показались откровенной глупостью, дичайшим сумасбродством, но, поразмыслив, я согласился. Тем более, как подсказывал мне опыт, людей легче всего обмануть откровенной ложью, масштабной ложью, чем полуправдой.

Генерал Романов предложил прислать мне своего сотрудника, капитана, удивительно похожего на мою жену (чем и объяснялся повышенный интерес Семена Зелимхановича к лику моей Лены), пусть поживет месяца два, ему, тем более, нравятся такие задания. А за это время можно будет официально развестись. После чего моя супруга уже окончательно растоврится для всех неизвестно куда. Но, мол, ко мне это не будет иметь отношения.

Тела ночью забрали приехавшие по приказу генерала неразговорчивые парни. Упаковали в картонные коробки и все исчезло с моего поля зрения. Семен Зелимханович за услугу потребовал больше, чем я предполагал, но, на самом деле, платить было за что: приехавший капитан внешне почти не отличался от Лены.

Подготовляя почву к разводу, новый вариант моей жены стал постоянно выезжать в рестораны, а приехавшая с ним парочка телохранителей от Романова, если что - ограждала от приставаний старых знакомых Лены. Так или иначе, все оказалось проще некуда. Никто, ни одна душа ничего не заподозрила, что лишний раз подтверждало тезис о лжи как высоком искусстве, искусстве требующем вдохновения.

А вот со здоровьем у меня внезапно стало плоховато. И мне потребовалось несколько недель, чтобы укрепить подозрения... когда было уже поздно. Не знаю, зачем понадобилась им моя смерть?.. Впрочем вру, конечно знаю: все, что я создал своим трудом, все мои Княжеские угодья... Я ещё продолжаю ездить в мэрию, я ещё исполняю обязанности главы всего, но, одновременно, и подписываю какие-то бумаги, какие-то увольнения, назначения новых... Кто-то активно вмешивается в механизм функционирования моего хозяйства... Кто? По большому счету мне уже все равно. И не знаю, чем меня травят, но мне уже все безразлично. Я хорошо пожил и готов умереть.

Сейчас записывая эти строки, я вновь не могу понять, чем продиктованы они: ядами, или усталостью старика, которому надоело жить?.. Я убежден в первом, но мне все равно. Последние дни я редко встречаюсь с псевдо Леной, всем теперь заправляет она, а я смирился. И только то, что у меня есть сын, и ему тоже грозит опасность, заставляет меня писать это письмо. Я хочу предупредить своего сына Аркадия, откуда можно ждать непосредственной опасности. Генерал-майор Романов и моя псевдожена Лена. Эту запись вместе с тетрадкой, где я изобразил план-схему работы моих предприятий, я положу в свой сейф, а шифр отправлю в письме Аркадию.

Ну вот пока и все. Последний долг исполнен, и мне, несмотря на упадок сил, сразу становится легче: все же я не поддался этим ядам. А все остальное?.. Возможно, все что происходит сейчас со мной и есть воля провидения, и за грези свои надо отвечать, все мы рабы Божии, аминь!"

Если бы эти записки, сейчас, после всего случившегося порастерявшие ценность роковой тайны, были прочитаны вовремя, то, может быть, и вышел бы из этого для всех какой-нибудь благообразный толк. К несчастью, они стали послесловием уже всеми узнанного и пережитого. Между тем ничего не остановилось после всех описанных событий, и происходило много интересного: в Чечне уставшие войска впервые были спущены с поводка, чем обрушили простую мировоззренческую пирамиду боевиков, до конца не веривших в подобный исход, ибо они заранее договорились с сильными людьми, управляющими страной, что войны не будет, в Москве продолжали грызться олигархи за долю российского пирога, а депутаты тупо верили, что их неизменное парламентское предательство народ не заметит, путешественник Конев публично мечтал опуститься в Марианскую впадину, а оттуда вознестись в космос, на Ваганьковском кладбище в Москве генерал-майор МВД Романов произнес речь на похоронах двух десятков спецназовских бойцов, погибших в Чечне при исполнении и лично вывезенных им с поля боя, актера Смыслова в космос не пустили, в деревнях России люди давно уже перешли только на картошку и тем были живы, Европа впервые начала страдать от бурной мафиозной деятельности спасенных ими албанских наркодельцов, но сжав зубы, продолжала заботится о мусульманских фундаменталистах всего мира, и под шумок весь Кавказ стал промышлять работорговлей, а как-то в воскресенье, где-то через месяц после разборок в пригороде Лермонтова Аркадий Куницин уехал путешествовать по миру, оставив меня на должности управляющего своими предприятиями.

И это, как раз было неплохо.

КОНЕЦ