"Урод" - читать интересную книгу автора (Соловьев Константин)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1 ВОРОЖЕЙ. АЛДИОН

Они вошли на закате Эно. Увидев их, трактирщик нахмурился и постарался незаметно отойти в сторону. Он не боялся, был для своих пяти десятков крепок и жилист, способен постоять за себя и свое добро. Случалось и пьяные драки разнимать, и разбираться с заезжими шеерезами, да и поножовщиной в трактире никого не удивишь. Нет, он не боялся. Но встретившись взглядом с вошедшими, счел за лучшее освободить дорогу и сделать приглашающий жест. Мгновение поколебался, не закрыть ли трактир, но крохотная дрожащая жилка в мозгу не позволила. Он лично провел их к столу и удалился на свое место.

Эно не заладился с самого начала, Ушедшие тому свидетели, с самого утра у него не было ни минуты передышки. Фасх из вскрытой сегодня бочки недобродил, отдавал кислым, посетители остались очень недовольны, мясо дважды подгорало, у одного из табуретов из задней комнаты отломилась подпорка. Мало того, что Ушедшие итак забыли бедного трактирщика, еще и Малия захворала, это сейчас-то, когда на счету каждая пара рук...

Трактирщик вздохнул и принялся вытирать чистой тряпицей кувшины, чтобы занять руки. Время от времени он осторожно косился на вошедших, но поспешно опускал взгляд.

– Они сказали – фасх, – торопливо затарабанила маленькая Тира, поспешно подбегая к нему. – Пять кувшинов, самого лучшего, сказали пошевеливаться.

– Фасх? – Трактирщик нахмурился, машинально протирая стекло. – Сейчас будет. Ты не заметила, они при деньгах?

Простодушная Тира смущенно улыбнулась.

– Целая куча! – сообщила она шепотом. – У главного тулес аж звенит! Наверное, еще долго будут сидеть – все вроде трезвые...

Это было плохо. Трактирщик поймал себя на мысли, что испытал бы большее удовольствие, если б непрошеные гости покинули его заведение, плевать на деньги, но желание посетителя – закон, это известно каждому.

– Держи. – Он быстро, один за другим, наполнил пять кувшинов вязкой, вяло колышущейся жидкостью. – И поживее, чтоб не ждали.

Подхватив все кувшины и прижав их к небольшой, только начавшей формироваться груди, Тира проворно отнесла заказ. Посетители встретили ее появление внимательными взглядами и кивками. Не понравилось это трактирщику, ох не понравилось. Добрый человек, зашедший в трактир выпить кружку-другую спелого фасха, никогда не будет вести себя настороженно, добрый человек и кружку поднимет громко, и девушку завсегда щипнет куда положено. А эти... Трактирщик нахмурился и принялся опять протирать кувшины. Эти нехорошо посмотрели, равнодушно. Словно и не за столом сидят, а дикого хегга травят – глаза медленные, ледяные, неживые.

И на Тиру посмотрели нехорошо – не то с равнодушным презрением, не то с отвращением. «Если что – не обойдется, – с тоской понял он, – на таких не крикнешь, не пригрозишь спрятанным под стойкой стисом, такие будут делать что хотят, и на них не будет ни закона, ни управы. Поэтому будет лучше, если они быстро выпьют свой фасх и уйдут подобру-поздорову. Во имя Ушедших, действительно будет лучше».

Их было пятеро, и одного из них он знал – это был Армад, дружинник шэла. Несмотря на почти преклонный возраст, он, как и полагается доброму дружиннику, еще не отрастил живот, был высок, крепок в кости. Руки, нежно оплетающие горловину кувшина, синели крупными жилами. Армад заходил в его трактир издавна. Пил в меру, бесчинств не устраивал, если был в настроении – даже одергивал других, поить его трактирщик согласился бы и даром – дружинник шэла это не только известность, это еще и защита. Защита надежная – кто станет связываться со слугой самого шэла, пусть даже и не наследника?..

Трое других тоже были дружинниками – это было заметно по их чистым кассам – вещь в этих краях по карману ох не каждому! – блестящим, как поверхность озера под Эно, по настоящим эскертам, покачивающимся в узких ножнах за спиной, да хотя бы и по выражению лиц – усталому, немного брезгливому, равнодушному. Лица людей, которым довелось повидать очень многое. Неспешно беседуя, они медленно пили фасх, и жесты их были скупы, медлительны и плавны. Чувствовалось, что хмель еще не скоро заберет их.

Но больше всего внимания привлекал их предводитель. В меру высокий, в меру широкий в плечах, он возвышался над дружинниками на добрых полголовы, и в руках его, длинных и тонких в кости, почти женственных, чувствовалась нешуточная сила. На спине покачивалось сразу три эскерта, и трактирщик, напрягая зрение, рассмотрел узор на рукояти – три косых алых шнура и поперек них – два черных. Сомнений не оставалось – сегодня в трактир пожаловал сам шэл Алдион, в сопровождении личной охраны.

Трактирщик постарался припомнить все известное о роде Алдион и склонился к мнению, что это не кто иной, как Крэйн. Облаченный в дорогой, выбивающийся из-под касса талем, он без интереса вслушивался в разговор дружинников и вяло смотрел по сторонам, почти не прикасаясь к кувшину.

Случайно встретившись с его блуждающим взглядом, трактирщик вздрогнул, и тонкая глина под пальцами предательски хрустнула. Во имя Ушедших, ну и гадкие же у парня были глаза! Бесцветные, почти не мигающие, они смотрели перед собой жестко и уверенно, глаза прирожденного воина. Но была в них какая-то скрытная порочная червоточина – показалось ли, но в блеске застывшего льда увиделась трактирщику какая-то липкая вязкая субстанция, зловонная затхлая жижа. Подобную жижу он видел пару лет назад, когда в бочонок с бродившим фасхом забралась неизвестно откуда взявшаяся личинка бальма – добрый напиток загнил, стал прозрачным и едким, как жидкий огонь. «Померещилось, – подумал трактирщик. – Свет так падает, вот и мерещится Бейр знает что. Нормальные глаза. А парень-то – красавец еще тот».

Действительно, молодой шэл был прекрасен лицом. Ровный высокий лоб не хранил даже самых маленьких морщин, длинные иссиня-черные, как панцирь карка, волосы были сплетены кожаным ремешком в хвост и открывали идеально ровный нос с благородными крыльями, уверенные, но мягкие губы, строгую линию скул. Лицо это могло посоперничать с любой картиной в мягкости черт, в невыразимой, сквозящей в каждой черточке, красоте.

«Девки, наверно, без ума, – подумалось трактирщику. Он заметил, как Тира, забирая пустой кувшин, взглянула исподтишка на шэла, и глаза ее, совсем еще ребяческие и смущенные, загорелись, щеки вспыхнули. – У него этих девок три дюжины на Эно, еще бы – шэл. Шэл Алдион, пусть даже и младший – это тебе не горсть песку.» Компания за столом тем временем постепенно хмелела, пришлось Тире относить еще два кувшина фасха. Лица дружинников раскраснелись, голоса стали громче и звучнее, глаза мутно заблестели. Они оживленно рассказывали что-то друг другу, постоянно жестикулируя, один лишь Крэйн сидел молча, без интереса переводя взгляд с одного на другого и глаза у него были скучающие.

– Ничего интересного, – сказал он Армаду, осторожно спросившему у него что-то. – Я не вижу ничего нового. Все те же отвратительные лица, серые и похожие друг на друга, как маленькие карки. Я вижу здесь все то же, друг Армад, все ту же плоскую картину человеческой бездумной похоти. Посмотри на эти лица! У них в глазах ума не больше, чем у моего хегга, там лишь дешевый фасх, женщины, еще какая-то мелочь... Каждый раз, когда я захожу в трактир, мне кажется, что я попал в загон шууев.

– Ты слишком суров Крэйн, – тихо сказал один из дружинников. – Имей снисхождение к черни.

– Снисхождение? – Крэйн холодно улыбнулся, но брезгливость искривила идеально красивую улыбку. – Друг Калиас, ты считаешь, что я должен быть снисходителен к этим... этому... бескрайнему ничтожеству? Этой бесконечной глупости? Нет, друг Калиас, я не буду снисходителен. Скоро исполнится двадцать и один год с тех пор, как я вынужден созерцать подобные вещи, срок более чем достаточный, чтобы позволить себе говорить так, как считаешь нужным. Что внутри этих людей? Я скажу тебе – в них животная тупость, страх и злоба. Посмотри на их лица – ты не увидишь в них ничего, кроме примитивной похоти. Это ужасно, но это так.

– Тебе виднее, Крэйн, – поспешно согласился молодой дружинник. – Это чернь. Ее остается лишь терпеть.

– Да, наверное, так. – Шэл Аддион обвел тяжелым взглядом зал. – Армад, неужели это лучшее из того, что ты мог предложить? Признаться, я несколько разочарован.

– Ты тут еще не был, – пожал плечами Армад. – Я думал, тебе стоит освежиться – в последнее время ты сильно не в себе. Перемена обстановки...

– Плевать на обстановку. Ты хотел увести меня от неприятностей?

– Я хотел сохранить в безопасности твою голову. Что, если тебя прирежут в одной из очередных кабацких драк? Что скажет мне Лат?

– О, я уверен, что Лат найдет, что сказать тебе! Но почему ты боишься за меня? Неужели я ребенок?

– Нет, Крэйн, ты не ребенок, но ты сам знаешь, что способность держать себя в руках дарована не всем из рода Алдион, как знаешь и то, что часто перебираешь через край. Тебя боятся и тебя уважают, у тебя крепкая рука и ясная голова, но клянусь, еще одна дуэль – и Орвин...

– Орвин? – Шэл хохотнул. Смех его был так же прекрасен, как и голос, звучный и глубокий. – Мне стоит бояться Орвина? И это говоришь мне ты?

– Орвин – тор-шэл, – упрямо сказал пожилой дружинник, осторожно прихлебывая фасх. – Меньше всего в этой жизни я хотел бы, чтоб из-за меня столкнулись два наследника Алдион.

– Орвин терпит меня только потому, что есть Лат. Не будь Лата – меня еще десять лет назад нашли бы с артаком в животе, уж поверь.

– Ты преувеличиваешь, Крэйн.

– Ничуть. Орвин издавна имеет хорошие отношения с Латом, только это мешает ему избавиться от лишнего наследника вроде меня. Пока есть Лат – он не даст меня в обиду, я это знаю.

– Лучше не испытывать его терпения. Вспомни, как Орвин разъярился, когда ему сообщили о твоей последней дуэли.

– Пусть. Я не чувствую за собой вины и буду вести себя так, как сочту нужным.

– Это ему не понравится.

– Мне нет до этого дела. Лат всегда прикроет меня, да и Риаен часто берет мою сторону... Орвину придется научиться сдерживаться, если он хочет когда-нибудь занять трон шэда Алдион.

– В любом случае тебе стоит подальше держаться от неприятностей, Крэйн. У тебя слишком горячая кровь.

– Кровь холодна только у хеггов и покойников, – хмыкнул тот. – Жизнь надо жить, а не тащить за собой как полусгнивший труп.

– Постоянные попойки, пьяные дуэли со случайными людьми и блуд – это не жизнь, – бросил Армад, сдвигая брови. – Я не думаю, что если бы шаб Киран был жив, он бы...

Лицо Крэйна стало твердым, глаза опасно сузились.

– Внимательней следи за словами, – сказал он тихо, неподвижный, как статуя. – Следи за словами, Армад. Я не позволю непочтительно упоминать в своем присутствии шэда Кирана.

Армад медленно поднял взгляд на своего шэла, кивнул большой полуседой головой.

– Я приношу извинения, Крэйн, такое больше не повторится. Я не хотел оскорбить ни тебя, ни твоего отца.

Остальные дружинники смотрели на него со смесью страха и восхищения – судя по всему, только Армад мог позволить себе так разговаривать с шэлом Алдион. «Наверное, не просто дружинник, – прикинул трактирщик. – Небось раньше был ему нянькой и учителем, вот и свыкся. А теперь притащил своего хозяина в мой трактир, потому что боится за него и переживает».

Знал, дери его хегг, что мой трактир – самое спокойное место к западу от торговой площади, вот и придумал... Ох не к добру эти гости, сердце подсказывает – не к добру. Не пойдут на благо оставленные ими серы.

– Осторожнее, – буркнул он Тире, которая словно невзначай старалась ходить поближе к столу, за которым расположился шэл со своими дружинниками. – Не виляй тут задницей, а то выпорю. Что, уже и глаз на шэла положила?

Тира смутилась и залилась краской, глаза, совсем еще детские, не умели скрывать правды.

– А что, нельзя? – Она упрямо вскинула голову, и отражение факелов засверкало на заколке с тремя большими полупрозрачными ракушками, которой он раньше не видел. Значит, только что нацепила. Эх, дуреха-то какая, и ведь не выпорешь, уже своя голова на плечах... – Он хороший.

– Пьяница, дуэлянт и бабник, – сказал он очень тихо. – Будто сама не знаешь, что про твоего шэла в городе говорят. Дурная кровь, кровь Кирана. Что тут скажешь, кровь не выльешь...

– Много ты знаешь!

– Все, поди отсюда, видеть не хочу.

Тира поправил а заколку и бросилась обслуживать гостей, не забывая посматривать в сторону красавца-шэла. Тот ничего не замечал, увлеченный разговором и фасхом. Но трактирщик почувствовал – плохое будет. Кольнуло что-то гадко в самом сердце, словно невидимая ледяная игла вонзилась и растворилась в токе крови, разошлась холодом до самых пальцев. Это было сигналом, предчувствием.

Все началось еще до того, как Тира успела вернуться за новой порцией фасха. Трактирщик вдруг увидел, как прозрачные глаза шэла потемнели, а лицо опять затвердело, сделавшись похожим на старинный барельеф. В сузившихся глазах Крэйна заплясали нехорошие огоньки, ноздри затрепетали. Трактирщик замер, пытаясь определить, что вызвало злость высокого гостя. И с опозданием, лишь когда отлетел стул, понял.

За соседним столом сидела компания из цеха оружейников, человек десять, ребята шумные, но давние знакомые – трактирщик за долгие годы изучил посетителей. Сейчас они были здорово навеселе, но еще не пьяны – не обращая внимания на окружающее, они громко разговаривали и беззаботно смеялись, не подозревая о том, что почти все остальные посетители, привлеченные выражением лица Крэйна, уже смотрят на них. Кто-то смотрел на оружейников с испугом, кто-то с осуждением, были и те, в чьи глазах читалось предвкушение зрелища. И они не были обмануты.

Стул отлетел к стене и с треском лишился сразу двух подпорок – удар шэла лишь казался легким, силы, пожалуй, было достаточно, чтобы уложить взрослого мужчину. Сам шэл стоял неподвижно и смотрел сверху вниз на сидящего к нему вполоборота оружейника. Это был мужчина лет под сорок, трактирщик не смог вспомнить его имени, но профессиональная память с готовностью выдала, что работает тот в мастерской около южной крепостной стены, гуляет в трактире после каждого крупного заказа, а из закуски предпочитает тонкие, хорошо прожаренные ломтики мяса карка. Привлеченный треском, он оторвался от своего кувшина и с недоумением взглянул на возвышавшегося над ним Крэйна. Глаза всех сидящих за столом мгновенно затянуло поволокой страха, в едином порыве они отстранились от своего друга, в каждом взгляде сквозило только одно – «ради Ушедших, только не меня!».

Но мастер не выказал испуга, он смотрел спокойно, с некоторым удивлением. По сравнению с молодым шэлом выглядел он силачом – простой вельт в один слой, открывающий огромные руки с шарами-мускулами и вздувшимися венами, крепкая жилистая шея, огромный бугрящийся силой торс. Крэйн смотрел на него молча, и в глазах его, до этого мертвых, как у рыбы, бушевало ледяное пламя.

– Вам что-то угодно? – осведомился мастер, не делая попытки встать. Не узнал шэла? Решил умереть? Трактирщик с ужасом увидел, что оружейник был основательно пьян. Пьяному и ывар-тэс по колено, но смотреть с вызовом на самого шэла... Он или смертельно пьян, или дурак.

– Вы оскорбили моего отца, благородного Кирана, – процедил Крэйн медленно, с расстановкой, глядя в упор на мастера, – шэда Алдион, погибшего много лет назад.

– Я? Извините, не... – Мастер сделал удивленный жест. – Вы, думаю, ошиблись.

– Я не ошибся. Шэд Киран был моим отцом, и, оскорбляя его, вы оскорбляете меня.

Даже сейчас оружейник не испугался. Он лишь покраснел, чувствуя себя центром всеобщего внимания, и приподнялся, оперевшись на стол.

– Извините, я не хотел случайно или намеренно оскорбить вашего отца, кем бы он ни был. Надеюсь, вы в любом случае примите мои извинения, и мы сможем...

– Я не намерен слушать извинения, – отчеканил Крэйн. – Честь рода Алдион не отмоешь словами.

Тут-то и случилось самое страшное. Разогретый фасхом и взглядами друзей, мастер взглянул на побледневшего от ярости шэла и бросил:

– Вы правы, честь рода Алдион трудно отмыть, не говоря уже о словах.

Трактирщик успел увидеть глаза шэла и оказался возле него через мгновение.

– Ради Ушедших, только не здесь! – торопливо заговорил он, становясь между шэлом и мастером. – Умоляю вас, только не в трактире. Выйдите и...

Побоявшись прикоснуться к шэлу, он обхватил обеими руками ничего не понимающего оружейника. В следующее мгновение он даже не понял, что случилось, просто какая-то загадочная сила подхватила его, подняла в воздух и швырнула куда-то в сторону, словно пушинку. Столы и незнакомые лица завертелись перед глазами, а потом перед ним вдруг возникла стена и трактирщик успел выставить руки. Но удар все равно был силен – когда он поднимался, ноги еще сильно дрожали.

Крэйн, шэл Аддион, не стал доставать эскерт. Отшвырнув с дороги трактирщика, он одним плавным бесшумным шагом оказался возле обидчика и, выхватив из узких ножен на боку длинный тонкий стис, мягко погрузил его в бок мастера чуть пониже ребер. Тот как-то неловко всхлипнул, старый, но тщательно вычищенный вельт вспух уродливым красным буфом, который сочился алой капелью. Его огромная ладонь схватилась за бок, и трактирщик успел заметить, как живые глаза, из которых мгновение назад плеснуло удивлением и болью, медленно тускнеют, черты лица разглаживаются. Медленно Крэйн уложил тело мастера на пол, помедлил и извлек из его тела окрасившийся алым стис. С трех острий срывались, прокатившись по длинным хитиновым лезвиям, крупные капли.

– Ну вот, – в наступившей тишине голос Армада был слышен всем. – Зачем это?

– Он меня оскорбил, – просто сказал Крэйн, засовывая не вытертый клинок в ножны. – Этой причины вполне достаточно.

– Но Орвин...

– Слышать не хочу. Эй, оттащите кто-нибудь тело!

Мастер лежал на земляном полу, вперив в потолок невидящие глаза. Руки неловко прижаты к боку, ноги поджаты к животу, словно он при жизни хотел свернуться как ребенок. Из-под него уже деловито ползла тонкая извивающаяся лужица. Мастера, сидевшие с ним за одним столом, смотрели на тело с неприкрытым ужасом. «Тонкие, хорошо прожаренные ломтики карка, – вспомнил к чему-то трактирщик, с трудом распрямляя ноющую после удара о стену спину. – Мастерская около южной крепостной стены». Тира, замерев, смотрела на Крэйна и в глазах ее был страх и обожание. Крэйн это заметил.

– Иди, – сказал он глухо, опустив тяжелую руку на ее плечо. – Тебе нечего смотреть. Лучше принеси еще фасха.

Торопливо закивав, она убежала к стойке. Трактирщик, прихрамывая, двинулся к телу. Посетители, постепенно оправляясь от страха и возбуждения, возобновили трапезу, не прошло и минуты, как снова застучали по столам кувшины, кто-то захмелевшим голосом просил повторить, где-то ожесточенно спорили.

– Это за неприятности, – тихо и многозначительно сказал Армад, незаметно для всех вкладывая в вялую руку трактирщика несколько сер. – Думаю, Орвин, тор-шэл Алдион, не оценит, если ты станешь рассказывать всем посетителям о случившемся или вздумаешь утверждать, что шэл Крэйн был неправ. Ты меня понимаешь?

Трактирщик молча кивнул и спрятал монеты. Оттаскивая в одиночку грузное, уже ставшее твердым тело несчастного мастера, он думал о том, что произошло в его трактире. Ему приходилось часто видеть чужую смерть, да и в юности, что греха таить, было... Нет, ему это было не впервой. Но впервые в жизни он увидел, чтоб человека убивали без эмоций, с одной лишь только холодной отстраненной брезгливостью в глазах. О чем он успел подумать за то время, пока оттаскивал тело мастера на задний двор и устраивал его, никому неизвестно, потому что всю оставшуюся жизнь он избегал говорить об этом случае и каждый раз вздрагивал, когда кто-то упоминал младшего шэла Алдион. Но если бы его спросили, он бы ответил – в ту минуту он снова вспомнил ледяные глаза Крэйна и затхлую гнилостную жижу, которая померещилась ему однажды.

Но никто его об этом не спрашивал.

– Ну и зачем? – спросил Армад хмуро, отставляя пустой кувшин. – Крэйн, иногда мне кажется, что ты не контролируешь свои действия. Это опасно.

Крэйн лишь улыбнулся. После боя, если это, конечно, можно было назвать боем, он чувствовал приятное оживление, погорячевшая кровь струилась по жилам, наполняя тело силой и уверенностью. Он машинально коснулся пальцем рукояти стиса и на бледной коже отпечаталась жирная багровая точка, похожая на большого жука. Брезгливо поморщившись, он вытер ее о край стола.

– Извини, – сказал он. – Я, наверное, был неправ. Мне просто надо было развеяться.

– О да. Он действительно оскорбил шэда Кирана?

– Не знаю. Какая разница? Достаточно того, что это животное осмелилось осквернить своим гнилым ртом его имя.

– Опять скука? Ты опять чувствуешь скуку, Крэйн?

Крэйн пожевал губами и отвел взгляд.

– Не знаю. Я опять чувствую пустоту. Я соскучился по жару возбуждения в крови, мне его до смерти не хватает. Мне надоело проводить дни напролет в трактирах и мне до смерти надоел этот гнилой запаршивевший город. Жизнь опять становится пуста, Армад. Знаешь, это как будто падаешь вниз, но в лицо не бьет ветер, ты не чувствуешь воздуха. Вместо воздуха вокруг тебя – бесплотный туман, который рассеивается между пальцами, когда пытаешься его схватить.

– Ты можешь получить свою порцию возбуждения, соблазняя придворных дам, – мрачно сказал Армад. – Раньше тебе этого хватало.

– Нет, это не то. – Шэл скривился. – Это приедается. Хрупкие испуганные ласки юных девиц, жаркая, как не остывший уголь, страсть зрелых женщин, испуганные и полные ненависти глаза их мужей... Наверное, я уже стар для этого. Прыжки по крышам с одеждой в охапку хороши лет до пятнадцати, потом это начинает утомлять.

Он проводил долгим взглядом проходящую возле их стола симпатичную служанку и вздохнул.

– Женщины ужасно предсказуемы, они думают только об одном.

– Ты пользуешься у них успехом, – рассмеялся один из дружинников. – Будь уверен, в этом городе нет ни одной, которая не мечтала бы оказаться внутри твоего касса!..

– Это и приедается. Хорошо всегда то, что недоступно, я успел это понять. Давно прошло то время, когда я чувствовал жар жизни. Первый поцелуй, первая дуэль... Все приедается, мой друг, все приедается. Сейчас, чтобы оживиться, мне требуется нечто большее. Не знаю, возможно, небольшая война или...

– Лучше устрой охоту на хеггов, выводки уже достаточно близко подошли к городу.

– Бессмысленное убийство не дает ничего ни сердцу, ни руке. Пустая трата времени.

– В убийстве ремесленника не больше смысла, – тихо сказал Армад. – Ты мог избежать этой дуэли, мой шэл.

– Конечно, мог. – Крэйн улыбнулся, и в его глазах опять заплясал дьявольский огонь. – Но что с того? Это была единственная возможность разогреть кровь сегодня вечером. Не мог же я упустить столь славную возможность.

– Люди на улицах скоро станут шарахаться от тебя. У тебя слава убийцы.

– Только не женщины, – заметил дружинник, подмигивая молоденькой служанке, которая, посчитав себя удачно затаившейся за бочкой, впилась взглядом в лицо молодого шэла. – Только не они.

Служанка вспыхнула и поспешно отошла к стойке, но все-таки не удержалась, метнула последний взгляд в шэла. Но тот ее не заметил.

– Я не собираюсь быть шэдом, Армад. Довольно к того, что я – младший шэл Алдион. Мне нет нужды завоевывать любовь своих подданных.

– Но разве не...

– Нет. Мне не нужна их любовь, как не нужны они сами. Я их... – шэл сделал неопределенный жест, подбирая подходящее слово, – ... не замечаю. Могильные жуки, трусливые и злобные. Это не люди, это насекомые, разновидность хеггов. Посмотри, как смешно они косятся на нас – все слышат, но боятся до смерти. Удивительно забавное и гадкое зрелище! Добиваться их любви?.. Нет уж, я обойдусь без этого, заигрывать с чернью – удел Орвина, на мою жизнь хватит и других занятий.

– Дуэлей, кабацких гуляний и женщин? – Армад отвел взгляд от своего шэла. – Это хорошо в молодости.

– Именно поэтому ты и попытался привести меня в самый тихий трактир Алдиона, – хохотнул Крэйн. – Нет, мой друг, я не собираюсь тянуть жизнь, как карк тянет коку со своей добычи. Если дуэли и кабацкие гуляния – это моя жизнь, что ж, значит, это мой выбор. Это куда лучше и честнее, чем участвовать во всех интригах двора или добиваться трона шэда. Я доволен тем, что делаю, а значит, все идет правильно. Верить в любовь, прощение и сострадание – величайшая глупость, вера трусов и калек. Сильный человек свободен, потому что настоящая сила – это свобода. Свобода от писаных правил, добродетели, порядков, законов и традиций. Живи, как ты хочешь, – и ты будешь силен, подчинись чужой воле, позволь хоть единожды заставить себя совершить то, чего не желаешь, – и твоя свобода станет ничем. В этой жизни я не подчиняюсь никому: ни шэду, ни шаббэл, ни кому еще. Я по-настоящему свободен, именно поэтому многие меня столь ненавидят. Даже Ушедшие ничего не смогли бы со мной поделать.

Армад хмуро посмотрел на увлеченного Крэйна и качнул головой.

– Не поминай Ушедших, Крэйн. Если ты привлечешь внимание жрецов, неприятностей будет куда больше, чем ты привык к себе притягивать.

– Ерунда. Если хоть один черноголовый попытается осудить меня, ему придется нагонять своих богов настолько быстро, насколько я успею вытащить эскерт.

– Их влияние снижается, ты прав, но помни, что у них еще достаточно сильны позиции в Алдионе. Допустим, никто не осмелится тащить тебя на священный суд, Орвин при всей нелюбви к тебе не сможет допустить этого и позволить уронить честь рода Алдион, но даже твоя дружина не сможет охранять тебя постоянно до конца твоих дней, Крэйн. Артак в шею на темной улице – и все, в городе останутся только два шэла...

– Ты напрасно пытаешься меня запугать, Армад. Это бесполезно. Я знаю, что тебе не безразлична моя жизнь, но поверь, будет лучше, если я буду думать своей головой.

Именно в этот момент спокойствие посетителей второй раз за вечер было грубо нарушено. Входная дверь трактира, тяжелая, сработанная из толстых крепких досок и хитиновых гвоздей, с грохотом распахнулась, пропуская внутрь последние красные лучи догорающего Эно. Дыхание неожиданно ворвавшегося ветра растрепало волосы посетителей, кто-то от неожиданности разбил кувшин об угол стола, было слышно, как что-то медленно течет на земляной пол.

Ворвавшийся человек был грязен, взволнован и пьян. Он был достаточно стар и тем более жалок.

– Во имя Ушедших. – Он закашлялся, обводя трактир невидящим взглядом. – Я спешил... Там... Там ворожей. Настоящий. Только что...

Случайно наткнувшись взглядом на Крэйна, с безразличным видом пьющего фасх, он запнулся, и в глазах его, темных и пустых, как у всякого пьяницы, зажглась надежда.

– Шэл... – Он рухнул на колени, не осмеливаясь подойти ближе, Армад предупредительно поднял руку, другую демонстративно положил на рукоять эскерта. – Во имя Ушедших... Только что сам видел... Ворожей! Живой. Я глазам не поверил...

– Ворожей? – спросил Крэйн без всякого интереса. – И что? Найди черноголового.

– Мой шэл, это убийца!

– Убийца?

– Он призывал проклятия на род Алдион, я слышал это своими ушами. У него склет в половине этеля отсюда, там есть щель и...

– Дальше! – жестко приказал Крэйн, и голос его напоминал гудение хлыста. – Что?

– Он замышляет недоброе, – чуть не захныкал вошедший, с ужасом взирая снизу вверх на шэла и явно жалея о сказанном. – Я как раз шел мимо, а там... Котел, зелья, дым... Он хочет обрушить на нас проклятие!

Крэйн без слов вскочил со стула, и все посетители в едином порыве отпрянули от него, даже те, которые находились в другом конце трактира.

Глаза шэла Алдион пылали белым едким огнем.

– Крэйн... – Армад постарался схватить его за руку, но не успел. – Надеюсь, ты не думаешь...

– Ворожба против рода Алдион карается смертью. Если это правда, мне придется заняться этим.

– Даже и не думай! – Старый дружинник отшвырнул стул и встал во весь рост. – Если это действительно ворожей...

Но Крэйн его уже не слушал. В несколько огромных шагов он покрыл расстояние, отделяющее его от выхода, и бесшумной тенью исчез за дверью. Эно лишь успел на мгновение запечатлеть на полу его угловатую резкую тень, обрамленную багровым свечением заката. Дружинники, среагировав с запозданием, ринулись за ним, отшвыривая с дороги посетителей и врезаясь тяжелыми кассами друг в друга. Кто-то заорал, хватаясь за покалеченную руку, – дружинники шэла не собирались терять времени.

– За шэлом! – крикнул кто-то, разбивая об пол кувшин. – Смерть ворожеям!

Пьяная толпа качнулась, под ногами треснули, вминаясь в землю, разбитые доски столов, приглушенно захрустело стекло под толстыми подошвами.

– Факелы! Несите факелы!

– Смерть! Смерть!

– С дороги, разорви вас Ушедшие, он может...

– Убью, в стороны!

– Готовь стисы! На ворожеев!

– Слава Алдион!..

Кто-то захрипел, прижатый неудержимым людским потоком к стене, где-то звучно хрустнули ребра, а первые посетители уже выскакивали наружу и в руках их матово блестели трехрогие отростки стисов и изогнутые пластины кейров. Подхваченные бурлящей волной ненависти, обжигающей изнутри и едкой, как кровь хегга, они действовали как единый организм, огромное неразумное существо. У этого существа были сотни рук, бездна глаз.

Калеча само себя, оно прокладывало путь на свободу, оставляя позади неподвижные тела, втоптанные в доски столов и крошку стекла.

Высвободившаяся внезапно, как ураганный ветер, злость, порожденная фасхом, рвалась к действиям.

Когда последние посетители покинули залу, оставив дверь болтаться на одной петле, трактирщик закрыл глаза и начал молиться всем Ушедшим.

Пять топчущихся на месте хеггов, привязанных к столбу возле трактира, смотрели на толпу равнодушно, поводя большими полукруглыми головами и издавая отрывистые скрипящие звуки. Они чувствовали своих хозяев, но были слишком хорошо натренированы, чтобы проявлять нетерпение, лишь хегг Крэйна, которому, видимо, передалось настроение шэла, резко вскинул головогрудь и ударил длинной шипастой лапой, взрывая землю.

Но хозяин не обратил на него внимания.

– Где? – коротко и отрывисто спросил он у проводника, озираясь. – Ты покажешь мне этот склет.

– Покажу, мой шэл, – тот трясся не то от страха, не то от возбуждения. – Я покажу вам... Третий склет по этой улице, сразу за колодцем.

– Веди.

Склет оказался самым обычным, мало чем отличающимся от остальных.

Небольшой, по размеру напоминающий шалх, он примостился возле самой дороги, белея ветхой старой крышей. При взгляде на него было видно, что хозяин знал и лучшие времена – деревянные стены, роскошь для Алдиона, когда-то крепкие, из бревен шириной в добрых три пальца, осели и накренились, глина давно порыжела и местами осыпалась, оставив белесые пятна-лишайники. Крэйн знал этот район города: здесь, вдалеке от дворца шэда и рыночной площади, селились преимущественно торговцы из черни, охотники, алхимики и прочий люд, предпочитающий тихую и спокойную жизнь вечной суматохе центра. Склеты здесь шли не ровными рядами, как везде, а были нагромождены почти в хаотическом беспорядке, только наметанный взгляд выделял петляющую между домами улицу. Были тут и шалхи, то ли местной черни, то ли обедневших горожан – крошечные, нелепо сложенные из грубо обработанных панцирей карков и необделанной кожи, они тулились друг к другу, как домики песчаных муравьев. Их обитатели, увидев толпу с факелами, впереди которой шли пятеро вооруженных человек в кассах и с эскертами, сочли за лучшее не покидать своих жилищ, при свете огня в просветах между шкурами можно было заметить их испуганно блестящие глаза.

– Рассадник заразы, – сказал один дружинник другому. – Я и не знал, что в старых частях Алдиона осталась такая грязь. Это ужасно.

– Шэд Киран, да будут милостивы к нему Ушедшие, не успел навести здесь порядок. – Армад настороженно озирался, готовый в любую секунду прикрыть своего шэла телом. – Я знаю это место.

– Гниль, – коротко бросил Крэйн, уверенно продвигаясь к указанному склету. – Дерьмо и дети дерьма. Не удивлюсь, если половина из них – тайлеб-ха. У черни это сплошь и рядом. Смотри, и в самом деле...

Наперерез ему из-за шалха выскочило существо, внешне напоминающее человека. В наступавшем полумраке оно было почти невидимо, вместо одежды на нем были давно потерявшие цвет заскорузлые тряпки. Увидев толпу, оно скрючилось, издало высокий визг и, судорожно задергавшись, рухнуло в пыль, прижимая черные от гнили пальцы к ужасному лицу, которое превратилось в подобие морды хегта. Черные как уголь остатки рта скалились, желтея неровными крупными зубами.

– Так и есть. – Крэйн хладнокровно пнул существо сапогом в живот, и оно, взвизгнув, откатилось в сторону. – Тайлеб. Поразительно, где они умудряются найти эту дрянь, я думал, он созреет не меньше, чем через два десятка Эно.

Тайлеб-ха с отвратительным визгом бросилось в сторону, нелепо размахивая тронутыми пятнами гнили руками и высоко задирая обнаженные тощие ноги-кости, но наткнулось на шедших за дружинниками людей и, ослепленное, завывая от ужаса, рухнуло посреди дороги, свернувшись в клубок. При виде бывшего человека толпа на мгновение замерла. Кто-то пьяно засмеялся, кто-то беззлобно ударил его дубинкой под ребра.

Тайлеб-ха не двигалось – впав в состояние транса, из которого уже нет возврата, оно было покорно и ошеломлено. Крэйн видел, как кто-то, проходя мимо, снес ему кейром добрую треть головы, и оно, в последний раз издав то ли визг, то ли рык, растворилось в темноте крошечным пятном на дороге.

Последнюю четверть этеля до склета шли молча, даже толпа смолкла, порождая лишь глухое утробное ворчание. Дружинники обступили своего шэла, руки легли на рукояти эскертов.

– Тут, тут... – заныл проводник, с восторгом и ужасом глядя на бесстрастное и прекрасное лицо шэла Алдион. – Ворожей старый, сожри карки его потроха заживо... Он...

– Прочь, – коротко бросил Крэйн. Проводник отскочил в сторону, пытаясь одновременно кланяться.

– Он пьян, – тихо, чтоб услышал только стоящий рядом Крэйн, бросил Армад. – В нем фасха больше, чем в бочке трактирщика. Уйдем. Ради Ушедших, Крэйн, не доводи дело до резни. Дуэль Орвин, может, и простит, но это уже беспорядки. Лучше одумайся.

– Уже поздно.

– Поздно никогда не бывает. – Старый дружинник осторожно придержал его за плечо. – Калиас, Витор, проверьте! Возможно, ывар...

– Откуда здесь взяться ывару, в таком-то районе? – недовольно проворчал Калиас, но все-таки воткнул эскерт в землю перед порогом и внимательно посмотрел на лезвие.

– Пусто, – сообщил он, извлекая оружие. – Вход свободен. Мы войдем первыми?

Крэйн не удостоил его ответом. Подняв руку в крепком хитиновом наруче, он мощно и коротко ударил в покосившуюся дверь, едва не проделав в ней дыру. Толпа рассыпалась, окружив дом сплошным кольцом, факелы чадили густым дымом, света было достаточно, чтобы увидеть оскалившиеся лица и поднятые стисы. Толпа жаждала развлечения, и она его получила.

Дверь открылась, и на порог вышел человек. Это был раб, на виске чернело свежее, еще покрытое струпьями клеймо, вместо талема на нем был нелепый грязный балахон. Увидев Крэйна, ослепленный, как минуту назад тайлеб-ха факелами, он отшатнулся и попытался юркнуть обратно в дом, но Крэйн был быстрее. Схватив его за руку, он потянул из-за плеча эскерт, и шипящая хитиновая полоса, густо покрытая зазубренными шипами, с хрустом вошла между ключиц и вышла в низу живота. Эскерт оставляет за собой страшные раны – раб умер, даже не успев упасть. Но толпе было все равно, что рвать, сейчас это была стая голодных карков, а не люди – тело в мшовение оказалось в самом центре, неуклюжее, с нелепо болтающимися руками и ногами, как сломанная кукла. От него ничего не осталось еще до того, как Крэйн шагнул внутрь склета. Дружинники, отстраняя лезущих вслед ударами кулаков, двинулись за шэлом, обнажив эскерты.

Внутри было почти темно, пахло старой пылью, протухшей водой и грязью.

Но все эти запахи перебивал один – до рвоты горький, затхлый, напоминающий запах только что освежеванного хегга. Этот запах впивался в легкие, прогрызал их дюжинами крохотных зубов и отдавался в голове глухой мутной болью. Освещало все помещение небольшая масляная лампа в углу, но отсветы факелов уже заплясали на трухлявом деревянном полу, кто-то снаружи уже начал методично крушить хрупкие стены. Внутрь полетела глиняная крошка, покрывавшая доски. Почти одновременно, с сухим немощным хрустом сразу в двух стенах появилось по дыре, достаточно большой, чтобы внутрь можно было просунуть голову.

Убранство склета было под стать внешнему виду – хлипкий невысокий столик, уставленный многочисленными склянками мутного стекла, лежанка в углу, два табурета. Теперь света было достаточно, чтобы разглядеть нехитрое алхимическое оборудование: примитивный перегонный куб, змеевик из жилы карка, несколько старых реторт с отбитыми краями. Странный запах шел от котла, стоящего в центре комнаты. Там, подогреваемая небольшим костром, бурлила и вяло ворочалась какая-то жижа неопределенного цвета.

Время от времени в ней вздувались и опадали пузыри, порождая звуки, похожие на человеческий вздох. А еще был алтарь – небольшая плита, испещренная крошечными, каждый с ноготь размером, символами, похожими на извивающихся уродливых жуков. Кажется, на нем что-то лежало, но Крэйн не заметил, что именно – его внимание привлек хозяин склета.

Он стоял возле котла и смотрел на вошедшего, скрестив руки на груди.

Первое, что бросилось в глаза, – рукоять эскерта за плечом. Эскерт был старый, но еще крепкий, диковинный узор на рукояти – два желтых шнура с четырьмя поперечными красными – был незнаком. «Значит, не одна чернь здесь живет, – подумал Крэйн, делая шаг по направлению к хозяину и стараясь задержать дыхание, чтоб не потерять сознание от ужасного запаха. – Это интересно». Где-то за спиной выстраивались в боевой порядок дружинники, за ними колыхалась едва сдерживаемая толпа, чувствующая запах крови.

– Не подходите, – глухо сказал хозяин, отступая к котлу, но не делая попытки достать эскерт. – Вы пожалеете об этом.

Крэйн с удивлением заметил, что тот не боится. Ворожей оказался не так уж стар, как он представлял, – десятков пять лет, еще крепкий для своего возраста. Да и узловатые руки, выгладывающие из-под чересчур короткого вельта, принадлежали явно не старику. Почему-то запомнились пальцы – расслабленно замершие, узловатые и с неровными пожелтевшими ногтями, похожие на шипы необычного растения. Крэйну на мгновение померещилось, что он и видит перед собой растение, гигантский плод, пустивший корни в гнилом полумраке полуразвалившегося склета. Наверное, дело было в лице – очень уж оно не походило на те лица, которые он обычно видел.

Каждая черта, каждая складка кожи и морщина казались выточенными из обтесанного временем и ываром древесного, с тем лишь отличием, что в дереве, даже высушенном, всегда чувствуется жизнь. Лицо же старика было мертво, щеки смотрелись мясистыми плотными наростами на острых костях черепа, на которых, верно, не было ни щепоти мяса. Даже нос казался высохшим отростком, нелепым сучком, пробившимся откуда-то из центра седой головы. Не лицо, а уродливая маска, застывшая в выражении холодной бесстрастной отстраненности. Глаза, обрамленные редкими короткими ресницами, смотрели сквозь вошедших и были похожи на содержимое котла – в них тоже что-то бродило, какая-то смесь из эмоций, адское варево, в котором взгляд словно тонул, увязал, как хорошо наточенное лезвие во влажных потрохах.

Крэйн почувствовал, как от этого взгляда внутри поднимается затхлая липкая волна отвращения. Старик был хуже любого тайлеб-ха – несчастные, бывшие раньше людьми куски полуживой плоти были отвратительны внешним уродством, пусть и непереносимым, но понимаемым, старик же вызывал отвращение даже не лицом – одной своей позой, одним взглядом, всем.

Вместо испещренного светящимися рунами балахона или мантии, облачения всякого уважающего себя ворожея, этот был облачен в простой вельт, укрепленный несколькими хитиновыми пластинами – хорошая защита от стиса или кейра, но не помеха грамотно направленному шипастому лезвию эскерта.

Крэйн ожидал увидеть окровавленный обелиск, человеческие кости на полу и орошенные кровью стены, но ничего этого не было, была лишь старая пыльная комната и странный старик с холодными глазами.

В любом случае дело надо было кончать быстро – в любую минуту мог подоспеть Орвин со своей дружиной, а это могло обернуться чем угодно.

Крэйн качнул эскертом и, чувствуя горячий ток крови в жилах, подошел еще ближе. В пальцах приятно защекотало, они машинально напряглись, уже готовясь удерживать рвущуюся на свободу тяжелую рукоять.

«Отвратительно, – подумал Крэйн, молча приглядываясь к незнакомцу. – Такому голову снести – позора не оберешься. Ладно бы еще какой-нибудь охмелевший неофит с посохом, а тут старый сумасшедший... Однако, пожалуй, поздно».

Старик не отстранился и не достал оружия. Он по-прежнему смотрел прямо на шэла, и от этого взгляда в груди неприятно холодело, а пальцы казались деревянными. Толпа и верные дружинники исчезли, сейчас весь мир был ограничен этой комнатой и в мире не существовало никого, кроме них двоих.

– Ты ворожил во вред роду Алдион, – сказал Крэйн громко, не отводя от него взгляда и прикидывая, как именно полоснуть эскертом, чтобы покончить с ворожеем одним ударом. – Это карается смертью. Ты умрешь.

Он знал, что голос, послушный его воле, звучит грозно и зычно, как и полагается звучать непреклонному голосу воина рода Алдион, а вся фигура вызывает страх и уважение – ноги немного подогнуты в коленях, ступни напряжены, одна рука заткнута за пояс касса, касаясь оттопыренным пальцем родовой насечки, другая небрежно держит опущенный эскерт. Крэйн отметил, как голоса в толпе стали тише, он знал, что сейчас все взгляды устремлены на него – не на старика, только на него, – и почувствовал удовольствие. В конце концов не самое плохое завершение скучного вечера, особенно если изловчиться и развалить старика пополам одним ударом – раньше когда-то получалось, хоть и давно, слишком мало внимания за последний год уделял тренировкам...

Главное – чтобы получилось красиво и просто. Без падений на колени, слез и раскаяний – такие сцены всегда охлаждают кровь, сдерживают руку.

Крэйн мысленно уже распланировал сцену – шаг вперед, поднять эскерт, потом на выдохе, с упором на левую ногу. Старик отшатывается – надо будет продлить второй шаг, чтоб попасть точно в основание шеи, – из глаз хлещет острая ледяная крошка страха, зрачки расширяются, на них уже падает узкая тень клинка... Размышления Крэйна споткнулись, как спотыкается нога, наткнувшись на лежащую в траве ветвь, покатились кувырком, сметая друг друга. Была какая-то ошибка, что-то он не предусмотрел. Так, еще раз... Эскерт, старик, продленный левый шаг, зрачки, шея... Страх!

Старик не испугался. Показалось, или его губы действительно на мгновение искривились в улыбке? Крэйн постарался уловить исходящий от него знакомый запах страха, едкий и щекотный, запах хорошо знакомый ему с тех пор, как он получил право носить фамильные эскерты его рода. Но его не было.

– Не подходи, шэл Алдион. Не подходи ради собственной жизни. Этот удар может стоить гораздо больше, чем ты думаешь.

Голос у ворожея был глухой и равнодушный, даже ленивый. Словно он разговаривал не с шэлом, а с докучающим беспокойным ребенком.

Крэйн мягко занес эскерт, но на полпути, прежде чем лезвие успело коснуться наплечника касса, вдруг понял, что не сможет ударить. Это ощущение было настолько внезапно и ошеломляюще, что он не сразу осознал его – словно скользкий ледяной червячок одним плавным движением проник в грудь и свился там, крохотный и недосягаемый. Крэйн машинально довел движение до конца, темное острие эскерта уставилось в шею ворожея. И замерло. Верная послушная рука, столько раз без промаха разившая цель, затвердела, и это было настолько неожиданно, что Крэйн почувствовал на лбу холодные капли пота.

Этого не могло быть, но это было – эскерт вместе с рукой превратился в неподатливый нарост на его теле.

Чувствуя, как наростает безмолвное удивление толпы, Крэйн качнул эскертом, словно проверяя, насколько сбалансировано оружие, и с надеждой посмотрел на старика, надеясь уловить в его глазах хоть каплю страха.

Если бы был страх – удар пришелся бы мгновенно, тогда все было бы просто и понятно.

Тщетно. Ему вдруг показалось, что именно старик заносит оружие, а он лишь беспомощно повторяет его действия. Это ощущение было невыносимо, стержень силы и уверенности внутри него дал трещину, наткнувшись на непреодолимое препятствие. Препятствие странное, никогда им не видимое, похожее не столько на крепкую стену, сколько на упругую захлестывающую сеть. И сейчас в этой сети бился он сам, а ворожей смотрел на него и кривил губы, то ли гримасничая, то ли насмехаясь над ним – беспомощным, униженным и оскорбленным. Этим препятствием был странный ворожей.

Медлить было нельзя – это он чувствовал всей кожей, каждой клеткой и каждым напряженным нервом, бить следовало сейчас же, пока не стало слишком поздно.

– Гораздо больше, – повторил старик, и Крэйн понял, чгго прошло всего несколько мгновений, хотя он готов был поклясться, что не меньше минуты.

И волна ярости и позора за себя, беспомощного и слабого, еще недавно кичившегося своей силой, прорвала плотину неуверенности. Крэйн понял, что он должен сделать, и эскерт, послушно прочертив в воздухе петлю, метнулся к ненавистному лицу, к двум прозрачным озерам с пустотой внутри.

Рука ли его ослушалась или в последнюю секунду эскерт наткнулся на хитиновую пластину вельта, но удар пришелся в грудь, тяжелое лезвие беззвучно пропороло ткань и с мягким хрустом вошло между ребрами, отбросив старика к стене, Крэйн попытался выдернуть эскерт, но тот прочно застрял в теле и не поддавался. Старик резко вздохнул, но даже не попытался извлечь лезвие, лишь удивленно посмотрел на стремительно бегущую вниз алую черту. Прижавшись к стене, он медленно сполз на пол.

– Хороший удар... – удивительно, но даже голос его не изменился, хотя легкое, несомненно, было задето. – Хорошо, что это произошло... так.

Крэйн отскочил в сторону, его трясло, непослушные пальцы с трудом поймали пляшущую рукоять с витыми шнурами. Второй эскерт покинул ножны неохотно, сопротивляясь, как экивой. Даже оказавшись на свободе, он дрожал и плясал, отказываясь оставаться в одном положении. Крэйн зарычал и снова подошел к старику, осевшему у стены, намечая завершающий удар. Не суметь с одного удара уложить безоружного – да весь Алдион будет смеяться ему, шэлу, в лицо! Да возможно ли это, или тут действительно ворожба?

– Ты, – старик теперь дышал с трудом, в уголке рта надулась и исчезла крошечная алая капля, несколько секунд ему пришлось промолчать, – завершай.

Ледяные пустые глаза вдруг оказались совсем рядом, и Крэйн почувствовал, как что-то внутри его обмирает, покрывается колючей и острой ледяной коркой. Сердце, только что бившееся ровно и сильно, вдруг провалилось куда-то вниз, в ушах противно зазвенело. Закопченная деревянная стена поплыла перед глазами, лицо старика отошло на задний план, подернулось дымкой и стало полупрозрачным. Крэйн попытался опять разжечь в себе ярость, но вместо этого лишь почувствовал, как лицо окатило чем-то горячим, словно кровь. Ничего не понимая, сбитый с толку, ошарашенный, напуганный, он потянулся к этому лицу, рванулся сквозь призрачную дымку в последнем порыве – увидеть еще раз эти глаза.

Увидеть – и понять.

Тщетно.

Ощущение исчезло мгновенно, туман рассеялся. Осталась только неровно освещенная факелами комната и умирающий старик у стены. Глядя снизу вверх на Крэйна, он молчал, и по узкому острому подбородку стекала густая нитка крови. Ощущения скачком вернулись в норму – Крэйн почувствовал спиной стену, к которой безотчетно прижался кассом, услышал взволнованные голоса дружинников за спиной, увидел разгоряченные, почти лишенные человеческих черт лица с горящими глазами, которые жадно смотрели на него, шэла Алдион, беспомощно стоящего с обнаженным эскертом в руке. От багрового свечения факелов жгло глаза, воздух казался горячим и терпким, он пах кровью и пылью, на все это наслаивался ужасный запах из котла, где все еще бурлила непонятная жидкость. Крэйна замутило, он резко отвернулся от старика и увидел взволнованное лицо Армада.

– Что с тобой, Крэйн? Говорить можешь?

– Ничего. – Голос повиновался ему с трудом. – Я в порядке. Витор!

– Здесь.

– Докончи. Мы идем обратно.

Дружинник поспешно шагнул к старику, нерешительно поднимая собственный эскерт. Крэйн оттолкнул Армада и вышел из склета. Столпившиеся у порога, но не решавшиеся зайти внутрь отхлынули в стороны, освобождая ему дорогу. Показалось, или на лицах их действительно было удивление?

Крэйн молча засунул так и не пригодившийся эскерт в ножны и пошел вперед. Где-то за его спиной раздался тихий шелестящий свист, а затем что-то вроде приглушенного всплеска, словно кто-то кинул крошечный камешек в спокойные и глубокие воды озера. Кажется, был еще скрип, словно чем-то крепким и острым царапали по дереву, но это уже могло ему показаться.

Увидев его, трактирщик вздрогнул и отступил в сторону, пропуская внутрь. Крэйн усмехнулся, ловя его испуганный взгляд, взгляд безвольного жалкого раба, и вошел внутрь, жестом приказав дружинникам остаться снаружи. Сейчас ему не хотелось видеть человеческие лица. Минутная слабость? Возможно. Сейчас ему требуется лишь полный кувшин фасха и одиночество. К счастью, все посетители давно покинули залу, он мог остаться наедине сам с собой. Брезгливо окинув взглядом обломки и черепки на полу, он отыскал чудом уцелевший стол и сел, положив рядом ножны с двумя оставшимися эскертами. Шипастые лезвия, несмотря на ножны из плотной кожи и касс, натирали спину. Ему казалось, словно к спине его приложили две раскаленные полосы. Третий эскерт, покрытый кровью старика и переданный Витором, он не глядя сломал о колено и выбросил около склета.

Смазливая молодая прислужница робко подошла к нему, нерешительно потупив глаза. Даже света оставшихся факелов хватало, чтобы увидеть густой румянец на ее детских еще пухлых щеках.

– Мой шэл... – Она бросила на него взгляд, в котором читались восхищение и преданность. – Что вам угодно? Еще фасха?

Крэйн смотрел на нее и чувствовал, как в нем медленно загорается желание. Стержень внутри него окреп, мир снова стал ясным и простым. Без тумана.

– Нам угодно. – Он поднялся и, обхватив ее вокруг не сформировавшейся еще талии, грубо притянул к себе. В лицо пахнуло каким-то давно забытым теплым запахом. – Но никакого фасха.

Она испуганно забилась в его объятиях, попыталась отстраниться, но он держал крепко, другой рукой рее срывая с нее талем. Она сопротивлялась, сотрясаясь от ужаса и рыданий, но он уже не слышал этого – в ноздри ударил пряный хмелящий аромат, сопротивляться которому было невозможно.

Комната дернулась и упруго поплыла перед глазами.

Трактирщик смотрел на них с другого конца залы, и лицо его было бледно, как глиняные стены.

– Вон! – рявкнул на него Крэйн, открывая дверь в боковую комнату и вталкивая туда сопротивляющуюся девушку. – Кишки выпущу!

Что-то с громким стуком упало на пол. На мгновение отвлекшись, он увидел простую дешевую заколку с тремя прозрачными ракушками.

Но долго смотреть на нее не стал.