"Урод" - читать интересную книгу автора (Соловьев Константин)

ГЛАВА 7 ЗАГОН. ТРИС

Когда Урт достиг зенита, степь стала похожа на огромный диковинный синий гриб, покрытый редкими кляксами лишайника. Она тянулась от одного горизонта к другому, разбивая небосвод на две части и робкие короткие тени прятались в густой трескучей траве.

Трава была везде, она неторопливо шевелилась, покачивалась на волнах пронизывающего холодного ветра, и в тех местах, где ее было особенно много, это походило на неспешное, но сильное течение в широкой реке.

Иногда даже казалось, что шевелящаяся трава поднимает ветер, а не наоборот.

Они шли неровной цепью, не оглядываясь на растворяющийся в голубой дымке город и молча. Лишь изредка кто-нибудь бормотал себе под нос ругательство, когда оступался или натыкался на спрятавшуюся в траве кочку. Мрачное угрюмое молчание затянуло их липкой пеленой, к которой добавлялся сладкий привкус возбуждения и едкий – опасности. Чувство нереальности происходящего захватило Крэйна сразу после выхода из города – лишь окунувшись в огромную кляксу, затянутую густым жирным синим свечением, он почувствовал, как движения приобретают непривычную легкость, а в голове что-то шумит.

– Не они? – Идущий справа от него загонщик наморщил крепкий потный лоб, вглядываясь в даль. – Гляди-ка...

Соседи машинально приподняли оружие, но Стэл, покачивающийся над их головами в седле хегга, пожал плечами.

– Деревья. Если будут карки – Тигир их обгонит и свистнет.

Хегг был паршивый. Хоть и не старый, но из чахлого выводка, сразу видно, что не помощник настоящему воину – хитиновый панцирь сероватый, словно затянутый тонкой пленкой мха, сегменты передних лап искривлены и тонковаты в суставах, движения беспорядочны и неуверенны. Лучшего хегга, одного из двух, выданных дружинниками, забрал себе Тигир. Спорить с ним никто не стал.

– Ага, свистнет... – Кто-то на противоположном краю шеренги сплюнул под ноги, сухо треснула тонкая трава. – Ты, брат, еще не видел, как карк несется. Куда там хеггу – догонит и по земле размажет, как твоя баба личинку шууя скалкой. Да и всадника сдернуть ему...

– Тише. – Стэл махнул рукой. – У Тигира опыт. У него таких загонов, может, больше, чем у тебя Эно на счету.

– Не больше, – неожиданно для себя сказал Крэйн. Слова вырвались из него легко и без сопротивления, как продолжение хлестнувшего в спину ветра. К сожалению, достаточно громко. – Опыт у него есть, но немного.

Соседи переглянулись. Высмеивать новичка никто бы не взялся, лишь Стэл презрительно хмыкнул, выражая свое отношение к заносчивому шеерезу, который мало того, что не погнушался пустить кровь на глазах у дружины, так еще и берется рассуждать о главном загонщике.

– Доводилось загонять? – уважительно нагнув голову, с интересом спросил другой сосед, невысокий жилистый старик.

– Бывало, – нехотя ответил Крэйн, отворачиваясь и делая вид, что всматривается в степь.

– И чего?

– Так.

Крэйн не стал ему говорить о том, что про охоту на карков он знал не понаслышке. Не стал говорить и то, что лишь самоубийца осмелится перекрыть дорогу испуганным каркам, тем более целому выводку. И уж подавно не вспомнил, что осталось от половины дружины Лата, когда они с братом, еще в молодости, вздумали притравить небольшой выводок под Алдионом.

Некоторое время загонщики ждали его слов, ветер ловко задувал затянувшуюся паузу.

– Как по мне, так Тигир – это парень какой надо, – сказал наконец старик. – Сразу видно, что и сам на колья не полезет и людей не поведет. Что хорошо – осторожный, с понятием. Ну и храбрости не занимать...

– Настоящий загонщик. – Стал покосился на молчащего Крэйна. – Не то что сброд всякий... Такой и добычу найдет, и отряд выведет целехоньким. Как по мне, так лучшего загонщика и не надо.

Крэйн поднял голову, посмотрел ему в лицо и опять отвернулся.

Мальчишка. Наверняка вчерашний подмастырок или разводчик шууев – сразу видно, что крепкий, но крепость это не воина, хищная и жилистая, а домашнего крепыша – вон как мясо выпирает... Не иначе решил покинуть родной склет, заработать шрамов на всю жизнь, чтоб потом гордо и степенно, как и полагается настоящему воину, обводить их рукой во время трактирных гулянок. Какое-то мгновение Крэйн почти разомкнул губы, но сдержался, отгоняя бессмысленный и глупый порыв. Зачем говорить мальчишке, что его ждет? Если хочет посмотреть, как все это происходит по-взрослому – наверняка увидит этим Уртом. И трижды возблагодарит всех Ушедших, если вернется хотя бы с половиной рук и ног.

Сам Крэйн за все двадцать лет не получил ни одной раны, кроме той, что досталась ему зазубренным кейром под Алдионом. И именно она сейчас беспокоила его больше всего. При каждом движении рубец напоминал о себе зигзагообразным огненным ручьем, который брал начало у левой ключицы и извивался почти до самого бедра. Боль была терпима, Крэйн знал, как вытеснить ее из головы, но в бою даже такая мелочь может стоить жизни.

Если в решающий момент рана вдруг разойдется... Крэйн непроизвольно коснулся пальцами груди и ощутил под ветхой тканью что-то мокрое. «Это опасно, – равнодушно отметил чей-то чужой голос у него в голове. – Ты можешь умереть сегодня». Но голос этот звучал глухо, и Крэйн без особого труда заставил его замолчать. Выводок карков навстречу... Ушедшие, ему понадобится все его умение.

– ... ха, вельт какой, стис давно нужно новый справить, – Вслух перечислял кто-то из загонщиков. Не иначе прикидывал, на что потратить вырученные за Урт деньги. Голос у него был мягкий и текучий, как сироп туэ, даже злые быстрые глаза уличного оборванца затуманились. Остальные загонщики стали улыбаться – то ли наивности своего товарища, то ли сами прикидывали, как разживутся с пригоршней сер. Никто из них не травил до этого карков и уж подавно мало кто слышал, как шипят в Урте черные гибкие хлысты и с каким треском лопается кость. Они были всего лишь чернью, понадеявшейся ухватить сладкий кусок. В их желании боя не было той самой благородной заточки воинов, которая отличает обычного человека от чистого и горького безумия настоящего бойца.

Стэл выпрямился в седле и напрягся.

– Кажется... – Он нерешительно осекся. – Тигир... Там.

– Едет! – рявкнул кто-то. – Вон, вон, впереди!..

Шеренга остановилась, резко, словно под ногами обнаружился скрывавшийся в траве глубокий ров, кто-то подался назад. Крэйн всмотрелся и действительно увидел где-то далеко впереди крошечную точку.

Еще мгновение назад она выглядела словно неподвижное одинокое дерево, но сейчас стремительно приближалась, вырастая в размерах. Обманчиво медлительная в движениях, она казалась вяло барахтающейся в синем сиропе мухой.

Старик-загонщик глубоко и медленно вздохнул, переводя взгляд с копья на собственные руки, остальные поспешно выставляли оружие. На их лицах выражение ожидания растворялось в предвкушении битвы, кто-то натужно не по-настоящему рассмеялся.

– Скачет! Загнал!

– Всем спокойно, – крикнул Стэл, стараясь развернуть хегга боком. Но дрожь голоса передалась его рукам, и животное, безразлично уставившись вперед двумя фасеточными полусферами глаз, в которых отражалось два Урта, семенило на месте. – Вытянуться в порядок!

– Да молчи ты... – буркнул кто-то. – И без тебя разберемся. Порядок...

– Молчать! Стэл, не слушай... Давайте, бродяги, живее!

– Куда?..

– Бестолочь, нам же развернуться надо!

Стэла слушались, но с подчеркнутой медлительностью, презрительно отводя взгляд – все-таки среди этих прожженных бродяг, убийц и бездомных он был молод и неопытен.

Свист Тигира долетел до них раньше, чем тот подскакал на этель. Этот звук, тонкий и вибрирующий, стеганул кнутом по напряженным нервам, он был таким же неживым и холодным, как и льющийся с неба синий свет.

Отталкивая друг друга и громко дыша, загонщики кое-как выстроились в линию, смотрящую в сторону Тигира, Стэл двигался с боку, подгоняя запаздывающих и взволнованно бросая взгляды в степь. На лице выступил крупный пот, глаза казались большими и черными. Не обращая на него внимания, Крэйн отбросил с головы капюшон, чтобы тот не закрывал поле зрения, и занял свое место. В самом конце строя, с таким расчетом, чтобы от его правого плеча до соседа было не меньше трех шагов. Он знал, что в случае чего успеет прикрыться им. Кажется, сосед это понял – в его быстро бегающих глазах беспомощность сменилась яростью загнанного в угол зверя. Но, почувствовав на себе всю тяжесть холодного взгляда Крэйна, он безропотно промолчал, делая вид, что ничего не заметил. Даже перед лицом приближающейся из степи смерти он был слишком труслив, чтобы воспользоваться своим шансом. А ведь будь на месте Крэйна какой-нибудь хиляк – оттолкнул бы не глядя...

– Идут! – крикнул Стэл. – Готовься!

– Сам готовься!.. – огрызнулись из строя. – Смотри, чтоб первым не лег.

Главный загонщик отряда беспомощно оглянулся, ища поддержки, но был вынужден сделать вид, будто ничего не слышал. «Наверняка он представлял себе все это иначе, – хмыкнул Крэйн, разминая мышцы рук. – Равнина, замерший ряд воинов, бесстрашно глядящих на врага, и он сам, возвышающийся впереди всех на хегге – статный, оглядывающий свое воинство, готовый к битве... А на самом деле получилось не красиво и возвышенно, а обычно и страшно. Синяя степь, колышущаяся зарослями сухой травы, дующая в лицо холодным ветром невидимой пока смерти, грязные напряженные лица со злостью и страхом в глазах, непокорный хегг, бесцельно взрывающий острыми лапами землю.

– Карки! Карки! Ребята, и...

Они появились бесшумно и неожиданно, как черные грозовые облака посреди ясного Эно. Даже Крэйн, напряженно вглядывающийся в степь, заметил их, лишь когда до строя оставалось не больше четверти этеля.

Кто-то вскрикнул, сухо треснул в ослабевших пальцах хитин. Карки шли прямо на них, и полное отсутствие звуков, не считая шелеста ветра в траве, придавало этой безумной картине ощущение нереальности.

Карков было не меньше пяти, их размытые зыбкие силуэты казались ожившей разумной частью самого Урта, а ветер, несший их на своих крыльях, – их дыханием. Они были небольшими, каждый не выше половины человеческого тела, неисчислимое количество вьющихся вокруг них хлыстов казалось подобием дергающейся паутины из толстых нитей. Хлысты двигались на первый взгляд хаотично, то врываясь в землю, то беззвучно рассекая воздух и спутываясь между собой, но Крэйн знал, что даже самый конец такого хлыста на излете может разломить человека пополам, даже в кассе.

«Они напуганы, – сказал он самому себе, чувствуя в груди зарождающийся холод и отводя назад руку с непривычно тяжелым кейром. – Они несутся не разбирая дороги и не обращая внимания на посторонних. Они слабее тебя, помни это».

Рефлексы воина заставили тело пригнуться, отвести тяжесть на отставленную назад ногу, свободная рука прижалась локтем к ребрам.

Чувствуя неудобную острую рукоять оружия, Крэйн смотрел на приближающихся карков и чувствовал себя удивительно спокойно и легко, впервые с тех пор, как он покинул Алдион.

А потом прислушиваться к себе стало некогда, потому что черная смерть, в последний раз отразившись под Уртом, обрушилась на отряд.

Первое, что он услышал, – треск. Вначале ему даже показалось, что это трещит трава под хлыстами карков, и лишь с некоторым опозданием, когда в лицо дохнуло ветром и чужим горьким приторным запахом, понял, что трава не может трещать так громко.

– Аы-ы-ы... – захлебнулся кто-то впереди, ломаясь пополам. Приняв на себя удар упругой волны, строй качнулся в сторону, двое или трое упали, нелепо взмахнув копьями. Встать они не успели – черная волна захлестнула их водоворотом гибких теней и прокатилась дальше, оставив за собой судорожно трепещущие комки бесформенной плоти.

Стэл рассчитал почти правильно – карки лишь мазанули по первым в строю и прошли вперед, подставляя беззащитные бока. Их колышущиеся тела, похожие на продолговатые наполненные под завязку бурдюки, текли по земле. Опьяненные кровью и страхом люди бросились на них, сжимая кейры.

Крэйн видел, как от одного удара в траву упало сразу два хлыста, карк покачнулся и рухнул на бок, бесшумно, как и двигался. Загонщики бросились на него, как мелкие хищные насекомые, их было слишком много, чтобы передние смогли отскочить – хлысты сухо щелкнули и кто-то тонко закричал, тщетно пытаясь пробиться обратно. Урт стал густым, наполнился звуками.

Все смешалось – перед глазами плыл хаотический водоворот, в котором слились залитая синим светом трава, людские спины и взлетающие над головами длинные свистящие тени. Звук смешался с цветом, а верх с низом, осталось только горячее дыхание боя и человеческие крики.

Рухнувший карк, шедший вторым, перегородил дорогу остальным – еще один с влажным хрустом врезался в него сзади и тоже опрокинулся, беспомощно цепляясь за траву многочисленными бешено работающими хлыстами, последний свернул в сторону. Первый прорвался сквозь строй – уже не вытянувшийся вооруженный ряд, а гигантскую копошащуюся человеческую кучу, – потеряв несколько лап, но достаточно быстро, чтобы оказаться перед Крэйном. Крэйн легко шагнул в сторону, освобождая дорогу черной туше, и четко, как будто отрабатывая удары на площадке в тор-склете, одним движением снес топорщащийся гибкий хлыст. Карк вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от боли, воздух перед лицом Крэйна сухо щелкнул множеством хлыстов.

Крэйн отпрыгнул и нанес еще один удар. Сосед, тот самый, который его прикрывал, осмелел и ткнул в черный бок копьем, острие почти без сопротивления ушло глубоко в тело и завязло, инерция вырвала из рук загонщика оружие. Пробежав десяток шагов с копьем в боку, карк забился на месте, зашелестела посеченная трава, подымающаяся клочьями высоко в воздух. Сбившись с пути, карк двинулся обратно, не замечая окруживших его людей. Движения его казались вялыми, и Стэл, наклонившись на хегге, занес кейр, забыв про наставления Тигира.

Его хегг был слишком медлителен, а сам он – слишком опьянен боем, чтобы вовремя уклониться – не успел он распрямиться в седле, как черная гибкая тень хлестнула вслед за ним, и молодой загонщик, удивленно вскрикнув, выронил кейр и схватился двумя руками за спину. Лишившийся доброй половины туловища хегг стал заваливаться на бок, и Стэл после тщетной попытки его удержать, рухнул куда-то в траву.

– Назад! – рявкнул Крэйн, хватая ближайшего загонщика за твердое острое плечо. – Не подходи!

Загонщик заворчал, поворачивая тощее бледное лицо, глаза лихорадочно прыгали. Крэйн отвесил ему пощечину, такую, что незадачливый охотник отлетел в сторону.

– Близко не подходить! Убьет!

Еще один загонщик рискнул подскочить к потерявшему подвижность карку с копьем в руках. Первый хлыст щелкнул высоко над головой, а второй снес половину копья вместе с несколькими пальцами. Загонщик взвыл, но успел воткнуть копье и даже отскочить, чудом уходя от еще нескольких хлыстов, чертящих в небе причудливые беспорядочные кривые.

Один из замыкающих карков сумел подняться и бросился в степь, вслед ему полетели копья и проклятия. Голоса людей, до этого казавшиеся мокрыми и набухшими от пропитавших их ненависти и страха, зазвенели, как потревоженные хитиновые острия.

– Руби! Бей! А-а-а-ахх...

– Того...

– Рядом!

– Н-на!..

Голоса заглушали треск травы и хруст входящих в податливые тела копий.

– Невер, назад! Кому гово...

– Руби! Руби его! Уйдет!

Крэйн не чувствовал ярости, он дышал потным хлещущим в лицо воздухом боя, и движения его, отточенные и стремительные, были смертоносны. Тело повиновалось легко и послушно, иногда Крэйну даже казалось, что он сам не наносит удары, а лишь смотрит за ними со стороны. Ему не мешали – остальные загонщики не делали попытки вторгнуться в звенящий невидимый купол смерти, откуда невозможно было выйти живым.

Потеряв еще три лапы, карк попытался сдвинуться с места, но момент был упущен – сразу двое загонщиков прыгнули к нему сзади, занося копья. Он еще пытался дернуться, но движения его утратили стремительность. Только один хлыст попал в цель, но удар был слишком слаб, он оставил лишь глубокую кровоточащую борозду в теле. Спокойно и без спешки Крэйн поднял с земли оброненное кем-то копье и, размахнувшись, вогнал его почти на добрую половину в извивающееся упругое черное тело. Карк выгнулся, так, что уцелевшие лапы поднялись почти вертикально вверх, перекатился на бок и, издав тихий переливчатый треск, похожий на свист, замер.

Оставшийся карк сопротивлялся недолго, его одолели без помощи Крэйна.

Загонщики метали копья и секли хлысты, оказавшиеся на границе досягаемости, самые смелые подходили ближе и рубили под корень, рискуя жизнью. Агонизирующий карк, бьющийся на земле как огромный виг, щелкал хлыстами, тщетно пытаясь достать своих мучителей, но они нападали с разных сторон, сразу же отскакивая, у них уже был опыт. Люди бросались на него раз за разом и упругие мягкие бока покрывались густыми зеленоватыми потеками.

– Не наглей! – кричал где-то сзади подоспевший Тигир, уже соскочивший с хегга. – Бей там, где поменьше... Глин, не так близко! Да не разрубите же вы его в лохмотья!..

Крэйн смотрел за бойней со стороны, прижав ладонь к животу. Опасения подтвердились, рубец разошелся, но крови пока было немного.

– Ранен? – уважительно тихо спросил у него кто-то из загонщиков, косясь на алую капель, испещрившую штаны и траву вокруг ног.

– Задело, – коротко ответил Крэйн. – Слишком близко подошел.

Расспрашивать его не стали, теперь его не просто боялись, его уважали.

Столпившись небольшой кучкой, загонщики смотрели, как их товарищи, яростно крича, наносили все новые и новые удары по едва шевелившейся туше. Несмотря на сладкий огонь боя в крови, лишний раз соваться под смертоносные хлысты не хотелось никому. Кроме того, они не были воинами и знали, что деньги за каждого карка делятся на весь отряд. Так к чему рисковать?..

Бойня кончилась внезапно – загонщики перестали наносить удары, и неожиданно оказалось, что туша карка лежит неподвижно, лишь тонкие сегментные усики едва заметно дрожат, то ли аккомпанируя угасающей жизни хищника, то ли просто подчиняясь порывам степного ветра.

Погонщики, не выпуская из рук копий и кейров, отошли на шаг от добычи и переглянулись. На их лицах, грязных и покрытых засохшими багровыми и коричневыми потеками, появились несмелые улыбки.

– Дурачье... – Тигир раздраженно пробрался сквозь толпу, коротко пнул поверженного карка сапогом. Звук удара был глухим и вибрирующим. – Покрошили как тангу для салата. Да на нем целого места нет!

Загонщики молчали, виновато косясь на оружие в руках. Тигир махнул рукой.

– Ладно, уже поздно. Каюр, что с людьми?

– Трое, – вздохнул худой человек в лохмотьях и с переломанным надвое кейром на плече. – Да еще Батх без пальцев, а кому-то ухо оторвало.

– Вжить – как оторвало! – подтвердил кто-то гнусаво, прижимая к голове грязную тряпку. – Не успел подойти, как чуть полморды не оторвало начисто.

– Не смертельно, – усмехнулся Тигир, оглядывая свое воинство, – пальцев у вас еще много, а уж уши и подавно не нужны. Что ж, выходит трое человек на двух карков. С таким успехом вы сами подохнете, прежде чем наберете сер на кувшин фасха. Итого выходит у нас за Урт два десятка сер, да поделить на десяток с половиной уцелевших...

– Тигир, там Стэл лежит, – кто-то, протолкавшись к командиру, осторожно коснулся его плеча. – В заросли упал. Стонет.

– Стэл?.. Сильно его задело?

– Хегга егойного почти надвое посекло, а сам вродь как живой... Мясо с кости срезало.

– Живой, живой, – радостно подтвердил кто-то. – Десятка три Эно полежит и снова пойдет.

Трое человек принесли на импровизированных носилках из рваных плащей Стэла. Молодой загонщик был бледен, как небо заката, лицо его казалось истощенным, а кожа на скулах словно прилипла к костям, но старался улыбаться и выглядел сносно.

– Ивх... – Он с трудом перевел дыхание. – Прости, Тигир. Подвел, знаю.

На командира он смотрел с ясной улыбкой и какой-то гордостью. Тигир осторожно, закусив губу, приподнял край ткани, закрывавшей широкую рану на спине, покачал головой.

– Выживет, – сказал он тихо, ни к кому не обращаясь. – Действительно, десятка три Эно.

Кажется, тень удара упала на лицо Стэла – в последнее мгновение глаза его казались потемневшими. А потом он захрипел, царапая пальцами грудь, конвульсивно содрогнулся и, перевернувшись на бок, умер.

– Три десятка Эно... – повторил Тигир глухо, вытирая широкое хитиновое лезвие о траву. – А то и больше. Бедный Стэл. Когда-нибудь из него бы вышел добрый командир...

Потрясенные загонщики молча смотрели на него, такой поступок не укладывался даже в их сознании.

– Зачем?.. – скорее выдохнул, чем спросил кто-то. Тигир даже не посмотрел в его сторону.

– Двадцать сер, – сказал он просто. – А нас здесь десять да шесть. Итого на каждого выходит по... серу с четвертью. Хорошая цена для первого Урта, когда трое уже не увидят города?.. Мне кажется, не очень. Вы загонщики, а не приманка для карков. Загонщиков должно быть и много, и мало: много – чтобы бить добычу, мало – чтобы не протянуть с голода ноги. Слабые выходят первыми, каждый раз, когда кто-нибудь из вас захочет спасти жизнь тяжелораненого, подумайте о том, что еще много Уртов вам придется рисковать собственной шкурой, которую в любой момент могут порезать на ремни, но рисковать не за себя, а за него. За то, что он будет валяться в теплом шалхе, дуть фасх и получать заработанные вашей кровью деньги.

Ему ответили одобрительным ворчанием, загонщики стали собирать оружие и расходиться, образуя небольшие группки. Тигир с минуту молча смотрел на них, потом подошел к Крэйну. Тот стоял в стороне от других, в отряде не оказалось никого, осмелившегося нарушить его одиночество. Поэтому они оказались наедине.

– Хороший удар, – Тигир кивнул ему, сел на землю, чтобы перешнуровать сапог. – Яж говорил – такую силу за десять этелей чую. Не мягчи только – нам за этот Урт еще карков десять надо набить, если не хотим жрать гнилой олм. И смотри, насчет помощника я говорил серьезно. Если хочешь...

– Не хочу. – Крэйн сел рядом. – Но спасибо, что предложил.

– Твое дело. Не бойся, дружинникам до тебя не добраться. Наш покровитель выбьет для нас неприкосновенность у шэла, ты даже не представляешь, сколько сейчас будут стоить свежие карки... А стражникам на нас плевать – они считают загонщиков сбродом, но никогда не наглеют.

Их можно понять, потому что загонщики – это действительно сброд, только сброд самый опасный, из тех людей, которых злость и страх заставили взять в руки оружие. Из таких людей через некоторое время получаются хорошие бойцы... Если бы не их тяга резать друг другу шеи. Следи за своей спиной и не позволяй языку сболтнуть большего, чем стоило бы, вот и все. А стража пусть тебя не беспокоит – еще и не такие шеерезы находили убежище в отрядах.

– Почему ты думаешь, что меня беспокоит стража?

– Ух ты, даже лицо не изменилось. – Тигир улыбнулся, поцокал языком. – Ладно тебе, я-то не выдам. У меня есть честь, да и держать такого бойца в отряде – дело ладное. Нет, стражникам я тебя не отдам. А почему беспокоит... Видно.

– Серьезно? – спросил Крэйн.

– Видно каждому, у кого глаз смотрит туда, куда следует, – уклончиво ответил Тигир. – Обычному чужаку в лохмотьях неоткуда знать приемы, которым учат в тор-склете.

– Почему тор-склет?.. – Крэйн приподнял левое плечо, чтобы ткань скрыла лезвие кейра. Кейр – не стис, на короткой дистанции он не по руке, но этого должно хватить. Главное – бить сразу в горло. Загонщики не удивятся, за этот Урт они видели достаточно крови, чтобы потерять контроль над собой. Возможно, кое-кто из них захочет поквитаться за вожака – иногда деньги толкают гораздо на большее, чем смелость, – тогда остается одно...

– Я видел твои удары, – пояснил Тигир, зашнуровывая сапог и не подозревая о прячущемся в локте от него лезвии. – Ты работал кейром, но приемы-то были поставлены под эскерт. Мне не один Эно, я успел насмотреться на многое. А драться на эскертах учат только в тор-склете. Поэтому я все-таки думаю, что дружинник. И это единственное, что я думаю, поскольку думать больше мне нет нужды. Для меня не имеет значения, сколько ты шлялся и что случилось с твоим хозяином, пока ты нужен мне, ты в безопасности. Если не хочешь привлекать внимание и становиться помощником – будь обычным загонщиком, воля твоя. А кто ты и что тебе надо – меня не интересует. Понял?

Крэйн не сдержал усмешки. Тигир этого не заметил – в этот момент он как раз наклонился, туго затягивая толстые кожаные шнурки. Не заметил он и короткого бесшумного движения, когда кейр, омывшись голубой волной Урта, скрылся за поясом. Дружинник? Что ж, это не самая плохая версия.

– Хорошо.

– Надеюсь, по поводу спины тоже понял. Ты, кажется, достаточно умен, чтобы понимать – чем больше разницы между тобой и ними, тем больше вероятность, что очередной направленный тебе в спину удар ты отразить не успеешь. Не спорь, Крэйн. Я знаю этих людей, я имею с ними дело в течение очень многих Эно. Будь как все, держись равным среди равных. Тут речь не о твоем прошлом, до которого мне нет дела, тут речь о твоей жизни. Запомни: толпа не любит чужаков.

– Я это уже заметил.

– Значит, плохо заметил. – Тигир устало хлопнул ладонью по штанине, выбивая пыль. – Уничтожают непохожих, тех, кто выделяется. Не бойся прослыть ладным бойцом, это как раз путь к уважению и почитанию, бойся стать одиночкой. Одиночки не живут, парень. Разумеешь?..

– Брось. – Крэйн резко хлопнул его по плечу, выпрямился, сидя во весь рост, и расправил плечи. Но его взгляд, тот самый, натыкаясь на который бледнели и становились ниже ростом слуги из тор-склета и жители Алдиона, оказался бесполезен против мягких, с прищуром зеленоватых глаз старшего загонщика. – Ты играешь роль старого, умудренного жизнью мудреца, который наставляет подмастырка. Тигир, я не ребенок. Ты знаешь и умеешь много, но, поверь, этого мало, чтобы смотреть на меня как на несмышленого дуралея, который не нюхал жизни.

– Как запел... – Тигир коротко хохотнул. – Вот оно, полезло... Говорил же – дружинник.

– Я серьезен.

– Думаешь, я нет? Нет, дорогой Крэйн, я тоже даже более чем серьезен. Для человека, не желающего привлекать к себе внимания, ты служишь мишенью для слишком большого количества взглядов. Посмотри на себя. Ты двигаешься не так как все, даже твоя осанка выдает тебя с головой. То, как ты смотришь, как говоришь... Это должно пройти со временем, но пока, парень, это не прошло. Поэтому, если не хочешь навлечь бед на себя и на мой отряд, лучше следуй моим советам.

Крэйну стоило большого труда сдержаться и не влепить этому хитро щурящемуся наглецу пощечину.

– Для человека, столь легко раздающего такие советы, ты сам достаточно выделяешь из толпы.

– Я не выделяюсь, – серьезно сказал Тигир. – Я и есть толпа. Точнее, ее проявление. Я думаю, как все, и действую, как все. Я ее часть, как маленькая личинка является крохотной частью лужи ывара. Сохранить себя можно лишь признанием собственного отсутствия. Я согласен быть никем среди толпы, именно поэтому я остаюсь старшим загонщиком Тигиром, человеком достаточно уважаемым в Трисе, чтобы не кончить жизнь в каморке аулу. Нельзя жить в дерьме и считать себя цветком туэ.

– Стэл.

– Он тут ни при чем. – Тигир пожал плечами. – Мне нужен был пример. Чтобы остальные испугались и поняли, что шутить со мной не стоит. Парень подходил лучше других, вот и вся его беда. Лучший способ заставить такую свору повиноваться – запугать ее. А внушить страх этим грязным голодным отбросам, полжизни проведших на задворках города, можно только одним путем – безразличием. Можешь взять два кейра и порубить десять человек, но рано или поздно на глухой темной улице твоя спина найдет свой артак. Нет, единственный путь внушить им уважение – показать, насколько мало стоит для тебя жизнь. Твоя и чужая. Когда ты научишься убивать безразлично, холодным росчерком лезвия, ты станешь неприкасаем.

– Интересная мысль. Твоя?

– Не только. Помнишь, как ты сам уделал человека у вала?..

Крэйн не стал говорить, что для того удара ему не требовалось напускать на себя безразличие. Он всего лишь стер с земли гнилостный смердящий комок плоти, по ошибке считаемый человеком.

Тигир не дал ему ответить.

– Пошли. Я оставил за старшего Стара, а он парень молодой, еще выкинет чего... Теперь загонять будем мы. До рассвета Эно нам надо забить еще десяток. Давай поднимайся, времени у нас немного.

В тот Урт удача следовала за ними. Они накрыли небольшой выводок молодых карков почти сразу же, и на этот раз добыча была весомей. Молодые хищники, нелепо вихляя гибкими телами, неслись прямо на копья, удары их хлыстов лишили несколько загонщиков пальцев, но и только. Погибший был лишь один – он слишком рано наклонился к упавшему карку, считая того уже умершим. Карк, лишь оцепеневший от боли, взмахнул сразу всеми щупальцами-хлыстами. После боя загонщикам пришлось потратить порядочно времени, чтобы собрать все, что осталось от неудачливого охотника.

Крэйн бежал вместе со всеми загонщиками отряда, потрясая над головой оружием, хлопая руками по бокам и издавая крики. Но слова Тигира, сказанные во время короткой минуты отдыха, не имели к этому никакого отношения – просто волна всеобщего безумия, захлестнувшая людей и заставившая их бежать сквозь синюю степь и кричать, выплескивая в воздух все накопившееся напряжение недолгой битвы, страх, ненависть и надежду, коснулась и его.

Он бежал, какое-то мгновение полностью слившись с оглушительно визжащим и рокочущим комом человеческих тел, выплескивая из себя рваные нечеловеческие звуки. Поддавшись единому порыву, загонщики в тот момент сами казались стаей обезумевших животных, они бежали и кричали, и размахивали оружием до тех пор, пока не стали падать от изнеможения прямо на землю и впереди не появилась высокая фигура Тигира, машущая руками.

– Добыча, – осклабился тот, потрясая над головой двумя отрубленными под корень хлыстами. – Пятеро наши! Одного упустили, но подранок – далеко не уйдет...

Наваждение закончилось, Крэйн без сил опустился на траву и, чувствуя кожей слизкую пронизывающую прохладу рассвета Эно, впервые подумал о том, что может уже никогда в жизни не увидеть Алдиона. Картина, стоявшая у него перед глазами, была настолько отталкивающа, невероятна и несовместима со всеми воспоминаниями прошлой жизни, что высокие стены Алдиона и башни тор-склета впервые подернулись полупрозрачной дымкой.

Они были далеко и, глядя на потных, уставших, вымотанных до предела людей в грязных лохмотьях, лежащих кто где, побросав оружие, Крэйн с неожиданно накатившей щемящей тоской, похожей на холодные предрассветные лучи, вдруг понял, что мир, порождением которого был он сам, может навсегда исчезнуть. И останутся только эти грязные уродливые морды, затхлый запах от мочи и крови на лохмотьях. Мысль эта, пронзившая его по позвоночнику длинной зазубренной иглой, была настолько проста и в то же время невероятна, что подавленное тело оцепенело, и Крэйн не отреагировал даже тогда, когда кто-то из загонщиков похлопал его по плечу, проходя мимо.

Деньги они получили сполна, восемь сер на всех, да по одному каждому – новых, с не стершимся еще гербом Триса. На всех не делилось и остаток Тигир ссыпал в свой тулес, спорить с ним никто не стал. Деньги, причитавшиеся погибшим, без спора разделили промеж остальными.

Вымотанные загонщики с побледневшими лицами разбрелись, как только Тигир с ними расплатился, большая их, не теряя времени, направилась в трактир.

– Стой, – бросил Тигир Крэйну, когда тот собирался ходить, и придержал его за плечо. – Это тебе.

В подставленную ладонь скатилось пять кубышков. Тигир подмигнул.

– Это что?

– Привесок. Наниматель был доволен сегодняшней охотой и накинул еще десятку поверх. Восемь карков за Урт – это неплохой итог, а наш хозяин, вероятно, решил немного подкормить свору... Хотя бы до конца сезона.

Крэйн зажал деньги в кулаке. Острые грани сер резали кожу, но их прикосновение было приятно. А ведь немногим ранее эти жалкие крохи способны были разве что вызвать презрительную улыбку на его лице.

– А ты решил подкормить меня?

Узкое хитрое лицо Тигира разошлось в широкой белозубой улыбке, обрамленной узкой полоской розовых губ.

– Хороших людей стоит подкармливать, парень. Смотри, останешься со мной до конца сезона – получишь в сотню раз больше.

– Думаешь, я буду участвовать и дальше?

– Вижу. Ты не из тех, кто ищет полдесятка сер на кувшин фасха. Оставайся загонщиком и вряд ли пожалеешь. На рассвете Урта – опять возле вала. Приходи.

– Я подумаю.

– Ну так думай.

Тигир повернулся и неторопливо зашагал куда-то к центру. Крэйн остался один.

Лекарь встретил его без удивления, лишь приподнял тонкую острую бровь.

– Нагулял ума, бродяга?

Вместо ответа Крэйн высыпал деньги на стол. Не теряя времени, лекарь достал несколько невысоких толстогорлых бутылочек из дешевого темного стекла и, вынув деревянные затычки, принялся осторожно смешивать их содержимое в неглубокой мисочке, наполняя воздух глубоким тревожным запахом, в котором было что-то от запаха травы. Крэйн следил за его действиями молча, машинально теребя нарывы на лице.

Смесь оказалась отвратительной. Щеку залило жидким огнем, кожа, казалось, стала съеживаться.

– Печет? – без всякой жалости спросил лекарь, глядя на него сверху и набирая специальной лопаточкой новую порцию мази. – Это нормально. Если бы излечение болезни было бы всегда приятно, у меня в пациентах был бы весь город. Терпи.

Крэйн терпел, хотя от боли темнело перед глазами. Окончив процедуру, лекарь закрыл свои бутылочки и вытер чистой тряпицей инструмент.

– Приходи через два Эно, – сказал он. – Оплата та же. Думаю, понадобится не меньше десяти раз.

Крэйн смолчал, стиснув зубы. Десять раз! Но Ушедшие, если у него снова будет человеческое лицо...

– Я приду.

Забравшись в пустой колодец, Крэйн уснул. Во сне к нему снова явился ворожей. Он скалился, обнажая кривые мелкие зубы, и взгляд его казался мертвым, лишенным жизни, как потрескавшаяся глина в русле пересохшего ручья. Волосы, бесцветные и казавшиеся сухими волокнами дерева, спадали на его лицо двумя широкими волнами. Крэйн не помнил, что происходило во сне, но проснулся он покрытый холодным липким потом, а сердце сдавленно и натужно стучало. Ворожей преследовал его даже после смерти.

– Ты меня не достанешь, – сказал Крэйн ему сквозь зубы. – Я вылечусь. А ты – всего лишь жалкий вздор.

После уверений лекаря, который считал настигшую его напасть хоть и тяжелой, но все-таки болезнью, не имеющей ничего общего ни с ворожбой, ни с проклятиями, в это верилось сильнее. События далекого Урта в хлипком склете старика утратили четкость, покрылись твердой коростой, сквозь которую уже не так отчетливо слышался скрип царапающего доски пола лезвия. Даже лицо ворожея, которое, как казалось Крэйну, врезалось в его память намертво, постепенно забывалось, от него остались лишь зыбкие контуры, нечеткие, как тяжелый утренний туман. Но взгляд сумасшедшего старика все не забывался, рождая при каждом воспоминании неприятную тягучую дрожь внутри. За всю свою жизнь Крэйн не боялся никого, много раз ему приходилось быть на полулокоть от смерти, но он чувствовал, что если бы судьба позволила ему переиграть тот Урт, из-за которого он сейчас, грязный, ободранный и голодный сидит в пересохшем колодце в чужом городе, он бы покинул проклятый склет со всей скоростью, на которую был бы способен хегг.

– Я вылечусь, – повторил Крэйн. Отряхнув от пыли зловонный ветхий плащ, он набросил его на плечи, сзади за пояс сунул свой небогатый арсенал – скверный обломанный стис и щербатый кейр, на котором еще чернела засохшая корка крови карка. Очень хотелось есть, желудок казался огромной, пышущей голодом и жаром дырой, от сна на холодной земле ныли кости. Но Крэйн, ни мгновения не задержавшись, уперся руками в осыпающуюся стену колодца и полез наверх, к розовеющему круглому куску закатного неба.

Тигир нашелся, как и Урт назад, возле вала. К нему, шумно сопя и потирая тяжелые с хмеля головы, сползались из темных узких улочек загонщики. Заметив Крэйна, Тигир коротко кивнул ему, как старому знакомому.

– Сегодня будет хороший Урт, – только и сказал он. – Нас ждет не один выводок.

Время растянулось, как кусок потерявшей цвет застиранной ткани. Дни сплелись в звенья одной цепи, на которую были нанизаны те или другие воспоминания. Воспоминания эти не всегда были приятны, возможно, потому, что почти всегда были пронизаны болью, отвращением или усталостью, но именно из них складывалась жизнь того, кого еще недавно звали Крэйном, шэлом Алдион.

Удача сопутствовала загонщикам, хоть в чем-то судьба смилостивилась над ним, каждый Урт они добывали не меньше полдесятка карков идо сих пор крупных провалов не случалось. За все время погиб только один, еще двоим серьезно рассекло головы. Тигир не стал их добивать, лишь набрал в отряд новых, однако не перестаравшись, помня о том, что выручка делится между всеми загонщиками.

Постепенно у них выработался опыт. Теперь они загоняли осторожно и без спешки, не впадая в горячку нетерпения, действовали четко и слаженно, притеревшись друг к другу. Пока одна группа загоняла карков, другая уверенно вытягивалась в линию и, подготовив длинные колья, ждала, когда кавалькада хищников окажется рядом. Чтобы остановить их, загонщики научились бить их копьями по лапам – часто одного доброго удара хватало на то, чтобы карк, оглушенный и переломавший большую часть хлыстов, рухнул в траву. После этого на него с разных сторон прыгали трое человек с кейрами, и в мгновение дело было закончено. Крэйн старался держаться в тени, не привлекая к себе внимания и стараясь заглушить порывающиеся к действиями отточенные инстинкты воина. Помня слова Тигира, он старался, хоть и не без внутреннего протеста, походить на остальных. В бою это получалось, но как только они пересекали черту Триса, он снова становился одиночкой. На него косились, если он заговаривал, что, впрочем, случалось достаточно редко, с почтением отвечали, но он чувствовал себя лишним среди этой черни, одержимой жаждой фасха и денег, занозой, сидящей глубоко в коже. Вокруг него установилась аура напряженного хмурого выжидания, никто не поворачивался к нему спиной, даже когда он не держал в руках оружие.

– Они тебя боятся, – пояснил однажды Тигир. – И ненавидят. Но боятся больше, поэтому ты еще жив.

– Я дерусь бок о бок с ними, – возразил тогда ему Крэйн. – Некоторым из них я, бывало, спасал жизнь. Отчего им меня ненавидеть?

– Грязь можно разглядеть только на чистых руках, – усмехнулся главный загонщик. – Когда их много, они не стыдятся друг друга, они одинаковы в своей нищете и трусливой жалкой ненависти, но они инстинктивно чувствуют, что ты не такой. Что в твоих глазах они являются теми, кто есть на самом деле – отбросами, швалью, уличным мусором. Правдивые зеркала редко остаются целыми, Крэйн.

– Польщен.

– Напрасно. Ты не луч света, Крэйн, как образец добродетели ты не смотришься. Я хорошо знаю людей, поверь старику. Ты достаточно жаден, самоуверен, презрителен и равнодушен, чтобы быть контрастом в стае черни. Ты просто... другой.

– Тигир, бывало, люди умывались кровью и за гораздо меньшее, чем сказал сейчас ты. Веришь?

– Тебе – верю. – Загонщик изобразил на лице улыбку. – Я не захотел тебе лгать.

Тигир остался жив и в этот раз. Крэйн знал почему – в своей смелости, демонстративной браваде и презрении к жизни и смерти Тигир отчасти походил на него самого. Точнее, на бывшего шэла Алдион. Глядя на него, Крэйну казалось, что он смотрит в искаженное зеркало. Однако, как он понял, это было всего лишь иллюзией – кроме безрассудной смелости и презрения, ничто не роднило его с этим шумным и беспорядочным шеерезом, объездившим весь мир.

За Урт выпадало обычно около десятка сер, бывало, и десять с пятью, если после загона подбрасывал от довольного нанимателя привесок Тигир.

Бывало, что и ничего. Прибавком Тигир делился только с лучшими загонщиками, справедливо считая, что остальные останутся на месте и так.

Когда это случалось, оставшиеся после очередного визита к лекарю деньги Крэйн тратил на лежанку в трактире и еду – как правило, плоды тангу или взопревшие зерна олм, из которых в Трисе делали кашу. Когда денег не оставалось совсем – он проводил Эно в заброшенном колодце, покидая его лишь за тем, чтобы поискать за валом съедобных злаков или, если повезет, найти куст недозревшего туэ.

Остальные загонщики тратили деньги не так расчетливо – их выручка за Урт почти всегда уходила на грязных женщин, как называл их лекарь, и тайро в трактирах. Тайро Крэйн уже пробовал, это было отвратительное подобие фасха, которое местные трактирщики гнали из всякой дряни, щедро добавляя перебродившего сока туэ. Смесь получалась отвратительной – она была маслянистой, жидкой как вода и пахла кислой горькой грязью, от этого запаха сводило челюсти и кружилась голова. Однако стоило тайро гроши, и почти все загонщики, включая Тигира, отдавали ему должное. У этих жалких людей не было никакой цели в жизни, они следовали простому и надежному порядку – жить, пока живется.

Визиты к лекарю, ставшие постоянными, приносили боль и значительный ущерб тулесу. Лекарь накладывал свою отвратительную мазь на изуродованное лицо и не упускал случая, чтобы напомнить Крэйну о его никчемной безалаберной жизни, которая привела к болезни. Стиснув зубы, Крэйн терпел, ради того, чтобы убрать огромные язвы со своего лица, он согласился бы перетерпеть и не такое. Однако язвы все не исчезали, избугрив всплошную всю левую сторону его лица, они постепенно стали переходить на лоб и подбородок. Обеспокоенный этим, Крэйн поделился своим наблюдением с лекарем, но тот поспешил его успокоить.

– Это не страшно. Болезнь больше не растет, мне удалось загнать ее внутрь. А эти прыщи, как бы они ни бегали по твоей морде, исчезнут через десять Эно.

Однако десять Эно миновали, а болезнь все не отступала. Лекарь пришел ко мнению, что понадобится еще один курс лечения мазью, а возможно, и два. Крэйн не стал спорить. Он понимал, что лекарь – его единственная возможность справиться с хворью, если не он – все может быть гораздо хуже. Не всякий сейчас пустит на порог нищего уродца, а если кто и пустит – цену заломит в три раза выше по сравнению со здешней. Значит, надо терпеть. Крэйн перестал ночевать в трактирах и ограничил себя в еде, только чтобы оплачивать услуги лекаря. Из-за скверного питания и холода, донимавшего его целый Урт, даже во время загона, Крэйн сильно похудел, запястья и бедра стали тонкими и костлявыми, как у старика, кожа посерела. Тело его утратило гибкую подвижность, чтобы сохранить силы он двигался медленно и осторожно, словно ожидая влюбое мгновение упасть на мостовую, голова низко опущена, чтобы капюшон скрывал лицо.

Его не искали. Дружинников в Трисе было много, но ни разу Крэйн не замечал, чтобы они кого-то искали или прочесывали город. Но все же из предосторожности он срезал длинные волосы, чтобы окончательно убрать сходство с беглым шэлом Алдион. Он не сомневался, что теперь самый внимательный шпион не признает его, даже если пройдет в двух шагах. Тем не менее он старался не показываться в течение Эно на улицах, предпочитая проводить время в облюбованном убежище, за едой он ходил на закате Урта, когда на безлюдных улицах уже исчезали верховые патрули стражи – Крэйн все еще продолжал надеяться на помощь Лата, хотя и понимал, что вряд ли посыльные брата, кем бы они ни были, смогут отыскать его в чужом незнакомом городе, особенно таком большом и шумном, как Трис. Поначалу он тайком пробирался к проходу вала и, спрятавшись в тени склетов, часами наблюдал за входящими. Но занятие это хоть и давало надежду, было не только опасно, но и бессмысленно – Крэйн прекрасно понимал, что у него нет шансов узнать посыльного из Алдиона, а сам Лат, как бы он ни тревожился за судьбу брата, вряд ли сможет явиться лично, особенно после переполоха, который поднялся в тор-склете. Выходило, что надо рассчитывать только на себя.

И Крэйн рассчитывал.

Одинокий, звереющий от собственной жалкой беспомощности и необходимости жить в грязной бездомной стае, он жил только охотой, отмеряя время едкими прикосновениями мази. После десятка загонов Тигир стал ценить его еще больше, но Крэйк в очередной раз отказался от должности командира отряда. Он слишком хорошо понимал, что обрати на него чересчур пристальное внимание высокородный наниматель – не успеет зайти Эно, как он окажется в руках аулу Орвина. А он хотел жить, хотя бы ради того, чтобы обрести свое прежнее лицо. Засыпая в душном, пропеченном дневным жаром колодце, он представлял, как покидает наконец грязный беспорядочный город, задыхающийся в собственных нечистотах, зловонный город бездомной черни и тайро.

Загоны тем временем шли все хуже и хуже. Редкий Урт приносил хотя бы пять карков, Тигир все чаще хмурился, от бровей расходились к вискам тонкие глубокие морщины. Он знал, что сезон кончается – очень скоро выводки, набирающиеся сил для брачных ритуалов, уйдут далеко на юг, туда, где отряд загонщиков их не настигнет, даже если каждый обзаведется хеггом из тор-склета. Поэтому он рассчитывал загнать побольше карков до того момента, пока не станет окончательно поздно. Кроме того, Крэйн подозревал, что Тигир планирует и после окончания сезона пару Уртов подурить нанимателю мозги, выслеживая в степи давно ушедших хищников – по уговору каждый член отряда получал по серу независимо от исхода загона. То ли наниматель понял эту тактику, то ли догадался интуитивно, но деньги за каждую охоту стали поступать реже, за три Урта до конца сезона долг отряду Тигира со стороны родича шэда составлял уже почти сотню сер. Крэйн опять сжимал зубы, чувствуя, как голод гложет тонкие бескровные кости, но как тайлеб-ха он готов был терпеть без еды, лишь ради того, чтобы на вырученные деньги доставать зелье. В неудачные Урты, когда денег не было, он одалживал у Тигира. Тот никогда не спрашивал о причине, но никогда и не отказывал. Этого было достаточно.

С завершением сезона деньги перестанут поступать, Крэйн отмечал это машинально, как не имеющий особой важности лег. Но это была катастрофа.

По его подсчетам, оставшихся у нанимателя денег должно было хватить на два посещения лекаря, что делать после этого – он не представлял.

Жизнь бездомного загонщика стала сказываться на Крэйне, из Эно в Эно вытравляя из него прежние привычки. Крэйн стал замкнут, молчалив, взгляд его, до этого острый и уверенный, стал быстрым и настороженным.

Движения, даже такие простые, как поворот головы, – хищными и поспешными.

Наблюдая за собой, Крэйн находил все новые и новые зменения. Прорастая в нем как отложенная личинка бальма, они вплетались в его мысли и чувства. «Быть внешне шелом Алдион я перестал давно, – размышлял Крэйн, глядя на далекий круглый кусок неба над головой. – Кажется, теперь я перестаю быть им и внутренне. Интересно, какая именно часть моего „я“ должна измениться, чтобы оставшееся уже не имело права именоваться мной?» Впрочем, ответ был ему безразличен – то, что все еще оставалось Крэйном, было занято более важными вещами.

Этот Урт застал их не в поле. Крэйн с Тигиром стояли в широкой щели между двумя склетами, наблюдая за узкой улицей, неподвижной и прямой, залитой холодным синеватым свечением. Людей видно не было, лишь поодаль, привалившись кривыми крепкими спинами к хитину ограды замерли трое загонщиков. Глаза их, в которых отразилась холодная неподвижность впавшего в сон города, были безразличны и пусты, они не выпускали на поверхность чувств напротив, вбирали в себя все, как огромные черные дыры, Крэйн чувствовал затылком эти рыбьи взгляды, но не поворачивался.

Он смотрел не отрываясь на один из склетов на противоположной стороне улицы. Самый обычный склет, мало чем отличающийся от других старых хлипких строений в этой части города.

– Долго... – беззвучно выдохнул прислонившийся к стене неподалеку Тигир. – Если я замерзну окончательно, это обойдется в лишний десяток сер.

– Пока надо получить причитающиеся, – отозвался Крэйн, не отрываясь от склета.

– Получим...

– Кажется, ты единственный, кто в это верит.

– Дайрон знает меня не одну тысячу Эно. Это не тот человек, ради которого вернулись бы Ушедшие, но слово свое он держит. Деньги и вера, парень, это два лезвия одного эскерта – они не могут существовать раздельно. Если ты имеешь дело с деньгами, тебе придется очень быстро учиться верить другим и, напротив, делать все, чтобы поверили тебе. На этом все держится.

– Действительно, стоящий пример доверия... – усмехнулся Крэйн. – Что в таком случае мы тут делаем?

– Иногда доверия бывает мало, – тонко улыбнулся в ответ Тигир. – Не я звал вас за собой, верно?

– Доверия должно быть в меру, – ровно пробасил кто-то от стены, разминая затекшую спину. – Ты лихой командир, но деньги будут подороже твоего слова...

– Я тебя хоть раз обманывал, Теол? – обернулся Тигир.

Загонщик качнул головой.

– Ни разу.

– А теперь, значит, после того как мы с тобой весь сезон рисковали шеями, я могу взять всю выручку и исчезнуть вместе с ней?

– Сезон закончился, Тигир.

– Но начнется следующий. Когда карки вернутся, я снова поведу вас в загон. Бросать хорошо сработавшуюся опытную команду смысла нет.

– Когда вернутся – тогда и поведешь, – не стал спорить тот. – А пока не худо бы увидеть свои гроши за этот сезон.

– Все-таки думаешь, что я вас обману?

– Отчего же... Мы тебе верим, правда, ребят?.. – Ребята подтвердили эти слова глухим ворчанием. – Однако ль деньги не мои или, вот, не Ритина или Хаола, деньги всехние, верно?

– Всеобщие, – тихо поправил Крэйн, по-прежнему не оборачиваясь на разговор за спиной.

– Благодарствую... Значится, всеобщие деньги-то. Ну так нам интереса нет, если с ними чего приключится. Сотня и половина сер, гроши не маленькие, а люд сейчас опасный, особливо под Урт, места тихие... Мы уж приглянем, чтоб без непорядка. А то вдруг шеерез какой позарится или...

– Ценю, – криво улыбнулся Тигир, незаметно подмигивая Крэйну. – Ценю, что вы беспокоитесь за мою жизнь.

– Твоя-то шея в безопасности, – сказал Крэйн. – Если ты доверяешь своему приятелю и хочешь, чтоб остальные доверяли тебе также, отчего ж сам не пошел?.. Зачем деньги получать велел Таспину?

– Зачем, зачем... Молодости в вас много, ребята, все в голове играет... Не один Дайрон знает о том, что должен нам полторы сотни. Его дружина – это тоже лишние рты и уши, а полторы сотни это хороший куш даже для тех, кто таскает на спине эскерт, верно? Я уже не говорю про вас, оборванцы. Вы своими хмельными языками уже по всему Трису разнесли, что наниматель будет выдавать задолженное именно в этот Урт.

– Боишься, что на посыльника нападут?

– Не боюсь. Просто не исключаю. Своя шея – на то и своя, чтоб лишний раз не засовывать ее куда не надо. Вот вернется наш гонец со звенящим мешком – тогда можно будет считать, что все вы честны и не думаете умыкнуть чего сговорившись.

– Вера, – саркастично качнул головой Крэйн. – Понимаю.

– Вера не отменяет осторожности, парень. И не пытайся измерять верой все, молод ты еще.

Некоторое время все молчали, каждый смотрел на склет. Рассвет был уже близко, серое небо на горизонте принесло с собой пронизывающий холод, загонщики, прижавшись друг к другу, поводили плечами и тихо ругались.

– Тигир.

– Что?

– А почему Дайрон не сказал явиться в тор-склет за деньгами? Там есть и охрана и... Почему именно здесь, на задворках города, да еще и в Урт?

– Тут и гадать не надо. Дайрон явно не хочет, чтоб о его сговоре с загонщиками знал шэд или кто-то из его окружения. Кто хочет платить лишнюю подать?.. Ты, верно, заметил, что за весь сезон цены на карков не упали?

– Он не торопится их продавать. Обычный ход для ловкого торговца.

– Он продает их в другом городе. – Тигир щелкнул пальцами. – В Себере или в Алдионе. Парень, ты наивен как последний ребенок. Наш наниматель вовсе не жаждет делиться доброй выручкой со своим высокородным братцем, а шэд Трис, в свою очередь, вряд ли будет в восторге, если узнает, что за его спиной идут потоком большие деньги, причем ни ручейка из них не попадает в казну города. Вот отчего вся эта подземная возня, брат. Отчего, думаешь, я лично ходил по улицам и приглядывался к каждому, вместо того чтобы объявить на весь город о приеме загонщиков и сидеть попивать фасх? Да все оттого же. Дайрону не нужен шум, ему нужны деньги.

– И нам нужны, – подал голос кто-то из загонщиков.

– Верно, ребята. Нам тоже. Поэтому каждый из нас получит свое. А на счет Дайрона можешь не бояться, Крэйн, ему не с руки терять хорошую команду, он думает заработать на ней еще в следующий сезон. Кроме того, он все-таки не дурак, хоть и родич шэда, он разумеет, что у нас есть оружие поопаснее тех трухлявых кейров, которые он выделил. Стоит ему обдурить нас хоть на сер – и на следующий Эно полный гнева шэд Трис призовет его для ответа.

– Шэд не станет наказывать своего близкого родича, какой бы ни была вина. А вот нас после этого его дружина точно скормит ывар.

– Однако лишние беды не нужны и ему, носи он хоть трижды по три эскерта и касс с гербом. А зная нрав нашего шэда, можно сказать, что беда будет не из простых.

– Настолько зол?

– Зол вряд ли, скорее... – Тигир неопределенно пошевелил пальцами. – Голова у него уже не та, что в молодости. Чудит шэд.

Крэйн собирался спросить, в чем именно выражается странность шэда, но, прежде чем он успел открыть рот, дверь склета отворилась. Забыв про него, все уставились на нее.

Длинный скрип старых сухих петель из хитина казался неприятным, как режущая нервы тупая деревянная пила. В склете было едва светло, темноту разгоняли два или три вига, поэтому вышедшую на улицу фигуру разглядеть было сложно. Одно было видно – двигается она резко, отрывисто и в то же время медленно, словно человек с трудом отдавал себе отчет в своих действиях.

– Нализался, потвор... – прошипел, сжимая кулаки, один из загонщиков. – Коль на наши деньги – порву.

– Таспин, – подтвердил Крэйн, с жадностью ловя каждое движение. – С чего бы это он пошел один? С ним было еще трое...

Неожиданно Тигир напрягся, его глаза сузились, как бывало всегда во время загона, когда выводок карков мчался на ощетинившуюся хитиновыми лезвиями шеренгу, Крэйн хорошо знал этот взгляд. Рука главного загонщика тяжело легла на его плечо.

– Это... Проклятие!

Но Крэйн уже и сам понял, что происходит что-то не то. В склете что-то глухо взвыло, словно невидимый музыкант не глядя полоснул пальцами по виндале, светящийся контур двери перекрыли два массивных силуэта. Крэйн успел разглядеть поднимающиеся над плечами узкие отростки эскертов.

Шипение было совсем тихим, возможно, это был всего лишь задевший крыши склетов порыв ветра или плод воображения, но шатавшаяся фигура посреди улицы вздрогнула и, внезапно став мягкой и покорной, осела на землю.

Люди с эскертами неловко подхватили ее под плечи и, выказывая явное отсутствие опыта, затащили внутрь. Дверь бесшумно затворилась, там, где на земле мгновение назад лежал зеленый квадрат свечения, изрезанный угловатыми тенями, снова стало темно.

Тигир опомнился первым.

– Быстро! – рявкнул он, вскакивая и рывком поднимая с земли Крэйна и одного из загонщиков. – Времени мало! Расходимся разными путями, сейчас же, сбор возле разрушенного садка шууев в восточной части города, там еще улица разделяется на две и на перекрестке старый трактир с провалившейся крышей. Живо! Разговаривать будем после.

– Так это что выходит... – Теол, старый загонщик с пожелтевшими медленными глазами и припухшими дряблыми веками растерянно озирался. – Это как же... Как так – бежать? А Таспин?

– Сдох твой Таспин! – рыкнул увалень Пирн, который первый заметил посыльника. – Востри лапы, старый дурак!

Теол замешкался, Тигир рванул его за ветхий ворот вельта и швырнул вперед.

– Сбор где я сказал! – крикнул он ему на ухо. – Если хочешь жить – двигай туда. Все. Расход!

Придерживая прыгающий на боку стис, он скользнул в рассветную серость, заползавшую в улицы, и исчез, оставив ровный перестук твердых деревянных каблуков. Теол, смешно вихляя тощей костлявой задницей, бросился за ним.

Двое загонщиков побежали в противоположную сторону. Крэйн некоторое время следил за ними взглядом, потом побежал и сам.

Красная полоска Эно над стенами делалась все шире и шире, постепенно разрезая небо на две части.