"Я жил в суровый век" - читать интересную книгу автора

XIV

— Триста первый! Третий этаж!

— Триста первый! Третий этаж! — Перекатывается голос под огромными стеклянными сводами тюрьмы Фрэн. На мостике третьего этажа карлик-сержант с невероятно большой головой внезапно вскакивает со стула. Он торопливо шагает по галерее, опоясывающей здание, на которую выходят двери камер. Глухо, как в церкви, стучат его сапоги.

— Триста первый! — снизу читает по бумажке фельдфебель.

— Jawohl![12] — выкрикивает сержант, единодушно прозванный заключёнными Квазимодо.

Грохот ключей.

— Raus![13] — Дверь захлопывается. Карлик-сержант толкает перед собой тщедушное существо.

Раздаются шаги по лестнице.

— Schnell! Schnell![14] — нервничает унтер-офицер на первом этаже.

— Jawohl! Jawohl!

— Номер? — спрашивает фельдфебель у неподвижно стоящего перед ним заключённого.

— Триста первый.

— Следуйте за часовым!

Квазимодо снимает с заключённого наручники и невозмутимо подписывает пропуск.

Солдат с винтовкой на плече открывает маленькую дверцу и пропускает заключённого вперёд. Они идут по подземному коридору и останавливаются перед другой дверью. Снова щёлкает замок. Они входят в комнатку, где их ожидают ещё четверо солдат. Один из них говорит вновь прибывшему:

— Лицом к стене, — и указывает в угол. Заключённый послушно поворачивается.

— И это Рэймон? — удивлённо говорит один из немцев и хохочет.

«Сволочи! — думает Рэймон, стиснув зубы. — Будь у меня оружие, я бы вам показал, как смеяться!»

Рэймон очень переменился — бледный, с провалившимися глазами, с всклокоченной бородой. Только взгляд остался прежним. Одежда болтается на исхудавшем теле. Всего месяц прошёл с тех пор, как его арестовала французская полиция.

В префектуре он встретил почти всех своих товарищей по группе Вальми: Робера, Мишеля, Жежена, Виктора, которого полицейские вытащили из госпиталя, красавицу Роз-Мари (её разлучили с ребёнком, которому всего год и два месяца) и многих других. Совершенно ясно, что столько народу могло быть арестовано только потому, что кто-то проболтался. Всех выдал один трус — Арман.

Две недели в префектуре.

Десять дней допросов и избиений. Французские полицейские ликовали и разглядывали их, как диких зверей. Удачный улов. Потом их передали немцам. Все были брошены в тюрьму Фрэн, все, не исключая и Армана. Предательство не вознаграждается.

Сидя в камере, Рэймон много думал о происшедших арестах, вспоминал поведение каждого из товарищей. Совесть у него чиста, но что он может теперь сделать? Он — выбывший из строя солдат.

— Протяните руки! — приказывает один из солдат.

Он поворачивается, его взгляд полон ненависти. Ему надевают наручники.

— Следуйте за нами!

Гордо подняв голову, Рэймон идёт по коридору, его сопровождают четверо вооружённых солдат.

«Конец!» — думает он.

Женщины, толпящиеся в вестибюле, с грустью смотрят на человека в наручниках.

Во дворе, у крыльца, их ждёт легковая машина. Два солдата садятся спереди, два других сажают заключённого на заднее сиденье, между собой. Машина трогается и выезжает из ворот. Рэймона крепко держат с двух сторон.

Автомобиль огибает стену, окружающую тюрьму, и после нескольких поворотов выезжает на Парижское шоссе.

Здесь кипит жизнь. Мчатся автобусы, на тротуарах играют дети. Прохожие не обращают внимания на стремительно несущуюся машину. Да и чем она может заинтересовать? Фонтене-а-Роз, Шашан, Аркэй… А на деревьях-то уже нет листьев! Форт Монруж…

«Марсель здесь недалеко, в нескольких сотнях метров, — думает Рэймон, и у него сжимается сердце. — Едва ли её арестовали, ведь они не знали её домашнего адреса». Но он-то знает, где она живёт. А вдруг он увидит её по дороге? Вдруг он увидит в толпе знакомого? Рэймон всматривается в лица, но машина ускоряет ход. Вот уже и Орлеанская застава.

Париж, авеню Орлеан. Париж, церковь Алезия. Париж, авеню дю Мен, улица Тэте, а вот тут, на углу улицы Севр, кафе, где у него было последнее свидание.

«Быть на свободе! Затеряться в этой кишащей толпе!»

Машина несётся всё дальше. Рядом с автомобилем появляется грузовик. В кузове — двое рабочих в синих блузах. Рэймон медленно поднимает руки в наручниках. Они увидели. В глазах Рэймона странный блеск. Люди! Если бы вы умели читать в глазах, вы бы увидели, что они горят любовью.

Машина несётся, не обращая внимания на сигналы.

Толчок. Визжат тормоза. Ещё метр, и машина врезалась бы в автобус, выехавший на дорогу.

«Раздавил бы он нас, — думает Рэймон, — может, в этом и было спасение».

Машина несётся по площади Инвалидов. Мост Александра, Рон-Пуэн, площадь Сен-Филипп-дю-Руль.

— Приехали.

«Отель „Брекфорд“, шестой этаж», — запыхавшись от ходьбы по лестнице, отмечает Рэймон.

— Нечего присматриваться, — говорит один из сопровождающих его немцев, — отсюда не удирают.

Рэймона ведут в кабинет и сажают на скамейку между двумя часовыми. Конвоировавшие его солдаты отдают честь и, щёлкнув каблуками, уходят.

Рэймон оглядывается. Довольно большая побелённая комната. На обоих окнах, выходящих во двор, решётки. На стене большая карта Европы. Посреди комнаты стол, заваленный папками. Гестаповец в чине капитана, делая вид, что не замечает вновь прибывшего, чертит что-то вроде расписания. Рядом с ним за маленьким столом лейтенант стучит на машинке. Слышно, как по коридору, около двери, шагает часовой.

— Так это вы Рэймон? — спрашивает капитан, поднимая голову; он говорит на безупречном французском языке. — Скрывать бесполезно. Вот ваше дело, ваши фотокарточки, вот копии допросов и все сведения французской полиции. Мы всё знаем. Вы один из участников взрыва в Сент-Ассизе, а также руководитель всей этой диверсии?

— Да.

— Поздравляю.

Рэймон удивлён оборотом разговора и смотрит ему в глаза.

— Нам всё известно. Остались некоторые незначительные подробности. Вы голодны?

— Не очень.

— Сейчас вам принесут поесть.

Офицер отдаёт распоряжение, и вскоре солдат возвращается с подносом, на котором прибор и огромное блюдо дымящегося рагу. По указанию начальника, он ставит всё это на скамейку и снимает с Рэймона наручники.

— Можете есть, — говорит офицер. — Если будет мало, вам дадут ещё.

— А можно хлеба? — спрашивает Рэймон.

— Сейчас принесут.

По новому распоряжению солдат приносит кусок чёрствого хлеба.

— Это всё, что у нас было. Сойдёт?

— Да, спасибо.

Изголодавшийся Рэймон не верит своим глазам. Наесться досыта — высшее счастье приговорённых к смерти. Он сейчас без зазрения совести набросится на эту еду, которая придаст ему силы. Как это должно быть вкусно! Да, но всё-таки Рэймону не хочется служить посмешищем. Он держится с достоинством. Он медлит. Он начинает есть не спеша.

Он съедает целое блюдо рагу и полкило хлеба. Вкусно. Жаль, что немного пересолено.

— Хотите ещё? — спрашивает офицер.

Рэймон колеблется. А в общем, идиотство отказываться.

— Пожалуйста, — говорит он.

Ему приносят ещё одно блюдо. Он опять съедает всё. Здорово пересолено, но голод утолён. Теперь надо бы попить. Ему хочется пить. Ему очень хочется пить.

Как бы предугадав его желание, солдат приносит два больших графина. В одном лимонад, в другом — оранжад. Он наполняет пол-литровую кружку доверху.

Рэймон протягивает руку.

По-видимому, слишком поспешно.

— Подождите, — говорит офицер, ставя стакан на край своего стола. — Попьёте потом.

По его распоряжению Рэймону надевают наручники и подводят к столу, где стоят графины и наполненный стакан.

— Вы знаете этого человека?

Офицер показывает маленькую фотокарточку. На ней статный молодой человек с падающей на лоб прядью волос.

Конечно, он его знает.

— Нет, не знаю, — говорит он, не моргнув глазом.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Бросьте, не отпирайтесь. Это Бретон. Мы его арестовали.

— Я никогда о нем не слышал.

— Врёте. Я знаю, что вы знакомы. Я только прошу вас сказать, где вы с ним встретились в последний раз и с кем он был. Как видите, сущий пустяк.

— Повторяю вам, я его не знаю.

— Ладно. Подумайте. Время у нас есть. Но имейте в виду, что вы не будете пить, пока не ответите на этот первый вопрос.

— Мне не хочется пить.

— Захочется.

Офицер по-немецки отдаёт распоряжение обоим часовым и с невозмутимым видом продолжает писать. Время ползёт медленно.

Теперь Рэймон одержим всё растущей жаждой. А тут ещё перед глазами стакан!

Жестокие минуты медленной пытки.

Он проводит весь день на скамейке.

На миг ему показалось, что он нашёл способ избавиться от мучительной жажды. Он попросил, чтобы его отвела в уборную. Но часовой был предупреждён. Он не дал ему закрыть дверь, а услышав, что спускают воду, немедленно потянул его назад.

Настал вечер. Рэймон надеялся, что его отведут в другое место, а там, кто знает, может, удастся попить. Но его оставляют здесь. Дав указания, офицер уходит. Часовые следят за тем, чтобы Рэймон не пил. Графины и стакан на столе.

Чудовищная ночь. Полуобезумев, Рэймон не отрывает взгляда от стакана, который можно достать рукой.

Пить!

Ему чудится, что он погружается лицом в ведро с водой и лакает, как животное.

Пить! Всё равно что, только пить! Кровь, мочу, лишь бы пить!

У него кружится голова. Пересохло в горле. Он чувствует, как съёживается язык. Хочется кричать.

Что делать?

Жаловаться? Просить? Но, обнаружив свои страдания, он тем самым покажет врагам, что у него больше нет сил.

Нет, нужно терпеть как можно дольше, а в тот момент, когда станет невмоготу, броситься на стакан, рискуя быть оглушённым или убитым на месте.

Покуривая сигареты, солдаты следят за ним.

Рэймон старается чем-нибудь отвлечься от терзающей его жажды.

На столе, рядом с графином лежит расписание, в которое офицер вписывал что-то днём. Рэймон поворачивает голову, силясь прочесть. Ему кажется, что на левой стороне листка стоит его фамилия. Он приподнимается, чтобы лучше разглядеть. Но немедленно перед ним вырастает солдат.

— Не пить!

Который может быть час?

Часовые сменились.

Рэймон потерял счёт времени.

Он знал голод. Но он не знал жажды. От голода умирают. От жажды сходят с ума. Глаза лезут на лоб. Путаются мысли. Какие-то видения возникают перед ним.

А в общем, какое может иметь значение это свидание с Бретоном? Он виделся с ним у Шатийонской заставы, вечером, после операции в Сент-Ассизе. На столе стоял сифон с водой. Он мог пить сколько угодно. Что тут особенного? Но раз офицер настаивает, значит, здесь что-то кроется? Да, и там был ещё Андрэ… Андрэ? В последний раз, когда они встретились, они пили пиво… Из большой пол-литровой кружки официант лопаточкой смахивал пену.

Андрэ? Он, наверное, не арестован? Офицер хочет узнать о нём.

«Выдержка, выдержка, — повторяет про себя Рэймон, — а потом брошусь на этот стакан».

— Ну? — внезапно говорит офицер, открывая дверь. — Надумали пить?

— Я? — отвечает Рэймон, как бы пробуждаясь от сна. Но, увидев презрительную улыбку офицера, тут же добавляет:

— Я пью только во время еды.

— Как хотите. Мне не к спеху. Вам ничего не требуется?

— Ничего.

— Прекрасно. Вы до утра пробудете в этой комнате. Спокойной ночи.

Офицер уже взялся за ручку двери.

— Простите, можно задать вам один вопрос? — спрашивает Рэймон.

— Говорите!

— Разрешите мне посмотреть листок, который лежит на вашем столе? Мне кажется, я там увидел своё имя.

— Правильно. Это список ваших товарищей, арестованных по одному с вами делу, а также перечень диверсий, в которых вы участвовали вместе с ними.

— Можно мне посмотреть?

— Смотрите. Вы убедитесь, как точно мы информированы. Возможно, вы одумаетесь.

Рэймон встаёт со скамейки и протягивает руки к листку. Часовые, думая, что он хочет взять стакан, тут же оттаскивают его.

— Оставьте его! — говорит им офицер и выходит, закрывая за собой дверь.

Как это произошло? Он до сих пор не понимает… Помогла быстрота соображения в нужную минуту.

Рэймон подошёл к столу, чтобы заглянуть в листок, потом спокойно обеими руками взял стакан.

Солдаты, неправильно истолковав последние слова офицера, не тронули его. И Рэймон выпил до дна. Потом, не утолив жажды, он налил себе ещё стакан, потом ещё…

Теперь ему наплевать на листок. Вернувшись на скамейку, он садится с блаженной улыбкой.

Один из солдат предлагает ему сигарету.

— Не курю, — надменно отвечает Рэймон.