"Сила любви" - читать интересную книгу автора (Спенсер Лавирль)Глава 4К утру дождь прекратился. Выглянувшее из-за туч яркое солнце обещало жаркий день. Кристофер проснулся в шесть тридцать пять утра и прислушался к тишине в квартире. Чем же ему заняться? Траурная панихида будет во второй половине дня, часы до нее грозили растянуться в вечность, исполненную трагического ожидания. Он перекатился на другой бок и включил радио. Лорри Морган пел про понедельник – как всегда, неудачный. Затем его прервал голос диктора, который зачитал сводку новостей. В связи с ремонтными работами шоссе Ай-694 до конца лета предполагалось сузить до одной полосы. Прогноз погоды обещал жару, безоблачное небо и предельную влажность. Внезапно диктор объявил: «В такой день, как сегодня, отмечается интенсивный рост трав». Крис подумал о газоне во дворе Ли Рестон. Когда его последний раз подстригали? Сейчас всем явно не до этого – дом полон народу, все снуют туда-сюда, все в отчаянии. Видимо, стрижка газона – обязанность Джои, но мальчишке тоже сейчас приходится туго. Крис встал с постели и направился под душ. Без десяти восемь Ли Рестон, подойдя к двери, услышала странный шум, доносившийся из гаража. Затягивая на ходу пояс короткого кимоно, она вышла во двор и, ступая босиком по холодному асфальту, завернула за угол дома. Возле распахнутой двери гаража Кристофер Лаллек накачивал газом газонокосилку. Он был в шортах, голубой майке без рукавов и ядовито-розовой кепке. Того же цвета был и шнурок, на котором болтались солнцезащитные очки. – Кристофер? Что ты здесь делаешь? – удивилась она. – Подстригаю газон. – О, Кристофер, зачем тебе это нужно? – Я знаю, как вы гордитесь своей лужайкой, миссис Рестон, а в ближайшие дни у вас будет много гостей… – Джои может подстричь ее. – Джои и без того есть чем заняться. – Ну… хорошо. Ты хоть позавтракал? Он улыбнулся. – Я съел кусок шоколадного торта. – Зайди хотя бы в дом, выпей кофе. Она направилась к дому, а Крис, идя за ней, разглядывал ее голые ноги. Для женщины ее возраста у нее были удивительно пропорциональные икры и очень маленькие ступни. – Дети еще спят. – Она открыла дверь, и Крис прошел на кухню. – Как вы? – спросил он. – Вам удалось поспать? – Немного. А тебе? – Да, я поспал. Проснулся, правда, рано. По радио объявили, что днем будет страшная жара. Вот я и решил приехать подстричь газон, пока еще прохладно. Она налила кофе в массивные голубые кружки, и они сели за стол. – Вам предстоит пережить еще завтрашний день, потом станет легче, – сказал он. – Да, мне уже хочется вернуться на работу. – Вы, должно быть, очень устаете от того, что в доме постоянно люди. – Иногда, да. – Знаете, я ведь не собирался заходить, я всего лишь хотел… – Он попытался встать из-за стола, но она усадила его обратно. – Нет. Если я и устаю, то только не от тебя. Мне с тобой хорошо. Даже горе отступает. Так чудесно – мы с тобой сидим здесь сейчас тихонечко, вдвоем… В эти утренние часы на кухне было еще сумрачно и прохладно. Она не стала включать свет. Кругом был страшный беспорядок – столы заставлены сковородами, тарелками с едой, лежали батоны хлеба, тут же была свалена почта. Рядом с мойкой стояла наполненная водой гусятница, в которой отмокали остатки чьего-то подношения. Альбомы с фотографиями были сложены горкой на столе, тут же выстроились кофейные чашки. Дверь в сад была приоткрыта, и в кухню проникала свежая утренняя прохлада. На лужайке завтракала парочка дроздов. – Я чувствую то же самое, – сказал он. – Когда я здесь, у вас, я словно ближе к Грегу. Но я вовсе не собираюсь надоедать вам. – Послушай: если ты мне надоешь, я непременно скажу тебе об этом. Он глотнул кофе и улыбнулся ей одними глазами. – Вчера в управлении все спрашивали о вас. – Это понятно. Знаешь, я не хочу казаться неблагодарной – люди искренни в своем желании помочь мне, поддержать, – но вчера в какой-то момент, когда в очередной раз зазвонил телефон и я опять услышала: «Как ты?» – я готова была завопить, выбежать из дома, скрыться ото всех. Мне хотелось бросить трубку и заорать: «Оставьте меня в покое! Как думаете – каково мне?» – Привыкайте. Насколько я понимаю, звонить еще будут очень и очень долго. И всякий разговор будет начинаться с этого. – Конечно, я не права. Что бы я делала без этих замечательных людей, что приходят ко мне в эти дни, утешают, кормят? – Да ладно, не казните себя. Даже когда тебе хорошо, и то трудно ответить на вопрос: «Как ты?» Крис сделал еще глоток кофе и прислушался к пению птиц. – Ну, так И они дружно рассмеялись. Им обоим стало легче, они почувствовали какое-то новое, особое доверие друг к другу. – Господи, до чего же хорошо смеяться. – Она тряхнула волосами. – Давно я не смеялась… – Я тоже. У меня в эти дни то провалы в памяти, то голова не работает. А у вас? – О чем ты говоришь! Сижу, тупо уставившись в никуда. Он задумчиво поскреб ногтем по чашке. – Вчера я преодолел очень важный барьер. И горжусь этим. – Ты о чем? – Я вслух беседовал с Грегом. – Правда? – Она подперла подбородок рукой. – И что ты ему сказал? – Сказал: «Эй, Грег, я наконец-то получил свой новый «эксплорер»! А потом еще: «Черт бы тебя побрал, что ты бросил меня в такой момент!» Она тихонько засмеялась, но в глазах ее заблестели слезы. – Мы с ним собирались отправиться путешествовать этой осенью – или в Денвер, или в Новую Шотландию. – Я не знала. Послушай… – Она поездила чашкой по столу и вопросительно взглянула на него: – …Почему мне так хорошо с тобой? Будто я говорю с Грегом. Узнаю подробности его жизни… Его всегда манила Новая Шотландия. – Да, я знаю, – ответил Крис, изучая содержимое своей чашки. – Вчера, когда я, разозлившись, упрекал его, я еше поинтересовался, есть ли там, на небесах, хот-доги… – Крис хмыкнул. Но, посерьезнев, посмотрел ей в глаза. – Знаете, после этого разговора мне полегчало. Попробуйте тоже. Она взяла чашку обеими руками и, опершись локтями о стол, устремила взгляд во двор. Крис молча наблюдал за ней. Ее цветастое кимоно чуть распахнулось на груди. В ложбинке на тонкой золотой цепочке покоилась крошечная жемчужинка в золотом лепестке с двумя маленькими бриллиантиками. Шея у Ли была длинная и тонкая. Грудь вся усыпана еле заметными веснушками. Он отвел взгляд, допил кофе и встал из-за стола. – Мне, пожалуй, пора. – Извини, – сказала она, тоже поднимаясь. – Я навеяла тоску. Поверь, я не хотела. – Не надо извиняться, миссис Рестон. Во всяком случае, передо мной. Они молча смотрели друг на друга. Щелкнула кофеварка с очередной порцией кофе. Во дворе все щебетали птицы. Где-то в доме зашумела вода, спущенная в унитазе. – Хорошо, – тихо сказала она. – Да, вот еще что: следите, чтобы гараж всегда был заперт. Иначе любой сможет воспользоваться вашей косилкой. Губы ее чуть дрогнули в улыбке. – Ты говоришь в точности как Грег. – Я знаю. Ведь мы, полицейские, все страшные зануды. Он направился к двери, она проводила его. – Спасибо за кофе. – Спасибо за газон. – Лучший способ забыться – это заняться делом. – Да, я уже убедилась в этом. Он вышел, а она проводила его взглядом, рассеянно сжимая дверную ручку. Спустившись с крыльца, он обернулся. – Я хотел вам сказать, миссис Рестон… – Он нацепил темные очки. – Я еще никогда не терял никого из близких. И никогда не был на похоронах. Это ужасно тяжело, черт возьми. И направился к гаражу, прежде чем она сумела вымолвить хоть слово в ответ. Через полчаса, когда он уже заканчивал стричь газон на заднем дворе, на террасе показалась Дженис – в руках у нее был стакан с водой, в которой плавали кусочки льда. Он поднял на нее взгляд и вспомнил: сегодня ведь воскресенье. На Дженис было персикового цвета платье и белые, на высоких каблуках босоножки. Крис продолжал выстригать траву у цветочных клумб. Когда Дженис подошла ближе, он заглушил мотор, сдвинул на затылок кепку и взял из ее рук стакан с водой. – Спасибо. Она смотрела, как он пьет, запрокинув голову. Ручейки пота стекали по его обожженным солнцем вискам. – У-ух, – прорычал он, допил воду, вытер рот рукой и вернул ей стакан. – Спасибо, – еще раз поблагодарил он. – Не стоит. Очень мило с твоей стороны, что занялся нашим газоном. – Это меня отвлекает. – Ты все ерничаешь. Но мама действительно очень признательна тебе за все, что ты для нас делаешь. – Ну, тогда это взаимно. Ваша семья дорога мне. Дженис улыбнулась. – Я разбудил тебя? – спросил он. – Нет. Мне все равно надо было вставать и собираться в церковь. Хочешь еще воды? – Нет, спасибо… она была очень кстати. – Он кивнул на клумбы. – Это все она? – Да. В свободное время. Мы ей все твердим: «Мама, как ты можешь торчать в саду, отработав целый день в цветочном магазине?» Но она любит заниматься цветами. Крис разглядывал высокие голубые цветы, а Дженис – его. Она спрашивала себя, замечал ли он когда-нибудь ее. Нет, во всяком случае, за два года, что они знакомы, особого внимания с его стороны не было. А теперь, когда нет Грега, она реже будет видеть Кристофера, и ей уж тем более не удастся завязать с ним легкий флирт. Впрочем, момент сейчас был совсем не подходящим для подобных мыслей, и она устыдилась. – Ты пойдешь в церковь, Крис? – спросила Дженис. – Нет. – Мама сказала, что, если захочешь, можешь пойти с нами. Мы подождем тебя и успеем на следующую службу. – Нет, спасибо, я сейчас… – он жестом указал на косилку, – …закончу. – Хорошо. – Она вышвырнула кубики льда из стакана на траву и направилась к дому. На полпути она обернулась и крикнула: – Приглашение остается в силе. – Спасибо. Он смотрел ей вслед, пока она шла к дому в своем персиковом платье. В лучах солнца проступали контуры ее трусиков, ног – крепких и стройных. Наблюдая за ней, Крис испытывал неловкость и огорчение, сознавая, что девушка явно находит его привлекательным, но, к сожалению, ответных чувств с его стороны никаких нет. Отогнав непрошенные мысли, он вновь окунулся в работу. Вскоре он увидел, как из дома вышла миссис Рестон, в белом с бордовым костюме с короткими рукавами, в туфлях на высоких каблуках и с маленькой сумочкой в руке. Она помахала ему; он махнул в ответ. Спустя мгновение от дома уже отъезжал автомобиль: Рестоны направлялись в церковь. Когда он вернулся домой, на автоответчике мигала лампочка. Он нажал кнопку и услышал голос Ли Рестон. – Кристофер, это Ли. Я хотела сказать тебе: не надо бояться похорон. Если вдуматься, они нужны нам, тем, кто остается на этой земле. Он все время вспоминал эти слова, когда собирался на траурную панихиду. Но стоило ему сесть за руль своего «эксплорера», чтобы отправиться на церемонию, как ладони тут же предательски взмокли. Ритуальный зал находился в одном из красивейших домов города. Белые колонны, огромные окна придавали зданию величественный вид, и оно более походило на загородную резиденцию вельможной особы, нежели на обитель, из которой провожают в последний путь усопших. Подойдя к зданию, Кристофер ощутил противную пустоту в желудке. В вестибюле было мрачно и тихо, окна были занавешены тяжелыми шторами, которые почти не пропускали солнечного света. Ожидая услышать орган, Кристофер с удивлением обнаружил, что откуда-то из глубины зала доносится негромкая мелодия Винса Джилла из альбома «Я все еще верю в тебя». Он невольно улыбнулся и, ослабив узел галстука, прошел к аналою, где хранилась поминальная книга. Там уже были родители Ли, которые, перешептываясь, делали запись в книге, время от времени мрачно поглядывая на потолок, словно выискивали там подслушивающие устройства. Крис уловил обрывки их разговора: «… и о чем она только думала! Представляю, что теперь скажет тетя Долорес». Он вздохнул и проследовал за ними в зал, где уже собрались приглашенные на панихиду. Ли вышла навстречу родителям. – Здравствуй, мама. Привет, отец. Я знаю, что вы хотите сказать, но, пожалуйста… давайте лучше вспомним его живым, а не мертвым. – Ли, что скажут люди? – Кто? – переспросила она, глядя в упор на мать. – Я все обсудила с детьми, и так мы решили. Мы хотим, чтобы память о Греге была светлой. – Хорошо, делай как знаешь, – сказала Пег. – Оррин, пойдем поздороваемся с Клэрис и Бобом. Когда они отошли, место их занял Крис. Он нежно обнял Ли. – Когда я вошел и услышал эту музыку, ко мне вернулись силы. Спасибо. Она улыбнулась и прикоснулась к его руке кончиками пальцев. – Ты получил мое послание по телефону? – Да. – Тогда почему у тебя мокрые ладони и так дрожат руки? Он ничего не ответил, считая неуместным сейчас обсуждать свое состояние. – Не стоит так нервничать, Крис. – Я не знаю, что делать. – Пройди в зал и скажи ему: «Привет!» – точно так же, как ты это сделал в «эксплорере». Вот и все. Он бросил взгляд в сторону гроба, и в животе опять похолодело. Ли тронула его за рукав и мягко подтолкнула вперед. Он подошел к гробу. Сердце бешено колотилось. Гроб утопал в цветах, которые так благоухали, что, казалось, в воздухе уже не осталось кислорода. Но Крис ничего не замечал. Он стоял меж двух огромных венков, глядя на закрытую крышку гроба, где стояли фотографии Грега, с которых он весело улыбался ему. На одной фотографии он был снят в полицейской форме и фуражке, на другой – в полосатой тенниске и зеленой кепке. Кристофер положил руку на гладкую металлическую поверхность. – Привет, – тихо сказал он. – Я скучаю по тебе. Он опустил руку и почувствовал некоторое облегчение. За спиной кто-то произнес: – Привет. Он обернулся: перед ним стоял Джои, мрачный и какой-то потерянный. – Привет, – сказал Крис и обнял его. Они стояли так, вслушиваясь в мелодию Винса Джилла. Уставившись на портрет Грега. Задыхаясь от запаха цветов. Наконец Джои, понурив голову, пряча полные слез глаза, прошептал: – Проклятье! Крис крепче обнял его и прижался щекой к его волосам. – Да, это уж точно. Дженис подошла к брату и, взяв его под руку с другой стороны, прижалась щекой к его рукаву. В дальнем углу зала Ли принимала соболезнования от своей тетушки Пирл и дяди Мелвина. Когда они отошли, она обернулась и увидела Кристофера вместе с Дженис и Джои. Поведение Кристофера в очередной раз восхитило ее. Заботливый, надежный друг, на которого можно во всем положиться. И для Грега он был примером для подражания – старше него, зрелый, самостоятельный мужчина. Когда Грег поступил на службу в полицию, Кристофер взял его под свое крыло, делился секретами профессии. Он был для Грега и первым наставником в его самостоятельной, взрослой жизни. Благодаря Крису тот узнал, как планировать свой бюджет, жить экономно, научился оформлять кредит, платить по счетам, ухаживать за автомобилем, покупать продукты, пользоваться стиральной машиной. Грег, покинув родительский дом, встретил человека, который помог ему повзрослеть. И все это – Кристофер Лаллек, чуткий, надежный, благожелательный. Даже ее дети чувствовали это и неспроста тянулись к нему. Для них он, так же как и Грег, был олицетворением мужественности – полицейский, блюститель порядка, к которому всегда можно обратиться за помощью, – и после смерти Грега они, естественно, интуитивно кинулись искать защиту именно у него. Теперь он в какой-то степени заменил им старшего брата. Что ж, если они так тянутся к нему – пусть, что в этом плохого? Ведь и сама Ли нуждалась в нем: вместе с ним ей легче было прощаться с Грегом, ибо он был его другом, живым свидетелем его жизни последних двух лет. Мужественный и сдержанный, он оказался таким ранимым, и это глубоко тронуло ее. Она никогда не забудет, как он сегодня посмотрел на нее растерянным взглядом и признался: – Ли… – К ней вновь подошли с соболезнованиями, и она встрепенулась, возвращаясь к своим скорбным обязанностям. Часа через два, распрощавшись с последним из присутствовавших на панихиде, она услышала за спиной голос Кристофера. – Миссис Рестон? Она обернулась, усталая и изможденная, мечтая лишь об одном – поскорее добраться до дома. – Вы не против, если я украду Джои ненадолго? – Нет, конечно же нет. А куда вы направляетесь? – Я хотел прокатить его на своем «эксплорере», может, и он порулит немного, развеется. – О, Кристофер, конечно. – С вами все в порядке? Дженис побудет с вами? – Со мной все в порядке. Я отправляюсь домой и постараюсь немного отдохнуть. – Но вы действительно не против? Мне кажется, в такие минуты матери хочется, чтобы дети были рядом. Я не хочу, чтобы… Она тронула его за руку. – Забирай его. Это как раз то, что ему сегодня нужно. – О'кей. – Он улыбнулся и сделал шаг назад. – Не волнуйтесь, я верну его целым и невредимым. Джои согласился, хотя и без особого энтузиазма. Но, стоило им выйти на улицу и глотнуть свежего предвечернего воздуха, как он заметно оживился. – Он новый, твой «эксплорер»? – Последняя модель. – Крис снял галстук и, включив зажигание, тронулся с места. – Еще позавчера мы с Грегом собирались рвануть на нем к озеру. Джои с сомнением посмотрел на него. – Как ты можешь говорить о Греге с такой легкостью? – А что ты предлагаешь? Делать вид, что его не существовало? – Не знаю, но мне при одном упоминании о нем хочется выть. – Ну и что в этом плохого? Я за последние два дня наревелся вволю. Да и многие наши ребята тоже. Джои промолчал, отвернувшись к окну. Они ехали по тенистым улочкам Аноки, направляясь к реке. – Ты голоден? – спросил Крис. – Нет. – А я голоден. Ты не против, если я куплю гамбургеры? Никакого ответа. Крис подъехал к закусочной для автомобилистов «Бергер кинг» и, не выходя из автомобиля, через окно заказал два гамбургера, жареный картофель и кока-колу. Когда в машине вкусно запахло, Джои обернулся и посмотрел на Криса, который в этот момент разворачивал еду. – Мне кажется, я все-таки голоден, – признался он. – Тогда давай, присоединяйся. Уплетая гамбургеры и картофель, они спустились по Майн-стрит к шоссе номер десять и затем направились на север, в сторону пригорода Рэмси. Вскоре они уже были за городом, и теперь путь их лежал среди кукурузных полей и рощиц, мимо силосных стогов, напоминавших о том, что летняя страда в самом разгаре. Колосья зерновых тихо перешептывались под легким бризом, в голубом небе кружили вороны. На заборе из колючей проволоки висела табличка, рекламирующая новый гибридный сорт зерна. По дорожке, ведущей на ферму, ехал малыш на велосипеде. Возле полевого почтового ящика копалась в сумке женщина. Мальчишка – с виду ровесник Джои – сидел на складном стульчике в тени пикапа, на кузове которого пестрела надпись: «Первый урожай зеленой фасоли». Фермер на тракторе закапывал сорняки в яму. В воздухе пахло свежескошенной травой и клевером. Проклятье, никуда от этого не деться – жизнь продолжалась. – Сколько тебе лет? – спросил Крис. – Четырнадцать, а что? – Значит, у тебя нет еще водительских прав? – Ты, полицейский, должен бы это знать. – Разумеется, я знаю. Хочешь порулить? У Джои округлились глаза. Оторвавшись от спинки сиденья, он всем корпусом подался вперед. – Ты шутишь? – Нет, не шучу. – А ты не боишься? – А ты что, намерен врезаться куда-нибудь? – Нет, черт возьми, нет же, я буду осторожен. – Ну, тогда ладно… – Крис затормозил, и они с Джои поменялись местами. – Подвинь сиденье, как тебе удобно, и поправь зеркало. Ты когда-нибудь раньше пробовал водить машину? – Немного. – Спрашивай, если чего не знаешь. Джои вел осторожно, но довольно неплохо. Он с силой вцепился в руль, весь подался вперед, но твердо держался на своей половине шоссе и внимательно следил за тем, чтобы скорость не превышала пятидесяти километров. Крис включил радио. – Любишь кантри? – Да. Трейвис Тритт пел «Неприятность». Минут через семь Джои спросил: – Можно мне свернуть на ту дорогу? – и указал на узкую гравиевую аллею. – Ты же водитель, тебе и решать. Зазвучала мелодия в исполнении группы «Брукс энд Данн». Еще минут через пять Джои опять спросил: – Можно, я еще раз сверну? – Ты водитель. Они прослушали еще одну песню в исполнении Роба Макэнтайра и одну – в исполнении Джорджа Стрейта, прежде чем Крис спросил: – А ты вообще-то знаешь, куда едешь? Джои впервые осмелился оторвать взгляд от дороги. – Нет. Крис фыркнул от смеха и откинулся на спинку сиденья. – Хорошие дела! Путешествие их завершилось в маленьком незнакомом городке Наузен. Они сориентировались по карте и пустились в обратный путь, выехав на шоссе номер сорок семь, где Крис сам сел за руль. Когда они вернулись в Аноку, улицы уже опустели, лишь маячил одинокий вагончик с хот-догами, который, казалось, уже целую вечность не видел покупателей. Проезжая мимо него, они вновь вспомнили о Греге. Потом они выехали на Майн-стрит, по пути проскочили мимо полицейского управления, и Крис мельком взглянул на припаркованные у входа патрульные машины. И вновь мысленно вернулся к Грегу. Джои всю обратную дорогу молчал. Они остановились возле дома Рестонов. Впервые за последние дни здесь было пустынно – стояли лишь машины Ли, Дженис и Грега. Крис включил радио. Джои по-прежнему сидел молча, безучастно глядя в окно. Наконец он произнес: – Мне кажется, он не пропустил ни одного моего матча. Я все время думаю: кто же теперь придет посмотреть на мою игру? – Я приду, – сказал Крис. Джои повернул голову. Он угрюмо посмотрел на Криса, но так ничего и не ответил. В глазах его блестели слезы. Крис положил руку ему на плечо. – Все у тебя будет в порядке, малыш. Тебе чертовски повезло с семьей. Держись своих близких, и они помогут тебе справиться с горем. Он заметил какое-то движение возле двери – это Ли подошла к стеклу. Она стояла, прижав руки к груди, – мать, беспокойно ждущая своего сына. Даже издалека было заметно, с каким облегчением она убедилась, что они вернулись. Джои вылез из автомобиля и хлопнул дверцей. Крис помахал Ли рукой. На обратном пути к дому он много думал об этом, и перед глазами все стояла она – у двери, со сложенными на груди руками и без тени улыбки на лице. Ли с Сильвией решили не открывать магазин в понедельник, день похорон. Утром Ли, как она и собиралась, пришла в магазин, чтобы собрать траурный букет. Включив пленку с записью мелодий Дворжака, она принялась за работу. Это был один из самых красивых букетов, которые она когда-либо составляла. В нем прекрасно сочетались восхитительные гардении и белоснежные красавицы калы, аромат его был пикантным и вместе с тем удивительно свежим. Колдуя над букетом, Ли пролила немало слез. Она не могла толком объяснить, почему вдруг пошла еще и на это испытание. Наверное, самым простым объяснением могло быть то, что она мать – и этим все сказано; кроме того, это еще и ее дело – возиться с цветами. Букет был ее прощальным подарком сыну. Когда он был готов, она позвонила Родни, их экспедитору, и тихо сказала: – Все готово, Родни, можешь зайти забрать его прямо сейчас. Вскоре она уже открывала ему дверь. – Привет, Родни. Родни, хотя и страдал с детства слабоумием, прекрасно справлялся со своими обязанностями экспедитора. Сейчас он был очень собран: губы плотно сжаты, куртка наглухо застегнута. Это была его первая встреча с Ли после смерти Грега. Он снял кепку и долго мял ее в руках. – Я, конечно, очень сожалею, миссис Ли. – Все мы сожалеем, Родни, – сказала она, погладив его по плечу. – Спасибо тебе. Когда он, забрав букет, ушел, она выключила магнитофон и тяжело опустилась на стул. В магазине было так непривычно тихо. Ее окружали лишь горшки с цветами и травой, а в воздухе витал аромат свежесрезанных цветов. Боже, до чего же хорошо побыть наконец одной. Положив руки на стол, она задумчиво разглядывала их, машинально отмечая, что они, как почти всегда у нее, опять испачканы цветочным соком. Три дня, пока она не возилась с цветами, так странно было видеть руки всегда белыми и мягкими. И вот снова эти въевшиеся пятна. Она потерла их пальцем… еще и еще… пока вдруг взгляд не затуманился. Она достала из кармана носовой платок и вытерла глаза. Они тут же вновь наполнились слезами – быстрее, чем прежде. И в этой тишине, среди цветов и ароматов, впервые оказавшись наедине со своим горем, она рухнула на стол и уже не сопротивлялась хлынувшим потоком слезам. Она звала его: «Грег… Грег…», рыдая в голос, и скоро скатерть на столе отсырела от ее слез. Обмякшая и подавленная, она изнывала от острой жалости к самой себе. Постепенно рыдания стихли, а она все сидела, положив голову на стол. Наконец она выпрямилась, вытерла глаза, глубоко и тяжко вздохнула, но еще долго не могла подняться и сидела, обводя взглядом комнату, ища, чем бы отвлечься от горестных мыслей. Внезапно возникло ощущение, что Грег совсем рядом, что он все это время молчал и ждал, пока она успокоится. – Что ж, сынок, мы были вместе двадцать пять счастливых лет, – произнесла она вслух. – Какого черта! Уж лучше двадцать пять счастливых лет, чем сто безрадостных. Правда? И потом… у меня еще есть Дженис и Джои… и так много друзей, которые сегодня все придут на похороны. Похороны… Она снова вздохнула и поднялась со стула. Что ж, сейчас она простилась с сыном. То, что состоится через три часа, пережить будет уже легче. На похороны Грега Рестона собрались триста пятьдесят полицейских со всей Миннесоты. Патрульные машины заполонили весь паркинг возле церкви. Зрелище было впечатляющим: полицейские заходили в церковь по двое, одеты они были в униформу – бледно-голубую, синюю, коричневую; белая выделяла среди них капитанов и старших офицеров. Здесь были представители всех полицейских управлений из семидесяти восьми округов штата. Они шли нескончаемым потоком, и вскоре помещение лютеранской церкви было переполнено и пестрело всеми цветовыми оттенками, словно полотна импрессионистов. Ли Рестон, наблюдавшая за их движением, изумилась. Как их много! Какое грандиозное шествие! Внезапно от разноцветной толпы отделилась темно-синяя фигура. – Здравствуйте, миссис Рестон. – Кристофер снял фуражку и держал ее под мышкой. Увидев его в форме, Ли, привыкшая к его довольно свободной одежде, вновь удивилась. При всех регалиях – в темно-синей форме, галстуке, с именной биркой, повязкой на рукаве, кобурой на кожаном ремне – Кристофер смотрелся гораздо солиднее, старше своих лет, и держался тоже соответственно. Она испытала необъяснимую гордость за него и в очередной раз, но уже по-иному, отметила его мужественность. – Здравствуй, Кристофер. Они очень сдержанно пожали друг другу руки, но в их глазах промелькнули молчаливая солидарность и поддержка, чувства искренние и глубокие, не сравнимые с официальными соболезнованиями тех, кто скорбит сегодня, но забудет обо всем уже завтра. В его рукопожатии Ли почувствовала огромную внутреннюю силу и, сама того не ожидая, ответила на него совсем не так, как полагалось скорбящей матери ответить на сочувствие скорбящего друга. Это был молчаливый диалог женщины с мужчиной. Он повернулся к ее детям. – Привет, Дженис, Джои… Хотя он и обращался ко всем троим, его следующая фраза была адресована именно Ли: – Когда погиб Грег, пришел капеллан и долго говорил с нами. Я забыл вам рассказать. Так вот: он сказал, что во время их последнего разговора Грег признался в том, что ему очень нравится служба в полиции и что ему жаль ребят, которые ненавидят свою работу. Грег сказал тогда Вернону Уэндеру: «Я люблю свою работу, потому что мне нравится помогать людям». Я подумал, что вам приятно будет услышать это именно сегодня. Грег очень гордился тем, что он полицейский. – Спасибо тебе, Кристофер. Он прокашлялся и взглянул на столпившихся вокруг коллег. – Позвольте представить вам офицеров, которым оказана честь нести гроб. Когда церемония представления была окончена и Ли пожала всем руки, приняв соболезнования, Кристофер вновь обратился к ней все так же официально: – Вашего сына очень любили в полиции, миссис Рестон. – Я… я так ошеломлена… вас здесь сегодня так много. – Здесь полицейские со всего штата. – Но так много… – Так бывает всегда, когда уходит один из нас. – Но я думала, так положено только в случае гибели на боевом посту. – Нет, мэм. Повисло молчание. Во взгляде Кристофера она прочитала извинение за то, что сегодня ему приходится выдерживать официальный тон после столь тесного общения все эти три дня. – Хватит ли у вас сил выдержать сегодняшнее? – спросил он уже теплее. Ли изобразила слабую улыбку и кивнула. – Дженис? Я весь к твоим услугам. Джои… рад был нашей вчерашней прогулке. Если тебе захочется повторить ее, звони обязательно. Может быть, в следующий раз мы сможем прокатиться в патрульной машине… разумеется, за рулем буду я. Он улыбнулся Джои; тот слегка улыбнулся в ответ. Затем Кристофер в окружении коллег прошел дальше, к другим родственникам Грега. Для Ли отпевание в церкви прошло совсем не так, как она себе представляла: она воспринимала все абсолютно отчетливо и ясно. Ее прощание с сыном уже состоялось, теперь же она видела, как это совершают остальные. Кристофер, величественно выпрямившись, нес гроб вместе с пятью другими офицерами. Глядя на него, Ли представляла своего сына в форме, которой он так гордился, – так же, как и его коллеги. Белые цветы, что она приготовила утром, усыпали гроб. Если бы собравшиеся знали, что букеты составляла она сама, они бы плакали еще горше. Ллойд произнес надгробную речь с улыбкой на лице, и ему даже удалось развеселить всех своими воспоминаниями о проделках маленького Грега. Дженис и Джои ни на минуту не отпускали рук матери. Преподобный Альдеккер, простуженный, во время молитвы несколько раз чихнул. Салли Умланд бесподобно сыграла на органе, но другой солист был в отпуске, а приглашенный – новичок – исполнил свою партию так себе. Мать Ли – да простит ее Господь – в своем новом черном костюме, купленном специально к случаю, с некоторым осуждением взирала на пестрые летние наряды окружавших ее женщин. Что ни говори, но присутствие на похоронах столь многочисленного отряда стражей порядка поддержало Ли, наполнило ее сердце гордостью и вселило уверенность в своих силах. После службы траурный кортеж, следующий на кладбище, растянулся мили на полторы. Автомобили шли с включенными фарами. Дежурные постовые перекрывали движение на перекрестках и снимали фуражки, прижимая их к сердцу. На кладбище полицейские окружили могилу Грега плотным кольцом, оставив лишь узкий коридор, по которому пронесли гроб. Священники прочитали молитву, прозвучала барабанная дробь, и шесть офицеров разрядили карабины в прощальном салюте. Тело предали земле. Все было кончено. Машины разъезжались одна за другой. Родственники задержались у могилы, к ним подходили друзья с прощальными соболезнованиями. Старая тетушка Грега, подобрав упавшую с гроба гардению, спрятала ее на память. Люди шли к машинам, взявшись за руки, – медленно, задумчиво, по-новому переживая ценность жизни, голубизну неба, зелень земли, пока еще дарованные им. Идя с детьми к машине, Ли невольно отметила, как утопают в густой траве ее высокие каблуки. Странная мысль вдруг пришла ей в голову: а в какой еще ситуации она могла бы брести по траве на высоких каблуках? И сама ужаснулась. Боже, о чем она думает? Какие глупости лезут ей в голову в столь печальный момент? На самом деле они-то и были своего рода лазейками из бездны горя. Пока она думала о траве, высоких каблуках, глаза ее оставались сухими. Остались позади еще два часа, проведенные уже в зале, где были накрыты поминальные столы, – среди запахов кофе, горячих блюд с томатным соусом и бананового желе. И вновь Ли принимала соболезнования. С Грегом пришли проститься его школьные друзья, полицейские и их жены, клиенты ее магазина, бывшие коллеги Билла, поставщики аксессуаров для магазина, члены лютеранской конгрегации, с которыми она была едва знакома, школьные приятели Дженис и Джои, некоторые из них – с родителями… Были и спортивный тренер Грега, учительница английского, которая принесла с собой стихотворение, написанное Грегом в девятом классе. Пришли даже те, кто помнил Грега еще двенадцатилетним мальчишкой-посыльным. – Не верится, – повторяла Ли снова и снова. – Не верится. Столько людей!.. – Он запал в сердца многих, – ответила ее мать. И пройдут еще годы, прежде чем затянутся в этих сердцах раны, нанесенные его смертью. Тяжело придется возлюбленной Грега Джейн Реттинг. И Нолану Стигу, который сейчас робко подошел к Ли и попросил на память какую-нибудь вещицу, принадлежавшую Грегу. И Дженис, которой предстоит пересесть за руль его автомобиля. Джои, к которому перейдет его коллекция пленок и дисков. Его старикам, которые хранят фотографию внука на стене в гостиной. И Кристоферу Лаллеку, которому суждено возвращаться в опустевшую квартиру. Когда все стали расходиться, Крис был в числе немногих, кто задержался, помогая усталым, разгоряченным официанткам собирать складные металлические стулья, относить грязные кофейные чашки. Ли стояла около двери в окружении родни. Обсуждали, что еще предстоит сделать в ближайшие дни: провести учет пожертвований, написать благодарственные письма, послать цветы в дома престарелых. Пег Хилльер вручила Ли поминальную книгу и маленькую белую коробочку со словами: – Это книга соболезнований и открытки. Что ты намерена делать с нераспечатанными письмами? Хочешь, чтобы мы их забрали с собой, или сама займешься ими? Ли бросила взгляд на Кристофера, который стоял в стороне, ожидая, пока она освободится. Ей хотелось броситься к нему, умоляя: «Пригласи меня прокатиться в своем новом автомобиле, увези отсюда, я не могу больше слышать эти голоса, видеть эти заплаканные лица, я устала от своих скорбных обязанностей! Увези меня отсюда!» Но вместо этого она продолжила разговор с матерью, поблагодарила родственников, выразила признательность церковным служителям и официанткам, которые уже заканчивали уборку помещения, и вышла на улицу с пачкой нераспечатанных соболезнований. На свежем воздухе ей стало легче. Джои и Дженис устроились на траве в тенистом уголке сада в окружении друзей – своих и Грега. Здесь были Ким, Нолан, Сэнди, Джейн, Денни Уитман. Ли поискала глазами Кристофера, но его поблизости не было. Не было и «эксплорера». И она почувствовала легкое разочарование. Хотя и прекрасно сознавала, что не вправе требовать от Кристофера постоянного участия. Он и так уже сделал больше, чем от него требовалось. – Что, Кристофер уже уехал? – крикнула она, обращаясь к молодежи. – Да, – ответила Дженис. – Он просил передать тебе, что, к сожалению, не смог проститься с тобой, – ты была очень занята. – О! – Он сказал, что позвонит. Ли отвернулась, стараясь скрыть свое огорчение. А она-то думала, что они поедут домой, вытащат на террасу пару шезлонгов, может, даже откроют пару бутылок пива и просто молча посидят вдвоем. Она не знала почему, но ей хотелось сегодня вечером побыть именно с ним. Не с детьми, не с родителями, не с соседями или друзьями, с которыми пришлось бы все время говорить, отвечать на вопросы, подавать еду и убирать грязную посуду, следить, чтобы всем было • уютно, слушать чужие рассуждения. А ей хотелось одного – посидеть в тишине и разделить с кем-нибудь свое молчание. Но ведь там, на траве, сидели ее дети, и она не могла сказать им: «Оставьте меня ненадолго одну». – Вы готовы ехать домой? – позвала она детей. – Конечно, но ты не против, если с нами поедут ребята? Ли подавила вздох. Разумеется, детям тоже нужна была разрядка. – Прекрасно, – ответила она. Они встали с земли, отряхнув с себя травинки, и Ли поняла, что потребуется еще какое-то время, прежде чем жизнь войдет в привычное русло и она сможет принадлежать самой себе. |
|
|