"Сила любви" - читать интересную книгу автора (Спенсер Лавирль)Глава 5В сгущавшихся летних сумерках Кристофер возвращался домой. Он совершенно упустил из виду, что сегодня понедельник, и потому скопление машин на улицах его несколько удивило. Но жизнь шла своим чередом, и люди спешили с работы, останавливаясь у булочных, чтобы купить домой хлеба, выстраивались в очереди у автозаправок. Последние четыре дня вырвали его из привычной обыденности, и бурлящая вокруг жизнь шла вразрез с его душевным состоянием. Прохожие казались ему черствыми, бездушными созданиями, хотя он прекрасно понимал, что никто из них не знал о смерти Грега Рестона и не догадывался о том, что перед ними человек, возвращающийся с похорон друга. Мысль о том, что его ожидает пустой дом, резко поубавила скорость его автомобиля. В глазах ожила сцена: маленькие Рестоны на траве в окружении друзей. Он хотел было присоединиться к ним, но подумал, что староват для этой компании. Он явно не вписывался в нее. Единственным человеком, с которым он действительно хотел бы остаться, была Ли, но для нее он был слишком молод, так что и здесь его присутствие было не к месту. Да он и так уже злоупотребил ее гостеприимством. В конце концов, он ведь не член ее семьи. Пойти ему было некуда, и он отправился домой. В квартире было тихо и душно. Он вышел на балкон. Внизу, под окнами, зеленели лужайки Гроув-парка, а вдали, за широкой полосой густых лесов, поблескивала Миссисипи. Солнце еще не село, и его последние лучи скользили по зеленым верхушкам деревьев и крышам парковых построек. На лужайке в разгаре был пикник, который устроила своим ребятишкам парочка молодых мам. Пахло жареным мясом. Дети резвились, надувая жвачки до размеров бейсбольного мяча, до Криса доносились счастливые детские возгласы: «Посмотрите на этот! Посмотрите на этот!» Ему, сколько он помнил, никогда не устраивали праздников. Он вернулся в комнату, ослабил узел галстука, расстегнул рубашку, вытянув ее из брюк, открыл холодильник и достал баночку «Спрайта». Сделав глоток, он вдруг заметил, что горит красная лампочка на автоответчике. Он перемотал пленку. Вскоре раздался мальчишеский голос: – Эй, старик, что еще с тобой стряслось? Ты же обещал, что мы куда-нибудь отправимся в этот уикэнд. Обещал позвонить. Черт возьми, старик, ты, оказывается, такой же, как все они. Никогда не держишь слова! Можешь мне больше не звонить. Не трудись! Мне есть чем заняться. Я не собираюсь сидеть и ждать, когда позвонит говнюк вроде тебя. Джуд. Черт возьми, он совсем забыл про Джуда. Крис устало смотрел на автоответчик. Джуд Куинси, двенадцати лет, чернокожий, магазинный воришка, прогульщик, гроза школьного инвентаря, угонщик велосипедов, брошенный сын двух наркоманов, вылитый Кристофер Лаллек в этом возрасте. Бедный оболтус. Это уж точно. Его мать и так называемый отец были белыми. Джуд был светло-коричневым. Может, поэтому старик и поколачивал его время от времени, а заодно и его мать, выбивая дурь из обоих. Крис снял трубку и набрал номер. – Да-а, говори, – ответил детский голос. – Джуд? Пауза. И вслед за ней: – Ну, чего тебе, парень? – Я получил твой привет. – Ну и что с того? – Слушай, хватит, а? – Хватит? Старик, да ты обманул меня! Я тут сижу весь уик-энд, жду, когда ты отвезешь меня на озеро… А он, видите ли, и не думает звонить. Да ты из меня просто посмешище сделал! Мой приятель Нойз верно говорит, что я все выдумал насчет тебя! Станет полицейский тратить время на такого ублюдка, как я! – Ты опять употребляешь это слово? – А почему бы и нет, черт возьми? Кристофер закрыл глаза и потер лоб, осторожно подбирая слова для дальнейшего разговора. – Что-нибудь случилось, Джуд? – Здесь всегда что-нибудь да случается. Наше местечко этим славится. – Что-нибудь особенное произошло? – Чего пристал? Давай вали на озеро со своими вонючими дружками! – Что они тебе сделали, Джуд? – Да ничего, я же сказал! – Так, значит, с тобой все в порядке? – Тебе-то что за дело? Крис решил зайти с другой стороны. – Знаешь… я ведь вот почему спрашиваю… Мне нужно, чтобы сейчас со мной рядом был друг. Эти слова возымели действие. Такие дети, как Джуд, с пеленок привыкали к тому, что они никогда и никому не нужны. – Ты меня интригуешь, старик. Помимо всех прочих «достоинств» у Джуда к тому же наблюдалось эдакое раздвоение личности. Иногда он говорил, как полуобразованный белый ребенок, иногда же срывался на самый грязный жаргон. – У тебя есть час времени? – спросил Крис. – Для чего? – Прокатиться со мной. Я заеду. – Только не сюда. – Куда скажешь. Джуд на мгновение задумался. – У «Семь-одиннадцать», как обычно. – Хорошо. Дай мне пять минут, я только скину форму. Когда Крис подкатил к магазину «Семь-одиннадцать», Джуд уже стоял возле витрины, прислонившись спиной к стеклу, а подошвой башмака упираясь в кирпичную стену. Руки его по локоть утопали в карманах черной с зеленовато-желтым рисунком куртки. Под ней была застиранная лиловая рубашка, которая по размеру вполне сгодилась бы Майклу Джордану. Волосы у Джуда были черные и кудрявые; над левым ухом высвечивалась зигзагообразная молния, выбритая неумело, похоже, отцовской бритвой. Джуд молча проследил, как ворвался на стоянку «эксплорер», и лениво затушил сигарету о стену, всем своим вид ом показывая, что ему совершенно наплевать, если кто-то и обзавелся новым красным грузовичком с такими клевыми щетками, козырьком и хромированными колесами. Джуд так и не сдвинулся с места, лишь вращал глазами, оглядывая автомобиль и водителя. Затормозив возле него, Крис выглянул в окно. – Эй, ты! – позвал он. – Что это ты вздумал говорить, как черномазый? – Что это – Я и есть черномазый. – Может, и так, но не стоит прикидываться придурком, если хочешь чего-нибудь добиться в этом мире. Давай садись. Джуд нехотя оторвался от стены и тяжелой походкой, шаркая подошвами по асфальту, двинулся к машине. Взобравшись, он хлопнул дверцей и растянулся на переднем сиденье. – Пристегнись. Ты ведь знаешь правила. – Чертов полицейский. – Это точно. А теперь пристегнись. Джуд повиновался. Устроившись, он сразу начал ныть, ковыряя пальцем и без того изрытое прыщами лицо. – Ну что привязался? Если бы я мог, я бы превратил тебя сейчас в кого-нибудь. Даже учителя в школе не могут заставить нас говорить по-другому. Это наш язык. Мы должны сохранять свою культуру. – Я не твой учитель, но, если ты спросишь меня, я отвечу, что то, что ты на самом деле сохраняешь, не имеет никакого отношения к культуре. И, кстати, в кого же ты собираешься превратить меня? – В кого-нибудь. – В кого-нибудь… – Крис, ухмыльнувшись, покачал головой. – Да, в кого-нибудь. В энтого твоего капитана, вот в кого. – Энтого? Слушаю тебя – уши вянут. Я же говорил тебе: если хочешь когда-нибудь выкарабкаться из своей помойки, стать человеком, иметь такую же машину, хорошую работу, куда бы ты ходил прилично одетым, если хочешь, чтобы тебя уважали, возьми себе за правило говорить правильно, как умный человек, которым я тебя и считаю. Я бы мог еще смириться с твоей дикарской речью, будь она для тебя естественна. Но ведь когда я впервые поймал тебя на той афере со скидками, ты изъяснялся совсем не так, как это принято в твоем квартале. – Старик, да ты же ни черта не знаешь о моем квартале, так о чем же ты говоришь? – Это я-то не знаю! Сколько раз в месяц, по-твоему, мне приходится мотаться туда по вызовам? – Мне всего лишь двенадцать лет. Ты не должен говорить со мной в таком тоне. – Вот что я предлагаю: давай заключим сделку. Я буду говорить с тобой любезно, в случае если и ты станешь подобрее. И, в первую очередь, выкинь из своего лексикона всю матерщину. Во-вторых, начинай произносить слова так, как учили тебя еще в первом классе. Нет такого слова: Джуд презрительно скривил рот и, отвернувшись к окну, тихо выругался. – Я знаю, что ты нарочно это делаешь. Хочешь походить на своего отца? – Он мне не отец. – Может, и нет, но ведь он вас содержит. – Да, и еще покупает сыр и снег. «Сыр» и «снег» означали марихуану и кокаин. – Так вот, значит, что произошло? Джуд заерзал и уставился в окно. – Ну и что ты собираешься делать? Опять упечь меня в детприемник? – пренебрежительно спросил он. – Ты сам этого хочешь? Джуд ответил гордым молчанием. Те, кто частенько попадал в такого рода заведения, относились к этому с известной долей цинизма. Бедным детям, хотя и нуждавшимся в защите от своих непутевых родителей, приходилось несладко, когда они попадали на два-три дня в детские приемники, отсиживаясь там, пока работники социальных служб урезонивали их домочадцев. Результат всегда был одним и тем же. Родители клятвенно заверяли инспекторов, что исправятся, на день-два утихали, а потом опять ударялись в пьянство и наркоманию. – Хорошо, я расскажу тебе, – сдался наконец Джуд. – В субботу вечером у них опять была гулянка. Приходила куча друзей. Напились до одури и устроили танцы нагишом… – Танцевали голыми? – Да-а. Ну, ты знаешь. Джуд смерил Криса взглядом, в котором смешались и безразличие, и вызов. – Потом кому-то захотелось сменить партнеров, и завязалась драка. Старик ударил мать, выбил ей зуб, она кинулась на него… – Тебя кто-нибудь ударил? – Нет. – Точно? Джуд промолчал. – А ты что сделал? – Удрал через окно. Пошел в «Семь-одиннадцать» и позвонил тебе, как ты просил. Но тебя не было дома. Где ты пропадал, черт возьми? – Я хоронил своего лучшего друга. Если бы Джуд был еще на двенадцать лет постарше, это известие, возможно, и тронуло бы его. Но это был Джуд, и его энергии не хватало на то, чтобы реагировать на чужие проблемы. Борьба за собственное выживание отнимала все его силы. Он лишь полуобернулся и спросил: – Кого? – Грега. Он погиб в автокатастрофе в пятницу. Джуд какое-то время осмысливал сказанное. Выражение его лица оставалось бесстрастным, но в глазах угадывалось некоторое умственное напряжение. Вскоре он опять отвернулся к окну. – Хреново, старик. Крис ничего не ответил. Они какое-то время ехали молча, потом Джуд спросил: – Ну, так ты чего, здорово переживаешь? – Да. Мне его не хватает. Тяжело одному в квартире. Они еще помолчали. Крис чувствовал, что Джуд задумался, пытаясь понять, что такое смерть близкого друга, и, когда он заговорил, в голосе его уже не было прежней враждебности. С выражением чувств словами у Джуда было неважно – будь то печаль или восторг, поэтому он вновь повторил: – Хреново, старик. Прошло еще какое-то время, и Крис спросил: – Ты есть хочешь? Джуд пожал плечами и отвернулся. Крис подкатил к закусочной для автомобилистов и заказал двойную порцию жареных цыплят, полпорции салата, четыре пакетика кисло-сладкого соуса и два пакетика молока. Они доехали до лодочной пристани и сели за столик, наблюдая, как скользят по воде лучи заката. – Извини, что не смог заехать к тебе в субботу вечером, – сказал Крис. – Мне жаль, что так случилось с твоим другом. – Но все равно я должен как-то пережить это. Никто не говорил, что жизнь справедлива. – Я тоже не слышал. – Как бы то ни было, надо жить. Ты меня понимаешь? Джуд доел цыпленка и кивнул. – Ешь и салат. Тебе полезно. И выпей все это молоко. Джуд икнул несколько раз и вытер рот рукой. – Этот твой друг… у него были родные, которые о нем заботились, или он был, как мы с тобой? – У него хорошая семья. Лучше не бывает. Джуд, наклонив голову, разглядывал свои изношенные драные ботинки. – Хочешь, я тебе кое-что расскажу? – спросил Крис и немного помолчал. – Мальчишкой я всегда завидовал ребятам, у которых были приличные родители. Я даже презирал их, никогда не разговаривал с ними, понимаешь? Но вся проблема-то была в том, что я тем самым наказывал лишь себя, ведь у меня не было друзей. А жить без друзей хреново. Когда я вырос, я понял, что никто не виноват в том, что мои родители – алкоголики. А я мог бы и дальше жить, обидевшись на все человечество. Но преодолел обиду и увидел, что в мире полно замечательных людей. И тогда я решил, что непременно стану тоже одним из них, ни за что не буду похож на своих стариков. Вот почему я стал полицейским. Они еще долго молчали, поглощенные своими мыслями. Наконец Джуд разделался с едой, и они вернулись к машине. Подойдя к «эксплореру», Джуд сказал: – Классная тачка у тебя, старик. Когда-нибудь и у меня будет такая же. На следующий день Крис вышел на работу. Его первое дежурство пришлось на ночное время – с одиннадцати вечера до семи утра, с перерывом на полчаса, как положено. В раздевалке потрескивал радиоприемник, висевший на стене, хлопали металлические дверцы шкафов, офицеры тихонько переговаривались между собой. К Крису подошел Ноукс, положил руку ему на плечо. – Как ты, Крис? – В раздевалке как-то неуютно без него. – Да уж, это точно. – Ноукс потрепал его за шею и отошел к своему шкафу переодеться. Крису редко выпадало дежурить вместе с Грегом – в их управлении служили двадцать девять офицеров, но, когда все-таки их дежурства совпадали, они, сталкиваясь в раздевалке, острили, подшучивали друг над другом. Сегодня вечером ему этого так не хватало! Крис натянул пуленепробиваемый жилет и рубашку, завязал галстук перед крошечным зеркальцем на дверце шкафа, в уголках которого офицеры обычно пристраивали свои семейные фотографии. Его же коллекция состояла лишь из одной – на ней они были запечатлены вместе В субботу вечером полицейское управление ответило на двадцать три звонка, в воскресенье вечером – всего на семнадцать. Поводы для жалоб тоже не отличались разнообразием: подозрительные лица, нарушение порядка, ограбление, мелкое хулиганство. Просмотрев бумаги, Крис положил их на место и вдруг подумал о том, что, хотя мысли о Греге и преследовали его неотступно, с особой силой он напоминал о себе именно здесь, в этих стенах. И все равно хорошо вновь окунуться в работу, почувствовать себя при деле. Он взял со стола в комнате дежурного свою фуражку и сказал: – Я уехал, ребята. – Я тоже, – сказал Ноукс, и они вместе направились к своим патрульным машинам. Он провел эту ночь, как и сотни других прежде, охраняя покой спящего города. Он объезжал улицы. Иногда просто сидел в машине, вслушиваясь в монотонный голос диспетчера по радио. Поступил сигнал о бытовой ссоре, и они с Ноуксом оба выехали на место происшествия, обнаружив квартиру незапертой, а телевизор включенным при полном отсутствии хозяев. Соседи, которым достучался Крис и которым попытался задать кое-какие вопросы, обрушили на него поток грязной брани. Он вернулся в машину и продолжил объезд улиц, пока не получил от диспетчера задание выехать по сигналу тревоги с пульта охраны жилого дома. Установив, что сигнал ложный и вызван осевшей панелью потолка, он опять возвратился на стоянку возле Карпентерс-холла и, устроившись с радаром в тени пушистой ели, стал следить за движением по мосту через Миссисипи. Тогда-то он и подумал о том, что находится совсем рядом от Бентон-стрит. Всего девять домов отделяют его от Ли Рестон. Она сейчас, должно быть, уже в постели – интересно, спит ли она? Отдыхает от этих кошмарных четырех дней или лежит, уставившись в темноту, в печальных воспоминаниях? Он завел мотор и выехал со стоянки сначала на Ферри-стрит, а потом свернул налево, на Бентон. Здесь было темно и тихо. Казалось, единственным источником света была пара кошачьих глаз, устремленных на него с обочины. Крис почти крался, подъезжая к дому Ли. Света нигде не было, дверь гаража закрыта. Старая машина Дженис стояла у обочины. «Тойоты» Грега не было видно. Вероятно, ее поместили в гараж. В три ночи он плотно поел в ресторане Перкинса. В пять, едва зарозовело небо на востоке, вновь проехал по ее улице. В шесть он повторил маршрут и обнаружил, что спринклер уже вовсю работает, орошая лужайку перед домом. Значит, она уже встала. Что она сейчас делает – пьет ли кофе на кухне, как пили они вместе два дня назад? Трудно было удержаться, чтобы не остановиться и не напроситься на чашечку. В семь он повесил свой пуленепробиваемый жилет в шкаф и отправился домой спать. Днем, в половине второго, его разбудил телефонный звонок. – Здравствуй, Крис, это Ли. – Ли… – Он, еле продрав глаза, повертел головой в поисках часов. – Привет. Голос его звучал так противно, как будто соскабливали краску с двери. – О… я тебя разбудила? – Ничего страшного. Все в порядке. – Извини. Конечно, нужно было сначала позвонить тебе на работу, узнать твое расписание, а потом уж звонить домой. Ты работал сегодня ночью? – Да, но все нормально. – Он прислонился к спинке кровати, подложив под голову подушку. Сквозь жалюзи тонкими лучиками пробивалось солнце. – Мне действительно очень жаль, что так получилось. – Да я в любом случае встаю около двух. И хватит вам переживать из-за такого пустяка. Он протер глаза, подумав о том, что она может звонить и будить его хоть каждый день, он не рассердится. – Я все равно хотел тут днем кое-чем заняться. Надо отогнать «эксплорер» на станцию – пусть проверят: не нравится мне этот стук в дверце. – Все уже прокатились на твоем «эксплорере», кроме меня. Как ты, доволен машиной? – Обожаю ее. Как-нибудь я вас обязательно прокачу, и вы сами убедитесь. Джои она тоже понравилась. – Я уже это поняла. Ты разрешил ему сесть за руль. – Надеюсь, вы не против. – Нет, конечно же нет. Если бы на твоем месте был кто-нибудь из его друзей, я бы сошла с ума, но с тобой… нет повода. – Мы немного поговорили с ним… о Греге. Так, выпустили пар. – Ему это было очень нужно – поговорить с мужчиной. – Как Дженис? – Она очень расстроена и много спит. Ей, судя по всему, придется труднее, чем Джои. – А вы… Ладно, не буду задавать вам этот дурацкий вопрос. Лучше скажите, чем вы занимаетесь. – Пытаюсь внушить себе, что пора приниматься за работу. Это очень тяжело, когда в голове такая сумятица. Мне кажется, я не смогу ни на чем сосредоточиться. Но скоро все равно придется идти, надо сменить Сильвию. Ей ведь пришлось тянуть за двоих. Сегодня у меня опять дела, связанные с похоронами. Кажется, им не будет конца. Я, собственно, поэтому и звоню. Насчет вещей Грега. – Я же говорил вам, что не стоит с этим торопиться. Вам вовсе не обязательно вывозить их отсюда сейчас. Заберете, когда будете в полном порядке. – Я знаю, но это висит на мне тяжким грузом. Я уж хочу покончить со всем сразу. Если тебе будет удобно, я бы могла подъехать в воскресенье. Магазин в этот день закрыт, а Дженис и Джои помогут мне. – У меня как раз ночное дежурство в воскресенье, так что целый день я буду дома. Можете приехать в любое время. – Ты сказал, что обычно встаешь около двух? – Ничего, встану и в полдень. – Пять часов сна? Кристофер, этого мало. – Хорошо, как насчет часа дня? – В два будет лучше. Я вовсе не хочу нарушать твой сон. Вы, полицейские, и так недосыпаете. – Хорошо, в два. А как вы думаете перевозить его мебель? – Наш сосед Джим Клементе обещал дать свой пикап. – Вы сумеете вести его или мне приехать за вами? – Джим предложил мне свои услуги, но я прекрасно справлюсь сама. Так что до встречи в воскресенье, в два. – Отлично. – И… Кристофер? – Да? – Пожалуйста, поспи еще немного. Мне так неловко, что разбудила тебя. В тот же вечер за ужином она хотела спросить детей, смогут ли они помочь ей в воскресенье. Но ее опередил Джои, объявивший о том, что Денни Уитман пригласил его в воскресенье на озеро. – О… – Ли так и застыла с миской запеченного картофеля в руках. – А я-то думала, мы все втроем съездим на квартиру Грега, соберем его вещи. Я рассчитывала на вашу помощь. Она поставила миску на стол и села. Джои начал деловито накладывать себе в тарелку картофель и одновременно ныл: – Почему в воскресенье? Разве нельзя это сделать в субботу, чтобы я все-таки поехал на озеро с Уитманами? Они туда ездят только по воскресеньям… Ли постаралась не обидеться, лишний раз напомнив себе, что Джои всего лишь четырнадцать. В этом возрасте еще не совсем представляют себе заботы и нужды взрослых, особенно в подобной ситуации. Безусловно, и Уитманы пригласили его с собой из лучших побуждений, понимая, что сейчас Джои как никогда нужна разрядка. – Дженис? – взглянула она на дочь. Дженис отложила вилку и устремила взгляд в окно. Глаза ее заблестели от подступивших слез. На тарелке ее самое любимое блюдо так и осталось нетронутым. – Мам, я… я еще не готова к этому. Нельзя ли отложить это на время? Ли тоже опустила вилку. Дженис добавила: – И, кроме всего прочего, в воскресенье у меня рабочий день. – Дженис работала клерком в торговом центре Норттауна. – Боюсь, если я не появлюсь на работе в ближайшие дни, я могу ее потерять, и как тогда деньги для колледжа? Нельзя ли все-таки отложить это ненадолго, мам? Ли успокаивающе прикоснулась к руке дочери. – Конечно, можно, – тихо сказала она. – Кристофер говорил, что нет никакой необходимости торопиться. Дженис моргнула, и стоявшие в глазах слезы упали на стол. Она высвободила руку, вытерла глаза и, снова взяв вилку, подцепила картофель с ветчиной. Но, взглянув на еду, задумчиво произнесла: – Мам, что-то мне сегодня не хочется есть. И подняла на Ли заплаканные глаза. – Картофель у тебя отменный, честное слово. Но может, мне… я не знаю… может, мне лучше пойти к себе ненадолго… – Иди, конечно. Картофель подождет до завтра. Когда Дженис ушла, Ли с Джои почувствовали себя совсем одинокими. Джои осилил лишь полтарелки и последовал примеру сестры. – Мам, я тоже не голоден. Ты меня извинишь? – Конечно, – сказала она. – Чем ты собираешься заняться? – Не знаю. Может, схожу в парк, посмотрю пару бейсбольных матчей. – Хорошо. Щи, – с пониманием поддержала она. Он встал из-за стола и, немного помявшись, предложил: – Хочешь, я помогу тебе убрать посуду? – Я сама. Лучше поцелуй меня. – Он чмокнул ее в щеку, и она обняла сына. – Ну, иди, развлекайся, только возвращайся не позже десяти. – Хорошо. Джои вышел, а она все сидела за столом, прислушиваясь к тому, как сын достает свой велосипед, и вот уже откуда-то издалека донеслось его жужжание. Она все не двигалась с места, чувствуя себя всеми покинутой, не в силах встать, убрать со стола недоеденный ужин, помыть посуду. Это могло бы отвлечь ее, поднять настроение. Но она так устала, что ей даже не хотелось искусственно взбадривать себя. И она все сидела за столом, подперев рукой подбородок, устремив взгляд в окно. Можно было бы, конечно, пойти прополоть клумбы, обнести изгородью дельфиниумы, которые так разрослись и пышно цвели, нарвать букет для кухонного стола. Можно позвонить матери или Сильвии, предложить Дженис сходить в кино, выйти во двор и помыть машину, а потом сесть в нее и развезти по соседям оставленные блюда и формы для тортов. А еще можно нацарапать несколько благодарственных открыток. Она вздохнула. Слишком устала она быть сильной, так хотелось хотя бы на один вечер возложить на кого-нибудь свои обязанности. Ее вдруг охватила апатия, преодолеть которую, казалось, было невозможно. Она подняла голову и посмотрела в холл, где было светло от пробивавшихся сквозь стеклянную дверь косых лучей заходящего солнца. Как грустно: время ужина, а ты сидишь за столом одна. Мимо пронесся грузовик Джима Клементса. Джим работал на стройке и только еще возвращался домой с работы. Проехали две девушки на велосипедах. От их щебета Ли стало еще горше. Все кругом заняты чем-то, куда-то спешат… Погруженная в свои мрачные мысли, она не сразу заметила, как к дому подъехала бело-черная патрульная машина. И в тот же миг она вскочила и бросилась к двери, навстречу своему спасению. Выбежав на крыльцо, она увидела Кристофера. В полном обмундировании, он выходил из машины. Его неожиданное появление наполнило ее радостью. Он захлопнул дверцу, но мотор не выключил и направился к дому. Она двинулась ему навстречу с какой-то совершенно необъяснимой легкостью, словно повинуясь неведомой силе. Для нее Крис всегда был одним из приятелей Грега, таким же мальчишкой. Но полицейский, что шел сейчас навстречу, был далеко не мальчик. Темно-синяя униформа добавила ему стати, солидности, зрелости, и это открытие застало ее врасплох. Фуражка его была надвинута на лоб, глаза скрывались под козырьком. Рубашка, безупречно отглаженная, пестрела всевозможными нашивками, значками и повязками. Галстук был аккуратно завязан под загорелым подбородком. Массивная портупея внушала уважение к ее обладателю, а пуленепробиваемый жилет увеличивал объемность его и без того мощной фигуры. Они остановились возле машины; рядом пыхтел разгоряченный двигатель. – Привет, – с улыбкой сказал Крис, снимая солнцезащитные очки. – Привет. – Она засунула руки в передние карманы белых шорт. – Не ожидала увидеть тебя сегодня. – Принесли письма для Грега. – И он протянул ей четыре конверта. – Спасибо. – Она бегло просмотрела их. – Мне, наверное, надо сходить на почту и заявить об изменении адреса? Тоже неотложное дело. Я и забыла, сколько бумаг приходится оформлять, когда человек умирает. – Она взглянула на него. – Мне казалось, ты работаешь сегодня в ночную смену. – Верно, должен был, но один парень попросил поменяться с ним. Рация, висевшая на его поясе, начала верещать, и Крис, протянув руку, не глядя, прибавил громкости. Грег обычно делал так же. Ли никогда не могла понять, как это они умудряются расшифровать эти шипящие обрывочные звуки и при этом не прерывать беседы. – Я встретил Джои по дороге. Он сказал, что идет в парк. – Там летнее первенство по бейсболу, – объяснила она. – Пусть посмотрит. Все лучше, чем слоняться по дому, где все так мрачно и безотрадно. – А как вы? Слоняетесь? – Надо возвращаться на работу. Получается, что я злоупотребляю добротой Сильвии. Кристофер, насчет воскресенья… Он ждал. – Дети не смогут помочь мне. Джои едет на озеро с Денни, а Дженис пока еще не готова морально. Так что придется все отложить. – Я помогу вам, – сказал он. – Но ты и так столько сделал для нас. – Я все равно собирался помочь вам с вещами Грега. Если вы все-таки хотите в воскресенье, мы вдвоем вполне управимся. Если хотите подождать детей – пожалуйста. – Это нелегкое дело, – сказала она. – Я уже проходила через это, когда умер Билл. Знаю, как это может выбить из колеи. – Тогда давайте побережем детей? – предложил он. И, помолчав, добавил, пристально глядя на нее: – Но мне сдается, что иногда вы немного устаете, оттого что приходится все время их щадить, а хочется, видимо, чтобы и они подумали о вас. «Как точно», – поразилась она. Он угадал ее мысли. Сейчас, когда он вымолвил их, ей стало легче, и чувство вины, которое они обычно вызывали в ней, тотчас ушло. – Откуда ты все знаешь? – спросила она. По рации прозвучал гнусавый голос: – Три-Браво-восемнадцать. – Одну минутку, – сказал Крис, снимая рацию с пояса и поднося к губам. Ли никогда раньше не замечала, какие у него красивые, ярко очерченные губы. – Три-Браво-восемнадцать. Надтреснутый голос продолжал: – Восемь-два-ноль Майн-стрит. Квартира Г-тридцать-семь. Слышна ругань. По всей вероятности, бытовая ссора с дракой. Никого из посторонних замечено не было. – Принял, – сказал он, затем обратился к Ли. – Извините, я должен идти. – И опять нацепил темные очки. – Позвоните мне насчет воскресенья. Мне кажется, вам все-таки стоит дождаться детей. Но если вы решите не откладывать, то мы и вдвоем все сделаем. Ли кивнула. Она бессознательно двинулась с ним к машине, постояла возле, пока он усаживался и записывал переданный по рации адрес, последила за тем, как он потянулся к радио на приборной доске и передал в эфир номер своей машины и время приема вызова. – Три-Браво-восемнадцать в пути. Восемнадцать часов девять минут. Вернув радио на место, он включил задний ход и крикнул в открытое окно: – У вас усталый вид. Поспите немного. Обычные слова на прощание, но он произнес их так просто, по-домашнему. Они прозвучали как мягкий упрек супруга, таивший в себе глубокую нежность и заботу. В ней всколыхнулось давно забытое. Прижав руки к груди, она провожала его взглядом. Как и Грега, когда он, бывало, внимательно оглядевшись, выезжал со двора. Машина Криса съехала с обочины, и он, выруливая на улицу, махнул рукой на прощание. Он уже давно скрылся из виду, а она все стояла, глядя ему вслед. На той же неделе она приступила к работе, окунувшись в успокаивающую рутину обыденности. В восемь утра она открыла магазин, сварила кофе, полила цветы, просмотрела журнал по уходу за растениями. Привычные обязанности отвлекали, хотя временами она ловила себя на том, что взгляд ее устремлен в пустоту. Сильвия часто спрашивала: «Как ты, сестричка?» Пэт Голсуорти и Нэнси Макфаддон тоже сочувственно поглядывали на хозяйку. Ли машинально отвечала, что все в порядке, скрывая ото всех ужас, с которым ждала дня, когда ей предстоит разбираться с вещами Грега. В воскресенье минуло девять дней, как умер Грег. Ли проснулась рано, до службы в церкви оставалось четыре часа. В половине седьмого она уже была в саду и, стоя на коленях, выдергивала сорняки, заполонившие клумбу с лилиями, моля о том, чтобы день этот уже кончился. К двум часам воздух накалился до предела. Она надела вылинявшие зеленые шорты и свободную хлопчатобумажную рубаху. Превозмогая боль и страх, вывела из соседнего гаража пикап, на котором и отправилась к дому сына. Припарковав автомобиль, она с трудом поднялась в квартиру, прижимая к себе охапку сложенных картонных коробок. Кристофер открыл ей дверь. Он был в отрезанных по колено голубых джинсах и белой майке-поло. Из комнаты доносился тихий голос Глории Эстефан, звучавший по радио. И никакой музыки кантри, которая лишний раз напомнила бы о Греге. – Привет, – сказал Кристофер, принимая из ее рук коробки. – Привет, – ответила она, все еще не решаясь переступить порог. – Столько дел в такой прекрасный день! Он заметил, как тяжело ей дается держать себя в руках. И вот уже что-то дрогнуло в ее лице – нервы сдали. Коробки посыпались на пол, и неожиданно она оказалась в его сильных руках, прижимавших ее к крепкой груди. Спустя какое-то время Крис произнес: – Думаю, вам все-таки стоило дождаться детей. – Нет, со мной все будет в порядке. Обещаю. – Она отстранилась от него и глубоко вздохнула. – Вы уверены? Она решительно кивнула головой, словно лишний раз убеждая в этом саму себя. Он знал, что Ли предстоит пережить очень тяжелый момент, и постарался сделать все от него зависящее, чтобы помочь ей. – Я уже разобрал его кровать, отобрал компакт-диски и уложил их в коробку. Она шмыгнула носом и сказала: – Хорошо. Давай приступим. Они прошли в спальню Грега, где возле стены были сложены матрас и доски от кровати. – Я выстирал постельное белье. Оно здесь. – Крис указал на один из пакетов. – А тут завернуто все, что висело на стене и лежало на шкафах, – картины, плакаты. Значки за отличную стрельбу и все прочее – вот в этой коробке. Он нагнулся и дотронулся до коробки из-под обуви. – Я передал в управление его пистолет, наручники, рацию – все, что подлежало возврату. Я правильно поступил? Я подумал, что вам будет легче, если это сделаю я. Она прикоснулась к его руке. – Спасибо тебе. Они принялись за работу. Пока она занималась вещами в шкафу, он загрузил каркас кровати в машину. Когда все вещи из шкафа были упакованы в коробки, они вместе вынесли их на улицу; затем настала очередь и самого шкафа с ящиками, матраса. Когда все было уложено, пот с обоих струился градом. Поднявшись в квартиру, они с наслаждением вдохнули ее прохладу. Работал кондиционер. Жалюзи на окнах, выходивших на запад, были опущены. По радио все еще передавали легкую музыку. Ли прошла на кухню и включила кран. – Как насчет «Спрайта»? – спросил Кристофер, открывая холодильник. – Было бы неплохо. Он достал две баночки с водой, лед и стал наполнять стаканы, когда вдруг обернулся… и замер. Ли стояла нагнувшись над раковиной и, зачерпывая пригоршнями холодную воду, ополаскивала лицо и шею. Волосы на затылке намокли и торчали короткими темными стрелками. Зеленые шорты чуть спустились, обнажив белую полоску нижнего белья. Она выключила кран и стала сушить лицо ладонями. Крис схватил полотенце и коснулся им ее левой руки. – Спасибо. – Она машинально взяла полотенце и, накрыв лицо, начала похлопывать по нему так, как это умеют делать только женщины. Когда она наконец выглянула из-за полотенца, Крис уже стоял отвернувшись и разливал по стаканам воду. – Ну и жара на улице, – сказала она. Он протянул ей стакан. – Это вас освежит. Она взяла стакан и отпила воду. Он сделал то же самое, не отводя от нее взгляда. Лицо ее пылало от жары и напряжения, волосы слиплись. Белая рубашка была насквозь мокрой. Он достал из заднего кармана брюк маленькую черную расческу. – Вот, – сказал он и протянул ее Ли. – О… спасибо. – Она без тени смущения взяла ее и причесалась, даже не взглянув в зеркало. – Теперь, может быть, займемся кухней? – спросил он. – Да, пожалуй. – Она оглядела шкафчики. – Что здесь? – Это аппарат для приготовления попкорна. – Он открыл нижнюю дверцу шкафа. – Этот тостер Грег купил взамен старого, и еще набор стаканов, которые, как считал Грег, нам были очень нужны. Он еще принес из дома тарелки – мне кажется, вот эти, зеленые, и еще кувшин. Остальную посуду и серебряные приборы покупал я еще до Грега. Зелень и овощи у нас были общие, а насчет бифштексов мы договорились, что каждый будет покупать их себе сам. Там, в морозильнике, остались два его. Говоря, Крис все время открывал и закрывал дверцы шкафов. Когда наконец он закончил, Ли сказала: – Послушай, Кристофер, это же глупо. Я вовсе не собираюсь забирать вещи, которыми ты можешь пользоваться. Тарелки, что он взял из дома, вовсе не являются фамильной ценностью – так, старый хлам, уверяю тебя. Мне ничего из этого не нужно. – И даже аппарат для попкорна? – У меня есть свой. – А тостер? – Оставь себе. – А как насчет бифштексов? – Принеси их с собой на Четвертое июля. Каждый придет со своей едой. Я не хочу жарить индейку. Это было любимое блюдо Грега. – Вы хотите сказать, что собираетесь устраивать пикник? – Можно, конечно, притвориться, что мы умерли вместе с Грегом. Но я не очень сильна в инсценировках. А ты? – Я тоже. – Пикник будет нам всем очень кстати. Поиграем немного в волейбол, приготовим барбекю, сходим – Обязательно. Они подняли стаканы и вновь принялись за воду, заполняя этим внезапно возникшую паузу. – Что ж, – сказал он, поставив на стол пустой стакан. – Я пойду посмотрю, что творится в ванной. А вы, может, займетесь гостиной? Она прошла в комнату, где все еще играло радио. Здесь, на солнечной стороне, было теплее, хотя жалюзи и были опущены. На полу, перед открытой стеклянной дверцей шкафа с аппаратурой, стояла коробка с аудиокассетами и компакт-дисками. Фикус, который она подарила сыну на новоселье, выглядел вполне здоровым, ветви его свешивались над диваном. На стене, на деревянной вешалке, висели штук двадцать смешных кепок, два крючка пустовали. Она завороженно смотрела на эту коллекцию, чувствуя, что близка к истерике, ругая себя за самоуверенность, с которой заявляла о том, что прекрасно справится с этой миссией. Усилием воли она заставила себя побороть отчаяние и протянула руку к вешалке, выбрав белую кепку с большой, бордового цвета, буквой «А» над козырьком, обозначавшей название города: Анока. Эту кепку Грег носил еще в средней школе. Она прошла с ней в ванную и остановилась в дверях, наблюдая, как Кристофер складывает вещи Грега в черный рюкзак. Очень тихо она сказала: – Я не знаю, какие здесь вещи его. Крис прервался и взглянул на нее. Губы ее дрожали, а в глазах застыла растерянность. Она надела на голову кепку, прислонилась плечом к дверному косяку и засунула руки в карманы шорт. – Это своего рода тест, – сказала она. – Пережить этот день, не сорвавшись. – Да, я понимаю. – Голос его слегка дрогнул. Крис держал в руках зубную щетку и пасту Грега. – У меня тоже работенка не сахар. Его расческа, бритва, лосьон… Он со злостью швырнул щетку с пастой в рюкзак и склонился над туалетным столиком, оперевшись на него руками, как бегун перед стартом. – Господи, в этой комнате до сих пор стоит его запах. Ли вдруг стало стыдно за свой эгоизм. – О, Кристофер, извини меня. – Она вошла в ванную, сняла с головы кепку и, держа ее в одной руке, положила другую ему на спину. – Тебе тоже плохо без него, я знаю, – прошептала она. Он вдруг резко выпрямился и, обернувшись, обнял ее. Так они и стояли в этой выложенной белой плиткой комнате, наполненной ароматами мужской парфюмерии, стояли, закрыв глаза, и в зеркале отражались их сомкнутые объятием тела, питавшие друг друга силой. – Нет, прощения должен просить я, – шептал он. – Я зря сказал это. Вам сейчас тяжелее всех, и не стоит даже сравнивать. – Но тебе тоже нелегко, а если мы будем бодриться друг перед другом… – Она не знала, как закончить фразу. – Боже, ну и хороши мы с вами, а?! Спотыкаемся каждые пять минут, а потом кидаемся за утешением друг к другу в объятия… – Я так хорошо держалась всю неделю, думала, что справлюсь и сегодня. Но эти кепки в гостиной… меня они почему-то так подкосили… Она открыла глаза и увидела в зеркале себя, обнимавшую Кристофера. Он склонил голову ей на плечо, руки его были сомкнуты у нее за спиной. Их тела и голые ноги соприкасались, и хотя она и понимала, что дружеские объятия должны бы выглядеть несколько иначе, все-таки с места не сдвинулась. Он разомкнул руки первым и, отстранившись, сказал: – Ну-ка, дайте мне кепку. Он нахлобучил кепку на ее голову, поправил и повернул Ли к зеркалу, а сам встал сзади, положив руки ей на плечи. – Вот так. Взгляните-ка. Мама в кепке сына, и ничего в этом ужасного. Между прочим, она вам к лицу. Так что надевайте ее почаще. Крис усмехнулся, и Ли улыбнулась ему в ответ. Она чуть сдвинула кепку на затылок и глубоко вздохнула. – Хорошо, пожалуй, теперь я могу продолжать. А ты? – Я готов. Давайте заканчивать. Только у меня к вам просьба. – Он убрал руки с ее плеч. Настроение его изменилось. – Что такое? – У меня есть один знакомый мальчишка. Растет как сорная трава – ни дома, ни настоящей семьи, родители наркоманы, все заработанные деньги спускают на эту отраву. Если вы не против, я бы хотел подарить ему какую-нибудь кепку Грега. Мальчишка уважает полицейских. Он, правда, виду не показывает, но я-то знаю. Кепка будет для него стоящим подарком. – Конечно. Выбирай любую, какую хочешь. Подари ему две. Они принялись разбирать кепки, потом занялись бумагами Грега, хранившимися в одном из кухонных шкафов. Оглядев обстановку гостиной, Кристофер сказал: – У меня была кое-какая мебель, что-то мы покупали вместе, но я бы хотел оставить здесь все как есть. У меня сохранились счета, и я выплачу вам долю Грега. Конечно, если дети не будут возражать. Захотят они забрать что-нибудь, я не против. – Давай не будем пока ничего трогать. – Но вы хотя бы фикус возьмите. – Да полно тебе, я могу принести себе десяток других. А этот пусть остается здесь, он принадлежит этому дому. – Хорошо, – сказал он, – я согласен. Если бы вы забрали его, я бы просто-напросто пошел в магазин и купил точно такой же. Спасибо. Они выключили радио, выгрузили последние коробки и принялись закреплять на крыше пикапа матрас, чтобы его не сдуло в пути. Кристофер надел темные очки. Глаза Ли были укрыты от солнца козырьком кепки. Кристофер завязал последний узел и спросил: – Вы сможете вести грузовик со всем этим скарбом? – Да, я справлюсь. – Хорошо. Я поеду сзади. Он проводил ее до дома и помог выгрузить вещи в гараж. Когда они закончили и отогнали грузовик Джиму Клементсу, оба опять были взмокшими от пота. – Вы умеете плавать? – спросил Кристофер. – Конечно. – Хотите искупаться? Можно поехать к озеру на пляж. – Боже, как здорово. Она прошла в дом, переоделась в юбку и широкую блузу и вышла с двумя полотенцами в руке. – Я готова. Он сел за руль. Она взобралась в «эксплорер» и огляделась. – Ух ты, как мне нравится. – Мне тоже. Они проболтали всю дорогу до озера. Говорили о машинах. О ее работе. О том, как она выбрала название «Эбсолутли флорал» для своего магазинчика. На пляже было полно народу. Сбросив одежду, они побежали к воде. Стремительно проплыв до буйка, они долго оставались на глубине, ныряли, плавали, отдыхали, повиснув на буйке, и опять говорили. О серфинге, который видели по телевизору, о Гавайях, где никогда не были, но мечтали когда-нибудь туда попасть. Вспоминали, где в детстве научились плавать, кто их этому научил. Рядом с Крисом на воду упал волейбольный мяч. Он ловко отбросил его, и вскоре они уже оказались вовлеченными в игру, которую затеяли на воде симпатичные задорные ребята. Они хохотали, заразившись общим весельем. И вскоре почувствовали приятную усталость. Страшно захотелось есть. Когда «эксплорер» подкатил к ее дому, она сказала: – У меня в холодильнике остались спагетти, можно их подогреть. Он ответил: – Так чего же мы ждем? И заглушил мотор. Она выложила спагетти на тарелки и отправила их в печку, а он тем временем приготовил напитки, достал вилки. Без лишних церемоний она вручила ему тарелку и салфетку и села. – Только никогда не рассказывай моей маме, как я кормлю тебя сегодня. – А разве что не так? – Никакой сервировки, гость сам готовил напитки, доставал вилки, я сама села за стол в таком жутком виде… Маму хватил бы кондрашка. Она помешана на чистоте и порядке. Все у нее разложено по полочкам, ничего не должно выходить за рамки приличия. Ее любимая фраза: «Что скажут люди?» – Так уж и кондрашка? – Он улыбнулся. Лицо его блестело после купания, волосы аккуратно лежали на голове сами по себе. – Вы сказали «кондрашка хватил бы»? Она на минуту отвлеклась от спагетти и посмотрела в его смеющиеся глаза. – Что? Я не должна была так говорить? – Нет, просто я никогда от вас ничего подобного не слышал. Я всегда думал о вас, как о миссис Совершенство. Идеальная мать, идеальная дочь, идеальная… ну, вы понимаете, что я имею в виду. – Это я-то? – Она изумленно смотрела на него, приоткрыв рот. – Я далеко не идеальная. С чего это ты взял? – Так я понял из рассказов Грега. В его глазах вы были ангелом. – Да я постоянно чертыхаюсь. Тебя это не смущает? – Нисколько. Наоборот, это лишь доказывает, что вы нормальный живой человек, и так мне проще общаться с вами. Так что вы хотели сказать о своей матери? – О, только то, что она живет в мире жестких условностей. Сервировать правильно стол, посещать только клубы для избранных, всегда появляться в соответствующей случаю одежде, писать благодарственные письма. На похоронах, по ее убеждению, должен звучать Григ, но никак не Винс Джилл. – Я был свидетелем ее недовольства по этому поводу. – Да? И что же она? Глаза его зажглись озорным блеском. – Если я не ошибаюсь, она сказала: «Что подумают люди?» Ли усмехнулась, и они вновь занялись своими спагетти. – А какая у тебя мать? – спросила она. – Расскажи мне. Он перестал жевать, отложил вилку и сделал глоток воды, прежде чем ответить: – Она совсем не похожа на вашу, поверьте. – Так ты мне не расскажешь? Он помолчал некоторое время, потом, взглянув ей в глаза, признался: – Она алкоголичка. Так же как и мой отец. – Они всегда были такими? – Всегда. Она работала кухаркой в закусочной для шоферов, он же не работал вообще, насколько я помню. Говорил, что когда-то сильно ушиб себе спину и с тех пор работать не может. Возвращаясь из школы, я почти каждый день заставал их в одном и том же кабаке. Я называл его «дырой». Там они заливали себе глотки. Моя мать не то что неправильно накрывала на стол, она вообще не знала, что это такое. Стряпней в доме занимался я. И уверяю вас, за всю свою жизнь она не написала ни одного благодарственного письма. Хотя я ума не приложу, кого бы она могла благодарить и за что. Друзей у нее не было, разве что те алкоголики, что ошивались в том же баре. Так что не будьте слишком придирчивы к своей матери. Поверьте, бывают и похуже. Он сказал это по-дружески, и она признала его правоту. – А есть у тебя братья или сестры? – Сестра. – Старшая, младшая? – Младше на четыре года. – Где она сейчас? – Джинни где-то на западе. Она постоянно переезжает с места на место. – Ты хоть иногда видишься с ней? – Редко. Она убежала из дому, когда ей было пятнадцать. С тех пор уже успела три раза выйти замуж и развестись. В последний раз, когда я видел ее, она весила фунтов двести пятьдесят и жила на пособие – так же как и наши родители. У нас с Джинни очень мало общего. – А твои родители? Где они? – Они живут здесь, в нашем городе. Знаете этот нищенский квартал Джексон Эстэйтс. Они мало изменились, разве что пьют теперь дома – стало тяжело спускаться и подниматься по лестнице. – Я расстроила тебя своими расспросами? – Нет, вовсе нет. Я уже давно потерял надежду на то, что они когда-нибудь изменятся. – Они, должно быть, очень гордятся тобой. – Тогда вы не поняли. Это не те родители, которым знакомо чувство гордости за своих детей. Чтобы испытывать гордость, нужно для начала хотя бы протрезветь. А с ними такого не случалось ни разу за тридцать пять лет. – Извини меня, Кристофер, – тихо сказала она. Они расправились со спагетти. Воцарилось молчание. Прошедший день был слишком эмоционально насыщен для них: боль и тоска с утра, затем такое беззаботное веселье на озере, и вот опять – грустный разговор. Но то, что они пережили вместе, сблизило их, сблизило настолько, что Крис был даже немного смущен: они так запросто сидят в этой уютной кухоньке, ведут задушевные беседы, и взгляды, которыми они обмениваются, становятся все более долгими и выразительными. Он поднялся и налил себе еще воды. – Вам налить? – спросил он. Она кивнула. Как странно складываются их отношения: близкие друзья, которым так тепло и уютно вместе, они вдруг начинают испытывать неловкость от этой теплоты и уюта. Мужчина смущенно наливает женщине воды, потому что она начинает нравиться ему чуть больше, чем положено. Да, определенно ее матушке было бы что сказать по этому поводу. Он выпил свою воду стоя и потянулся за грязными тарелками. – Давайте вымоем, и я наконец оставлю вас в покое. – Я вымою сама. – Ни в коем случае. Я помогу. Они вдвоем убирали со стола, когда с работы вернулась Дженис. Она прошла на кухню и бросила на стол ключи от машины. – Кристофер, привет! Что ты здесь делаешь? – Твоя мама покормила меня ужином. Внезапная догадка озарила ее лицо улыбкой. – Ты помогал маме перевозить вещи Грега, да? – Да. – Я видела их в гараже. – Она повернулась к Ли. – Maм, извини, что я не помогала. – Ничего страшного, милая. – Ли поцеловала дочь в щеку. – Все уже сделано. – Нет, я должна была поехать с тобой. Мне так стыдно, прости. – Кристофер помог, так что давай больше не обсуждать эту тему. Ли продолжала мыть посуду, а Дженис молча переводила взгляд с нее на Криса, а потом опять на нее. – Ты уверена? – Да. Ты есть хочешь? Этот вопрос убедил Дженис в том, что мать не обижается на нее. – Мммм… ну что ж. – И она кинулась к миске с холодным соусом для спагетти. Длинными, покрытыми розовым лаком ногтями подцепила фрикадельку. – На улице просто пекло. – Она откусила кусочек фрикадельки и обернулась к Крису. – Может, съездить куда-нибудь искупаться? Как ты на это смотришь, Крис? – Вообще-то мы с твоей мамой уже искупались. Дженис с трудом проглотила остаток фрикадельки. – Вы купались? – И она изумленно посмотрела на обоих. После неловкой паузы Ли непринужденно открыла дверцу посудомоечной машины и сказала: – Мы так умаялись с этой мебелью. Так что съездили окунуться, а потом вернулись поужинать. Хочешь, я подогрею тебе что-нибудь? – Мам, – с легким укором сказала Дженис, – мне двадцать три года. Тебе уже больше не нужно разогревать для меня ужин. Ли, вытирая руки полотенцем, улыбнулась дочери. – Ничего не поделаешь, привычка. Кристофер задвинул свой стул. – Ну, мне пора. Сегодня у меня дежурство. Спасибо за ужин, миссис Рестон. – Это самое малое, что я смогла предложить. Спасибо тебе за все, что ты сделал сегодня. Он направился к двери, и Дженис сказала: – Я провожу тебя. Ли почувствовала легкий укол возмущения тем, что Дженис так бесцеремонно оттеснила ее. Но вспыхнувшая было обида быстро улетучилась. Рядом с Крисом не ее место. Но, как бы то ни было, они провели вместе такой трудный день, и теперь, глядя вслед молодым людям, она чувствовала себя покинутой и одинокой. Дженис и Крис были так молоды и так хорошо смотрелись вместе. У машины Дженис задержалась. Раскачиваясь на высоких каблуках, склонив набок голову, она разглядывала Криса. В розовом пуловере, короткой джинсовой юбке, в белых босоножках на загорелых ногах, она смотрелась очень эффектно. – Спасибо, что помог ей, Крис. Я действительно свинья, но я просто была не в силах. Он посмотрел ей в глаза, вертя на указательном пальце кольцо с ключами. – Иногда приходится делать то, что нужно, а не то, что хочется. Мне, конечно, не составило труда помочь ей сегодня. Но ты права: на моем месте должны были быть вы с Джои. Вы были ей нужны. Дженис уставилась на ветровое стекло, губы ее задрожали. – Эй, не плачь, – сказал он, тронув ее за подбородок. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы. – Постарайся не оставлять ее одну хотя бы еще какое-то время, хорошо? Ей сейчас очень тяжело. Мало того, что она мучительно страдает, ей еще приходится заботиться обо всех мелочах – похоронах, машинах, бумагах. Конечно, она никогда в жизни не упрекнет вас и всячески оберегает, но и о ней надо подумать. – Я знаю, – прошептала Дженис. Они еще постояли. – Ты обиделась? Она покачала головой. – Ты не против, если я иногда буду заходить, немного отвлекать ее? Дженис вновь покачала головой. – О'кей… тогда до встречи Четвертого? Она кивнула. И еще долго потом смотрела ему вслед, когда он, махнув рукой на прощание, отъехал от дома. |
|
|