"Ночь одиночества" - читать интересную книгу автора (Спиллейн Микки)

Глава 8

Я ушел от Пата в два часа и на углу в киоске купил газету. Заголовки снова говорили о “холодной войне” и о шпионах, суды над которыми проходили в Нью-Йорке и Вашингтоне. Я прочитал первую страницу и, скомкав, бросил газету в корзину для мусора, затем сел в машину.

Свернув на углу налево, я увидел, что за мной следует голубой “бьюик" — фургон. Впервые я заметил его припаркованным напротив моей машины, когда выходил из бара. На всякий случай я свернул с авеню и проехал на параллельную, следуя по направлению к своему офису. “Бьюик" — фургон следовал за мной.

Когда я попробовал проделать этот маневр еще раз, все повторилось. На этот раз я выбрал улицу с односторонним движением и, проезжая вдоль тротуара, увидел место, где можно было поставить машину. Я притормозил и резко свернул вправо, остановив машину. Преследователю ничего не оставалось, как проехать мимо меня. За рулем сидел молодой парень в шляпе, он даже не смотрел на меня. Возможно, я ошибся и это была случайная машина. Но я все же запомнил номерной знак машины и, решив проследить за “бьюиком”, последовал за ним. “Бьюик” направлялся на Бродвей, парень посмотрел на мою машину в зеркало заднего вида всего лишь раз. Еще минут пять я следовал за машиной, а затем решил прекратить эту слежку как никчемное занятие. На красный сигнал светофора я остановил машину и стал смотреть по сторонам, на углу выделялась витрина с газетами. Я стал всматриваться: заголовки пестрели словами о “холодной войне”, о продолжающемся суде. У меня почти не было времени, чтобы подробно читать газеты, но надо разобраться, что же происходит. Было бы хорошо повидать Марти Купермана, он поможет мне понять, что происходит.

Я остановил машину возле большого серого здания, у входа в которое стояли пикеты с плакатами против преследования “граждан”. Одного из парней я видел прошлой ночью в Бруклине. Я прошел сквозь их пикет, вошел в здание и передал служащему записку для Марти.

Он понес записку и вернулся вместе с Марти, который, схватив меня, потащил на места для прессы. Черт, что здесь происходило, на суде! Эти красные пустили в ход все уловки и использовали все свои силы и возможности, чтобы сорвать заслушивание дела и прекратить судебное преследование. Они делали все, чтобы превратить суд в пародийное шоу. Им противостояли спокойствие и выдержка судьи и присяжных. Реакция зала должна была подсказать обвиняемым, чем закончится дело. Но обвиняемые не видели этого. Они вели себя слишком уверенно, зная, что за ними стоит партия. Они были могущественны. Они представляли собой народ. Им следовало бы обернуться назад и увидеть лица людей. Тогда бы они наделали в штаны. Я чувствовал себя хорошо.

Тут я заметил двух мужчин во втором ряду.

Они были одеты обычно, но выглядели слишком чопорно. Это были те двое, что сопровождали генерала Осипова в ночь нашей с ним встречи.

Судья объявил перерыв до завтрашнего утра. К этому времени я провел в суде уже около двух часов. Сотрудники прессы тут же бросились к телефонам, а зрители направились к дверям. Вдруг в толпе я увидел, как помощники генерала отдали довольно объемный чемоданчик какому-то человеку, а тот сумел передать его одному из обвиняемых.

Я подумал о том, какие же стальные нервы они должны иметь, чтобы прийти на суд и подтвердить своими действиями единство с людьми, обвиняемыми в преступлениях против человечества. Может, благодаря своей силе они так быстро продвигаются вперед. Этот чемоданчик мог содержать только одно — деньги. Наличные деньги для всего, что связано с процессом. Сволочи! Я подождал, пока они пройдут в дверь, и последовал за ними. По крайней мере у них хватило ума не приехать сюда в официальном лимузине. Они прошли немного в сторону от здания суда по улице и подозвали такси. Я тут же последовал их примеру, сел в такси и поехал за ними. Хорошо, что в Нью-Йорке так много такси на улицах и нетрудно затеряться.

Их такси остановилось возле того самого отеля, в котором я побывал совсем недавно. Я заплатил таксисту и последовал за ними. В холле по-прежнему толпились репортеры и просто любопытные. Генерал Осипов стоял чуть в стороне и что-то объяснял четырем репортерам через переводчика. Те двое направились прямо к нему, прервали его беседу и приветствовали рукопожатием, как будто не виделись несколько лет. Все это выглядело как-то неестественно.

Возле газетной стойки скучала девушка. Я купил у нее пачку сигарет и протянул руку за сдачей.

— Что делает здесь русский?

— Этот? Он выступал на завтраке, там, наверху. Вы должны были слышать его. Всех выступающих транслировали через громкоговорящую сеть здесь, в холле, и к тому же его переводили, каждое предложение. Он ни слова не говорит по-английски.

— Сказали что-нибудь важное?

Она вернула мне сдачу:

— Да ничего подобного. Одна и та же болтовня каждый раз. Только Ли Демер отличился. Он набросился на этого казака и стал высказывать ему свое мнение по многим вопросам, обзывая его по-всякому. Вам, наверное, приходилось наблюдать, как разговаривают между собой мужчины в коридоре. Менеджер выбился из сил, пытаясь унять их, но так и не смог.

Молодец, Ли. Рвешь на куски этих выродков публично, я делаю то же, но тайно. Только будь осторожен, они словно ядовитые змеи... тихие, спокойные, но готовые в любую минуту убить тебя. Будь осторожен, ради всех святых.

Я открыл пачку сигарет, вытряхнул одну, взял ее в рот и полез за спичками. Мелькнул мягкий мех норки, и тонкая женская рука вдруг протянула мне зажигалку.

— Прошу, мистер.

— Привет, Этель, — улыбнулся я и взял предложенную ею зажигалку.

В этот раз ее лицо выглядело как-то по-другому. Я не понял, что произошло, но какие-то невидимые линии сделали ее лицо более сухим, а глаза приобрели восточную форму. Рот, который так сладко целовал и произносил трогавшие меня слова, казалось, был чужим и жестким. Губы потеряли знакомые мне очертания. То ли она хорошо играла, то ли думала, что я не догадался о ее роли. А может, Этель хотела проверить, знаю я или нет. Во всяком случае, ни по ее голосу, ни по лицу я не смог понять этого. Я уже собирался спросить, что она тут делает, когда увидел уважаемого мистера Брайтона, представителя большого бизнеса с Парк-авеню, беседовавшего с группой людей неподалеку от нас. Репортер вел запись. Несколько высокопоставленных персон, чьи лица были мне знакомы по газетам, внимательно слушали, вставляя фразы в его речь. Все улыбались, кроме двоих. Эти двое были генерал Осипов и его переводчик. Он быстро переводил генералу, активно жестикулируя при этом руками, но, похоже, генерал все воспринимал напрямую от самого Брайтона. Через некоторое время отец Этель сказал что-то, и все засмеялись, даже генерал. Они пожали друг другу руки и разошлись, присоединившись к другим группам, которые обсуждали свои проблемы по всему холлу.

Я взял Этель под руку и направился к двери.

— Давно не видел тебя.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Я тоже давно не видела тебя, Майк. Думала, ты позвонишь мне.

— Знаешь, как это бывает, закрутился.

— Да, знаю.

Я украдкой бросил взгляд на ее лицо, но оно ничего не выражало.

— Ты была на завтраке?

— О... — казалось, мой вопрос вывел ее из задумчивости, — нет, я оставалась в холле. Отец был одним из выступавших.

— Действительно? Так тебе незачем оставаться здесь?

— Да нет, вовсе нет. Я могу... о Майк, одну минутку. Я забыла кое-что, ты не против?

Мы задержались возле двери, она оглянулась назад, и мы возвратились.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Нет, я скоро вернусь. Подожди меня, хорошо? Я посмотрел ей вслед, а девушка за прилавком улыбнулась.

— Здесь десять долларов, сестричка, они будут ваши, если вы посмотрите, что она делает, — сказал я.

Девушка тут же выскочила из-за прилавка и пошла догонять Этель. Я стоял возле киоска, курил и смотрел в зеркала, которыми были украшены стены. Я мог видеть себя в дюжине зеркал. Если Этель захочет убедиться, стою ли я на месте, она будет удовлетворена. Она вернулась меньше чем через минуту. Лицо у нее было еще более озабоченным. Я пошел ей навстречу, а девушка юркнула за свой прилавок. Я вынул монету в десять центов и направился к киоску, положил монету на прилавок, а девушка дала мне пачку жевательной резинки. Пока она давала мне сдачу, я передал ей десять долларов.

— Она говорила с двумя парнями. Больше ничего. Парни молодые.

Я вскрыл упаковку жвачки, но Этель отказалась. Она выглядела очень печальной, видно, опять хотела обвести меня вокруг пальца.

Когда мы сели в такси, двое парней в одинаковых синих костюмах хлопнули дверцами черного “шевроле” и выехали за нами. Я не смотрел назад до тех пор, пока мы не доехали до стоянки, где пересели в мою машину. Черный “шевроле” был в начале улицы. Этель беспрестанно говорила, и это давало мне возможность то смотреть на нее, то как бы случайно оглядываться назад. Если бы я слушал ее болтовню повнимательней, то давно бы понял, к чему она клонит. Она довольно настойчиво давала мне понять, чтобы мы поехали ко мне домой. МУЖЧИНА УБИТ В СОБСТВЕННЫХ АПАРТАМЕНТАХ. Хороший заголовок для газетной статьи. Я сделал вид, что не понимаю ее намеков, и продолжал движение по Манхэттену с черным “шевроле” на хвосте.

Сумерки наступили рано и пришли вместе с туманом, который, казалось, сильно полюбил этот город, но при этом значительно ухудшил видимость.

— Мы можем поехать в твой домик, Этель? Там так хорошо.

Возможно, я ошибся, но мне показалось, что у нее на глазах блеснули слезы.

— Правда тебе там понравилось?

— Мне понравилась ты, Этель.

Я не ошибся: в глазах ее стояли слезы.

— Я совсем забыла... что значит жить. — Она замолчала, затем обратилась ко мне:

— Майк...

— Что?

— Нет, ничего. Конечно, мы можем поехать в мой дом.

"Шевроле” позади нас обогнал одну машину и стал еще ближе к нам. Сумерки перешли в темноту, и стало легче наблюдать за машиной по свету фар. Ее пассажиры выжидали удобного момента, чтобы достать нас. Как это может произойти? Этель хотела, чтобы это случилось в моей квартире. Почему? Тогда она могла бы как-то укрыться от выстрелов? А сейчас они имеют возможность подъехать к нам сбоку и начать стрелять. Вопрос: есть для них разница в том, чтобы убить только меня или нас обоих? Другими словами, настолько ли я для них важен, чтобы они могли пожертвовать своим партийным товарищем. По действиям моих преследователей я решил, что они на это способны.

Мы были уже за городом, на широкой открытой дороге, которая, словно нож, рассекала темноту. Дома исчезли вдали, тянулись только ограждения, отделяющие главную дорогу от съездов на другие дороги.

"Это может произойти в любой момент”, — подумал я. Пистолет был наготове, и я мог воспользоваться им в считанные секунды. Я крепко держал рулевое колесо, готовый к мгновенному маневру. Свет фар за нами начал мигать, они давали сигнал обгона. Я просигналил им своими фарами, давая подтверждение на обгон. Огни приблизились вплотную. Я не смотрел больше в зеркало, а наблюдал за тем, как световые пятна на дороге становились все ярче у нас сбоку, но вдруг пропали. Я оглянулся и увидел, как машина, переворачиваясь, катилась под откос к полям вдоль дороги. Я присвистнул: “Боже!” — и нажал на тормоза. Другие машины, привлеченные аварией, стали останавливаться рядом. Этель резким торможением бросило вперед, и она сидела, уперев руки в лобовое стекло.

— Майк! Что...

Я в это время уже выскакивал из машины.

— Оставайся здесь. Машина, которая шла за нами, перевернулась.

Этель всхлипнула и что-то сказала, но я не разобрал, торопясь к перевернутой машине. Она лежала колесами вверх, обе дверцы были открыты. Сигнал гудел, человек в машине стонал, фары продолжали светить. Я был первым у машины, на сотню ярдов опередив остальных.

В траве я разглядел пистолет-автомат, на сиденье валялся бумажник. Так вот как они хотели покончить со мной! Одна очередь из этого оружия, и моя машина была бы изрешечена вместе со мной. Кто-то застонал в темноте, но меня это не трогало. Я взял пистолет-автомат, бумажник, нырнул в темноту за машиной и по полю побежал обратно к своему автомобилю.

В это время другие добежали до места, где лежал автомобиль, и раздались голоса с призывом вызвать полицию и врача. Этель вскрикнула, когда я дернул крышку багажника, я попросил ее помолчать, кинул пистолет на запасное колесо и, открыв дверцу, сел за руль. Машин, останавливающихся на дороге, становилось все больше. Вскоре послышалась сирена и показались мигающие огни полицейской машины. Полицейские принялись регулировать движение. Я пристроился к формировавшейся линии двигающихся автомобилей, и вскоре мы отъехали от места аварии.

— Кто это был, Майк? Что там случилось?

— Просто несчастный случай, — ухмыльнулся я. — Парни превысили скорость и перевернулись.

— Они сильно... пострадали?

— Я не мог разобрать. Во всяком случае, живы... еще. — Я снова ухмыльнулся. Лицо Этель стало чужим, она взглянула на меня со стоном и заплакала. — Не волнуйся, детка. Не будь такой мягкосердечной. Ты должна знать, что значит политика партии. Партийные игры. Ты должна быть тверда и холодна. Ты не забыла про это, а?

Сквозь слезы она произнесла:

— Нет, нет.

— Перестань, земля там мягкая, а машина не так уж сильно пострадала. Я думаю, они просто здорово ударились и потеряли сознание. Ты должна была бы привыкнуть к таким вещам.

Этель отодвинулась в сторону и больше не смотрела на меня. Мы подъехали к дому на вершине холма над рекой и присели у входа в темноте, глядя на огни проходящих по реке судов. Красные и зеленые глаза... Нет, это были суда. Откуда-то издалека донесся глухой звук, как будто кто-то стучал по шпале. Я слышал уже этот звук однажды на реке, только тогда он доносился с корабля, проплывающего под мостом. Я почувствовал, как озноб пробежал по спине, и спросил:

— Ну что, мы войдем?

В ответ Этель открыла дверь. Я вошел в дом, следя за ней. Войдя, я повернулся и закрыл дверь на ключ. Этель услышала щелчок замка, оглянулась на меня, улыбнулась и прошла дальше. Я видел, как она сбросила с себя норковое манто на софу и поднесла спичку к свечам в подсвечнике.

Она думала, что я устраиваю любовное свидание, чтобы предаться утехам. Думала, что я ни о чем не знаю, и была готова сделать все, чтобы не вызвать моего подозрения. Она тихо постанывала, словно от желания, с которым не могла справиться. Я положил ключ в карман и, пройдя через комнату, подошел и положил руки ей на плечи. Она рывком повернулась ко мне, обняла меня и впилась в мои губы. Я ответил ей страстным грубым поцелуем, который она должна была помнить по прошлому разу, и крепко сжал в руках. Задыхаясь от поцелуя, она отвела лицо и прижалась губами к моей щеке. Я чувствовал ее прерывистое дыхание и слезы, текущие по щекам.

— Майк, — прошептала она. — Я люблю тебя, о Боже, как я люблю тебя! Я думала, что уже никогда не смогу полюбить. — Она говорила так тихо, что я еле разбирал слова.

Когда она снова прижалась ко мне, я положил руку ей на грудь и резко толкнул. Материя затрещала, зажатая в моей руке. Глаза ее расширились, и она сказала:

— Майк, что ты... не надо так...

— Замолчи, — сказал я и сделал шаг к ней, она медленно попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. — Ты хочешь, чтобы я сам сорвал с тебя одежду?

Она покачала головой, словно не веря тому, что с ней происходит. Но это продолжалось только один миг, затем она стала быстро раздеваться. Когда она, обнаженная, переступила через одежду на полу, я снял ремень и, свернув его петлей, зажал концы в руке. Я видел, как изменилось ее лицо, на нем появилось выражение животного страха.

— Может, ты хочешь знать, почему заслуживаешь этого, Этель? Твой отец должен был отстегать тебя, когда ты увлеклась одним из этих комми, который больше думал о твоих деньгах, чем о тебе. Я собираюсь выбить из тебя эту дурь, и ты можешь кричать сколько угодно, тебя не услышат, мы здесь одни. А мне как раз очень хочется послушать твои вопли. Ты дважды предала меня. Сначала нашла значок в моем бумажнике, и твои боссы послали людей убить меня. Двое из них сейчас уже мертвы. Дела шли не так, как вам хотелось, и ты увидела новый шанс разделаться со мной, когда мы встретились с тобой в холле гостиницы. Что тебе обещали за это — продвижение в партии или еще что-то?

Я замахнулся ремнем и ударил очень легко. Этель прижалась к стене, лицо ее страшно побледнело.

— Майк... этого не было.

— Молчи, — сказал я.

Обнаженная женщина и кожаный ремень. Я смотрел на нее: такая беспомощная и такая прекрасная! Пальцы впились в стену, поддерживая тело, ноги расставлены, живот подтянулся от страха, который покрыл ее кожу розоватыми пятнами; прекрасной формы грудь, такая упругая от возбуждения, поднималась и опускалась от частого, тяжелого дыхания. Божественная женщина, которой коснулась рука дьявола.

Я поднял ремень и опустил его, услышал звук удара по бедрам и ее крик... и этот ужасный грохот выстрела, раздавшийся почти одновременно. Ее тело дернулось и опустилось на пол. Я подбежал к окну, сжимая в руке пистолет, посылая одну пулю за другой в темноту и крича во весь голос.

Кто-то продирался через кусты по направлению к дороге. Я бросился к двери, которую сам закрыл, и, ругая собственную глупость, стал шарить в кармане, ища ключ. Наконец я открыл дверь, но за крыльцом была молчаливая ночь, мертвая пустая тишина. Я вставил новую обойму в пистолет и остался на освещенном крыльце, вызывая огонь на себя.

Тут я вновь услышал звуки тяжелых удаляющихся шагов. Слишком далеко, чтобы попытаться схватить его. Когда звуки прекратились, раздался шум запущенного мотора, и он уехал. Руки мои задрожали, и я опустил пистолет в кобуру. Вокруг дома была примята трава. Я пошел по следам и у окна нашел его шляпу.

Та же самая шляпа, которая была на парне из голубого “бьюика”. Мистер КГБ собственной персоной. Парень, который выглядел словно школьник и мог сойти в толпе за кого угодно, кроме того, кем был на самом деле. Вдруг мне стало смешно. Я стоял к нему спиной недалеко от окна, и он промахнулся! Может, я был первой жертвой в его жизни и он волновался? Я повернулся и посмотрел в окно. Этель лежала на полу, и кровь ручейком вытекала из раны.

Я бегом вернулся к ней, сбивая предметы, перевернул ее лицом вверх и увидел отверстие ниже плеча, крошечная синяя ямка, из которой еле сочилась кровь.

— Этель, Этель... малышка! — позвал я.

Ее глаза открылись, они были такими усталыми, такими усталыми!

— Это... совсем не больно, Майк.

— Я знаю. Пока не будет больно. Этель... мне очень жаль. Боже. Я чувствую себя ужасно.

— Майк... не надо.

Она закрыла глаза, когда я провел рукой по ее щеке.

— Ты сказал... значок, Майк. Так ты не один из них, да?

— Нет. Я полицейский.

— Я... рада. После... Я встретила тебя, я поняла... правду, Майк. Я знала... я была дурой.

— Не надо больше говорить, Этель. Я сейчас вызову доктора. Не разговаривай.

Она нашла мою руку и приподнялась.

— Скажи мне, Майк... пожалуйста. Я умру?

— Не знаю, Этель. Дай мне позвать доктора.

— Подожди... я хочу сказать тебе. Я любила тебя. Я рада, что полюбила тебя. Я должна была полюбить кого-то... еще.

Я разжал ее пальцы, сжимавшие мою руку, и опустил осторожно на пол. Затем подошел к телефону, набрал номер оператора и, стараясь говорить спокойно, сказал, что мне нужен доктор и как можно скорее. Она попросила меня подождать и соединила с врачом. Я услышал сухой тревожный голос. Объяснив, где мы находимся, я попросил приехать как можно быстрей. Врач сказал, что поторопится, и положил трубку.

Я опустился на колени возле Этель и стал гладить ее волосы. Она открыла глаза, во взгляде было ощущение боли, которая приходила к ней. Плечи ее передернулись, и кровь вновь заструилась из раны. Я как можно осторожнее поднял ее на руки и перенес на диван. Рана была темно-синего цвета, и я молил Бога, чтобы не было внутреннего кровоизлияния. Я сел возле нее, держа в своих руках ее руки и кляня всех и все. Молился и ругался, чуть не сходил с ума и не сразу заметил, что Этель смотрит на меня. Она старалась что-то сказать.

— Я больше не... с ними. Сказала... все, сказала...

Взгляд ее потерял осмысленность.

— Пожалуйста, не пытайся говорить, пожалуйста. Но она уже не слышала меня. Ее губы раскрылись, задвигались.

— Я никогда... не говорила им о тебе... Майк, я никогда не видела твой значок. Сегодня... вечером... эти люди...

У нее больше не хватило сил. Она закрыла глаза и затихла, только покрывало слегка поднималось и опускалось на груди, свидетельствуя, что она еще жива.

Я даже не услышал, как вошел доктор, высокий человек, по лицу которого видно, что повидал жизнь. Он сразу подошел к Этель и нагнулся над ней, затем открыл свой чемоданчик и стал что-то доставать и колдовать над раненой. В комнате запахло лекарствами. Я сидел в стороне и непрерывно курил одну сигарету за другой.

— Нужно отвезти ее в больницу, — обратился ко мне врач.

Я поднялся и направился к телефону. Оператор сказала, что вызовет машину, и я, положив трубку, обернулся:

— Как она, доктор?

— Какое-то время нам придется подождать результата. Есть небольшой шанс, что она выкарабкается. — Всем своим видом он высказывал гнев и презрение. — Как это случилось? — требовательно прозвучал его голос.

Возможно, точность и простота вопроса заставили меня увидеть всю ситуацию по-иному. Вдруг мне стало ясно то, чего раньше я не замечал. Этель сказала, что оставила партию, это подсказало мне ответ: в этот раз они преследовали не меня. Преследовали ее... и человек в шляпе был отличным стрелком; только потому, что Этель дернулась от удара ремнем, пуля попала ей не в сердце, и, возможно, это спасло ей жизнь.

Мягкая убийственная музыка, которую я всегда слышу в самое неподходящее время, зазвучала в моей голове. Заиграли дикие инструменты, изгоняя последние мысли из сознания.

Я подошел к доктору и посмотрел ему прямо в глаза, давая понять, что я тоже повидал многое в жизни и так же презираю и ненавижу грязные мысли.

— Вы знаете, кто я такой, доктор? Он изучающе посмотрел на меня:

— Ваше лицо мне знакомо.

— Так и должно быть. Вы видели его в газетах. Вы читали обо мне много разных историй, но в каждой из них есть ссылка на мой убийственный взгляд. Меня зовут Майк Хаммер. Я частный детектив и убил многих людей.

Он узнал меня: его глаза спрашивали, убью ли я его, чтобы он не заговорил о случившемся.

— Она — очередная жертва?

— Нет, доктор, это сделали другие. И тот, кто сделал, заплатит в тысячу раз дороже. Я не собираюсь рассказывать всю историю, скажу только одно. Это очень важно и касается жизни всех людей в этой стране. Поэтому вы должны молчать. Вы знаете, кто я, могу показать свои документы, чтобы вы без проблем нашли меня, если станет необходимо. Но, послушайте, если вы когда-нибудь чему-нибудь верили, поверьте и мне... Если я буду связан с этим случаем, то попаду в паутину полицейских формальностей, а в это время многие люди могут умереть. Вы понимаете меня?

— Нет. Вот так, просто нет.

Я еле сдержался, чтобы не схватить его за глотку и заставить силой понять мои слова. Помимо моей воли лицо приняло дикое выражение. Доктор не двинулся, он просто стоял и смотрел, как я борюсь с собой, чтобы его не убить.

— Возможно, я пойму позже. — Его лицо сделалось жестким и спокойным. Я облегченно вздохнул.

— Не понимаю этого вообще, — сказал он, — и никогда не пойму. Хотя знаю, что существуют мотивированные убийства. Но все равно это не так просто понять. Я точно так же не могу понять войны. Мистер Хаммер, в данном случае сделаю все, что в моих силах. Думаю, что хорошо разбираюсь в людях и вы говорите мне правду, хотя она и имеет неприглядный вид.

Я пожал ему руку и выскочил из дома. Так много надо было успеть сделать! Часы показывали начало одиннадцатого, и Вельда, должно быть, уже ждала меня. Сегодня на вечер у нас было запланировано одно дело. Затем еще и еще, до тех пор, пока не докопаемся до конца.

Я включил зажигание, и двигатель с рокотом завелся. Ночь проходит, и вечно не хватает времени на то, чего мне хочется. Первое — парень в шляпе, затем те люди, потом Этель. Я мысленно остановился. Этель и те ребята, она собиралась мне сказать о них, она почти сказала. Я полез в карман и достал бумажник. В нем лежала должным образом оформленная карточка, на которой, словно огонь, горели слова: “ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ”. Мой Бог, Этель вывела на меня агентов ФБР. Сейчас стало все ясно... Эти двое ребят следили за мной, а парень в шляпе за ними. Они пытались попасть в мою квартиру и, возможно, найти эти пропавшие секретные документы, а парень в шляпе следил за всеми нами, чтобы убить Этель до того, как она успеет сказать что-нибудь еще из того, что знает.

Я позволил музыке звучать внутри меня, откинулся на спинку и хохотал, наслаждаясь этой музыкой сумасшествия. Я был сумасшедшим убийцей и искал новых жертв, желая убить их всех, снизу доверху. Сейчас для этого еще не время... Я проделал только небольшую часть пути по лестнице, ведущей наверх, если, конечно, не обломится перекладина и я не полечу вниз навстречу смерти.

Музыка оборвалась грохотом барабанов, я остановил машину напротив дома Вельды и вышел, взглянув наверх. Свет в ее окнах говорил о том, что она ждет меня, готовая к работе. Я вошел в дом.

Вельда поздоровалась со мной и уже по моему виду поняла, что не все в порядке.

— Что случилось, Майк?

Я не мог объяснить ей всего и просто сказал:

— Они пытались снова.

Ее глаза блеснули огнем из-под приспущенных ресниц и впились в меня.

— И снова скрылись.

— Майк, становится все опасней, не так ли?

— Будет еще опасней, пока мы не закончим с этим. Надевай пальто.

Вельда ушла в комнату и вскоре появилась вновь в пальто и с полным вооружением. — Пошли, Майк.

Мы спустились по лестнице к машине и выехали. На Бродвее была масса автомобилей, горела реклама, отражаясь на их крышах. Машины волнами прокатывались по улице, разделяемые огнями светофоров. Я встал в ряд машин, направляющихся в нижний город, и затем свернул в темноту улицы, по которой мы добрались до нужного места. Оставив автомобиль под уличным фонарем, мы вышли.

Это была окраина Гарлема, странная земля, где белые смешались с черными и можно слышать множество языков, как на Вавилонской башне. Улицы здесь наполнены незнакомым запахом иностранных кухонь, и слишком много людей живет в слишком маленьких комнатах. Дети смотрели враждебными глазами и становились неожиданно молчаливыми, когда мы проходили мимо. Вельда остановилась около старого, построенного из песчаника дома.

— Это здесь.

Я взял ее под руку, и по ступеням подъезда мы поднялись к входной двери. В вестибюле я зажег спичку и осветил таблички с именами на почтовых ящиках. Большинство из них были просто картонки от спичек, на которых детским почерком написаны имена. Я нажал кнопку звонка, но не услышал никакого звука. Вместо этого в грязном окошечке появилось лицо, и дверь открыл паренек, который доходил мне лишь до груди. Он курил вонючую сигару, в руках держал бутылку виски и был горбат.

— Что вам надо? — спросил он довольно недоброжелательно, но, увидев в моей руке десятидолларовую бумажку, сразу изменил тон:

— У нас всего одна свободная комната, и она вам не понравится. Можете использовать мою, за десять долларов я готов уступить ее хоть на всю ночь.

Вельда удивленно подняла брови.

— Лучше мы займем пустую комнату, — ответил я.

— Как хотите. Но предупреждаю, она вам здорово не понравится.

Я дал ему десять долларов, а он мне ключ и указал, где находится комната. Горбун был недоволен, наверное потому, что ему не удастся подглядеть за тем, чего, возможно, он сам никогда не имел.

Вельда стала подниматься вверх по лестнице, освещая дорогу фонариком. Дверь комнаты выходила в темный коридор, в котором пахло запустением и нищетой. Я вставил ключ в замок и открыл дверь. Вельда нашла шнурок выключателя и дернула его. Зажглась одинокая тусклая лампочка, свисающая на проводе с потолка. Я закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Нам все стало ясно, как только мы оглядели комнату. Кто-то побывал здесь до нас. Полиция, конечно, могла проверить личные вещи Чарли Моффита, но она не стала бы переворачивать все вверх дном. Матрас лежал на полу весь распотрошенный. Все полые детали кровати были разобраны и валялись на пружинной сетке. То, что когда-то было ковром, лежало в углу грудой, заваленной сверху пустыми ящиками из комода.

— Мы опять пришли слишком поздно, Майк.

— Это не совсем так. — Я улыбнулся. Вельда тоже. — Они обыскали всю комнату и нигде не остановили поиск. Если бы они что-то нашли, то дальше не искали, и мы бы это заметили. Но они перевернули все. Документов здесь никогда не было.

Я поддал ногой кучу обложек от старых журналов, валявшихся на полу. Среди них был набор карандашных рисунков девчонок, делающих то, что они не должны делать. Мы обошли всю комнату, внимательно осматривая то, что в ней осталось. Я поднял ящики комода с ковра и положил их рядом. Внутри была постелена бумага, а также осталась разная мелочь: детали авторучки, сломанная губная гармошка. Вельда нашла несколько фотографий почти обнаженных девушек, вырезанных из журнала. И тут я обнаружил фотографии, которые оказались между постеленной газетой и боковой стенкой ящика. Одна фотография была слишком неясная, чтобы можно было различить лица двух запечатленных на ней мужчин. Другая — фотография девушки с надписью внизу: “Чарли с любовью от П.”. Я держал ее перед собой, и с нее на меня смотрело лицо Паулы Райе. Она счастливо улыбалась, девушка, которая спрыгнула с моста и умерла. Я внимательно вглядывался в ее лицо, которое улыбалось мне с фотографии так, как будто у нее никогда не было никаких проблем.

Вельда заглянула через мое плечо, взяла фотографию и поднесла к свету.

— Кто она, Майк?

— Паула Райе, — ответил я. — Медсестра, девушка Чарли Моффита. Медсестра Оскара Демера и девушка, которая предпочла умереть, чем смотреть на мое лицо. Девушка, с которой все это началось и до сих пор продолжается, люди умирают и убивают.

Я вынул сигареты, предложил Вельде и закурил сам.

— Все, что я предполагал, неверно. Я выдумал для Пата одну историю, а теперь вижу, что был в какой-то степени прав. Я думал, что Паула и Оскар спланировали вместе его побег, а затем Оскар... убил человека... просто первого встречного... для того, чтобы подозрение упало на Ли Демера. Сейчас мне представляется, что Оскар убил не случайного человека. Оскар имел все основания убить Чарли Моффита.

— Майк... а если из-за ревности? Мог Оскар ревновать из-за того, что Паула встречалась с Чарли?

Я поглубже затянулся, немного помедлил и выпустил струю дыма.

— Если бы все было так просто, дорогая. Я начал с двух зеленых карточек, которые нашел у них. Думал, что это случайное совпадение, но сейчас все выглядит так, что это не случайная связь. Слишком много убитых носили эти зеленые карточки в своих карманах.

— Ответь, Майк... что это может быть? Задумавшись, я уставился в стену:

— Мне самому интересно знать. Думаю, ответ надо искать на Западе, в клинике для душевнобольных. Завтра ты первым самолетом полетишь туда и станешь копать.

— Для чего?

— Для того, чтобы найти все, что сможешь. Продумай вопросы и постарайся получить на них ответы. То, что мы ищем, может оказаться и там, и здесь, но у нас нет времени, чтобы вдвоем делать сначала одно, потом другое, поэтому я остаюсь здесь.

— Майк, но ты будешь осторожным?

— Очень осторожным, Вельда. Не стану задавать вопросы, если увижу, что пистолетом смогу быстрее добиться ответа. На этот раз не стану заботиться о том, что обо мне подумают. Мне кажется, я кое-что нашел, что мне очень не по душе, и во что бы то ни стало хочу убедиться, прав я или ошибаюсь.

— А если они еще раз попытаются убить тебя?

— Безусловно попытаются. Думаю, они обязаны убрать меня. И с этого момента я буду спать с открытыми глазами и не выпускать пистолет из рук. Они обязательно попытаются, потому что я достаточно далеко зашел и могу испортить им всю игру. Они будут охотиться за мной, но и ты будь осторожна. Они знают, что те двое парней были убиты из разных пистолетов, могут вспомнить и о тебе.

Вельда положила мне руки на плечи и заставила посмотреть на нее.

— Ты бы не послал меня на Запад только из-за того, что здесь становится опасно, а?

— Нет, конечно, твое задание для нас очень важно. Она знала, что иногда, для разнообразия, я могу говорить и правду.

— Хорошо, Майк, я сделаю там все, что смогу. Когда я вернусь, спрячу то, что найду, в офисе под настенной лампой, чтобы на всякий случай уберечь информацию от них. А ты сможешь воспользоваться ею, не беспокоя меня. Думаю, что после этого путешествия буду крепко спать.

Я дернул шнурок, и свет в комнате погас. Вельда зажгла свой фонарик, мы вышли из комнаты и пошли по коридору. Одна из дверей приоткрылась, показалось коричневое лицо, но тут же исчезло, как только Вельда осветила его фонарем.

Внизу возле своей комнаты под лестницей нас ждал горбун. Я передал ему ключ.

— Что-то вы быстро, — сказал он, — слишком быстро для ваших лет. Думал, вы будете там подольше.

Я был готов дать ему хорошего пинка, но тогда бы он не ответил на вопрос, который я хотел ему задать.

— Мы бы остались, но комната в таком беспорядке. Кто в ней был до нас?

— Жил один парень, но он умер.

— Нет, кто до нас был в этой комнате?

— А-а. Молодой парнишка. Сказал, что ему нужна комната на ночь. Наверное, наркоман или что-то в этом роде. Он дал мне десять долларов и еще пять за комнату. Я хорошо его помню. На нем была отличная куртка и шляпа. Мне бы такая куртка не помешала.

Я повел Вельду к автомобилю. Неудивительно, что обыск был таким тщательным, ведь это был агент КГБ. Он искал дотошно, но не совсем. Стремясь найти документы, он просмотрел то, что могло подсказать ему, где они могут оказаться.

Я подвез Вельду к дому, и мы поднялись выпить кофе. Мы разговаривали, пили кофе, курили. Мне было приятно наблюдать за тем, какие взгляды изредка бросала Вельда на кольцо. Я рассмеялся и сказал, что в следующий раз вдобавок к этому кольцу подарю ей кольцо с бриллиантом. Ее глаза заблестели ярче.

— Когда это будет, Майк? — Голос ее был ласков и мягок, как бархат, от него мне стало очень тепло и приятно.

Я немного смутился и, помолчав, ответил:

— Скоро. Давай не будем торопиться, хорошо? Чертики заплясали у нее в глазах, и она выскочила из-за стола. — Я выкурил одну сигарету, затем другую, и тут она меня позвала. Когда я вошел в ее комнату, Вельда стояла передо мной в ночной рубашке, прозрачной настолько, что я видел все то, о чем мог только мечтать. Легкий пот выступил у меня на лбу, и меня затрясло.

Ее тело молочной белизной просвечивало сквозь фиолетовые тени воздушной ткани, а когда она задвигалась, рубашка, наэлектризовавшись, так плотно прильнула к некоторым частям ее тела, что кровь заиграла во мне. Черные волосы, свободно падающие ей на плечи, делали ее стройней и выше. Она была прелестна и создана только для меня.

— Для нашей брачной ночи, Майк, — произнесла она. — Когда это случится?

— Мы пока только помолвлены с тобой, ты же знаешь.

Я вовсе не собирался отступать, когда она подошла ко мне. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня, словно обожгла огнем, затем повернулась и пошла к лампе, сквозь рубашку я видел все, как будто на ней ничего не было.

Она знала, что после этой сцены я не смогу ждать долго.

Я выскочил из комнаты, квартиры и побежал к машине. Сел на сиденье и ни о чем не мог больше думать, кроме как о Вельде и том рае, который она мне обещала.