"Холм демонов" - читать интересную книгу автора (Абаринова-Кожухова Елизавета)

ГЛАВА ВТОРАЯ ХОЛМ ДЕМОНОВ

Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем «Москвиче» Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно «шмонали» парни в залатанных камуфляжных нарядах.

— Ну, это надолго, — вздохнул Василий.

— На час, не больше, — профессионально прикинула Надежда. — Вася, кто это там?

— Где? — переспросил Дубов.

— Видите, физиономия в окне, — указала Надя на таможенный вагончик.

— Это что, та рожа с бородой? — пригляделся детектив. — Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. — И, подумав, добавил: — Да и днем тоже…

— А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа!

— Так он же в розыске! — вырвалось у Дубова.

— У вас в розыске, — уточнила Чаликова, — а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено — бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может.

— А что же Мыльник?

— Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде…

— Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! — вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок «Москвича». — Мы должны его «расколоть», другого такого шанса не будет!

Надя скептически покачала головой:

— Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит.

Но Василий уже вылезал из машины:

— Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь.

— Нет-нет, я с вами, — решительно возразила Надя. — Помирать, так вместе!

Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и с мрачным лицом чистил револьвер.

— Чего надо? — грубо спросил он, увидев незваных гостей.

— Мы к вам по важному делу, — заявил Дубов и многозначительно понизил голос: — Господин Мстислав Мыльник.

— Чего? — вскинулся начальник таможни. — Моя фамилия Мясников, ясно?!

— Ясно-ясно, — хмыкнул Василий. — Это производная от вашего прозвища «Кислоярский мясник», не так ли?

— Пристрелю, суки! — Мстислав вскочил из-за стола и наставил револьвер прямо на Дубова. Тот и бровью не повел:

— Стреляйте, пожалуйста. Но это ровным счетом ничего не изменит.

Тут в разговор вступила Чаликова:

— Господин… ну хорошо, пусть будет Мясников, вы, конечно, можете нас застрелить, но в ваших же интересах сперва нас выслушать.

Пересилив себя, Мстислав опустился на стул и швырнул револьвер в шуфлятку стола:

— Говорите!

— Вы, конечно, не в курсе перипетий международной политики, — начал Дубов, — но я хотел бы вам кое-чего сообщить. Кислоярское руководство желает получить омоновца Мстислава Мыльника для организации показательного процесса, благо материалов хватает на три «вышки». Придурильская Республика испытывает хронические трудности с продуктами. И вот наши и ваши руководители договорились продать вас за тонну зерна…

— Что-о?!!! — взревел Мстислав. — Да я им, сукам, верой и правдой… А они — сами стали министрами да генералами, мэрами да херами, а меня поставили на эту вонючую таможню!..

— И ясно почему, — подхватила Надя. — Просто так выдавать вас для них было бы слишком уж «западло», вот они и предложили Кислоярскому руководству: если сможете найти Мстислава, то забирайте.

— Я — частный детектив Дубов, — не без гордости представился Василий, — и именно мне поручено ваше разыскание. А то, что вас назначили начальником таможни именно на Кислоярскую границу — так это ваши паханы просто вас подставили, чтобы мы вас быстрее нашли. Неужто не понятно?

— Понятно, — процедил Мстислав. — И что, вы явились меня арестовывать? Посмотрим, как вы это делать будете…

— А мы и не собираемся вас арестовывать, — заявил Василий. Мстислав от неожиданности раскрыл рот:

— Почему это?

— Видите ли, лично мне, то есть гражданину Дубову, совершенно безразлично, будет ли государственный преступник Мстислав Мыльник сидеть в Кислоярской Централке, или гражданин Мясников продолжит исполнять должность начальника таможни. Мне нужно нечто совсем иное…

— А, ну понятно, — нервно подергал себя за бороду Мстислав. — Вам нужны деньги. Должен вас огорчить — я беру не деньгами, а продуктами. Но я подарю вам нечто большее, чем деньги или продукты — я подарю вам жизнь.

— В каком смысле? — не поняла Чаликова.

— Так и быть, не стану вас расстреливать.

— Ну спасибо, — покачал головой Дубов. — Слыхал я, что омоновцы — неблагодарный народ, но до такой степени…

— Погодите, — вновь вмешалась Надя, — одну минуточку, господин Мсти… Мясников. Вы участвовали в нападении на грузовик 33–33 МОР при восточном выезде из Старгорода?

— Не в нападении, а в контрольной проверке, — поправил Мстислав. — Я не бандит какой-нибудь.

«А кто же?» — чуть не вырвалось у Дубова. Вслух же он сказал:

— Значит, участвовали. И какова судьба его содержимого и сопровождающих?

— А то вы сами не знаете! — ухмыльнулся Мстислав.

— Знаем, — кивнул Василий. — Знаем, что после вашей «контрольной проверки» водитель грузовика оказался в больнице с ушибами и с сотрясением мозга. Нас интересует судьба музейных ценностей и директора Козицкого.

— Какого еще директора, — зло глянул Мстислав на Дубова и Чаликову. — Мне сказали, я сделал. А что они там везли — не моя забота.

— Ну и что же вы сделали? — нетерпеливо спросил детектив.

— Что надо, то и сделал, — отрезал Мстислав. — Шлепнул на месте за оказание сопротивления. Согласно законам военного времени.

— А грузовик?

— Ну что вы ко мне пристали?! — не выдержал Мстислав. — Что, если я вас на месте не пристрелил, так вы уж меня тут доставать, блин, будете? Вон отсюда! — Так как рука омоновца недвусмысленно полезла в стол за револьвером, то Дубов с Чаликовой предпочли более не искушать судьбу и покинули вагончик. Уже на улице они увидели, как Мстислав высунулся из окна и крикнул своим подчиненным:

— Эй вы там, пропустили синий «Москвич»!

Мстислав походил по вагончику из угла в угол. Потом сел за стол, посидел. Вскочил, извлек из сейфа бутылку водки и прямо из горлышка отпил грамм сто. Закурил сигарету. И вот теперь, похоже, решился. Он высунулся из окошка и крикнул:

— Эй, ребята! Все живо сюда!

Когда все шестеро его товарищей по оружию собрались в комнатушке, Мстислав сказал короткую речь:

— Братва. Эти козлы из Старгорода хотят нас подставить. Они там, суки, собираются нас за башли сдать Кислоярским гадам. А какой у них на нас зуб, не мне вам объяснять. — Как и положено гениальному оратору, Мстислав выдержал паузу и продолжил: — А вот хрен им. С нами такие приколы не ломятся. Не на тех напали. Есть тут, братва, у меня одно толковое дело на примете. Бабки хорошие обещают, и пострелять можно будет вволю. Не то что здесь киснуть. Так что лично я отсюда сматываюсь. Кто со мной? Все? Тогда по коням!

Похватав свои нехитрые пожитки, бывшие таможенники, а ныне вольные стрелки, высыпали из вагончика. Как раз возле шлагбаума стоял микроавтобус «Латвия». Весело размахивая автоматами, солдаты удачи выкинули шофера и, погрузившись внутрь, покатили навстречу приключениям.

Через некоторое время к открытому шлагбауму подъехал грузовик.

— Куда это они запропастились? — спросил старый водитель своего молодого напарника.

— А может, проедем, пока их нет? — предложил тот. — Десять долларов сэкономим.

— Эх, пацан, ты этих живоглотов плохо знаешь, — отмахнулся старый. — Они тут где-нибудь неподалеку засели. И только мы поедем, они и наскочат.

— Ну и что? — спросил молодой.

— А то, — многозначительно отвечал старый. — Пришьют нам незаконный переход границы и отберут весь груз. Вот что.

И тут из кустов появился водитель «Латвии», отсиживавшийся там с перепугу.

— А, ну вот один и ползет, — сказал старый.

— А почему он не в форме? — удивился молодой.

— Какая там форма, — усмехнулся старый, — они одеваются во что у нас, шоферюг, отнимут.

— И оружия при нем нет? — все продолжал расспросы молодой.

— Пропил, наверно, — пожал плечами старый. — Хватит трепаться, давай десятку сюда. Может, без шмона обойдется.

А водитель «Латвии», подойдя поближе, обратился к старому шоферу:

— Мужик, слушай, подбрось до Кислоярска.

— Ну что ж, это можно, — спокойно отвечал старый, протягивая десять долларов. — Ну так ты нам сначала печать шлепни, и поехали.

— Мужики, — опешил тот, — да я простой водила! Какая у меня печать?

— Ладно, — осклабился старый, — брось дурака валять. Больше десятки у нас все равно нет.

— Да вы не поняли, — уже занервничал водитель «Латвии», — я тут случайно застрял. Таможенники на моем микрушнике уехали…

— Как тебя зовут? — деловито осведомился старый.

— Руслан. А что?

— Ну так вот, Руслан, — спокойно продолжал шофер, — больше денег у нас нет. Хочешь, можем блок сигарет дать?

— Да на хрена мне ваши сигареты!.. — разозлился Руслан.

— Ну, не нужны сигареты, бери десять долларов, — невозмутимость старого шофера была непробиваемой.

Руслан с досадой обернулся по сторонам, и его взгляд уперся в вагончик. В его голове мелькнула мысль: «А, была не была! Возьму-ка я там печать. Шлепну ее в их бумагах, и дело с концом».

Сказано — сделано. Печать нашлась в открытом сейфе рядом с початой бутылкой водки. Руслан отхлебнул из нее маленько для храбрости. Но когда он вышел из вагончика, у шлагбаума уже стояли еще два грузовика и один автобус. И не успел он поставить печать старому шоферу, как к нему подскочили другие водители:

— Начальник, почему задерживаешь?

Уже через час Руслан сидел на вынесенном из вагончика стуле. И шлепал печатью в подставляемые ему бумаги совершенно не глядя. Лишь вежливо осведомляясь:

— Наркотики и порнографию не везете?

Все, конечно же, отвечали отрицательно, но некоторые сразу же прибавляли еще десять долларов. Время от времени Руслан прикладывался к бутылке «Метаксы», оставленной водителем экскурсионного автобуса. И закусывал копченой колбасой от водителя рефрижератора. А карманы его куртки оттопыривались от мелких долларовых купюр, которые ему совали, хотя он и честно отказывался.

— Наконец-то порядок на таможне навели, — говорили водители, отъезжая от пропускного пункта. Они не знали, что за это им надо благодарить частного детектива Дубова. Впрочем, и сам Дубов об этом не знал.

Синий «Москвич» неспешно катился по неровной дороге. Кругом простирались унылые Придурильские пейзажи, изредка прерываемые рекламными щитами, прославляющими достижения Республики под мудрым руководством Президента и правящей партии и призывающими граждан отдать все силы для победы Великих Идеалов.

— Боюсь, Вася, что после откровений Мстислава наше путешествие уже не имеет значения, — заметила Чаликова. Дубов отрицательно покачал головой:

— Мстислав или врет, или недоговаривает. А может быть, говорит некую полуправду, из которой еще нужно извлекать рациональное зерно. Вспомните: он легко признался, что «шлепнул» Козицкого, но взвился, когда его спросили о грузовике.

— Просто нервы не выдержали, — возразила Чаликова.

— Возможно, — не стал спорить детектив. — Но разговор на эту тему был ему очень неприятен. Почему? Ведь, казалось бы, для него это — только эпизод, одно из многочисленных преступлений, не более.

— Васенька, я посоветовала бы вам ехать чуть побыстрее, — помолчав, сказала Надя.

— Зачем? — беззаботно откликнулся Дубов. — Мстислав нас пропустил без очереди, так что до вечера сто раз успеем…

— Да нет, дело в другом. Я боюсь, как бы Мстислав не понял, что мы его просто брали «на пушку» и не снарядил за нами погоню. И вообще, нам не мешало бы на некоторое время куда-нибудь свернуть. Так, на всякий случай.

— Согласен, — кивнул Василий, — да куда тут свернешь? Уже час едем, и никаких ответвлений.

— А вон там, глядите — какой-то указатель!

Действительно, с правой стороны к шоссе примыкала узкая дорога, на ржавом указателе в начале которой значилось: «Субботино — 5 км».

— Ну что ж, заедем в Субботино, — сказал Василий и решительно повернул «Москвич».

Дорога с каждой верстой становилась все более ухабистой и запущенной, но в конце концов привела в Субботино — бедную деревеньку, раскинувшуюся вдоль узенькой речки, за которой вдали темнели холмы.

— Вася, остановитесь, — попросила Надя, увидев идущую навстречу женщину с почтовой сумкой. Дубов притормозил «Москвич», и они вышли наружу. Женщина тоже остановилась и с подозрением поглядывала на незнакомцев. Чаликова покопалась в сумочке и извлекла письмо, которое ей оставила Тамара Михайловна Свешникова.

— Насколько я понимаю, сударыня, вы здешний почтальон? — поинтересовался тем временем Василий.

— Почтальон, — ответила женщина, переводя пытливый взор с Дубова на Чаликову. — А еще и оператор, и телеграфист, и начальник почты, и весь персонал в одном лице.

— Замечательно! — обрадовалась Чаликова и протянула конверт. — Скажите, это послано из вашего почтового отделения?

— Из нашего, — ответила связистка, едва взглянув на конверт.

— Вы уверены? — переспросил Дубов.

— Мало ли Субботино в бывшем СССР?

— Это точно наше, — уверенно повторила женщина. — Видите, вторая буква «Б» чуть смазана. Уже третий год просим начальство, чтоб новый штемпель прислали…

— Может быть, вы припомните, кто отправлял этот конверт? — как бы невзначай спросила Чаликова.

— А, так это же Сидоров. Ну, наш беженец.

— В каком смысле беженец? — не понял Дубов.

— Да в самом прямом. Мордавский агрессор разбомбил его дом, вся семья погибла, он один чудом остался в живых. Вот сейчас живет у нас в Субботине.

— И что это за человек? — продолжал расспросы Дубов.

— Не, ну мужик он хороший — вежливый, непьющий, вот только… Погодите, — опомнилась почтальонша, — а чего это вы тут все расспрашиваете? Уж не Мордавские ли вы шпионы?!

Василий хотел было ответить, кто они такие, но Надя незаметно наступила ему на ногу:

— Нет-нет, мы не шпионы, мы наоборот — из… ну, в общем, из организации, которая ищет пропавших без вести. Мы тут разыскиваем одного Сидорова — может быть, это тот самый.

— А, ну так это другое дело! — обрадовалась связистка. — Но поймите меня правильно — я обязана протелеграфировать в ближайшее отделение Госбезопасности, что в селе появились посторонние. У нас ведь приграничная полоса…

— Ради бога, — безмятежно махнула рукой Надя. — Раз надо, значит надо. Просто мы хотели бы узнать побольше про вашего Сидорова — может быть, это вовсе и не тот, которого мы ищем, и тогда не стоит зря его тревожить.

— А, понимаю, понимаю, — закивала почтальонша, — это вы хорошо придумали. Только Сидоров живет очень скрытно. У нас ведь, знаете, село бесперспективное, половина изб пустуют, а он поселился в самой дальней, на отшибе. И редко куда ходит, разве только до почты.

— И на что он живет? — удивился Василий.

— А он, видать, большой ученый! — уважительно сказала связистка. — Постоянно рассылает заказные письма и бандероли, а потом ему со всего света приходят ответы и даже денежные переводы. Вот на них-то он и живет. Ну, еще на огороде кое-что выращивает.

— И куда он шлет свои письма и бандероли? — спросил Дубов.

— Да по всему свету. И во Францию, и в Италию, и в Германию… А если по бывшему Союзу — то в журналы и всякие академии художеств. Я ж говорю — профессор! Как-то спросила, чего он посылает, а он ответил шибко мудрено — мол, статьи по искусствоведению…

— И еще один вопрос, если позволите, — вновь заговорила Чаликова. — По какому документу вы ему выдаете переводы и все прочее — по паспорту или как?

— Да нет, паспорт и все документы у него пропали при бомбежке. А переводы выдаем по справке, выданной нашим местным сельсоветом взамен утерянного паспорта… Ну так как — ваш это Сидоров, или как?

— Похоже, что наш, — не очень уверенно ответил Василий, — но некоторые сомнения все же остаются.

— Мы хотели бы встретиться с ним лично, — добавила Надежда. — Как к нему пройти?

— Да очень просто. Идите вон по той улице до самого конца, и самая последняя избушка — его. Но только на машине вы туда не проедете, там даже наш тракторист Максимыч намедни увяз. Да вы оставьте ее возле почты, я уж присмотрю.

Преодолевая бездонные лужи, Дубов с Чаликовой медленно, но верно пробирались к избушке Сидорова. Вдруг Надя остановилась:

— Вася, а вам не кажется странным — в Италию с Францией он посылает искусствоведческие статьи с обратным адресом, чтобы получить ответ и гонорар, а в недальний Кислоярск — «из деревни от дедушки». К чему бы это?

— Может, просто забыл уточнить по рассеянности? — предположил детектив. — Хотя нет… И вообще, похоже, все сходится!

— Что сходится? — не поняла Чаликова.

— Осторожно, Наденька, не поскользнитесь. Если я не ошибаюсь, нам вон к той избушке… Добрый день, господин Сидоров! — радостно закричал Василий высокому и чуть сутуловатому человеку в старой фуфайке, который копался в огороде. Тот поднялся с грядки и подошел к полуобвалившемуся плетню:

— Чем могу служить, господа?

— Разрешите представиться. Я — частный детектив Дубов, а эта очаровательная дама — журналистка Чаликова. Мы занимаемся поисками людей, пропавших во время военных действий.

— Естественно, по запросам заинтересованных лиц, — добавила Надя.

— Любопытно, кому это понадобился Сидоров, — невесело усмехнулся огородник. Однако в его глазах за толстыми стеклами очков мелькнуло недоумение и даже легкий испуг.

— Ну, например, директрисе кислоярского музея госпоже Свешниковой, — не задумываясь ответила Чаликова. — Ее заинтересовали ваши исследования в области, так сказать, сравнительного демоноведения, и она хотела бы поделиться с вами своими мыслями.

— Искренне сожалею, что забыл указать в письме точный обратный адрес, — учтиво заметил Сидоров, — однако очень сомневаюсь, чтобы почтеннейшая Тамара Михайловна специально для этого стала обращаться к частному сыщику.

— Разумеется, — согласился Дубов. — Мы, конечно, рады, что помогли госпоже Свешниковой вас разыскать, но куда больше сами рады, что нашли вас. — И, понизив голос, добавил: — Уважаемый Всеволод Борисович.

Сидоров спокойно обвел взглядом Дубова и Чаликову и столь же спокойно произнес:

— Давайте пройдем в дом. А то негоже гостей принимать на улице.

Изнутри избушка Сидорова выглядела еще беднее, чем снаружи. Наде и Василию сразу бросилось в глаза, что вперемешку с нехитрым крестьянским скарбом повсюду лежали рукописи на многих европейских языках. А из красного угла, где в деревенских избах обычно находятся образа, глядел портрет академика Лихачева.

— Присаживайтесь, господа, — пригласил Сидоров. — Извините за беспорядок, сейчас поставлю самоварчик…

— Может быть, приступим к делу? — нетерпеливо предложил Василий.

— Да, конечно, — откликнулся хозяин. — Как я понял, когда вы назвали меня Всеволодом Борисовичем, это не было простой оговоркой, не так ли?

— Совершенно верно, — отчеканил Дубов. — Я с полной ответственностью утверждаю, что вы — бывший директор Старгородского музея Всеволод Борисович Козицкий. И не пытайтесь этого отрицать!

А хозяин ничего и не отрицал — он продолжал возиться с самоваром.

— Нам известно о вас гораздо больше, чем вы думаете, — продолжал Дубов. — Если хотите, я могу рассказать в подробностях, как вы превратились из директора Козицкого в беженца Сидорова.

Сидоров по-прежнему молчал. Но заговорила Надя:

— Погодите, Вася, но с чего вы взяли, что господин Сидоров — это Козицкий? Ведь директор музея пропал без вести, а по официальной версии — погиб…

Дубов поудобнее устроился на колченогой табуретке:

— А вот послушайте. И если я в чем-то ошибусь, то прошу вас, Всеволод Борисович, меня поправить. Когда началась Мордавско-Придурильская война, то музейные ценности, в том числе картины Врубеля, оказались под угрозой: они могли погибнуть при бомбежке либо просто быть распроданы.

— За оружие, — вставила Надя.

— За оружие и боеприпасы, — подтвердил Василий. — Но вы, Всеволод Борисович, этого допустить никак не могли, а потому начали вентилировать вопрос о переправке картин и всего прочего за кордон, а конкретно — в Кислоярск. Однако обстоятельства вынудили вас форсировать события. Но наивный маневр с целью запутать следы не дал желаемого результата — на восточном выезде из города грузовик 33–33 МОР был остановлен отрядом ОМОНа, вашего водителя Костю выволокли из кабины и принялись зверски избивать…

— Он погиб? — вскрикнул хозяин.

— Кто, Костя? Жив и здоров, — успокоил его Василий.

— Слава богу! — прошептал Козицкий. — Я до сих пор не могу себе простить, что оставил его…

— Ну, не упрекайте себя так, Всеволод Борисович, — мягко сказала Надя. — Все равно вы бы ничем ему не помогли, а ведь вам нужно было спасать коллекцию.

— Дальнейшее представляется мне так, — продолжал Дубов. — Поскольку Придурильские руководители не очень-то доверяли своим омоновцам, то им просто было дано распоряжение задержать грузовик и передать спецслужбам, без указания на характер и ценность грузов. Однако омоновцы, начав избивать водителя, так увлеклись своим любимым занятием, что даже сразу не заметили, как вы пересели за руль и уехали. А для «отмазки» перед начальством их командир Мстислав составил рапорт в том смысле, что вы оказали сопротивление и вас пришлось поставить к стенке, а грузовик сжечь. Ну или что-то в этом роде. — Василий отхлебнул чаю из треснувшего стакана и продолжал: — Именно то обстоятельство, что вас считали погибшим, а грузовик уничтоженным, и позволило вам довольно долго и беспрепятственно передвигаться по территории Придурильской республики.

— В мирное время я много ездил по Старгородскому району с лекциями и краеведческими экспедициями, — вздохнув, сказал Козицкий. — И, смею надеяться, неплохо знаю все лесные и полевые дороги. Именно по ним я доехал до этих мест, а ночью пересек Кислоярское шоссе. Тут, сразу за Субботином, находятся заброшенные полигоны — раньше они были на территории двух районов, Старгородского и Кислоярского. Но я знал, что там есть дороги, по которым можно пересечь границу… — Директор надолго замолк. Тогда слово вновь взял Василий:

— То, что вы находитесь здесь, означает одно: переправить ценности через кордон вы так и не смогли. Но это значит и другое: раз вы тут живете под чужим именем, рискуя быть разоблаченным, то ценности не погибли, а хранятся где-то поблизости. Или я не прав?

— Вы совершенно правы, господин Дубов, — спокойно сказал Козицкий. — Просто я подумал, что если вы с такой точностью воссоздали мое бегство из Старгорода, то и найти место, где я прячу музейные ценности, для вас не составит труда. А может, вы его уже знаете?

— Ну, это уж вы преувеличиваете мои способности, — чуть смутился Василий. — Я ничего доподлинно не знаю, лишь могу предполагать с большей или меньшей долей вероятности. Что касается места… — Василий на минутку задумался. — Скорее всего, это где-то на полигоне. Не так ли?

— Да, — кратко ответил Козицкий. — Я заехал на полигон, но запутался в многочисленных дорогах — ведь раньше я там никогда не бывал. А уже близился вечер, да и бензин заканчивался. Нужно было что-то делать, и я не нашел ничего лучшего, как загнать грузовик в заброшенный бункер. Но тут вдруг начался налет. Наверно, они заметили, что по бывшему полигону что-то движется, и решили на всякий случай скинуть бомбу. Должно быть, завалило въезд в бункер, и я оказался в кромешной тьме. Я и сейчас без содрогания не могу вспомнить, как шарил по стенам моего склепа и всюду натыкался на шершавый холодный камень… Но потом немного освоился и, обдирая до крови пальцы, прорыл небольшой лаз и выбрался наружу. Ну а остальное вам, должно быть, известно не хуже, чем мне. Я сказался беженцем по фамилии Сидоров, поселился здесь, в Субботине, и продолжал, по мере возможностей, научную работу. — Всеволод Борисович тяжело вздохнул. — Но теперь, как я понимаю, ей пришел конец?

— Всеволод Борисович, мы могли бы взглянуть на ваши сокровища? — спросил Дубов.

— Отчего же нет, — невесело усмехнулся директор. — Взгляните, пока можно. Очень скоро они будут распроданы, а скорее всего — разворованы, я сгину в подвалах Придурильской охранки, а вам наш президент торжественно вручит какой-нибудь орден…

— Нет-нет, Всеволод Борисович, вы нас, кажется, принимаете не за тех, — возразила Чаликова. — По крайней мере, с Придурильской охранкой мы ничего общего не имеем.

— Знаете, я уже никому не верю, — задумчиво откликнулся директор. — Но мне кажется, что вы явились не со злыми намерениями.

— Мы явились в поисках истины! — заявил Василий.

— А что есть истина? — резко обернулся к нему Козицкий. — Я веду… то есть искусствовед-любитель Сидоров ведет обширную переписку со всем светом, в том числе и с коллегами бывшего директора музея Козицкого. И наверняка многие из них догадываются, что Сидоров — это и есть Козицкий, но вида не подают, потому как понимают, что иначе… Ну да вы сами знаете.

— Да, конечно, — кивнула Надя, вспомнив зверское лицо Мстислава.

— Между прочим, я переписываюсь также с одним человеком, живущим в окрестностях Калининграда, — продолжал Всеволод Борисович. — Конечно, открыто он об этом не пишет, но из писем я понял, что он скрывает часть Янтарной комнаты. Этот человек тоже отлично понимает, что если он откроет истину, то все будет просто-напросто разворовано. Истина — это прекрасно, я сам за истину, но когда она становится личной собственностью непорядочных людей, то стоит подумать — а не придержать ли ее под спудом до лучших времен?

— Я с вами не согласен, — раздумчиво ответил Василий, — но и мешать вам не намерен… Нет, я не вправе брать на себя роль судьи.

— Вы хотели посмотреть на музейные ценности? — прервал вновь возникшее молчание Козицкий. — Что ж, я готов их вам показать. Но дождемся ночи — днем нас могут увидеть.

В прохладной тьме директор карабкался по осыпающемуся склону, освещая свой путь керосиновой лампой «летучая мышь». Он пыхтел, отдувался, но Василий с Надей еле поспевали за ним. Всеволод Борисович знал каждый камушек на этом склоне, и сей нелегкий путь был ему привычен. А главное — в радость. Он шел в свой Храм. А дорога, ведущая к Храму, всегда трудна, но радостна. И он служил своим богам внутри этого мрачного, поросшего корявым кустарником холма. Он знал, зачем карабкается по неверному склону, знал, зачем корпит ночами над рукописями, знал, зачем живет. И Василий мог бы позавидовать ему, если бы сам не был столь же одержимым служителем своей богини — Фемиды.

Козицкий отвернул в сторону огромный булыжник, прикрывавший мрачный лаз. Согнувшись, на четвереньках, они проникли в таинственные глубины холма. Узкая нора, по которой они ползли, казалась бесконечной. И страх наступал им на пятки — казалось, что холм сейчас осядет и погребет их под собой. И никто даже не узнает, куда они исчезли.

— Все это похоже на страшную фантастику, — сказал Василий, чтобы как-то отвлечься от охватывающего ужаса. — Теперь я не удивляюсь, что возникла легенда о похищении вашего грузовика инопланетянами.

— Эту легенду придумал я, — ответил Козицкий. — На случай, если бы кто-то случайно заметил меня на полигоне и вообще — для того, чтобы подпустить побольше туману. Ведь люди так склонны верить подобным сказкам!

И как-то внезапно лаз закончился. Василий и Надя осторожно поднялись на ноги и стали оглядываться. В неверном свете керосиновой лампы вырисовывались темные бетонные стены огромного помещения. Посредине стоял покрытый толстым слоем пыли грузовик. К его заднему борту была приставлена небольшая лесенка. Директор поднялся по ней, откинул брезент, и Надежда представила себе, что это вовсе и не грузовик Зил-130, а старинный испанский галион, груженый сокровищами исчезнувшей навсегда цивилизации. Цивилизации далекой, как Марс, и непонятной, как ацтекские письмена. Но породившей прекрасные творения искусства, которые уже непонятны вздорным и измельчавшим потомкам. Те, кто должен был наследовать эти сокровища, погрязли в стяжательстве и наживе. Тот, кто не имеет собственной культуры, не в состоянии понять и чужую. И вот остался один — хранитель не сокровищ, но реликвий прошлой культуры, тот, кто понимает, что уйдут в небытие озлобленные дикари и народится новая цивилизация, и новые люди смогут принять в свои руки, не замаранные чужой кровью и награбленным златом, дар великих предков, и возобновится связь времен. Торжественная тишина повисла в темной пещере. Всеволод Борисович как бы передал Василию и Наде часть той ответственности, которую по велению судьбы взял на себя. Ответственность перед культурой. Ответственность перед человечеством. И они почувствовали всю ее тяжесть. Василий присел на последнюю ступеньку лестницы и невидящим взором уставился в темноту. Надо было сделать выбор, такой, чтобы потом не стыдиться самого себя всю жизнь.