"Проклятие" - читать интересную книгу автора (Стампас Октавиан)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. МАРСЕЛЬ

Хранитель королевской печати прибыл в портовый город инкогнито, ибо Марсель не принадлежал в это время еще французской короне. Здесь было много шпионов императора, равно как и папских шпионов, благо Авиньон находился в каких-нибудь пятнадцати лье от Марселя. Но больше всего здесь было шпионов Ногаре. Уже не первый год они вели наблюдения за здешним портом, и ни одни корабль, прибывший в него или намеревавшийся убыть, не оставался без внимания. Каждый человек, сошедший на берег или собиравшийся покинуть его, подвергался самой внимательной и доскональной слежке.

Нечто подобное имело место и во всех остальных портах Средиземноморского побережья Франции.

И вот две недели назад, сопоставив доклады поступившие за последние месяцы, государственный канцлер пришел к выводу, что пришло время самому навестить Марсель. Именно к этому городу сходились невидимые силовые линии старинной, казалось бы исчерпавшей себя, интриги.

Почему именно сейчас нужно было что-то предпринять? На этот вопрос Ногаре ответить бы не смог, вернее не нашел бы нужных, понятных простому человеку слов. Как не может их найти дегустатор, точно знающий, что перед ним старинный благородный напиток, а не дешевая, хотя и привлекательная, подделка, или парфюмер, который почему-то уверен, что нужно плеснуть в представленную смесь именно полторы капли, именно бергамотной эссенции, а не какой-либо другой, чтобы получились новые, неповторимые духи.

Итак, просидев над кучами донесений несколько бессонных ночей, государственный канцлер почувствовал смутное беспокойство, оставил все, даже срочные дела, и помчался на юг.

Последние месяцы его величество ничего не говорил своему верному помощнику о тамплиерском золоте, даже намеком не обнаруживал своего неудовольствия или нетерпения, но хранитель печати прекрасно знал, что король никогда ничего не забывает. В Марселе Ногаре занял небольшой, угрюмый дом на улице ведущей к гавани. Поселился без всякого шика, более всего заботясь об анонимности своего присутствия в городе.

Чутье не обмануло канцлера. Не прошло и двух недель, как воспоследствовали некие события.

Однажды поздним вечером в двери дома, где сидел за своим столом, как всегда погруженный в отчеты и счета, господин де Пре (имя, которому было поручено скрывать блеск имени де Ногаре), уверенно постучали. Это был высокий человек в длинном плаще и надвинутом на лицо капюшоне. Он сказал, что хочет видеть хозяина дома по делу, не терпящему отлагательства.

Слуги господина хранителя королевской печати были людьми опытными, они догадались, что действовать следует без всякого промедления.

— Мы должны вас обыскать! — сказал Тримо, камергер канцлера.

Незнакомец не протестовал. Войдя в дом, он сам снял плащ и отдался на волю опытных и бдительных рук.

— Как ваше имя?

— Это не имеет значения.

Тримо повернулся, чтобы доложить хозяину о визитере, но выяснилось, что Ногаре уже стоит в дверях приемной. Чутье и тут что-то нашептало канцлерскому уху.

— Пропустите его, Тримо.

Гость вошел в кабинет и молча дождался, когда его покинули все, кроме хозяина.

— Слушаю вас.

— У меня есть для вас известие от того, кого вы ждете не первый год.

На лице Ногаре ничего не выразилось, он был прожженным царедворцем и умел владеть собой.

— Этот человек прибыл с востока и его желал бы видеть тот, кто стоит над вами, мессир.

Ногаре потрогал свой подбородок.

— А кто я, вы знаете?

— Нет, и честно говоря, не хотел бы знать.

— А кто вас послал?

— Этого я тоже не знаю. Меня нанял один человек в портовой таверне «Синий бык».

— Как он выглядел?

— Примерно также как я, пока не снял капюшон. Он не хотел, чтобы я видел его лицо.

— Сколько он заплатил?

— Половину. Двадцать ливров. Вторую половину он обещал мне от вас.

Ногаре прошелся по кабинету, кусая тонкие губы.

— Давно он вас нанял?

— Перед самым закатом. Он велел вам еще сказать, что если вы поспешите как только сможете, вы не повредите делу.

— Тримо! — крикнул канцлер и, пока камердинер не появился, сказал гостю:

— Вам придется остаться здесь. До утра, а может быть и до следующего вечера.

Гость кивнул.

— Тот кто меня нанимал, предупредил, что вы именно так и поступите.

Вбежал Тримо.

— Немедленно, слышите? немедленно, поднимайте всех наших людей. Старших ко мне. Я должен буду сказать им несколько слов.

В то время, когда происходил этот разговор, к марсельскому пирсу как раз швартовалось небольшое генуэзское судно. В одном из трюмных помещений, не заполненном грузом и оборудованном для жизни, стоял, заложив руки за спину, Арман Ги. Помещение было убрано роскошно: ковры, серебро, драгоценное дерево, но он ощущал себя здесь пленником, и не только потому, что голова его упиралась в низкий потолок и давило ощущение тесноты. Еще больше он изнывал от одиночества и молчания.

От самого дворца Заххака его сопровождали люди в белых тюрбанах, гулямы правителя езидов. Они не вступали в разговоры с ним, и молчали, когда он сам пытался с ними заговорить. Впрочем, в самом начале своего стремительного возвращения с востока, бывший комтур не нуждался в собеседниках. Беседа с владетелем Скаха произвела на него слишком сильное впечатление. Последний потомок Гуго де Пейна пришел в состояние тихого помешательства. Он мог двигаться, держаться в седле, он цеплялся за переданный ему ларец, но вместе с тем его душа была пропитана глубочайшим безразличием ко всему, что происходило вокруг.

Скачка от гор северной Месопотамии к Средиземноморскому побережью проходила в бешеном темпе. На всем пути имелись лошадиные подставы. Арман Ги скакал в окружении белых тюрбанов на белом жеребце, представляя из себя некоего истукана. В Тире его погрузили на корабль. Здесь он стал понемногу приходить в себя. Мерное покачивание на волнах размягчило ледяную глыбу, стоявшую у него в груди. И тогда он почувствовал, что одинок. Лако и Симона ему так больше и не пришлось увидеть.

Кроме того проснулось естественное желание заглянуть в ларец. Запоры на нем были отнюдь не внушительные и не заковыристые, в любой момент можно было нажать и… Нет, нельзя!

Это заклинание он твердил себе изо дня в день. Ларец этот он почти не выпускал из рук. Спал с ним в обнимку и даже брал с собой в отхожее место, что не упрощало отправление естественных надобностей.

В его ковровую пещеру заходил только прислуживавший ему человек, тоже молчаливый, как каменное изваяние.

Оставалось бывшему комтуру одно — предаваться размышлениям, и он без удержу им предавался.

«Значит вот каково истинное положение дел, — сказал он себе. — Путешествие в поисках старого, благородного тамплиерского идеала привело в объятия невиданного чудища. Можно ли считать такое путешествие достигшим своей цели?»

Все виденное на востоке, не укладывалось в голове Армана Ги. И если бы он не видел этого собственными глазами, он бы продолжал считать то, что ему поведал Симон, обыкновенной сказкой.

Последний потомок Гуго де Пейна притронулся осторожными пальцами к своим глазным яблокам.

Какому богу служит этот Заххак? И что это за бог. Но может быть только внушением истинного, мистического страха можно добиться настоящего поклонения и истинной веры. Кого могут поднять и заставить встрепетать пресные проповеди людей типа Жака де Молэ?

И что же это получается, великий, могущественнейший, богатейший Орден рыцарей Храма Соломонова есть всего лишь одно из многочисленных ответвлений, не исключено, что самое ничтожное, этого подземного и необъяснимого культа. Даже казавшиеся чрезмерными и пугающими тайные тамплиерские богослужебные приемы, бледнеют и меркнут перед жутким и отвратительным великолепием деяний, производимых царем Заххаком, верховным служителем бога неведомого.

Временами Арман Ги впадал в забытье, подобное тому, что застало его в каменной глотке на пути к крепости Сках. И он грезил, бывало по целому дню, беседуя с духами и тенями давно погибших людей.

Но потом забытье спадало и обнажалось дно памяти, затянутое тиной воспоминаний.

Да, а кому все же предназначен сей ларец? Кто он, ждущий его? Как я узнаю его? Чем ближе корабль подплывал к французскому берегу, тем сильнее эти мысли донимали бывшего комтура.

Филипп ли это? Слишком просто было бы. Может быть Жак де Молэ? Но он скорее всего мертв. Может быть ларец предназначен мне, и заклятие, якобы запрещающее в него заглядывать, как раз и есть то испытание, что необходимо преодолеть на пути к истине. И такое приходило ему в голову. Но конечно же, никогда Арман Ги всерьез не собирался нарушить повеление царя Заххака.

В ту ночь, когда корабль входил в гавань Марселя, бывшему комтуру приснился сон, что у него болят лопатки, набухают неприятной тяжестью, что сейчас из них начнут прорастать они, черные, лоснящиеся, кровожадные… и с криком:

— Змеи! Змеи! Змеи! — Арман Ги рухнул с ложа на пол. Не выпуская из рук ларца.

И тут же очнулся.

Корабль покачивался на замусоренной, причальной волне. По палубе бегали матросы, топоча деревянными каблуками.

Семь лет путешествия на восток были словно натягиванием тетивы, медленное и упорное; обратный путь напоминал полет стрелы. И вот она — Франция.

— Слава богу, — пробормотал путешественник.

В ковровую комнату вошли его охранники. Они были облачены в европейские одежды. По их виду и поведению бывший комтур понял — пора.

Сойдя на берег, молчаливые горцы вели себя так уверенно, словно только вчера покинули Марсель. У них все было наготове. У коновязи ближайшей таверны их ждали оседланные лошади. Последовало короткое путешествие по ночным улицам, потом по ночным предместьям. Охранники скакали быстро и решительно, не задумываясь поворачивали, лабиринт улочек портового города не был для них лабиринтом.

Целью путешествия оказался большой, темный дом. Глухо запертые ворота открылись по первому условному сигналу. Лестница, комната, кресло. Зажженный светильник. Арман Ги сидит, держа на коленях драгоценный ларец, с удивлением осознавая, что в доме никого нет, кроме него.

Воистину, путешествие закончилось.

Бывший комтур просидел так довольно долго. Слишком привык к ненавязчивой, но непререкаемой опеке, которой подвергали его последние недели. Не мог поверить, что она так легко, почти сама собой, исчезла.

К тому же очень трудно было решить, что же делать раньше. К такому повороту событий он не был готов.

В карманах ни одного денье. Как же он продолжит путь, если решит продолжать. Может быть проще умереть с голоду здесь, ожидая того, кому адресован ларец?

Но все же, как он узнает его?

Арман Ги был искренне удивлен тому, до какой степени он не представляет себе, кем бы мог быть человек, могущий ожидать подарка от Заххака. Хоть бы какая-нибудь подсказка?

Абсолютно исчезла та внутренняя уверенность, что вела его по морям и горам на восток. Она издохла, не перенеся возвращения на родину.

«А может быть все-таки это я?» — в сотый раз спросил себя комтур и погладил крышку ларца. Он знал наизусть изображенный на ней рисунок. Знали его наизусть и его пальцы. Проводя ими по шершавой, бугристой поверхности, Арман Ги понимал, что пальцы не выполнят его приказа, если он велит им открыть ларец.

И…

Шаги!

Шаги!!

Кто-то вошел в дом!

И это не вернувшиеся слуги Заххака. Они передвигались не шумнее, чем сухие листья, поднятые легким ветром, а тут просто обвал, лавина шагов.

Гостей было несколько, и они были вооружены. Как-то сразу стало понятно, что хозяевами этого дома они не являются. Только шаги вооруженного грабителя могут быть полны такой самодовольной уверенности и попирать чужие полы с такой небрежностью.

Уже близко.

Арман Ги поискал глазами, куда бы ему спрятаться или хотя бы спрятать ларец. И с отчаянием понял, что не может сдвинуться с места.

Двери бесшумно, но угрожающе растворились.

В комнату вошли пятеро. Первым шел маленький, седой человек в серой сутане. Сопровождали его четверо в латах и в шлемах с шишаками. Так экипируются для турнира или сражения. В руках у всех четверых были обнаженные мечи. Никакого сомнения, что они пустят их в ход в случае чего.

— Здравствуйте, — сказал тот, что в сутане. Голос его прозвучал приветливо, но бывший комтур еще крепче вцепился в свой ларец. Он был уверен, что эти люди пришли за ним.

— Вы, Арман Ги, когда-то вы были комтуром тамплиерской капеллы в Байе.

Человек в серой сутане говорил как человек уверенный в том, что ни за что не получит отрицательного ответа. Но вместе с тем для чего-то считал нужным эти слова все же произнести.

— Откуда вы меня знаете?

— Это длинная история.

— Мы с вами не знакомы.

— Между тем вы могли и даже должны были обо мне слышать, господин комтур. Меня зовут кардинал де Прато.

Арман Ги искренне попытался вспомнить это имя, как будто в этом могла заключаться какая-то для него польза.

— Я давно не был во Франции, и моя память… Поэтому прошу меня простить.

— Вы не были во Франции семь лет, один месяц и четыре дня. Именно столько времени назад вы отплыли из здешней гавани в направлении Кипра. А если говорить точнее, в поисках тамплиерского золота.

Бывший комтур не вздрогнул, не поморщился от такой неожиданной проницательности. Он счел нужным вдруг объявить:

— Меня зовут не Арман Ги, но Арман де Пейн.

— А меня по-прежнему, кардинал де Прато. Ближайший помощник и соратник христианнейшего нашего папы Климента V. Исполнитель его самых щекотливых и сложных поручений. И одно из них знаете в чем заключается?

Арман де Пейн не ответил.

— Я должен был выяснить, кто был такой этот бывший комтур Байе, решивший вступить в непонятный союз с королем Филиппом и спешно убывший на восток.

— И что же вы выяснили? — попытался брезгливо улыбнуться рыцарь с ларцом.

— То, что вы мне только что объявили. Ваше настоящее имя. И это не последняя из тайн вашего Ордена до которой я докопался.

— Вы следили за мной?

— Я имел на это право хотя бы потому, что вы признаете или признавали папу своим сюзереном. Я имею в виду Орден рыцарей Храма Соломонова.

— Да-а, — протянул Арман Ги и осталось неведомым, к чему именно относится это его заявление.

Кардинал, удовлетворенно потирая сухие руки, прошелся по комнате.

— Мне представляется, что агнцеподобный Жак де Молэ то ли по какому-то высшему избранничеству, то ли из простой неграмотности и не подозревал, что параллельно с передачей власти по магистерской, всем открытой линии, сохраняется преемственность власти кровная. И что рано или поздно она будет обнародована. Я давно почуял нечто подобное. Ведь ваш Орден последние десятилетия все больше строился по семейственному принципу. С приемом рыцаря в тамплиеры, принимался целиком и весь его род. Прямое кровное наследование высшей Орденской власти, вот что должно было увенчать этот процесс.

Де Прато вдруг остановился и впился своим острым взором в глаза Армана Ги.

— А дальше что?

— Что? — неуверенно переспросил рыцарь.

— Вам угодно притворяться идиотом, ваше право. Но не думайте, что я поверю этому притворству.

После очень короткой заминки де Прато воскликнул:

— Для чего вы отправились на восток? Я проследил ваш путь от Байе до Тампля, и от Тампля обратно в Байе. Я выведал, когда и где вы встречались с королем.

Я следил за вами, когда вы выехали в Пелисье и потерял вас лишь в Марселе. Кстати, вы оставили повсюду множество следов, сопоставив которые человек, даже менее умный, чем я, мог бы разгадать вашу тайну.

— Следов? — рыцарь пожал плечами.

— Следов, следов. Но это мелкие детали дела. Перейдем к крупным. Согласитесь, трудно поверить, что бы истинный, единственный законный глава Ордена рыцарей Храма Соломонова отправился в путешествие полное риска только дабы кому-то угодить. Не ваша это работа таскать каштаны из огня для чьего бы то ни было ублажения. И Филипп, надо думать, здорово ошибся, полагаясь на вашу преданность. Мне его не жаль. Он не знал, кто вы такой на самом деле и поэтому рискнул вам довериться.

— Да, заторможено кивнул рыцарь, прижимая ларец к груди все сильнее.

Кардинал опять потер свои руки, еще сладострастнее, чем в прошлый раз.

— И вот вы вернулись.

— Вернулся.

— И, судя по всему, с победой.

— С победой, — повторил сидящий.

— Что у вас в руках?

Руки Армана Ги мгновенно вспотели.

— Мне кажется, господин де Пейн, что у вас в руках тайна тамплиерского золота. И я, мысленно хохочу, представляя до какой степени Филипп Красивый его не дождется. Он умер бы от ярости и от отчаяния, узнав, как близко оно, вожделенное, находилось от него. Только руку протянуть. Но он ничего не узнает. Ведь вы не откроете ему этот ларец?

— Нет, — помотал головой Арман Ги.

— Вы решили воспользоваться этим золотом сами. И я понимаю вас. Его много, очень много там, в тайнике, куда ведет ключ, скрытый в ларце. Или может быть там не ключ, а карта захоронения клада?

— Я не знаю, что там, — сказал истинную правду рыцарь. Кардинал его понял по-своему.

— Понимаю, понимаю вас. Но в любом случае там хватит золота для того, чтобы купить всю королевскую семейку с потрохами, разорить ломбардцев, выплатить долги армии, заткнуть глотку ассамблеям Мариньи. По моим подсчетам не менее семнадцати галер, нагруженных золотом. Одним словом, там достаточно денег для того, чтобы воцариться. О, я понимаю вас. Многие тамплиерские общины сохранили свое влияние в Каталонии и в Арагоне, в Наварре и в Шотландии. Они поддержат своего тамплиерского короля. Да и в самой Франции обожжена только вершина горы. Тысячи облатов, служек, оруженосцев, родственников тамплиерских по ночам грезят о возвращении славы Ордена. Этому будет рад и сам капризный парижский охлос, если его еще и подкормить вовремя.

Де Прато остановился тяжело дыша. Речь заставила его взволноваться и он повелел себе успокоиться.

— Но ничего этого не будет!

— Чего? — с искренним удивлением в голосе поинтересовался бывший комтур.

— Ничего! — громогласно воскликнул кардинал.

Арман Ги отшатнулся на спинку кресла.

— И знаете почему?

— Нет.

— Потому что я сейчас отниму у вас этот ларец.

— Я не отдам, — слабым, неуверенным голосом сообщил бывший комтур.

Кардинал неприятно засмеялся, потом отвратительно захохотал и решительно направился к сидящему собеседнику. Его по-птичьи скорченные руки торчали из рукавов сутаны. Всем своим обликом он напоминал старого ворона. Рыцарь был много крупнее святого отца, но было видно, что ларец ему конечно же не удастся удержать. К тому же за спиной у кардинала стояли четыре стальных истукана с обнаженными мечами.

Спасла Армана Ги неожиданность. Она явилась в форме арбалетной стрелы, вонзившейся точно в лоб хитроумному кардиналу. Удар был так силен, что серая сутана, размахивая рукавами сделала несколько невольных шагов назад и мягко осела на пол в ногах у своего обалдевшего войска.

Смятение продолжилось недолго. Его нарушила вторая стрела, просадившая с кратким скрежетом латную грудь одного из охранников де Прато.

Когда непонятное проявляет себя с такой силой, даже очень хорошо вооруженный человек предпочитает отступить, чтобы осмотреться. Именно так поступили трое оставшихся в живых железных монстров. Они попятились к входной двери, о чем-то глухо переговариваясь.

Из-за спинки кресла Армана Ги появился Лако с двумя опустошенными арбалетами в руках.

Рыцарь смотрел на него обезумевшим взглядом. Еще бы, как можно смотреть, когда ваш хороший знакомый внезапно восстает из гроба. Сначала вы удивляетесь или пугаетесь, а уж потом настает время радости и расспросов.

Лако бросил к ногам своего хозяина арбалеты, потом одним мощным движением вырвал из его рук ларец и исчез.

В соседней комнате, куда временно ретировались люди де Прато, раздались крики. Их явно не могли издавать всего лишь трое. Там, судя по типу звуков, шла сеча. Наконец она ввалилась в комнату, где сидел бывший комтур. Руки его были бессмысленно протянуты вперед, создавалось впечатление, что это именно он всего секундой прежде бросил на пол арбалеты, предварительно застрелив двоих человек.

Именно так и подумал Ногаре, прибывший на место беседы кардинала де Прато с Арманом де Пейном в сопровождении своих людей.

То, что рассказал ему прямой потомок первого Великого Магистра рыцарей Ордена Храма Соломонова, хранитель печати счел самым настоящим бредом. Поначалу.