"Мессия" - читать интересную книгу автора (Старлинг Борис)18На большом столе в комнате, выделенной для совещаний новой группы по расследованию убийств, разложены газеты, и в каждой из них сообщается об убийстве Каннингэма. "Сан", "Индепендент" и "Дейли мейл" поместили эту историю на первых страницах. "Таймс" и "Дейли телеграф", помимо этого, опубликовали еще и некрологи. В большинстве статей цитируются высказывания Дункана, заявление архиепископа Кентерберийского, приводятся комментарии соседей погибшего. Все безоговорочно склоняются к выдвинутой полицией версии об убийстве при попытке ограбления, о Филиппе Роде не упоминается вовсе. Убийство епископа – это настоящая сенсация, чего никак не скажешь об убийстве ресторатора. Поскольку сегодня суббота, день, в общем-то, выходной, все одеты неофициально, а поскольку Джез есть Джез, он и в этом доходит до крайности. Мало того что заявляется последним, так еще и в коротких, в обтяжку, шортах и в майке. – Ух ты! – говорит Кейт. – Есть за что ухватиться. Джез посылает ей воздушный поцелуй. – И не мечтай, – смеется он. – Тебе в жизни меня не поймать. Слишком я шустрый малый. – Уже потренировался? – спрашивает Ред. – Ясное дело. Триатлон ленивых не любит. Дункан смотрит на Джеза исподлобья. – Чем заниматься с утра хрен знает чем, лучше бы штаны надел, – ворчит он. – Зато от меня не разит с утра пораньше, как от пивной бочки, – парирует Джез. – А ты, похоже, слишком много о себе воображаешь. – Эй, вы оба, – вмешивается Ред. – Хватит препираться, мы не для того собрались. Он-то хорошо понимает, в чем проблема. Дункан досадует на то, что не может провести эти выходные с Сэмом, ну а тяжкое похмелье только усугубляет горечь. Его так и подмывает сорвать на ком-то обиду, и в этом смысле Джез – совсем еще молодой парень, умница, в душе один из "тэтчеровских детей"[3] – кажется ему подходящей мишенью. Ред спешит разрядить напряжение, призывая приступить к делу. – Предлагаю для начала суммировать то, что мы сумели выяснить к настоящему моменту, а уж потом можно будет обсудить имеющиеся у каждого версии и соображения. Кто первый? – Пожалуй, я, – с готовностью откликается Кейт. – С каких новостей начать: с хороших или с плохих? – С плохих, – отвечает Ред после секундного колебания. – Плохие состоят в том, что на обоих местах преступления больше ничего нарыть не удалось. Вчера мы с Джезом произвели повторный тщательнейший осмотр, чтобы удостовериться, что ничего не упустили. Упустить не упустили, но только потому, что там упускать нечего. Никаких дополнительных улик. Опрос соседей, и в Фулхэме, и в Уондсворте, тоже ничего не дал – никто ничего не видел и не слышал. А если кто-то что-то и заприметил, то делиться результатами своих наблюдений с нами отнюдь не желает. Это типично для больших городов – каждый живет сам по себе и считает, что чужие проблемы его не касаются. – А как насчет судебных экспертов? Хоть они-то нарыли что-нибудь полезное? – Нет. Совершенно ничего. – Ладно. А как насчет хороших новостей? – Есть пара находок. Во-первых, мы установили фирму, которая произвела те серебряные ложки. Ред поднимает брови. – Неплохо! – Это компания в Шеффилде, что и неудивительно. Называется "Ривелин вэлли металворкс". Вчера, во второй половине дня, я поговорила с их главным менеджером, Малкольмом Фримантлом. – Она указывает на несколько цифр в открытом блокноте. – Эти ложки выпускаются в комплектах по двенадцать штук, чистое, высокопробное серебро. В розничную торговлю поступают по цене двести пятьдесят фунтов за набор. Кому это дорого, может купить такие же с виду, но посеребренные гальваническим способом – менее чем за восемьдесят фунтов. Речь, понятное дело, об отпускной цене – розничную наценку торговля устанавливает самостоятельно. Навскидку, не проверяя по документам, Фримантл сказал, что с восемьдесят девятого года они продали около шести тысяч комплектов. – Почему с восемьдесят девятого? – Потому что "Ривелин вэлли металворкс" владеет производством с этого времени. Более ранними данными они не располагают. Что же до точных цифр, то Фримантл проверит, что у него есть, и сообщит мне в понедельник. – А как насчет списка тех, кто закупал у "Ривелин вэлли" эту продукцию? – Это относится как раз к тем сведениям, которые он обещал предоставить мне в понедельник. Правда, я боюсь, что география поставок у них обширная – по всей стране. – Ничего страшного. Если они почти за десять лет продали всего шесть тысяч наборов, проверять придется не так много. Кейт кивает: – Пожалуй, что так. – К тому же, совершая покупки на двести пятьдесят фунтов, большинство людей пользуются кредитными картами или чеками, а не наличными. Таким образом, проследить покупателей будет еще легче. Ну а... какая другая хорошая новость? – Она также имеет прямое отношение к ложкам. Символизм серебряной ложки настолько очевиден, что мы проверили финансовое положение жертв. И что получили? – Что? – Филипп Род располагал весьма значительными личными средствами. За то короткое время, которое имелось в нашем распоряжении, – конец вчерашнего дня да еще и в конце рабочей недели – мы не могли выяснить много подробностей, но с тем, что успели узнать, можно работать. Она шуршит бумагами. – Вот. Почерпнуто из разговора с отцом Филиппа Рода, состоявшегося на Хекфилд-плейс вчера в четверть шестого. Выясняется, что это состоятельная семья из Уорвикшира – живут там чуть ли не в замке. У Филиппа имелся личный трастовый фонд, управлявшийся биржевиками из Сити, который оценивается более чем в миллион фунтов. – Ни хрена себе! Но ведь парень жил в Фулхэме обычной жизнью, не так ли? – Похоже, он был ограничен в распоряжении средствами до достижения тридцати пяти лет. И у меня сложилось впечатление, что у Филиппа с отцом были какие-то разногласия по этому поводу. – А откуда это известно? – Старик Род на сей счет особо не распространялся, но, если читать между строк, похоже, он хотел, чтобы Филипп вернулся в Уорвикшир и взял на себя управление родовым имением. Оно принадлежало семье не одну сотню лет, а Филипп был единственным наследником, так что из-за его отказа после смерти отца это достояние могло попросту уйти из семьи. – А Филипп, стало быть, не хотел плясать под папашину дудку. – Похоже на то. Его отец бурчал о "стремлении к самостоятельности" и "желании жить своим умом" таким тоном, будто и то и другое является тяжелой болезнью. – Но их разногласия не зашли так далеко, чтобы старик лишил Филиппа наследства? Кейт пожимает плечами. – По всей видимости, нет. В любом случае деньги не могли больше никуда деться, кроме как на благотворительность. Никаких залогов, долгов, прочих обременении. Я проверила. – Что же, значит, Род в нашу схему вписывается. Как насчет Каннингэма? – Этим занимался Джез. Ред обращается к нему. – Джез? – Ага. По Каннингэму мне ничего существенного раздобыть не удалось, но, похоже, в отличие от Филиппа, он не был состоятельным человеком. То есть на жизнь ему, конечно, хватало, но священнослужители в роскоши не купаются. Я, правда, связался с его банковским менеджером, но как раз перед закрытием банка, так что тот не сообщил ничего конкретного. – Ты же по телефону говорил. Он мог подумать, что ты не тот, за кого себя выдаешь. – Ну нет. Он понял, что у меня интерес не праздный. Я сразу же попросил его перезвонить мне, через коммутатор Скотланд-Ярда. – Ну так и что он сообщил? – В детали не вдавался, он их не помнил, но заверил меня, что никаких "непомерных" – это его выражение, не мое – сумм на счету Каннингэма не было. Кроме того, у меня состоялся разговор с братом епископа, который сообщил в общем то же самое. Ред кладет ладони на стол. – Думаешь, тут произошла ошибка? – Кто знает? Возможно. Все это как-то странно. Если этот тип что-то имеет против богатых людей, почему бы ему, раз уж он взялся за это дело, не разгромить заодно и их дома? Да и вообще, врагу богатеев имело бы смысл наведаться в действительно богатые дома, в Мэйфейре или Белгрэйвии. В некоторых из них охрана не бог весть какая. А те, к кому он заявился, в плане богатства не представляли собой ничего особенного, так ведь? Ни у кого нет ответа. Ред встает. – Ладно. Я тут вчера поработал ногами. – Он подходит к демонстрационной доске. – Побывал ночью в обоих домах и малость пораскинул мозгами. Очевидно то, что и в том и в другом случае следов взлома нет. Иначе говоря, следует предположить, что и Каннингэм, и Род сами открыли дверь убийце. Ред последовательно знакомит членов следственной группы со своими умозаключениями – и насчет того, что Филипп Род не знал, что будет повешен, и о том, как Каннингэм пытался спастись бегством. Не рассказывает он лишь о том, как его стошнило и каково ему было находиться в домах мертвецов, наедине с бесконечной ночью. – Мои предположения ни в коей мере не истина в последней инстанции, – заключает Ред. – Но полагаю, что они единственное, что у нас есть, и, пока не придумаем ничего получше, будем исходить из них. Ведь у каждого из нас имеется определенное представление о том, с какого типа человеком мы имеем дело. Ред берет маркер и рисует на доске человечка. – Давайте сформулируем идеи. – Белый, – говорит Джез. – А? – удивляется Кейт. – Он белый. Убийца белый. Согласно теории, серийные убийцы редко преступают расовые границы. Как правило, каков цвет кожи у жертвы, таков и у убийцы. Ред кивает и пишет на доске, рядом со своим схематичным рисунком: "белый". – Скорее всего, – это снова Джез, – ему не должно быть сильно за пятьдесят. Сомневаюсь, чтобы у пожилого человека хватило силы так избить епископа. – Человек с образованием. – На сей раз Дункан. – Обычный работяга вряд ли будет носить с собой серебряные ложки. – Угу, – хмыкает Ред, все это записывая. – Продолжаем. Кейт? – Знаком с Лондоном. Должно быть, этот малый провел разведку, перед тем как совершить свои нападения. Это не какой-то гастролер из провинции. Он здесь живет, и, скорее всего, не на самой окраине. – Значит, нам всего-то и надо, что просеять через сито восемь миллионов людей, – усмехается Дункан. – Здорово. – Может быть, у него имеются какие-то медицинские познания, – замечает Джез. – Лабецкий сказал, что языки были вырезаны со знанием дела. – Хорошо. – Ред добавляет слово "медик" к написанному возле рисунка и поворачивается к коллегам. – Почему он вырезает языки? И почему уносит их? – Медицинский эксперимент? – предполагает Кейт. – Если он имеет какое-то отношение к медицине, мало ли что могло прийти ему в голову. – М-м-м... Х-м-м. Не исключено. – А разве это не смахивает на мафиозные разборки? – спрашивает Дункан. – Я имею в виду, как они расправляются со стукачами и им подобными. По-моему, это в их манере – вырезать язык тому, кто не захотел держать его за зубами. Может быть, кто-то из убитых имел связи с преступным миром? – Из этой парочки? – фыркает Джез. – Я тебя умоляю. Дункан бросает сердитый взгляд, и Ред снова спешит погасить конфликт. – Джез, мы не можем знать этого наверняка. Такое предположение, в рамках расследования, вполне имеет право на существование. – Ладно-ладно, прошу прощения. Но к слову о стукачах. Я тут тоже прошлой ночью задумался насчет аналогий и ассоциаций. Для чего мы используем язык? – Чтобы говорить, – откликается Дункан. – Как я только что сказал. – А еще для чего? – Чтобы есть, – вступает Кейт. – Ну, чтобы пробовать на вкус, во всяком случае. – То-то и оно. Еда и речь. Пища и слово. Так вот, Филипп ресторатор, а Джеймс епископ. Филипп кормил людей – готовил еду. Джеймс произносил проповеди, то есть речи. Один работал с пищей, другой со словом. Но и у того и у другого работа была связана с языком. Ред почесывает ухо. – Как вариант это интересно. Хотя, вообще-то, все так или иначе используют в своей работе язык. – Да, но некоторые больше, чем другие, – возражает Джез. Раздражение Дункана, усугубленное головной болью, прорывается в форме саркастической тирады. – И кто же в таком случае в списке твоих подозреваемых, Джез? Кондукторы автобусов, торговые агенты, полицейские, певцы, актеры и тот малый на углу, который призывает покупать "Ивнинг стандарт"? Великолепное начало. – Дункан, такой подход делу не помогает, – указывает Ред. – Да ладно, Ред. Мы тут удим рыбку в кромешной тьме, и ты прекрасно это знаешь. Все это дерьмо собачье, насчет мотива... Ну, в общем, дерьмо оно и есть дерьмо. И ни к чему нас не приведет. – Так что же ты предлагаешь? Дункан отклоняется назад на стуле и обводит комнату взглядом. – Молиться. |
||
|