"Волшебник не в своем уме" - читать интересную книгу автора (Сташеф Кристофер)Глава 1Старик Антонио указал вперед и что-то крикнул. Молодой Джанни Браккалезе посмотрел в ту сторону, куда указывал старик, увидел впереди столб черного дыма, и сердце у него екнуло. Всего-то пару минут назад Джанни сунул руку за ворот камзола, всей душой мечтая о том, чтобы можно было снять эту неудобную и жаркую одежду. Солнце к полудню немилосердно раскалило поля, а теперь, ближе к вечеру, ветерок стих, и единственным, что двигалось, был пот, стекавший со лба Джанни. О, если бы они только не были так близко от Аччеры! Конечно, не такой уж большой это был город, но все же у двоих местных купцов всегда можно было купить вдоволь зерна и хлопка, за которые потом удавалось выручить немало денег дома, в Пироджии. У купцов этих имелись и красивые камни — орцаны, из которых получилось бы чудесное ожерелье для любой девушки, на какую бы ни положил глаз Джанни. Потому он понимал, что не может посрамить отца, появившись в городке раздетым до пояса, какая бы ни стояла жарища. Он корил себя за то, что не додумался снять камзол до полудня, когда только начало припекать, но ведь он впервые вез товары в город в разгар лета, да если на то пошло, он и вообще впервые вез товары в город! После Дня Всех Святых Джанни исполнилось двадцать, и отец повысил его в должности — сделал настоящим торговцем. Джанни так мечтал блеснуть в новом платье, а теперь — на тебе! Он смотрел на облако дыма, чувствуя, как противно сосет под ложечкой от страха. Такой дым мог объясняться одной-единственной причиной: в городе был пожар. — Скорее! — крикнул он Антонио. — Быть может, мы поспеем вовремя и сможем кого-нибудь спасти! Старик Антонио скривился, но все же послушно велел возницам погонять мулов. Джанни ощутил прилив благодарности к старику. Он нисколько не сомневался в том, что отец велел Антонио приглядывать за ним на первых порах и обучать искусству торговли. Возницы и стражники вели себя с Джанни учтиво, но ни для кого не было секретом, кто на самом деле главный в караване. Правда, с каждой очередной поездкой Джанни задавал все меньше вопросов, становился все более уверен в отдаваемых распоряжениях и более ловко торговался. Он даже сумел неплохо зарекомендовать себя в двух небольших стычках с разбойниками. Но теперь... Теперь предстояло нечто совсем иное! Одно дело — разбойники, нападающие на торговый караван, а совсем другое — разбойники, отважившиеся напасть на город! Ну да, что верно, то верно — не таким уж большим и богатым городом была Аччера, ведь она стояла так далеко от берега моря на совсем маленькой речушке, но все-таки ее окружала стена, и ее жители знали, как пользоваться арбалетами — знали не хуже других! Но почему Джанни думал о горожанах так, словно их уже не было в живых? Он скакал верхом, время от времени в тревоге поглядывая на мулов, навьюченных товарами отца. Возницы поторапливали животных негромкими окриками, боясь шуметь больше, чем нужно. У Джанни похолодело в груди при мысли о том, почему возницы так себя ведут. Что бы за разбойники ни подожгли город, они могли находиться где-то поблизости — быть может, даже в самой Аччере! Джанни проверил, легко ли вынимается из ножен меч, снял арбалет с крючка на седле. Пусть он был новичком в торговых делах, но зато оружием владел на славу. Это было необходимо любому торговцу в стране, где разница между торговцем и воином была не так уж велика — просто каждый был волен выбирать, чем зарабатывать на хлеб. Линия на горизонте постепенно превратилась в стены Аччеры, а в стене была брешь! Казалось, будто великан вырвал кусок из стены огромными зубами — великан, которому не было дела до несчастных, валявшихся вокруг дыры. Некоторые трупы лежали, перевалившись через разлом, их онемевшие пальцы все еще сжимали копья. Джанни придержал коня, поднял руку, дав знак своим людям, и весь караван замедлил ход. Нет, здесь похозяйничали не оголодавшие крестьяне, явившиеся в город за куском хлеба, — здесь поработали мастера своего дела. Кондотьеры. Мулы протестующе заржали, почуяв кровь, но возницы погнали их вперед — они знали толк в этом деле. Вскоре они, соблюдая предельную осторожность, преодолели пролом в городской стене. Джанни бросил взгляд на погибших жителей Аччеры и тут же отвел глаза, не в силах смотреть. До сих пор ему лишь раз довелось видеть мертвецов, когда Пироджии пришлось драться с обитателями соседнего города Любеллы из-за того, что пироджийский граф вздумал обвинить любеллийского купца в совращении его дочери. Дрались недолго — ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы удовлетворить оскорбленное самолюбие графа. При этом погибло двенадцать человек, и все ради того, чтобы оправдать беременность высокородной распутницы. Джанни до сих пор гадал, кто же был ее любовником на самом деле. Караван медленно ехал по главной городской улице, между стоявшими по обе стороны глинобитными, выкрашенными бежевой краской домами под красной черепицей. Торговцы опасливо оглядывались по сторонам, держа наготове арбалеты. Из-за одного занавешенного окошка послышался плач, и Джанни тут же захотелось найти того, кто плакал, утешить и ободрить, но он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя — сейчас, когда где угодно могли затаиться враги. Потом он увидел мертвую женщину — юбка была задрана выше талии, а лиф разодран, увидел лужу крови, и ему сразу расхотелось спешить и утешать кого-то — он понял, что не найдет нужных для утешения слов. Они ехали по городу, вздрагивая от каждого звука. Джанни видел разбитые двери и ставни, но ни один дом не горел. У него возникло нехорошее подозрение относительно того, где именно он увидит пожар, и сердце его болезненно сжалось. Что-то шевельнулось в тени, и с полдюжины арбалетов тут же развернулось в ту сторону, но это оказался всего-навсего старик. Он опирался на клюку, лицо его было искажено страданием. — Не бойтесь, господа торговцы, — сказал он. — Мерзавцы ушли. Джанни нахмурился, подавив желание выругать старика. С рассеченной брови того стекала струйка крови — это означало, что ему досталось в сражении, а огромный кровоподтек на левой щеке свидетельствовал о том, что, даже будучи калекой, он храбро бился, защищая свое семейство — бился, покуда были силы. Антонио спросил: — Кондотьеры? Старик кивнул. — Шайка Стилетов, судя по нашивкам. — Он указал вперед. — Там полегли те, с кем вы приехали торговать. Не сказать, правда, что у них осталось, что вам предложить. Антонио кивнул, посмотрел в ту сторону, откуда к небу вздымался черный дым. — Благодарим тебя, добрый горожанин. Мы вернемся и поможем, чем сумеем. — Тогда и я отблагодарю вас, — чуть насмешливо кивнул старик. — А пока, я понимаю, вам нужно посмотреть, как там ваши. Джанни сдвинул брови, подавив желание сказать о том, что сеньор Лудовико и старый приказчик Ансельмо — всего лишь соратники по торговым делам, а никак не родственники, но он понял, что имел в виду старик. Аччера была крестьянским городком — товары сюда привозили в обмен на продовольствие, и для крестьян торговцы были представителями другого сословия. Свернув за угол с единственной широкой улицы, караванщики увидели слева поток, хлещущий из-под водяных ворот, а справа — горящие руины склада. — Западный край еще цел! — прокричал Джанни. — Скорее! Может быть, они еще живы! Он поспешил вперед. Вся его осторожность улетучилась после заверения караванщиков, что кондотьеры из города ушли. Более опытный Антонио рявкнул на возниц, и те, схватив арбалеты, принялись усердно озираться по сторонам. Сказать, что западный край склада еще цел — это было большим преувеличением. Крыша обрушилась, а главное стропило, упав, прихватило с собой половину стены. Но огонь еще не добрался до покосившегося дверного проема, где лежало чье-то безжизненное тело, и до угла, возле которого скрючился еще один человек. Спешившись и бросившись к складу, Джанни почему-то отметил, что оба одеты слишком просто — не в камзолы, а в просторные полотняные рубахи и штаны. Рубахи несчастных были залиты кровью. Он опустился на колени возле того мужчины, тело которого лежало в дверях, увидел на его шее глубокую рану и лужу крови на земле, Джанни замутило, и, чтобы унять дурноту, он встал и поспешил к другому несчастному. Опустившись рядом с ним на колени, он увидел, что рубаха на груди бедняги залита кровью, но грудь его едва заметно вздымается и опадает. Джанни перевел взгляд на лицо раненого, увидел, как ставшие землистыми губы дрогнули, зашевелились. Раненый пытался что-то сказать. — Это Лудовико, — сказал опустившийся рядом с Джанни на колени Антонио и поднес флягу с бренди к губам несчастного. Ему удалось влить немного спиртного в рот раненого, тот закашлялся, но открыл глаза, и взгляд его дико заметался. — Я Антонио, — поспешно проговорил старик. — Синьор Лудовико, я Антонио, вы меня знаете, мы с вами частенько торговали! Лудовико уставился на Антонио, губы его растянулись, сжались, и наконец он еле слышно вымолвил: — ан... Анто... — Да-да, Антонио. Любезный синьор, что тут случилось? И зачем только этот старый олух спрашивает, когда и так все понятно? Но тут Джанни понял, что только так старик мог хоть немного успокоить Лудовико, подбодрить его. — Кон... кондотьеры! — выдохнул Лудовико. — Сти... Стилеты! Их было... слишком много... Мы не могли отбиться... но... — Но все же сразились с ними, — понимающе кивнул Антонио. — Они забрали в плен ваших работников, а вас избили. — Работники... бежали! — с трудом выговорил Лудовико. — Приказчики... домой! — Побежали домой, чтобы защитить своих жен и детей? — кивнул и нахмурился Антонио. — Конечно. Ведь не их же товары лежат на этом складе. — Мы... сражались! — возразил Лудовико. — Арбалеты... вон... — Он кивком указал на разбитый арбалет, и Джанни поежился при мысли о том, с какой жестокостью обрушились кондотьеры на стариков, дерзнувших сразиться с ними. — Они... решили... мы мертвые, — прохрипел Лудовико. — Слышал... как они говорили. — Ну будет вам, будет, — успокоил его Антонио. — Вам надо прилечь, отдохнуть. Он бросил на Джанни многозначительный взгляд, и тот, поняв старика, снял плащ и, свернув его, превратил в подушку. — Не... надо лежать! — запротестовал Лудовико и с трудом поднял руку. — Говорить! Надо... рассказать! Они... говорили... про... про то... что им... платит господин! — Да-да, я понимаю, — заверил его Антонио. — Вы слышали, как кондотьеры говорили о том, что их нанял какой-то дворянин. Это понятно, об остальном нетрудно догадаться. Принеси воды, Джанни. Джанни быстро принес и открыл бурдюк с водой. Антонио влил немного воды в рот синьора Лудовико. Купец закашлялся, попытавшись сказать что-то еще, но в конце концов отказался от этой попытки и стал пить. Вкус чистой свежей воды, похоже, лишил его последних сил, и он повалился на руки Антонио. — Как его рана? — заботливо спросил Джанни. — Ее надо промыть, — вздохнул Антонио. — Постарайся расстегнуть его рубаху, Джанни, но как можно осторожнее. Это по крайней мере для Джанни было не ново. Он бережно, аккуратно расстегнул рубаху и отвел ткань от раны. Ткань уже успела пропитаться запекшейся кровью, но Лудовико, похоже, боли не заметил. Джанни, едва касаясь раны кончиками пальцев, потрогал ее, борясь с дурнотой. — Рана большая и глубокая. — Значит, его ранили мечом, да еще и крутанули в ране, — кивнул Антонио. — Проткнуто легкое, но сердце не задето. Он может выжить. Но все равно рану надо промыть. Вылей на нее немного бренди, Джанни. — Обратившись к Лудовико, он добавил: — Будет больно, потерпите, надо потерпеть. Джанни выждал несколько секунд, дабы убедиться в том, что Лудовико услышал предупреждение Антонио, но больше ждать не стал, чтобы Лудовико не успел ничего возразить, и, наклонив флягу, вылил на рану немного спиртного. Лудовико громко вскрикнул и стиснул зубы. Увидев, что Джанни закрывает флягу пробкой, он облегченно вздохнул. — Прибери тут рядом с ним, — распорядился Антонио. — Будет лучше, если мы не станем его трогать. Джанни нахмурился. — Но кондотьеры... — Они сделали свое дело и ушли. Для того чтобы узнать о прибытии в город новых товаров, им нужно было бы оставить тут дозорных, а зачем им оставлять дозорных там, где они уже побывали? Мы туг в полной безопасности, Джанни, как в бастионе. Распорядись, чтобы наши люди постарались загасить пожар. За этими стенами мы еще сможем найти приют. Джанни сделал не только это: он велел караванщикам отнести подальше от склада все, что могло бы загореться. К наступлению темноты пожар был ограничен и начал утихать. Над несчастным Лудовико устроили полотняный навес, мулов завели в полуразрушенный пожаром склад, задали им зерна, сняли с них поклажу. Люди расселись вокруг костра и принялись готовить ужин. Антонио вышел из-под навеса и уселся рядом с Джанни у костра. — Он уснул? Антонио кивнул. — Боюсь, как бы он не уснул вечным сном. Рана сама по себе не убьет его, но он потерял много крови, и много крови вылилось в легкие. Он очень тяжело дышит. — Хорошо, хоть дышит, — вздохнул Джанни и, отвернувшись к кипящему котелку, помешал варево. — Как думаешь, неужели и вправду кто-то из благородных господ мог натравить шайку Стилетов на город? — Нет, — покачал головой Антонио. — Я так думаю, что синьор Лудовико просто слышал, как кондотьеры говорили о новом сражении и о том, кто им выложит плату за него. Джанни кивнул. — Шайка Стилетов в последнее время дралась за Рагинальди, но уж больно далеко они ушли от Туманолы. Антонио пожал плечами. — Когда нет работы, наемные воины мародерствуют. Нужна им была еда — так они явились сюда и забрали зерно из амбаров Лудовико, а заодно прихватили шерсть и хлопок со складов. И драгоценные камни, само собой. — Так что же нам теперь, с ними торговать? — возмущенно хмыкнул Джанни. — С наемниками торговаться можно только тогда, когда от них тебя отделяет толстая крепостная стена, — горько усмехнулся Антонио. — Заговоришь с ними сейчас — так они отнимут у тебя все отцовские товары, да еще и жизнь в придачу, если сильно разозлятся. — Он отвернулся и сплюнул. — Жалко, что Рагинальди заключил союз с Ботеззи. Теперь их наемные псы залягут у стен Реновы и не пропустят туда ни одного честного человека. — Союз этот был заключен не с легким сердцем, как я слышал, — уточнил Джанни. — И мигом распадется, как только воины найдут себе новую работу. — Славно было бы, если бы так оно и вышло, — вздохнул Антонио. — Когда солдаты воюют на поле, это скверно, спору нет, но хотя бы их можно увидеть да обойти стороной. — Ренова и Туманола — самые укрепленные города на востоке Талипона, — сказал Джанни. — Так что на сражение можно где угодно напороться. — Это верно, но хотя бы войско должно тут держаться, поблизости, дабы делать вид, что сражаются за своих господ и недаром плату получают. Не грабят бедных крестьян и честных торговцев. Безработные солдаты превратили бы весь остров в бесовское поприще. Он не сказал, что сами солдаты — бесы, но Джанни верно его понял. — А не может быть так, чтобы какие-то дворяне послали воинов ограбить Аччеру в наказание за какую-то выдуманную обиду? Антонио пожал плечами. — Кто их знает, этих дворян. Они способны обидеться на что угодно и велеть своим слугам отомстить за обиду. — Вот-вот, и с наемниками-кондотьерами тоже ни о чем нельзя судить наверняка, — подхватил Джанни. — Покуда им платят, они — это войско, а когда не платят — они разбойники, хуже любой шайки с большой дороги. — Куда как хуже, — согласился Антонио. — Как это еще они не додумались украсть целый город. Джанни поежился, представив себе это. Если бы отряд Стилетов вздумал бы захватить целый город, чтобы потом управлять им по своему разумению, то это не был бы город, в котором правили бы благородные господа — тогда бы все дворяне Талипона разом обрушились бы на наглецов и собрали бы всех, кто в силах держать копье. Нет-нет, наемники были заинтересованы в более легкой добыче. Им бы больше подошел такой город, в котором правили купцы — например, родина Джанни — Пироджия. — Эти мерзавцы могут служить кому-то из дворян, а могут и сами по себе разбойничать. Трудно сказать, — вздохнул Антонио. — Но Аччера стоит на землях Пироджии с тех самых пор, как наши деды сбросили местного виконта и изгнали отсюда его семейство. Так что сюда явиться могло просто-напросто оголодавшее войско, которое решило немного поразмяться со скуки. Как бы то ни было, это нехороший знак. — Ходят слухи, будто бы купцы из Туманолы волнуются — вроде бы из-за того, как у нас в Пироджии хорошо дела идут, — заметил Джанни. — И будто бы стали они к своему принцу приставать, чтобы он и им дал возможность городом управлять. — И про Ренову то же самое поговаривают, — буркнул Антонио и покачал головой. — Вот я думаю, долго ли ждать осталось, пока оба этих благородных дома ополчатся против Пироджии, дабы покончить с теми, из-за кого их купцам в голову такие опасные мысли приходят. Один из возниц, стоявших на постах вокруг полусгоревшего склада, кого-то окликнул: — Кто идет? — Друг, — отозвался некто баритоном. — Или тот, кто может стать другом. Антонио вскочил на ноги почти так же проворно, как Джанни. Оба развернулись в ту сторону, откуда донесся голос, и увидели выходящего на свет из темноты великана. Великан смотрел на часового сверху вниз. Роста в нем было все семь футов, он был широкоплеч. Просторная блуза и кожаная куртка скрывали торс, но зато штаны на незнакомце были обтягивающие, и под ними проступали могучие мышцы. Джанни был готов поклясться, что меч на боку у незваного гостя длиной равнялся росту часового. Меч, кожаный дублет, высокие сапоги для верховой езды. Можно было не сомневаться, кто пожаловал к костру караванщиков. Этот человек был наемным воином. Великаном — но при всем том наемным воином. Незнакомец был черноволос и чернобров. Его темные глаза сверкали в глубоких глазницах. Прямой острый нос нависал над полными губами и выступающим подбородком. Не сказать, чтобы нос его напоминал клюв, но что-то было в этом лице ястребиное — быть может, зоркость взгляда, которым он обвел караванщиков. Но злости и жестокости в его глазах не было. Скорее — спокойное любопытство. — Приветствую вас, торговцы. Говорил он с сильным акцентом, и выговор этот Джанни был незнаком. Такой великанище, и притом наемник, да еще и иноземец! Впрочем, ничего удивительного в этом не было — большинство наемных солдат были родом с континента. Джанни не стал спрашивать, как незнакомец догадался о том, что они — торговцы. Мулы, тюки с товарами — тут все было ясно. — Вы за нами весь вечер следили? — спросил Джанни. — Только с заката, как к городу подъехал, — отвечал незнакомец. — Пришлось немножко подраться с какими-то разбойниками — вон там. — И он указал в сторону холмов. — Их трое было. Драка, правда, недолгой вышла. Нет, они живы остались, вы не думайте, вот только коня своего я лишился. А тут я вас приметил и подумал, не найдется ли у вас лишней лошаденки на продажу. Свободные лошади у караванщиков были, но Джанни все-таки сказал: — Погибший был местным жителем, не одним из нас. — А я так и понял. Ваши люди слишком много болтали, пока могилу рыли. — А у тех разбойников, что на вас напали, не было ли, случаем, нашивок на камзолах в виде клинков? — поинтересовался вставший рядом с Джанни Антонио. — Были, — кивнул незнакомец. — Длинные, тонкие клинки. По-моему, они стилетами называются. Антонио посмотрел на Джанни. — Он не из них. — Не из них, коли правду говорит. — Честно говоря, Джанни не видел причин, почему бы шайке Стилетов потребовалось подсылать к караванщикам лазутчика вместо того, чтобы напасть на них, застав врасплох. А профессиональный воин в караване ему совсем не помешал бы, чтобы безопаснее вернуться в Пироджию. Джанни протянул руку незнакомцу: — Меня зовут Джанни Браккалезе. — Приятно познакомиться, Джанни. — Незнакомец протянул Джанни руку в знак дружбы или по крайней мере в знак того, что они — не враги. — Меня зовут Гар. Да, акцент его звучал очень заметно. Имя Джанни он произнес как «Джонни». — А фамилии у вас нет? Гар пожал плечами. — Там, откуда я родом, фамилии не приняты. Народ небогатый, на всем экономим, и на фамилиях тоже. Можно мне посидеть у вашего костра? — Почтем за честь пригласить вас в гости. — Джанни слегка поклонился и широким жестом пригласил нового знакомца к костру. Гар подошел и, сев у огня, распустил тесемки на горловине котомки, висевшей у него на плече. Из котомки он извлек облитый воском шар. — Могу угостить вас сыром. — Это славно, — улыбнулся Джанни, вытащил каравай хлеба из дорожного мешка и, отхватив ножом краюху, протянул Гару. — Похлебка еще не поспела. — Спасибо, — кивнул Гар, положил ломоть сыра на хлеб, разрезал получившийся бутерброд пополам и протянул Джанни. Антонио, усевшийся рядом с ними, с нескрываемым удовольствием наблюдал за этим незатейливым ритуалом выражения дружелюбия. — Так вы — воин-наемник? — спросил Джанни, перед тем как откусить хлеба. Гар проглотил и кивнул. — Вольнонаемный, не вхожу ни в какой отряд. А те кондотьеры, с которыми мне довелось сразиться, служат в чьем-то отряде? — Да, это шайка Стилетов. Сейчас они без работы. И для вас тут дела не найдется. Гар усмехнулся. — В отряд к тем, кто на меня напал, я точно наниматься не стану. Джанни ощутил жгучее желание поторговаться. — А вообще наняться готовы? Великан, продолжая жевать, кивнул. — А рекомендательного письмеца нету ли у вас при себе? — поинтересовался Антонио. Он понимал, что скорее всего никаких бумаг у Гара нет, да и вряд ли наемник грамоте обучен, но это было бы неплохим поводом, чтобы сбить цену. Но великан сумел несказанно удивить и Антонио, и Джанни. Он проглотил очередной кусок и кивнул: — Есть письмо. Даже два. Он вынул из котомки два сложенных пергамента и протянул их Джанни. Молодой торговец развернул пергамента. Антонио с любопытством заглянул ему через плечо, чрезвычайно заинтересовавшись наемником, имевшим настоящие рекомендательные письма. Первое было писано на иноземном языке, но Джанни язык Аиреби знал, потому что с тамошними купцами частенько имел дело его отец. Написано письмо было от имени капитана торгового судна, который сим удостоверял, что нанял Гара на службу в Донелаке, далекой северной стране, и что великан верой и правдой служил и как моряк, и как воин. Второе письмо было написано по-талипонски, и в нем утверждалось, что Гар выказал необычайную верность данному слову и надежность при доставке груза из Веноги в Ренову и храбро дрался с разбойниками. Это было особенно интересно, поскольку Венога являлась главным конкурентом Пироджии и совсем немного отставала от родного города Джанни и Антонио по размаху торговли, но зато значительно уступала Пироджии в богатстве. Джанни подозревал, что все дело в том, что веногские купцы просто-напросто еще не успели поставить на место своего графа, и тот отбирал у них львиную долю прибыли. Это сильно ограничивало возможность купечества вкладывать деньги в развитие дела и мешало им приобретать предметы роскоши. Пока граф Веноги еще не подписал себе смертного приговора, но Джанни полагал, что это не за горами. Свое письмо купец заканчивал словами о том, что к превеликому своему сожалению не может долее держать Гара на службе, так как в ближайшие месяцы не собирается в торговые поездки. Он настоятельно рекомендовал вольнонаемного воина любому купцу, которому потребен такой человек, и даже тем, кому он не особо нужен — просто так, на всякий случай. Джанни кивнул, сложил письма и вернул Гару. — Славно написано, очень славно. Он, правда, подумал о том, а не нашлось ли таких хозяев, что остались недовольны наемником и потому писем не написали, однако он отбросил эту мысль как неподобающую. — Не откажетесь ли принять у нас дукат в уплату за то, что станете оберегать нас от шайки Стилетов, — да и любых других разбойников, которые могут напасть на нас на обратном пути? — С превеликой радостью, — торжественно изрек Гар. Джанни, вне себя от счастья, поспешно вынул из кошеля дукат и протянул Гару. Великан взял у него монету и сказал: — Возьму с вас по одному дукату за каждые семь ночей, что буду охранять вас. — Годится, — заверил его Джанни. — Нам надо вернуться в Пироджию. И вернемся мы с пустыми руками, потому что Стилеты похитили зерно, хлопок, шерсть и орцаны, ради которых мы приехали сюда. — А орцаны — это что такое? — спросил Гар. Джанни выпучил глаза, но сразу вспомнил о том, что Гар в Талипоне новичок. — Орцан — это такой камень, он похож на пламя. Не такой уж редкий, и всего лишь полудрагоценный, но уж очень красивый. — Он указал на обгоревшие стены склада. — Синьор Лудовико написал нам, что скопил целый мешок орцанов и готов продать их нам, но теперь камней нет и в помине. Пусть они полудрагоценные, но за целый мешок можно выручить немалые деньги. — Стало быть, — улыбнулся Гар, пряча монету в котомку, — у нас с вами есть причины не желать Стилетам добра. А теперь расскажите мне про вашу Пироджию. Правда ли, что городом правят купцы? Джанни кивнул, а Антонио сказал: — Скорее все-таки управляют, чем правят. — Дело-то не в словах, а в делах, — усмехнулся наемный воин. — Как это вы разжились такой властью? Джанни улыбнулся. Он давно научился уходить от каверзных вопросов. А тактика была такая: как только тебе зададут такой вопрос — надо постараться отвечать на него как можно дольше, но сказать при том как можно меньше. И Джанни принялся рассказывать Гару об истории Пироджии. |
||
|