НАПАРНИК ЧАРОДЕЯ

Пролог

Хосе неодобрительно покосился на экран и напечатал первую команду процедуры записи информации в новый мозг:

“Копирование мозга”.

Экран опустел. Затем по нему пробежала вереница символов и стандартных заголовков:

“Загрузка черепной коробки”.

Хосе крепко зажмурил глаза и покачал головой. О Марсии можно будет подумать позже. Сейчас он на работе. Ему здесь неплохо платят, и он не получит денег, если выполнит работу спустя рукава. Тогда у него вообще не будет никакой работы.

Он коснулся клавиши, которая открывает окно производственной лаборатории внизу, и напечатал:

“Проверка черепной коробки”.

По экрану побежало сообщение:

“Черепная коробка загружена”.

Хосе довольно кивнул: он знал, что внизу под ним, в стерилизованной белой комнате, в обитой мягкими прокладками полусфере закреплен шар из нержавеющей стали размером с баскетбольный мяч, который будет находиться в этой колыбельке, пока в него записывается главная программа. В шаре спрятан гигантский кристалл, трехмерная решетка, которая способна вечно сохранять электрические заряды, пока еще представляющий собой всего лишь старательно выращенный камень, а не абсолютно новый мозг робота.

Тем временем техник подсоединил компьютер Хосе к памяти мозга. Теперь мозг готов к получению базовых операционных программ.

На экране появилась новая строка:

“Определите маршрут”.

Хосе напечатал:

“А = В =...”

“Равно”. Две маленькие параллельные линии как будто что-то перевернули в нем. Хосе поразила интенсивность собственной реакции. Как все-таки сильно идея равенства, перед которой он всегда преклонялся, может взволновать его! И все потому, что Марсия опять принялась за свое сегодня утром, опять завела давний разговор о том, равны ли они в своих взаимоотношениях, как должны быть, по ее мнению. И, конечно, начав, она уже не отвяжется.

Все началось, когда жена выпорхнула из душа, а он объявил:

– Завтрак готов...

Марсия остановилась в дверях, закутанная в махровое полотенце, и бросила такой надменный взгляд, на который способна далеко не всякая женщина.

– Я не хуже тебя могу нажимать кнопки автоповара, Хосе.

Хосе удивленно посмотрел на нее.

– Конечно, можешь. Я просто подумал, что было бы неплохо...

– ...дать понять мне, что я не выполняю свои обязанности? Ты прекрасно знаешь, что женщины не должны больше готовить еду.

– Конечно, знаю. Ты мне не прислуга.

– Но и мужчины тоже не слуги, верно? – саркастически заметила Марсия. Хосе нахмурился.

– Эй, давай не будем заводиться. Никто не должен быть ничьим слугой, так?

– Не говори глупости! – раздраженно прошипела она. – Если мужчины не будут это делать, кто тогда будет?

– Мы оба станем это делать для себя. Верно?

– Совсем неверно, – возразила она. – Как это может быть?

– Ну, если каждый готовит себе пищу, никто никому не служит.

– Итак, высокомерный и могущественный сильный пол все-таки не сможет отвертеться от черной работы?

Хосе в самом деле почувствовал себя заинтригованным.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я время от времени готовил тебе завтрак?

Марсия, побагровев, выпалила:

– Не будь ослом! – и вылетела в спальню. Содрогнувшийся Хосе взглянул на календарь.

– Действительно, правильно предупреждали Цезаря, берегись мартовских Ид...

Он вздохнул и откусил кусочек поджаренного хлебца. Почему-то тост больше не казался вкусным.

Хосе едва успел просмотреть перечень новостей, и в тот момент, когда он нажимал комбинацию кнопок, чтобы получить подробности заинтересовавших его сообщений, Марсия появилась из спальни, безупречно одетая и причесанная.

– Декларация независимости утверждает, что мы равны, верно? – заявила она.

Хосе, захваченный врасплох, сумел лишь промямлить:

– Что... как...

– Декларация! – погрозили ему пальцем. – Но мы не можем быть по-настоящему независимы, пока связаны друг с другом. Чтобы действительно быть равными, нужно быть абсолютно НЕзависимыми. Вот что говорится в Декларации!

Хосе побледнел.

– Неужели ты это серьезно?

– Конечно! Тиран, ты мог бы позволить мне самой заказывать себе завтрак, – она откусила английскую булочку и поморщилась. – К тому же она совершенно остыла.

– Ну, ладно! Я не должен был заказывать автоповару твой завтрак! – Хосе стиснул зубы, свернул невостребованный завтрак и повернулся, чтобы бросить его в мусорную корзинку.

– Эй, ты что делаешь! – закричала Марсия. – А что я буду есть?

Хосе удивленно посмотрел на женщину.

– Закажешь новый, конечно. По крайней мере, он будет горячим.

– У меня нет для этого времени! И все из-за того, что ты считаешь оскорбленным свое глупое мужское “Я”!

– Какое отношение имеет мое глупое мужское “Я” к тому обстоятельству, что ты не переносишь холодные булочки?

– Разве я говорила что-нибудь подобное?

– Ты сказала, что она холодная...

– Но я же ее ем. А мог бы заказать мне и новую!

– Не знаю, хватит ли у меня для этого глупого мужского соображения, – Хосе повернулся, чтобы набрать комбинацию на пульте управления автоповара.

– О, теперь в ход пущен уже сарказм? – Марсия вскочила, задрала подбородок, глаза засверкали. – Скажи мне, мистер Большой Сторонник Равенства, ты с таким же сарказмом относишься и к своей священной Декларации?

Хосе воздел брови.

– Вот уж чего не было, того не было!

– Но, мой дорогой, ты нарушаешь все ее принципы!

– Ни духа, ни буквы не нарушаю.

– Неужели? А как же насчет той фразы, где говорится, что “Создатель наделил всех людей определенными неотъемлемыми правами?”

– Да я никогда...

Она заставила его замолчать.

– А Джефферсон показал, что значит “люди должны быть свободными и равноправными личностями!”

Хосе нахмурился.

– Не думаю, чтобы это вполне...

– О, конечно, придираешься к словам. Но позволь сказать тебе, мистер Всезнайка, если “люди должны быть свободными и равноправными личностями”, тогда и жены должны быть свободны и независимы от мужей!

– Но ведь Джефферсон имел в виду штаты! – взвыл Хосе.

– Какая разница, что он имел в виду? Все дело в принципах! – Марсия устремилась к двери. – Пошли, мы опаздываем!

Она уселась в угол мягкого сидения и приказала компьютеру:

– Восьмая Миля и Адаме, – потом тем же тоном обратилась к мужу. – Закрой дверь.

Хосе закрыл дверь и одарил Марсию многозначительным взглядом, уговаривая себя сохранять спокойствие.

Но сегодня это могло не получиться, ибо Марсия уже заговорила вновь.

– Если принципы применимы к штатам, следовательно, они применимы к людям, населяющим эти штаты. Если Нью-Джерси независим от Англии, то и жена должна быть независима от мужа.

– Но ты и так независима. Воздушное судно двинулось, и Хосе по инерции сел рядом с женой.

– Тогда почему ты по-прежнему ждешь, что я приготовлю тебе завтрак?

– Завтрак! – Хосе хлопнул себя ладонью по лбу. – Твоя булочка еще в автоповаре!

– О, не волнуйся. Я с голоду не умру! – она действительно не напоминала дистрофичку, ее роскошная фигура выглядела чрезвычайно аппетитной. Особенно в тех местах, где это было связано с выпуклостями. – В конце концов, всегда можно заскочить в забегаловку и перехватить пару листьев салата или кофе с пирожными. И все это придется сделать из-за того, что ты начал этот глупый спор!

Хосе прикусил язык – он чуть было не напомнил, кто именно начал спор, – и глубоко вздохнул.

Завтрак? Зачем ей завтрак? Марсия питается распрями с собственным супругом!

– О, конечно, теперь ты изображаешь из себя терпеливого мученика! – выпалила Марсия в ответ на красноречивое молчание мужа. – Неужели ты так бесхребетен, что даже не можешь постоять за себя?

– Вопрос в том, нужно ли это делать, – осторожно ответил Хосе. – В конце концов, в Декларации действительно говорится...

– Ах, оставь в покое Декларацию! А голова у тебя на плечах есть, сам подумать не можешь? Хосе обиженно уставился куда-то вверх.

– Ну вот, теперь точь-в-точь обиженный щенок, – презрительно бросила Марсия. – Откровенно говоря, Хосе, ты иногда так липнешь ко мне, что я начинаю задыхаться. Я хочу сказать, что если твоя драгоценная Декларация утверждает, что люди – свободные и независимые личности, ты мог бы позволить и мне тоже побыть такой личностью. Лицо Хосе исказилось.

– Отлично! – выкрикнул он в пароксизме гнева.

– Если ты этого так хочешь, получи! Счастлив сообщить, что мы разводимся!

– Разводимся? – в непритворном ужасе переспросила Марсия. – Хосе! Как ты мог даже подумать такое!

Хосе недоумевающе посмотрел на жену.

– Только из-за того, что я слегка перенервничала и позволила пройтись по поводу твоей любимой Декларации... Хосе! Признайся, что ты это сказал сгоряча!

– Но, дорогая... я думал... Ты сказала, что хочешь...

– И не смей даже!

– ...быть свободной и независимой личностью! – закончил свою мысль Хосе.

– Это гласит твоя Декларация, а не я! Как ты мог подумать, что я захочу быть независимой в результате развода?

– Но ведь это как раз и значит, что ты станешь независимой от своего супруга, то есть от меня...

– Ну, погорячились, с кем ни бывает, – примирительно прошептала Марсия, наклонилась и потянула мужа за рукав. – Неужели я не имею права немного поболтать с тобой по утрам?

Машина приземлилась, и в решетке микрофона послышалось:

– Восьмая Миля и Адаме.

– Даже не думай о разводе! – приказала Марсия, быстро поцеловав мужа. – Всего хорошего, дорогой.

Неплохое пожелание.

Как можно “хорошо” провести день, который начался так отвратительно?

Хосе тяжело вздохнул, потом еще раз вздохнул, но уже полегче, пытаясь справиться со своими негативными эмоциями, и подумал, сумеет ли он когда-нибудь понять своим глупым мужским умишком, серьезно ли говорит Марсия или просто болтает.

Но не думать об этом он тоже не мог. Каждый раз пытаясь чем-нибудь заняться, он снова и снова вспоминал ее доводы. Надо признать, что они выглядели логичными. Во всяком случае, на первый взгляд.

Он тяжело вздохнул, убрал руки с клавиатуры, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Лучше как следует обдумать это происшествие с остывшей булочкой, тогда он успокоится.

Декларация.

В ней все дело. Это ключевой аргумент Марсии. Фразы о том, что “все люди наделены Создателем определенными неотъемлемыми правами” и “эти колонии должны быть свободными и независимыми штатами”. Хосе знал, что Марсия неправильно цитирует Декларацию, искажает слова Джефферсона, чтобы они больше соответствовали ее замыслам. Но это неважно: в таком настроении она пользуется любым оружием, которое подвернется под руку. Но все же он сможет забыть этот спор, если увидит фразы, написанные самим Джефферсоном, и удостоверится, что на самом деле не нарушает собственным образом жизни принципы Декларации.

Именно поэтому Хосе очистил экран и набрал код базы данных Центральной библиотеки, чувствуя себя полным придурком. Он хорошо знал, что живет в соответствии со своими идеалами и теперь проявляет слабость, доказывая это самому себе.

На экране появилась логограмма Центральной библиотеки и просьба сделать запрос.

Хосе напечатал с чувством облегчения:

“Декларация независимости”.

По крайней мере, хоть что-то в этом мире устроено разумно.

Политическая организация, созданная Декларацией, по-прежнему существует, хотя стала неотъемлемой частью союза государств, частью единой сложной системы вместе со всеми остальными государствами Земли. Но слова, с которых начинался этот союз, по-прежнему звучат в человеческих сердцах, заражают молодые умы пылом и рвением предшественников. Глубокий смысл, заложенный давным-давно отцами-основателями в основу документа, стал основанием и для Земного Союза.

И вот на экране появилось точное факсимиле самого документа. Хосе знал, что каждая буква представлена и в двоичном исчислении. Но, конечно, он не собирался рассматривать документ, состоящий исключительно из нулей и единичек.

Тем не менее просмотреть его нужно.

Так он и поступил. Просмотрел слово за словом. Вчитываясь в звучные фразы, он чувствовал, как к нему возвращается спокойствие.

Вот они, эти слова, которые Джефферсон считал самоочевидными: люди созданы равными, все они наделены Создателем некими неотъемлемыми правами...

Но тут он остановился.

“Все люди созданы равными?”

Но в английском языке для понятия “люди” можно использовать два слова: “people” в смысле “народ” и “men” в смысле “люди-мужчины”, и если Марсия в своих доводах употребляет первое, то в Декларации упоминается второе, а следовательно, новоявленная феминистка исказила цитату.

Но Хосе тут же отбросил эту мысль как недостойную. Половое различие не имеет значения: по-видимому, Джефферсон имел в виду всех – и мужчин, и женщин. И даже если он подразумевал именно то, что написал в 1776 году, то уж в 3035-м – наверняка выразился бы иначе.

Но все равно истина подрывает аргументы Марсии. А так как она использует Декларацию только ради спора...

“Сексистский документ!”

Он почти слышал ее гневный голос.

Может быть, жена и права. Но в таком случае ей не следовало цитировать Декларацию.

Это совсем неуместно. Важно одно: пытался ли он, Хосе, обращаться со своей супругой, как с низшим существом. Он-то прекрасно знает, что не пытался. Он просто рассуждал вслух, а не снисходил к бессловесной твари.

Хосе просматривал документ дальше, чувствуя себя уже немного лучше. И наконец дошел до фразы: “Эти Соединенные Колонии являются и имеют право быть СВОБОДНЫМИ И НЕЗАВИСИМЫМИ ШТАТАМИ”. Он задержал ее на экране и удовлетворенно кивнул: память не подвела – он помнит ее очень точно. Марсия была неправа, а он прав: существует разница между правом колонии управлять самостоятельно своими делами и правом женщины, как и правом любого мужчины, не исполнять чужие приказы.

Разумеется, всем приходится подчиняться приказам, если, конечно, ты не принц крови, но в наши дни даже королям и королевам, чего уж говорить о принцах, нужно подчиняться законам. Но жена не обязана исполнять приказы мужа, точно так же, как муж не обязан исполнять приказы жены...

На мгновение у Хосе закружилась голова, и он обнаружил, что усиленно рассуждает, зачем вообще вступил в брак. Да и брак ли это по большому счету?

Ересь.

Он заставил себя вернуться к проблеме. Да стоит ли расстраиваться, если живешь в соответствии с принципами Декларации? Не стоит.

Конечно, возникает мелкое сомнение: а вдруг принципы Джефферсона означают, что для сохранения независимости человек вообще не должен вступать в брак. Но Хосе был уверен, что Джефферсон имел в виду не это.

Однако сами принципы...

Принципы могут подождать.

Хосе взял себя в руки. Он еще успеет уточнить принципы за тот срок, который отмерили ему боги. Да и решить-то следовало всего одну проблему: как сохранить независимость, оставаясь женатым. Он был уверен, что сумеет найти приемлемое решение со временем. А сейчас важнее всего запрограммировать мозг робота, а то он медлит с этим делом дольше чем следует.

Тем более что документ уже почти дочитан.

Хосе нажал кнопку пролистывания и впитал Декларацию до конца, наполняясь чувством гордости за свою принадлежность к роду людскому...

– Эй, Хосе!

Хосе поморщился и повернулся к соседнему программисту.

– Да, Боб?

– Он не воспринимает оригинал, – Боб откинулся и махнул рукой в сторону экрана. – Я сделал что-то неправильно?

Хосе сдержал улыбку. Боб очень молод и пашет в лаборатории без году неделю. Конечно, парень разбирается в компьютерах получше Хосе, но с глупостями бюрократии и произвольным характером ее решений еще не знаком.

– Сейчас посмотрим, – он придвинул свой стул к стулу Боба и посмотрел на экран, поджав губы. – Какой код доступа ты используешь?

Боб взял руководство и ткнул пальцем в заложенную страницу:

– RB-34h-Z.

Вот теперь Хосе позволил себе улыбнуться.

– Мы перестали производить эту модель пять лет назад. А серия модификаций RB-34h-Z теперь длиной в милю.

Боб нахмурился.

– Откуда же мне знать, какая из них в работе?

– Каталог должен появиться на экране автоматически, когда ты набираешь код.

– Почему же он не появился?

– Потому что ты должен ввести код прежде, чем запустишь процедуру копирования, – Хосе прервал программу копирования, очистил экран, затем набрал RB-34h-Z.

На экране слева появился список, а справа – сообщение, что модели, отмеченные звездочкой, все еще находятся в производстве.

Боб нахмурился.

– Почему об этом не говорится в руководстве?

– Потому что парень, который его написал, кретин.

Боб несколько секунд смотрел на Хосе, потом улыбнулся.

– Что ж, к этому нечего добавить.

– Конечно, нечего. Если не спрашивать, почему он получил эту работу. – Хосе тоже улыбнулся. – Кстати, если не ошибаюсь, его все-таки уволили, но те, кто здесь распоряжается, посчитали, что все программисты обязаны знать процедуру, и потому не побеспокоились внести поправку в руководство.

Боб вздохнул.

– Тяжело начинающим, верно?

– Потому тебя и сажают рядом со стариком, – Хосе недавно стукнуло аж целых тридцать два года. – Ну, а теперь догадайся, какую модель тебе нужно загрузить.

Боб поднял голову, озадаченно взглянув на старшего товарища.

– Что?.. Откуда мне...

– Это прямо здесь.

Боб указал на примечание, напечатанное мелким шрифтом в правом нижнем углу должностного расписания Боба.

Боб нахмурился:

– А я-то думал, что это последний код в процедуре.

– Похоже, но на самом деле после кода RB-34h-Z ты должен добавить подстрочный индекс.

– Тогда почему они... Нет, забудь об этом, – Боб вздохнул. – Ты был прав, старина, считается, что каждый работающий здесь программист знает это, так?

Хосе кивнул.

– Должностные расписания – это матрицы. Они просто добавляют индекс и переправляют тебе. Боб развел руки и покачал головой:

– Что ж, теперь я знаю. Спасибо, Хосе.

– Всегда готов помочь, – Хосе снова сдержал улыбку. – В следующий раз сразу зови меня.

Он вернулся на свое место, сопровождаемый улыбкой Боба. Посмотрел на свой пустой экран – ничто так не помогает решить свои проблемы, как помощь другим, перед которыми встали свои.

Удовлетворенно вздохнув, он напечатал:

“Копирование мозга”.

Экран ответил:

“Загрузка черепной коробки”.

Хосе потратил каких-нибудь десять минут, чтобы проделать все необходимые действия, нажал клавишу “исполнять” и с улыбкой откинулся в кресле, глядя на экран, чтобы убедиться, что все идет нормально.

И все прошло безупречно. Час спустя на экране возникла надпись:

“Конец копирования”.

Ее сменил вопрос:

“Записать?”

Хосе довольно кивнул. Программа была воспринята без сучка и задоринки.

Программист набрал “Да”, и компьютер подал серию электрических импульсов в расположенный в нижней комнате большой кристалл, превращая только что скопированную электронную матрицу в постоянный элемент будущего мозга. После подробной процедуры программа становилась неподвластной любым стихиям: наводнению, огню, землетрясению и электромагнитным полям любого напряжения. Единственное, что теперь способно стереть программу, – электрический разряд такой силы, что весь мозг превратится в груду шлака. На экране засветилось:

“Запись закончена”.

Хосе улыбнулся и напечатал:

“Извлечь мозг”.

В производственной лаборатории по этой команде извлекут мозг из полусферы, чтобы подготовить к дальнейшей эксплуатации.

И тут Хосе вспомнил о Декларации.

Когда он начал копирование, она сохранялась в записи.

И теперь превратилась в неотъемлемую часть базовой оперативной программы робота.

Хосе невидящим взором уставился в экран, чувствуя, как что-то сжимается у него внутри. Программа введена в мозг навечно. Он не может извлечь Декларацию.

Новый мозг потерян.

И работа тоже.

Хосе продолжал смотреть на экран, чувствуя, как весь цепенеет.