"Рожденный для войны" - читать интересную книгу автора (Стэкпол Майкл)

X

Дворец Марика, Атреус

Лига Свободных Миров

1 июля 3057 г.

По отвратительному бурчанию в животе Сун-Цу Ляо понял мгновенно, что на него накатил сон. Он редко запоминал сны и еще реже оказывался непосредственным участником событий в сновидениях. Своим презрительным отношением к снам он почти целиком был обязан матери и сестре, находящим величественную и таинственную смысловую нагрузку в образах, материализующихся во время сна. Ни одна из них ничем не проявила себя в реальной жизни, а склонность этих женщин постигать реальность посредством расшифровки сновидений доказывала, что они обитали где угодно, но не во Внутренней Сфере.

Из множества публикаций и научных исследований Сун-Цу знал, что сны являются отражением работы мозга, интегрирующего недавно полученные факты в ячейки памяти. Те несколько снов, что он запомнил, как раз убедительно доказывали, что являются результатом работы мозга. Именно с подобной точки зрения Сун-Цу и рассматривал символизм сновидений. Занимаясь их разгадыванием, он интересовался лишь тем, что именно было мозгом интегрировано и куда помещено.

Ему снилось, что он находится в длинном коридоре — настолько длинном, что конца не было видно, отделанном пластинами из кованого золота. От каждой такой пластины отражались лучи, хотя источник света отсутствовал. На каждой панели выпукло или вдавленно изображались мифологические существа, научные символы или другие образы, связанные с жизнью Внутренней Сферы. Картины эти зачаровывали, хотя немного и раздражали, поскольку невозможно было разобрать, в чем суть изображения, если всматриваться в него прямо. Впрочем, Сун-Цу понимал, что из увиденного он не почерпнет для себя никакой информации.

Вдоль стены по левую руку размещались портреты. Большинство — старые и потемневшие, с потрескавшейся краской, как на полотнах старых терранских мастеров, работавших еще в эпоху, когда человечество не ведало секретов межзвездных путешествий. Он даже признал кое-какие стили: Ван-Гог, Рембрандт, Веласкес, Паркинсон и Матисс, хотя и знал, что никто из этих художников не писал ничего подобного. Сун-Цу был уверен, что на портретах изображались люди, жившие много лет спустя после того, как названные художники умерли.

Сун-Цу медленно двинулся по коридору и обнаружил, что на первом портрете изображен его дедушка, Максимилиан Ляо. Остролицый, с пронзительным взглядом, Максимилиан выглядел человеком, полным жизненных сил и дерзкого огня. Определенно, это был тот самый человек, о котором часто рассказывала мать, но он не походил на деда, каким помнил его Сун-Цу. Разумеется, ведь Сун-Цу находился в ребяческом возрасте, когда познакомился с Максимилианом, а тот к тому времени уже был сокрушен Хэнсом Дэвионом и Джастином Аллардом.

Глянув вправо, Сун-Цу увидел высокое серебряное зеркало на пустовавшем ранее месте, как раз напротив портрета. И дальше по коридору напротив каждого портрета появилось по зеркалу, что еще более усилило желание Сун-Цу постичь эту тайну. Он не видел своего отражения в зеркале, а вместо этого разглядел согбенного старика с грязными, нечесаными лохмами, ниспадающими на засаленные плечи потрепанного халата. Глаза старика пылали безумием. Да, подумал Сун-Цу, вот это как раз тот Максимилиан Ляо, которого он знал.

Он прошел дальше и увидел следующую картину кисти Ван-Гога — Томаса Марика. Резкие мазки и ярко-желтая краска отмечали каждый шрам на лице Томаса. Глаза тускло смотрели с изможденного лица, от которого так и веяло усталостью. Именно таким и выглядел Томас после самоубийства Софины.

Повернувшись к зеркалу, чтобы понять, какие метаморфозы уготованы этому портрету, Сун-Цу неожиданно увидел образ, исполненный силы. Этот Томас, облаченный в серебряные доспехи, высоко над собой держал поднятую саблю. Звездное кольцо окружало голову, а шрамы почти совсем пропали. И выражение его лица было как раз тем же самым, как в суде, когда Томас Марик разбирался с фанатичными последователями «Слова Блейка». И тут Сун-Цу понял, каким видят Томаса большинство обитателей Лиги Свободных Миров: реформатором, создавшим Рыцарей Внутренней Сферы, возродившим идеалы благородства в современной жизни.

В мозгу Сун-Цу уже начала формироваться теория, объясняющая все увиденное, и он бросился вперед, стремясь получить дополнительную информацию. На следующем портрете он обнаружил собственное изображение в виде фатоватого Арлекина с обвисшими губами, искривленными в туповатой усмешке. Изогнувшись, Арлекин демонстрировал широкую желтую полосу на спине.

А это я, каким хочу казаться другим. На Аутриче, когда все юные отпрыски королевских фамилий собирались на занятия, пока их родители обсуждали совместные стратегии, Сун-Цу намеренно во время конфликтов со сверстниками начинал хныкать, корчиться от страха, прятаться. Он понимал, что ровесники считают его мать безумной, и потому изо всех сил изображал из себя того самого избалованного и испорченного ребенка, которого и ожидали в нем увидеть.

Обернувшись и увидев свое зеркальное изображение, Сун-Цу удивился, отметив, насколько образ в зеркале походил на его кузена, Кая Алларда Ляо. Это предостережение! Он достаточно внимательно наблюдал за Каем, чтобы понять — его кузен разыгрывает свою партию, держа карты поближе к груди, и вовсе не собирается демонстрировать весь свой потенциал. По крайней мере, такое заключение следовало из того факта, что образ Кая хранился в мозгу Сун-Цу близко к образу самого Ляо. Возможно, я недооцениваю Кая.

Сун-Цу заставил себя пройти дальше по коридору. Следующим предстал портрет Хэнса Дзвиона, отчего у Сун-Цу мурашки побежали по спине. Хэнс Дэвион, представленный во всей своей славе, крепости и румяном здоровье, полностью соответствовал прозвищу Лис. Для начала он обманом заманил Максимилиана Ляо в когти этой змеи по имени Джастин Аллард, а затем устроил то вторжение, в результате которого отхапал половину миров Конфедерации Капеллана, создавая пограничную область Сарна для недавно появившегося Федеративного Содружества.

Зеркало справа отражало мумию, закутанную в марлевые повязки. Сун-Цу принялся всматриваться в нее, и тут открылся у мумии глаз, и Ляо узнал пронзительный взгляд голубых глаз Дэвиона. Тело казалось более подтянутым и юным, нежели у Хэнса на портрете, и пока Сун-Цу озадаченно размышлял над этим явлением, открылась дверь в его прошлое.

Он вспомнил, как в юности однажды проснулся ночью. Сначала он не увидел деда, лишь ощутил его дыхание да прикосновение пальцев к своей ночной рубашке. Слабый свет ночника, отражаясь в глазах Максимилиана, заставлял их гореть, как у кота.

— Не волнуйся, не волнуйся! — Эти слова были произнесены торопливым хриплым шепотом. — Хэнс Дэвион — мой друг. Это все уловка. Наша уловка.

Дверь в спальню Сун-Цу открылась, какой-то человек выволок деда, а затем пришел отец и успокоил Ляо. Он сказал, чтобы Сун-Цу не пугался, просто дед заблудился. Он сказал, что раскрылась история с созданным Максимилианом двойником Хэнса Дэвиона, и именно это послужило поводом к войне.

— Тебе, сынок, просто приснился плохой сон. Не думай о нем и никогда не говори об этом маме.

Мумия на глазах превратилась в прах, потом половину этого праха унесло ветром, как унесло половину Конфедерации Капеллана. Сун-Цу, трепеща, заставил себя оторвать взгляд от зеркала и двинуться дальше, хотя каждый шаг ему давался с таким трудом, словно приходилось пробиваться сквозь невидимый бетон.

Чуть не вечность тащился Сун-Цу на полупарализованных ногах до портрета Джошуа Марика. Именно сейчас он понял смысл сна: весь его мозг был наполнен только что увиденными образами из-за тех материалов, что прислала Катрин Штайнер. Сун-Цу напряженно всматривался в этот портрет, пытаясь разглядеть хоть какой-либо признак, указывающий на то, что Джошуа мертв, но ничего не увидел. На портрете мальчик выглядел точно так же, как на кадрах головидения — болезненным, но, по мнению Сун-Цу, чересчур здоровым.

Он обернулся к зеркалу и ничего не увидел. Тело его вздрогнуло, он подскочил и сел на постели, скидывая сбившиеся простыни с мокрой от пота груди. Затем, привалившись к изголовью, Сун-Цу отдохнул, слизывая капельки влаги с верхней губы. Что бы все это значило?

В его голове назойливо забубнил голос сестры, объясняя увиденное, но Сун-Цу подавил в себе прошлые воспоминания и настроился поразмышлять трезво. — Мой ум попытался скорректировать полученные данные, но так и не справился с пониманием увиденного образа Джошуа. И это неудивительно, ведь тогда, на Аутриче, он был гораздо моложе. А за шесть прошедших лет ребенок мог измениться очень сильно. Соответствия не получилось, вот отражение в зеркале и не появилось.

Он кивнул сам себе и улыбнулся. Ответ показался ему логичным. Если бы этот сон приснился сестре, она пришла бы к нему, бормоча нечто несуразное по поводу того, что Виктор Дэвион умертвил Джошуа и поместил собственного агента на место Лорда-Наследника Дома Марика. А ему пришлось бы объяснять сестре, что Виктор не пойдет на такое в силу своей бесхитростности. Но Кали все равно не поверила бы в такое объяснение, продолжая цепляться за сон и скрытый в нем тайный смысл.

Сон окончательно покинул его, и мозг заработал четче. Разумеется, Виктор ни за что не пошел бы на подбор двойника для Джошуа. Иначе заварилась бы такая каша! Сун-Цу улыбнулся внезапно осенившей его мысли. Но если Виктор не решился на такой поступок, это еще не значит, что я не могу обвинить его в этом. Виктор, с его непомерным чувством чести, придет в ярость.

Фрагмент за фрагментом замысел сам по себе начал складываться в уме Сун-Цу. Он пришел к выводу, что не стоит выдвигать какие-либо обвинения напрямую. Гнев Виктора может оказаться губительным для Дома Ляо. Вместо этого следует внушить мысль о погублении сына Томасу, и тогда Томас Марик, может быть, вручит ему, Ляо, бразды правления для активизации действий в пограничной области Сарна. А если разозлить Томаса в достаточной мере, то он может и потребовать от Виктора отступного — хотя бы в виде тех миров из состава Конфедерации Капеллана, которые отошли к Федеративному Содружеству.

Сун-Цу встал и босиком прошлепал по полу к письменному столу. Включив компьютерный терминал, он начал набрасывать план и составлять послания, с которых предстояло начать.

— Бедняга Виктор, — тихонько рассмеялся он, — мне приснился сон, который окажется твоим кошмаром.